Георгий Григорьянц
Драконий перстень
– Моя скорбь безутешна, моя печаль безмолвна, мое несчастье непоправимо… Перенесу ли это горе? – и слезы выступили у нее на глазах.
Сев на край ложа, она поцеловала Антония в губы и, заглянув в глубокие карие глаза мужа, вдруг осознала, что теряет не только любимого человека, защитника и сподвижника, но и несбывшиеся надежды. Впереди неизвестность, мрак, возможно, забвение. Уткнувшись ему в грудь, она разрыдалась.
Антоний умер, и когда в погребальный зал вошли легионеры Октавиана, царица схватила кинжал, выражая готовность умереть, но ее обезоружили. Она встала, прошлась с гордо поднятой головой. В заплаканных глазах возник хищный блеск, лицо приобрело выражение решимости. Ее герой умер, теперь новый победитель интересовал Клеопатру. Она, отгоняя навязчивые мысли и страхи, ждала его в роскошной погребальной камере, расписанной сценами мумификации с Анубисом, стоя среди двух мраморных саркофагов, золотых сосудов и шкатулок. Все было приготовлено для счастливой загробной жизни фараона и его жены.
На пальце мертвого Антония в свете масляных ламп поблескивал массивный золотой перстень с камнем цвета тлеющих огоньков костра. Тот самый, что ранее принадлежал Цезарю и который принес ее любимым мужчинам погибель. Царица сняла перстень с пальца мужа и высоко подняла к свету: камень вдруг засветился необычайно алым светом. Знак свыше? На внутренней стороне кольца она увидела надпись: «Слава и забвение: всему свой срок». Цвет камня медленно менялся на черный. Словно боясь обжечься, она бросила перстень, и он отлетел к саркофагу, ее саркофагу. Прислонившись спиной к стене, ощущая невыносимость момента, она прикрыла веки, чтобы убрать с глаз долой адский предмет, и думала как выкрутиться из создавшегося положения.
Вошла служанка Лиана:
– Государыня, перед входом стоит римлянин в пурпурном плаще. Окружение выказывает ему почтение.
– Октавиан! – дыхание Клеопатры стало учащенным. – Что ж, час настал. Лиана, тот перстень, что на полу у саркофага… Возьми его! – служанка подняла перстень, и он засветился в ее руках цветом тлеющих огоньков. – Выйдешь в море на моем корабле, будешь плыть три дня, затем бросишь армянский перстень в воду и вернешься. Поняла?
– Да, государыня!
– Вот знак капитану… – и она, вытащив из прически золотую заколку с жемчужиной, протянула служанке. – Он исполнит все в точности, как скажешь.
Лиана удалилась, а Клеопатра, приняв маску неотразимости, стала ждать.
Вошли Октавиан и офицеры. Она стояла у ложа, на котором было распластано тело Антония, печальная и подавленная. Статный и красивый Октавиан сразу пришелся ей по сердцу. Умные светлые глаза, темные волосы с золотым отливом, волевое лицо, военная выправка – образец мужского совершенства.
– Царица, я Октавиан! Не заблуждайся насчет самостоятельности Египта. Истина в том, что на обломках твоего заблуждения я построю новый оплот могущества.
Стараясь показать внутреннее беспокойство и напряженность, она произнесла:
– Я в неведении… Заблуждение мне говорит: радуйся новому, а разум предупреждает: тебя ждут перемены.
– Доля истины в твоих словах, царица, есть… – Октавиан подошел ближе, взглянул на окровавленное тело Антония: – Он был моим соратником и соперником, но осталось загадкой, какое предназначение уготовили ему боги.
Клеопатра прекрасно владела искусством обольщения: сеанс соблазнения, который должен привести Октавиана к правильному поведению, начался. Окинув его многозначительным взглядом, она произнесла:
– Убежденный в непогрешимости, должен сознавать, какие руины после себя оставит…
Октавиан поднял на нее удивленный взгляд: «Умна, не ищет оправданий, не скрывает своей грусти, но и не упивается горем; открыта и не стремится мне понравиться».
Читая мысли консула, она сказала:
– О прошлом жалеть не буду. В моей жизни нет места сомнениям и разочарованию.
