Елена Юрьевна Свительская
Три мужа для Кизи. Книга 2
Добро и зло враждуют: мир в огне.
А что же небо? Небо – в стороне.
Проклятия и яростные гимны
Не долетают к синей вышине.
Омар Хайям
Камень 30-ый
– Пойдём. Нам ещё надо успеть до темноты добраться до места, – и Садхир направился не в сторону, где были угощения, а в сторону моего дома.
И мы с Моханом, привязанные к его накидке своими накидками, невольно отправились следом. Или, может, потому, что боялись разделять накидки и узел? Ведь почему-то же появился обычай, чтобы на свадьбе связывали накидки жениха и невесты, да чтоб они потом походили, связанные друг с другом.
Средний муж шёл впереди, а мы с младшим шли за ним, вровень друг с другом. Как-то так получилось. Да Мохан и не возражал. Но, чем ближе был мой отчий дом, тем сильнее и тревожнее билось сердце. Ведь они из-за меня идут против своего главы семьи. Ох, уже нашего. Поллав – главный у нас. И он уже сказал, что против. И, как бы ни хотелось мне забрать хоть что-нибудь от родителей с собой, однако же, я и о младших мужьях заволновалась.
Через несколько шагов рискнула, поравнялась с Садхиром – Мохан обиженный обошёл меня и пошёл в одну линию с нами, с другой стороны от меня – и робко сказала:
– Но Поллав не хотел…
– Это неправильно, – тихо возмутился Садхир. – Все родители подарки дают дочерям и приданное. А твои не смогли. Хотя бы как их подарок забери свою старую одежду и украшения.
– Но ведь Поллав… – смущённо начала, но покосившись на любопытные лица, следившие за нами оживлённые глаза, замолкла.
– Просто не носи их часто, – шепнул мне молодой мужчина, наклонившись к моему уху и коснувшись меня своим тёплым дыханьем, смешенным с запахом пряностей из сладостей. – Но ты имеешь право носить их. Не волнуйся, я попрошу Поллава. Но не сейчас. Пускай он успокоится немного.
Заплакав, сложив ладони у шеи, пылко сказала:
– Благодарю, мой господин!
– Ох, до чего же непривычно! – улыбнулся он и, склонившись к моему уху, шепнул: – Просто Садхиром зови. Я привык, что братья и знакомые зовут меня так.
Смущённо возразила, но очень тихо, чтобы могло только между нами остаться, ну, ещё и с напряжённо подслушивающим бинкаром:
– Но так неприлично…
– Но в каждой семье есть свои правила, – с улыбкою возразил он мне, потом добавил тихо: – Хотя, конечно, лучше, если ты не будешь звать по имени нашего Поллава.
– Я понимаю, мой…
– Ну, пойдём, – он рукою указал в сторону моего дома, уже показавшегося из-за других.
– А нам с Садхиром можно! – бодро сказал Мохан, но под взглядами меня и среднего брата смущённо примолк.
Но, впрочем, я, кажется, уже начала привыкать, что младший муж много говорит. И говорит вообще всё, что вздумается.
– Подойди сюда, – попросил средний муж, входя в дом, который сегодня перестал быть моим.
И послушно ступила к нему. И Мохан, к нам привязанный, ступил за мною.
– Где у вас светильники? – спросил почему-то муж.
Достала послушно.
– И гхи.
И кувшин с топлённым сливочным маслом принесла – мужья были вынуждены ходить за мною. Отдала всё среднему мужу, присевшему у очага. Не понимала, зачем ему то, чего в свадебных ритуалах не было. Но раз он захотел – его воля закон для меня.
Садхир степенно наполнил маслом светильник. Разжёг огонь. Я хотела сбегать за кизяком, но мне помешал Мохан. Рукой накрыл мою на моём плече, потянувшуюся снять накидку. И за кизяком ходить не позволил мне. Попросил только указать, где хранится.
– У тебя такое платье красивое! Я прямо любуюсь. Грустно будет, если запачкаешь, – сказал серьёзно.
И, под насмешливым, хотя и тёплым одновременно, взглядом брата, добавил:
– И вообще, пока хна на твоих руках не сойдёт, тебе не надо самой работать. Ты уж береги её, чтоб твоя любовь к нам стала крепче.
