Максим Кутис
9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)
И можно взять любую из этих нитей и последовать по ней, ощущая каждый ее поворот, сквозь пальцы пропуская каждое натяжение и послабление, натыкаясь на обрывы или спутанные клубки, обойти вокруг целый город и обнаружить, что нить приходит к одинокому покосившемуся фонарному столбу где-нибудь на окраине. И вместе с ней увидеть не только внешний облик этого столба, но и его память. Увидеть его реакцию на каждую каплю дождя, что когда-либо падала на его поверхность, на каждый звук, что доходил до этого места. И не просто вообразить или сфантазировать, а именно увидеть и стать частью этого. И таких нитей перед глазами появляется неимоверное количество, и уходят они из вашей гостиной по направлению к млечному пути. Божественный замысел в представлении помешавшейся эстетствующей портнихи.
И все перед тобой, все становится так просто и объяснимо и вот оно лежит прямо перед ногами, словно кто-то бросил к ногам все ключи от когда-либо запертых дверей. Это ввергает в ступор. Когда столько путей – выбор невозможен. И что делать я не имел ни малейшего представления
Тогда для меня тогда открылась еще одна, скажем так особенность. При взаимодействии с чем угодно, эти нити тащат за собой во это огромное количество взаимосвязанной информации, истории и даже литературных отсылок. Например, сделав один глоток обычного отвратного растворимого кофе, я попеременно оказался и на залитых палящим солнцем высокогорной плантации Кении, услышал дребезжащий звук назойливых насекомых, как они одурев от жары просто врезаются в шею и застревают в волосах, ощутил мозолистые руки несчастной черной женщины сорока лет от роду, оставшейся без мужа после трагического несчастного случая на скотобойне, увидел блестевший пот на ее лбу и тщательно скрываемые слезы по причине идиотского поведения ее старшего сына, отправившегося в соседнюю страну, и там связавшегося с фанатичной вооруженной группировкой. Он, конечно, обещал помогать деньгами, а позже и вернуться во славе победителя и даже намечал сам себе неплохие перспективы в новом правительстве после переворота. Однако, ее коллега по сбору кофе все не переставая рассказывала о железной выдержке прогосударственных сил и беспощадности нынешнего тирана и что уже немало историй было про головы молодых ребят для потехи и устрашения насаженных на колья. Тем самым выжимая у женщины все новые и новые приступы слез. Со следующим глотком в моих волосах уже был предзакатный ветер и придорожная пыль, солнце нехотя опускалось за небольшой холм, слышал как водитель наконец когда он один мог удовлетворить свою любовь к американской поп-музыке и громко подпевал старой поп-песенке. Далее почему-то были песчаные карьеры и завод по изготовления керамики, видимо, в дело добавились вибрации кружки. Потом еще грузовой самолет, с покрывалом из растянувшихся у него под брюхом кучевых облаков. Небольшая турбулентность, но в остальном все в порядке.
Кофе я так и не допил. Пока я оказывался и опробовал каждое из этих, хммм, я бы не назвал это видениями или фантазиями. Скорее это множество реальностей, наслаивающихся на ту, в которой был я. Или воспоминания, которых у тебя никогда не было, но которые были у всего окружающего. Порой это было захватывающе и волнительно. Но в большую часть времени мне хотелось просто выпить кофе, а не вдаваться во все трагедии огромного завязанного самого на себе окружающего мира. Что стало довольно проблематично.
Я попытался успокоиться и постараться разобраться, что это, для чего, откуда. Почему именно мне, почему сейчас? Вопросы сыпались, но оставались без какого-либо ответа. Даже предположения. Все было слишком ново, слишком необычно, чтобы примерить хоть какой-нибудь из прежних вариантов ответа. Оставался только образ невысокой брюнетки, что так пристально смотрела на меня. Только она выбивалась из общего ничем не примечательного хода событий жизни. Хорошо, что у меня остался ее телефон. Кто знает, может быть ей известен требуемый порядок действий.
