Добивать Митридата в Таврике, как призывал римский сенат, никакого желания у Помпея не было. В донесении в Рим он писал: «Рассчитываю победить деспота в открытом сражении». К горе Арарат приближаться он также боялся. Хватит того, что на пути из Кавказской Албании во время переправы через Аракс Драконий перстень вел себя с чудинкой – то вспыхнет ярко-красным, то серебристо-серым, а то фиолетово-синим. Теперь главнокомандующий увлекся сирийским походом, где никто не оказывал сопротивления его потрепанной армии: защитники городов, завидев римское войско, сдавались немедленно, и легионеры, бодро марширующие по дорогам Азии, были довольны: тяготы опасного похода на Кавказ сильно вымотали.
Свою новую резиденцию Помпей обосновал в столице Сирии Дамаске, называемым «матерью городов». Старейший город на земле, древний как камень, цветущий оазис в пустыне, видел разных захватчиков. Фараон Тутмос III, одержав победу в Мегиддо, присоединил Дамаск к Египту. Иудейский царь Давид, победив арамеев, захватил Дамаск, но его сын, царь Соломон, город не удержал: слуга Соломона (арамей) объявил себя царем и возглавил победоносный мятеж. Потом были ассирийцы, снова иудеи, вавилоняне, персы, эллины, набатеи, армяне… Теперь Дамаск захватили римляне.
В дворце сирийских царей Кассий занимал ряд роскошных комнатах; в них хозяйничала красавица-армянка Рипсимэ. Она смотрела на римлянина и думала: «Как пленить Кассия, чтобы он на мне женился? Одной красоты мало, нужно показать свой ум!» Изощренный женский ум – то малое, что делает красавицу незаурядной, а некрасивую желанной. Гибкий юный ум Рипсимэ был очень изобретательным.
– Милый, ты надеваешь парадные доспехи?
Кассий, закрепляя меч на поясе, сообщил:
– О дорогая, сегодня важный день. Будет решаться судьба Сирии.
Девушка как бы невзначай сказала:
– Решая судьбу Сирии, вспомни, что эту страну называют «землей первой крови».
Кассий заинтересованно посмотрел на нее:
– Ну, продолжай… Мне интересно.
Рипсимэ неповторимым обликом, гибкой фигурой и тайной в глазах создавала ощущение восточной сказки. В образе римской матроны она выглядела величественно: длинные, обрамлявшие лицо, локоны, темно-зеленая туника без рукавов из легкой шелковой ткани, изящный леопардовый пояс, восточные драгоценности – золотое ожерелье, изумрудные серьги и нефритовые браслеты. Все в ней олицетворяло гармонию и безмятежность. Зеленый – это цвет самой природы, его часто выбирают умные.
Рипсимэ кокетничала, показывая всем видом, что ей не хочется говорить о страшном, но все же «сдалась» и поделилась знанием:
– Милый, Дамаск – опасное место. Недалеко отсюда совершилось первое на земле преступление: убийство Каином своего родного брата Авеля.
Кассий не мог отвести взгляда от ее упругой груди, но все же, преодолев желание, поднял глаза и рассеянно спросил:
– Как это случилось?
– О Кассий, дело было так…
Ее рассказ звучал таинственно. Пастух Авель пас овец, а Каин был земледельцем. Однажды они принесли богам жертвы: Авель лучшие части ягнят, Каин плоды земли. Боги обратили внимание на дары Авеля: с неба упал огонь, а дары Каина боги не приняли. Огорчился Каин и убил Авеля. И было Каину пророчество богов: «Ты проклят! Когда будешь возделывать землю, не станет она давать тебе свои силы. Будешь изгнанником и скитальцем»…
Квестор отозвался:
– Я не верю в пророчества. Сегодня умрут все, кто встал на пути римлян к мировому господству.
– Милый, не спеши, обдумай решение. Судьба обычно исполняет пророчество богов…
– Рипсимэ, чем же закончилась твоя история?
– Древние истории никогда не досказывают до конца. Спустится на землю вечер, загорится огонь в свечах, раздастся звон золота, и польется рассказ девушки, который как крепкий напиток разбудит воображение…
Обожающими глазами смотрел Кассий на очаровательную Рипсимэ. Но долг зовет. Поцеловав в губы прелестницу, он развернулся и шумно вышел.
