Максим Кутис
9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)
– Черт его знает. Вроде нет, всего километр.
– И мы идем в правильном направлении?
– Тут вроде всего одна дорога.
Так мы шли минут десять. Пейзаж если и менялся, то практически незаметно. С одной стороны был пустырь с россыпью огоньков от жилых домов на заднем плане, с другой – безжизненная промзона со старчески гавкающими собаками. Девушка упорно, шла вперед, иногда спотыкаясь об сухие ветки на обочине и чертыхаясь при этом. Мне надоело слепо идти за ней.
– Как тебя, кстати, зовут? – спросил я, уже начинаясь задыхаться от предложенного ею темпа.
– Можешь называть меня Л.
– Хм… Это не полное имя?
– Это – сокращение. Мне больше нравится.
– Что же, Л., могу я все-таки взглянуть на карту, потому что мне кажется, что мы идем не туда.
Она достала мой телефон и все-таки протянула его мне, а сама закурила. Я сверил наше положение по карте и ближайшую заправку. Показал ей.
– Нам же сюда надо?
– Угу.
– Ну тогда мы прошли поворот.
– Когда?
– Минуты четыре назад была дорога налево.
Она внимательно посмотрела на экран, сжала зубы и молча пошла обратно. Я хотел убрать телефон, но тут высветился звонок с неизвестного номера.
– Видимо, этой твой друг на машине. Ответишь?
– Ну скажи ему, что мы уже идем.
Я и ответил ему: «Мы уже идем».
– Кто мы? Где Л.?
– Идет рядом.
– А ты кто?
– Владелец этого телефона.
– Дай ей трубку.
– Она далеко. Я не побегу.
– Что за… Где вы?
– Недалеко от заправки.
– Ладно, я уже припарковался. Жду.
Я передал Л., что он ждет. Она ответила: «Прекрасно». Мы еще раз, уже заранее, уточнили маршрут и наконец вышли на большую улицу с автомобильным движением. Рядом находилась та самая заветная автозаправочная станция. Л. узнала старенький синий хетчбэк и направилась прямиком к нему. Я все также поплелся за ней. У машины стоял молодой высокий парень в черном худи с длинным худым лицом и зачесанными назад поседевшими волосами и пил кофе из бумажного стаканчика. Л. подошла шла к нему и приветственно обняла. Он ей предусмотрительно купил кофе и булочку. Л. принялась жадно жевать. Я думал, просто подойти попрощаться. Но она опередила меня:
– Мы поедем в сторону центра? Тебя подбросить?
– Да, это было бы очень мило.
– Ну тогда забирайся.
Я попросил пару минут, хотел забежать на заправку и тоже взять себе, что-нибудь перекусить. Я ничего не ел с самого утра, плюс еще эта ночная прогулка на свежем воздухе. Но, уже стоя перед прилавком, я обнаружил, что бумажника у меня нет. Я прощупал все карманы, но ничего. Вероятнее всего, он выпал в самой гуще толпы. Черт с ним, наличных в нем все равно особенно не было. Кредитку я успел заблокировал, и тут же телефон разрядился. Голодный и раздосадованный я вернулся к машине. Двое моих новых знакомых уже сидели внутри в полной готовности. Я забрался на заднее сиденье.
Парень настороженно посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
– Так понимаю, владелец телефона?
– Да, все верно, – ответил я.
– Нормальный парень? – спросил он, уже обращаясь к Л., словно я внезапно пропал с заднего сиденья.
– Понятия не имею, – ответила она индифферентно. – По крайней мере, честно отсидел пару часов за решеткой и не пытался меня убить и изнасиловать, когда мы остались наедине.
Водитель еще раз удостоил меня внимательным взглядом и завел двигатель. Мы вывернули на практически пустую дорогу и быстро поехали в сторону центра.
