Айлин Вульф
Друзья и недруги. Том 1
– Да точно ли? – усомнился Гай, с недоверием глядя на неподвижно распростертого Робина, ладонь которого продолжала сжимать рукоять меча.
– Я нанес удар в грудь, – ответил ратник. – С такой раной не живут. Да он уже и не дышит!
Вот так просто? Гай не мог поверить. За считаные минуты уложил восьмерых – и погиб? Нет, такого не может быть! Заметив изумление на лице Гая, ратник позволил себе рассмеяться.
– Милорд, он точно мертв!
– Ну если так, отсеки ему голову, – медленно сказал Гай, не в силах отвести взгляд от Робина. – Я обещал привезти ее в подарок сэру Рейнолду.
Ратник занес меч, но вдруг ударил такой порыв ветра, что конь под Гаем заржал и вскинулся на дыбы, а ратника отшвырнуло от Робина на пару шагов.
«Не сметь! Он мой!» – пролетело мощным, яростным дуновением.
Гай оглянулся, пытаясь понять, откуда раздался этот голос, исполненный такой силы и гнева. Ратник тоже повертел головой, поднялся на ноги, вернулся к Робину и вновь замахнулся мечом. В то же мгновение ему в спину вонзился нож, и ратник повалился на землю.
– Ты не прикоснешься к моему брату! – прохрипел Вилл, сжигая Гая ненавидящим взглядом, и заслонил Робина собой. – Ни ты, ни твои псы!
Бросив взгляд на ратников, окружавших Вилла, но державшихся поодаль, Гай крикнул:
– Убейте и этого!
Завязавшаяся схватка была страшной. Гаю даже показалось, что Вилл заговорен от ран. В несколько секунд оба его меча сразили троих, а сам он не получил ни царапины. На громкий клич Гая сбежались другие ратники, и Вилл оказался окруженным ими как сплошной стеной. Ярость и скорбь, охватившие его при виде неподвижно лежавшего Робина, удесятерили силы. Но клинок в левой руке, которым Вилл встретил натиск двух мечей, не выдержал. Выковавший его Эрик был не так искусен, как кузнецы Веардруна. Услышав скрежет стали и заметив, что в руке Вилла остался только обломок меча, Гай приказал:
– Взять живым!
Оставшийся меч еще сдерживал ратников, но Вилл уже понял, что его минуты сочтены. Один из ратников изловчился выбить меч, два других налетели на Вилла сзади и заломили руки за спину. Его подтащили ближе к Гаю и, ухватив за волосы, запрокинули ему голову, заставляя смотреть на Гая, возвышавшегося в седле.
– Вот пришел и твой черед, ублюдок, – с удовлетворением сказал Гай, глядя Виллу в глаза. – Вместо одной головы подарю сегодня сэру Рейнолду две.
– Может быть, – ответил Вилл, бесстрашно отразив насмешливый взгляд Гая, – но и ты, подлец, не считай себя бессмертным!
– Право же! – расхохотался Гай. – Ты, кажется, надумал мне угрожать? Вы, Рочестеры, всегда отличались самонадеянностью, за то и расплачивались – что твой брат, что отец, а теперь и ты!
Отведя взгляд от Вилла, он посмотрел на ратника, который потянул из ножен меч, готовясь прикончить пленника.
– Нет! – остановил его Гай, надменно вздернув подбородок. – Не благородной сталью. Этот ублюдок ее не заслуживает. Забейте его, как поганого пса!
На Вилла обрушились беспощадные удары. Его избивали, пока он не потерял сознание, обмякнув в руках державших его ратников, а тогда швырнули на землю и пинали до тех пор, пока он еще подавал признаки жизни. Когда тело Вилла стало безвольно, как тряпичная кукла, поддаваться ударам, его оставили в покое. Ухватив Вилла за руки, ратники подтащили его к Робину и бросили рядом. Но расправа над ним стоила Гаю рокового промедления. Едва он хотел повторить приказ отсечь обоим братьям головы, как из леса на полном скаку показались всадники, а следом за ними выбежали люди, вооруженные луками и дубинами.
