Георгий Григорьянц
Драконий перстень
Глава 30. Любовь окрыляет
Египетский царь (фараоном его стали называть вслед за греками во всем мире) внезапно объявился в Армении.
– О царь царей Тигран! – воскликнул Птолемей XII, войдя в покои государя в арташатском дворце.
Одетый по римской моде, c повязанной вокруг головы белой лентой, он пытался льстить правителю Великой Армении:
– Ты велик! Пусть дни твоего правления продлятся до бесконечности, а твои дела плодят изобилие и богатство.
Тигран II снисходительно смотрел на повзрослевшего молодого человека, своего ставленника на трон Египта:
– Лесть применяют в двух случаях: когда хотят завуалировать правду и когда льстецу что-то нужно.
– О царь царей, твое слово как молния разит заклятых врагов и подобно благодатному дождю вселяет надежду в друзей.
– Чему же я должен довериться, молнии или дождю?
Птолемей тяжело вздохнул:
– Гром прогремел над моей головой. Украли Свиток творца. Египет разорен, меня же изгнали из страны.
– Плохо, – только и сказал армянский правитель.
Тигран встревоженно взглянул на советников, стоящих рядом. Артавазд, озадаченный и раздосадованный, спросил:
– Как это случилось?
Птолемей, всхлипнув, скупо обрисовал ситуацию:
– Все шло хорошо. Цезарь, получив обещанные деньги, провел через римский сенат закон о признании меня царем. Страна шла к процветанию, наладилось хозяйство, а собираемость налогов увеличилась вдвое. Но Свиток творца пропал, я больше не всесилен.
Царь смотрел на неудачника исподлобья:
– Что ж, расскажи подробнее. В любом безвыходном положении есть как минимум два выхода.
Птолемей поведал историю своего падения, умолчав о деталях…
Египет, месяц назад.
Фараон, прозванный Авлетом (Флейтист), разгоряченный вином, доказывал другу-музыканту:
– Я достиг величайших вершин в игре на флейте. Вот послушай!
И он сыграл длинный пассаж. Друг, такой же повеса, как и Птолемей, на вид совсем пьяный, не согласился и исполнил пассаж на продольной флейте снизу-вверх и наоборот.
– Зато я лучше тебя умею дозировать воздух по скорости и объему, – горячился Авлет.
– А я умею так! – друг выдал прекрасную трель.
– Выпьем! – Птолемей осушил кубок.
Вдруг он заиграл чарующую мелодию. В ней слышались и выразительность звучания, и яркая окраска тембра, и трудные пассажи. Красота исполняемой мелодии и мастерство Птолемея настолько поразили товарища, что он встал на колени и произнес:
– Божественно! Как тебе это удается?
– О, у меня есть это! – и захмелевший царь вытащил из складок плаща Свиток творца. – Эта вещица дает мне власть не только над музыкой, но и над природой.
Спрятав свиток обратно, он наполнил кубок до краев вином, залпом выпил и свалился вдребезги пьяный.
Птолемей проснулся поздно ночью: что-то сильно тревожило. Поднявшись, шаткой походкой поплелся в покои. Внезапно остановился, похлопывая по карманам плаща: Свитка творца не было. Моментально протрезвев, обернулся. Ни друга, ни заветной вещи. Осмотрев все вокруг и не обнаружив пропажи, встал как вкопанный посреди зала и уставился невидящим взглядом в потолок, потом резко сорвался и побежал по коридорам дворца искать товарища. На полу тронного зала в луже крови лежало тело друга-флейтиста. В ужасе и смятении Авлет обходил труп, когда услышал шорох платья, и, подняв глаза, увидел в дверях старшую дочь Беренику, напустившую на лицо выражение высокомерной брезгливости, как у ее погибшей матери. За спиной девочки толпились главный министр Потин, военный министр Ахилла и начальник дворца Теодат. Войдя в зал, Береника объявила:
– Я царица Египта, твоя жена-соправитель. Ты ищешь это? – подняв над головой Свиток творца, она самодовольно улыбнулась.
– Доченька, слава богу Тоту, ты нашла свиток! Отдай его мне!
– Теперь я стану великой провидицей, а ты, жалкий и ничтожный, зря тратишь жизнь, предаваясь беспутству и расточительству. Боги хотят, чтобы Египтом правила я! – в глазах Береники сверкнули красные огоньки.
– Доченька…
– Папочка, отдай жезл Сехем, и я сохраню тебе жизнь.
– Но фараон я, ты не имеешь прав на трон! – закричал Птолемей.
Дочь обдала его враждебным взглядом:
– Правителя, порождающего лишь зло и несправедливость, народ презирает, и участь его – быть изгнанным. Если до утра не отдашь Сехем, будешь казнен. – Она развернулась и ушла, а вслед за ней и продажные министры.
Птолемея окружили четверо грозных стражников. Он, горько посмотрев на убитого друга и вспомнив поговорку: «Предатели долго не живут», подчинился требованию и был препровожден в свои покои, уже однозначно зная как поступит. Оставшись в спальне один, он подошел к стене, украшенной снизу доверху рельефом, где преобладали коричневые, желтые и голубые тона, дотронулся до глаза нубийца в сцене «Фараон хватает врагов за волосы» и, дождавшись, когда механизм сработает, толкнул плиту, открыв проход в туннель. Оглянувшись, вошел внутрь и задвинул камень на место.
В порту стоял всегда готовый к отплытию военный корабль. Матросы команды, верные и храбрые, жили на судне и были способны исполнить любой приказ монарха немедленно. Со специального склада сноровисто загрузили сундуки: золото, специи и деньги, предусмотрительно накопленные Птолемеем на случай бегства. Взятки, подношения, плата за содействие – все это он скрывал от главного министра, ведавшего опустевшей казной. Бросив последний взгляд на недружелюбную страну, приказал отчаливать.
…Птолемей умолк, а Тигран, Артавазд и Евсевий, сидящие напротив него в жестких креслах, переглянулись.
– В твою дочь Беренику, – сказал Евсевий, – вселилось зло.
– Тебе следовало быть осторожнее… – Артавазд печально смотрел на фараона.
Царь Тигран был разочарован своим протеже, но всегда, даже в безвыходной ситуации, искал единственное решение, способное обеспечить успех.
– Умеренность и осмотрительность, Птолемей, никогда не были твоими сильными качествами. Как я понимаю, начались скитания. Куда же ты направил корабль?
– В Рим, – фараон сказал это без особого энтузиазма.
Рим, месяц назад.
Юлий Цезарь прохаживался вместе с Птолемеем в украшенном колоннами атриуме своего нового жилища – государственного дома великого понтифика. Популярность Цезаря стала такова, что его пожизненно избрали с большим отрывом от претендентов верховным жрецом – главой коллегии понтификов, и он сразу же перебрался из ужасного района Субуры в самый центр города. Огромный двухэтажный дом находился рядом с храмом Весты на форуме.
Проходя мимо статуй великих весталок, установленных в портике, Цезарь говорил:
– Дорогой Птолемей, золотые вещицы, что ты мне привез, бесценны. Сам понимаешь, моя должность престижна, но неприбыльна, позволяет лишь управлять делами религии, – Цезарь указал рукой на статую, – например, приговорить весталку, нарушившую обет целомудрия, к погребению заживо. Однако, думаю, моя карьера теперь резко пойдет вверх.
Птолемей расточал любезности:
– О великий понтифик Цезарь! Ты величайший римлянин всех времен! Жребий уготовил тебе блистательное будущее. В городе делают ставки на будущего претора, и ставят на тебя.
Претор – следующая по старшинству должность высшей власти в Риме после консула.
Цезарь улыбнулся. Все римляне азартны, любили игры, в которых нужно было угадать событие, а в ходе боев, ставя деньги на гладиаторов, иногда выигрывали большие суммы.
– Что привело тебя в Рим? – спросил он.
– Благодаря тебе сенат признал меня законным царем, но в Александрии возобладали противники моих начинаний. Они умело разжигают религиозный пыл туземцев, хотят спровоцировать войну с Римом. Я же хочу дружить с вами.
Нравственные качества Авлета были далеки от идеала. Считая, что клевета – надежный вид обвинения, он подогревал Цезаря вскипеть и пообещать вернуть ему власть. Со своей стороны, энергичный и беззастенчивый Цезарь лелеял идею аннексии Египта: мечтал усилить личную власть за счет богатств этой страны.
– Что ж, хоть мы и сохраняем в отношении Египта нейтралитет, думаю, пришло время вмешаться. Дорогой Птолемей, Рим не потерпит твоего унижения! Я сегодня же переговорю с Помпеем о нападках на законного правителя. Меры будет приняты.
Помпей, вернувшийся из восточного похода, пока не проявлял инициатив в Риме, но, как только Цезарь обрисовал ему картину грядущего овладения Египтом, конечно же не дал себя долго уговаривать и пообещал навести порядок.
Римские войска вошли в Египет. Их вел соратник Помпея, наместник Сирии Габиний, вел для восстановления на троне Авлета, пообещавшего за помощь выплатить колоссальную сумму – десять тысяч талантов. Вмешавшись в дела независимого государства (вопреки решению сената Рима), наместник в первом же бою с египетской армией разгромил ее. В сражении погиб новый фараон Архелай, побочный сын Митридата. Его в спешке Потин, Ахилла и Теодат подобрали Беренике IV в качестве мужа. Без фараона никак нельзя. За сорок веков существования Египта было всего пять женщин-фараонов, и те носили накладные бородки и одевались как мужчины. Жена царя могла быть только соправительницей.
Габиний с армией вошел в Александрию. Четыре легиона промаршировали по городу и остановились перед дворцом правителя. Увидев устрашающую картину блеска доспехов и копий наперевес, министры Потин, Ахилла и Теодат выбежали из дворца и, промчавшись вниз по лестнице, выстроились перед римским полководцем, выделявшимся пурпурным плащом. Главный министр Потин в платке немес с белыми и золотистыми полосами (самоуверенность его поубавилась), преодолевая одышку, воздел руки и произнес:
– Боги нам возвестили истину, глаза наши раскрылись и увидели солнце, озаряющее правду! Египет внемлет великой армии Рима. Мы, недостойные, восхваляем тебя, римский наместник, а наши сердца наполняются ликованием…
Габиний смотрел на весь этот спектакль свысока и пренебрежительно. Наконец он перебил министра:
– Я здесь, чтобы восстановить справедливость. Ваш законный царь Птолемей XII обратился за помощью, и наш долг помочь.
– Слава тебе, наместник… – запел опять Потин.
Его не стали слушать. Габиний с соратниками и охраной проследовал мимо министров прямиком в дворец. В тронном зале наместник бесцеремонно уселся на трон фараона и, холодно посмотрев на пустующий малый трон царицы, обратился к министрам, представшими вновь перед ним:
– Боги послали вам царя Птолемея XII, а вы, его министры, противитесь выбору богов.
– Но власть царя сама собой угасла, – перепуганный до смерти главный министр только развел руками.
– Лишь боги и римский сенат решают участь друга Рима. Тот правитель превосходен, у которого в друзьях сила, преданность и удача.
– Но Птолемей XII исчез, а Египет без царя как раб без хозяина, – осторожно сказал военный министр Ахилла.
– О, в следующий раз, когда вы останетесь без царя, я пришлю достойную кандидатуру – человека, способного взять на себя тяжелое бремя управления страной, правителя горной Киликии Филиппа II. Он из рода Селевкидов, в его жилах также течет кровь Птолемеев. Прекрасный жених для вашей царицы. Я не хочу вмешиваться во внутренние дела Египта, тем более что имею полномочия лишь восстановить на троне законного правителя, но хочу настойчиво предложить на пост министра финансов компетентного человека.
Главный министр изменился в лице:
– Вообще-то финансами страны управляю я сам…
– Мне известно, что казна пуста, и умный, сведущий в этом деле человек (ему я безмерно доверяю) вам не помешает. Знакомьтесь: Постум!
Лица министров окаменели. Рабирий Постум вышел из свиты, сопровождавшей наместника, и, приложив руку к сердцу, почтительно поклонился. Только его глаза выдавали лукавство.
Начальник дворца Теодат сказал очень тихо, как бы извиняясь:
– Я слышал, что он управлял финансами на Кипре, в результате царь Кипра завещал государство Риму и покончил с собой…
– Вы будете довольны… Антоний!
Вперед вышел Марк Антоний, начальник кавалерии и друг Габиния, представительный молодой человек двадцати пяти лет, мужественного вида, истинный Геракл, тщеславный и влюбчивый. Его начищенные до блеска доспехи говорили о любви к внешнему лоску.
Габиний его спросил:
– Мы же не оставим наших друзей беззащитными?
– Конечно нет, наместник! – Антоний лучился уверенностью. – Я подготовил лучших воинов для неусыпной охраны покоя царя и его министров – пятьсот галлов и германцев.
– Вот видите! Рим заботится о вас! – Габиний встал: – Покажите мне ваш необыкновенный дворец. Я слышал, что в Египте чудеса на каждом шагу. – Сказав это, он, сопровождаемый свитой, пошел на поиски чудес.
Птолемей, рассказывая армянам о драматических событиях, уронил скупую мужскую слезу.
– И что же произошло дальше? – негромко спросил его царь Тигран.
– О, в Александрии стала хозяйничать солдатня. Верные мне люди сообщили: все ценное в дворце разворовано, коварный Постум, управляя финансами, ограбил страну, а когда население охватила смута, он сбежал в Рим. Министр Потин прислал ко мне посольство уговаривать вернуться.
– Что ты решил? – Тигран в упор посмотрел на неудачника.
– О царь царей, я опасаюсь за свою жизнь, ведь Свиток творца у Береники! Кроме того, я должен алчному Габинию огромную сумму, а еще задолжал римским банкирам…
– Птолемей, боги противятся твоему правлению, – разочарованный Евсевий был категоричен. Посмотрев на армянского царя, сказал: – Остается одно – магия…
– Государь! – к Тиграну обратился Артавазд. – Разреши мне вместе с Птолемеем отправиться в Египет и отыскать Свиток творца.
Тигран молчал, думал. Цивилизация Египта настолько велика, что разум человека не способен охватить все ее достижения: остается довольствоваться лишь мгновениями бытия.
Царь принял решение:
– Сын, парадокс в том, что пока не польешь землю кровью и слезами, не пробьются ни ростки просвещенности, ни дух созидания, ни многоликость жизни. Конечно, наш долг заботиться о творении богов – великом Египте. Отправляйся!..
Факелы в руках Артавазда и Птолемея освещали сводчатые стены подземного туннеля, ведущего к александрийскому дворцу. Мужчины двигались осторожно, ожидая каждую минуту засады. Потрескивала горящая смола, сквозняк гулял по запутанной сети коридоров, но находить нужное ответвление в туннеле скитальцам помогал жезл Сехем. Его «глаза» горели розовым светом, и, чем ближе был предмет вожделения – Свиток творца, – тем ярче сияли самоцветы. Наконец мужчины приблизились к каменной стене, возле которой камушки на жезле распылались до красно-оранжевого цвета.
– Это здесь! – Птолемей, немного изучивший за полтора десятка лет правления подземные ходы и познавший кое-какие секреты дворца, в нетерпении рассматривал иероглифы. – Уверен, за плитой – спальня царицы. Но как туда войти?
– Что здесь написано? – Артавазд вопросительно смотрел на фараона.
– Каждый иероглиф в своей ячейке. Думаю, нажать нужно единственно правильную, иначе упадут острые пики или нас разрубят пополам.
– Ты шутишь?
– Когда твоя жизнь зависит от такой мелочи, как везение, остается только шутить. – Затем, показывая на ячейки, Птолемей стал читать: – «Наследственность, милость, красота, сладость, любовь».
– К чему же ты склоняешься? – Артавазд указал на изображение стервятника чуть выше надписей: – Посмотри, над иероглифами есть изображение грифа.
Гриф – крылатое чудовище с головой орла и туловищем льва.
– Если не знаешь, как поступить, вспомни любимую женщину и ее веру в твою значимость… – фараон предался сентиментальности.
– У тебя есть любимая женщина?
– Ну да. Жена Ахилла, этого самоуверенного и гадкого военного министра. Молода и свежа! Он не достоин ее и, к счастью, о нашей связи не ведает.
– Так значит, слово любовь?
Честолюбивый Птолемей решил не отступать, обдумывая слово любовь.
– Знаешь, Артавазд, ты прав: любовь, но любовь к Мут!
Богиня-покровительница материнства Мут носила корону, украшенную иероглифом «гриф». Строители туннелей явно оставили подсказку. Птолемей уверенно нажал на ячейку, что-то щелкнуло, и плита немного отошла от стены. Мужчины, облегченно вздохнув, аккуратно отодвинули ее и заглянули внутрь. Спальня Береники была погружена в полумрак: масляная лампа давала тусклый свет. На ложе, освещенном лунным светом, спала юная царица в белой сорочке из тончайшего виссона. Ее роскошные черные волосы разметались по подушке. Стояла тишина: весь дворец погрузился в дрему.
Закрыв надежно на запор входные двери комнаты, друзья начали тщательный осмотр в поисках свитка. Магического предмета нигде не было. Обозленный Птолемей, потеряв осторожность, споткнулся о подставку для ног у кровати. Шум разбудил царицу:
– Отец, что ты… Стража!! – завизжала Береника.
В дверь начала ломиться охрана. Раздавались крики, брань, стук, но дверь стояла неколебимо.
– Отдай Свиток творца, и все будет как прежде! – взывал фараон.
– Я владычица земли, я фараон! Встать вровень с богами – мое предназначение! – кричала Береника. – Стража, убивают!! – Вытащив из кармана золотой цилиндр – Свиток творца, – она подняла его над головой и забормотала заклинание: «Я, Береника IV, обращаюсь к тебе, бог Анубис! Ты могущественен, хитер и мужествен. Приди, сделай так, чтобы Птолемей оказался в загробном мире…
– Остановись! – закричал отец.
– …отведи его в низшее царство, где он будет мучиться вечно…
– Не надо!!
В комнате поднялся воздушный вихрь, волосы девочки от дуновений ветра стали развеваться в разные стороны, напоминая змей, а лицо превратилось в черную собачью морду, за спиной же выросли крылья летучей мыши. Мужчины отпрянули. Перед ними была Фурия – богиня мести, способная любого довести до безумия.
– …суди его душу, достойную Дуата…»
Птолемей потерял самообладание, опустился на пол, его охватило отчаяние. Обычно из такого состояния его выводила флейта. Вот и сейчас, достав из кармана любимый инструмент, он заиграл мелодию «Солнце пустыни», вкладывая в исполнение все чувства и ожидания. Раздался шорох. Слева от ложа, из темного угла, показалось отвратительное чудовище. Оно медленно приближалось к царице. Амат, богиня возмездия за грехи, в образе гиппопотама с головой крокодила, львиными лапами и гривой, почуяв запах злобы, зависти, гордыни и гнева, шествовала к Беренике.
Артавазд схватил с туалетного столика тяжелое золотое ожерелье и запустил им в царицу. Бросок был точным. Магический предмет выпал из руки Фурии и откатился в сторону. Фурия рассвирепела, завыла, воздела руки и приготовилась кинуться на Птолемея. Чудовище за спиной Фурии уже вставало на задние лапы и раскрывало пасть. Мужчины, застыв в оцепенении, с широко раскрытыми глазами ожидали конца драмы. Птолемей, продолжая играть на флейте, не смел шелохнуться. В тот момент, когда чудовище молниеносно проглотило царицу, он зажмурился. Вихрь прекратился, богиня Амат, сделав свое дело, под музыку спокойно заковыляла в свой угол и исчезла в темноте.
Стража мечами кромсала дверь, дворец клокотал, а Артавазд, присев рядом с другом, мягко отвел флейту от губ Птолемея и вложил ему в руку золотой цилиндр – Свиток творца. Устремив взгляд на армянского царевича, фараон поблагодарил одними глазами, наполненными счастьем. Потом, собравшись с духом, с трудом подбирая слова, сказал:
– Артавазд, магический цилиндр я помещу в надежный тайник. Ты всегда сможешь его найти с помощью жезла Сехем…
Дверь под натиском солдат рухнула, стража ворвалась в комнату, застыв на месте. Фараон собственной персоной, встав с пола, гордо выпрямился, обдал подданных испепеляющим взглядом и проследовал к выходу. Вдруг резко остановился. В коридоре стояла его младшая дочь…
– Папа, где Береника? – маленькая Клеопатра в ночной рубашке из тончайшего виссона смотрела на отца немигающими глазами.
Ощутив прилив нежности, Птолемей, растроганный и умиленный, подошел к ребенку и, погладив по голове, сказал:
– Доченька, ее нет. Пойдем, моя хорошая!
Глава 31. Помни о смерти
Помпей жил в своем поместье в Альбане недалеко от Рима в ожидании разрешения сената на триумф – высшую награду государства. Вопреки молве и тревожным прогнозам перепуганного сената, он распустил армию, поблагодарив воинов за верную службу и пообещав собрать легионеров для триумфа. По закону триумвир, чтобы заслужить награду, должен был убить не менее пяти тысяч врагов и ждать за чертой города, когда даруют триумф.
Помпей, у которого образовалась уйма времени, занялся устройством личной жизни. Он развелся с женой Муцией, изменявшей ему, пока он нес тяготы и лишения восточного похода, и женился на дочери Цезаря красавице Юлии, явно решив переориентироваться на союз с набирающим популярность политиком. Впрочем, Цезарь использовал дочь как инструмент для продвижения в карьере. Сначала прелестная Юлия была помолвлена с Фавстом (сыном диктатора Суллы), потом состоялась новая помолвка с тем, кого история назвала символом предательства, – Брутом (поговаривали, что Цезарь мог быть его отцом), в итоге же теперь была выдана замуж за Помпея, союзника отца. И хотя разница в возрасте составляла тридцать лет, супруги были счастливы.
Наконец разрешение получено, и Помпей отпраздновал свой триумф. Красс демонстративно уехал из Рима, взяв с собой детей, чтобы дать пищу разговорам о грядущем захвате власти.
Победоносный полководец вступил в столицу. Пышная процессия шла по тесным улицам города через форум на Капитолийский холм. Впереди – сенаторы и магистраты, потом музыканты, за ними несли доски с названиями покоренных стран: Понт, Армения, Каппадокия, Пафлагония, Мидия, Иберия, Колхида, Албания, Сирия, Киликия, Месопотамия, Финикия, Палестина, Иудея, Аравия и… морские разбойники. Потом появились другие доски: взяты 1000 крепостей, 900 городов и 800 кораблей, основано 39 городов, казна обогатилась на двадцать тысяч талантов. Затем ехали запряженные породистыми лошадьми повозки с сокровищами. Особенно выделялись ониксовые вазы и кубки из митридатовой коллекции, массивные золотые чаши, сосуды из рогов, украшения для кресел, конская сбруя, инкрустированные драгоценными камнями седла и трон самого Митридата. Далее – повозки и носилки с грудой серебряных монет, статуями Митридата VI и Тиграна II, медные носы пиратских кораблей (шли также морские разбойники), потом громыхали повозки с оружием, несли вражеские знамена, вели редких зверей и белых жертвенных быков с позолоченными рогами…
Тигран Младший в кандалах и преувеличенно пышной одежде армянского царевича шел в группе знатных пленников и смотрел по сторонам. С обеих сторон улицы выстроились толпы римлян. Они неистовствовали: ревели, свистели, вопили, указывали пальцами на взятых в плен. Римский люд праздновал сокрушительную победу над многочисленными народами, с трудом представляя, где находятся эти страны, но желая только одного – богатых трофеев. А Тиграна Младшего обуревала лишь одна мысль: как сбежать?
В компании с армянским царевичем, также в кандалах, брели разодетые в восточные одежды иудейский царь Аристобул (тоже помышляющий о бегстве), наложницы Митридата, царь колхов Олтак и другие заложники.
Помпей ехал на круглой позолоченной колеснице, запряженной четырьмя белыми лошадьми, которых под уздцы вели рабы. Был он в пурпурной тоге и позолоченной обуви, с лавровым венком на голове; в правой руке лавровая ветвь, в левой скипетр из слоновой кости с орлом. Вот он зенит славы! Помпей – покоритель мира! Рыхлое лицо с толстым носом этого одолеваемого тщеславием полководца светилось самодовольством и высокомерием. Чтобы Помпей не слишком мнил о себе, за его спиной на колеснице стоял государственный раб, время от времени говоривший: «Memento mori» (Помни о смерти – лат.). Перед колесницей шли ликторы с фасциями, обвитыми лавром, за ней верхом на конях следовали легаты и трибуны, маршировали наиболее почетные
солдаты-ветераны.
Кассий верхом на коне был в группе трибунов. Им владели сразу два чувства – гордость и досада. Он мечтал о триумфе для себя, но видел тупик в карьере: Помпей явно отходил от дел, отдавшись семейной жизни с обожаемой им Юлией. Следовательно, потребуется что-то неординарное для взлета наперекор обстоятельствам. В толпе он разглядел Рипсимэ, выделявшейся ослепительной красотой и величавым спокойствием, и помахал ей рукой.
После завершения шествия и принесения жертв богам на Капитолийском холме Кассий приехал в дом, специально купленный для армянской красавицы. Вилла Лигария в пригороде Риме была большой, одноэтажной, имела атриум и бассейн для сбора дождевой воды, тенистый сад и великолепную спальню.
Рипсимэ была раздражена:
– Ты столько раз обещал на мне жениться, что, кажется, я начинаю скорбеть о потерянных годах жизни… – Она, изобразив печаль, пыталась переключить его внимание на себя: – Милый, для счастья, как известно, нужны двое, а я живу в одиночестве.
Увы, планы мужчины требовали брака по расчету, и он женился на родовитой Юнии, и та теперь ждала от него ребенка. Но плотская чувственность и созерцание гармонии женского тела здесь, в доме Рипсимэ, вызывали у Кассия блаженство, погружая в сладостное наслаждение долгожданных предвкушений.
– Я не могу без тебя, – страстно говорил квестор. – Мне нужна лишь ты, одна-единственная. Только здесь ощущаю прилив счастья, а рядом с тобой раскрываются мои тайные помыслы и исполняются желания. Боги же послали мне невыносимую муку – терпеть Юнию.
Рипсимэ прошла в таблиниум (большую комнату для приема гостей) и полулегла на кушетку в одной легкой тунике. Хорошенькая и соблазнительная, она выставила напоказ босые ножки; плетеный золотой венец с жемчугом обрамлял черные волосы, стянутые золотистой сеткой, а несколько локонов маняще спадали на лоб; плавный изгиб фигуры и лицо невинного ребенка сводили Кассия с ума. Он встал перед подругой на колени и, чтобы подчеркнуть прочность отношений, преподнес очередной подарок – кольцо с ярким, прозрачным коричневым топазом (под цвет ее карих глаз). Кольцо с маленьким камнем, привезенное с Востока, он бережно надел на холеную руку любовницы и поцеловал ее тонкие пальчики:
– Сейчас я в растерянности, нужно что-то предпринять и вырваться из пут жалкого неудачника. Я хочу возвыситься, стать вровень с Помпеем, прославиться в сражениях, но Помпей забыл обо мне, он вообще забыл о войне.
Капризная и кокетливая Рипсимэ, поцеловав возлюбленного в губы, изрекла:
– Мое счастье находится в твоей власти. Я не могу долго сердиться на тебя…
И вновь страстный поцелуй, долгий и сладкий, опьянил двух влюбленных. Насладившись поцелуем, Рипсимэ внимательно посмотрела в глаза любимого:
– Кажется, я знаю, почему ты встревожен. Все дело в перстне.
– В перстне? – удивился Кассий.
– Ты, любимец судьбы, достиг многого в карьере, но завистливые боги не замечают тебя, поэтому утрата всего достигнутого в жизни тревожит милого больше и больше.
Кассий угрюмо сказал:
– Я всегда считал себя настолько удачливым, что при малейшем подвернувшемся шансе не упускаю его, добиваюсь успеха. Но иногда задумываюсь о грядущей беде.
Прекрасная Рипсимэ ошеломила:
– Достичь жизненных вершин поможет перстень! Да-да, перстень! Не понимаю, откуда знаю, но ощущения будят чувства, а чувства обостряют разум.
– Твоими чувствами управляет провидение, я знаю… Но почему перстень?
– Милый, я расскажу тебе историю…
В комнату через дверь проникали солнечные блики от бассейна и, казалось, все пространство таблиниума погрузилось в волшебный мир. Кассий благоговейно внимал Рипсимэ, а она рассказывала о Поликрате, тиране греческого острова Самос (родина Пифагора и Эпикура). Он хитростью завладел властью, и ему всегда неправдоподобно везло во всех делах. Но однажды он получил письмо от царя Египта. «Мой друг, – сообщал египтянин, – в твоей жизни столько удач, что, думаю, проснется зависть богов. Любимцев Фортуны всегда ждет трагический конец. Но выход есть! Расстанься добровольно с какой-нибудь дорогой для себя вещью и печалься всю жизнь. Судьба будет обманута». В тот же день Поликрат, выйдя на корабле в море, бросил в воду любимый золотой перстень, после чего стал горевать о потере. Через несколько дней личному повару царя рыбак продал рыбу, внутри которой обнаружили утраченный перстень. Поликрат воскликнул: «Пусть мое неизменное счастье огорчает завистников!» Однажды ему предложили неслыханную сумму за услугу, и алчность превысила осторожность. Поликрата коварно убили.
Кассий уже догадывался какой перстень ему поможет, но спросил:
– Рипсимэ, дорогая, что же делать?
– Милый Кассий, – сладострастная красавица уткнулась лицом в его волосы, глубоко вдохнула их запах и ласково произнесла: – найди перстень в желудке рыбы, и везение будет сопутствовать во всем. Возможно, перстень – это метафора или человек, избранник судьбы, и он вверит тебя неизбежному. А грядущая беда… – Она взяла книгу-свиток со стихами Луцилия, приобретенную недавно в книжной лавке, и зачитала: – «Вознесись душою в счастье и смирись, когда беда».
Юлий Цезарь пригласил в дом великого понтифика Красса и Помпея. Последний негодовал:
– В сенате провалили законопроект о наделе моих ветеранов земельными участками!
Все трое были в белых тогах без пурпурной каймы, сидели в белых креслах в таблиниуме и вели важный разговор, понимая, что оказались у опасной черты: им грозит потеря влияния. Помпей теряет авторитет среди ветеранов, Цезарь в среде плебса, а Красс у привилегированного сословия всадников.
Цезарь изобразил озабоченность:
– Сочувствую. Безземельный плебс, мечтающий о наделах, будет разочарован. Земля в политике – главный вопрос.
Помпей продолжал возмущаться:
– Я одержал множество побед, разбил войска двадцати двух восточных деспотов, присоединил к Риму новые провинции, но не могу обеспечить своих ветеранов землей!..
Красс, решивший ради выгоды временно воздержаться от критики Помпея, заявил:
– Военную добычу, захваченную тобой, Гней, на Востоке, сенат должен истратить на покупку земли для твоих ветеранов, например купить у частных владельцев из всадничества.
– Точно! – поддержал Цезарь. – По рыночной цене они продадут.
Красс, осклабившись, предложил:
– Не пора ли устроить вторые проскрипции по примеру Суллы?.. Шучу.
Проскрипцию в Риме когда-то изобрел диктатор Сулла. Это – массовый террор, составление списков объявленных вне закона как богатых аристократов, так и сенаторов, их убийство, конфискация имущества, сведение личных счетов… Прекрасный способ обогатиться и злоупотребить властью.
– Меня хотят унизить! – не унимался Помпей. – Трусливые сенаторы отказали мне в консульстве и не утверждают распоряжения на Востоке!
– Все еще хуже, – Цезарь сочувственно смотрел на Помпея. – Сенат грозится аннулировать твои распоряжения.
– Что?!! – взорвался Помпей.
Он вскочил, стал ходить по залу, желваки заиграли, руки сжались в кулаки. Наконец успокоился, сел на место и уставился в потолок.