Л. сразу взяла телефон своего друга и начала его расспрашивать, что он знает. Тот начал рассказывать, что пока дописал текст и записал видео для, как он выразился, своих на этом мероприятии, время начала манифестации прошло. Он появился уже с большим опозданием. Все пути были огорожены, внутрь было уже не попасть. Он видел из-за спин людей в форме, что начало твориться черт знает что. Поэтому он отправился назад на квартиру, чтобы было удобнее следить, и сразу отправиться вызволять, тех кого взяли. Л. была первая, кто позвонил. И он сразу сорвался. Она, в свою очередь, рассказала свои приключения. Вторую часть я и так знал, первая заключалась в том, что она пришла на манифестацию. Но она была в компании двух друзей: Красного и Синего. Сначала я подумал, что они придумали, эти цветовые обозначения, чтобы не называть имена при мне. Но потом выяснилось, что они действительно их так называли. Более того у Л., что неудивительно, было прозвище Белая, у нашего водителя – Серый. Я позже спросил, большие ли они поклонники «Криминального чтива», но оказалось, что это просто был просто цвет их футболок на встрече в самом начале знакомства. Так и закрепилось. Когда началась основная заварушка, она потеряла их из виду, а потом полицейский вытащил ее за шиворот, когда она пыталась защитить девушку, которую «жестко приложила уродов в погонах». И она оказалась в полицейском грузовике, практически сразу после начала бурления масс.
Все время пока Л. рассказывала, она не отрывала глаз от телефона, нажимала кнопку вызова, выжидала несколько гудков, потом сбрасывала, обновляла новостную ленту, пробегала глазами пару верхних заголовок, затем снова звонила и так много раз подряд. Наконец, она сунула телефон между коленей и повернулась ко мне. Я до того момента сидел совершенно беззвучно.
– Значит, ты там оказался случайно?
– Угу, – я ответил честно.
– То есть ты шел такой, видишь, куча народа, и подумал, наверное, так там очень весело или что раздают клевое, пойду погляжу, может и мне достанется, что-нибудь на халяву, так что ли?
– Не совсем, – я старался отвечать как можно более спокойно, несмотря на ее откровенно враждебный тон. Тем более она спокойно могла выкинуть меня из машины и тогда стало бы совсем паршиво. – Я в курсе общественных настроений. Я слышал про намечающуюся протестную акцию, но свое непосредственное участие в ней не планировал. Однако, по стечению обстоятельств, я оказался рядом этим днем и действительно решил пройти через манифестацию, поскольку я разделяю их позицию.
Л. повернулась всем телом на пассажирском сиденье и смотрела на меня прожигающим взглядом, ее лицо было в темноте и только в глазах мелькали отражения мелькающих огней. Очевидно, что мое оправдание не слишком ее удовлетворило, моя позиция была отлична от ее, и хотя направление указывало примерно в одну сторону, но градус уклона был совершенно различен. Однако, здраво рассудив, что сейчас не самое удачное место и время, чтобы выискивать врагов, она развернулась и буркнула водителю:
– Поехали на квартиру.
– Может лучше домой тебя отвезти, – осторожно спросил он.
– Нет, я не хочу домой, отвези меня на квартиру. Там, если что, есть где поспать.
Ее друг ничего не ответил. Л. продолжила пытаться дозвониться до кого-то из «своих». Я продолжил молчать сзади. В повисшей тишине Серый включил радио. За полчаса, пока мы ехали по городу, о происшествии в центре города упомянули лишь раз и то в виде трех предложений, последнее из которых звучало как «в настоящее время ситуация стабилизировалась». И далее зазвучала спокойная классическая джазовая зарисовка. Парень за рулем усмехнулся и обратился к Л. «Ну как, чувствуешь гордость за свою профессию?». Та ничего не ответила. Она оторвалась от телефона и меланхолично рассматривала мелькающие за окном ночные пейзажи.