Я набрал ее номер. Был вечер, голос К. звучал сонно. Я смущенно представился и напомнил ей о недавно прошедшем вечере. Было приятно, что она меня вспомнила или, по крайней мере, сделала вид. Она сообщила, что улетела на съемки рекламы какого-то йогурта. На вопрос, когда вернется, я получил ответ, что в лучшем случае, только на следующей неделе. Все-таки йогурт элитный, приглашенные актеры капризные, погода ни к черту, сценарий заезженный, а съемочная группа тайком выпивает. Но надо все выполнить гладко. "Да-да, конечно", – отвечал я слегка растерянный, перебирая красные нити между пальцами.
Дни тянулись мучительно долго. Там, где она находилась, погода не менялась, сценарий переписываться не желал, актеры капризничать не переставали. Насколько я мог судить по тексту сообщений, ее настрой тоже был далеко не фонтан. Меня лишь немного успокаивал тот непререкаемый факт, что как бы не были тяжелы рекламные роды, в конце концов они всегда заканчиваются рождением.
Мне оставалось только аккуратно выполнять каждодневные хлопоты, изо всех сил стараясь не оглядываться по сторонам. Не покидало чувство, будто я мелкий мошенник, неожиданно для себя загремевший в тюрьму строго режима, или же застенчивый ботан-старшеклассник, перешедший в новую школу. В голове только держалась одна мысль: "Не смотреть по сторонам, никуда не ввязываться". Иначе не успеешь моргнуть глазом ты оказываешься в самых неожиданных местах, видишь их хитросплетения, в голову вплетались образы и мысли. Словно меня насильно заставляли быть свидетелем и смотреть на безжалостный видеоряд, в металлической маске, не позволявшей закрыть глаза. Только режиссером был не Кубрик, а само величие хаоса. На выстроенный свет и мало-мальски логичный сценарий рассчитывать не приходилось.
К примеру, однажды я решил, не подумав срезать изученный путь, и пройти по незнакомому переулку, как на меня сразу напали воспоминания этого места. Размеренный вечер сменился глухой зябкой ночью. В этом грязном антураже, среди глухих стен и молчаливых окон предо мной предстала омерзительная сцена изнасилования. Девушка также, как и я два года спустя решила срезать путь, дабы успеть на последний троллейбус до дома. Однако, не успела дойти. В этом же переулке дожидался недавно ставший отцом молодой человек. Все происходило с крайней степенью зверства. Самое ужасное, что я не только мог видеть это зверство, но еще и чувствовал его. Те взорвавшиеся эмоции проникали в меня по этим красным путеводным нитям, и безжалостно вгрызались в каждую клетку. Похоть и гнев одного были внутри наряду с беспомощностью и отвращением другой. Но основополагающим у обоих был страх. Противоречивый, но словно объединяющий их обоих. И я стоял в ступоре, очевидно, что не в силах что-либо сделать. И не в силах отвернуться или сбежать. Мимо проходили случайные прохожие, нынешние и прошлые. Кому-то было известно это происшествие, ведь потом об этом написали в криминальной хронике местной газеты, кто-то понятия не имел и спокойно проходил мимо. Когда все закончилось мужчина быстро сбежал, петляя по ближайшим улицам, гонимый своим личным страхом. Девушка же еще долго оставалась лежать на земле в разорванной одежде, обездвиженная своим ужасом, она не могла пошевелиться, давилась, крики о помощи так и застыли в ее горле, вываливаясь наружу уродливыми скомканными еле слышными звуками. А я все стоял не в силах отвернуться. В конце концов меня вырвало, что хоть немного привело меня в чувство. Девушку спустя час обнаружила вышедшая на вечернюю прогулку с собакой пожилая учительница, она и вызвала полицию.