Клеопатра пристально смотрела на него, немного сузив глаза и слегка приоткрыв губы. Ее голова чуть наклонилась в сторону, и чувственный вид прелестницы манил Октавиана. Он тоже склонил голову в сторону, и царица угадала: интерес пробудился; мужчина стал поглаживать подбородок, и это был момент принятия решения.
Он думал: «Привыкла, чтобы мир крутился вокруг нее… Однако открытая шея привлекательна, а губы манящие и чувственные. Легкая улыбка говорит о явном интересе ко мне. Нежна, услужлива, готова к жертве… Божественна!». Он часто заморгал, и царица решила, что консул заинтересовался ею.
Любимец женщин Октавиан, хитрый и расчетливый правитель, предупрежденный друзьями о колдовском даре Клеопатры, заранее все просчитал. Он вынул из-под защитного снаряжения амулет Уаджет (придает проницательность, новые силы, способность раскрывать интриги и тайные умыслы). Соблазнительница, перестав улыбаться, на мгновение оцепенела. Октавиан склонил голову вниз. Склонить при беседе голову вниз – неблагоприятное предзнаменование. Когда же консул поднял голову, она поняла, что проиграла. Чары никакого действия не возымели. Теперь, не питая иллюзий относительно своего будущего, блудница сообразила: идти ей в кандалах по Риму за золотой колесницей консула.
– Смерть подвластна мне, – тихо сказала Клеопатра. – Я скорее уморю себя голодом, чем буду молить о пощаде.
Душевные страдания этой женщины не тронули мужчину:
– Ты будешь жить, иначе казню твоих детей. – Собравшись уходить, он напутствовал: – Царица, ты прекрасна. Живи и помни: красота притворна, счастье призрачно.
Оставшись одна, она приуныла: «Оправдания поражению нет, остались только пути для отступления: первый – унижаться, второй – умереть».
– Ирада! – позвала она и, как только вошла служанка, приказала: – Дай знак Аполлодору принести смоквы.
У входа в гробницу дежурила охрана. Пришел крестьянин с небольшой корзиной со смоквами. Для царицы. Офицер посмотрел: ничего необычного. Корзину забрала Ирада. Клеопатра с прислужницами Ирадой и Хармион заперлась в усыпальнице. Трагическая развязка близка. Царица возлегла на ложе «небесная корова», служанки ее раздели, Ирада положила на шелковистую грудь повелительницы Египта черную, смертельно ядовитую змею аспид, спрятанную Аполлодором под смоквами, и прижала рукой голову рептилии. Змея извивалась, пытаясь вырваться, шипела. Ирада отпустила руку, и разозленный аспид мгновенно напал, укусив грудь Клеопатры.
Змея уползла, а прислужницы, затаив дыхание, широко открытыми глазами следили за агонией земной богини. Яд медленно разливался по ее органам: сначала царица ощутила жжение, потом онемение, вскоре боль стала распространяться по всему телу, и дыхание замедлилось. «Делать на этом свете больше нечего, – мелькала мысль в ее голове. – Все готово для встречи с Осирисом, богом, который победил смерть и обрел вечную жизнь. Я богиня Исида, идеал женственности, гений колдовства и магии, воссоединюсь со своим кумиром Осирисом. Он примет образ Антония, и мы будем вместе навсегда».
Осирис и Исида – главный миф египетской религии. Клеопатра заранее все спланировала в строгом соответствии с этой легендой. Однажды (возможно, через много тысяч лет) два саркофага будут найдены, и, когда их откроют, две мумии оживут и явят миру совершенных существ, побуждающих человечество ужаснуться и раскаяться. Но потом, когда мир будет покорен, Антоний и Клеопатра, сжалившись над людьми, подарят им просветление и новую добродетель.
Сердце царицы перестало биться. Служанки надели на шею ей и Антонию золотые амулеты Анкх – важнейший египетский знак: крест (символ жизни) и круг (символ вечности), что в сочетании означает бессмертие. Затем Ирада извлекла из деревянной шкатулки с двойным дном пузырек с ядом, обе прислужницы поочередно выпили его и легли подле своей госпожи.