– Хорошо, мой го…
– Ах, зови меня Моханом! – пробурчал он. – Я как-то странно себя чувствую от всей этой вежливости. Как будто расстояние между нами увеличилась.
Робко сказала:
– Так ведь так и есть: вы супруг мне теперь. И вы выше меня.
– Слушай, ну, это… – юноша смущённо лоб протёр. – Но ведь Шива вообще как труп без своей Шакти Парвати. И говорил, что она – половина его. Я, как бы… мне как-то веселее, если мы будем равными.
Грустно сказала:
– Но так не бывает!
– Хотя бы немного, – взмолился он, сжав мои руки, отчего я взгляд смущённо потупила. – Хотя бы когда мы рядом. И при Садхире. Он у нас не вредный. Но пойдём. Не знаю, понравится ли Поллаву идея Садхира. Но, если мы успеем сделать до него…
Вот, значит, как младший муж иногда истолковывает послушание!
Шаг ступил младший муж – и накидки, связанные между нами, натянулись – он вздохнул.
– Вместе пойдём, – поднялся Садхир.
– Да что вы руки будете пачкать! – вздохнул юноша. И, второй раз вздохнув, осторожно снял вдруг свою накидку и перекинул через плечи среднего брата. – Кизи мне скажет, где у них кизяк – и я быстро принесу. А пока ты будешь хранить связь между нами, – мрачно сощурился: – Но вы никому не говорите, что я отходил! И я быстро-быстро вернусь, – мой локоть схватил, правда, осторожно. – Так, где он у вас хранится?..
Путь ему указала. И он быстро принёс кизяка. Очень спешил, будто боялся, что связь между нами слабее станет и короче. А за ним корова наша пришла. Вошла в дом, замычав грустно и вопросительно.
Я ступила к ней – и накидка на мне и две с Садхира натянулась. Он было встал, чтобы снова пойти со мной, но я не захотела мешать ему исполнять его задумку – и лишь протянула к корове руки. И та сама ко мне подошла. Мордой в моё плечо уткнулась.
Мохан поставил корзину с кизяком возле нас, быстро в печку подложил. Быстро кинулся руки отмывать, чтобы вновь накидку свою зацапать.
А я, плача, корову нашу гладила. То есть, уже не мою. Теперь с Яшем будет. Но будет ли дядя о ней заботиться так, как я? Должен! Корова – священное животное! Которое обижать грешно. Большая адхарма – коров обижать. А корова не понимала, что происходит и почему от меня так пахнет маслами и цветами. Но, кажется, погрустнела.
Младший муж вернулся быстро, даже воду с рук отмытых не утёр. Цапнул обратно свою накидку, а нет, брата его, но вовремя спохватился, так и не подняв её – и уже свою взял, уже через своё плечо перекинул.
– Так и не ходил бы, – улыбнулся ему Садхир. – Сходили бы мы втроём.
– Тогда бы Кизи за кизяк взялась, – нахмурился Мохан. – Я почему-то в этом уверен.
Рассмеялась невольно.
– Заботишься, значит, о жене, – усмехнулся его брат, добродушно.
– Конечно, забочусь! – пылко сказал юноша. – Если бы она взяла кизяк сама, то руки бы запачкала. А потом бы отмывала. Так мехенди на её руках скорее бы стёрлись. А ей нельзя их раньше срока смывать!
Потому что, говорят, так любовь молодой жены к супругу будет меньше. Ну, Мохан! Всё-таки, ты заботишься больше о себе!
Младший муж ступил ко мне и, руки мои вдруг подхватив, сказал серьёзно и грустно:
– Ты уж постарайся, Кизи! Береги нашу любовь!
Что-то защемило у меня внутри от его взгляда печального и его слов.
– Береги своё мехенди! – с мольбой сказал он, продолжая держать мои руки.
Садхир, на нас как-то странно покосившись, зажёг огонь в очаге. Потом степенно наполнил четыре светильника маслом растопленным. Зажёг от очага. Зажигая фитили один за другим, произнёс:
– Я простираюсь перед рассветно-закатным светильником, чей свет – Основа Знания, который удаляет тьму невежества, и с помощью которого всё в жизни может быть достигнуто.