Помпей уселся на трон Селевкидов, выполненный из слоновой кости. Династию Селевкидов основал один из полководцев Александра Македонского – Селевк, и все цари династии отличались необычайной предприимчивостью и склонностью к удовольствиям. Сегодня Помпею предстояло решить судьбу Сирии: что делать с царством. Рядом с Помпеем разместились помощники и легаты.
Кассий, ответственный за казну похода, радостно воскликнул:
– Проконсул, поступления в казну Рима благодаря твоим завоеваниям увеличились более чем вдвое! Союз с Арменией позволил контролировать Кавказ, Парфию, Сирию, Месопотамию и много мелких царств.
– Да, Кассий, – Помпей благодушно поглядывал на подчиненных, – Армения имеет стратегическое значение на Востоке, но, предсказываю, она всегда будет яблоком раздора сильных держав.
Сделав выразительное лицо, проконсул подумал: «Тигран поступил мудро, заключив с нами союз. Он понял, что Риму суждено покорять надменных, являя милость покорным». Еще он вспомнил известную римскую пословицу: «Судьба ведет того, кто ей повинуется, или тащит силой того, кто ей противится».
В зал ввели старейшину знатных родов Сирии влиятельного царедворца Хадиана и еще шесть сирийских аристократов. Хадиан, седой, с длинной бородой, в хитоне и плаще-хламиде, украшенном орнаментом, опираясь на посох, приблизился к трону, поклонился и сказал:
– Проконсул Помпей, о твоем таланте организатора ходят легенды.
Помпей, с любопытством посмотрев на него, отрезал:
– Где Помпей, там господство закона.
Старец покосился на Афрания, Скавра, Метелла и Лоллия (запасной легат). Эти полководцы уже навели в Сирии «порядок и законность»: Афраний усмирил гористую Сирию, Метелл и Лоллий – равнинную, а Скавр ввел римские порядки в Дамаске. Везде, где они прошли, аристократия потеряла независимость, началась выкачка средств в пользу Рима, а поборы, реквизиции и непомерные налоги стали нормой жизни.
– Я буду поддерживать и поощрять торговлю, – объявил Помпей.
Ему уже разъяснили, что каждый караван, следующий через Сирию, принесет казне солидные доходы.
Хадиан вновь поклонился:
– Проконсул, торговля – это хорошо. Пшеница, масло, вино, пряности… Вот армянский царь Тигран защищал купцов от многочисленных разбойников, а твои полководцы не желают этим заниматься.
– Я Помпей, я победил пиратов, я организую рациональное управление на всех территориях, подконтрольных Риму!
– О, шансы на выживание Сирии повышаются! Господство воли всегда лучше, чем господство глупости…
Главнокомандующий, не слыша сарказма в словах старика, распалялся:
– Сирия будет платить одну десятую долю доходов. Это справедливо. Молиться вы будете своим богам, но храм Хадада я перестрою в храм Юпитера Дамасского. Надо, Хадиан, приобщать вас к истинным ценностям.
Помпей в своих мыслях уже вышел через Сирию и Аравию к Красному морю и Индийскому океану. Историки напишут: «Он завоевал весь обитаемый мир! Его нога определила границы Римской державы – Европа, Африка, Азия, Атлантической океан, Индийский океан, Каспийское море, Кавказские горы». Дух захватило: «Мои походы затмят достижения Александра Македонского! Средиземное море будет называться Внутренним морем».
Воинственный Фавст воскликнул:
– Это законно! По праву военной победы!
Кассий сообщил:
– Арташатский договор дает нам право на территории, контролируемые ранее Тиграном II.
– Но Тигран наш царь! – возразил старик Хадиан.
– Тигран наш друг! – отрубил Целер.
Главная обязанность «друга» Рима состояла в том, чтобы не действовать во вред республике и ее союзникам.
– Тигран наш союзник! – резанул Габиний.
Союзники были обязаны строго согласовывать свою внешнюю политику с Римом, а в случае необходимости предоставлять ему войско.