Октавиан, раздосадованный и разъяренный, метал в адрес командира охраны гром и молнии. Смерть Клеопатры не входила в его планы. Римский триумф остался без главного украшения и трофея, однако добыча была столь велика, что он успокоился. Денег хватит купить земельные наделы всем ветеранам армии и завоевать Европу. Затем он захватит весь обитаемый мир, перестроит столицу, укрепит хозяйство, ремесло, торговлю, а потом, притворившись на короткое время добрым принцепсом, станет первым императором Рима.
Консул приказал похоронить Клеопатру по египетскому обычаю подле своего супруга Антония. Мумии замуровали в саркофагах, а гробницу запечатали. Нежелательный соперник Цезарион и сподвижник врага Канидий были казнены. Дети царицы и Антония отправлены в Рим для триумфального шествия, чтобы потом их забрала к себе сестра консула Октавия и воспитала в память о муже. Египет превратился в римскую провинцию, а Октавиан стал полновластным хозяином Рима.
Глава 42. Дух Арарата
В царских покоях римский ставленник Аршам, правитель (этнарх) армянского народа, лишенный римлянами прав царя и царского звания, распалялся все сильнее и сильнее:
– Как он проник в город?!
Правителю донесли, что в столице Великой Армении появился сын погибшего царя Артавазда Арташес. Вельможи, низко опустив головы, молчали. Аршам с царской диадемой на голове, которую сам себе водрузил, в леопардовой мантии на плечах (она, по его мнению, придавала значимости) прошелся перед строем министров и военных, сокрушаясь:
– Я приказал досматривать все повозки, прибывающие в город, и ловить всех подозрительных странников, появляющихся у ворот. И что же? Проморгали сына царя! Бунтовщик мутит народ, подбивает на восстание, появились акты неповиновения, убиты два легионера. Римский гарнизон буквально полыхает яростью к горожанам. Завтра показательная казнь. Найти Арташеса и убить! Идите!
Все ушли. Отворилась дверь. Неслышно вошел новый казначей:
– Государь, я войду?
– Ты уже вошел, Мард.
– Дворцовая стража удвоена, государь.
– Ты единственный, кто называет меня государем, и я склонен доверять тебе. Старому евнуху некуда деваться? Ну-ну, не смущайся. Для человека, давно управляющего двором и гаремом, ты достаточно умен и осторожен. Льстишь мне, что хорошо, но главное – много знаешь.
– О государь, о Аршам, ты так добр ко мне!
– Конечно. Лишь тебе одному доверил казну. Но ты не выполнил мое поручение – найти тайный вход в сокровищницу!
– Ты прав, государь, но мы работаем… Кажется, в темнице есть следы на стене…
– Я казню тебя, если… – Аршам сделал выразительную паузу и зловеще прошипел: – …если не будет найдена потайная дверь! – Остыв, правитель прошелся по тронному залу, шурша мантией, и, вперив взор вдаль, мечтательно сказал: – Еще мать мне рассказывала о зале чудес в подземелье дворца. Я хочу обладать магическими вещами, получить сокровенное знание, стать истинным царем Армении. Но важнее всего – завладеть жезлом Сехем. Понимаешь, Мард, он ключ к могуществу! Антоний и Клеопатра непременно желали заполучить его.
– Да, государь, приложу все силы. Время есть…
– Времени нет! Мой покровитель Антоний умер, политика Октавиана в отношении нас неясна, в городе зреет недовольство.
– Ты усилил гнет, взимаешь большие налоги, увеличил подати… Вот народ и недоволен…
– Зато римляне довольны. Иди, работай!
На другой день предстояла казнь двух бунтовщиков. Народ сгоняли на главную площадь, где уже установили помост, чтобы прилюдно обезглавить преступников. Они якобы убили римских солдат. Устрашение населения – последовательная стратегия оккупантов.