От этого места тянулись все те же нити, впрочем, как и от любого другого. Они никак не отличались, например от линий, которые тянулись от качелей, стоявшей в соседнем дворе, на которых уже пятьдесят лет катались, сменяя друг друга, разные поколения живших тут малышей. Алым сплетениям было совершенно безразлично, к чему они приводят и откуда они распространяются. Оставаясь постоянными в своем цвете и фактуре, с присущей каждой из них легкостью они могли привести как на место суицида, так и на ландшафтное возвышение в парке, откуда открывался прелестный вид на закатное солнце. И то, и другое всего лишь момент времени, стечение обстоятельств, для них такое же непримечательное, как и любое другое. Качественное или этическое наполнение не играет никакой роли. Поэтому следовать по ним было каждый раз сродни сюрпризу, словно путешествовать без карты. Частенько я возвращался к тому же месту, с которого и начинал. Но порой оно подкидывало подобные случаи, обрушивающиеся на тебя ни с того ни с его омерзительными гранями бытия.
Переполняемый отвращениям я все же последовал за линиями, что отходили из этого глухого переулка. Идти до самого края у меня не хватило духу, только немного, дабы удовлетворить свое мерзкое любопытство. Смотреть им в лицо у меня не было никакого желания, но мне было любопытно как они пережили это происшествие. Красные нити уходили за город. Оба лица, оказавшихся в тот момент в том месте, сменили место жительства. Девушка, по началу замкнувшаяся в себе, постепенно отошла от случившегося. Прошла курс психотерапии, сейчас она была вполне счастлива. Готовилась к замужеству. Вероятно, сейчас она ведет размеренную замужнюю жизнь и даже в кошмарах не возвращается мыслями к тому темному переулку. Мужчина, как многим показалось, поспешно сменил работу и переехал со своим только что разросшимся семейством в соседний город. Он спрятал глубоко в себе любые воспоминания о своем преступлении. Единственное, что продолжало объединять их – это приступы первородного страха, внезапного обрушающегося на них ужаса, случавшихся с разной степенью периодичностью, но чаще всего в городе, особенно в толпе, мимолетное мельчающая деталь, каким либо образом связывавшаяся мозгом с событиями двухлетней давности тотчас заставляла сердце биться быстрее, дыхание учащалось и выступали капли холодного пота. Такой деталью могло стать что угодно, будь то отблеск холодной луны в чьем-то окне или даже завывание ветра в той же тональности, как и тогда в переулке. И даже есть память подсказывала, что ничего общего у этой стены с теми, что беспристрастно окружали их тогда не было и луны тогда за вообще видно не было, то это никак не помогало. Страх уже был внутри, ломал преграды и видоизменял детали, смахивая пыль с полки погребенных воспоминаний. Хотя природа и причины появления его была различны, действие он оказывал на обоих одинаковое. Требовалось немало усилий, чтобы прийти в себя и натужно улыбнуться окружающим людям, заметившим нешуточное изменение на лице, отмахнуться от вопросов и сослаться на усталость.
Эпизоды, подобные этому, всерьез выбивали меня из колеи. Я был счастлив, если день проходил без новых инцидентов, на которые я мог наткнуться по своей неосторожности. Я выходил из дома в одно и тоже время и старался вернуться также осторожно, действовал по проверенному сценарию. Окружающих прохожих, я сторонился, предпочитая смотреть под ноги, а когда шея начинала болеть, то в небо. На небесах ничего не происходит. Хотя нити и спускались сверху, их было не так много. Хотя с тем же успехом они могли и вздыматься наверх. Их направление понять было невозможно. У них нет ни конца, ни начала.