– Лесные разбойники! – воскликнул один из ратников и схватил коня Гая за повод. – Милорд, надо уезжать, и как можно быстрее!
– От кого?! – с презрением спросил Гай. – От горстки оборванцев?! Мы разделаемся с ними в два счета!
– Милорд, мы видим не всех и не знаем, сколько их в точности. Мы рискуем оказаться в окружении, и нас расстреляют из луков!
Гай посмотрел на остальных ратников и увидел на их лицах полное согласие с товарищем. Они вскакивали на коней и торопились отступить от селения раньше, чем в нем окажутся лесные разбойники. Быстро пересчитав ратников, Гай обнаружил, что их всего полтора десятка. Неужели он потерял в этом никчемном селении больше тридцати человек?! Но сомневаться не приходилось: только вокруг Робина и Вилла вповалку лежали семнадцать убитых.
Больше не раздумывая, Гай бросил последний взгляд на Робина и пришпорил коня. Ратник, предупреждавший о том, как опасны лесные разбойники, оказался прав. Стоило дороге уйти с полей в лес, и на сильно убавившийся отряд Гая с двух сторон обрушился шквал стрел. Потеряв еще половину ратников из оставшихся, Гай ударил плетью коня и вознес небесам благодарность, когда засада осталась позади.
– Победа! – радостно пророкотал Джон, обнимая спрыгнувшего с коня Статли. – Как же ты вовремя успел, Вилли!
– Не радуйся преждевременно. Если Гисборн минует моих стрелков, то обязательно вернется, и с большим числом ратников, – предупредил Статли, окидывая быстрым взглядом селение.
На улицах и в проулках лежали убитые ратники. Из домов сгорел только один – Вилла. Остальные ратникам поджечь не дали.
– Ничего, мы все вместе построим Виллу новый дом, лучше прежнего! – бодро сказал Алан. – А Робин придумает, как подготовиться к новой встрече с Гисборном.
Статли, шедший впереди, резко споткнулся и замер.
– Боюсь, Алан, Робин вам не поможет! – раздался его внезапно севший голос.
Подоспев к нему, остальные разглядели то, что Статли увидел первым.
– Не может быть! – потряс головой Джон, не сводя глаз с неподвижных тел Робина и Вилла.
– Очень даже может! – с горечью ответил Статли. – Ты посчитай! Они приняли на себя половину ратников из тех, что полегли здесь.
Разом растеряв всю радость от одержанной победы, защитники Локсли, сомкнувшись плотной стеной, в молчании стояли над братьями, распростертыми на земле рядом друг с другом. И Робин, и Вилл лежали без всяких признаков жизни. Робин к тому же был весь залит кровью. Неожиданно Алан почувствовал возле ног какое-то шевеление, опустил глаза и увидел Дэниса.
– Ты откуда здесь взялся?!
Ничего не ответив, Дэнис, испачканный сажей и очень притихший, подошел к Виллу, лег рядом, положил голову отцу на плечо и закрыл глаза.
****
Гай, добравшись до первого постоялого двора, едва не рухнул с седла. Он приказал подать крепкого вина и жадно осушил кубок. Второй он пил иначе – медленно, смакуя каждый глоток, в память о Робине, который предпочел смерть дружбе с ним, Гаем Гисборном.
В то же самое время Эдрик, нахлестывая коня, мчался во весь опор, оставив за спиной Маласэт. За ним торопился Вульфгар, который не успел слезть с седла, рассказав Эдрику обо всем, что происходило в Локсли.
Вечером того же дня аббат из Ярроу принял королевского посланца с письмом для графа Хантингтона. Он тоже позволил себе выпить кубок вина в честь Роберта Рочестера и стал терпеливо ждать его приезда. Но в условленный день Робин не появился в монастыре, и аббат впал в волнение, не зная, что предпринять. Король Генрих звал к себе графа Хантингтона, а тот пропал, не давал о себе знать, словно сгинул.