Площадь огласил рожок, забили барабаны, вокруг помоста встали легионеры. Римский легат и этнарх устроились на балконе одного из домов и наблюдали за приготовлениями экзекуции. Преступников вели к месту казни, и в этот момент толпа стала теснить стражу, чтобы отбить бедолаг. Поднялись крик, вопли, брань, кто-то призвал бить римлян, полетели камни в Аршама и легата, римские солдаты сбились в манипулу, обнажили мечи и стали рубить напиравших граждан. В сторону солдат полетели камни, наконечники стрел, свинцовые пластины, горсти монет, облака жгучего перца. Помост уже разбирали на доски и палки, пустив это нехитрое оружие в ход. Толпа при полном бездействии армянской стражи снесла римских воинов с площади, освободила заключенных и приступила наводить порядок в городе.
Этнарх Аршам укрылся в дворце. Все входы-выходы в царские хоромы закрыли и выставили охрану из армян и римских легионеров.
– Не удивлюсь, если Арташес появится скоро здесь, – Аршам, раздраженный и настороженный, заперся в спальне с женщиной, вдруг воспылав к ней страстью. – Рипсимэ, ты красива, умна, безупречна. Как я раньше не замечал?..
Она подошла совсем близко и, пристально смотря ему в глаза, слегка обхватила его нижнюю губу своими губками и нежно втянула в себя. Последовал страстный поцелуй. Этнарх растаял. Прелестная женщина знает, как найти безотказный способ завладеть рассудком мужчины.
– Я хочу царствовать не только в спальне, – шептала Рипсимэ, – но и стать царицей Армении.
– Ты настоящая римская матрона, именно о такой царице я мечтал…
– Когда же римляне тебя сделают царем? – прикосновениями и демоническими чарами она околдовывала его.
Аршам, словно во сне, подчинялся ее воле:
– Скоро-скоро ты станешь царицей! Я отправил Октавиану почетный адрес с поздравлениями и петицию о признании меня царем. Просил войска для наведения порядка.
– О Аршам, неужели недостаточно тысячи римских воинов в Арташате? А как же независимость?
– Желанная моя, разве не понимаешь: право Рима, я бы даже сказал долг, вмешиваться в дела стран в силу своего авторитета…
Для Рипсимэ править волшебной страной без римлян и Аршама стало навязчивой идеей. Демон, вселившийся в нее, повелевал: «Добейся восхищения и поклонения, подчини окружающих своей воле, запугай, держи в страхе. Ты порождение темных сил и предназначена либо укротить род людской, либо уничтожить его. Но пока используй чары, обзаведись покровителем».
– Римское господство? – она выразила притворное удивление. – Они пожалеют, что пришли сюда. Впрочем, поселенцы быстро заговорят по-армянски.
– Латиняне, конечно, относятся к нам как к туземцам, но в одном они правы: благополучие нации зависит от солдат Октавиана. Патронат мне выгоден, дорогая. Чтобы задобрить принцепса, я возведу в столице храм, посвященный ему и богине Роме.
– О Аршам, не обольщайся. Вызывающее поведение римлян уже породило восстание. Ты прячешься со мной в спальне, не желая замечать, что вокруг дворца бушует озлобленная толпа.
– Народ неблагодарен. Но ничего, как только восстание подавят, внедрю в сознание людей римские обычаи, законы и латинский язык.
– Милый, Армения богата не только железом и медью, но и людьми, готовыми на личные жертвы во имя родины…
Освобождать столицу от римлян и их приспешников пришли армянские войска, ведомые полководцем Багунци. Ворота крепости открыли патриоты. Охрана из римлян разбежалась, в город хлынули преданные Арташесу солдаты, в жилых кварталах завязались уличные бои, в условиях бунта и анархии римскому гарнизону пришлось забаррикадироваться на подступах к царскому дворцу.
По тайному ходу подземелья шел Арташес. Сильный, волевой, с непослушными длинными каштановыми волосами (символ власти и благородного происхождения), в доспехах, с мечом и горящими очами, он, объятый пламенем мщенья, приготовился решительно и бесповоротно взять власть. На его поясе висит кинжал, тот самый, что подарил дед, царь Тигран: рукоять и ножны покрыты золотом, лезвие из прочной стали, а в навершии рукояти вставлен большой рубин, камень-талисман из Индии, предназначенный противостоять силам тьмы. Арташес всегда помнил наставление деда: «Этот кинжал поможет получить контроль над властью. Храни мой подарок!»