– Кто не друг и не союзник, тот враг! – объявил Скавр.
– Предателей мы не потерпим! – изрек Афраний.
Помпей, одобрительно взглянув на соратников, спросил:
– Так чего вы хотите, Хадиан?
– Мы хотим сохранить царство Сирия, а царем Тиграна Армянского, – просто и прямо ответил старец.
Стало ясно, что Армения остается слишком влиятельной страной. Главнокомандующий смотрел на старика как удав на кролика. Наконец он сказал:
– Я сам решу, кто будет царем! – и кивнул секретарю.
Двери зала открылись, под охраной легионеров вошли два претендента на сирийский престол: Антиох XIII и Филипп II, двадцатилетние двоюродные братья, оба из рода Селевкидов, непримиримые соперники, готовые на все ради трона. Братоубийственная междоусобица – не новость для Сирии. Недавно братьев захватили в плен арабские царьки, мечтающие разделить Сирию и посадить на трон покорного царя, и ради этого дали римлянам взятки.
– Кто из вас прислан Сапсикерамом I, князем Эмесы? – задал вопрос Помпей.
Один из братьев, в синем хитоне и пурпурном плаще, с короткими завитыми золотистыми волосами, подстриженными лесенкой, поправил на голове венок из золотых дубовых листьев и, напустив на себя важность, произнес:
– Меня! Я Антиох XIII. Император, подтверди мое царское достоинство!
– Тебя разбил Тигран Армянский, я разбил Тиграна. По логике вещей править Сирией должен я.
– За мной стоят поколения Селевкидов, а по римским законам…
Помпей, не став слушать, повернул голову к полному юноше, прозванного в народе Барипусом (Толстоногий), и спросил:
– А ты, значит, Филипп?
Упитанный пышнокудрый шатен с белой повязкой на голове, одетый в длинный белый хитон с короткими рукавами и нарядный гиматий из сирийского шелка с замысловатым узором, перекинул ткань плаща через руку:
– Император, ты поступишь несправедливо, отдав трон брату. Он уже правил в Сирии и разорил ее, а еще втайне мечтает завладеть египетским престолом: в его жилах течет кровь Птолемеев.
– Да-а-а, – на лице Помпея отразилась досада.
Он подумал: «Агония Селевкидов налицо, и это угрожает римскому влиянию в Азии. Мы приобрели Сирию, не отдавать же ее мальчишке! Лукулл советовал назначить Антиоха, но есть угроза захвата ослабленной территории Парфией».
Антиох, беспокойно поглядывая на Филиппа, категорично заявил:
– Мой брат Филипп обещал арабам караванные пути.
– А ты, братец, – толстяк говорил резко и торопливо, – с помощью магии умерщвляешь своих недругов…
Габиний не выдержал:
– Проконсул, предлагаю казнить обоих!
Сирийские братья дрогнули. Вмешался Кассий. Он вспомнил легенду, сегодня утром рассказанную ему Рипсимэ, о Каине и Авеле: один брат убил другого. С кривой ухмылкой, со злобой в глазах квестор предложил:
– Проконсул, сама судьба решит, кто станет царем Сирии. Устроим гладиаторский бой. Пусть победит сильнейший!
На забаву публики на специальных аренах сражались бойцы. Погибал слабый, а сильного оставляли в живых. Но суровые тренировки делали гладиаторов образцовыми воинами, а двое изнеженных братьев вряд ли могли справиться с предстоящей нагрузкой. Гладиаторские игры – любимейшее зрелище римлян, обожавших, как и греки, состязания: нет ничего почетнее, чем стать победителем. «Хлеба и зрелищ!» – требовал народ Рима, и патриции устраивали бои.
Помпей с любопытством взглянул на Кассия, затем оценивающе на претендентов, прищурился и, загоревшись идеей, изрек:
– Да, конечно, пусть победит сильнейший!
