Лариса Яковлевна Шевченко
Любовь моя
– Женщины и девочки из пространства приключений в основном исключены. Их дело приучаться работать, – проехалась Инна. – Я судорожно пытаюсь вспомнить, что советского приключенческого мы читали в школьные годы, а в голове колом стоит библия нашего детства «Хижина дяди Тома». Сейчас в списке для домашнего чтения нет книг о приключениях. Тризну по ним справляют учителя, сбросили их с корабля современности. И мистику они не одобряют. Но мы и наши дети не чурались на уроках под партой на коленях читать иностранные переводные приключенческие книжки, потому что испытывали в них потребность.
– Учителя мыслят несозвучно тебе? Консерватизм и романтизм тоже бывают разными: реакционными, передовыми.
– Классику либо облизывают, либо оплевывают?
– Но эта литература не предполагает умствования и наличия интеллекта, – с сомнением сказала Аня.
– Для этого существуют научные издания, – возразила ей Инна.
– Книги о путешествиях искушают и соблазняют детей сбегать из дома, – заявила Аня.
– Любить надо детей, тогда не сбегут, – сказала, как отрезала Инна.
– Современные писатели очень любят политические события маскировать под фантасмагорию. Будут ли эти книги понятны через пару поколений, если и сейчас читатель с трудом догадывается, кого автор назвал перевернутым именем и что его герой натворил, допустим, в жестокие сталинские годы или в «веселые» девяностые? И какой в этих произведениях процент правды? – засомневалась Аня. – А недавно я прочитала книгу автора с громким именем и не поняла, зачем он вместо людей использовал каких-то чудищ с головами птиц, если ясно видно, что пишет он о сталинских временах, проевших нам мозги. До сих пор правду в глаза боится сказать?
– Не трепыхайся. Это в сталинские времена мания преследования у советских людей была массовая. Теперь-то чего трусить? Демократия. По каждому малейшему поводу, слава богу, не требуется уверений в лояльности власти. Никто не шныряет с холодно-стеклянными глазами, – засмеялась Инна. – Теперь это всего-навсего художественный прием, чтобы не было скучно. А что касается исторических фактов, то для этого существуют архивные документы. В них писатели могут отыскать крупицы исторической истины. Хотя кто теперь доподлинно может сказать, что было так, а не иначе?
– Я расхожусь с тобой по этому вопросу. Хорошо, что детективов сейчас пишут больше, чем фантастики. Она – уход от реальности. Лена, фантасмагория, гротеск – они не для тебя? – спросила Аня.
– Они – один из наиболее ярких и оригинальных способов выразить реальность. Но ты права, сама я не очень люблю фантастику. Просто это не мое, потому что для меня главный конфликт кроется не в окружающей действительности – хотя она тоже важна, – а в самом человеке. Я читаю фантастику – надо знать все направления и течения в литературе, – она бывает очень даже разная, но душа моя не проникается ею. И ничего тут не поделаешь. Каждому свое. Мой сын обожает произведения Пелевина.
– У него грубо и примитивно вылезает подтекст. Тебе, наверное, кажется, если реалистичность изображения действительности уходит на второй план, то духовный мир тут же выйдет на первый? – насмешливо спросила Инна Аню.
– Напротив, я пытаюсь тебе втолковать… Это ты у нас такая умная, а для неискушенного невзыскательного читателя…
На этой несуразной Аниной фразе Лена отвлеклась от спора подруг. Ее мысли уплыли в сторону своего понимания прозы современных авторов.
* * *
– …Какая жизнь, такие сюжеты: бессвязные, клочковатые, болезненно яростные, излишне эмоциональные, – пробурчала Аня. И тут же одернула себя: «В своем недовольстве я сама себе противна».
– У тебя от них всё в голове перемешалось? – непринужденно и насмешливо поинтересовалась Инна.
– Мне кажется, Пелевин злой и нелюдимый.
– Причем здесь характер автора? И потом, ироничный и язвительный – совсем не значит, что злой, – возмутилась Жанна и посмотрела на Инну, ожидая поддержки.