В городе, как и сказали, действительно было все спокойно. Мы специально сделали небольшой крюк по дороге. На тех размашистых улицах, где буквально полдня назад кипели настоящие человеческие страсти, теперь было абсолютно чисто. Даже стерильно, не было даже мусора. Асфальт и тротуары были как следует вымыты. Поливальные машины, вероятно заряженные святой водой, практически сразу смыли общественную скверну и недовольство в ливневую канализацию. Лишь пара десятков покореженных металлических ограждений, бесхозно притаившихся в тени, как бы извиняясь, напоминали, что была бойня. Но в скором времени и их не станет. Даже если органы забудут убрать муниципальное имущество, то кто-нибудь непременно присвоит его себе и заботливо унесет подальше от чужих глаз.
Серый расспрашивал подробнее, что и как там было, Л. отвечал односложно, иногда просто игнорировала. Ему приходилось обращаться ко мне, я отвечал, что шли оттуда то, там то стояли грузовики для задержанных, вот так стояло ограждение и тому подобные детали. Он понимающе кивал, это была далеко не первая акция протеста в городе для них.
Наш автомобиль въехал в темный двор, окруженный одинаковыми пятиэтажными домами. Водитель припарковался и заглушил мотор. Мы вышли из машины, было далеко за полночь, вокруг было темно, уличное освещение не работало, звезды были слишком далеко, а луна была вообще непонятно где. Вокруг было только несколько разрозненно горящих окон, но их явно не хватало для гармонии. Я не говорил моим новоявленным знакомым, что я остался без каких-либо средств и со сдохшим телефоном. Л., которая к концу пути незаметно задремала, вышла из машины, протерла кулаками глаза, недовольная от самой себя, что допустила подобную слабость. Она прислонилась спиной к машине и подкурила сигарету. Я мялся в сторонке. Л. протянула мне сигарету, на руке у нее был вытатуирован шестипалый сжатый кулак.
– Спасибо, – я взял предложенное мне.
– Да, долгий день сегодня был.
– Это да…. Это твое первое задержание?
– Шутишь? – Л. прыснула смешком. – Да я знакома, наверное, чуть ли уже не с половиной полицейских в городе. Могу им вежливо кивать, если буду проходить мимо. Хотя имен я их не запоминаю. Для меня они все на одно лицо. Честно, уже сбилась со счета сколько раз меня забирали. Больше десяти точно. Эй, Серый, сколько раз ты приезжал меня вытаскивать?
Ее друг был занят тем, что искал что-то под светом ручного фонарика в багажнике машины.
– Считая этот – девять.
– Ну значит девять, – Л. стряхнула пепел на землю и, подумав, добавила. – Хотя не то, достижение чтобы им гордиться. А тебя что ли первый раз загребли?
– Ну принимали в подростковом возрасте, правда это было очень давно и по мелочи.
– Типа нарушение общественного порядка?
– Ну да.
– Как будто этот гребаный общественный порядок можно хоть как-то нарушить. Огромная недвижимая закостеневшая тварь. Ты видел, они уже успели улицы помыть? Разогнать народ, прибрать улицы и сделать вид как будто ничего и не было. Вот и весь этот общественный порядок. Такой маразм.
– Угу, и по новостям ничего не сказали.
– Здесь, я уже перестала удивляться, – Л. щелчком отбросила сигарету. – Ладно. Ты сможешь добраться до дома?
– По правде говоря, я потерял бумажник. Но ночь приятная, как-нибудь доберусь.
– Это тупо, еще идти сейчас. Можешь у нас переночевать.
– Не хотел бы мешать. Но было бы очень здорово.
– Эй, а у нас есть что поесть? – она снова обратилась к своему другу, который видимо не нашел, что искал, и разочарованно хлопнул крышкой багажника. – Умираю с голоду.
– Что-нибудь найдется, – ответил он.
Мы пошли к одному из темных подъездов. Внутри были очень похоже на полицейский участок, в котором мне посчастливилось побывать. Такие же одинокие лампочки, через одну перегоревшие, та же облезшая краска на стенах. Зеленая, но оттенок был приятнее. Мы поднялись на последний этаж.
