Георгий Григорьянц
Драконий перстень
Глава 35. Тайна власти
После возвращения в Египет Птолемей XII устроил резню и репрессии. Римское присутствие ему было на руку, и поэтому он не только не урезонивал солдат (пятьсот галлов и германцев), но и всячески поощрял: благодарил, вознаграждал, одобрял браки с местными женщинами, обещал землю. В результате разленившаяся солдатня не хотела ни воевать, ни возвращаться в Рим и была не прочь навсегда поселиться в Египте. Когда проконсул Бибул, новый наместник Сирии, назначенный после гибели Красса, направил двух сыновей в Египет за этими солдатами, чтобы усилить группировку войск на парфянской границе, те, не захотев возвращаться к суровой дисциплине римского лагеря, по совету египетского министра Ахиллы убили их.
Свиток творца – атрибут власти над природой и людьми, источник благосостояния страны – Птолемей спрятал в тайник.
В царские покои вошла дочь Клеопатра с изящным серебряным кувшином. Она уже взрослая, привлекательная, с типично греческим лицом, волнистыми волосами и носом с горбинкой, как у отца. Великолепный наряд (калазирис с геометрическим орнаментом как идея бесконечности жизни, полупрозрачный плащ, сине-голубые фаянсовые бусы и черный парик, украшенный белой лентой и цветком лотоса) подчеркивал свежесть и совершенство девушки, а ее обаяние, сквозившее в каждом движении и слове, излучало веру в искренность.
– О моя дорогая! – Птолемей, прекратив упражняться в игре на флейте, обожающими глазами смотрел на дочь. Он был готов для нее на все: баловать, поклоняться, восхищаться. Отложив флейту, подошел и, поцеловав дочь в щеку, воскликнул: – Клеопатра, ты главное сокровище Египта, богиня Хатхор, владычица Тентира, моя соправительница!
Хатхор почиталась в Египте богиней неба и любви, женственности и красоты, веселья и танцев. В городе Тентира фараон строил центр культа и храм в честь Хатхор, посвятив его своей дочери Клеопатре.
Поставив кувшин на стол, девушка взяла в руки систр – музыкальный инструмент из золота с навершием в виде кошки с человеческим лицом. На нем были подвешены тарелочки и колокольчики.
– Отец, я пришла, как обычно, помузицировать с тобой, – голос Клеопатры, чарующий и мягкий, обволакивал, в каждом слове сквозила притягательная сила. – Какое музыкальное произведение исполним сегодня?
– Дитя мое, в голову не пришла ни одна новая мелодия. Только в общении с тобой я черпаю вдохновение.
Считалось, что богиня Хатхор может принимать образ вечнозеленого дерева сикомор (смоковница), по прочности не уступающего дубу, а его плоды фиги считались драгоценной ягодой. Богиня поила живительной влагой из этих ягод посетителей «прекрасного запада» (царство мертвых). Родиной дерева был Египет. Из фиг, по рецепту из «Книги небесной коровы», Клеопатра каждый день готовила для отца пьянящее пиво, в которое подмешивала вещество «диди» (порошок гематита), открывающее врата человеческой души. Фараон употреблял это пиво исключительно из рук дочери, пренебрегая услугами рабов-пробователей. Напиток цвета крови концентрировал мысль, прибавлял решительности, смелости и уверенности в себе.
Клеопатра налила из кувшина в стеклянный с золотым ободком бокал кроваво-красную жидкость и подала отцу. В глазах девушки сверкнули красные огоньки. Птолемей с благодарностью принял бокал и стал жадно пить. Пришло умиротворение, устойчивость, покой, сама собой возникла музыкальная тема – потрясающая, смелая, с новым способом выражения, явился лейтмотив: жизнь Хатхор, дарующей плодородие Египту.
– Я назову эту композицию «Дикая сикомора»! – сказал он.
Фараон одарил дочь одобрительным взглядом и заиграл на флейте лирическую протяжную мелодию. Музыка как птица невесомо парила в пустоте, а взмах ее крыльев – это биенье и звяканье тарелочек и колокольчиков систра, которым бренчала Клеопатра.