Я уже потерял всякую надежду на возвращение своего божественного незнания, когда одним поздним вечером получил сообщение от К. Она вернулась в город. Как же я был рад, хотя даже понятия не имел, как это может мне помочь. Но почему-то продолжал питать большие надежды на ее присутствие или разъяснения. Но с таким же успехом, она могла ничего не понять или же подумать, что это полнейший бред. Я осторожно спросил ее о возможности встречи, однако к моему разочарованию, ей необходимо как следует выспаться, чтобы потом присутствовать при процессе монтажа. Ведь ее партнерши хоть и умные, и сообразительные личности, но данный вопрос всегда лучше держать под личным контролем. Но она дала слово, как закончится этот проект, что мы обязательно куда-нибудь выберемся. "Да-да, конечно», – ответил я, изображая оптимизм. Это стало самым часто употребляемым мною словосочетанием за все время этой безнадежной переписки. Я выругался вслух и залез под одеяло с головой, образы фабрики по производству одеял из синтетических материалов не давало особенной пищи для ума, поэтому я смог спокойно уснуть.
Следующим днем я обдумывал, как мне аккуратно ввести ее в курс своего случая. "Привет, я вижу все взаимосвязи бытия", "О какое изящное платье. Наверное, из нитей. Кстати, о них. Я вижу, как буквально все пронизано, связано, обусловлено." "Ах да, помнишь как мы говорили о поэзии. А ты знала, что "стулья в вашей гостиной и Млечный путь связаны между собой. И более тесным образом, чем причины и следствия, чем вы сами с вашими родственниками" – это ни хрена не метафора, с самая что ни на есть долбанная реальность?". Как ни крути звучало это все прямо скажем безумно. Но оставался один хитрый вариант в запасе и заключался он в том, чтобы как следует напиться. Во-первых, любые даже самые невероятные теории и доводы звучат куда убедительнее, когда ты пьяный. Во-вторых, мне самому было любопытно, как будут выглядеть новые аспекты мироздания под градусом. Одному было страшно, с прежними собутыльниками – неуместно, а вот в компании К. будет мне казалось будет как-то спокойнее. Как следует поразмыслив, я решил пометить этот план как "Б", все-таки я, по сути, ее совсем не знал, хотя и успел наделить ее чертами понимающей провидицы. Надо действовать осторожно, по обстоятельствам.
Спустя пару дней я все-таки получил долгожданное приглашение от К. Она предлагала мне сходить вместе с ней на презентацию книги, раскруткой которой занималась ее команда. Не самые, конечно, подходящие условия для философских кривотолков, но хоть что-то. Встреча была назначена днем позже. Отлично, пронеслось у меня в голове, есть время подготовиться, привести себя в порядок. Может быть даже получиться нормально выспаться. В последнее время, мой мозг был буквально переполнен разнообразными впечатлениями, отголосками прошлого, событиями настоящего и предвестниками неспокойного будущего. Все эти отрывки материи застревали и беспорядочно наслаивалась у меня в бессознательном отделе, выливаясь потом в причудливые и беспокойные сновидения. Стало проблематично просто спать, беззаботно отправляться в царство Морфея, свернувшись калачиком. Каждая раз, перед тем как забраться в кровать, я собирался с силами и мысленно готовился к новой серии бессвязных приключений, наполненными причудливыми образами и аллегорическими мотивами. Ночью я словно пытался пройти мозгоиссушающий квест, срежессированный шизофреником на спидах. В ход шло все что угодно, и темные леса с преследующим меня маньяком, который оказывался моей собственной матерью, и щемящее чувство невозможности попасть в зачарованный замок, используя вешалку, говорящие крысы, поглощавшие меня стены, обезображенные двойники, землетрясения в стране шоколада, выпадавшие зубы, эхо войны, инвалидность, окружение из одних безмолвствующих манекенов, а также, разумеется, всевозможные символы вагин. Во снах я умирал несчетное количество раз, каждый раз оказываясь в новом антураже и перед новыми задачами. Помимо прочего мало того, что я мог проснуться посреди ночи в поту и тяжелым дыханием, проснуться от крика и фантомной боли, под таким впечатлением, что мне приходилось еще некоторое время походить по комнате прежде, чем снова отважиться заснуть опять. Если я просыпался под утро, то еще доспать у меня уже не выходило. И это при всем том, что я специально отправлялся к подушке, изрядно уставшим, чтобы избежать мучительного анализа образов перед тем, как заснуть, я предпочитал вырубиться сразу под тихий бубнеж чего-нибудь безопасного и до боли известного. Например, серий старых сериалов, виденных уже дюжину раз.