Братьев вытолкали из зала и повели готовиться к представлению. Через четверть часа все присутствующие вышли на балкон. Расположившись в креслах, лакомясь инжиром и сладостями, ждали – римляне с нетерпением, сирийцы с содроганием. На площадь перед дворцом вывели бывших царей, вновь претендующих на трон уникальной страны: Сирия лежит на стыке трех материков – Африки, Европы, Азии – и является лакомым куском для любого завоевателя. За двадцать лет правления Тиграна произошло маленькое чудо: раскрылся талант сирийского народа, страна расцвела, обогнав в развитии соседей, но… пришли римляне.
Протяжный горн известил: сейчас начнется бой. Схватка для развлечения собравшейся в импровизированном амфитеатре публики началась. Солдаты вытолкнули в центр площадки, утопающей в лучах изнурительного ближневосточного солнца, обоих «гладиаторов». Антиоха облачили в короткую и мягкую тунику с поясом и поножу на правой ноге, дали меч гладиус и большой прямоугольный щит римского легионера. Таким образом он стал мурмиллоном (морское чудовище). Филипп же, обряженный в мягкую тунику и кирасу, был вооружен трезубцем, кинжалом и сетью, как ретиарий (рыбак). Задача ретиария – метнуть сеть так, чтобы опутать противника с головы до ног, а затем уже прикончить трезубцем или кинжалом. Без меча приходилось полагаться только на собственную ловкость.
Римляне на балконе, ожидая острого и кровавого спектакля, гудели и кричали; сирийцы-аристократы выглядели испуганными и переглядывались между собой. Антиох пошел в атаку. Мечом он владел виртуозно, но его брат, пятясь назад и выставив вперед длинный трезубец, ловко уклонялся, не давая приблизиться к себе. Под аплодисменты и одобрительные крики римлян красавчик Антиох стал наносить широкие удары, стараясь задеть грудь или голову противника, но Филипп удачно ставил блок трезубцем, а затем как заправский ретиарий броском сети, привязанной к правой руке, попытался захватить соперника, но промахнулся. Хотя попытка и оказалась неудачной, раздался одобрительный рев публики, жаждущей зрелищ.
Антиох, войдя во вкус, с азартом в глазах стал толкать соперника щитом. Филипп с размаху ударил по нему трезубцем. Щит из рук брата он выбил, но, не удержавшись на ногах, упал, подняв тучу пыли. Римская публика стала скандировать: «Выдержка, терпение, презрение, победа!», а потом заулюлюкала, глумясь над Филиппом. В глазах толстяка читались обреченность и безвыходность. Он встал на четвереньки и пополз прочь. Антиох, догнав брата, начал колотить его мечом – плоской стороной клинка – по спине. Изнемогая под ударами соперника, жалкий и слабый Филипп перевернулся на спину, выставив вперед трезубец.
– Вставай! – закричал Антиох, – бейся!
Потный, весь в пыли, опираясь на трезубец, Филипп с трудом поднялся, но неожиданно попытался убежать. Легионер тут же ему «помог»: развернул обратно и сильно подтолкнул ногой в зад. Горе-гладиатор вылетел на арену. Публика потешалась, хохотала, хлопала в ладоши, требуя, чтобы смертельный поединок продолжался. Антиох ловко ударил по трезубцу, сломав, его, и двинулся на соперника – нанести решающий удар. Филипп, уронив остатки оружия, в отчаянии запустил сеть и – о, чудо! – опутал голову противника, лихорадочно потащив его к себе. Ловкий Антиох в последний момент выскользнул из сети и так врезался головой в живот Филиппа, что тот грохнулся на землю и больше не сопротивлялся.
Антиох в предвкушении развязки наступил правой ногой на горло побежденного и, подняв меч, повернул голову к императору в ожидании вердикта и приготовился пронзить сердце брата, застывшего в предсмертном ужасе. Помпей посмотрел на соратников.
На их свирепых лицах он увидел жажду крови. Выкинув правую руку вперед с зажатым кулаком, он оттопырил больший палец в сторону и повернул его вверх – жест, дарующий гладиатору жизнь.
В поту и крови, но живой, Филипп появился в зале, хромая за Антиохом. Сирийские аристократы внимали Помпею, жадно следя за каждым словом, а легаты и трибуны искоса поглядывали на незадачливых царей. Помпей хмурил брови. Он стал говорить тоном, не терпящим возражений:
– Формально Сирия – часть державы Тиграна, но теперь перешла Риму, тем более что достойного царя я не вижу. Решение такое: Антиох получает в управление Антиохию, а Филипп гористую Киликию. Остальную часть Сирии объявляю провинцией Рима и достоянием римского народа!