Квартира с двумя спальнями, небольшая. В общей комнате на стенах были подранные обои, которые были хаотично заклеены плакатами самой различной тематики: политические с призывами и лозунгами, эротические с игривыми девушками и просто афиши фильмов и концертов. Вдоль стен стояли картонные коробки, на двух столах располагались мониторы и ноутбуки. Две спальни скрывались за закрытыми дверями. На первой двери висел плакат «Не болтай!», на второй – «Сохраняйте спокойствие и продолжайте».
Л. сразу села за свой ноутбук с большим количеством наклеек на крышке, Серый взял меня на кухню. Пока он доставал из морозилки мороженные сосиски и кипятил воду, начал рассказывать, что все они познакомились пару лет назад, как раз на одном из митингов. Были одеты в футболки разных цветов, так и закрепились как позывные, потому сначала это показалось по-шпионски забавным, а потом уже прилипло. Потом они пару раз собирались в барах, и поскольку политические взгляды у них были схожими, то на этом и породнились. Организовали сообщество в интернете, где анонимно писали, о происшествиях, о коррумпированных случаях произвола властей, организовывали единомышленников, участвовали в акциях. Органы, конечно, обращали на них внимание, вызывали к себе, конфисковывали материалы, но до каких-то тяжелых случаев не доходило. Неофициально это место стала штаб-квартирой. Он вместе с парнем в красной футболке незадолго до этого нашли это жилище и стали снимать у одной старушки. Прекрасная была женщина, рассказывала очаровательные истории из своей молодости, тоже была радикальна и свободолюбива. Но уже больше года как она скончалась, они организовали сбор средств через свое сообщество на похороны. Провели церемонию и собрали вещи, готовясь к переезду. Но так к ним никто не пришел и не выселил. Так коробки и стоят, готовые в любой момент двинуться куда-угодно. А так он просто продолжает платить по счетам и понятия не имеет кому теперь принадлежит эта квартира. Здесь они живут с Красным вдвоем, но практически каждый день к ним кто-то да заходит. Общественная жизнь кипит. Хотя по большей части по вечерам они пили или курили траву. Но это только способствует жизни их маленькой ячейки. Л. (он по привычке называл ее Белой) встречалась с Красным некоторое время, порождая этим огромное количество шуток, что «лучше не смешивать», потом расстались, но остались в хороших отношениях, что помогло их группировке не развалиться. Сейчас у них в коллективе было все отлажено и каждый исполнял свою работу: Белая была журналистом, она публиковала на страницах сообщества, то что не могла напечатать в своем издании, Красный – фотограф, старался не пропускать ни одного значимого общественного мероприятия, сам Серый был айтишником, а еще один член команды, Синий, был всем подряд, постоянной работы у него не было, но с людьми он ладил только так, мог добыть что угодно.
Тем временем вода закипела, Серый залил кипятком чайные пакетики в кружках из разных наборов и выложил в большую тарелку десять сосисок с холодной картошкой-фри из фаст-фуда в качестве гарнира, затем позвал Л. на кухню. Та пришла с ноутом, не отрываясь от экрана, устроилась с ногами на табуретку, взяла руками сосиску и сунула в рот. Потом сделала глоток из кружки, поперхнулась. Молчаливо бросила укор на Серого. Тот понял все, и достал из шкафчика початую бутылку коньяка. И еще три совершенно разные кружки. Он разлил коньяк. Мы выпили.
– Есть какие-нибудь новости? – спросил Серый наконец.
– Нет, тут еще появляются сведения, кого куда оформили, но по ним пока ничего.
– Может еще объявятся, – фраза Серого прозвучала с преступным притворством на хороший исход. И это состояние покидающей с каждой секундой надеждой воцарилось в помещении. Л. сходила в ванную, смыла остатки макияжа и немного поправила свои волосы. Она сразу же вернулась за свое место за ноутбуком. На ее лице отражался холодный свет монитора. На щеках и чуть вздернутом носике, очищенных от тональника, показались веснушки. Выразительные контрастные брови были напряженно сведены, голубые глаза суматошно бегали по экрану. Только изредка она отрывалась от монитора, чтобы, закрыв глаза, размять затекшую шею. Мы быстро доели съестное. И все вместе допили бутылку. Серый убрал тарелку и кружки в раковину.