Глава семнадцатая
Сознание возвращалось медленно. Сначала появились звуки: чьи-то неясные голоса, но разобрать слова он не смог. Потом укутавшая его темнота немного рассеялась, а после все затмилось ощущением такой острой боли, что он едва не задохнулся. На лоб легла теплая нежная ладонь, и женский голос торопливо и взволнованно позвал его по имени. На губы упали прохладные капли, в горло проникла живительная влага – и снова мрак, тишина, забытье.
Так повторялось несколько раз, но однажды он открыл глаза, словно пробудился от долгого сна, и отчетливо увидел лица Джона и Статли, хмурые и сосредоточенные, но тут же просиявшие радостью, едва он встретился с ними глазами, и в сознание ворвался голос Джона:
– Сэр Эдрик, он пришел в себя!
В ответ послышался глухой и радостный возглас, к самому лицу приблизилось лицо наставника, и он ощутил прикосновение широкой мозолистой ладони Эдрика, накрывшей лоб.
– Наконец-то, лорд Уильям! – выдохнул Эдрик, садясь рядом и не снимая ладони с его лба.
Вилл попытался приподняться, но по телу волной прокатилась боль, опрокинувшая его на постель. Не успевший предупредить его движение, Эдрик укоризненно покачал головой:
– Ты чересчур прыткий, лорд Уильям! Ратники шерифа чудом не искрошили тебе ребра, поэтому лежи смирно!
– Да, они в этом деле мастера, – раздался смешок Статли. – По себе помню!
Вилл попытался улыбнуться разбитыми губами, но вспомнил то, что сделало телесную боль несравнимо слабее душевной.
– Робин? – еле слышно спросил он.
– Жив, – поспешил успокоить Эдрик.
Вилл облегченно вздохнул и не сдержал стона из-за боли в груди.
– Где он?
– В двух шагах от тебя, – ответил Эдрик. – Сможешь повернуть голову?
Вопрос оказался не напрасным: простое движение далось Виллу с большим трудом. Эдрик подвинулся, и он увидел брата.
Робин лежал на постели из лапника, укрытый плащом. Возле него сидели Эллен и незнакомая Виллу молодая женщина, которая осторожно поддерживала голову Робина, пока Эллен по капле вливала лекарство ему в рот, не давая зубам сомкнуться с помощью тонкой твердой веточки. Лицо Робина было бледным и неподвижным. Как Вилл ни старался, но не смог заметить в брате ни малейшего проблеска жизни. Он с тревогой посмотрел на Эдрика, и тот, угадав безмолвный вопрос Вилла, тяжело вздохнул:
– Очень плох, но все-таки дышит. Когда я увидел рану, которую ему нанесли, поразился, что он вообще остался жив. Эллен – храни ее Святая Дева! – сумела промыть рану так, что обошлось без загноения, иначе Робин уже умер бы.
– И давно мы с ним так лежим? – одними губами спросил Вилл.
– Неделя на исходе. Но раз ты пришел в себя, значит, скоро наступит и его черед. Тебе тоже немало досталось. Кстати, поблагодари меня на досуге! Помнишь, как ты упорствовал, когда я учил вас правильно принимать побои? Твердил: зачем мне это? Мол, всегда отразишь мечом нападение. Вот и пригодилось – избит, казалось бы, до смерти, а отделался двумя сломанными ребрами, и внутри у тебя, как утверждает Эллен, все осталось целехонько!
У Вилла закружилась голова от ворчания Эдрика, и тот, заметив, как Вилл побледнел, оборвал себя на полуслове. Осмотревшись по сторонам, Вилл недоумевающе нахмурился, и, угадав, что его удивляет, Статли пояснил:
– Вы у меня, в лесу, как и все жители Локсли. Настоящее переселение!
