Георгий Григорьянц
Драконий перстень
Кассий перехватил взгляд Помпея и подумал: «Перстень непростой… Что скрывает начальник?»
Следующим докладывал Тиберий, восемнадцатилетний военный трибун. Он происходил из патрицианского рода Клавдиев. История сделает его отцом императора Тиберия.
– Император, – бойко начал Тиберий, – возвратился посол от царя Митридата! Угроза возымела эффект. Царь готов к переговорам, заверяет о своем искреннем желании не допустить новой войны и даже готов платить дань за свое родовое царство. В знак примирения прислал тебе в дар вазу редкой работы.
В палатку внесли большой сосуд из сардоникса на ножке из агата в виде ребенка в звериной шкуре. Вазу поставили на стол, и Помпей невольно залюбовался ею. «У Красса такой нет, она явно из знаменитой митридатовой коллекции агатовых чаш и ваз», – мелькнула мысль в голове начальника. Вслух же он сказал:
– Как я понимаю, Митридат отказался безоговорочно капитулировать и лично явиться ко мне, чтобы просить об этом?
– Да, император!
Лицо Помпея исказилось в гневе, он вскочил с места и взревел:
– На что он надеется?!! Я здесь, чтобы победить!! Этот лис теперь не ускользнет, его партия проиграна! – Успокоившись, спокойно продолжил: – Пусть злодей насладится еще несколькими днями свободы. Я ощущаю вкус победы, которая принесет мне славу.
Обведя взглядом подчиненных и с удовлетворением отметив, что они застыли на месте разинув рты, Помпей сел, подвинул к себе агатовую чашу и с интересом стал разглядывать, потом подал знак секретарю. Позвали раба Вириата. Тот разлил всем вина. Главнокомандующий, взяв кубок, провозгласил:
– За победу!
Все подняли бокалы. Кассий и Фавст, еще продолжавшие сидеть, с грохотом поднялись. Офицеры, восторженно глядя на Помпея, сдвинули кубки, разбрызгивая вино, и выпили до дна.
Шумная попойка продолжалась, когда доложили о прибытии восемнадцатилетнего военного трибуна Эмилия.
– Император! От царя Тиграна II письмо – пергамент на трех языках: латинском, греческом и армянском.
Развернув свиток, он зачитал: «Главнокомандующему римскими войсками в Азии, проконсулу, наместнику и императору Гнею Помпею Великому. Я, царь царей, властитель Великой Армении и Сирии Тигран II, приветствую тебя и выражаю надежду на взаимное уважение в вопросах войны и мира, дальнейшее сотрудничество и плодотворный диалог при личной встрече для обсуждения нерешенных споров. В знак уважения преподношу тебе дар – лучшего коня арцахской породы».
Все слушали, затаив дыхание.
– Император, – нерешительно доложил начальнику Эмилий, – конь у твоей палатки…
Заплывшие глазки Помпея выражали довольство, а закрытые губы слегка растянулись в стороны. Оглядев присутствующих, он спросил:
– Что скажете?
– Царь Тигран II испугался и хочет переговоров! – возвестил Габиний.
– Он готов к капитуляции, – прокомментировал Эмилий.
– Тигран быстро сообразил, что лучше заключить мир на наших условиях, – сказал Кассий.
– Безоговорочная капитуляция, и точка! – потребовал Фавст.
– В ситуации, когда только выигрыш или смерть, он выбрал дружбу, – смеясь, провозгласил Тиберий.
Помпей, изобразив на лице напряжение воли, поднялся:
– Рим недоволен усилением Тиграна. Его мощь и богатство угрожают римским провинциям в Азии и нашим союзникам. Я подумаю и сам определю статус царя Армении… Прошу всех пройти со мной и взглянуть на подарок – коня.