Антиохия стояла на левом берегу реки Оронт. Являлась перекрестком караванных путей, город-государство контролировал торговлю между Востоком и Западом. Горная Киликия все еще оставалась приютом морских разбойников. Цицерон, одно время управлявший Киликией, держал в покорности ее равнинную часть, а про горную сказал: «Эти горцы беспокойны и неукротимы. Слишком свободолюбивы!»
Помпей, довольный своим решением, встал, давая понять, что аудиенция закончилась. Когда гостей вывели, он обратился к Габинию:
– Габиний, отдать Сирию этим неопытным юнцам было бы непростительной глупостью. Назначаю тебя наместником Сирии. Казнишь обоих, как только завещают свои царства Риму.
– Проконсул, – встрял зловредный Кассий, – есть идея: мы могли бы, устранив Птолемея XII, женить Филиппа на египетской царице и тем самым законно прибрать к рукам Египет.
– Идея заслуживает внимания…
Сказав это, Помпей, с видом стратега, одержавшего большую победу, задрал нос и вышел из зала.
Две монеты в одном кошельке издают больше шума, чем сто монет. Эта древняя еврейская пословица не пришла на ум двум братьям из Иудеи. Зато шум долетел до Помпея.
Деметрий, вольноотпущенник и слуга главнокомандующего, во второй половине дня подавал в триклинии (столовая с тремя застольными ложами) обед, который, как принято у римлян, обязательно предполагал приглашение гостей. Сегодня с начальником обедал легат Скавр, опытный, молодой и корыстный. Сотрапезники, обложившись подушками, возлежали на ложах (называемых клиниями) вокруг небольшого стола, и ели ветчину, сырный пирог, орехи и персики, запивая красным вином. Деметрий резал мясо и подливал черпаком из широкой хрустальной чаши вино в стеклянные бокалы.
– Гней, – говорил Скавр, – недалеко от Сирии есть небольшое царство Иудея. Там идет гражданская война. За престол борются два брата.
– Опять братья, – буркнул Помпей, поедая ветчину. – И что?
– Умерла царица иудеев Саломея Александра, а ее сыновья не могут поделить власть.
Помпей, прожевывая кусок, пробормотал:
– Захватывать небогатую Иудею я не собираюсь. Добычи не будет, а хлопот много.
Скавр, опустив глаза, взял ломоть пирога, откусил и стал сосредоточенно жевать. Он обещал помощь одному из братьев – Аристобулу. Другой брат, Гиркан, наняв войско царя набатеев Ареты, осадил Иерусалим. Аристобул заперся в городе, оборонялся, а когда сил не осталось, послал верного человека за помощью к римлянам. Взятка иудеев попала к Скавру.
Легат, падкий до золота и произведений искусства, решил не отступать:
– Арета – главный враг на пути к господству в Палестине. Проконсул, он досаждает тебе, блокируя караванные пути из Аравии. Возомнил себя ключевой фигурой в торговле пряностями и благовониями; в Риме они на вес золота. Сейчас пытается захватить Иерусалим. Я хотел бы припугнуть Арету. Он не решится спорить с римским командиром.
Помпей молчал, идея ему не нравилась. Вдруг в разговор хозяина и легата вмешался слуга, вольноотпущенник Деметрий:
– Проконсул, если разрешишь, я скажу.
– Говори, Деметрий.
– Проконсул, Иудея – необычная страна. Нить всех событий на Востоке обязательно проходит через Иудею. Там даже случаются чудеса. Ее столица Иерусалим имеет способность выживать при любых обстоятельствах. – Деметрий остановился, но увидев, что хозяин заинтересовался, продолжил с придыханием: – Народ этой страны поклоняется единственному божеству. Говорят, в иерусалимском храме, набитом сокровищами, есть особая комната, где обитает само божество с золотой ослиной головой…
Помпей прекратил жевать и внимательно слушал Деметрия, а когда тот завершил рассказ, посмотрел на Скавра и сказал:
– Деметрий знает что говорит. Он из здешних мест. Потомок Антигона (полководец Александра Македонского). Стал рабом, но я выкупил его и сделал богатым. Как никто предан мне.