– Вот зачем это сейчас? – проворчал Мохан. – Поллав не поймёт.
– Я просто хочу напомнить ему и вам кое-что, – улыбнулся молодой мужчина, поднявшись. – Я возьму вещи, которые заберёт Кизи. А вы возьмите светильники – и пойдём. Попросим Саралу потушить огонь в очаге. Или Яш сегодня здесь переночует. Я, кстати, уже слышу его голос – он где-то близко.
Мы с младшим мужем, недоумённо переглянувшись, взяли в каждую руку по светильнику. Я рассказала, где спрятала меж корзин мой заветный узелок. Садхир и украшения взял, подаренные мне родителями и даже одежду.
– Можно хотя бы как подстилку использовать, – улыбнулся мне. – Так и скажем Поллаву, если будет слишком сердиться. Так ты с их подарками не расстанешься. А потом придумаем что-нибудь ещё.
Я бы ладони сложила и поклонилась, но руки мои были уже заняты. Да, впрочем, средний муж и по взгляду моему всё понял – снова мне улыбнулся и первым пошёл к выходу – и мы с Моханом пошли следом за ним.
У дома Саралы было прощание. Жена отшельника ласково обнимала меня. Как и Аша и Прия. Я два браслета вытащила, на память для Аши и Прии. Самые красивые из тех, что прежде были у меня. И которые не взяла сестра. Ох, сестра… но, впрочем, даже если Поллав будет ругаться, что я всё-таки забрала одежду старую и украшения простые, так хотя бы два браслета останутся у моих подруг. Никто их не выкинет. Но, впрочем, просто одарить чем-то девушек, там много сделавших для меня в эти дни, я тоже очень-очень хочу!
Мои подруги поблагодарили и расплакались. И жена, да младшая дочь старосты решились обнять меня. Мать Прии. Да внучки Аши, такие добрые и ласковые. Я, не удержавшись, поцеловала в лоб Малани. Старшие одарили нас благословениями. Младшие и равные желали нам счастья.
Кажется, умная девочка хотела спросить что-то. Может, чтоб я передала ей что-то для Сибасура, если тот появится. Но уже было слишком поздно. Да и ни Сиб, ни Ванада так и не пришли. А теперь дороги назад нет: я – чужая жена. Мне грустно, что враги Ванады будут торжествовать. Кажется, тот сон тоже мог бы быть правдой. Но, увы. Он мог бы успеть забрать меня, но не пришёл.
И… и, значит, что последний ритуал – соединение супругов – будет проведён вне дома. Ох… но они хотя бы выполнят обещание? Не будут двое других рядом стоять и смотреть? Я так боюсь!
Поллав нахмурился, разглядев свёрток мой, какого прежде на телеге не было. Но смолчал. Опять доверился решению Садхира. Или просто на людях ругаться не хотел. На светильники недоумённо посмотрел. Садхир попросил старшего брата взять один себе.
– Вместо меня. А я телегу с вещами покачу.
– Зачем мне?.. – сердито спросил глава семьи.
– Так надо, – тихо сказал с улыбкою Садхир. – Хотя бы, чтобы светлее стало идти в темноте.
Глава семьи поднял с моего плеча свою накидку – и перекинул уже на себя, как принято. И один из светильников из руки Мохана забрал. Младший муж упросил меня отдать второй светильник мой ему.
– Ты, главное, накидки неси, – сказал. – Береги связь нашей семьи.
Хотя при этом как-то странно на меня посмотрел. Кажется, он не хотел делить меня ни с кем. Но вроде уже смирился. Больше не пытался убежать. Не пытался подсыпать мне в еду колдовского зелья. Только во взгляде его поселилось что-то другое. Боль поселилась.
И отчего-то мне на миг самой стало больно, когда в глаза ему заглянула. Больно, будто я его предала. Будто я не должна была его предавать. Но что случилось, то случилось – и он и сам это понял.