– Достоевский утверждал, что главное в человеке не ум, а то, что им управляет: характер, сердце, доброта, чувства, – сказала та и спросила:
А как тебе неповторимый Довлатов?
– То, что я находила в интернете – не очень… Я до него много читала о лагерях и тюрьмах. Но искорки встречаются, – осторожно сказала Жанна, ожидая очередного подвоха. – Может, туда отсылают то, что не продается?
– Вот так наезд! Черте что и сбоку бантик! Ну, если уж для тебя Довлатов не фигура… Ты, мать, его с кем-то путаешь. Его книги – живой документ общественной жизни. Невольно напрашивается вопрос… Хотя… его тонкая ирония не всем по мозгам. Правда, он ненормативную лексику применяет, – усмехнулась Инна.
– После Солженицына читать у кого-то о лагерях? Помню, он меня ошарашил, подавил. Я поняла, что в СССР была еще и другая жизнь, о которой я не знала. Этим счастьем открытия я обязана Лене. Считаешь, что от твоих слов я Довлатова принуждена буду воспринимать как-то иначе?.. Я слышала, что он хотел быть как Чехов, а стал модным писателем. Только мода не всех трогает, – «отшила» Инну Жанна.
– Она слыхала… Ну, ты даешь! – тонкие ноздри Инны гневно затрепетали, брови грозно сошлись на переносице, но она сдержалась и сказала ехидненько:
– Довлатов не обязан всем нравиться. Я тоже к нему избирательно отношусь. Он разный. Помнишь его «кружева»? В начале пути он один, через двадцать лет другой. Но он прочно обосновался в литературе. Его стилистическое влияние я замечаю даже в соцсетях. К тому же, у любого стоящего произведения есть первый слой, второй, третий. Не всякий читатель своим пониманием быстро добирается до сути авторской задумки, проникает в глубину. Что-то считывается в восемнадцать лет, что-то в тридцать. Тебя устраивает его фраза: «Альтернатива добра и зла подменяется альтернативой успеха и неуспеха»?
– Не смог Довлатов отринуть от себя Россию, хотя жил за границей. Случилась с ним такая «незадача», – ушла Жанна от обсуждения творчества. – Несмотря ни на что преданным оказался хотя бы родному языку. Я его за это уважаю. А Бродский сумел отлучить себя от родины, преодолеть ее притяжение, прижился за границей, получил неслыханную прижизненную славу, все мыслимые и немыслимые награды и почести. Счастливчик. В его жизни была одна трагедия – его ранняя смерть, – спасительно поменяла объект спора Жанна и тем самым дала мыслям подруг другое направление.
– Бродского прекрасно читает моя любимая актриса Алла Демидова, как-то по-своему, но, не ломая ритма автора. Его собственное равномерное чтение – то поступь командора, то заунывный вой, – отметила Инна.
– Бродский не для чтения, а для преклонения. Он больше явление лингвистическое, а мне смысл важнее. Проклюнутся, вылупятся ли еще ему подобные или мы обречены на взращивание и чтение поэзии современных посредственностей? Если только через сто лет? – спросила Аня.
– При наличии тотальной среды, – уточнила Инна.
– Говорят, кое-кто с трудом пережил получение Бродским Нобелевской премии, – понизив голос, сообщила Жанна.
– Злопыхательство, сплетни, – брезгливо передернулась Аня. – Никто не застрахован от губительной зависти. Наверное, не бывает так, чтобы не единой, не малейшей капельки яда обиды в душе соперников. Но не надо выдавать желаемое за действительное. Спросите сами себя с пристрастием… Рита мне рассказывала, как один писатель решил ее унизить. Пригласил вместе пообщаться с читателями, а сам слова ей не дал сказать. Рита по этому поводу пошутила: «Я не обиделась. У него есть смягчающее обстоятельство – отсутствие таланта».
– А я ни на какие награды не променяла бы счастливые детство и юность, если бы они у меня были, – неожиданно сказала Аня. – Глухое бездорожье моего детства, болезненное осознание обреченности в юности…
– И я, – тихим эхом прозвучал голос Инны.
– Я тоже, – сказала Жанна.