– Проконсул, нам нужно увидеть этот храм! – у Скавра загорелись глаза.
В мыслях Помпея пронеслось: «Когда-то Александр Великий владел Иудеей. Я тоже Великий…»
– Что ж, – сказал он, – не упускать же случай установить контроль над страной. Скавр, проведи разведку!
Гиркан за деньги нанял царя набатеев Арету III, сорокалетнего смелого араба, готового оказывать военные услуги всем кто платит. Набатеи – народ удивительный. Живя в пустыне, построили белоснежные города с водопроводами, а в Петре, столице, собирали пошлину со всех караванов, везущих в Европу пряности, благовония и экзотические товары из Индии и Китая, а еще продавали воду.
Легион Скавра встал лагерем рядом с Иерусалимом. Арета со своим войском осаду города снял и расположился неподалеку.
В лагерь Скавра пришла первая делегация во главе с воинственным Аристобулом, сорокалетним сыном царицы Саломеи Александры, младшим из двоих братьев. Не имея прав на престол, он поставил перед собой цель узурпировать власть. Делегацию иудеев провели в палатку полководца. Они вошли с поклоном, все в богатых одеждах – длинных расшитых рубашках и кафтанах с кистями, но некоторые в ефодах (облачение священника из дорогой материи с золотой нитью). У всех роскошные пояса, шапки и бороды (их умащивали дорогими маслами и благовониями).
Скавр, напустив на себя важность, приготовился слушать. Аристобул, как только перед римлянином поставили два сундучка и шкатулку и открыли их, стал приводить аргументы:
– Легат Скавр, здесь четыреста талантов, а в сосудах – благовония. В шкатулке – подарок императору Помпею: изготовленная из золота и драгоценных камней виноградная лоза стоимостью пятьсот талантов. Прошу о заступничестве.
У Скавра загорелись глаза:
– О Аристобул, мое мнение все больше и больше склоняется в твою пользу…
Иудейский царевич самоуверенно поспешил сообщить:
– Я готов, если займу престол, выплатить Риму вознаграждение в десять тысяч талантов.
Скавр подумал: «Вот момент, когда Иудея становится частью системы римского господства!» Он сказал:
– Я человек беспристрастный, но оцениваю твои шансы стать царем Иудеи как весьма высокие.
Делегация удалилась, а через некоторое время пришла другая. Пятидесятилетний царевич Гиркан, тоже с бородой (главный признак мужской красоты и достоинства), решительно произнес:
– Легат Скавр, в знак благодарности за помощь прими четыреста талантов и сосуды с пряностями. Я законный наследник престола, а мой брат силой захватил власть. Прошу о заступничестве.
Скавр, как истинный римлянин, быстро сообразил, что острый конфликт между братьями сулит неплохие возможности и Риму, и ему лично. С жадностью посматривая на ларец с деньгами, он заметил:
– О, я выслушал противоположные мнения и уже склоняюсь, чтобы выбрать наилучшее! – Подняв высоко бровь, он как бы невзначай спросил: – Гиркан, а как же набатеи?
– Они уйдут, если ты выберешь меня, – жестко, с угрозой в голосе сказал иудей.
Скавру это не понравилось: «Мало того, что Аристобул больше платит, так этот недруг еще пытается меня шантажировать». Вслух же витиевато сказал:
– Разумеется, вопрос будет рассмотрен, но не мной – лично Помпеем Великим. Даже если мне что-то нравится или не нравится, доводы начальника всегда более весомы.
– Надеюсь, твое мнение имеет достаточный вес. Ухожу в непоколебимой уверенности, что править буду я! – Гиркан с делегацией ушел.
«К непоколебимой уверенности склоняются обычно глупцы», – подумал Скавр.
В палатку вбежал трибун:
– Легат, набатеи разворачиваются в боевой порядок! Хотят биться!!
– Сигнал тревоги! К бою!!