В коридоре, ведущем в темницу, он появился как призрак, и Мард, разыскивающий с двумя слугами потайную дверь в сокровищницу, в изумлении разинул рот и потерял дар речи. Слуги прекратили простукивание стен молотками и немигающим взором уставились на господина.
– Мард, не узнаешь? Это я, Арташес!
Справившись наконец с волнением, евнух сдавленно произнес:
– О Арташес! Жизнь неумолимо подбрасывает нам проблемы, плодит загадки и опутывает чудовищной ложью. Мне сказали, что ты погиб…
На глазах евнуха появились слезы. Он размяк и, утирая лицо рукавом, попытался встать на колени перед внуком Тиграна II.
– Не надо, учитель! – Арташес обнял его. – Я жив и собираюсь вершить справедливость.
Всплакнув на груди воспитанника, старый царедворец проронил:
– Верность – прибежище путника, заплутавшего в бесконечных дебрях обмана.
– Учитель, хочу расчистить путь к спасению и вырубить лес безнадежности. Скажи, где моя жена Эрмина?
– С ней все в порядке, мой мальчик! – старый царедворец оживился. – Она в гареме, ждет тебя.
– Убери из дворца армянскую стражу, а сам укройся в гареме.
Воспрянув духом, Мард воскликнул:
– Новый правитель, поставленный римлянами, Аршам, творит беззаконие и злодеяния! Ты пришел спасти нас… Я помогу! Мерзавец заперся в спальне. За мной, мой мальчик, покажу тебе потайной ход.
В город просочились люди из отряда Тиграна Младшего, все отъявленные головорезы. Зная лазы и проходы в ограде сада, царевич с группой громил неуклонно продвигался среди тенистых деревьев к дальнему крылу дворца. Римская стража, охранявшая вход, была уничтожена, и младший брат убитого царя, предавший родину и отца, ненавидящий, нетерпеливый и злопамятный, ринулся в бесконечные коридоры здания с жаждой все крушить и стать тираном. Люди его группы, действуя бесшумно, снимали охрану за каждым углом или дверью. Тигран Младший искал Аршама.
В спальне царя в это время внезапно появился наследник престола Арташес. Как будто вышел из стены… Неожиданное появление молодого сына царя не очень удивило Аршама. Испытав небольшое потрясение, он выхватил из ножен меч и, встав в боевую стойку, испепелял незваного гостя взором, будто хотел лишить его воли.
Прозвучал звонкий голос царевича:
– Не ожидал? Ты, Аршам, – выскочка и изменник! Отец тебе доверял, а ты предал. Теперь пытаешься подлостью и злодейством захватить трон.
Увидев в покоях женщину, удивился:
– Рипсимэ? Ты заодно с этим лицемером?
Воспользовавшись секундной заминкой, новый правитель царства первым нанес удар. Арташес защитился мечом и, сделав резкий выпад, нанес колющий удар в лицо соперника. Тот уклонился.
– Остынь, Арташес, – римский ставленник с диадемой на голове, криво улыбаясь, пытался усыпить бдительность противника: – Я не царь, лишь временно управляю страной. Ждали тебя…
– Ты весь пропитан ложью. Дорога, выбранная тобой, – подлость и трусость, и она ведет в ад!
– Моя дорога ведет в Рим! – крикнул Аршам.
Бросившись на царевича, он нанес рубящий удар, но цели не достиг. Молодой человек выполнил обманную атаку по ногам, вынуждая соперника открыть голову, но хорошо владеющий мечом Аршам вовремя заблокировал оружие противника.
Рипсимэ преобразилась: ее глаза почернели, взор стал надменным. Она с несказанным удовольствием наблюдала за поединком мужчин. Пусть победит сильнейший! Манипулировать умами людей – истинное ее призвание. В конце концов, именно она будет тем судьей, который определит победителя и навяжет свою систему ценностей: невежество, покорность, иллюзию реальности. Это она будет вращать колесо судьбы.