Выспаться как следует и на этот раз не вышло. Мне приснилось, что я был за городом с родней. По всем каналам объявили, что все ядерные боезапасы всех стран были запущены и что оставалось всему живому по расчетам часов шесть. Я пришел в жуткое беспокойство. Пытался всех собрать, чтобы что-то придумать, уехать как можно дальше или же отыскать ближайшее бомбоубежище. Но никакой реакции от них не последовало, хотя абсолютно все были в курсе. Все с пассивностью и готовностью были готовы к ярким столпам разрушающего света на горизонте, неспешно делали свои обычные дела. Ну да, мы все умрем, какая разница раньше или позже. Обескураженный я вернулся домой, чтобы попытаться самому что-либо предпринять. Включил телевизор, чтобы узнать, что делать при таких чрезвычайных ситуациях, куда бежать, где укрываться. Однако, там как обычно шло каждодневное ток-шоу, где абсолютно с таким же настроением смирения и безучастности, подводили какие-то итоги человечества, и ведущий с грустной улыбкой прощался с многомиллионной аудиторией. И тут в состоянии полнейшего непонимания и растерянности я и почувствовал приближающиеся зловещую вибрацию, от которой и проснулся. Под окном к булочной подъехал грузовик, доставляющий свежую выпечку. По крайней мере неприятный осадок после пробуждения был скрашен запахом только что испеченного хлеба.
Хотя время в этот день играло против меня, вечер все-таки наступил. Одевшись поприличнее, я был у входа в ночной клуб, где должно было проходить мероприятие. К. заранее меня уведомила, что не сможет уделить мне много времени, так как для нее это работа в первую очередь, а свои обязанности она привыкла выполнять самым надлежащим образом. На входе стоял охранник со знакомым лицом. Я вспомнил, что именно он не пустил меня на вечеринку полгода назад, видите ли, я недостаточно презентабельно был одет, хотя, по правде сказать, тогда до этого я успел шлепнуться в лужу и был весь в подсохших грязевых разводах, но мне все равно казалось, что я все равно весьма хорош собой и охранник повел себя несправедливо. Но так и остался на улице. Я, конечно, его прекрасно понимал, но все равно чувство собственного достоинства было глубоко задето, поэтому сюда я ни разу не возвращался за эти полгода. Теперь же у него не было ни единого шанса придраться ко мне. Я протиснулся сквозь немногочисленную группку тусовщиков на входе, которые отчаянно перебирали куда же им теперь направляться, вследствие неожиданного частного события, я оказался прямо перед ним. По прищуру и надменно поднятой верхней губе, мне показалось, что он меня вспомнил. Он был на целую голову меня выше и, наверное, на две дюжины голов больше меня в объеме. Я нагло смотрел ему прямо в глаза, собственно, как и он на меня. Возможно, он прочитал всю степень решимости и отчаяния моего положения и понял, что в этот вечер мне точно лучше не перечить, возможно просто мое имя было в списке, но он почтительно сделал шаг в сторону и всей своей фигурой приглашал меня войти.