– Почему в лесу?
– Потому что шериф объявил вне закона всех, кто защищал Локсли от ратников, которых привел Гисборн, – хмыкнул Джон и, помедлив, вздохнул: – А кроме того, от нашего селения остались одни головешки. Сэр Гай вернулся в Локсли через три дня, привел с собой отряд ратников вдвое больше предыдущего и сжег селение. К счастью, никто не рискнул вернуться, поэтому пылали пустые дома.
Утомленный слишком долгой для него беседой, Вилл прикрыл глаза. Все уцелели, брат не погиб, и сам он остался жив, пусть каждый вдох пока давался с трудом. Кажется, все не так уж и плохо! Но что-то вдруг его встревожило, как еле ощутимый сквозняк, проходивший сквозь неплотно закрытую дверь, или отсутствие какой-то вещи на привычном месте. Осознав, что именно не дает ему покоя, Вилл перестал улыбаться и открыл глаза.
– Где Элизабет? – спросил он, посмотрев на Эдрика и Джона. – Почему ее нет рядом со мной?
В глазах Джона мелькнула растерянность. На секунду замешкавшись, он открыл было рот, но Эдрик опередил его:
– Твою жену и детей я забрал в Маласэт. В лесу им не место, особенно детям.
Вилл на мгновение задумался.
– Но ведь Элизабет была здесь! Я же помню: она все время была возле меня, пока я не пришел в себя.
– Так и было, а когда я увидел, что тебе стало лучше, отвез ее в Маласэт, – повторил Эдрик мягким убедительным тоном, словно разговаривал с малым ребенком. – Уговорил ее, что раз ты пошел на поправку, то ей следует подумать о детях, а им лучше в моем доме, не в лесу.
Вилл недовольно хмыкнул. Наверное, Эдрик прав, но стало обидно. Не настолько он успел поправиться, чтобы Элизабет покинула его со спокойным сердцем. На него накатила слабость, и он снова закрыл глаза.
– Надо ли было так отвечать? – усомнился Джон, когда они с Эдриком и Статли отошли подальше от постелей Робина и Вилла.
– А как было надо? – спросил Эдрик, сердито сверкнув глазами. – У лорда Уильяма слишком горячий нрав. Я представить себе не могу, чего от него ждать, узнай он сейчас правду. Ты же сам видишь: он еще слаб, сон путает с явью. Нет, Джон! Пока Вилл не окреп, держите язык за зубами.
Джон предупредил всех, забыв только о собственной жене, и именно Кэтрин через несколько дней случайно сказала Виллу о том, что все старались хранить в тайне. Силы возвращались к Виллу стремительно, и он уже мог сидеть, привалившись спиной к стене пещеры, когда Кэтрин принесла ему чашку бульона с размоченным хлебным мякишем. Вилл еще был не в силах сам управиться с ложкой, и Кэтрин кормила его, как ребенка, зачерпывая теплое варево и поднося ложку к его губам. Ее лицо было очень печальным, глаза оставались потупленными, а из приоткрытых губ вылетали грустные вздохи.
– Кэтти, перестань вздыхать! – не выдержал Вилл. – Улыбнись, пожалуйста!
В ответ на его просьбу она всхлипнула и быстро вытерла рукавом глаза.
– Я бы и рада, но мне так жаль Лиззи! – сказала она. – И Эйслинн жаль. Она ведь была совсем малюткой! Счастье, что Дэнис уцелел.
Ложка вновь ткнулась в губы Вилла, но они оказались плотно сжатыми. Кэтрин подняла глаза и встретилась с его пристальным взглядом, нацеленным ей в лицо. По этому взгляду она все поняла и тихо ахнула:
– Ты ничего не знаешь! Ой, что же я наделала?!
– Ну-ка, позови ко мне своего мужа, – ровным голосом потребовал Вилл.