Сражение на мечах продолжалось. Соперники в ходе схватки перемещались по залу, опрокидывая стулья и вазы, уворачиваясь и парируя удары. В запертую дверь давно ломилась стража, с улицы доносились крики и воззвания, в коридорах дворца сражались громилы с римской стражей, и только Рипсимэ была спокойна, наблюдая с высоты своего величия проявление грубой силы и мастерства: кому же улыбнется слепая удача?
Перелом в равном поединке наступил, когда царевич нанес снизу вверх удар по мечу противника, сломав его. Аршам бросил ставшее негодным оружие, побежал, но, увидев на стене лук и стрелы, схватил и стал скорострельно посылать стрелы. Свистевшие у лица царевича стрелы вонзались в двери, мебель, канделябры. Арташес реагировал мгновенно. Инстинктивно уворачиваясь от стрел, он упал на пол и, ловко переворачиваясь через голову, укрылся в соседней комнате. Самозванец, вбежав туда, встал как вкопанный: комната пуста. Он закричал:
– Ты ушел по тайному ходу, но тебе не выбраться! Я лучший стрелок в государстве, моя стрела пригвоздит любого, кто встанет на пути!
Парфянское войско приближалось к столице армянского царства Арташату. Фраат IV, молодой и горячий царь, воплощал в жизнь свой масштабный план: Азия должна принадлежать Парфии! Поход оказался труднее, чем предполагалось. Крепости, встречавшиеся на пути, без боя не сдавались, единственный мост через бурную реку Аракс у твердыни Джуга разрушили охранявшие его армяне, а кружной путь стал вдвое длиннее. Черные дымы поднимался отовсюду, оповещая о появлении неприятельской армии. В ущелье шумела река Аракс, заглушая все звуки в округе. Она бурлила, пробиваясь через скальные разрывы, и пенилась, переливаясь через пороги. Форсировать стремительный поток конной армией не представлялось возможным. Пришлось идти вверх по течению по краю ущелья, мимо восточных предгорий Арарата, и искать переправу на другой берег, где на двенадцати холмах стояла армянская столица.
Фраат обратился к жене, с которой никогда не расставался:
– Наринэ, лазутчики доносят, что в Арташате творится что-то невообразимое. В город вошла армянская армия, появился наследник престола Арташес, еще орудует с бандой головорезов Тигран Младший, народ бунтует, а римский гарнизон обороняет царский дворец, где заперся правитель Аршам. Что ты обо всем этом думаешь?
Они ехали в колонне войск на низкорослых лошадях без седел, в окружении приближенных и военных. Наринэ, темноволосая изящная армянка, произнесла с обворожительной улыбкой:
– Государь, ты ведешь свое могучее войско в адское пекло. Стоит ли соваться в пасть дракона? Не забывай, по поверью, дух горы Арарат оберегает город. Возможно, как умному человеку тебе следует еще раз все взвесить. Я бы рассмотрела три варианта: довериться случаю, принять волевое решение или взглянуть на ситуацию рационально.
– Я люблю тебя, Наринэ. Ты похожа на мою властную мать. Та повторяла: «Если не можешь изменить что-то, брось и забудь».
– Так какой же вариант ты выбираешь?
Фраат, ощущавший умственное превосходство жены, подумал и сказал:
– Людям кажется, что они делают правильный выбор, но на самом деле всегда выбирают наименьшее зло.
Вторжение в Армению продолжалось. После очередного поворота на другом берегу реки открылась панорама Арташата. Город лежал в плодородной, цветущей и возделанной Араратской долине и был похож на великолепный перстень. Вокруг раскинулись поля изумрудной зелени и золотистой пшеницы, а внутри серых крепостных стен расположился мятежный город, сияющий словно драгоценный камень: зарево пожаров подсвечивало красную черепичную кровлю домов. Блеск и глубину «огненной драгоценности» дополняла инкрустация оранжевыми абрикосами и буро-красными плодами граната. Гора Арарат, двуглавая, с ослепительно белыми шапками, возвышающаяся над равниной как страж, надзирала за спокойствием долины и имела таинственный вид, устрашая врагов.