Большая армия набатеев построила боевой порядок пехоты в виде фаланги и ждала римлян. Скавр, наблюдая, как его когорты строятся в шахматном порядке, с кривой ухмылкой на лице смотрел на приготовления кочевников: «Вооружены устаревшим оружием, всадников не видно, а наша когортная тактика, способная противостоять массированному фронтальному натиску, им неизвестна… Как и введенное новшество – стимулы, поощряющие заслуги и героизм: офицерам – венки и флажки, солдатам – ожерелья и браслеты».
Быть неосторожным губительно на войне. В условиях холмов и лесов, окружавших Иерусалим, следовало подумать о построении легиона более прагматично. Но… слава жаждет опасности. Внезапно устрашающие крики донеслись со всех сторон. Скавр заметался. Из зарослей лесов выскочила легкая конница арабов на верблюдах и лошадях, обстреляв римлян с флангов и тыла. Плотность огня была настолько велика, что легионеры, сломав строй, укрылись щитами и даже не пытались отвечать. Улыбка сошла с лица легата. Он был ошеломлен: кавалерия противника сейчас опрокинет фланги, солдаты побегут, снесут центр и его самого! Конницу Скавра, прикрывающую легион, окружили обитатели бесплодных песков пустыни и стали ее теснить своими резвыми лошадьми, приученными вместо воды пить молоко верблюдиц, и верблюдами, от запаха которых шарахались лошади римлян. Орел в опасности!
Вдруг послышался бой табла – барабана с натянутой рыбьей кожей, раздался затяжной клич по-арамейски, и конница набатеев, развернувшись, ускакала в заросли лесов. Все стихло. Пехота противоборствующих сторон так и осталась на месте. Ряды набатеев разом расступились, и выехал арабский всадник на белой лошади, размахивая знаменем в левой руке и оливковой ветвью в правой. На черном полотнище знамени были вышиты золотом и драгоценными камнями восьмилучевая звезда, восходящий полумесяц и стрела; сам всадник одет в долгополую белую рубаху, кожаные сандалии, короткий пурпурный шерстяной плащ и головной платок, придерживаемый шнуром на темени.
Скавр понял: Арета хочет говорить с ним. Легат никогда не был трусом, в бою проявлял инициативу, за что его ценил Помпей, поэтому, недолго думая, ударил лошадь по бокам и поскакал навстречу царю набатеев. Арета ждал и, как только римлянин приблизился, крикнул по-гречески:
– Легат, зачем тебе головная боль? Умный грек однажды сказал: «В войне большей частью побеждают рассудительность и обилие денег».
Раздраженный Скавр выпалил:
– Рим не потерпит ничьих оскорблений. Сдавайся!
– У доброго человека быстро умирает гнев. Так говорят в Риме, – беззлобно поддел Арета.
– Куда ты клонишь? – римский полководец свысока смотрел на царя.
– Послушай, я не хочу с тобой воевать. Дружить и торговать лучше. Шелк и пряности нас помирят. Вот мое предложение: буду платить Риму три сотых с дохода. Установление отношений с нами станет твой заслугой, легат.
Скавр знал, что товар из Китая и Индии напрямую доставляется морским путем в Персидский залив, оттуда караванами по Аравии и Сирии в Рим, и набатеи забирали в виде пошлины четверть всех товаров.
– Риму все покоренные народы платят одну десятую доходов, – высокомерно отозвался Скавр.
– Легат, мы слишком ценим свободу, покорить Аравию не получится.
– Посмотрим… – римлянин развернул лошадь и поскакал в расположение своих войск.
Арета, проводив его неодобрительным взглядом, повернул к своим, и вскоре армия набатеев растворилась в песках пустыни.
В Дамаске легат Скавр докладывал:
– Проконсул, я приказал Арете убраться, пригрозив объявить врагом римского народа. Он очистил Иудею. Его предложение было возмутительно: платить Риму три сотых от доходов с пошлин. Я отказался!