Через несколько дней Авлет слег. Болезнь так подкосила его, что он с трудом говорил и принимал пищу. У дверей покоев царя толпились придворные: главный министр Потин, военный министр Ахилла и начальник дворца Теодат.
– Он умирает, не оставив завещания! – негодовал Потин.
– Он обязан выразить последнюю волю, назначив наследником сына, иначе Рим пришлет своего ставленника, – торопливо сказал Ахилла.
– Только в присутствии главного жреца завещание станет неоспоримым фактом, —обронил Теодат.
Позвали верховного служителя Великого храма в Мемфисе – главного египетского жреца Пшериниптаха. Вместе с ним и вошли в спальню фараона. На огромной кровати с золочеными спинками, под балдахином из прозрачной ткани лежал неизлечимо больной Птолемей XII. Луч солнца, пробивавшийся сквозь резную решетку окна, падал на его изможденное лицо, освещая предсмертную агонию умирающего. Все четверо приблизились к ложу. Пшериниптах (ему уже почти сорок) в длинной льняной коричневой рубахе, шапочке из той же ткани и со шкурой леопарда на плечах, вышел вперед, воздел руки к небу и произнес:
– О боги небесные, боги земные, придите и узрите фараона! Я перепоручаю вам его! О люди, ликуйте в ожидании нового божества! Царь Птолемей, избавься от страха, приготовься уйти в загробную жизнь и стать бессмертным! – жрец положил на ложе погребальный папирус с заклинаниями для защиты от враждебных сил, обитающих в Дуате. – Бог Анубис ждет. Он сопроводит тебя к царю загробного мира Осирису.
Еле шевеля губами, не поднимая головы с подушки, фараон произнес:
– Великий провидец Пшериниптах, я принимаю волю богов…
– Достойно закончи свой земной путь – назначь наследника престола. Кто новый царь?
– Мой старший сын.
Жрец объявил:
– Новый царь Птолемей XIII. Кто станет его соправителем?
– Моя старшая дочь.
– Царицей станет Клеопатра VII.
У Авлета было двое сыновей и две дочери, и вот малолетнему Птолемею надлежит стать фараоном, а юной Клеопатре – царицей и соправителем.
– Поставь подпись на завещании.
Потин вложил в руку фараона палочку из тростника, подложил под нее папирус с текстом, обмакнул тростник в склянку с чернилами из сажи, замешанной на гуммиарабике (смола аравийской акации), и умоляюще прошептал: «Подписывай!» Царь поставил подпись и уронил тростник. Дело сделано, династические законы соблюдены, и об этом скоро узнает мир. Раздался голос Пшериниптаха:
– Чтобы путь царя в загробный мир был легким, я, как хранитель священных тайн, должен провести ритуал очищения. Оставьте нас!
Выжидательно посмотрев на придворных (они замешкались, неохотно покидая спальню), провидец, как только дверь плотно закрылась, спросил:
– Птолемей, где Свиток творца?
– В тайнике.
– Кто знает о тайнике, и где ключ?
– Армянский царь Артавазд знает, ключ у него.
– Хорошо! – жрец ушел.
За стеной у изголовья кровати, приложив ухо к отверстию для подслушивания, стояла Клеопатра. В глазах ее вновь сверкнули красные огоньки. Она выпрямилась, гордо подняла голову и напустила на лицо выражение высокомерной брезгливости, как у ее погибших матери Трифаены и сестры Береники.
Бог солнца Амон – верховный бог египтян. Его самый знаменитый храм в Египте был в оазисе Сива. Однажды персидский царь Камбис II, покоряя Египет, отправил пятьдесят тысяч воинов захватить Сиву, но они бесследно исчезли, а Камбис впоследствии был поражен безумием. Те же, кого бог Амон выбирал сам, становились великими. Перед завоеванием Персии Александр Македонский прибыл в Сиву. Оракул храма объявил ему о его божественной природе и назвал законным фараоном Египта. Единокровный брат Александра Птолемей I имел дочь Арсиною. Ее именно здесь, в Сиве, бог Амон выбрал себе в жены. Став соправительницей фараона, она получила при жизни божественные почести, и все ее потомки (среди них и Клеопатра VII) обладали незаурядными и даже мистическими способностями.