Уже начинало светать. Все были безумно уставшие. Серый предложил пойти немного поспать, но Л. отказалась. «Я еще немного посижу, надо узнать, где они». Он предложил мне место в общей комнате. Небольшой диванчик был завален распечатанными листовками. Я аккуратно все собрал, положил рядом и лег. От подушки сильно пахло сигаретным дымом, так что мне пришлось отбросить ее и подложить под голову свою руку. Серый отправился за дверь с плакатом «Соблюдайте спокойствие…». Л. пока оставалась на кухне. Я уснул мгновенно.
Проснулся я от ноющей боли в шее и обнаружил себя в неестественной позе на стареньком фиолетовом диванчике с прожжёнными дырками. Некоторое время приходил в себя, собираясь с мыслями, что это вообще за квартира и диван. На улице через окна без занавесок уже во всю светило солнце. Я поднялся, размял затекшие конечности. Обнаружил, что боль также присутствует и в правом плече. Сразу вспомнилось как меня не слишком деликатно отводили в грузовик для транзита по городу. Весь вчерашний день постепенно восстановился в памяти.
Дверь в комнату Серого была приоткрыта. Я заглянул внутрь. Там никого не было. Только лишь аскетичный интерьер. Матрас с покрывалом и подушкой, а также стул, на котором сверху было наброшена одежда. Маленький фикус на окне выглядел как непозволительное излишество. Дверь в комнату напротив была открыта, внутри также никого не было. В отличие от своей предыдущей она была обставлена с большей заботой и вниманием к деталям. Был симпатичный стол с лампой, полноценная кровать и даже небольшой шкафчик. Около кровати стояло несколько стопок книг. На полу лежал небольшой мохнатый коврик.
Я вернулся в общую комнату. При дневном свете она выглядела еще неказистее. И так небольшая по площади с башнями из коробок она напоминала лабиринт. Единственное, что ее спасало, так это высокие потолки декоративными плинтусами и великолепная раритетная люстра посередине, впрочем, вся в пыли. Я уж было подумал, что мои новые знакомые ушли по делам и решили меня не будить, что было очень мило с их стороны, но я точно не собирался проводить в этой квартире весь день в непонятном ожидании, когда же они вернутся. В последней надежде я решил проверить кухню. Л. все также была за столом перед ноутбуком. С закрытыми глазами она сидела на стуле во вчерашней одежде, подложив руки под голову, и мирно дремала за столом. Ее спокойное выражение лица контрастировало со вчерашним напряженным и злым образом. Дневной свет ложился на светлые волосы и мягкие черты лица. Видимо, Серый не стал будить обоих несостоявшихся каторжников и тихо вышел. Я тоже не хотел ее тревожить. Скорее всего никаких новостей она вчера не дождалась, но как только откроет глаза снова продолжит свое изматывающий и бесплодный поиск.
Зазвонил ее телефон. Стандартная заливистая мелодия. Она резко подняла голову, сморщившись огляделась вокруг, увидела меня в коридоре, задержала взгляд, видимо, вспоминая, кто я такой и что делаю в их квартире, потом все-таки решила ответить на телефонный звонок. Говорила она сонным голосом, хотя всячески старалась это скрывать. «Да…. Да, это я…… Да, знаю такого…. Не родственник, но близкий человек… Да…» Л. подскочила так, что стул, на котором она мирно спала отлетел назад с грохотом. Голос задрожал, она практически кричала в трубку «В смысле? Это…. Но…. Где? ………… Где он находится?........ Да, блять, просто скажите куда! Я приеду сейчас».
Л. положила телефон на стол, облокотилась руками на крышку стола. Она учащенно дышала и всеми силами пыталась восстановить свое самообладание. Обернувшись, она вновь обратила внимание на меня в темном проходе, я так и остался там стоять, побоявшись пошелохнуться.
– Сказали, что он в тяжелом состоянии и не приходит в себя. Они позвонили по последнему телефонному номеру в истории. Мы с ним говорили вчера днем, в самом начале всего этого дерьма, – тихо произнесла Л. Медленно выделяя слова, словно каждая буква в этом предложении казалась ей каким-то невозможным бредом.
– Кто?
– Вызови такси, надо немедленно ехать.
– Куда?
Она назвала адрес городской больницы, прошла мимо меня, задев плечом, и направилась в комнату с книгами. Открыв ящик стола растерянно начала копаться, достала какие-то документы. Затем пробежалась глазами по полкам, ища что еще может быть полезным. Пока она собиралась, я позвонил в такси. Мне пришлось спросить еще и адрес, где мы находились в тот момент.
– Через три минуты прибудет.
– Хорошо. Вроде всё.
Она положила документы в свой маленький тряпичный рюкзачок, в коридоре накинула куртку и быстро вышла. Я второпях последовал за ней, захлопнув входную дверь. Стремительно спустившись по ступенькам, мы тут же оказались перед входом в подъезд. Машины пока не было. На улице была прекрасная погода, было тепло и безоблачно. На детской площадке играли дети под присмотром бабушек. Ребята постарше играли в футбол на площадке. Дворовые коты лениво спали на скамейках, а шустрые воробьи весело щебетали над ними. Картина неестественной на первый взгляд, но действительной житейской идиллии противопоставлялась нервозному состоянию Л.
– Где такси? – Л. посмотрела на меня со злостью.
– Едет, еще пара минут.
– Пошли навстречу ему.
– Нет, стой здесь, оно по адресу.
Она подкурила сигарету. И сначала нервно ходить взад-вперед, прерываясь на короткие затяжки.
– Кто попал в больницу? – еще раз спросил я ее.
Она в первый и последний раз при мне произнесла имя того, кого они обычно шутливо заговорщицки называли Красным.
Такси наконец показалось из-за угла. Л. выбросила наполовину выкуренную сигарету на тротуар и торопливо села не переднее сиденье. Я уселся на заднем. За всю дорогу она не произнесла ни слова, лишь бросала ненавистные взгляды на водителя, если тот не успевал проскочить на зеленый сигнал светофора. Можно было прочувствовать все посылаемые ею мысленные проклятия, но это нисколько не волновало.
Больница представляла собой тот же полицейский участок, только на два этажа выше и в другом цвете. Белом. Л. пронеслась через главный ход, чуть не сбив по пути вышедших после смены двух врачей. Они были в возрасте, привыкшие ко всему, и такие человеческие реакции их уже нисколько не смущали.
Она помчалась сразу к регистрации, чтобы узнать нужную палату. Ее бешеная нервозность совершенно не волновала окружающий мир, тот тёк лениво и самодовольно, размякши подставляя свое асфальтово-бетонное лицо теплому дневному солнцу. Тучная медсестра на регистратуре, только недавно перешла от рукописных карточек к машинному тексту. Поиск каждой буквы фамилии занимал у нее определенное время. Одну за одной медсестра находила их на клавиатуре и нажимала своим толстеньким пальцем. Л. ненавидела всех и вся, себя в первую очередь, что она никак не может добраться до своего друга. Она тяжела дышала после этого забега из такси, волосы клоками торчали во все стороны, на щеках выступил румянец и широко раскрытые глаза впивались в медлительную работницу регистратуры.
Толстый палец нажал на кнопку Enter, медсестра хлебнула чаю и озвучила номер палаты.