Отчего-то вдруг сжала пальцы на запястье его левой руки – Мохан быстро и взволнованно взглянул на меня – а Поллав посмотрел недовольно на нас, касающихся друг друга так быстро после свадьбы, да ещё и на людях.
Но я всё же сказала, смотря в глаза именно младшему мужу, напряжённо вглядывающемуся в моё лицо:
– Я сделаю всё, что смогу.
И после уже руку его отпустила. Юноша с тоской за моими пальцами проследил, разжимающимися и уходящими в сторону от него.
И мне снова отчего-то стало совестно. Но почему? Я делаю то, что могу! Я буду готовить для них. Буду стирать для них. И каждую третью ночь я буду ему верной женою. А больше я ничего не могу.
Когда я руку свою убрала, подтягивая дупатту красную на лицо освободившейся рукою, рука Мохана, к которой я только что прикасалась, как-то сильнее на светильнике сжалась.
И мне на миг показалось – из-за света солнечного, проходившего сквозь мою накидку на руку младшего мужа – что рука его стала красной. Будто в крови. И отчего меня передёрнуло от ужаса.
Бинкар, приметив что-то мучительное в уголках моих сжавшихся губ, вопросительно брови поднял. А потом, не дождавшись реакции моей, улыбнулся.
«Но он же сейчас живой! – почему-то подумалось мне. – Нечего волноваться»
И почему-то даже сама улыбнулась. Он, улыбку мою разглядев под краем, расшитым золотом, сам улыбнулся. Короткий разговор взглядов и улыбок двух людей. Но почему так щемит что-то в сердце?..
Прощанье с Саралой и моими подругами вышло недолгим – Поллав торопил нас, чтобы мы успели дойти куда-то до темноты. И мы вскоре уже вышли. Я сначала пыталась сдержать слёзы, но потом расплакалась. Поллав сердито на меня покосился, но промолчал. Тут я была свободной. Все плачут, провожая молодую жену в дом супруга. Но… кажется, отныне моим домом станет дорога?.. Или, всё же, где-то у моих супругов есть своё жилище, которое они хотя бы на время используют?.. И куда мы сейчас идём?.. Не понимаю и ещё больше от этого волнуюсь.
Иши я не видела нигде. И почтенного Манджу. Значит, они были вдвоём. Что ж, пусть этот добрый мужчина позаботиться о моей сестре. Только не дядя!
И мы ушли со двора чужого дома. И из деревни быстро ушли.
– Так зачем же светильники? – полюбопытствовал младший муж, когда мы уже отошли от деревни на почтительное расстояние.
И куда-то вдоль опушки леса пошли.
– Гхи – как наши отрицательные проявления, а фитиль – наше самомнение. Свет духовных знаний понемногу истощает наши ошибки и злые чувства – и наша гордость разрушается. Пламя в лампе всегда устремляется вверх…
– И ты хочешь в очередной раз напомнить нам, что надобно стремиться к добродетели! – проворчал Поллав, мрачно посмотрев на светильник в своей руке. – И как я сразу не понял? Это неизменно, как восход и заход солнца: мой брат Садхир, по поводу и без повода взывающий к нам.
Мохан подхватил радостно, обгоняя нас и едва не ударив нам в лица своими светильниками, отчего мы все попятились:
– О, братья, вспомните, ради чего мы живём! Путь к просветлению – цель нашей жизни! Следование дхарме важнее артхи и камы! Разрушение тамаса, усмирение раджаса и взращивание саттвы – вот цель нашей жизни! Цель жизни каждого человека!
Кажется, он сейчас притворялся Садхиром. И не относился слишком уж серьёзно к ценностям своего брата.
– Заткнись и ты! – проворчал сердито старший из мужчин. – Иначе я оба светильника тебе засуну в глотку!
Мохан шумно выдохнул, вмиг посерьёзневший. Но, впрочем, под укоризненным взглядом Сатхира смутился уже ощутимо и затих. И пошёл уже возле меня
Мы сделали ещё несколько шагов навстречу неизвестности, ещё несколько шагов подальше от моего родного дома. Уже бывшего.
Поллав вдруг проворчал, скидывая с себя накидку, которой был привязан к нам:
– И хватит уже этой ерунды! Нам в пути нужна свобода движений. И ножи, – и, перекинув ткань через мою шею, к телеге пошёл, достал кинжал с ножнами. И уже с оружием пошёл впереди нас, проворчав: – Я больше Кирану попадаться не хочу!
– Так-то так, – согласно качнул головою Садхир. – Но лучше бы нас не видели с оружием.
– Тут и с хищником можно встретиться, – хватка главы семьи на ножнах стала крепче. – Вот ведь говорили, что на отца Кизи напал тигр – и разорвал ему все внутренности.
Я споткнулась, едва не выронив светильник. Средний муж оглоблю одну выпустив, подхватил меня под рукою, удерживая и меня, и мой светильник. Поллав сердито обернулся на нас – и брат его руку свою от меня убрал
Дальше мы молча пошли. Младший и средний мужья не спешили взваливать свои накидки на меня. Или им хотелось, чтобы то могло помочь сохранить связи глубже между нами? Только им двоим?
– И зачем вообще вы их тащите ещё? – проворчал, спустя несколько шагов, главный муж, не оборачиваясь к нам.
– Тебе не хочется, так не мешай нам, – ответил твёрдо средний из музыкантов.
Мохан быстро посмотрел на него и отвернулся. А старший брат и вовсе не смотрел. Сердился.
– В семейной жизни надобно забывать о себе и думать о других, – добавил с улыбкою Садхир.
Мы шли ещё сколько-то – и солнце уже начало катиться к закату. Шли вдоль леса, потом углубились в него. Я напряжённо вглядывалась в незнакомые мне деревья, но молчала.
– Кажется, мы заблудились, – первым заметил Мохан. – Наш дом в другой стороне.
И вовремя уклонился от затрещины Поллава.
– Придёржи язык, – проворчал старший из музыкантов. – И вспомни: ты уже не самый младший в этой семье.
– Да это… это тут причём? – возмутился юноша, но, впрочем, отходя в сторону, подальше от тяжёлой руки главы семьи.
– Да взял бы и промолчал, – сказал вдруг Садхир. – Зачем понапрасну волнуешь нашу жену? Ещё ничего страшного случиться не успело, а ты уже панику норовишь поднять.
Бинкар смущённо потёр нос о плечо. Потом торопливо утёр запястьем накидку, будто боясь, что задел её и что это как-то помешает его связи со мной. И на меня виновато покосился. И всё-таки сказал:
– Прости, Кизи. Я забыл, что я уже не самый младший. Но я не хотел волновать тебя, – вдруг улыбнулся, с улыбкою покосившись на среднего брата. – Но ты не волнуйся: с нами ничего не случится. Присутствие Садхира приносит удачу.
– Это просто случайные совпадения, – проворчал глава семьи. – Иногда нам везло, но часто мы справлялись, только потому что прилагали достаточно усилий.
А средний только засмеялся. Видимо, подобный разговор был у них не впервой.
Поллав, на него глянув, добавил серьёзно:
– Я, впрочем, не отрицаю, что ум Садхира нас не раз из беды выручал. Но, всё-таки, глупо уповать на вечную удачу, да ещё из странных таких причин. Уж лучше бы молился, в самом деле! Вернее будет.
– Да, может… – Мохан опять нос почесал об плечо, где накидки не было, да пыльцой цветов с гирлянды, которую задел, обсыпал лицо. – Может, он с прошлой жизни своей много благочестия накопил – и вот теперь ему везёт? И нам, потому что мы подле него.
– А будь он таким благочестивым – и жил бы брахманом или хотя бы в царской семье, – проворчал старший из моих мужей.
– И верно, – улыбнулся скромный Садхир. – Не заслужил я жизни в роскоши и почестей, которые достаются дваждырожденным. И не было в моей жизни упанаяны, – вдруг погрустнел как-то. – И не будет.
– А разве упанаяна – повод и причина жизни добродетельной? – вырвалось у меня.
Мужья ко мне резко развернулись.
– Ты что-то сказала? – проворчал старший.
– Всё верно сказала, – улыбнулся мне средний. – И чего это я в самом-то деле?.. Следовать дхарме может не только дваждырожденный. А обряд упанаяны сам по себе не делает человека ни мудрым, ни добродетельным. Мудрым и добродетельным человека делают доброе сердце и глубокие знания.
Взгляд тяжёлый главы семьи мне говорил, что не к месту я, женщина, вылезла со своим мнением. И вообще хорошо бы мне держать своё мнение при себе. Но, впрочем, хватать меня грубо Поллав сейчас не стал. И не бил. Взглядом только ограничился. Но… этой ночью он и я…
Хотя мы, кажется, заблудились. И не среди же джунглей ему меня хватать. Да и… вроде бы намного безопасней нам держаться сообща, раз заблудились и в незнакомом месте. Не будет же он брать меня прямо перед братьями!
На мужа старшего посмотрела. Он как-то странно взглянул на меня, взглядом по моей фигуре скользнул. И я задрожала от ужаса. Или… прямо перед ними?.. Но я умру со стыда! И… и он же обещал! Обещал, что они не будут спать со мною вместе! Сказал, что они не будут меня смущать! Неужели, наврал?! Но… даже если глава моей семьи наврал, что могу я? Вот, он же сказал, что мнением моим интересоваться не будет.
– Не волнуйся, Кизи, мы что-нибудь придумаем! – улыбнулся мне Садхир, который думал не о том.
– И у нас есть оружие! – бодро сказал Мохан, впервые ощутивший или только пытающийся казаться сильным.
Теперь у них была я, та, которая слабее и которую ему теперь надо защищать.
Но, впрочем, старший муж меня пугал сейчас больше хищных зверей. И… ночь с ним. Но… или…
Стемнело – и мы всё ещё брели по лесу. В ночных шумах леса мне стало ещё больше не по себе. Но светильники, которые зажёг Садхир и которые всё ещё горели, оказались очень кстати. Они и правда освещали нам путь. И, идя рядом с четырьмя огоньками, отчаянно светившим в ночной мгле, мне было как-то немного спокойнее, чем в темноте.
– Как будто ты знал, что мы не дойдём! – растерянно сказал Мохан, проследив за моим взглядом на мой светильник.
Поллав резко повернулся к среднему брату, по-прежнему катившему телегу за собою.
– Но ведь ты же не умеешь видеть будущее?! – резко спросил он, напряжённо вглядываясь в лицо среднего брата, уходящее в сумрак – свет светильников в руке Мохана на лицо среднего из братьев не попадал.
Или…
Младший брат руку подвинул со светильником – чтобы осветить среднего брата – и я растерянно посмотрела на лица Поллава и Садхира, выхваченные из темноты светом огня. Такой мрачный и напряжённый старший. И такой совершенно спокойный средний. Крупные, грубые черты лица одного. Тонкие и красивые у другого. Кожа темноватая у одного. Кожа посветлее у другого.
Но… если бы Садхир не вышел ночью накануне свадьбы играть на флейте, то не помешал бы младшему и тем девушкам, решившимся прибегнуть к колдовству. Он очень вовремя вышел поиграть. Или… он знал?.. Просто заподозрил, что младший брат что-то затеял? Что-то подсмотрел? Или и вправду?..
Садхир вдруг улыбнулся, тепло, старшему брату, такому не похожему на него:
– Если бы я мог видеть будущее, я бы смог лучше охранять вас, но, увы. Прости, я не могу.
– А отчего тогда мы отошли от труппы в лес? – вдруг спросил Мохан. – Это я убежал играть далеко или Садхир первым отошёл?
Поллав резко развернулся к нему.
– Я… я сам не помню, – смущённо улыбнулся младший из братьев. – Я вообще мало помню с того дня. Вот мы играем. Крики… и трупы. Много трупов. И как будто там не было двух девочек. У них были голубые юбки, у обоих, но я не помню, чтобы среди юбок убитых женщин и девочек были голубые юбки…
– Заткнись! – рыкнул главный из музыкантов. – Что ты всё ерунду всякую говоришь?! – мрачно покосился на меня, робко притихшую и старающуюся молчать. – Пугаешь только жену.