Наринэ гарцевала на лошади, щеголяя ловкостью в верховой езде:
– Чарующий вид, не так ли? Полагаю, наименьшее зло сегодня – утвердить свое владычество за счет мудрого решения. Поверни назад, и все скажут, что ты великодушно разрешил армянам разбираться в нагромождении дрязг. Но если не видишь доступный пониманию выбор, доверься случаю – загадай примету!
Фраат по-мальчишески звонко рассмеялся. При всех своих звериных повадках он настороженно относился к приметам:
– Хорошо, царица! Будь по-твоему! Если над моей головой пролетит аист, поворачиваем назад.
Не успел сказать, как над его головой пронесся аист. Выражение лица Фраата стало сначала растерянным, потом сосредоточенным и наконец упрямым:
– И все же мы уже здесь. Я захвачу этот богатый город!
Внезапно раздался ужасный грохот: большой отрезок тропы обвалился в реку вместе двумя десятками конников, которых унесло быстрым течением. Образовался глубокий провал. Лошадь царя испугалась, отпрянула, понесла. Фраат, не теряя самообладания, крепко натянул повод и, успокоив животное, остановил его, затем вперил взор в стремнину, пытаясь разглядеть в бездне врата ада. Он медленно обратил взор на Арарат. Энергия, исходившая от горы, повергла его в трепет.
– Царица, мы поворачиваем назад!
На запряженной ишаком двухколесной повозке возница вез черноокую Лиану, служанку Клеопатры. Повозка остановилась у ворот Арташата. Закутанная в плащ девушка слезла, дала вознице монетку и неуверенно подошла к воротам города. Армянская стража расступилась, что крайне удивило Лиану. Идя по улочкам, засыпанным битой утварью, сломанными телегами, корзинами, бочками, мимо дымящихся пожарищ, она не могла понять, почему встреченные ею люди так странно смотрят на нее. На руке чужестранки сверкало кольцо – Драконий перстень. Дух горы Арарат, подчиняя человека своей воле, целенаправленно вел девушку в обитель властелина Армении.
Добираясь сюда, Лиана претерпела бедствие. В Средиземном море разыгрался шторм, разнесший в щепки корабль Клеопатры. Ухватившись в воде за сломанную мачту, девушка смогла доплыть до берега. На ее пальце пылал алым пламенем Драконий перстень. Спаслась лишь она. Поясок, ожерелье с монетами и браслеты (все скромное, но из золота) помогли девушке добраться до Армении. «Перстень, наверное, что-то значит для царя этой страны. Продам! Стану богатой и свободной», – решила Лиана…
Римская стража у входа в дворец не посмела ее остановить, никто не окликнул девушку ни на втором этаже, ни в пышном тронном зале. Она шла по пустым коридорам, желая увидеть лишь кого-нибудь, кто препроводит ее к царю.
Стемнело. Армянская армия полностью взяла город под контроль; вокруг дворца не прекращались столкновения римской стражи с мятежным народом; в самом здании
кое-где зажгли свечи и светильники, на этажах царила зловещая тишина. Царевич Арташес осторожно крался по опустевшим темным помещениям, каждую минуту ожидая нападения врага. Римский управитель где-то рядом… В полутемном зале приемов, услышав шаги, царевич затаился за колонной, держа обнаженный меч в готовности нанести всесокрушающий удар. Шаги приближались и, когда раздались совсем рядом, юноша выступил, чтобы обрушить меч, но…
– Эрмина!! – воскликнул Арташес. – Милая, какое счастье тебя увидеть!
Жена бросилась в объятия мужа. Ими овладели волнение и радость, кружилась голова. После долгой разлуки эмоции рвались наружу, хотелось о многом рассказать друг другу… Они нежно поцеловались.
Эрмину переполняла радость:
– О Арташес! Я ждала и верила: ты вернешься, снова будем вместе… – она плакала
Он смотрел на свою восхитительную жену, и сильные чувства захлестнули его. Темные мягкие волосы и бледное утонченное лицо Эрмины сводили с ума, карие выразительные глаза, по которым царевич безумно скучал, казалось, излучали свет любви и надежды.