Л. помчалась по лестнице на третий этаж, я устремился за ней. Безрезультатно побегав по однотипным коридорам, наполненными одинаковыми дверьми, бредущими пациентами и родственниками, мы наконец нашли нужную палату. Внутри было две кровати, одна из них были пустой. На другой мирно спал старичок лет шестидесяти. Он не на шутку испугался, когда юная растрепанная девица влетела в палату. Он схватился за сердце, но переведя дух, что сказал, что парня экстренно отвезли в операционную, а то он был совсем плох. Л. так же стремительно выбежала из палаты, я еле успел увернуться, чтобы она не снесла меня. Операционный блок был этажом выше. Медсестра в возрасте хотела остановить нас на входе, но ей было точно не угнаться за нами. Она это понимала и даже не попыталась. Л. нашла нужную дверь в конце коридора и уже потянулась к ручке, как дверь сама открылась. В проходе возник врач в униформе со следами крови. Мужчина в маске был крепкого телосложения под два метра ростом. Л. врезавшись в него, по инерции отскочила на метр назад, но осталась на ногах. Врач же остался недвижим. Он закрыл за собой дверь и снял маску, под ней скрывалось мрачнейшее выражение лица.
– Ты в своем уме? Что ты творишь? Это – операционная, – он сказал строго, но слова прозвучали совершенно без гнева.
– Что с ним? – Л. очень боялась услышать ответа.
Врач проглотил ком в горле и произнес: «Он не справился».
Л. снова попыталась ринуться внутрь, но врач уже с силой ее оттолкнул. Мне пришлось схватить ее сзади за руки. Ею овладела истерика, ее конвульсивно затрясло, она уже не отдавала себе отчета. Она упала, поднялась, с криком пыталась вырваться из моих рук. Я ее держал как можно крепче, приходилось прилагаю все усилия. Она начала меня бить, ее удары, несмотря на хрупкое телосложение, были очень болезненны. Мне чудом удалось усадить ее на стул рядом. Она закрыла лицо руками и рыдала, протяжно и высоко, захлебываясь слезами. Врач стоял все это время рядом. Наверняка, он видел всё это много раз. Но до сих привыкнуть к этому не мог. Он сел рядом, с моей стороны, облокотившись на колени. Его тихий бас был практически не слышен из-за рыданий Л. с противоположной стороны. Он говорил кротко, устало и словно извиняясь, что ему вообще приходится говорить в этот момент:
– К сожалению, мы ничего не могли сделать. Он поступил к нам вчера к вечеру с обильной кровопотерей. Он встал перед автобусом, который должна была увозить людей с митинга. Полицейский его не заметил. И наехал. Его и привезли к нам на том же самом автобусе. Полицейские и кто были внутри были в ужасе, как могли останавливали кровь. Мы собирали его могли как могли, он получил удар, и потом попал прямо под переднее колесо. Нижние конечности были раздроблены. С вероятностью процентов девяносто остался бы инвалидом после этого. В середине ночи состояние стабилизировалось, что уже было чудом, перевели его в палату. Но с утра открылось внутреннее кровотечение и уже сделать ничего было нельзя.
Мужчина тяжело выдохнул: «Жаль парня. Молодой ведь, хоть и дурной. Извините. Примите искренние соболезнования». Врач тяжело поднялся, сочувственно хлопнул меня по плечу и сгорбленно поплелся вдаль по коридору, скрипуче проминая усталой поступью своей статной фигуры старый деревянный пол. Л. не слышала озвученных им подробностей, она исступленно рыдала, задыхаясь, сложившись пополам и обхватив колени. Я мог лишь положить ей руку на спину, неуместно пытаясь проявить сочувствие. Я чувствовал ее конвульсивные движения, каждое нервическое движение, каждый напряженный мускул, и мне тоже было стыдно, как и врачу, что я был свидетелем этого горя, хотя не обладал ни возможностью, ни правом его хоть как-то разделить. Такое горе, как и любое другое, всегда исключительно персонально.
Живой теплый свет из дальнего окна заполнял все пространство светлого больничного коридора. Только лишь натыкаясь на наши фигуры, он останавливался, результатом чего были искривленные уродливые тени. Чуть поодаль сидели уборщицы. Громкое рыдание вырвало их из летаргического состояния. На этом этаже видели довольно скорби и потерь, но каждое новое было словно еще одна свежая рана. Они бросали нам сочувствующие взгляды, и тихонько переговаривались между собой. От их сочувствия мне становилось еще неуютнее. Самое беспомощное проявление человечества в человеке. Но при этом одно из самых важных.