– И я не помню… – сказал вдруг потерянно средний. – Помню лежавшие трупы, задранные юбки у некоторых. Но голубых юбок не помню. Или… помню только одну?.. – глаза его расширились, он схватил Мохана под локоть. – Но, постой… голубая юбка в тот день была на сестре? Ты… ты, правда, видел, что её там нет?
– Я не помню, – бинкар вдруг расплакался. – Я бы и сам хотел, чтобы её там не было! Это значит, что она сумела бы сбежать.
– Голубых юбок на девочках было несколько. И все они были мертвы, – голос старшего из мужчин стал пугающе равнодушным. – И это к лучшему. Если бы какую-то из них оставили бы в живых, значит, в рабство бы продали, – шумно выдохнул. – Я не желал бы такой участи для моей сестры. И вообще, хватит болтать! Пойдём! – и первым пошёл куда-то в сторону. Другой дорогой уже пошёл.
Совсем заблудились? Или он всё же надеется выбраться?..
А Мохан всё не мог успокоиться:
– Я ведь поссорился с Джитой незадолго до того. Всё никак не могу себя за то простить!
– Тиграм всем хочешь рассказать, что мы тут идём? Так ты ещё и спой! – проворчал старший.
– Да какие тут тигры! – торопливо сказал Садхир, быстро покосившись на меня.
Но я теперь вспомнила и отца, на которого кто-то напал по дороге в другую деревню. И всего несколько недель назад. И ни убийцу, ни хищника, так и не поймали. Так шептались люди. Мужчины. И женщины из шудр, чей разговор я случайно подслушала неподалёку от реки. И… значит, тот хищник свободно ушёл? И… может бродить где-то тут?
– Возьми! – вдруг сказал мне почти в ухо Мохан – и я отпрянула напугано.
Но он только один из светильников мне протянул, сказал:
– А я кинжал в одну руку возьму. Двум воинам как-то поспокойнее.
И я благодарно улыбнулась ему – теперь мой младший муж настоящую заботу о моём спокойствии проявил. И рассудительность.
Мы какое-то время молча шли через темноту. Глава семьи вдруг шумно выдохнул и остановился. И мы остановились за ним. Он мрачно прошёл к Садхиру, протянул ему и светильник свой, и кинжал.
– Веди нас теперь ты.
– Да что я могу? – грустно улыбнулся тот. – Если бы у меня и правда был дар предвиденья, то я бы не позволил нам заблудиться в лесу. Да ещё и в такой важный день, – вздохнул. – Настоял бы, чтобы мы дождались утра.
– Но ты просил отправиться наутро или через несколько дней, – мрачно сощурился Поллав.
– Я просто хотел, чтобы Кизи было немного спокойнее, – серьёзно признался Садхир. – С нами, но ещё немного в родном доме.
И я опять вспомнила, что сегодня ночь после свадьбы. Время совершить последнее, что скрепит нас уже совсем. Но… ночь… лес… и мы трое совсем заблудились, раз теперь Поллав прибегает к такому странному способу выбирать дорогу.
– Я в тебя верю, – торопливо сказал среднему брату Мохан. – Или… хотите, я телегу покачу? А вы с оружием идите впереди.
– Лучше уж он спереди будет охранять, а я – сзади, – задумчиво произнёс Садхир.
– Но ты всё-таки иди первым, – вдруг серьёзно попросил его старший брат. – Попробуй теперь ты найти дорогу. А я положусь на твою удачу, – грустно улыбнулся. – Или на твои молитвы. Меня-то богам слушать ни к чему. А тебя могли бы. Ты стараешься следовать дхарме.
Вздохнув, Садхир телегу отпустил. Принял от младшего брата светильник и кинжал. Чуть помедлив, впрочем, положил на землю. И покопавшись немного в свёртках, достал из какого-то небольшого узла свои бусы и браслеты из рудракши.
– Зачем?.. – начал было Поллав.
– Мне в них как будто яснее думается, – по-простому улыбнулся молодой мужчина, бусы накинув.
И как будто на миг сумел старшего брата успокоить своею улыбкой и спокойствием.
– Да, одень! – поддержал его младший. – Украшения из рудракши носят брахманы и отшельники. Говорят, что они проясняют сознание, помогают увидеть скрытое на глубине или даже отгоняют демонов!