Не найдя в себе сил не подчиниться взгляду его неподвижно замерших глаз, в которых полыхало гневное пламя, Кэтрин отставила в сторону чашку и убежала. Вернувшись вместе с Джоном, она спряталась за спину мужа и еле слышно сказала:
– Вилл хотел тебя видеть, Джон.
Джон широко улыбнулся, внимательно посмотрел на друга, – и улыбка сбежала с его лица. Не спуская с Джона немигающих глаз, Вилл очень жестким тоном предложил:
– Теперь расскажи мне все как есть на самом деле. Элизабет с детьми действительно в Маласэте?
Сообразив, что произошло, Джон в сердцах оглянулся, желая высказать жене, что он думает о ее чересчур бойком языке, но Кэтрин уже не было рядом. Испугавшись того, что натворила, она поспешила убраться подальше от глаз и мужа, и Вилла.
– Джон, я жду! – напомнил о себе Вилл.
Джон набрал полную грудь воздуха, шумно выдохнул и, опустившись на пол рядом с Виллом, накрыл ладонью его запястье. Покусывая губы, он пытался найти нужные слова, пока рука Вилла не дернулась под его рукой. Тогда Джон сказал правду.
– Вилл, твоей дочери и Элизабет больше нет. Они погибли в день нападения Гисборна на Локсли. Элизабет с детьми почему-то оказалась в доме, хотя я сам видел, как она покинула Локсли и скрылась в лесу. Наверное, вернулась, но что ее заставило, никто не знает. Ратники подожгли твой дом, и выбрался только Дэнис, а Лиззи с дочерью остались внутри. Они не успели спастись.
Договорив, Джон поднял глаза на Вилла. Тот продолжал смотреть на друга прежним немигающим взглядом, словно не понял ни одного слова.
– После мы разобрали завал, оставшийся от пожара, нашли обеих и похоронили. А Дэнис и вправду в Маласэте. Сэр Эдрик забрал его, сказав, что сам о нем позаботится.
Вилл отвел взгляд в сторону и впал в молчание. Его лицо стало очень сосредоточенным, словно он напряженно думал и что-то не складывалось в его сознании. Джон тоже молчал, не зная, какими словами утешить Вилла, но тот и не выглядел нуждающимся в утешении. Очнувшись, он заметил Джона, о присутствии которого успел забыть, и сказал:
– Спасибо, Джон. Иди.
– Я могу побыть с тобой, – предложил Джон, с тревогой глядя на Вилла: он вспомнил предупреждение Эдрика и боялся, что друг совершит нечто опрометчивое, даже гибельное для него самого.
Но Вилл улыбнулся обычной улыбкой и ободряюще потрепал Джона по руке:
– Не надо, иди. Я должен подумать.
Прислонившись затылком к стене, он закрыл глаза и вновь с головой ушел в свои мысли. Элизабет больше нет, она погибла в день, когда они защищали Локсли. Вилл неосознанно покачал головой. Он прекрасно помнил, что она сидела возле него, держала за руку, прикладывала ладонь к его лбу, и это было после того, как они оказались в Шервуде. Он просил сказать правду, а его накормили очередным вымыслом. Может быть, ее нет в Маласэте, но погибнуть она не могла, раз была рядом с ним здесь, в лесу.
Почувствовав прикосновение к своему плечу, Вилл открыл глаза. Перед ним на коленях стояла Эллен с кружкой в руках, от которой поднимался пар.
– Выпей, – сказала она, поднося кружку к его губам.
– Что это? – спросил он, вдохнул в себя пар и поморщился от сильного запаха мяты.
– Пожалуйста, выпей, – попросила Эллен, глядя на Вилла глазами, полными сочувствия и скорби. – Тебе станет лучше от этого отвара.
– Я в порядке! – рассердился Вилл, отворачиваясь от кружки. – Лучше помоги мне разобраться.
– В чем, Вилли? – спросила Эллен, садясь возле него.