– Я всегда в тебя верил, Скавр! – Помпей, развалившись на диване, был доволен экспедицией легата. – Говоришь, арабы чересчур богаты? Покорим Иудею, займемся Набатеей. – Взглянув восхищенными глазами на золотую виноградную лозу, сказал: – Ты предлагаешь из двух братьев выбрать Аристобула? Я готов, если он сдаст Иерусалим и заплатит десять тысяч талантов, а пока поставлю царем Гиркана. Деметрий считает, что из него получится преданный вассал.
В Пантикапее, на акрополе, в храме богини плодородия и земледелия Деметры, одной из двенадцати богов Олимпа, Митридат молился, приобщаясь к сакральности. Раскрашенная бронзовая статуя богини с волосами цвета пшеницы стояла на пьедестале в окружении изваяний Персефоны и Диониса. В левой руке торжественно-величавой богини лежали колосья, а правой она держала факел, но была холодна и беспристрастна.
За спиной царя молились его сын Фарнак и телохранитель Диафант. Один из жрецов бросил в жертвенник для воскурений ладан, чтобы молитва, как дымок фимиама, направилась к богине, другой поднес к устам правителя чашу с напитком кикеон из вина, мяты, ячменя и спорыньи. Отпив из чаши, царь прикрыл глаза. Голова немного затуманилась, пробуждая иное состояние сознания, но сосредоточиться не получалось, непереносимые мысли будоражили разум: «Жизнь опостылела. Я, прозванный Дионисом, – последний, кто еще способен освободить греков, воскресить Элладу, дать людям обновление». С сожалением он констатировал, что надежды рушатся: из-за морской блокады римлян пришло в упадок царство Боспор, ремесла и сельское хозяйство вырождаются, греческое население полуострова ожесточилось, а солдаты его армии не хотят похода в Италию. Не помогла даже священная жертва – казнь Ксифара, сына Стратоники. Что делать?
Вдруг таинственный голос, вселивший в него мистический ужас, произнес:
– Деметра отвергла тебя, надежда на вечную жизнь угасла, время твое закончилось.
Сознание царя резко перешло от сумрака к свету, он обернулся и уставился на Фарнака.
– Это сказал ты?!
– Да, отец. Солдаты подняли мятеж, они хотят, чтобы царем был я.
Митридат схватил сына за грудки:
– Ты предал меня!
Фарнак надменно смотрел на отца, потом, усмехнувшись, изрек:
– Правда рождает ненависть. Знай же, Херсонес, Феодосия и другие города Таврики больше не подчиняются тебе. Скифов, которых ты призвал усмирить полисы, люди изгнали. Войско восстало, храм окружен. Отдай власть, или живым ты отсюда не выйдешь!
– Я беспощаден не только к своим противникам, но также к близким и друзьям. Ты и все мятежники умрете!
Необузданная ярость охватила Митридата. Его жестокость, о которой ходили легенды, не знала границ, заговорщики ему мерещились каждую минуту, но поверить, что Фарнак, единственный, кому царь еще доверял и готовился передать власть, предал, было выше его сил.
– Диафант! – Оттолкнув сына, задыхаясь в бессильном гневе, царь
вскричал: – Казнить его!
Клеврет вытащил из ножен меч и нерешительно приставил к горлу Фарнака.
В святилище поспешно вошел стратег и советник Каллистрат:
– Государь, храм окружен взбунтовавшимися солдатами!
Митридат посмотрел на него остекленевшими глазами.
В храм влетел молодой командир галльских наемников, телохранитель царя, Битоит:
– Государь, восстала Фанагория!
– Как Фанагория? Там жена и дети!
Жена Гипсикратия и дети военным кораблем отправились на ежегодное празднование таинств богини плодородия Деметры в Фанагорию, куда стекались люди со всей Таврики.
С грохотом открылись двери храма, и стратег Менофан с порога закричал:
– Восстал Пантикапей!!
Внезапно пол под ногами в святилище заколебался, донеслись ужасающий грохот и нарастающий гул, с потолка посыпалась черепица. Люди, пытаясь удержаться на ногах, чтобы не упасть, расставили в стороны руки, Митридат схватился за каменное изваяние богини. Разрушительное землетрясение поедало свои жертвы на полуострове Крым. Суша содрогалась, а на море возникли серные вспышки огня. Фарнак, оставаясь невозмутимым, изрек: