Георгий Григорьянц
Драконий перстень
Глава 20. Поцеловать перстень
«Освободив» Каппадокию, армия Помпея двинулась к понтийской границе. Остался всего один дневной переход, но Гней Помпей вдруг решил посоветоваться с богами. Ни один полководец Римской республики не начинал боевых действий, не принеся жертвы богам и не узнав их волю через жрецов. Армию сопровождал войсковой авгур Донатус, тощий и высокий, член почетной жреческой коллегии, выполнявшей официальные государственные гадания для предсказания предстоящих событий. Авгур в короткой трабее (тоге с ярко-красной полосой и узкой пурпурной каймой), с жезлом литуус и сосудом капис вышел вперед и, встав лицом на север, начал вращать головой по сторонам.
– Проконсул! – торжественно воскликнул он. – Я вижу на востоке ворону. Птица со стороны солнца приносит счастье!
– Прекрасно, – сказал удовлетворенный Помпей.
– Ворона не одна, целая стая! Хорошее предзнаменование!
– Не сомневаюсь в своем успехе… – полководец обвел ободряющим взглядом легатов.
Легат Скавр показал рукой в противоположную сторону:
– Донатус, я вижу коршуна!
Коршун считался вестником поражения. Жрец-гадатель изменился в лице. Он провел над головой изогнутым литуусом две мысленные линии – одну с севера на юг, другую с востока на запад, потом начертил в воздухе прямоугольник, посмотрел наверх, на птицу в небе, и сказал:
– Это не коршун, а молодой орел!
Помпей с облегчением вздохнул: появление орла предвещало победу.
– Орел – знак императора! – воскликнул он и, чтобы больше не испытывать судьбу, приказал: – Донатус, заканчивай.
Жрец быстро забрал свои принадлежности и ушел. Скавр вновь посмотрел на небо. Птица приближалась. Это был и не орел, и не коршун, а сокол. Вот он развернулся и полетел обратно от наблюдателя, что означало: забирает удачу с собой. Легат с тревогой взглянул на улыбающееся, разгоряченное лицо начальника, раздающего указания, и промолчал.
Митридат решил отступать. Его тридцатитысячная армия пошла в глубь Понтийского царства, не вступая в сражение, и по мере преследования Помпеем, удалялась все дальше и дальше, пока не уперлась в горы Малой Армении.
– Гипсикратия, – говорил царь своей жене на привале, – становится опасно. Возьми детей и отправляйся в Боспорское царство к моему сыну Фарнаку.
– Великий царь, детей я отправлю, но сама останусь. Я всегда буду рядом с тобой, и никакие лишения и опасности не истощат моего желания любить тебя.
– Жизненное благо иметь такую жену, – царь растрогался. – Нас губит не война или поражение, а потеря веры, прежде всего, в близкого человека.
Снабжение провиантом обеих армий ухудшилось: отряды снабженцев яростно уничтожались сторонами, устраивавшими друг другу засады. Кроме того, у сторон конфликта появились дезертиры. Их ловили и вешали – и Помпей, и Митридат.
– Моя цель – генеральное сражение! – возвещал Помпей своим командирам.
– Только в генеральном сражении я одержу победу! – обещал царедворцам Митридат.
Наконец, найдя в Малой Армении подходящую скалистую гору под названием Дастейра, царь Понта приказал занять боевые позиции. Обращаясь к своему лучшему полководцу Олфаку, вождю скифского племени дандариев, он сказал:
– Пусть Помпей нас штурмует: мы уничтожим его армию.
– Легион за легионом! – воодушевленно воскликнул Олфак, имя которого по-скифски означало сверхбыстрый.
Приготовили для римлян и камнепад, и огненные клубки из веток, и рабов-смертников, и массированный обстрел стрелами со скал. Армия Митридата, малообученная и слабо организованная, могла победить разве что на энтузиазме.
– Мир держится на лжи и жадности, – вещал Митридат, – и только великие личности меняют мир к лучшему.
Под великой личностью он, естественно, подразумевал себя.
– Мир – это война, которую великий человек развязывает во имя мира! – провозглашал своим подчиненным Помпей Великий.
Он уже подошел к сильно укрепленному лагерю Митридата на горе и размышлял как выманить царя и вынудить сражаться. Римляне осадили лагерь понтийцев.
Помпей на площадке у подножья горы Дастейра скакал на золотистом скакуне вдоль строя легионов, кавалерии и вспомогательных войск. В легионах служили только граждане Рима, в остальных подразделениях – жители провинций и рабы. На солнце сверкали доспехи, оружие, литавры и трубы, в строю заметно выделялись знаки легионов: серебряные орлы, знамена и штандарты. Первое, чему учили солдат, срок службы которых составлял двадцать пять лет, – неотступно следовать за знаменем и серебряным орлом. Потеря этих символов – величайший позор для легиона. Все были убеждены: настал день славы, долгожданный для солдат, рвущихся в бой. Чувствовалось всеобщее воодушевление.
Вернувшись на середину строя, Магнус провозгласил:
– Вы храбрые и отчаянные воины! Впереди битва! Нас ждет боевой успех! Смерть врагу!
– Барра!! – боевой клич разнесся эхом по округе – подбодрить себя и товарища, устрашить врага, докричаться до высших сил.
Справа от полководца стоит вестник. Он зычно спрашивает:
– Все ли готово к бою? Все ли готово к бою? Все ли готово к бою?
– Да, готово! Да, готово! Да, готово! – радостно выкрикивают солдаты, трижды поднимая вверх руку.
С горы за этим ритуальным действом наблюдал Митридат в окружении Гипсикратии, Олфака и Диофанта.
Царь равнодушно сказал:
– Имеющий мозги не заблуждается насчет всяких глупостей. Они прольют столько крови, что эту гору назовут Красной.
Построение римлян закончилось. Поглядывая на гору Дастейра, Помпей незаметно дотронулся до камня на Драконьем перстне. Вдруг сильное волнение охватило его, направление мыслей изменило ход, сердце забилось учащенно, и вызрело взвешенное решение. Благодаря перстню Помпей избежит провала.
Габиния в спешке вызвали к главнокомандующему.
– Император, ты звал меня?
– Габиний!
Легат с удивлением смотрел на Помпея:
– Да, император!
– Вот что я решил, – деловито начал полководец. – Боя не будет… Мы измотаем противника, лишим его продовольствия и воды, заставим либо сдаться, либо в отчаянии спуститься с горы и биться.
– Император, Митридат не решится дать сражение. Полагаю, нам предстоит штурмовать гору.
Военачальник сверкал глазами:
– Мы не полезем на гору. Я же не выжил из ума!
– Как же мы достанем Митридата?
– Мы построим земляной вал вокруг горы.
– Что?..
Вражеский лагерь римляне начали обносить сплошным рвом с валом. Инженеры и рабы сноровисто копали землю, а сторожевые подразделения, выделенные легионами для охранения, заняли передовые позиции. Митридат, осознав, что генерального сражения не будет, потерял душевный покой. Помпей не спешит штурмовать гору и готовит длительную осаду. Несомненно, вдохновение к нему снизошло благодаря Драконьему перстню! Что ж, ярость понтийского царя прольется кровавым дождем.
Митридат, волнуясь, приказал:
– Олфак, действуем по запасному плану!
Ночью отряд скифов провел отвлекающий маневр. Светила бледная луна. Ее мертвенный свет окрасил скалы серебром, залил лагерь римлян в долине оттенками серого и черного. Невеликие ростом, но резвые скифские лошади, выносливые и неприхотливые, стремительно помчались с горы вниз, неся всадников, готовых выпустить в противника тучу стрел с бронзовыми наконечниками. Преодолевая недостроенную систему укреплений, воины-скифы пускали в ход не только стрелы, но и акинаки (скифские мечи), дротики и копья. Рядом с ними скакали обезумевшие лошади с колесницами, пылающими жарким огнем, с горы катились ярко горящие во тьме шары. Внезапный налет был встречен римлянами эшелонированной обороной сторожевых отрядов. Сверхбыстрый Олфак – вождь племени дандариев с Кубани – увлек за собой кочевников в прорыв. Скифское «жало», словно огромное смертоносное копье, врезалось в римских солдат и, протаранив охранение и опрокинув заслоны, влетело в лагерь непобедимых римлян.
Заиграли рожки, объявили тревогу. Помпей, никогда не любивший ночных схваток, выскочил из палатки и с удивлением уставился на происходящий хаос. Скифы метались по лагерю, сбивая строения и солдат, выпуская стрелы, вонзая копья, поджигая палатки, опрокидывая повозки, а их дикие, перемазанные грязью гримасы в свете костров и пламени пожаров вызывали у легионеров оторопь. Наконец центурионы, опытные вояки, справившись с первоначальным шоком и, превосходно зная свое дело, приступили управлять солдатами, подавая четкие команды. Кочевники получили отпор, а пожарные когорты потушили возгорания.
Митридат во главе войска по заранее разведанным в скалах труднопроходимым тропам, оставив в лагере горящие костры, покидал Дастейру – уходил на север, к Черному морю. К утру войск понтийского царя на горе не было. Олфак погиб, а небольшая часть скифов, спасаясь, ушла в горы.
Римляне настигли Митридата на третий день у реки Лик, что недалеко от верховий Евфрата. Разведывательный патруль обнаружил дорогу, по которой следовала армия понтийского царя, и хорошо натренированные легионеры ускоренным маршем зашли в тыл противника. Передвигалась армия царя по ночам, утром строила лагерь и отдыхала.
Смеркалось. В шатер Митридата вбежал начальник охраны Диафант:
– Государь, они обнаружили нас!
– Быстрее, чем я ожидал. Где они?
– Лазутчики докладывают: около трех стадий отсюда (греческий стадий 178 м).
– С самого начала думай о конце! – патетически произнес царь. – Диафант, куда отступать?..
Не дождавшись ответа, царь сам просчитал варианты. Здесь недалеко истоки трех рек – Аракс, Тигр и Евфрат. Это ворота в рай. Но боги в рай его не пустят: слишком много злодеяний совершил, пролил кровь десятков тысяч невинных людей. Податься в Армению нельзя: за его голову Тигран объявил награду. Идти в Трапезунт, чтобы погрузиться на суда и отплыть в Таврику? Но Диафант докладывал, что Помпей блокировал все порты. Что делать?..
– Государь, ты должен биться с римлянами! – говорил царедворец, возбужденно сверкая глазами.
Царь подавленно взирал на него:
– Моя армия слаба, отсутствует дисциплина, много дезертиров. Непрерывные войны истощили царство, собрать новое войско невозможно.
– Ты великий полководец, способен победить римлян в генеральном сражении и решить спор с Помпеем раз и навсегда!
– Размахивать мечом и сражаться – две разные вещи. Когда отвернулась удача, победа превращается в поражение.
– Тогда, государь, осталось одно: спасайся бегством! Время есть… Римляне не посмеют напасть ночью. В крепости Синория спрятаны твои сокровища. Заберем и поскачем в Колхиду!
– Бежать, не дав генерального сражения? Недостойно. Ты же сам назвал меня великим полководцем. Впрочем, признать поражение – тоже победа, хотя бы над собой.
В шатер влетел советник и стратег Менофан:
– Государь, римляне развертывают боевой порядок!
Митридат помрачнел:
– Противник намерен биться? Делать нечего, отбросим нерешительность и ударим по собственному страху. Трубить сбор!
Помпей всегда считал бой в темноте рискованной затеей, но вынудить царя сражаться днем не получалось. Если не решиться напасть немедленно, ночью, Митридат опять сбежит, и перспектива победы улетучится. Гней колебался, но перстень дракона на его руке сейчас сиял особенно ярко: свет красного камня, казалось, обжигал и подталкивал к смелому решению – действовать немедленно. Вновь довериться перстню? Вообще-то, по мере приближения к горе Арарат, Гней чувствовал рост безумной одержимости, поэтому в конце концов согласился с предложением Габиния, Афрания и Скавра дать ночной бой.
Римские солдаты, славившиеся железной дисциплиной, в темноте при свете факелов заняли боевые порядки. Каждый знал свое место. В легионах вперед вышли велиты (легкая пехота), первую линию заняли гастаты (копьеносцы), вторую принципы (тяжеловооруженные воины), третью триарии (ветераны войн, их бросали в бой в решающий момент). Вымуштрованные солдаты не испытывали страха и рвались навстречу опасности.
Низкая луна была на ущербе. Казалось, она поблекла и уменьшилась в размере, но света давала достаточно. Пронзая тьму, луна светила в спины римлян, и их черные длинные тени вытягивались далеко вперед. Противник никак не мог определить верное расстояние до первой шеренги. Ночные силы явно подыгрывали потомкам Ромула.
Помпей, еще не до конца уверовав в свои силы, приблизил перстень к лицу и поцеловал. Неожиданно его охватили дрожь и предчувствие удачи, решительность окрепла, бесстрашие явилось. С багровым лицом, в наступательном порыве, вызванном неистовым восторгом, при свете факелов он отдал боевой приказ:
– Митридат строит фалангу. Она способна действовать лишь по определенному правилу, заведенному раз и навсегда. Приказываю раздробить и рассеять войско противника!..
Приказ должен выполняться безоговорочно и незамедлительно. Легиону Афрания приказано ударить с левого фланга, солдатам Геллия с правого, Скавру и Лентулу со своими легионами произвести охват войск противника и зайти к нему в тыл. Направление главного удара – с фронта в центре. Его нанесут легионы Целера и Флакка после массированного применения катапульт. А чтобы окончательно сломать монолитный строй врага, по команде главнокомандующего вводятся в бой легионы Габиния и Торквата. Они и добьют войско Митридата. Остальные легионы – резерв императора. Конница Помпония вступает в сражение только при угрозе атаки кавалерии противника.
Мощная греческая фаланга царя Митридата представляла собой плотное, в несколько шеренг, построение огромного количества воинов в крепких доспехах и с длинными копьями. В бою участвовали только первые шеренги, остальные служили резервом для немедленной замены раненых и убитых.
Понтийский царь в шатре, в окружении любимых вещей и перепуганной свиты, ставил задачу своим командирам:
– Я хочу дружный натиск вначале, а затем охват войск противника. Мы задушим римлян в своих объятиях. Не давать им слаженно действовать! Опрокинуть, удушить, перейти в наступление!
В стане римлян Помпей к удивлению легатов уже перешел на крик:
– Мы заставим Митридата биться по нашим правилам!! Его тактика устарела, его войска не могут маневрировать, им нечего противопоставить совершенной военной машине римлян!..
И вот все пришло в движение, рубка в темноте началась. Лучники выпустили стрелы: римские достигли цели, понтийские ложились на длинные тени. Полетели дротики: римские опять попали в цель, а соперники метнули их слишком рано – опять били по черным теням. Римские катапульты ударили стрелами и камнями, достигая рядов противника и причиняя серьезный ущерб. Катапульт у Митридата не было. Фаланга понтийского царя двинулась вперед, чтобы в момент сближения нанести мощный фронтальный удар. Длинные копья солдат лежали на плечах впереди стоящих воинов, но атаковали они тени, а не людей.
Внезапно из темноты римляне обрушили фланговые удары, пошатнув стойкость фаланги. Затем новый удар – фронтальный. Клин пробил брешь в понтийском строю и позволил легионерам врезаться в гущу войск противника. Получив фронтальный и фланговый удары, фаланга понтийцев сломалась, ее монолит превратился в скопище солдат, каждый из которых хаотично рубил мечом. В этой свалке римские легионы распались на более мелкие подразделения – когорты, – способные действовать автономно, слаженно, как единое целое, и эти «машины уничтожения» стали громить неуправляемую толпу бойцов Митридата. Его конница, так и не вступив в бой, поскакала прочь, его солдаты, потеряв волю к сопротивлению, обратились в бегство, фаланга рассыпалась окончательно, началась паника… В ночной темноте методично уничтожалась армия царя.
– Нам здесь больше делать нечего, – с горечью сказал Митридат.
Во главе отряда охраны, прихватив жену и приближенных, он поскакал по разведанной ранее дороге на северо-восток, в крепость Синория.
Глава 21. Дар судьбы
В Арташате праздновали день рождения армянского царя. С наступлением вечера, после трудового дня, начались торжества. У храмов и на площадях людям раздавали бесплатное угощение, подносили всем желающим вино из царских запасов, а в тронном зале Тигран II принимал поздравления от государей, знати, послов и приближенных.
Царь сидит на троне, украшенном золотом и слоновой костью. Он облачен в пурпурную расшитую узорами тунику, на плечах длинная леопардовая накидка. Драгоценный пояс имеет пряжку «лев терзает дракона», золотой кинжал украшен ручкой из рога африканского носорога, на груди владыки подвеска-талисман «Солнце и Луна». Голова царя увенчана белой с золотым шитьем и драгоценными камнями тиарой (изготавливалась из мягкого войлока, восточный символ великого царя) и золотой диадемой (знак царского достоинства). На голова есть еще повязка из полоски белой ткани (в античном мире символ предводителя нации и символ победы). На его руках перстни-обереги, кольца и печатки. Ноги обуты в ярко-красные сафьяновые сапожки.
Справа и слева от царя, сложив руки на груди, стоят наследник престола Артавазд и брат царя Гурас. За троном расположились министры, приближенные и родственники. Царь в хорошем настроении. Мимо него, улыбаясь, проходят в нескончаемой процессии гости, нахарары и дипломаты. Каждый останавливается перед владыкой, отвешивает поклон и сообщает о привезенных дарах. Царь удовлетворенно кивает, кое с кем перебрасывается репликами.
Барзапр, генерал-губернатор ашхара (области) Алдзник (Арзанена, по-гречески), сквозь натянутую улыбку доложил о подарках и добавил:
– Великий! Нужно любой ценой помешать экспансии Армении Римом.
Царь снисходительно сказал:
– Мое царство было и останется самостоятельным.
Губернатор Васпуракана (области между озерами Ван и Умрия), нахарар Арцруни обеспокоенно произнес:
– Государь, ты связующее звено между нахарарами, пользуешься среди нас большим уважением. Только скажи, и мы пришлем для битвы конницу и крестьянское ополчение!
– Дорогой Арцруни, в битвах побеждает не тот, кто сильнее или хитрее, а тот, кто мудрее.
Гурас, обратившись к государю, тихо сказал:
– Вассальные цари тебя предали, брат. Не прибыли на праздник правители Гордиены, Атропатены, Осроены и Адиабены.
Тигран саркастически усмехнулся:
– Что могу сказать? Рим запугал их, они решили, что с Арменией покончено. Помнишь, наш отец говорил: «Как не сделаешь мыслителем невежду, так не заставишь поумнеть дурака»?
В то же самое время в небольшом царстве Гордиена, в мрачно-сером дворце царя Зарбиены, повелителя воинственных и неукротимых горских народов кордов и курдов, тайно собрались правители четырех стран, ранее зависимых от Армении. В центре темного зала при свете всего одной лампы, чтобы никто не подслушал и не подсмотрел, они сидели на диванах и вели секретный разговор.
Испуганно поглядывая по сторонам, Зарбиена, давно тяготившийся господством армянского владыки, увещевал трех владык:
– Я пригласил к себе царей Мидии Атропатены, Осроены и Адиабены – царств, где великое открывается в малом, а малое растворяется в великом. Все мы тайно поклялись дружить с Римом, поэтому его легионы не войдут в наши страны. Солнце царя Тиграна закатилось. Предлагаю презирать его.
Царь Атропатены Дарий, подданные которого были ираноязычными, поддержал:
– Империя Тиграна разваливается на глазах.
Абгар II, царь Осроены, араб по происхождению, стоящий во главе ассирийцев, напомнил:
– Рабский ошейник, надетый Тиграном, сделал нас покорными и подобострастными. Все мы боимся армянского царя, обладающего поразительной интуицией, читающего чужие мысли на расстоянии. Мне донесли: в преддверии войны он, как ни странно, спокоен, армию спешно не собирает и не готовится к сражениям. Сведения заслуживают доверия. Что-то Тигран задумал!
Царь Адиабены Монобаз, потомок ассирийских царей, был более рассудителен:
– Мне выгодно торговать с Великой Арменией. Это богатая страна. Но политическая обстановка сейчас непредсказуема, вот я и согласился с римским эмиссаром уйти от Тиграна. А знаете, что армянский царь сказал мне при последней встрече? – Заговорщически взглянув в глаза собеседников, он продолжил: – «Ты, Монобаз, сохранишь идентичность и государственность своей страны только в союзе с Арменией, в противном случае Адиабена растворится во тьме истории».
Зарбиена вполголоса промолвил:
– С Римом мы сами станем историей.
Дарий, самый проницательный из них, скорбно заметил:
– Не обольщайся, Зарбиена. Римское владычество более губительно, чем армянское. В странах, попавших под влияние Рима процесс развития замедляется.
Абгар обреченно опустил голову:
– Дарий прав: вспомните царства Пергам, Вифиния, Галатия, Ликаония. Там похозяйничали римляне. И где теперь эти царства? Исчезли! И моя Осроена превратится в римскую провинцию…
– Абгар, не расстраивайся! Скоро к тебе придут римские торговцы и ростовщики, и будешь ты процветать как никогда раньше.
– Не шути так, Монобаз!
Все тяжко вздохнули и задумались каждый о своем.
Праздник в Армении продолжался. К трону приблизился царь Коммагены Антиох I. Молодой светловолосый армянин с греческим профилем был похож на бога. Одет по‑восточному: туника и шаровары, персидская тиара.
– Напасть на тебя, Тигран, будет грубой ошибкой Рима, – сказал он. – Думаю, ты найдешь выход из непростой ситуации, и Армения отправится в будущее гораздо быстрее, чем с римской опекой.
– Дорогой Антиох, – улыбнулся Тигран, – римляне, опьяненные победами в Европе, пришли на Восток. И что же? Римская империя переживает не лучшие времена, она на распутье: либо республика, либо диктатор. Первое ради общего блага добродетельных римских граждан, второе – это разложение и крушение. Думаю, Рим пойдет по второму пути, его ждет короткое величие, а затем катастрофический упадок.
Антиох I поклонился и проследовал далее. Гости, приветствуя Тиграна, шли еще какое-то время. Но вот всех пригласили в зал приемов, где были накрыты столы: серебряные кубки, медная, бронзовая и керамическая посуда. Подали яства: овощные кушанья с айвой и заправкой кунжутным маслом, полба с орехами и чечевицей, долма с бараниной в виноградных листьях, хоровац (шашлык), арганак (суп с олениной), кутап (форель, фаршированная рисом, изюмом и имбирем), дичь, бастурма – все приправлено травами и острым перцем. Естественно, на столе лаваш – пресный белый хлеб. Кухня, как известно, – высокий элемент любой культуры. Слуги разлили красное, искрящееся вино.
Встал Гурас, поднял кубок и произнес тост:
– Царю царей Тиграну II слава! Пусть живет столько лет, сколько листьев на дубе в старом саду, пусть вокруг него вьется столько красивых женщин, сколько рыб в глубоком пруду, пусть в его жизни будет столько счастливых дней, сколько звезд горит в вышине, пусть одержит он столько побед, сколько капель в этом вине! Выпьем же за виновника торжества, за его крепкий дух, доброе сердце и исключительное мужество!
Враги боятся Тиграна, а друзья восхищаются им. Кубки, поднятые за здравие, наполнены доверху. Гости сдвинули их и, расплескав ароматный напиток, с величайшим наслаждением выпили до дна насыщенное, выдержанное вино.
Заиграла музыка. Для танца перед владыкой вышли девушки, все в нежно-голубых платьях и шапочках с подвесками, сверкая золотыми ожерельями и браслетами. Они двигались степенно и ритмично, пробуждая у публики чувственные образы. Тигран всегда восхищался танцами, выделяя это искусство особо. Танец будил в нем массу эмоций: иногда грусть и печаль, а иногда волнение и страсть. Чувства, выраженные позой и жестами, раскрывали душу человека, его энергию и устремления. Через музыку, движения и ритм сообщают о любви, ненависти или сочувствии.
Вперед вышла солистка – Аревик. Ее участие в общем танце – подарок возлюбленному. Тигран, затаив дыхание, любовался: как она хороша! Плавные повороты гибкого стана, необычайные пластика и грациозность… Движения рук напоминали медитацию. Созерцая и наслаждаясь, царь поймал взгляд желанной женщины. Ее прекрасные глаза вызывали не только восхищение, но и призывали к обретению умиротворения и блаженства.
По коридорам дворца шел маг. В те времена магами называли волшебников и астрологов, они также были философами и богословами. Маги могли предсказывать будущее и творить чудеса, исцелять больных и воскрешать умерших. Волхвы – так магов называли в Персии – имели седые, ниспадающие до плеч волосы, а бороду ниже пояса. На маге был длинный белый хитон, подпоясанный священным кошти (длинный желтый пояс, украшенный звездами), и синий плащ, а на голове белая тиара из мягкого войлока в виде шара с вышитой золотом восьмиконечной звездой.
Навстречу магу неслась детвора. Неугомонные Арташес, малыш Тигранчик и Эрмина искали приключения на свою голову и, возбужденные праздничной атмосферой вечера, бегали друг за другом по коридорам дворца. Арташес на полном ходу врезался в мага. Взглянув на странно одетого человека с седой бородой и посохом, мальчик раскрыл рот от удивления. Подбежала Эрмина и встала за Арташесом, боязливо поглядывая на незнакомца.
Маг, обращаясь к детям, сказал:
– Арташес (ведь так тебя зовут?), тебя ждет великое будущее: станешь царем Арташесом II. Девочка, ты Эрмина, так? Судьба уготовила тебе стать царицей, женой Арташеса. Для царства вы благо. В ваше правление восторжествует правда, а ложь раскроется…
В этот момент к ним подбежал веселый двухлетний Тигранчик и, не смутившись, дотронулся до плаща мага.
– О, малыш Тигранчик! – маг ласково погладил его по голове. – Тебя ждет непростое будущее. Римский принцепс, вообразивший себя богом, возведет Тиграна III на армянский престол как своего ставленника, но став царем, ты пойдешь наперекор судьбе…
Дети внимали старику, не проронив ни слова, а он возвестил:
– Пастухи мироздания откроют одному из вас дивный мир, порожденный Луной и Млечным путем, и вручат хаому, назначив хранителем мира.
Хаома – это напиток, божество и растение в единстве. Маленький Тигранчик, улыбаясь и желая возобновить игру, побежал обратно, а старшие дети погнались за ним.
Маг вошел в зал приемов. Танец под чарующую музыку продолжался. Девушки, излучая мягкость, гибкость и текучесть, двигались под ритм мелодии как хоровод звезд, даруя Тиграну хрупкую красоту и благодушное настроение. Что-то заставило царя отвлечься от танца и поднять глаза. Он увидел мага. Властитель Армении медленно встал и приподнял ладонь правой руки – знак остановить танец. Музыканты сбились с такта, прекратили играть, танцовщицы замерли на месте, гости, вертя головами, переговаривались. Тигран, не говоря ни слова, вышел из-за стола и направился к магу. За ним последовали Артавазд и Кухбаци.
Тигран обернулся к сыну и охраннику:
– Оставайтесь здесь, меня не сопровождать!
Артавазд и Кухбаци, пребывая в замешательстве, приказ выполнили. Царь вместе с магом покинули зал.
В покоях, закрыв дверь, Тигран обратился к гостю:
– Ты маг? Как тебя зовут?
Гость сложил ладони, и из них неожиданно вырвался огонь:
– Меня зовут Хурдиш.
Тигран вглядывался в черные глаза мага:
– Хурдиш означает «сияющее солнце». Что ты умеешь делать?
– Умею перемещаться в другое место или время, могу находиться одновременно в трех местах, предчувствую будущее и вижу прошлое. Поклоняюсь огню, воде, солнцу, луне и звездам. Когда служу богам, пою гимны людям, когда служу людям, внимаю богам, и они открывают мне грядущее.
– Я знаю зачем ты здесь! – решительно сказал Тигран. – Ты пришел изменить судьбу – либо мою, либо моей страны.
Хурдиш молчал. Известно, что маги оказывали сильное влияние на правителей. Так, они убедили персидского царя Ксеркса, вопреки его желанию, разрушить греческие храмы в ходе похода на Грецию. «Ибо храмом, – сказали они, – является весь мир, а потому грешно запирать бога в стенах». В Афинах не осталось храмов. Это была попытка изменить религию греков. Маги советовали царям устанавливать культ единого бога, как, впрочем, и культ единого властителя.
Тигран тихо произнес:
– Ты, конечно, можешь повлиять на веру в моем царстве, но нам нравятся наши боги: добрый верховный бог Арамазд, золотая мать армян Анаит и громовержец Ваагн.
Маги люди загадочные, они воспринимают мир по-особому и воздействуют на него. Гость сказал:
– Ты дерзнул разбудить Армению, но народ цепляется за прошлое.
– Это так, – согласился Тигран.
Царь прекрасно осознавал, что в армянской сельской общине старый порядок, косность и застой определяют ход жизни: все меняется медленно или вообще ничего не меняется.
Хурдиш произнес:
– Я предложу тебе нечто такое, что изменит тебя, твою страну и весь мир. – Он достал из кармана плаща связку палочек из тамариска (божье дерево) и пробормотал заклинание: – О Аша, могущественный и победоносный, ты существуешь в мире добром, красивом и приятном. Очисти наши мысли, защити от врагов, подари абсолютную праведность и научи как проникнуть в средоточие Горы…
Стены зала поплыли, стали падать и закручиваться, привычные очертания предметов приобрели странную форму. Взгляд Тиграна затуманился, и, потеряв ориентацию в пространстве, он закрыл глаза. Когда вновь открыл, увидел высеченный в скале большой зал, расписанный яркими красками с преобладанием красного и голубого цветов. В светильниках на треногах горел огонь, и его свет отражался от статуй из золота и бронзы: перед Тиграном стояли и сидели боги и цари. В центре зала на золотом троне восседала статуя вавилонского бога Мардука. Его глаза – два огромных рубина – тускло светились. Изваяние внушало трепет, олицетворяя могущество высших сил. Даже трон, покоившийся на фантастических тварях с крыльями и человеческими головами, поражал своей монументальностью.
Тигран воскликнул:
– Мы в Дворце власти!
– Да, Тигран. Боги и цари смотрят на тебя.
Слева и справа от золотого Мардука высились статуи богов – ассирийского Ашшура, урартского Халди, персидского Ахуры Мазды и армянского Михра, а по углам – скульптуры царей Вавилона, Ассирии, Персии и Урарту.
– Боги и цари приглашают тебя, – сказал маг.
– Я здесь уже был. – Тигран осмотрелся: – Там, на стене справа, есть символ звезда. На самом деле это ключ к двери. Мне известно, как войти в то помещение.
– Взгляни! – маг указал на треугольник на центральной стене. – Этот древний символ тоже ключ. Нам нужно туда!
Маг умолк. Тигран понял: чтобы пройти дальше, нужно разгадать код. Боги его испытывают, тот ли он человек, которому можно поведать тайны? Все пять чувств царя разом обострились. В волнении он подошел вплотную к стене и пригляделся к изображению. Треугольник из бронзы, обращенный вершиной вверх, заполнен сверкающими камнями: три в вершинах фигуры и один в центре. Центральный камень – горный хрусталь (окаменевший лед). Ему приписывают целомудрие, чистоту помыслов, скромность и верность. Наверху расположился нефрит с зеленоватым отливом – символ справедливости и мудрости. При основании треугольника слева поблескивал вишнево-красный гематит – камень, внушающий не только радость и оптимизм, но и приносящий счастье. Справа при основании тигровый глаз. Он дарует стабильность и ясность.