Он направился к выходу, за ним последовали все остальные. Перед палаткой конюх держал на поводу скакуна с уздечкой и сбруей, украшенных золотом и драгоценными камнями. Боевым конским снаряжением были кожаное седло, сделанное в скифской технике, и стремена из дерева. Невиданные для Рима новинки! Чистокровный красавец золотой масти принадлежал к породе, выведенной на территории Арцаха – провинции Армении, где живут свободолюбивые армяне, и считался лучшей породой горных верховых лошадей в мире. Армения продавала их Риму дорого, и колесницы, запряженные двумя, тремя, а иногда четырьмя арцахскими лошадьми, неизменно выигрывали в скачках. Говорят, что гиксосы в свое время завоевали Египет только благодаря этим выносливым животным и закованным в железо колесницам. Такого коня дарили в знак особого уважения, он был предметом гордости и могущества. Помпей, прекрасно разбиравшийся в лошадях, эту породу знал.
Пока начальник и его офицеры рассматривали скакуна и восхищались им, Вириат, раб из Лузитании, оставался один в палатке. Его змеиные глазки сверкали огнем. Прислушиваясь к разговорам снаружи, он подошел к вазе из сардоникса и, придерживая за основание, резко повернул влево агатовую фигурку на ножке, изображающую ребенка в звериной шкуре. Фигурка отделилась, и, поднеся ее к глазам, раб увидел встроенный маленький прозрачный флакончик с белыми кристаллами. Цианид – самый быстрый и сильный яд в мире. Он вызывает судороги, остановку дыхания и смерть в ужасных муках. Вытащив емкость и приладив фигурку на место, Вириат, покрутив по сторонам головой, подошел к кубку Помпея. Несколько кристаллов яда упало в бокал, мгновенно растворившись в вине. Потом в каждый кубок на столе было добавлено по одной крупинке. Выполнив задание Митридата, раб смиренно встал у входа, опустив глаза в пол.
Помпей возвращался в палатку. Он вошел и сел, а когда все остальные заняли места за столом, сказал:
– Лошади этой породы необычайно послушны, смело преодолевают препятствия, неутомимы на длинных дистанциях.
– Действительно, – подтвердил Габиний, – мышцы у животного хорошо развиты, ноги крепкие, лоб высокий. Хороший конь!
– Проконсул, тост! – предложил Кассий. Он встал, подняв кубок: – Завоевывая государства одно за другим, мы, римляне, открыли для себя новый стиль жизни, изысканный и богатый. Даже лучшие лошади мира теперь в нашем распоряжении. Пусть варвары знают: римский всадник разит не только копьем и мечом, но и бьет и топчет конем!
Раздался одобрительный гул мужчин, явно тяготевших к первобытным инстинктам: цивилизованность не полностью преодолела варварство.
Помпей, взяв кубок, почти прислонил его к губам, но вдруг уловил блеск на пальце левой руки. Скосив глаза, увидел, что цвет камня на массивном Драконьем перстне меняется от красного к зеленому. Он повернул голову в сторону Вириата. Тот покорно стоял у выхода, не поднимая глаз. Гней снова посмотрел на перстень. Камень, цепко удерживаемый золотыми драконьими когтями, уже стал ядовито-зеленым.
Помпей закричал:
– Не пить!!! Вино отравлено!! – Он снова повернул голову в сторону раба, но того и след простыл. – Поймать!! Охрана! Схватить! Слуга!!Вириат!!
Трибуны с остекленевшими глазами застыли как статуи с поднесенными к губам кубками. Мозг отказывался понимать происходящее, но инстинкт самосохранения заставил их немедленно поставить бокалы на стол и с опаской отодвинуть от себя. Вбежал начальник охраны и два солдата. Восклицание Помпея стремительно достигло их сознания и, резко развернувшись, они занялись преследованием раба.
В ночной тишине, среди деловитых легионеров, готовивших ужин на кострах у своих палаток или располагавшихся на ночлег, отряд охраны несся по дорожкам лагеря, глухо звеня амуницией, издавая тяжелый мерный топот и тревожно извещая: «Лазутчик! Ловить лазутчика!»
Вириат бежал по ночному военному лагерю, не разбирая дороги. Перепрыгивая через костры, сбивая с ног прохожих, переворачивая бронзовые котелки с готовым ужином, он летел к лесу, который, как помнил раб, находился в этой стороне. Мимо просвистело копье, а стрела, мелькнув в отблеске огня у самой его головы, угодила в палатку и кого-то задела. Топот бегущих охранников нарастал, трубачи сыграли тревогу, центурионы тормошили солдат.
Навстречу беглецу поднялся здоровенный легионер. Вириат с разбегу врезался в детину; солдат, не удержавшись на ногах, неуклюже повалился на спину, неловко задев палатку из грубого полотна и шкур. Та обрушилась прямо в костер. Начался пожар. Из палатки выскакивали солдаты: они кричали и тушили на себе огонь. Облава на раба в лагере превратилась во всеобщее дело.
– Лазутчик!! – орал начальник охраны. – Окружаем!!
Вириат вскочил и побежал дальше. Наперерез ему стремительно двигался караул с факелами в руках. Успев добежать до лагерных укреплений, раб стремглав перелетел вырытый по периметру ров глубиной в половину человеческого роста, затем невысокий насыпной вал и палисад из заостренных деревянных кольев. Спасительный лес был рядом. Несколько стрел зловеще пропели у головы, но Вириат, ловкий и сильный испанец, только прибавил ходу, ворвался в гущу деревьев и скрылся в чаще.
Глава 17. Тугой узел Гнея Помпея
Войска Помпея достигли Галатии. Жителей этого царства римляне называли то кельтами, то галатами, а иногда галло-греками. Когда-то несколько племен галлов переправились из Европы в Малую Азию (шло великое переселение народов на юг). Идя через Грецию, галлы намеревались разграбить храм Аполлона в Дельфах, но вдруг разразилась гроза; гром и молния напугали вождей (зловещее предзнаменование!), и племена ушли из Греции. Расселившись в Анатолии, создали царство Галатия. Его, в конце концов, Рим подчинил себе, объявив свободным государством. Митридат, изгнав легионы Лукулла, первым делом захватил Галатию, граничащую с Понтийским царством.
Армия Помпея встала лагерем на возвышенности возле небольшого города Анкира, название которого по-гречески означало «якорь» (ныне он именуется Анкарой). Городок стоял на перекрестке оживленных торговых путей, связывающих Европу и Азию, и не то чтобы процветал, но жил безбедно. До границы митридатова царства осталось четыре дневных перехода. Но…
– Мы двинемся к границе Понта не сразу, – Помпей пил вино и хитро посматривал на особо доверенных легатов. В палатке командующего сидели Габиний, Целер, Афраний и Скавр.
– Гней, каков твой план? – спросил Целер, брат жены начальника.
– Сначала мы освободим Каппадокию, – ухмыльнулся военачальник.
– Но в Каппадокии войск Митридата нет! – воскликнул Афраний.
– Неважно! – Недогадливому легату Гней разъяснил: – Историки напишут, что это царство было спасено Помпеем, несущим народам не только освобождение от тиранов, но справедливость и прогресс.
– Да, Помпей Великий! – возгласил Скавр. – Ты борешься с темными силами, несешь народам светлое будущее!
– Но почему дикие народы никак не могут оценить это? – удивился Габиний.
Помпей изобразил на своем лице проницательное выражение. Театральные эффекты главнокомандующий любил, а его давнишней мечтой была постройка в Риме театра Помпея, самого большого в городе. Он сказал:
– Мир в хаосе. Сражаясь, я борюсь с хаосом и утверждаю торжество закона.
Рим – это закон! Подчиняя дикий мир, делаю его цивилизованным.
– Ты обладаешь харизмой, способной увлечь народ! – Целер восторженно смотрел на зятя.
– Ты прав, Целер. Я могу и хочу помочь народу Рима восторжествовать над миром, но при этом буду ревниво оберегать нравы доброго старого времени.
Новый слуга, грек-вольноотпущенник Деметрий, разлил вино по кубкам, а Помпей задумался о своей роли. Нет, он не хотел быть царем или диктатором, но он хотел, чтобы его упрашивали и сенат, и граждане всякий раз, когда случается кризисная ситуация и требуется спасти Рим. Вспоминая молодость, Помпей произнес:
– Знаешь, Целер, когда я был моложе, солдаты дали мне прозвище Молодой мясник. Так вот, всех, кто будет мешать, я уничтожу.
Габиний поднял кубок:
– За нашего патрона, подчиняющего своей воле рабских льстецов и кумиров рабов!
Все одобрительно загудели и выпили. Раздался голос Помпея:
– Я хочу третий триумф…
Легаты в замешательстве промолчали. Сменить тему разговора решил Афраний:
– Знаете, мы сейчас на территории кельтов, а они, говорят, употребляют в пищу человеческую плоть, – глупо улыбаясь, он уставился на откровенно удивленных товарищей. – Да-да! Должен сказать, что этот странный и очень воинственный народ (его еще называют то ли галлами, то ли галатами), однажды разграбил Рим. Единственный раз в истории!
Действительно, кельты однажды напали на Рим, издавая оглушительные вопли и гудя в трубы, похожие на головы животных. Разграбив город, они сожгли его. Несколько племен теперь пришли в Галатию. Пришли и притихли: римляне их усмирили.
Опытный легат Скавр, падкий до золота, произведений искусства и магических предметов, сказал:
– Недалеко от нашего лагеря есть пещерное святилище галатов. Наверняка там много золота. Я слышал, что местные жрецы – друиды – обладают властью над временем. Могут продлевать и сокращать его по своему усмотрению, а еще предсказывают судьбу.
Помпей вспомнил, как десять лет назад усмирял агрессивные галльские племена в Испании. Карфагенский Ганнибал при вторжении в Италию также использовал галлов в качестве наемников. Помпей верил в свою исключительность и неуязвимость, однако, являясь человеком суеверным, вдруг предложил:
– Сходим туда, пусть предскажут судьбу!
Вместе с отрядом охраны двинулись в путь. В небольшой роще спешились у пещеры и вошли с оружием внутрь святилища. Убранство подземного храма создавало впечатление дикой природной мощи и созидательной силы. Золота не было. Масляные светильники освещали убогую обстановку: в нишах – редкие минералы, на стенах – венки из листьев терновника, алтарь украшен цветами. Кельты поклонялись природе, почитали предков и верили в бессмертие. Римлян поразило множество чаш. В них лежали отсеченные головы и черепа. Эти головы, как верили галаты, оставались вместилищем душ и сообщали жрецам вести с того света. Одна пустая чаша стояла на алтаре рядом с очагом с огнем. В таинства в этом святилище посвящались только избранные: друиды, жрецы, маги, ясновидцы и певцы. Остальные молились духам и богам.
Помпей с удивлением рассматривал обстановку галатского храма. Подойдя к жрецу, одетому в белое, с венком из дубовых листьев на голове, спросил:
– Ты кто?
– Я маг и ясновидящий, – спокойно отвечал тот на латыни.
– А это что? – военачальник показал в глубину пещеры на каменную дверь с изображением свернувшегося кольцами змея, олицетворяющего круговорот явлений и извилистую дорогу в загробный мир.
– Врата в потусторонний мир, – почти пропел друид.
– Я войду?
– Они открываются только избранным.
– Я Помпей, избранный.
– Только мудрец может считаться избранным.
Помпей проглотил колкость.
– Ты можешь предсказать судьбу?
– Друид способен постичь законы жизни человека между двумя полюсами – рождением и смертью тела.
– Так начинай! – Гней ухмыльнулся, но его нетерпение не скрылось от товарищей.
Друид тихо произнес:
– Мне нужно отправиться в загробный мир через врата Яблоневого острова.
Из темноты зала возникли фигуры других жрецов, человек пять, все в белом. Они подошли к алтарю. Друиду подали чашу с желтоватой жидкостью, он выпил содержимое; жрецы взяли в руки барабаны и трещотки и под звуки этих нехитрых инструментов стали петь и танцевать, постепенно входя в транс. Легаты, с иронией смотревшие на это действо, перестали улыбаться и выжидательно застыли. Главный жрец с венком на голове, войдя в особое состояние сознания, приблизился к Помпею. Вечнозеленой веткой омелы, необходимой в обряде предсказания будущего, он дотронулся до плеча военного и пропел:
Мир иной – вездесущий глаз
Встречается с миром внешним.
Точка слияния свяжет нас
Узлом тугим бесконечным.
Дух горы следит за тобой,
Проявляй милосердие.
Ты поплатишься головой
За ревностное усердие.
Помпей трепетно внимал предсказанию, но злость и недовольство его нарастали по мере пения друида. Невольно обратив внимание на кельтский узор, вырезанный на каменном алтаре и напоминающий узел, он подумал: «Тугой узел!»
Ясновидящий, закончив пение, подошел к алтарю и дотронулся веткой омелы до пустой чаши. Вмиг полыхнуло пламя, повалил дым, посыпались в разные стороны искры. Римляне отскочили. Когда дым рассеялся, они увидели нечто ужасное. В чаше, в кедровом масле, лежала отрезанная голова мужчины с темными волосами и аккуратной стрижкой, чисто выбритая, с лицом похожим на Помпея.
– Это что?!! – заорал командующий. – Насмешка, унижение, оскорбление!!! Вот я вам сейчас покажу!!
Обнажив короткий меч, он подбежал к алтарю и рубанул по чаше. Голова, подскочив, грохнулась на камни пола и покатилась в угол; кедровое масло брызнуло во все стороны, окатив легатов и друида; огонь очага ярко вспыхнул, пожирая цветы и ветки, а Помпей вдруг застыл как статуя с занесенным клинком. Четыре легата, также выхватив мечи и впав в неистовство, рассекали все, что попадалось под руку. Наконец неведомые силы отпустили Помпея. Опустив меч, он посмотрел на Драконий перстень. Черно-кровавый цвет камня вызвал замешательство. Подняв взгляд на жрецов, он увидел на их лицах боль и страдание. Командующего внезапно пронзила мысль: «Чужие боги отомстят римскому народу!»
– Хватит! – крикнул он. Немного успокоившись, добавил: – Их всех надо бы перебить, но нельзя: это вызовет всплеск негодования населения или восстание. Галаты, по существу, – жители нашей провинции. Идемте отсюда!
Прискакав в лагерь, Помпей узнал о прибытии Лукулла. В палатке полководца все было готово к встрече и передаче дел от старого главнокомандующего новому. В ожидании Лукулла Гней ходил мрачный и злой. Друид предсказал, что он поплатится головой за ревностное усердие. «Что это значит? – думал Помпей. – Война? Но я ее специально затягиваю. Богатство? Но оно само плывет мне в руки. Желание стать первым в Риме и навести порядок? Возможно… Кто-то в столице строит против меня козни? Цезарь, Красс, Лукулл? А что значит „Дух горы следит за тобой“…»? Помпей невольно взглянул на Драконий перстень. Камень перстня вновь приобрел цвет тлеющих огоньков, что успокоило и вселило уверенность.
Документы к подписанию в качестве архивиста готовил Кассий. Он тревожно поглядывал на начальника, и когда заметил, что тот рассматривает перстень, спросил:
– Проконсул, что за перстень у тебя на пальце?
Помпей поднял на него цепкий взгляд, снова посмотрел на игру тлеющих огоньков камня, вставленного в золотую массивную оправу, и ответил:
– Возможно, волшебный…
– Великолепная вещь! – восхитился квестор.
– Да, мне самому нравится… – лицо Помпея теперь озарилось властной улыбкой, а в глазах сверкнули молнии.
Дотронувшись до алого камня, он почувствовал неукротимую энергию, несгибаемое упорство, безудержную ярость и неистовую одержимость. Сегодня он поставит на место Лукулла, этого заносчивого и сухопарого выскочку. Он, Помпей, непобедимый и неуязвимый, он великий! Кроме того, имеет богатство, власть над людьми, ум, талант, и ему всегда везет. «Слава моего могущества велика, слава моей справедливости и милосердия бессмертна! А предсказание этого неразумного друида ошибочно, всего лишь недоразумение»…
Перед палаткой готовилась церемония встречи двух военачальников. Обоих полководцев, имеющих блестящие победы, должны сопровождать ликторы – государственные служащие, исполнявшие только парадные и охранные функции. По одиннадцать ликторов полагалось проконсулам – оказывать высшим должностным лицам подобающие почести. Они уже построились в противоположных концах дороги, ведущей от главных ворот к палатке полководца. На левом плече у каждого фасция (пучок вязовых прутьев, украшенный лавром и перетянутый красным шнуром). До появления начальников ликторы, изображая важных персон, переговаривались между собой, но, как и полагалось, сохраняли серьезный вид. От группы Лукулла отделился главный из ликторов, лысый и надменный, и, подойдя к людям Помпея, сказал:
– Ваши лавры увяли.
– Мы шли через безлесную и сухую область, – услышал он в ответ.
– Да-а, – протянул лысый, – Фортуна к Помпею неблагосклонна…
– Фортуна слепа, но предпочитает везучих.
Лысый ликтор поперхнулся, но быстро произнес:
– Лукулл приказал поделиться свежими ветками лавра, – и протянул несколько зеленых ветвей.
Командир второй группы ликторов, не зная, как поступить, озирался, но все же лавр взял и раздал товарищам. Целер, наблюдая издали эту сцену, укоризненно сказал Афранию:
– Теперь все будут говорить, что Помпей явился, дабы похитить славу и плоды побед Лукулла.
Афраний съязвил:
– За Помпея не беспокойся. Есть люди, умеющие превратить свое поражение в победу, главное, чтобы голова уцелела…
У въездных ворот, обращенных к неприятелю, появился всадник в пурпурном плаще – Лукулл. Он спрыгнул с лошади (никто не может въезжать в лагерь верхом!) и, оставив охрану за воротами, отправился пешком по главной дороге к палатке полководца. Ликторы с фасциями, чтобы почтить победы военачальника, тут же присоединились к его сопровождению: впереди шел лысый страж, напустив на себя важность и строгость, позади остальные, по двое в ряд. Вдоль дороги теснились легаты, префекты, трибуны, центурионы, солдаты и маркитанты. Из большой палатки с озабоченным выражением лица, припасенным для публики по такому случаю, вышел Помпей, тоже в пурпурном плаще, и направился в сопровождении ликторов навстречу прежнему главнокомандующему. Обе процессии остановились в десяти шагах друг от друга, и Помпей воскликнул:
– Приветствую тебя, проконсул Лукулл!
– Приветствую проконсула Помпея! – зычно крикнул Лукулл.
– Проконсул Лукулл, ты великий полководец! – Гней, полнеющий сорокалетний вояка, старался кричать громко.
– Проконсул Помпей, ты прославился блестящими победами! – гаркнул старый полководец, которому исполнилось пятьдесят два года.
– Проконсул Лукулл, твои деяния останутся в веках, твои победы войдут в историю!
– Доблестный Помпей, все во благо Рима!
– Славный Лукулл, ты старше по консульству и летам!
– Великий Помпей, победитель Спартака, Сертория и пиратов, ты выше достоинством: у тебя два триумфа!
Помпей натянуто улыбнулся и указал на палатку:
– Пройдем!
Они вошли в палатку, где их ожидали отставные проконсулы Марций и Глабрион, а также Кассий. Марций, проконсул Киликии, бывший консул Рима, безуспешно боровшийся с пиратами, передал провинцию и пятнадцать тысяч солдат Помпею. Глабрион, проконсул провинции Азия и бывший консул Рима, ленивый и беспечный, всегда полагавшийся на родственников и друзей, также передал Гнею около пяти тысяч солдат, ранее служивших у Лукулла. У Глабриона была сложная судьба: диктатор Сулла принудительно развел его со своей падчерицей Эмилией, желая породниться с подающим надежды полководцем Помпеем. При этом Эмилия ждала ребенка от Глабриона, которому пришлось подружиться с Помпеем.
– Лициний, – торжественно начал Помпей, – на Родосе мне удалось встретиться с Посидонием, самым великим философом нашего времени. Он напутствовал меня словами: «Стараться других превзойти, непрестанно гореть отличиться!»
– Гней, это строчка из «Илиады» Гомера.
– Неважно! Я не такой начитанный, как ты, но…
– Гней, я раздал награды своим солдатам: земли Галатии, лошадей Армении и имущество Понта.
– Лициний, вынужден огорчить. Я отменил все твои распоряжения: война не закончена, враг не добит. О каких наградах может идти речь?
– Мои доблестные солдаты в тяжелых боях…
– Твои солдаты, Лициний, с радостью перешли в мою армию, проигнорировав твой призыв не подчиняться мне. Но для триумфа я оставил тебе три когорты.
Действительно, Помпей запретил всем должностным лицам повиноваться Лукуллу и отнял всех воинов, кроме 1600 недисциплинированных солдат. Из-за строптивого нрава эти жалкие остатки войск были для него бесполезны, зато для Лукулла опасны.
Лукулл крикнул:
– Ты властолюбивый и алчный мерзавец, Помпей!
– Я расчетлив и справедлив, а ты… – Гней насмешливо посмотрел на соперника, – …сражался с театральными и призрачными царями. Мне же предстоит борьба с настоящим врагом, научившимся воевать на неудачах. Жаль тебя… Печальный финал военной карьеры.
Марций, Глабрион и Кассий от удивления раскрыли рты. Лукулл, досадливо прикусив язык, сверкал глазами. Наконец гневно ответил на словесные удары соперника:
– Помпей, ты пришел сражаться с тенью войны! Подобно стервятнику, набрасываешься на убитых чужою рукою: приписал себе победы над Серторием, Лепидом и Спартаком, принадлежащие Метеллу, Катулу и Крассу! Неудивительно, что, примазавшись к победе над беглыми рабами, теперь стараешься присвоить славу армянской и понтийской кампаний!
Помпей скептически произнес:
– Твое тщеславие не имеет меры, твоя скромность сродни лицемерию, а твоя глупость вызывает презрение…
– Ты настоящая дрянь!! – закричал Лукулл. – Хочешь незаслуженно прославиться благодаря моим успехам?!
– У тебя, Лициний, и заслуг-то нет. Не пленил ни Митридата, ни Тиграна. Вот я заслужу триумф. Таковы воля богов и предначертание судьбы. Можешь свои неудачи приписать злому року, тяготеющему над тобой.
– Я захватил самую укрепленную на земле крепость Тигранакерт! – задыхаясь, кричал Лукулл.
– Ты нарушил закон и самовольно вторгся в Армению! – грозно парировал Помпей.
– Благодаря моей доблести и твердости римский народ получил богатства Востока… – бушевал старый командующий.
– Благодаря мне Рим достигнет всемирного владычества! – высокомерно отозвался Помпей.
После этих слов Лукулл осекся и замолчал. Он задыхался, его жутко трясло. Кассий, не мешкая, положил перед ним свиток – начертанный на пергаменте публичный акт передачи дел. Лициний, кипя от злобы, взял бронзовое перо, обмакнул в чернильницу и подписал. Затем, сняв с пальца правой руки фамильный перстень-печать, обмакнул его в чернила и поставил оттиск. То же самое сделали Марций и Глабрион. Помпей с видом победителя, высокомерно посмотрев на присутствующих, также подписал документ и поставил печать: дело сделано, римские законы соблюдены. Брови Лукулла поползли вверх, когда он увидел на левой руке Помпея перстень с красным камнем.
– Гней, этот перстень… – Лукулл трясущейся рукою указывал на необычное кольцо.
– Красивый, правда?
– Откуда он у тебя?..
– Надеюсь, что он волшебный, – как бы в шутку сказал Помпей.
– Несомненно, это так! – внимание Лукулла переключилось на артефакт. – Я коллекционирую магические предметы и чувствую, что перстень из их числа.
– Что ж! – Помпей был доволен собой. – Боги, внимая моим молитвам, наградили меня чудесными дарами.
– Тебе, Гней, придется столкнуться не только с варварами, жестко защищающими свою землю, но и с магией…
– Не страшно! Я привез много специалистов по магии и не боюсь вражеской армии. – Желая закончить этот разговор, Помпей вдруг сказал: – Знаешь, Лициний, у меня есть мечта: заложить в Риме сад, подобно твоему, но роскошнее и больше… Желаю удачи!
Лукулл, подавленный и усталый, развернулся и вышел из палатки. За ним последовали Марций и Глабрион.
Проводив их холодным взглядом, Помпей произнес:
– Кассий, пошли сообщение моему другу Цицерону. Пусть убедит сенат не давать триумф Лукуллу.