– Я не помню в своем детстве беззаботно-радостных счастливых дней. Часы, минуты случались… – задумчиво произнесла Лена.
* * *
– Захар Прилепин пишет круто, мощно, с какой-то истинно мужской, недюжинной силой. Он абсолютно мой автор, – сказала Инна.
– Его книги о величии духа, о милосердии, о влиянии рока на судьбу? – спросила Жанна.
– Я читала его «Санькя». Серьезнейшая вещь. Острая, злая, умная. О воспитании молодого поколения с болью в сердце заставляет задуматься. Откуда в его герое Саньке тупость и жестокость? Ведь не только водка тому причиной. Отсутствие… много чего в душе… Это тот предел, за которым кончается человек… А рассказ о том, как главный герой по бездорожью зимой вез хоронить своего отца, вообще выбил меня из колеи. Ну ладно, беспощадный бунт… Там все ясно: политика, мозги закомпостированы, стадное чувство, водка, дурость… Враждебность, агрессия и ненависть скорее и проще объединяют людей, чем сочувствие и доброта. А тут что? Элементарная глупость, доходящая до идиотизма! Абсолютная деградация личности! Какое там самокопание, анализ! Не уметь просчитать и продумать самую простую бытовую ситуацию! Сам дурак и других тупо и властно вовлекает, заставляет мучиться. А если бы сосед не догадался и не вызволил их из беды? В пустой голове Саньки мыслям совсем не за что зацепиться? Дебил? Много ли у нас таких, с позволения сказать… мужчин? Страшно подумать, – разволновалась Аня.
– У Прилепина там каждая строчка с болью, с кровью. Вспоминаю с содроганием, – каким-то убитым голосом подтвердила Инна. – Ни жажды жизни у его молодых героев, ни ценности человеческой личности, ни целей. Даже сами себе не нужны… Хуже животных. У тех хоть инстинкты, а у этих… вообще ничего нет даже в зачатке… Монстры. Ужас! Это-то и пугает.
Тебе, Аня, педагогу, эта книга интересна, а простому народу она по фигу, – нарочно добавила Инна. – Думаешь, молодежь себя как в зеркале увидит? Таким типам как Санька уже ничего не поможет.
– Эта книга – предупреждение родителям, – твердо сказала Аня.
– Мне важно, чтобы писатель не только жестко и правдиво преподносил события, но и задавался вопросом «почему это происходит»? Вот Павел Санаев честно, искренно описал свое детство, но не разъяснил читателям, что послужило причиной трагедии в его семье. Может, его бабушку стоит пожалеть? Представь себе такую картину: она милая, нежная, тонкая, а ее муж-эгоист всю их молодость изменял ей. Она, естественно, любя, возненавидела его. И это послужило первым толчком к ее «тихому» помешательству. Дальше. У дочери есть муж и сын. Они любят друг друга, а ее никто не любит, так как ей хотелось бы. Она дико ревнует дочь и внука к тому, кто, по ее мнению, отнял у нее их любовь к ней. Вот тебе еще одна причина для сдвига «по фазе». Бабушка ищет радость в малыше. Но она уже больна и ее любовь принимает дикие, извращенные формы. Как тебе такой вариант? Я наблюдала такие несчастливые семьи. Любовь и ревность иногда принимают такие жуткие формы! Не у всякого психика выдерживает. Неправильное обслуживание и технические неурядицы сокращают срок службы даже мощных моторов, – грустно усмехнулась Инна. – Любовь – это не только чувства, но и добрые дела. А если у человека ни того, ни другого?.. Неосуществленная мечта, как бомба, готовая в любую минуту взорваться. Вот и делай вывод, как эта женщина стала злыднем, нечистью, как она к этому пришла… Психика – самое слабое звено в организме женщины, она часто является причиной ее гибели. Нетрудно обвинить больного человека, понять сложней. В корень надо смотреть, чтобы находить истинные причины беды. Этому Лена учит в своих книгах. Нельзя писателю скользить по верхам, необходимо углубляться в проблему, изучать досконально, а не просто выплескивать эмоции.
– Все мы немного психи, если нас больно тронуть. А бывает, что характер уже смолоду не дай Бог, какой сволочной… если такой воспитали, – вздохнула Аня. – Не всякий человек открывает в себе способность к самопожертвованию даже ради самых близких. И это тоже эгоизм. Вспомни Зоину свекровь.
– …А этот рассказ, где начинающий писатель с проституткой? – вернулась Инна к ранее обсуждаемому ею произведению. – У него жена, дети, а он поперся… И получил по заслугам. «Любознательный», черт его возьми. Кто его туда посылал? Воспитатель хренов. Сам же и виноват, что избили и обчистили. Глупейшая ситуация. Нацмены ему плохие! Кто покупает женщин, тот сам хуже проститутки.
Не ходите туда и проблем не будет. Проституция сама по себе исчезнет за ненадобностью, и винить никого не надо будет, и бороться с заразой не придется. Вариант – куда проще. Так нет же, не могут мужики без пороков. Как-то схлестнулась с племянником мужа. Тот стал женщин ругать, мол, работать не хотят, в проститутки идут. Я ему ответила, что спрос рождает и определяет предложения. А он стал мне доказывать, что возможности первичны, а спрос вторичен. Я разозлилась и спросила: «Много ты в деревнях видел таких женщин вдоль обочин? Нет спроса, нет проституток. Это тебе не аргумент? Возможности и спрос различными дорогами приходят в дома терпимости. Женщин на это толкают обстоятельства, безработица, ради куска хлеба они становятся девочками по вызову, а мужчин ведет к ним желание удовольствия. Свою бездуховность и аморальность они замещают острыми ощущениями. Ради этого же удовольствия они совращают и порабощают малолетних девочек». Тогда племянник стал возмущаться, что проститутки зарабатывают себе квартиры и деньги на хорошую жизнь для своих детей. А я ему: «Так не бросайте женщин с детьми, не бегайте от алиментов, сами стройте квартиры своим детям. Но вы идете по пути наименьшего сопротивления, вынуждая женщин брать на себя ваши обязанности, да еще и критикуете их. Что, нынче мужики пошли какие-то однокрылые?», – нервно елозя на матрасе, пробухтела Инна. И добавила, снова обратившись к литературному произведению:
– Из дому, видите ли, «герой» сбегает, по городу шляется. Ему кажется, что его жена их детей ненавидит. А почему ему такое привиделось, он не задумался. Все прозрачно и просто: устает она на работе, а тут еще дома куча дел и дети маленькие. Только наш «несчастный» вместо того, чтобы помочь благоверной, болтается по городу, обиды свои тешит, в истории влипает. Отличная причина, чтобы не заниматься семьей! Жена ему не такая! Может, его еще и пожалеть? Слюни ему упереть? Когда женился, надеялся только бонусы получать, на всем готовеньком жить? А если жена не потянет, заболеет и упустит детишек? Она ведь тоже не железная.
– Ее винить станет. Он уже заранее почву готовит. Некоторые мужчины считают, что женщины только для того и существуют, чтобы одобрять их и оберегать. Не в себе, в женах причину своих проблем ищут. А этот «герой» еще и девицу завел. Неудовлетворенного жизнью, обиженного из себя строит. Не предвидел трудностей? Избалованный? Думать не умеет? А зачем женился? – согласилась Аня. – Неуютно я чувствовала себя, читая эту книгу. (Чье произведение они обсуждают?)
– Ха! Какой же мужик без любовницы? Неизвестное – это та зона, куда ходят, чтобы познать что-то новенькое. Это же интересно! Автор пропагандирует нечистоплотный образ жизни? Сейчас это модно. Давай, Ленка, призывай женщин к разврату. Развалим цивилизацию к чертовой матери, – нервно рассмеялась Инна.
– Отстань, – тихо, но твердо выдохнула Лена.
– Писатель, наверное, сущность мужскую высвечивал неискушенным читательницам, мол, дуры-девки, будьте осторожны! Мы – все мужики – сволочи, – предположила Жанна.
– Свою рефлексию он холил, – ответила ей Инна.