Вилл сказал, словно объясняя условия сложной задачи:
– Смотри! Пока я был без сознания, рядом со мной все время находилась Элизабет. Когда я очнулся, Эдрик уверял меня, что она уехала в Маласэт. Но ведь она не могла оставить меня! А Джон только что сказал, что она вообще умерла, да еще в тот день, когда Гисборн напал на Локсли. Как такое может быть, если она была в Шервуде, возле меня? Нелли, я запутался! Хоть ты мне скажи, где сейчас Лиз?
Он вопросительно посмотрел на Эллен и увидел, что по ее лицу медленно текут слезы. Эллен подняла руку и погладила Вилла по щеке.
– Вилл, бедный мой! Она умерла, погибла в тот самый день.
– Но как же она потом могла быть рядом со мной, здесь? – продолжал упорствовать Вилл.
– Ох, Вилл! – вздохнула Эллен, изнемогая от тяжкого разговора. – Тебе было очень плохо. Ты бредил. Она привиделась тебе, пока ты оставался в забытьи, только и всего.
Вилл помолчал, и вдруг ему в голову пришла новая мысль:
– Но как Джон может быть уверен, что она погибла? Как могли узнать в останках, которые нашли после пожара, именно ее? Ведь это мог быть кто-то другой, не Элизабет!
Эллен запрокинула голову, глотая слезы и пытаясь справиться с подступавшими к горлу рыданиями.
– Вилл, мы все ее видели. Она лежала, прижимая к себе Эйслинн. Их накрыло скатом крыши, которая обгорела снаружи, но не изнутри, и тела не пострадали от огня. Элизабет проломило голову балкой, а Эйслинн, должно быть, задохнулась в дыму. Не будь они мертвы, их можно было бы принять за спящих. А теперь выпей отвар.
Эллен снова приставила кружку к губам Вилла и почти силой заставила выпить остывшую горьковатую жидкость. Когда он допил, она помогла ему лечь и бережно укрыла плащом. Вилл вытянулся и закрыл глаза.
– Хочешь, я посижу возле тебя? – спросила Эллен.
– Нет, – глухим изменившимся голосом ответил Вилл, не открывая глаз, и, чувствуя руку Эллен на своем локте, резко сказал: – Уходи. Оставь меня одного.
Эллен отняла руку, поднялась и молча ушла.
Теперь ему предстояло осознать, что Элизабет больше нет и уже никогда не будет. В сердце Вилла начала расти боль, но прежде чем она успела стать невыносимой, его накрыл милосердный сон. Прошептав имя Элизабет, он уснул.
****
Яркий солнечный свет ударил его по глазам. Он прикрыл их ладонью, потом отнял руку и, когда глаза привыкли к сиянию, увидел, что стоит на краю огромного луга, простиравшегося до самого горизонта. Над лугом гулял свежий ветер, вороша высокие травы, и по пояс в этих травах в одном шаге от Вилла стояла Элизабет. Она смотрела на него с улыбкой в милых темно-карих глазах, а ветер играл ее распущенными волосами, раздувая их светлым шлейфом и роняя так, что они осыпали всю Элизабет.
– Лиз! – прошептал Вилл, не веря своим глазам. – Ты пришла?!
– Ты позвал меня, Вилл. Разве я могла не прийти? Я всегда приходила на твой зов, а ты часто звал меня, пока был в беспамятстве, и я оставалась с тобой столько, сколько могла, потом приходила снова.
Он шагнул к ней, но наткнулся на невидимую преграду. Элизабет грустно усмехнулась и покачала головой:
– Не получится, милый. Тебе пока нельзя сюда.
– Тогда ты иди ко мне! – предложил Вилл. – Иди же, Лиз!
В ее глазах появились слезы, и Элизабет вновь покачала головой, безмолвно ответив, что не может исполнить его желание.
– Но как же быть? Я… Я не могу без тебя! – сказал он и, не сводя с нее глаз, и добавил, как нечто само собой разумеющееся: – Я люблю тебя, Лиз, люблю каждой частицей своего сердца!