– Любимая, разлука больше никогда не коснется нас! – Притянув ее к себе, он целовал ее алые губы и прелестные пальчики: – Ты носишь то самое кольцо с изумрудом, подарок деда?
– Да, любимый! Это мой талисман, превращающий сны в явь. Я даже научилась читать чужие мысли. Сегодня приснился ты, а увидев Марда, поняла: муж вернулся. Не смогла усидеть на месте…
– Что с детьми?
– Они в Риме, здоровы, воспитываются в богатой семье.
– Эрмина, нам грозит смертельная опасность…
В зал шумно ворвался обезумевший Аршам:
– Прячься не прячься, все равно найду и убью!
Натянув лук, он уже собрался выстрелить в царевича, но в дверях возник Тигран Младший и со словами: «Умри, приспешник!» набросился на него. Аршам невольно обернулся и, почувствовав неотвратимую опасность, пустил стрелу в сторону Тиграна Младшего. Мечом хладнокровно отбив стрелу в полете, тот, не давая противнику опомниться, сделал выпад, ранив его в левую руку. Со звериным воплем, бросив лук и стрелы, зажав рану, Аршам ринулся прочь, скрывшись во тьме коридоров.
Арташес с прильнувшей к нему испуганной Эрминой с удивлением воззрился на брата отца:
– Дядя? Что ты здесь делаешь?
– Племянник, бьешься за власть? – Тигран Младший с нескрываемой враждебностью бросил взгляд на сына царя и его жену и равнодушно произнес: – Жажда власти порождает жестокость, вытекающую, несомненно, из благих намерений. Я столько претерпел лишений и унижений, что не остановлюсь ни перед чем, чтобы захватить трон.
– А я на твоем пути?
– Да, Арташес! Я всегда относился к тебе с любовью, по-отечески, но парадокс в том, что правитель при всей своей справедливости и доброте не должен никого любить, щадить и миловать. Власть обязана навязывать свою волю вопреки сопротивлению несогласных. – Тигран Младший прошелся по залу, и, чувствуя право и возможность распоряжаться чужими жизнями, остановился в центре: – Дворец контролируется моими людьми, тебе некуда деваться, ты умрешь! – Подняв руки с мечом к небу, он произнес молитву: – О боги, я один против всех, и беру то, что принадлежит мне по праву! Взываю к вам: дайте могущество и безграничную власть, откройте истину и наделите мудростью, ниспошлите силу…
Выражение лица Тиграна Младшего вдруг стало меняться: появилось удивление, отчуждение и, наконец, растерянность. Словно увидев в вышине что-то необычное, он медленно опустил руки, выронил меч и замертво упал ничком на каменный пол. Из спины торчал кинжал. Прямо за ним в черном одеянии стояла Рипсимэ. Обойдя с брезгливой гримасой бездыханное тело, она произнесла:
– Он мне как-то сказал: «Ты всегда выбираешь неподходящих парней». Надеюсь, теперь я не ошибусь. Этот мерзавец изнасиловал меня еще девочкой. Наигравшись, бросил, а при встрече называл шлюхой. Поделом негодяю! – Улыбнувшись, напомнила: – Сражение не окончено. Вперед, Арташес! Власть не терпит слабости. А мы с твоей женой подождем победителя в царских покоях, – она отступила в темноту, ожидая Эрмину.
Арташес поцеловал жену и со словами: «Я вернусь!» бросился искать раненого зверя Аршама.
Рипсимэ в царских покоях, поднося лучину к канделябру, разглядывала редкую красоту замужней женщины и говорила:
– О Эрмина, ты прелестна! Я могла бы научить тебя искусству косметики…
Она подвела ее к столу с красивыми маленькими баночками с кремами и флакончиками с духами. В Риме пристрастие к косметике охватило и мужчин, и женщин. Пудра из свинцовых белил, мела и меда подчеркивает привлекательные черты лица, скрывая недостатки. Для личика нужны тени и подводка для глаз. А вот и флакончик с ее любимыми духами из лилий и нарциссов. Они прелестны.
– Разреши капнуть из флакона на твою изящную шейку… – лицо Рипсимэ в свете канделябра выглядело зловещим, холодным и восковым.