– Автор о связи своего персонажа с девицей пишет с налетом скучного тупого безразличия, лениво. Ни души, ни яркой любви в их отношениях. Примитив, безликость какая-то. Этим он как бы оправдывает своего героя? Можно подумать, что на месте той девушки могла быть любая. А ведь она, наверное, на что-то надеется, когда с ним… Он и ей жизнь ломает? Я бы не захотела с таким встречаться, – сердито сказала Аня. – «Герой» нашего времени! Слабак и нытик. Наверное, мы по-разному расставляем жизненные акценты. Если ты семейный мужчина, стремись создать условия, которые устраивали бы тебя и семью. Жена-то свою роль, хотя ей очень трудно, выполняет, а он, нет чтобы что-то сделать для развития и сохранения себя как личности, только «развлекает» своё недовольство жизнью, вместо того чтобы бороться с обстоятельствами. Онегин сопливый! Мужчиной только называется. Может, я, конечно, чего-то недопонимаю… Мы тоже страдаем, нас мучает депрессия, но ведь ни на кого не надеемся, никого не виним, преодолевая трудности, решаем свои проблемы. Инна, идти на уступки – это признак слабости или силы?
– У нас принято считать, что слабости. Но это не всегда верно в условиях семьи. Сильные мужчины с удовольствием позволяют себе идти на компромиссы.
– Женщины стали жестче?
– А откуда же у нас безнаказанное насилие в семьях?
– У Маканина тоже есть нудно рефлексирующие, ищущие герои, живущие как зря. Особенно в первых книгах. Ой, не перепутала ли я его с кем-нибудь еще! Склероз, черт его возьми! Я когда читаю во время болезни, в голове у меня все сюжеты и авторы перемешиваются, я даже само произведение могу понимать как-то иначе… извращенно, в угоду своему больному воображению, а иногда и вовсе не помню о чем оно. Не могу я теперь положиться на свою память, – сказала Аня, нисколько не смутившись. Видно уже привыкла к своему неподдающемуся исправлению возрастному недостатку.
– Искренние мои тебе соболезнования. Не стану запираться: тут я тебе не помощница, сама страдаю, – сказала Инна.
– Нам нельзя жить кое-как. У нас дети, – вздохнула Жанна.
– Прочитала одну книгу и сделала вывод? А ты другими поинтересуйся. Например, у Маканина есть сильнейшая вещь «Асан» о мужчинах-героях, о чеченской войне, где он аналитически точен, – посоветовала Инна. – Собственно, книга не только о Чечне. В ней какая-то невероятная неосознаваемая мощь, пока никем из современных авторов непревзойденная. Высоковольтно бьет.
– Нельзя чтобы все время било током, – сказала Жанна.
– Про войну иначе нельзя.
– Там все на какое-то время герои, а вот какие они потом в быту? – напомнила о себе Аня.
– На гражданке другие силы души требуются, – заметила Лена. – Допустим нежность, терпение. Сама продолжи список.
– А их-то они как раз и не находят в себе. И начинается в семье ад. А кого винить? Себя, войну? – спросила Жанна. – Только женщин.
– Аня, я смотрю, в любой книге тебя больше волнует житейский спектр, нежели глобальные вопросы, затрагиваемые автором.
Аня промолчала. Наверное, осмысливала сказанное Инной.
– Маканин в своих книгах никогда не заигрывает с властью, считает, что такие произведения не бывают долго живущей литературой, – напомнила Инна. Ей уже расхотелось дразнить подруг. – Лена, а он тоже МГУ окончил, один с тобой факультет.
– Знаю. Мне это очень приятно. Маканина не для развлечения читают, а чтобы понять в какой реальности мы живем. Он чувствует людей, точно высказывается, – отметила Лена.
– Я где-то читала, что однажды прославившемуся больше не надо укреплять свою репутацию, можно позволять себе писать плохо и получать за это премии, – с долей скепсиса сказала Аня.
– Мнение завистников, – категорично отрезала Инна. – Жанна, а твой старший зять на малой межгосударственной войне погиб? – без всяких церемоний в лоб спросила Инна.
Вопрос был бестактным. Рана Жанны была слишком свежей и очень болезненной. И она ответила неприязненно:
– Нет. На чужой войне двух мелких банд-групп. Не в то время и не в том месте случайно оказался. Сына с катка спешил встретить, вот и пошел коротким путем через посадки.
Инна растерялась, занервничала, а минуту спустя, так и не справившись с неловкостью, сбежала на кухню. Прокололась. Она надеялась услышать геройскую историю. Ей хотелось воздать парню хвалу, а вышло хуже уже некуда.
– …В обычной жизни годами и десятилетиями трудно быть на высоте. Особенно в такое время как сейчас. Это надо понимать, – тихо пробормотала Аня.
– Но жизнь от нас требует… – Жанна вздохнула.
– Мужчинам и женщинам нужно стараться вместе дружно налаживать жизнь. А там она уж сама покатит, – сказала Аня с оптимизмом.
– Не покатит. При капитализме надо все время быть настороже, чтобы не вылететь из седла. Это тебе не стабильный социализм, – возразила Жанна.
– Так тем более молодым ребятам надо развивать в себе мужские бойцовские качества, – сказала Инна.
– Надо! Я в замешательстве… А помогать в этом им будут герои из любимой фантастики или слабовольные, бездеятельные отцы? – спросила Аня.
– Таких не так уж много, – осторожно заметила Инна.
– Если не бить во все колокола, будет больше, – отреагировала Жанна.
– Вот писатели и бьют, – сказала Лена.
– …Этот герой не помогает, но хоть не мешает. У нас каждый год в семьях несколько тысяч детей подвергаются сексуальному насилию, много сотен тысяч – постоянному избиению. А сколько ребятишек сбегает из дому? И это только зафиксированные данные. А многие дети помалкивают, стыдятся своего униженного положения, – тихо, скороговоркой, будто чего-то боясь или стыдясь, сообщила Жанна. – И всё это, в основном, «заслуги», с позволения сказать, отцов.
– Скотов, – уточнила Аня. – Они же обрекают… И кого, в результате такого воспитания получают?
Она хотела добавить еще что-то невозможно резкое, но будто поперхнулась собственной слюной и только раздраженно затрясла головой, пытаясь раздышаться. А может, таким способом она попыталась укротить нахлынувшие вдруг бесконтрольные слезы? Ведь о детях шла речь.
– Сведения устарели. Эта информация из девяностых, – недовольно заметила Инна. – И вообще, я бы посоветовала тебе не очень доверять сообщениям некоторых каналов. Фильтруй информацию.
* * *
Лена вышла из состояния глубокой задумчивости, пребывая в которой, она обычно почти полностью отключалась от внешнего мира.
– …Вот бы нас сейчас послушали знаменитые писатели!
– Сказали бы: дуры вы безмозглые.
– С их-то самомнением слушать людей из народа!
– Это ты-то из народа? Хватит! Переклинивает нас на мужиках! – неожиданно резко оборвала Инна стоны Жанны. – Не всё еще перемололи? То хвалим писателей без меры, то огульно глумимся. Каждый из авторов уникален по-своему, а если кто-то кого-то не понимает, так пусть поищет что-то более простое, себе близкое. Вон сколько литературы, раздолье, слава богу. Я недавно Игоря Белова читала. Какая прелесть! С ума можно сойти. «Под каблуком земля поет с листа…» Попробуй сказать интересней. Для меня это мурашки… это что-то сверху… Здорово вставляет! Я каждой клеточкой души чувствую эту его землю, всей глубиной своего сердца, изболевшегося за нашу страну и народ.
Ведь и на самом деле вросли мы в родную землю по пояс, укоренились, как тот былинный герой Святогор-богатырь, что не сломать, не унести нас с нее ни ветром перемен, ни чуждым течением. Только иногда мы забываем об этом. А Белов пробуждает, напоминает. Каков поэт, а! – искренне восхитилась Инна и, смакуя понравившуюся строчку, даже языком зацокала от удовольствия. – Обязательно его всего прочту. Надеюсь, буду вознаграждена за старание. Кто-то красиво сказал: «Тот зря стучится в дверь, кто не стучится в сердце». Белов умеет достучаться!
«Инна хочет прекратить наши с Жанной педагогические прения или внимание на себя переключает более важной темой?» – спросила себя Аня. И желание высказываться у нее как-то быстро улетучилось. И Жанне нечего было добавить. Она не читала этого поэта.
Жанна с Аней тихонько переговариваются.
– Недавно Людмилу Улицкую читала. Хороший язык, пишет увлекательно. Выводы неожиданные делает. В одном рассказе женщина нафантазировала себе смерть четверых детей. Видно очень любила своих не рожденных малышей, переживала, мечтала, как бы их воспитывала. Не хотела чувствовать себя виновницей их гибели от абортов, вот и придумала им горькую смерть от несчастных, независимых от ее воли случаев. Ведь это так просто понять! А ее собеседница Женя обиделась, мол, обманула, заставила сочувствовать, переживать. И переехала от нее на другую квартиру.
«Не путает ли Аня Улицкую с Петрушевской», – засомневалась в надежности своей памяти Жанна.
– Та Женя о себе думала, о своих напрасно растраченных чувствах и слезах. А ей бы о трудной судьбе этой случайной знакомой поразмышлять, и тогда своя обида показалась бы пустяшной. Вот и получается, что на одни и те же события мы смотрим по-разному. Нет ничего плохого в том, что люди придумывают себе другую жизнь, если это помогает им не свихнуться мозгами от непосильно давящих проблем… Да, одна присочинила, другая разобиделась, а третья может расхохотаться, мол, купилась. Еще и пошутит над собой. И все. Инцидент исчерпан. Но нет, эта Женя… Ой, как мы себя любим!
– Сдается мне, ты оправдываешь ту женщину?
– Жалею, хоть и виновата она в том, что не взяла на себя ответственность за детей, которые могли бы родиться, и за «тех парней», что ее оставляли. Я таких мужчин ненавижу. Женщины должны быть сильными и ответственными, а они так нет? Недавно судили женщину, за то, что она оставила ребенка на вокзале. Но о том, что у малыша есть отец, никто не вспомнил. Всё у нас так…
– И все же… Как бы ни было трудно… Но идти в проститутки? Не понимаю.
– Она не проститутка, ей не везло с мужчинами, – сказала Аня.
– А мне «Искренне ваш Шурик» Улицкой понравился. До сих пор под впечатлением нахожусь. Глубоко психологическая вещь и жизненная, – сказала Инна. – И «Сонечка» умопомрачительно потрясла. И вообще, все написанное Улицкой мне близко.
– Я бы не позволила своим юным внучкам читать Улицкую, – сердито возразила Жанна. – Пусть сначала повзрослеют.
– Это что еще за диктат такой, что за цензура! Брякнула от балды? Эпоха двойного цензурного террора была в девятнадцатом веке и в начале двадцатого. Вот когда надо было бояться неблагожелательной критики. Но только не теперь!
– Я до поры до времени должна оберегать мои нежные цветочки от грязи и пошлости. Хочу, чтобы они порадовались прекрасной жизни, узнали первую чистую юную влюбленность, радостно-сладкое замирание сердца, млели от нежных взглядов, от прикосновений рук, душ, чтобы первая влюбленность была для них как легкий и самый счастливый промельк в их сознании. Ты обращала внимание на то, что вспоминая свою первую чистую безгрешную любовь, люди всегда искренне и радостно улыбаются? Я в этой связи вспомнила «Асю» Тургенева, его гениальные заключительные слова. И вновь почувствовала скрытый психологизм, очаровательную недосказанность его внешне будничных, спокойных, но очень глубоких, проникновенных до слез и хватающих за горло строк… этот его айсберг чувств. Он очень точный диагност. Какой мощной была в его сердце тоска! Какое богатство души! А мы часто существуем мелко, убого… Боимся жить ярко. Боимся промахнуться и обедняем себя.
– Не вноси в душу смуту, – тихо и хрипло попросила Аня, будто болезненный спазм перекрыл ей дыхательные пути.