– И с чего тогда говорите, будто я умею видеть будущее? – усмехнулся Садхир, торопливо завязывая браслеты на предплечьях и запястьях. – Может, это всё рудракша сорта особого?
– Сделай хоть что-нибудь, – проворчал Поллав. – Мне всё равно, будет ли это молитвами или колдовством. Я опасаюсь ходить через лес в темноте. Тем более, что лес незнакомый.
С серьгами возиться средний из братьев, впрочем, не стал. Одев любимые свои украшения, гирлянду на телегу свою скинув, чтоб не отвлекала, ступил в сторону – и накидки меж нами натянулись. Вздохнув, он и свою снял, накинув на мои плечи.
– Кажется, это всё-таки остаётся тебе, – виновато улыбнулся средний муж. – Наше дело – искать дорогу и охранять. А твоё – беречь наши узы.
– Может, не стоит вообще?.. – начал было глава семьи, посмотрев на ткани, накинутые на меня.
Сказала робко:
– Мне так спокойнее, мой господин. Думать, что я хоть что-то смогу защитить.
Шумно выдохнув, старший муж ступил ко мне. Я сжалась, локтём прижимая к себе священный узел и накидки. Но он только скинул мою дупатту, голову мою обнажая.
– Смотри по сторонам. Внимательно смотри. Так будет лучше, – и ступил уже за телегу, проход уступая среднему брату.
Разумно. Во-первых, кроме нас тут людей нету. Во-вторых, без накидки я и правда смогу больше и лучше видеть вокруг. И вдруг так смогу первой опасность заметить? Хотя бы предупредить их смогу.
Покосилась на старшего мужа. И от взгляда его пристального потупилась.
– По сторонам смотри! – рявкнул он.
И я голову послушно подняла. Садхир с кинжалом обнажённым – ножны он оставил на телеге – и со светильником пошёл впереди. Я шла у телеги, посередине, и внимательно оглядывалась. Мохан попросил брата старшего достать и его кинжал – и обнажённым сверху телеги положить, спереди, чтобы и он его мог быстро достать, телегу отпустив.
– Это разумно, – сказал старший брат.
– Постойте! – остановился Садхир.
И братья его напряжённо замерли.
– И как я раньше не придумал?! – выдохнул разочарованно средний из мужей, потом к братьям повернулся. – Давайте мы Кизи вообще спрячем под одеждой? – на гирлянду мою посмотрел. – А цветы, может, стоит выкинуть? Или наоборот, нашими гирляндами её заложить. Вдруг это поможет спрятать запах её от хищников?
Помедлив, глава семьи качнул головою.
Они снова остановились, встали у телеги, торопливо сдвигая свёртки.
– И помни: что бы ни случилось, ты не должна вылезать, – сжал вдруг моё запястье главный муж.
– Но… а вдруг я смогу помощь привести?
– Ночью? – мужчина криво усмехнулся. – К кому ты ночью побежишь звать на помощь?!
И я смущённо потупилась.
Он вдруг сжал мой подбородок, больно, заставляя поднять голову.
– По сторонам смотри, – потребовал Поллав. – И помни: не вылезай. Пусть хотя бы тебя беда минует.
– Но… вы…
– А мы обязаны защищать тебя, – серьёзно ответил он.
Это был первый миг, когда мне вдруг стало спокойно рядом с жёстким старшим мужем. Просто… сейчас грубый Поллав выглядел серьёзным. Желающим меня защищать. И… и он сейчас заботился обо мне!
И я послушно легла на телегу и позволила им меня свёртками заложить. И гирляндами. Было тесно и неудобно.
– Пожалуй, хорошо иметь одну жену на троих, – сказал глава семьи сбоку от телеги. – Куда бы мы троих спрятали? – потом, кажется, у младшего брата спросил: – Стащишь?
– Я постараюсь! – сказал тот торопливо.
– Нет, пусть катит телегу Поллав, – оборвал его план Садхир.
И мы уже иначе пошли. Меня сжимали их инструменты. Бок кололи ножны кинжала. Да и чувствовала себя жутко беспомощной, когда меня везли, головой в неизвестность.