После узкого темного коридора я вошел в обширное основное пространство клуба. Как же невероятно выглядели эти алые колышущиеся нити при модном приглушенном люминесцентном свете: они отражали его, играли с ним, придавая своему невыносимо легкому движению безмятежную фатальную эстетику, и разлетались по всему помещению, легко покачиваясь в такт безликого медитативного музыкального сопровождения. Некоторое время я стоял абсолютно завороженный, не решаясь пройти вглубь и нарушить этот гипнотический арт-перфоманс, и просто смотрел по сторонам широко раскрытыми глазами. Наверное, также смотрела бы акула на организованный косяк из мелких рыбешек, который пытается сбить ее стольку своим отлаженным движением, если бы у нее было хоть немного эстетического восприятия. Мои же алые линии переплетаясь устремлялись к каждому из большого количества людей, что здесь находились. В принципе не надо было обладать сверхвосприятием, чтобы понимать, что все здесь и так связаны между собой.
Все это общество было буквально окутано алыми связями: они обвивали шустрящие ноги подающих закуски, аккуратно ложились на согнутых в локтях руках, держащих наполненные бокалы, нервно содрогались на трясущихся от смеха плечах, вплетались в роскошные локоны или эротично покоились на бедрах безымянных спутниц. В этом замкнутом пространстве они опоясывали всех и вся. Какой-либо нужды выслеживать взаимосвязи меня не было, этим и так прекрасно занимались работники светских изданий, которых здесь опять же было в изобилии.
Какие-то неизвестные писатели бывшие и нынешние с тремя пустыми книжками, которые по сути о них самих, но все эти книжки всегда стоят на полках над картонной вывеской "Топ-продаж", продюсеры, чьими усилиями они там и оказываются, журналисты, которые тоже вносят свою лепту в рейтинги своими рецензиями, уверенные только в своем таланте и массовых идиотизме и продажности официанты, которые всегда за пазухой всегда носят экземплярчик своей собственной рукописи, чтобы оставить у кого-нибудь под носом. Еще богатые тусовщики, просто лица с экрана и глянцевых страниц, которых ты почему-то знаешь, но вот почему они известны – мало кто имеет хоть малейшее представление.
Я не обращал много внимания на присутствующих. У меня был всего одна цель – увидеть К. Нити никакого содействия мне не оказывали. Мне лишь приходилось аккуратно просачиваться сквозь хаотично стоявшие группы людей, пытаясь ее заметить.
Я прочесал всю площадь помещения, рисуя у себя в голове хорды пройденных путей. В моем понимании не могло быть ни одной точки в зале, которую бы я не изучил. Однако, все было безуспешно. Я уже начал ходить по третьему кругу, как встретил ее коллегу, которая тем вечером была с ней в подвальном баре. Не сразу, она тоже меня вспомнила. После обмена приветствиями, на мой вопрос о К. она как и неутешительно предполагалось ответила: "Где-то тут. Она любит быть в прямой гуще бурь и вьюг и следить за развитием событий. Так что посмотри внимательнее". Вместо раздосадованного "Да я этим уже долбанные полчаса только и занимаюсь" я просто вежливо откланялся. После еще пары бесплодных заходов и нескольких недовольных взглядов и пролитых напитков, я решил изменить тактику и направился к бесплатному бару. Хотя бы его за это время я успел разыскать.
Предавшись символическому воспоминанию, я взял коктейль на джине, тем самым решил проверить свою собственную мысль, что К. появится, только после того как я пропущу пару стаканчиков.
Но я ошибался. Пошел третий стаканчик, я все безуспешно всматривался в самую суть этого бала Сатаны. Но он все отказывался извергнуть из себя требуемую мне персону, хотя может сама персона не желала появляться. Или попросту забыла. Порции выпивки я по старому доброму завету чередовал с сигареткой на улицы у входа. Но там тоже вопреки всем надеждам находился только мой старый приятель охранник. У него был нюх и опыт, так что каждое мое появление сопровождалось строгим наблюдательным взглядом, будто он только и ждал моей осечки, чтобы выставить меня на улицу, словно бродягу, случайно затесавшегося на вечеринку богачей с фальшивой кредиткой. Чтобы себя развлечь, я даже начал изображать легкую нетвердость походки и рассеянный взгляд. Но ровно до того предела, чтобы он все-таки не посчитал нужным подойти ко мне. Так и мы стояли по пять минут рядом каждые полчаса. Удивительно, но больше никто на улице не появлялся. У официантов наверняка было свое место у служебного входа, а гости могли спокойно покурить в специально отведенном месте в самом заведении, где они могли предаться последним сплетням и разговорам без напыщенной светской вежливости. Этот закуток был мал и интимен, поэтому туда я точно не хотел заходить. Там наверняка все прочуют, что я явно лишний на этой тусовке. Даже сквозь массивный столб дорогого табачного дыма. Посему я довольствовался классическим местом у входа.