– А, повзрослев, внучки замуж пусть выходят по восхитительно яркой, запоминающейся на всю жизнь любви, чтобы полностью растворились в ней. Кто знает, будут ли у них еще подобные моменты счастья? Понимаешь, счастья первой любви я не хочу их лишить. А если не сложится жизнь с первым избранником – всякое бывает, – тогда пускай уже вполне осознанно ищут себе мужчину для новой семейной жизни. Но с ними навсегда останется счастье, которое они уже познали.
– Ищут такого, в котором сочетались бы порядочность, нежность и мужская сила? Чтобы умел любить, да еще в профессии состоялся? – вставила Инна не без ехидства. – Я всегда влюблялась то в поэтов, то в музыкантов, то в фантазеров. Вернее в их идеи. Я вынашивала, поддерживала, приподнимала их. Я делила с мужьями их «полеты во сне и наяву», потому что считала, что жизнь – это служение. Но служить неталантливым мужьям скучно, это выхолащивает, иссушает, вот я и взращивала их мечты, потому что неоднократно слышала, что без надежной верной жены тонкие души творческих людей ломаются. Но сценарий моих взаимоотношений с мужьями был один и тот же. Никаких заимствований! Они не умели любить, только влюблялись. Они не хотели вкалывать, бежали от себя, пили и тормозили мое развитие. Не понимали, что мне надо расти. Им хотелось ходить налево, мне направо. Я посвящала себя людям, так и не сделавшим в своей жизни ничего путного.
– Если близко рассматривать объект, он теряет перспективу, – мудро усмехнулась Жанна.
– И вдруг я впервые влюбилась в настоящего мужчину, но было поздно…
– Умела ты мужчин «к стенке ставить». Но даже ты со своей внешностью и напористостью не смогла стать счастливой. И я так и не нашла настоящего мужчину, на эгоисте зациклилась. Сколько было слез, тайных бурных эмоций! – вздохнула Аня. – А вот Саша любил нашу Аллу молча, тихо. Ей было тепло и уютно в тишине его любви. Это была уникальная, в высшем смысле этого слова, близость двух людей. Счастливые! В их семье никогда не было «второго состава». Всяких там… Не развели их ни бытовые проблемы, ни злословие и сплетни завистников. Семья для них была непререкаемой ценностью. Саша даже из жизни уходил с прекрасным, спокойным лицом. Алла и теперь строго и молчаливо хранит в себе его любовь. Она до сих пор в некотором смысле как бы потерянная и все время спрашивает себя, как бы Саша поступил в той или иной ситуации… Но все равно гордо несет свой крест и верует…
– Бывают такие семьи, когда оба супруга качественной породы. Корни любящих так переплетаются, что если их разрывают, они погибают… Когда любишь, остальное неважно, ты готова на все. Любовь творит чудеса. И это прекрасно! – загадочно и романтично произнесла Жанна.
– Про таких людей говорят, что они «смотрят вверх с молитвой, вниз – с покаянием, назад – с благодарностью, вперед – с доброй надеждой», – сказала Аня.
– «В себя – с вниманием, вокруг – с покаянием», – уточнила Жанна свою любимую фразу.
– Жизнь – сказка, любовь – ее завязка, – грустно усмехнулась Инна. – И почему человек обречен на бесконечное повторение глупости, жестокости и подлости?
– Как и честности, порядочности и доброты, – добавила Лена.
– Вот поэтому я своим уже взрослым внучкам подскажу, чтобы не делали они трагедии из факта своей первой неудачи, а воспринимали жизнь с юмором и иронией, такой, какая она есть на самом деле: комичной, веселой, грубой, трудной, грустной, злой. Многообразной, – наконец улучила Жанна момент, чтобы до конца высказать свое мнение. – А еще я расскажу им, что со временем у мужчин сексуальные связи ослабевают, а человеческие укрепляются. Но у дураков сексуальное всегда побеждает, а человеческое так и не возникает.
– А я считаю, что с молодых ногтей надо учить детей по-взрослому, целенаправленно готовить к реальной жизни, чтобы знали, что их могут предать, обмануть. Это убережет их от многих бед, – сказала Аня.