Клеопатра, самостоятельная и деятельная, с развитой интуицией и цепкой хваткой, знающая магию и десять иностранных языков, отличалась острым умом, чарующим голосом и неодолимым обаянием. Эта смуглая черноволосая гречанка могла молниеносно соблазнить мужчину, волшебным образом влюбив его в себя, умела легко манипулировать мужским полом, вызывая сначала страсть, чувственное влечение, а затем стремление исполнить любой ее каприз. Манящий запах этой женщины, усиленный розовым маслом, привязывал партнера намертво.
Клеопатра, получая божественные знаки и подсказки, была одержима идеей править миром, как великие фараоны Тутмос III и Рамсес II, сокрушившие армии многих государств, или как Птолемей I, завоевавший Киренаику, южную Сирию, Кипр и множество греческих полисов. Отстранив от управления брата и клику министров, Клеопатра стала принимать решения сама.
Главный министр евнух Потин, военный министр Ахилла и начальник дворца толстяк Теодат, имеющий почетный титул «воспитатель фараона», в тронном зале, озираясь, говорили вполголоса, иногда переходя на шепот:
– Она отстранила нас от управления.
– Проводит проримскую политику, как ее отец.
– Подняла налоги, чтобы выплатить долг Риму.
– Выдала новому наместнику Сирии убийц его сыновей.
– Владеет магией. Умеет делать золото из других металлов.
– У нее есть воля, это опасно.
– Приказала снизить содержание серебра в монетах вдвое, собирается провести деноминацию…
– О, надо что-то делать!! – закричал Потин.
– Я скажу что делать, – «воспитатель фараона» заговорщически посмотрел на царедворцев. – Воспользуемся ситуацией. Плохой разлив Нила в этом году вызвал неурожай. Конечно виновата царица! Пустим слух, что возникла угроза голода, возмутим народ, усилим антиримские настроения, отправим подстрекателей бунтов во все номы. Пусть египтяне требуют ее казни и грозят прекратить ирригационные работы!
– Иностранные наемники тоже настроены против нее, – сказал Ахилла. – Это надо использовать.
– Среди жречества пустим слух, – высказался Потин, – что новым фараоном будет не грек, а египтянин, а столицу вновь перенесем в Мемфис. Жрецы этого хотят… Они отвернутся от нее.
– Да будет так!
Все трое, довольные планом и решительно настроенные добиться победы над женщиной, пошли воплощать задуманное.
Клеопатра все слышала. С самого детства она изучила тайны дворца, построенного так, чтобы ни один секрет не укрылся от фараона.
Бывшие солдаты Габиния, галлы и германцы, обозленные на Клеопатру, оцепили дворец, а толпа возбужденных египтян, ведомая подстрекателями, ворвалась в него и беспрепятственно вломилась в покои царицы. В большом зале, украшенном традиционными фресками и цветами, среди голубых колонн в виде папируса, журчащих фонтанчиков и красных ковров, полулежа на золотых ложах, облокотившись на шелковые подушки, семь «цариц» смотрели на недовольных горожан. Все одного роста, все в черных париках с диадемой, все в оранжевых калазирисах и прозрачных плащах, с лицами, прикрытыми черной вуалью; в руках каждой опахало из страусовых перьев. Потин, выйдя вперед, растерялся:
– Клеопатра! – он вертел головой по сторонам, пытаясь угадать, где подлинная царица. – Ты виновна в бедах Египта. В Александрии голод!
Подойдя к одной из девушек, он резко сорвал ее вуаль. Узнав рабыню, растерялся, но закричал:
– Клеопатра, ты виновна в том, что хочешь изгнать своего брата, законного правителя Египта!
Подскочив к другой «царице» и сорвав с ее лица вуаль, увидел черную рабыню и, взвизгнув, отбежал назад. Семь женщин встали с лож и с достоинством, гордой осанкой, мягким шагом с красивой походкой выстроились перед возбужденной толпой. Заговорила та, что в центре:
– Александрийцы, вы именуете меня «Наша владычица и великая богиня». Неужели вы поверили лжецу Потину? Египет возвысится при моем правлении. Я повелела восстановить самые почитаемые из разрушенных храмов, строю храм в честь Хатхор, а новый канал, который я приказала прорыть, принесет нильскую воду в Александрию в избытке. Народ любит меня. Я Изида, дочь бога Амона-Ра…
Потин закричал:
– Не слушайте ее! Она порождение зла, исчадие тьмы, гнусная обманщица, развратная девка! Смерть отродью бога Сета!
Толпа зарычала, загудела, двинулась на «цариц». Строй девушек сомкнулся. Их стало шесть. Потин принялся срывать с каждой вуаль. Клеопатры не было… Сбежала!
– Ищите ее в дворце!! – истошно заревел он и, увлекая толпу за собой, выбежал из зала.
Сенат в Риме постановил, что Цезарь – враг народа, так как не сложил полномочия главнокомандующего в Галлии по окончании срока проконсульства и не распустил войска. Он угроза для Рима! Законопроект готовил Помпей, чья популярность росла с каждым днем. Устранение Цезаря с политической арены открыло бы ему путь к единоличной власти. Вето на постановление сената наложил Антоний – его Цезарь предусмотрительно провел в народные трибуны. Теперь жизни Антония грозила смертельная опасность. Переодевшись в раба, на повозке, запряженной ослами, ночью он бежал из города. Республику лихорадило: Красс погиб на войне, триумвират развалился, произошли вооруженные столкновения, Клодия убили, его отряды мстителей распустили, прокатилась волна политических процессов, начался разгул самых диких страстей. Умерла во время родов Юлия, дочь Цезаря и жена Помпея. Двое политиков больше не доверяли друг другу и, разругавшись вконец, стали непримиримыми врагами. В Риме объявили о наборе войск. Все шло к гражданской войне.
Цезарь с одним легионом и трехстами всадниками выдвинулся из Галлии к реке Рубикон – северной границе Италии. Переход через эту реку войскам категорически запрещался законом. Рим – первая цивилизация, основанная на соблюдении законов.
– Проконсул! – Антоний на коне подъехал к Цезарю. – Сенат воспримет переход границы как мятеж, а мятежника ждет казнь.
– У меня есть повод для вторжения: тебя хотели убить. А что это как не угроза священной неприкосновенности народного трибуна?! – громко, чтобы слышали все, сказал Цезарь, а сам подумал: «Если я откажусь перейти Рубикон, это принесет мне несчастье, но если я перейду его, это принесет несчастье всем».
Он колебался. Стояла звенящая тишина, ее нарушало лишь фырканье лошадей. Посмотрев на своих преданных генералов, веривших ему и готовых действовать самоотверженно в любой ситуации, он произнес:
– Жребий брошен! – и первым на коне форсировал мелкую речку.
Гражданская война (в ней погибнет республика) началась. Взоры запаниковавшего сената обратились к Помпею, мнящему себя властителем мира, и Помпей, так долго ждавший момента, когда его будут умолять, взял на себя роль спасителя республики.
Кассий ощущал душевное равновесие только в доме Рипсимэ, и только в ее объятиях испытывал сильные чувства. Она питала к нему глубокую привязанность, но его эмоциональное состояние, высокомерность и внутренняя опустошенность страшили ее. Сомневаясь в искренности его чувств, Рипсимэ успокаивала себя: «Неважно, что он не хочет разводиться с женой, главное – я ему небезразлична, он нуждается в моей поддержке». Она приподнялась на кровати, положив руку под голову, чтобы увидеть лицо возлюбленного. Он спал. Римский чеканный профиль Кассия представлял собой застывшую маску надменности. Рипсимэ так и не удалось открыть тайники его души. Последние встречи стали пугать: квестор говорил только о политике, во взгляде появилась жестокость, в делах доминировала наклонность к порокам. Его самолюбие было болезненным. Превратившись в циника, он был готов ради своего тщеславия принести в жертву все и вся. Рипсимэ, как могла, сглаживала резкость и противоречивость любовника, отвлекая его от грустных мыслей.
Видимо, почувствовав взгляд подруги, Кассий открыл глаза и улыбнулся, но тут же на его лице появилась холодность.
– Милый, – женщина ласково прижалась к нему, – мне хочется быть полезной тебе. О чем ты задумался?
– Рипсимэ, – лицо Кассия исказилось, – Рим ввергнут в политическую анархию.
– И что с того?
– Цицерон предложил избрать диктатора.
– Сенат обратил взор на…? – она с любопытством открывала в нем ростки зависти.
– На Помпея… Им удобнее управлять. Но Цезарь – сенат его боится – неудержимо рвется к власти.
– О милый, я чувствую, грядет война, – вид красавицы, похолодевшей от мысли о войне с непредсказуемым исходом, стал испуганным.
– Непомерное честолюбие Цезаря против напыщенного самодовольства Помпея! – на лице Кассия заиграла презрительная улыбка. – Борьба за власть! Я заинтригован. Рипсимэ, чью сторону принять?
Он смотрел на девушку выразительными серыми глазами. Накопленная ярость во взгляде жестокой натуры этого человека вдруг выплеснулась в зримое воплощение зла. Рипсимэ почувствовала, что обнажилась темная сторона его души.
Вдруг Кассий высказал осенившую его мысль:
– Все дело в перстне!
– Милый?
– Я понял! Кто владеет Драконьим перстнем, тот обречен. Красса убили, потому что он, пренебрегая знаками судьбы, шел в заготовленную перстнем ловушку. Помпей ведет себя осторожнее, но это ничего не меняет. Его также ждет гибель. Кстати, перстень ему вернули…
Рипсимэ казалось, что Кассия переполняла ненависть, над ним прочно довлел предрассудок, но тот с воодушевлением и пафосом произнес:
– Я рад этому!
Он все для себя решил. Выше квестора подняться в армии ему не дадут, но война – это шанс возвыситься. Помпей обещал сделать его народным трибуном, но парню этого мало. Цезарь наверняка сделает легатом. Миссия Кассия – убрать неспособную к управлению державой коррумпированную аристократию в лице сената. Державе нужен монарх. Но почему держава? Империя! Он будет императором, покорит мир, и все царства станут провинциями Рима с одной лишь привилегией – поставлять рабов, зерно и золото. Конечно, народы не смирятся с римским господством, вспыхнут смуты, мятежи, восстания… Он подавит любые выступления.
– Милый, ты меня пугаешь.
– Я утоплю мир в крови…
Последние слова Кассий произнес яростно, исступленно, с ухмылкой садиста. Рипсимэ всполошилась: «У него бредовая идея величия. Он способен принести страдания мне, людям, странам…»
– Милый Кассий, – растерянно произнесла она, – я расскажу тебе одну историю…
Красноречию Рипсимэ он внимал, как всегда, молчаливо. Безжалостный царь Вавилонии Навуходоносор II повелел военачальнику Олоферну завоевать страны Востока. Олоферн с огромной армией, состоящей в основном из ассирийцев, разорил Месопотамию, Киликию и другие земли и подошел к Иудее. Молодая, богатая и красивая вдова Юдифь, стремясь спасти свой родной город Ветилуя, облачилась в нарядные одежды и отправилась в стан ассирийцев. Она сделала вид, что хочет предать свой народ. Очарованный красотой гостьи, Олоферн попытался овладеть ею, но выпил лишнего и, к несчастью для себя, заснул в шатре. Юдифь обезглавила спящего полководца его собственным мечом, а отрубленную голову положила в мешок и унесла. Испуганные ассирийцы бежали, город был спасен.
Рипсимэ умолкла и посмотрела на Кассия. Его неестественно искаженное лицо и безумный взгляд вызвали у нее неуверенность и слабость.
Взглянув на нее спокойно и враждебно, тихим голосом Кассий произнес:
– Я не пью много вина…
Он встал, оделся и, уже уходя, бросил:
– Меня ждут либо почести, либо бесславие, но свою лепту в разрушение мира я внесу.
Цезарь стремительно наступал, используя в полной мере фактор внезапности. Помпей, застигнутый врасплох, был обескуражен. Он не успевал ни переправить на Апеннинский полуостров свои легионы из Испании, ни набрать новые. Его противник совершал победоносное шествие по Италии, всех прощая. Легат Афраний с легионом, получив щедрые обещания и приглашение вступить в армию Цезаря, предал Помпея —после недолгого раздумья капитулировал.
Помпей спешно ушел с войсками в Грецию и обосновался в городе Лариса, а Цезарь, захватив Рим и казну государства, провозгласил себя диктатором и с небольшой армией (шесть легионов) переправился в Грецию, где ввязался в кровопролитные бои. В одном из них он чуть не погиб, но нерешительность Помпея спасла ему жизнь.
И вот развязка. Битва при Фарсале, на севере Греции, окончилась сокрушительным разгромом Помпея. Талант Цезаря проявился в полную силу. Применив военную хитрость, он сконцентрировал скрытый резерв из трех тысяч легионеров на левом фланге противника со слабым легатом. Помпей командовал правым флангом, имея против себя Антония. Цезарь дал знак, и его кавалерия, сражавшаяся с кавалерией Помпея, расступилась, пропуская резервные когорты пехоты. Те стали биться со всадниками неприятеля, норовя попасть копьем именно в лицо человека. Отпрыски знатных семейств из кавалерии Помпея не выдержали и обратились в бегство. Солдаты Цезаря приступили окружать помпеянцев на фланге, те дрогнули и бросились врассыпную, а боевой порядок рассыпался. Сам Помпей решил бежать в Египет в надежде, что дети Авлета вспомнят, как Габиний по его приказу восстановил их отца на троне.
Флотилия Помпея из десяти судов подходила к Египту. Суда были большей частью торговые, так как боевой флот легаты-изменники, в том числе Кассий, угнали к Цезарю. Гней совсем пал духом, и даже новая жена Корнелия и ее сын Секст, взятые на борт на острове Лесбос, не поднимали настроения. Один из сенаторов назвал Помпея, совсем недавно мнившего себя вершителем судеб Римской республики, ничтожеством. Череда ошибок, и он ступил на путь гибели. Возможно, его, ослепленного тщеславием, ждет крах, а возможно, не все еще потеряно. Римские солдаты, которых Габиний оставил в Египте, пока там, ждут его приказов, царь-мальчик Птолемей обязан ему троном, богатства Египта безграничны, флот этой страны не уступает римскому. «И золотое кольцо дракона все еще у меня. Да, все складывается! Нельзя падать духом!» – решил Помпей. Сняв с пальца Драконий перстень, любимый талисман, он повертел его на ярком солнце, внимательно рассматривая. Камень горел кроваво-красным пламенем. На внутренней стороне кольца он вдруг различил надпись: «Слава и забвение: всему свой срок».
– Забвение великому человеку не грозит, – вслух сказал он.
– Что, дорогой? – не поняла Корнелия.
– Творишь добро всю жизнь, а люди запоминают лишь ошибки, грязь и неудачи.
Жена нежно поцеловала мужа:
– Мнимые друзья – приспособленцы, на сердце у них лишь ревность, соперничество и зависть. Будь сильным, думай о хорошем!..
Они оба смотрели на приближающийся берег, вселяя в свои сердца надежду. Письма Птолемею XIII и командиру римских войск в Египте были отправлены заранее. Ответ был положительным, и теперь корабли Помпея шли в Пелузий, город-крепость в дельте Нила на берегу Средиземного моря, где юный фараон готовил войска к сражению с Клеопатрой, навербовавшей наемников – арабов и набатеев.
Фавоний, бесконечно преданный Помпею, произнес:
– Не нравится мне все это. Похоже, в этом году нам не видать тускульских фиг.
В Тускуле, городе недалеко от Рима, стояли виллы богачей. Отказаться в этом году от тускульских фиг означало оставить надежды о скором возвращении в Рим. На берегу выстраивалось большое египетское войско. Помпей взглянул на камень Драконьего перстня. Тот переливался разноцветьем: от серебристо-серого до фиолетово-синего. Военачальник насторожился.
– Гней, – снова заговорил Фавоний, перехватив взгляд патрона, – мы могли бы уйти к берегам провинции Африка (современный Тунис) или просить помощи у царя Армении Артавазда; заключить, на худой конец, союз с парфянами или, как Цицерон, отказаться от борьбы и вернуться в Италию.
– Фавоний! – Гней грустно взглянул на товарища. – Судьба, прощая злодейства и оправдывая неудачи, все равно ведет всех в бездну.
Помпей вдруг осознал, что его величие призрачно: «Меня так долго называли великим, что я сам в это поверил; но, похоже, история изобразит меня неудачником, вознесшим Цезаря на вершину власти».
– Гней, – Фавоний сурово смотрел ему в глаза, – демон направляет тебя по гибельному пути.
Взгляд географа вновь упал на Драконий перстень. Камень перстня уже стал черным.
Военный министр Египта Ахилла, одетый по случаю важного события в торжественные одежды, в платке немес с красными и белыми полосами, с пасмурным лицом, а также два угрюмых центуриона в кольчужных рубахах, шлемах с гребнем, красных плащах и с мечами на поясе спешили навстречу флагманскому кораблю на украшенной белыми лилиями лодке с несколькими рабами на веслах. Подплыв к судну, Ахилла встал и, приложив руку к сердцу, поклонился и выкрикнул:
– Император Помпей Великий! Царь Египта ждет тебя для торжественной встречи! Прошу пересесть в мою лодку! Море здесь мелкое, большой корабль не сможет подойти к берегу! – и протянул руку.
Спасаться бегством было поздно и унизительно. Поколебавшись с минуту и набросив поверх доспехов воинский плащ пурпурного цвета, Помпей, поцеловав побледневшую Корнелию и бросив прощальный взгляд на сына, бессознательно процитировал слова Софокла:
– Кто отправляется к тирану, становится его рабом…
Опираясь на руку Ахиллы, он перешел в лодку. Вслед за ним последовал Фавоний. Лодка поплыла к берегу. Корнелия с беспокойством провожала глазами мужа. Помпей, взглянув на римского центуриона на корме лодки, произнес:
– А ведь ты служил когда-то под моим началом?
В ответ тот лишь кивнул головой. Отвернувшись, военачальник достал маленький свиток с написанной по-гречески приветственной речью, которую собирался произнести перед Птолемеем, и стал читать. Лодка остановилась, уткнувшись носом в песок. К ней уже шел молодой фараон, царедворцы Потин и Теодат. Помпей поднялся со скамьи, и в ту же минуту центурион вонзил ему меч в спину. Фавоний вскрикнул, схватился за меч, но второй центурион уже приставил к его горлу свой гладиус. Смертельный удар в сердце Помпея нанес мечом министр Ахилла. Полководец с глухим стоном рухнул к ногам убийц.
Корнелия, наблюдавшая с борта корабля жуткую сцену, с душераздирающим воплем упала в обморок. Сын Секст истошно закричал: «Измена!» Капитан римского судна, увидев выходящую из-за скал египетскую эскадру боевых кораблей с гребцами, парусом и лучниками, развернул корабль и направил в открытое море. За ним поспешно удалились остальные суда.
На берегу мальчик-фараон с ужасом смотрел на окровавленное тело Помпея в доспехах и пурпурном плаще.
Потин сказал:
– Подобный финал рано или поздно был неизбежен.
Теодат произнес:
– Помощь Помпею поставила бы под угрозу независимость Египта.
Ахилла заметил:
– Теперь у Цезаря не будет предлога для вторжения.
Юный фараон, испуганный и бледный, закричал:
– Мне не простят этого злодеяния никогда!! Клеопатра заслужила бы благосклонность Цезаря другим путем!
– Молчи, она старше тебя и умнее! – цыкнул Потин.