Чем больше времени проходило, тем все в большей растерянности я был. К. не отвечала и не находилась. В ее телефоне были только долгие гудки. Остроумных идей у меня не было, разве что запастись терпением и дождаться измором покуда все гости будут начинать расходиться ближе к концу вечеринки. Идея не самая гениальная, поскольку я наверняка напьюсь быстрее, чем люди, у которых все-таки есть дела и интересы тут. Но в схватке между целеустремленным здравомыслием и безнадежной скукой последняя уверенно побеждала.
За барной стойкой я опять погрузился в пассивное созерцание. Красные нити плелись за проходящими мимо людьми. Показалось, что они теперь выглядят как-то уставши. Возможно, из-за огромного их количества в каждом кубическом метре пространства. Помимо всего прочего здесь происходили новые перспективные знакомства, как в плане творчества и бизнеса, так и в других более личных планах. Появлялись новые и новые, которые были идентичны существующим, они опоясывали людей, наслаивались мешались друг на другу, опоясывали людей вокруг талии, у некоторых счастливчиков они образовывали изящные алые петли вокруг шеи. Насколько, это символически и пророчески сказать не берусь, вследствие полнейшего незназнания некоторых отдельных личностей, их текущего положения и вероятного развития событий в будущем. Возможно, стоило последить за желтой прессой или освещениями светских событий в ближайшем будущем.
– Хорошо тебе, можешь спокойно пить, а мне приходится носиться тут словно белке на кокаине.
Я обернулся. К. стояла совсем рядом, в полуметре от меня. Выглядела она роскошно. Безупречное черное платье подходило ей идеально. Закрытое спереди оно плавно огибало все ее изгибы, и ниже талии стремилось свободно вниз, уходило в пол, полностью закрывая грудь и ноги, но создавая гипнотический абрис. Волосы были аккуратно уложены сзади. В ушах минималистичные платиновые серьги с небольшими камнями. Ну тонком запястье покоились пара браслетов из того же метала, на пальце же красовалось массивное кольцо на всю фалангу. На ней был эффектный, но сдержанный вечерний макияж, глаза подведены длинными черными стрелками, скулы легко подчеркнуты тенями, на губах темно-алая помада.
Она сделала глоток из моего стаканчика, слегка поморщилась, но поджала губы в знаке одобрения. Затем поцеловала меня в щеку.
– Ну здравствуй. Рада, что ты заглянул на наше мероприятие.
– Привет, – сказать, что я был рад ничего не сказать. Ее эффектное появление из ниоткуда бросило меня в эйфорический ступор. Хотя я много раз проигрывал в голове нашу вторую встречу, когда она таки случилась я признаться растерялся. – Мило у вас тут.
– Конечно, такое событие, – ответила она, скорчив саркастическую гримасу.
– Я хотел было тебя найти, но мне это никак не удавалось. Прошел все вдоль и поперек. Хотел было спросить, но я же тут никого не знаю. Вот и оставалось сидеть у бара в режиме незаметного наблюдателя.
– Да, прошу меня извинить. Все-таки это – работа в первую очередь для меня, это для всех остальных празднество.
– Будешь что?
– И снова извини, но пока нет. Не могу расслабляться, прежде чем вынесут торт. Вот тогда уже все обязательства исполнены, все самые придирчивые уходят или напиваются и уже можно спокойно наслаждаться остатками вечера. Наверное, стоило тебя предупредить.
