Елена Юрьевна Свительская
Песня моей души
Часть копий уходила в библиотеку вновь открывшейся школы, часть – в области, где от этой болезни страдали, и, обязательно, по одной копии от всех записей – в библиотеку Вадимира. Тот, вначале настроенный скептично, после девятого врученного ему свитка призадумался и велел выдавать некоторую сумму: в оплату лучших рецептов. Также велел сделать копии некоторых хороших книг по траволечению и лекарскому искусству, для школы Цветаны. Библиотека школы росла. Набирались дети-сироты для обучения грамоте, чтобы сделать из них переписчиков книг.
На одиннадцатый день из Лысегорья прислали семерых лекарей с книгами и свитками – поучиться самим и поделиться знаниями. Или чтоб сгладить неторопливость Лириарда.
В школе лечили всех обратившихся, причём, простолюдинов – бесплатно. Обученных грамоте принимали в переписчики.
Цветана активно во всём участвовала, расходы оплачивала сама: то ли у неё были какие-то сбережения, доставшиеся в наследство, то ли Вадимир позволил ей самой расходовать какую-то сумму.
На двенадцатый день король даже пустил Цветану и её переписчиков во дворцовую библиотеку! Те выписывали сведения о какой-то болезни или лекарственной траве в отдельные тома, делали дополнительные копии для дворцовой библиотеки.
И хотя от Проклятья алхимиков лекарства ещё не обнаружили, да и неизвестно, смогут ли, команда Цветаны уже нашла несколько полезных рецептов, неизвестных в целом новодальской лекарской науке, но располагавшихся в закромах каких-то деревенских знахарей – и остановили эпидемию, начавшуюся было на севере страны. Тут, кстати, весьма помогло, что кто-то из лысегорских посланников что-то смыслил в магии, если конкретно, в магии перемещений – и отряд из лекарей и воз целебных трав быстро доставили по нужному адресу.
Вадимир пытался переманить лысегорского мага на свою сторону, но и тут его затея провалилась, так как тот парень кроме как о спасении чьих-то жизней путём лекарского искусства ни о чём думать не хотел. После победы над эпидемией он и вовсе, поговаривали, вернулся на родину. Впрочем, как заметил Нэл: «Раз уж парень умеет перемещаться, он может являться в Новодалье к началу уроков и исчезать сразу после их окончания». Вадимир, вероятно, был в ярости, но виду не подал. Может, боялся мстить юноше из-за умений Лириарда. А то вдруг учеником парень окажется?
Кстати, в Лысегорье тоже не знали, как справляться с Проклятием алхимиков. И, как позже выяснилось, видимо, с помощью того лысегорского парня-мага, по всему Белому и Синему краю тоже не знали лекарств. Нэл, которого я попросила, сделал вылазку в Жёлтый край и потом рассказал, что там не то что о лекарстве, но и о самом Проклятии алхимиков слыхом не слыхивали.
Не знаю, с каких пор в школе или при юной графине завёлся Станислав. Мол, в роли личного охранника Цветаны. И не представляю, как она его пустила обратно. Однако же через несколько дней Цветана навестила меня вместе с ним. Воин был как обычно молчалив, с редкими перерывами на ворчанье.
А ещё на одиннадцатый день я вдруг снова услышала голос Мирионы. Я была обиженна, что она молчала так долго, на что она невозмутимо сказала, мол, видела, что пока я вполне справлюсь и без неё. Ну, со всем, кроме болезни Вячеслава. И вообще, она же «устроила встречу с Вячеславом». То есть, поспособствовала тому, чтобы мы встретились в лесу близ Связьгорода и, возможно, заговорили друг с другом. Мол, она не должна делать всё за нас, но рассчитала, что «миролюбивый, справедливый, умный мальчик, да ещё и относящийся к королевской чернореченской династии, да ещё и негласный глава основной школы алхимиков Черноречья, да ещё и что-то знающий о лекарском искусстве, может быть полезен нашему делу». Мол, устроить встречу с полезными нам людьми – это её помощь, а дальше уж как мы сами себя поведём, сможем ли договориться. В чём-то она права, ведь Вячеслав действительно мог быть хорошим помощником. И встретиться с ним она нам помогла. Только вот всё так обернулось. Но вроде Мстислав и сам в ужасе был от того, что случилось с сыном.
Я проснулась на рассвете тринадцатого дня, зевнула и потянулась так, что в голове зазвенело, а глаза увлажнились. Сон покинул меня, оставив мимолётное воспоминание о каких-то картинках, быстро теряющих важность и яркость. Кажется, мне снилось, что я схожу с просторной проторенной дороги к развилке из трёх тропинок. Слева был луг, спереди негустая растительность, кустики и юные деревца, а справа темнел густой молодой лес. Тело болело от неудобной позы: всё-таки, простое твёрдое кресло предназначено не для того, чтобы в нём спать. Дверь комнаты явно открыта: из коридора поддувает. Мог прийти только Нэл, чтобы сменить меня. Вот только отчего он не закрыл дверь?
Во входную дверь осторожно застучали. Пять быстрых стуков и два с перерывами. Ага, пришла Цветана. Хозяйка стучит иначе, да и Нэл её отправил куда-то гостить – видела, как он ей что-то сунул в руку, когда они шептались – и вдова ушла, оставила временно дом на нас. И чудно: видеть её после того, как она продала нас Вадимиру – ну, не верю, что её всего лишь заставили – мне было неприятно, особенно, после былой её дружелюбности. Ну, ладно Станислав, тот дружелюбием не сверкал никогда, так что от него предательство было в чём-то ожидаемо, особенно, учитывая, что кроме службы Вадимиру он и не помышлял ни о чём. Хотя странно, почему он опять вздумал служить королю, будучи около Цветаны?
Я посмотрела на Кана – тот всё ещё был без сознания, но теперь лицо его уже выглядело здоровым, словно он просто спал – погладила его по левой щеке, нежно поцеловала в лоб, поправила одеяло, погладила по волосам – и кинулась открывать желанной гостье.
В коридоре у входной двери столкнулась с Нэлом. Значит, он снова урвал некоторое время, чтобы навестить нас. И хорошо. Он, в принципе, приятный парень, вежливый и дружелюбный, и, похоже, искренний. Да и… хотел бы он сдать его эльфийскому королю – сдал бы давно, не возясь столько, пока Кан ещё был без сознания, а я – лежала в обмороке, узнав о болезни Вячеслава.
Цветана принесла два благоухающих пухлых пирога: угостить нас с Нэлом и передать Вячеславу. Она иногда просила мага передать что-то принцу: то гостинец какой-то вкусный, сделанный её руками, то письмо. И Нэл всегда помогал. Заодно новости приносил из Черноречья. Увы, вести были неутешительные – ещё несколько человек заболели, причём, за последний месяц людей заболело раза в два больше, чем за прежние лет пять. И это пугало.
Юная графиня оживлённо рассказывала о новых достижениях в школе, Нэл отправился передавать гостинец в Черноречье, Станислав расковыривал какой-то сук на заборе…
Из сказанного девочкой я поняла, что Станислав и сам что-то делает на благо новой лекарской школы. Кажется, собирать сведения по каждой болезни или траве отдельно, в отдельную книгу, было его идеей. Странно, ему-то с чего вдруг интересоваться лекарским искусством, да ещё и людям помогать? Совесть, что ли, взыграла? Да нет, не в его натуре за предательство двух женщин подаваться в лекаря на помощь простому люду!
Нэл вернулся с большим письмом – видимо, принц позаботился заранее – и запиской. Цветана подхватила послание дрожащими руками и углубилась в чтение. Нэл и я задумчиво жевали пирог, приготовленный гостьей, яблочный с пряными травами.
Звук флейты полился со двора неожиданно. Пронзительная, щемящая душу своей тоской мелодия, очаровывала и, казалось, проникала вглубь сердца. Какое-то время мы сидели, замерев, и слушали, слушали – даже Цветана оторвалась от писем. Потом, когда одна мелодия сменилось другой, мы все трое кинулись к окну и… потрясённо застыли.
Станислав, какой-то неестественно печальный, закончил вторую мелодию и начал было третью. Нэл шумно вдохнул, сжал кулаки, разжал… и перемахнул через подоконник прямо во двор.
– Эй, это моя флейта! – возмутился он.
Кажется, такая бурная реакция была только тогда, когда Вадимир и Станислав мешали ему осматривать и лечить Кана.
– Вот я и смотрю, что эту флейту малец делал, – спокойно ответил новодалец, отведя инструмент ото рта. – Хотя, надо признаться, малец талантливый. Аккуратно сделал. Разве что звук вот тут, с краю, странноват, но, может, то не ляп, а особый замысел? Ты чё застыл, остроухий?
Он протянул растерянно примолкнувшему эльфу инструмент, тот выхватил его, прижал к груди.
– Сыграл бы уж что-нибудь, – проворчал Станислав, поднимаясь с земли, отряхивая рубаху и штаны. – А то я остроухих мелодий ни разу не слыхал.
– Так… ты играть умеешь? – Нэл посмотрел на него как-то по-новому, с уважением, что ли.
– У меня брат был мастер, – Станислав нахмурился, потом улыбнулся как-то непривычно светло. – И делал, и играл. Сыграл бы ты, что уж дразнишь: носить, носишь, а не играешь?
– Ну… ладно.
Нэл ласково погладил нижний травяной стебель из узора, поднёс инструмент к губам. Кажется, мы забыли даже как дышать, пока слушали долгую причудливую вязь необыкновенно прекрасных звуков.
Позже заметили многочисленные лица в соседних окнах и толпу, нарисовавшуюся вдоль забора.
– Кажется, у тебя эта песня не из любимых, – ухмыльнулся Станислав. – Ты её ради красоты сыграл.
Нэл звонко рассмеялся. И заиграл новую мелодию. Совсем не затейливую, простую, но такую лёгкую и нежную… как отблеск надежды… всё его лицо преобразилось в эти мгновения. Даже лицо Станислава просветлело. Мужчина зажмурился и внимательно слушал. Странно… вот уж не ожидала от этого ворчливого и молчаливого вояки любви к музыке и, более того, красивого её исполнения! Тем более, нежность и грусть флейты… Станислав и флейта казались мне существами из разных краёв! Я бы и подумать не могла сама, что флейта так умеет петь в его широких ладонях! Но… Станислав и флейта, Станислав и музыка оказались вместе!
Вдруг воин напрягся, раскрыл глаза. Кинулся к окну, перемахнул через подоконник, выхватил кинжал и застыл возле юной графини, вслушиваясь. Мгновение спустя, Нэл тоже кинулся в дом, через подоконник, сжимая в левой руке флейту. И неуловимым движением извлёк откуда-то два метательных ножа.
Дверь распахнулась и… из коридора на порог кухни ступил шатающийся Кан. Он судорожно вцепился в косяк, внимательно осмотрел кухню. Причём, взгляд его быстро проскользнул по мне, но задержался на эльфе, впился тому в лицо и соскользнул вниз, на флейту, которую тот держал. Лицо моего жениха побелело, он ещё крепче сжал косяк, вновь впился взглядом в глаза мага:
– Ты… кто?!
– Я – Нэл, – остроухий отвесил быстрый, но изящный поклон, и сделал какой-то взмах ладонью у сердца, видимо, церемониальный какой-то, эльфийский.
– Я не спрашиваю твоё имя. Я спросил, кто ты? – глухо возразил Кан. – Откуда ты знаешь эту мелодию?
Нэл сделал несколько изящных движений, напоминавших короткий танец – Кан как-то ещё отчаяннее вцепился в косяк, как в последнюю свою опору – потом подошёл к нему на расстояние двух шагов. Кан, внимательно наблюдающий за ним, с места не сдвинулся. И, чуть склонив голову в лёгком поклоне, остроухий взволнованно произнёс:
– Я – Нэл из рода Алого Заката, из семьи Утекающего песка.
– Н-но… – Кан запнулся, потом всё-таки сказал дрожащим голосом: – А я – Кан из рода Алого Заката, из семьи Утекающего песка.
– Я знаю, Кан, – улыбнулся Нэл. – Я понял кто ты, едва увидел у дворца.
– Н-но… – мой любимый протянул руку, осторожно дотронулся до лица эльфа, чем-то похожего на него, словно хотел убедиться, что тот ему не снится. – Я – единственный ребёнок в семье Утекающего песка.
– Понимаешь ли…
Станислав уже успевший спрятать оружие, подхватил меня за запястье, а Цветану – под локоть – тихо сказал:
– Пойдёмте. У них будет важный разговор.
И мы почему-то покинули кухню и дом, следуя его наставлению. Сидели у забора – люди уже начали расходиться. Хотя какой-то молодой новодалец уточнил, не будет ли остроухий музыкант снова выступать и, наткнувшись на мрачный взор Станислава, молча слинял. В окно кухни мы видели мельком Нэла: тот, волнуясь, иногда расхаживал по свободному пространству, продолжая что-то тихо говорить на ходу. Мне было немного обидно, что очнувшись Кан заметил его, а не меня, заговорил с ним, но… кажется, этот маг важен моему жениху. Хотя, кажется, он ему всё-таки не брат, раз Кан сказал, что у него нет ни братьев, ни сестёр. Впрочем, Станислав прав: это их дело. И этим двоим явно надо обсудить что-то важное. Хм, Нэл назвал Кана тем самым именем, которое мой любимый скрывал. Возможно, они встречались ещё до того, как он покинул их лес? А имя рода и семьи у любимого очень красивое. Любопытно, что у эльфов три имени, да ещё и имя рода и имя семьи разные и такие поэтичные! Хотя… может, и сами короткие имена имеют некий смысл, которого я не знаю?
– А почему ты не играешь больше, Станислав? – вдруг тихо спросила Цветана.
– Да разве я умею? – проворчал новодалец.
– У дяди большинство из музыкантов играют хуже, чем ты.
– Ты мне льстить вздумала, а, сопля? – мужчина легонько щёлкнул девочку по кончику носа. – Сама играть не выучилась, а тоном мастера вещает тут, кто умеет, а кто – нет.
– Но я правда так думаю, – беззлобно проворчала юная графиня.
– А я думаю, что юной даме не пристало превращать дом в приют для бродяг и нищих и таскаться с пыльными книгами и свитками.
– Но я понимаю их чувства! – пылко сказала Цветана. – Понимаю, каково, когда ты болен, но некому тебе помочь!
– Ну… – Станислав как-то резко помрачнел. – Дело твоё, – и, отвернувшись, стал смотреть в сторону.
Чуть погодя сорвал травинку, стал жевать кончик.
– Тем более, дядя не пустит меня к трону.
Мужчина мрачно зыркнул на неё, она – испуганно покосилась на меня.
– Ничего не слышу, ничего не знаю, – ухмыльнулась я.
– Ну, ты смотри, а то… – воин многозначительно провёл ребром ладони у своей шеи.
Мы ещё долго сидели и молчали. От скуки наблюдали за Нэлом, вновь замаячившим в окне. Тот опять волновался, ходя по кухне, но на сей раз сам ничего не говорил.
– А вообще, тебе уйти в науку – правильное решение, – вдруг спокойно произнёс Станислав, не глядя на Цветану. – И откуда в твоей голове вдруг завелись такие полезные мысли? – он вдруг повернулся, внимательно посмотрел на неё и спросил едва слышно: – Никак этот малец, принц чернореченский, их занёс?
– Так… ты знал?! – возмутилась Цветана.
– А что я?
– Ты знал и… и ничего не сказал?!
– Ничего не слышу, ничего не знаю, – передразнил он меня, ухмыляясь.
И мы все невольно засмеялись.
– Да и вообще… я так понял, что вы там хорошо устроились где-то возле этого мальца, – задумчиво добавил Станислав. – А что опасно вам рядом с чужеземцем, так то у вас своя голова на плечах должна быть. С кем дружбу водить – решайте сами.
– А ты зачем помогать школе напросился? – спросила чуть погодя девочка. – Разве ты когда-нибудь интересовался лекарским искусством?
– Да так… – мужчина сплюнул разжёванную травинку и потянулся за следующей. – Да когда они там уже наговорятся? Я себе зад отморожу сидеть на этой земле!
– А ты и не сиди, – ухмыльнулась Цветана.
– А и не твоё это дело, – проворчал Станислав, правда, в следующий миг сам усмехнулся.
Они… а может, у Цветаны и Станислава всё-таки… дружба? Своеобразная, правда, дружба, но есть. Или таки совесть у новодальца родилась в ближайшие дни?
Вскоре, словно услышав его мысли… хотя… Нэл, играя во дворе, всё-таки услышал какой-то шум в доме, видимо, от передвигающегося Кана, так что вполне мог и расслышать ворчание воина! В общем, вскоре Нэл выглянул в окно и пригласил нас в дом.
И сидели мы за столом, доедая пирог Цветана, все вместе. Нэл вот какой-то травяной отвар сделал, необыкновенно душистый, с целой музыкой из переливов ароматов и вкусов. Впрочем, я больше смотрела на Кана, а тот как-то уныло сидел, погружённый в какие-то мысли. Что же Нэл ему такого неприятного наговорил? Может, Нэл – внебрачный сын его отца? Так-то они похожи. Или ещё что-то было, ещё неприятнее?
Нэл вдруг легонько коснулся моего плеча, я повернулась к нему.
– Прости, ты так ждала, когда он придёт в себя, а я отобрал у тебя его внимание, – с виноватой улыбкой сказал эльф.
– Видимо, вам было о чём поговорить, – вздыхаю.
После скромного, но невероятно приятного на вкус обеда, Цветана и Станислав засобирались обратно. Воин пожелал Кану не хворать – и тот, узнав вдруг его голос, временно выпал из тяжёлых мыслей, как будто только заметил, что он тут не один, заметил меня. На сей раз его взгляд на мне остановился.
– Как ты? – взволнованно уточнил любимый.
– Хорошо. Нэл помогал мне. И… я так рада, что ты живой! – и кинулась его обнимать.
Когда мы вспомнили о втором остроухом, тот, как оказалось, уже тихо умудрился состряпать трявяно-овощной суп с невероятным ароматом. Который, мы, кстати, с женихом, заобнимавшись, тоже не сразу заметили. Нэл ухмыльнулся, смотря на нас.
– Спасибо, что заботился обо мне и Алине, – тепло улыбнулся ему Кан.
Нэл улыбнулся и полез в шкаф за чистыми тарелками. Уже разливая суп и раскладывая возле тарелок душистые маленькие кругляши ароматного хлеба, видимо, испечённого с магией, так как уж очень быстро управился, сказал:
– После обеда мне придётся вас покинуть. Дел у меня накопилось много.
– А какое у тебя дело? – заинтересовалась я.
– Разведчик. И посол иногда.
При слове «разведчик» Кан как-то помрачнел, словно это считалось каким-то постыдным занятием у остроухих.
– А… вы друг другу кто? – осмелев, полюбопытствовала я.
– Я его младший брат, – тепло улыбнулся Нэл. – Я смог родиться благодаря ему. Если бы он не вмешался, наша мать… – он покосился на Кана. – В общем, он, сам того не ведая, спас мне жизнь, совсем ещё крохотному тогда и ждущему своего часа в мамином животе. А Кана все считали погибшим при пожаре. Хотя я почему-то не верил. Сколько себя помню, я всегда почему-то думал, что мой брат всё ещё где-то есть, он живой, и когда-нибудь я смогу его найти, – он улыбнулся ещё шире. – И вот я его нашёл.
Так… Мириона, ты поэтому не хотела прятать Кана от Нэла? Потому что они – братья – и младший брат мечтал найти старшего?
«Потому»
«Прости за недоверье. Я думала, тебе всё равно»
«Ничего, ты же не знала всего»
Какое-то время мы наслаждались вкусом эльфийского супа. Потом я вновь вспомнила про чернореченского принца, про расходящуюся по Враждующим странам болезнь. Я очень рада, что Кан выжил и наконец-то пришёл в себя, но так жаль Вячеслава! И всех этих заболевших людей!
Любимый неожиданно спросил:
– Что тебя тревожит, Алина?
Соврала:
– Ничего. Я просто устала.
Пусть он оправится ещё больше, вот, пока ещё по дому ходит с трудом, цепляясь за косяк, чтобы не упасть. А вот болезнь от нас никуда не убежит, увы.
– По-моему, ты что-то скрываешь, не желая меня расстраивать.
– Ничего особенного не скрываю.
– Может, что-то не так с Романом, и ты как-то об этом узнала?
– Нет. Давай говорить о чём-то ином. Нэл, кстати…
– Или… – Кан нахмурился. – Беда случилась с Вячеславом? Мы оставили мальчика, когда он находился у самой Грани.
– Кан, пожалуйста…
– Скажи честно, – взгляд усталый, но твёрдый, – где наш друг? Он уже за Гранью или вот-вот переступит её?
– Кан…
– Я выдержу правду, обещаю.
– Зачем тебе знать? Ты только-только пришёл в себя.
– Но ты страдаешь. Поделись со мной.
Вздохнула и попыталась ответить бодро, но голос, предательски задрожав, выдал меня:
– Мальчик жив.
– И у него нет шанса оправиться от отравления теми веществами?
– Он смог оправиться. Пару дней чувствовал себя хорошо, – каждое слово отпускала с трудом.
– Несчастный случай? Месть отца за отобранный у наследника трон?
Слезы, которые пыталась удержать, непослушно сбежали по щекам.
– Болезнь.
– Какая? – Кан напрягся.
Я всё-таки призналась:
– Он заболел Проклятием алхимиков, – и зарыдала.
Любимый притянул меня к себе, обнял. И уточнил:
– Нэл, а в Эльфийском лесу известно хоть что-то о причине появления болезни и том, как её лечить?
Его брат задумчиво опустошил свою ложку, потом несколько раз перекрутил её между пальцев. Признался:
– Нашу родину она обходит, как и нас самих. У нас знаний о ней не больше, чем у остальных, поэтому я ничего посоветовать не могу. Кажется, заболевают только во Враждующих странах. Мне приходилось бывать во многих местах, но только в этих трёх государствах вели о ней разговоры.
– Значит, только во Враждующих странах? – нахмурился Кан. – Причём, лишь в последние пятьдесят лет? Неужели, этому нет никакого объяснения?
– Уверен, объяснение есть, – Нэл ещё пару раз перекрутил ложку. – Вероятно, очень даже простое. И лекарство вполне может быть. Полагаю, у вас никто намеренно не изучал Проклятье алхимиков? Иначе бы хоть что-то выяснили.
– Вроде бы никто не изучал. По крайней мере, до меня слухов не доходило.
Нэл недоумённо поднял брови:
– То есть, все дружно решили махнуть на болезнь рукой? А вдруг она однажды уложит половину какого-нибудь народа?
Вздохнув, влезла в их беседу:
– Все думают о мести, все кого-то ненавидят. До болезни и немногочисленных бедолаг, которых она утащила за Грань, никому дела нет.
– Как бы трём народам не пришлось пожалеть о своей неосмотрительности, – покосившись на меня, остроухий помрачнел и прибавил: – Прости, Кан, я болтаю совсем не о том, о чём следует говорить.
Недолгое молчание было больше задумчивое, чем неловкое.
– Мы найдём лекарство, чего бы это ни стоило, – твердо произнёс мой жених.
– Ты сам едва выжил. Оправься сначала.
– Да я-то уже очухался. Но Вячеслав… как мы можем стоять в стороне? – Кан погладил меня по волосам. – У нас есть некоторое преимущество перед лекарями Враждующих стран: мы можем перемещаться из одного места в другое и не испытываем ненависти, которая помешала бы нам всех расспрашивать. Я чуть окрепну и решу, с какого места начнём. Исполнение мечты пока отложим. Впрочем, нет, мы прежде навестим Вадимира. Заставим исполнить обещание и расспросим об этой болезни.
– Хорошая задумка, – одобрил Нэл.
– Да. Надеюсь, нам не будут мешать.
Братья переглянулись. Что-то в их лицах меня испугало. Не слишком-то и умело попыталась скрыть испуг, села на своё место. Примерно через полчаса гость засобирался обратно. Он сходил в свою комнату за немногочисленными вещами, вернулся и отдал Кану мешочек:
– Возможно, тебе будет трудно раздобыть монеты, пока не оправишься. А со здешними деревьями я договорился.
Растерянно посмотрела на остроухого. Тот добавил, нахмурившись:
– Да и… пришлось тут порвать магический слой. Тебя не должны тут найти, Кан. И, если я не буду слишком часто сюда возвращаться, может, мой магический след не найдут. Я вообще по службе много где бываю, так что нащупать мой магический след сложно.
Погрустнев, мой жених сказал:
– Боюсь, мир тебе эти разрывы припомнит.
– Я выдержу, обещаю, – Нэл сжал его плечо. – И ты держись, Кан.
Молодой мужчина обнял старшего брата, пожелал ему и мне здоровья и счастья, попрощался и ушёл в город, не воспользовавшись магией. Кан стал задумчивым и грустным.
– Ты услышал что-то плохое? – обычно я не прерывала раздумий любимого, но сейчас не удержалась.
– Я думал, что был изгоем для эльфийского народа, а теперь и на самом деле стал им.
Я задрожала. Он снова погладил меня по волосам, но, кажется, мысли его уже были не здесь, не со мной. Дрожащим голосом спросила:
– Что ты натворил?
– Отомстил, – глухо признался Кан. – Как считал, имел на это право.
– Ты… убил кого-то?
– Нет. Я даже никого не ранил.
– Тогда почему ты уверен, будто стал изгоем?
– Моя месть заключалось не в причинении кому-то вреда, а в разрушении дворца эльфийского короля, которого я ненавидел около трёх десятков лет. Дворец рассыпался, и все эльфы, бывшие в нём, оказались среди высоких гор пыли и оставшихся целыми вещей. Это уже не проступок, а очень дерзкая выходка, за которую меня никогда не простят. Слишком старались древние мастера, сотворяя этот дворец. И слишком сильно эльфы им гордились. То, что мои родители остались живы, узнал только этим утром, как и то, что у меня было время, чтобы вернуться. Просто… – голос его дрогнул. – Узнав о приказе казнить моих родителей, я бросился к нашему королю, умолять его их пощадить. Но… он не стал меня слушать. И вдруг я как-то поджёг всю тронную залу магическим огнём. Они все выбежали вон, а я – остался. Я был растерян и напуган, я ведь был ребёнком и толком магию ещё не изучал, не знал, что мне делать с этим огнём. А они все ушли, оставив меня там… одного… в огне…
Он смотрел куда-то в сторону с таким сильным ужасом, что, кажется, он сейчас снова был там, снова стал растерянным перепуганным ребёнком.
– А потом я как-то интуитивно использовал магию, чтобы переместиться – и выпал в чужом лесу, весь в ожогах, – Кан поморщился, видимо, вспомнив те ощущения. – А на родине решили, что я сгорел. Нэл сказал, что шуму после было много, даже казнь отложили. Всем было жаль невинного ребёнка, погибшего случайно, да ещё и так ужасно. Кто-то стал предлагать смягчить наказание для моих родителей – те были убиты горем от случившегося со мной, их единственным ребёнком. Кто-то предложил повторное расследование. Пока обсуждали, как быть, выяснилось, что моя мама ждёт второго ребёнка, – он грустно улыбнулся. – Брат, о котором я столько мечтал, решил прийти именно тогда. А у нас, у эльфийского народа, детей рождается мало. Тем более, все считали, что я так жутко погиб. Да и моя мать, которая сама себя назвала виноватой, узнав, что схватили отца, жить не хотела без него. В общем, родителей помиловали. Ради меня и ради Нэла, который мог бы родиться, если бы отпустили мать.
Эльф надолго замолчал, выпустив меня и судорожно переплетя пальцы своих рук. Потом потерянно закончил свой грустный рассказ:
– Столько лет скрывать происхождение, упорно отучать себя от всего, чего отличает эльфов от других народов, ненавидеть… и потом выяснить, как сильно я ошибся… как же это больно! Ведь если бы я не разрушил королевский дворец – меня бы приняли обратно! И я бы сам узнал, что мои родители живы, что у меня родился желанный младший брат! Или… если бы отомстил как-нибудь иначе, поменьше… – он уронил голову на руки, спрятал лицо. – Но я уничтожил дворец, гордость Эльфийского леса! Я его пылью развеял! Этого они мне никогда не простят! Мне… нет дороги назад. Я теперь изгой. У меня больше нет родины. Они не примут меня домой.
Долго гладила его по голове, прежде чем он успокоился. Чуть позже он торопливо скользнул по лицу рукавом чистой рубашки – принесённой для него Нэлом – и торопливо меня обнял. Кан… плакал?.. Впрочем, даже если и так, он не хотел, чтобы я поняла, вот лицо своё спрятал, уткнувшись в мои волосы.
– Я не боюсь, что меня могут казнить, когда найдут. Хотя я старался запутать следы, как умел. Да и Нэл сказал, что он тоже пытался скрыть мой след. Просто… – голос Кана задрожал. – Я ненавижу себя за этот поступок! Если бы я не разрушил дворец, я бы мог вернуться домой. Вернуться, просто погостить. Но я… о, как же я ошибся, Алина!
– Просто ты не знал, – ласково похлопываю его по спине. – Ты всего лишь не знал, что твоих родителей помиловали после того дня. Если бы ты знал, всё было бы иначе. Но за это незнанье ты уже отплатил, болью, будучи уверенным в их гибели. А впрочем, чего теперь говорить, что могло бы быть тогда? Нам надо жить с тем, что есть теперь.
– Эта ненависть… я и ненавижу себя за неё! Она застила мне глаза. Я ничего не видел кроме неё. Я жил одной лишь ею столько лет! Я даже не подумал выяснить, что случилось на родине потом, после моего ухода.
– Просто это ненависть. Она всем застилает глаза, – снова похлопываю его по спине. – Отдав ей сердце, вольно или невольно, люди совершают вещи, которые, может, вовсе и не хотели делать, которых сами не ждали от себя. А ты просто не знал всего. Просто не знал.
Мы долго сидели, обнявшись, молча. Потом молча доедали оставшиеся хлебцы, приготовленные Нэлом.
– А сколько тебе лет на самом деле?
– А почему ты это спросила? – его рука с предпоследним хлебом замерла у рта.
– Ты сказал: «Я жил одной лишь ею столько лет!».
– Боишься, я совсем старик? – Кан рассмеялся.
– Нет, ты что! – под его лукавым взглядом смутилась. – Да мне всё равно, сколько! Я тебя люблю. Да и выглядишь ты молодым.
– Да, я, конечно, выгляжу моложе, но, вообще-то, мне немного больше, – любимый усмехнулся. – Всего только тридцать семь.
Мы какое-то время говорили о всякой ерунде. Просто наслаждаясь тем, что мы рядом и можем видеть друг друга, слышать, разговаривать. Потом Кан опять перевёл разговор к имеющимся бедам:
– Алина, а ты пробовала выяснить у Мирионы что-либо о Проклятии алхимиков?
– Мириона на все вопросы ответила очень кратко: «Не рой другому яму – сам в неё попадёшь».
– Вряд ли она умеет шутить или издеваться, – он задумчиво взъерошил свои волосы. – Мириона либо предупредила тебя, либо загадала своеобразную загадку, либо уклонилась от ответа, либо нашими же словами объяснила причину самой болезни. Придётся самим искать причину появления болезни и лекарство, – жених ощупал левый рукав. – Можешь вернуть мне оружие? Ножны необходимы, чтобы узнавать о нежданных гостях и их заклинаниях, а кинжал не полезнее любого другого.
Сбегала и принесла ему кинжал. Он тут же привязал ножны к руке, накрыл рукавом.
Прошли ещё две недели, прежде чем здоровье Кана полностью восстановилось. Нэл иногда навещал нас, но уже намного реже. Они с Каном как-то подозрительно переглядывались, из чего я заподозрила, что шум из-за уничтожения дворца вышел сильный и всё ещё продолжается.
Временами заглядывали Цветана со Станиславом. Лекарская школа, основанная юной графиней, всё разрасталась, набирала популярность в народе и среди лекарей. Было уже составлено около трёх десятков книг, посвящённых каким-то конкретным болезням и травам. Было построено общежитие и для больных, и для учителей, учеников и гостей школы, были устроены основное и тайные хранилища для библиотек. Были найдены какие-то особо ценные рецепты. Были успехи с лечением болезней.
Девочка, рассказывая про новости и успехи, выглядела необычайно оживлённой, глаза её горели. Теперь её жизнь обрела новый смысл: она нашла себе дело, важное не только для её души, но и для других людей. Станислав, кстати, иногда вставлял какие-то реплики в наш разговор, из которых стало понятно, что он тоже увлёкся развитием школы. Да, собственно, упрямый и скупой Вадимир сам заинтересовался школой нового вида, усмотрев в ней пользу для себя и для страны в целом. Не знаю, что у них там за тайны семейные, однако, надеюсь, что теперь юную графиню, да ещё и родственницу короля, не тронут, так как она сейчас всю свою душу и все свои силы отдаёт лекарской науке. Ну и… второму чернореченскому принцу. Думаю, что весть о его болезни была главным её вдохновением в устройстве лекарской школы и преобразовании системы обучения лекарей.