Силы постепенно начали предательски покидать Л. Конвульсии становились все тише и тише, яростный маятник движения затухал, громкие истерический рыдания теряли свой накал и незаметно, но все отчетливее перерастали в скудный утробный вой. Обрывистый и низкий, словно рассудок окончательно покинул человека и его место заняла тупая боль. Л. неумолимо умирала на этом стуле, пока наконец не перестала издавать ни звука, лишь тихие всхлипы, доносящие откуда из опавших на лицо волос. Она оставалось в таком положении, словно уснула.
Пока наконец не выпрямила спину и не откинула прилипшие к лицу намокшие от слез кончики светлых волос. Я убрал руку с ее спины. Лицо ее стало красным и опухшим, что было значительной метаморфозой по сравнению с той мертвецки бледной девушкой, что забегала по ступенькам на этот этаж ранее. Слезы все еще лились, но уже сами по себе, беззвучно и безнадежно. Л. огляделась по сторонам, но не думаю, что она хоть что-то видела. Скорее рефлексивно.
Она поднялась, но ослабевшие ноги не слушались, и она рухнула на стул. Повторила попытку, облокотившись о стену. Нетвердой заплетающейся походкой направилась к той проклятой двери. Я попытался ее остановить, со словами, что может быть не надо.
– Думаешь, ему может стать хуже? – обернувшись через плечо, со страдальческим оскалом ответила Л. «Станет только тебе», – подумал я, но не озвучил. Я встал на расстояние шага от нее, чтобы он случай чего поймать.
Л. открыла белую дверь операционной. Комната с педантично расставленными предметами со столом в центре. Две девушки в больничной униформе суетились, убирая и промывая инструменты, и не заметили нашего появления. Стерильные светло-голубые тона нарушала лишь белая простыня с кровавым пятном посередине. Л. на ватных ногах направилась именно к ней. Она остановилась за пару метров, закрыв рот рукой в попытке удержать крик внутри. Слезы вновь покатились по ее лицу. На столе лежал молодой человек с красивыми точеными чертами лицами. Острые скулы были подчеркивались бледной кожей с небольшой щетиной. Короткие взъерошенные черные волосы. Верхняя часть тела была цела, на нижнюю лучше было не смотреть. Она была прикрыта пропитавшей простыней. Она не смогла подойти ближе. Вопль все-таки вырвался из нее, заставив одну из медсестер уронить поднос. Они закричали с требованием немедленно покинуть помещение. Л. их не слышала, она лишь пыталась удержать истошный крик в себе, который все равно просачивался булькающими животными звуками.
Я решил ее вывести, в этот раз она уже не сопротивлялась. Покорно она облокотилась одной рукой на меня, второй же все еще пыталась сдерживать свои рыдания. Мы вышли из операционной. И, уже не останавливались, продолжали движение по коридору и затем дальше вниз по лестнице, до самого выхода на улицу. Встречавшиеся нам по пути люди, учтиво замедляли движение и расступались, как перед траурной процессией. Мы остановились у скверика на территории больницы. Я усадил ее на скамейку под раскидистым тополем. Л. немного пришла в себя. Она вновь вернулась к состоянию с тем бездумным взглядом в пустоту впереди себя. Я попросил разрешения взять ее телефон. Пришла мысль, что следует известить Серого. Что делать дальше в подобных ситуациях я не имел ни малейшего представления. Кому еще можно позвонить я также не знал. Я нашел его в контактах именно под этим позывным. В это время она нашла в рюкзачке свою пачку сигарет и долго, всхлипывая, пыталась трясущимися руками подкурить. Я ей помог. Она сделала одну затяжку, положила запястье на колено и забыла о ней. Ее взор вновь устремился в бесконечность. Оставшаяся часть сигареты дотлела до конца, и осталась лишь фильтром.