– Да нет, что ты, мне вполне себе весело. Я сижу придумываю шутки и остроумные комментарии у себя в голове и тихонько посмеиваюсь над ними.
– Да я вижу, здорово. С удовольствием присоединилась бы… А, черт, – Тут ее телефон завибрировал, – Секунду.
Она внимательно прочитала пришедшее ей сообщение и беззвучно выругалась.
– Извини меня буквально еще на пару секунд. Как же надоело то это все…
Написала внушительный ответ.
– Так и на чем мы? Шутки и комментарии, говоришь…
– Угу, случаются даже смешные…
– В наше время это – нечастое явление. Интересно, послушать.
В эту секунду ее телефон снова настырно завибрировал.
– Да что за люди, извини, – она снова перевела в него свой взгляд. – Ох, быстрее будет решить лично. Так. Чтобы ты не скучал, тебе компанию составит мой новый друг, – она полезла в свой маленький клатч-конверт и достала тонкий чистый блокнотик. – Старый друг, с которым ты уже имел честь познакомиться, сюда бы не поместился. Я буквально на пару минут.
Не успел я ничего сказать, как она повернулась и удаляясь, открыла моему взгляду свою спину, всего на пару мгновений, пока не пропала за стоявшими рядом гостями. Платье сзади украшал глубокий вырез и то, что тем вечером лишь игриво и стеснительно зацепило мой взор теперь предстало во всем своем великолепии. Нательный рисунок, который игриво заходил на ее плечи и шею, на спине обретал и без церемоний демонстрировал все свое могущество. Он овладел всей площадью ее тонкой талии, занимал ее острые лопатки, уверенно обнимал тонкие ребра. Черные длинные пальцы некоего древнего божества, что скрывалось в самых дремучих и гиблых местах, реинкарнировались в чернилах, обрели новую жизнь, вбирали в себя бледную плоть спины. И то что было двумя отдельными элементами двух разных, и противоборствующих миров, хотя и соседствующих, становилось единым целом.
"Неплохо было бы это теперь как-то сносно записать", – подумал я и открыл новехонькой блокнотик. Посмотрел на него с полминуты и подумал, что сначала следует покурить. Думаю, все приличные писатели без ритуала вдыхания табака в качестве обязательной прелюдии никогда за дело не принимались.
Красные линии, нити
Проникают всё глубже, как любовник, как идея, как бог.
Поглощают и вбирают, без цели, без отвращения, без жажды
как расплавленный металл, как огонь. Завладевают судьбой.
Равномерно и поэтапно
Как время они окружают незаметно и тихо
Дабы стать с нами целым, единым, общим созданием, сознанием
И ничто не мешает, в этих нитях нет напряжения. Ничто не сковывает нас.
Это не путы, не цепи, но атлас.
И как бы не стало далеко, это не порвется, не сломается, не сгинет.
И всё что было так далеко будет в крайней степени близко.
К. выплыла из толпы также неожиданно и бесцеремонно, как за несколько минут до этого растворилась в ней. Все время ее отсутствия я был сосредоточен на листочке. Ловким движением она забрала у меня из-под носа свой блокнотик.
– Áтлас?
– Атлáс, – поправил я.
– Что же весьма недурственно, для пятнадцати минут на шумной вечернике. Или ты готовился?
– Нет, такого я точно предвидеть не мог.
Её глаза дважды внимательно пробежались по строчкам. По нахмурившемуся лбу мне подумалось, что она хотела что-то сказать, но не могла решить сделать это сейчас или подобрать момент поинтимнее. На эти мгновения ироничная улыбка покинула ее лик. Она перевела взгляд со странички и серьезно посмотрела на меня, затем опять вернулась к написанным словам. Я же изображал спокойствие вернувшись к своему стаканчику. Резким движением руки она оторвала листочек и протянула мне.