Ее глаза расширились, в них мелькнуло удивление, которое сменилось беспредельным счастьем, и Элизабет рассмеялась:
– Ради того чтобы услышать от тебя эти слова, стоило оказаться здесь! Вилл, любимый, я поверить не могу, что ты все-таки сказал мне о любви!
– Разве ты не знала без всяких слов, что я всегда любил и люблю тебя одну?
Она пожала плечами.
– Знала, наверное, но никогда не была уверена до конца. Все твои поступки свидетельствовали, что ты любишь меня, но словами ты всегда утверждал обратное, и я сомневалась. Думала: вдруг выдаю желаемое за действительное?
– Лиз, радость моя, о человеке надо судить прежде всего по поступкам, и только потом по словам!
– Да, – согласилась она, не сводя с него сияющих глаз. – Но если бы ты знал, как я счастлива услышать от тебя слова любви!
Вилл снова хотел шагнуть к ней – и вновь невидимая преграда мягко уперлась ему в грудь. Тогда он опустился на траву, и Элизабет сделала то же самое.
– Милая, объясни мне, что случилось, – попросил Вилл.
Она тяжело вздохнула и улыбнулась с невыразимой бесконечной грустью.
– Я ослушалась тебя. Ты велел укрыться в лесу, и я так и сделала. Но потом испугалась, и страх погнал меня обратно, к тебе. Рядом с тобой я всегда чувствовала себя в безопасности, вот и помчалась назад, не думая, что тебе сейчас не до меня, не зная, как сумею тебя найти. Я вернулась, заперлась с детьми в доме, боясь, что следом ворвутся ратники. Но они не стали врываться, а заперли дверь снаружи и подожгли дом. Дети и я – мы все оказались в западне. Я помогла Дэнису выбраться в окно и попросила его принять от меня Эйслинн, но в этот момент дом затрещал, сверху что-то обрушилось, накрыло нас и ударило меня по голове. Больше я ничего не помню. Очнулась уже здесь.
Вилл посмотрел на луг, расстилавшийся за спиной Элизабет, и догадался, где это здесь.
– Луга Одина! – одними губами сказал он. – Как ты сумела найти дорогу сюда?
– Тебя это удивляет? – невесело рассмеялась Элизабет, очень внимательно глядя на Вилла. – Признаюсь, в самые первые мгновения я тоже была удивлена, но, представ перед Фрейей, услышала от нее то, что явилось для меня откровением и положило конец удивлению.
– Фрейя?! Но ведь… – начал говорить Вилл и оборвал себя, ответив Элизабет не менее пристальным взглядом.
– Так и есть, милый, – склонила она голову, подтверждая его следующую догадку. – Фрейя сказала, что я – Дева, твоя Дева, а ты – мой Воин.
Заметив в его золотистых глазах недоверие, она предложила:
– Убедись сам. Ты ведь знаешь, как это сделать.
Он порылся в памяти и нашел. Не сводя с Элизабет все еще не верящих глаз, Вилл выдохнул тайное имя той, что была изначально ему предназначена:
– Аделиза?!
– Это я, – просто ответила Элизабет. – Теперь у тебя не осталось сомнений?
У него ничего не осталось, кроме страшной, безумной тоски по ней, хотя Элизабет была совсем рядом – протяни только руку!
– Почему же ты никогда не назвала меня тайным именем, чтобы я смог узнать тебя? – с горечью спросил Вилл.
– Я ведь ни о чем не знала до встречи с Фрейей, да и кто бы мне рассказал? А твое тайное имя… Оказалось, что я только им и называла тебя, не подозревая о том, – ответила она. – Ты тоже не знал, что твое тайное имя совпадает с явным? Оно у тебя единое: Уильям, Вилл6. Немудрено! Такой ты и есть, любимый: олицетворение гранитной, непреклонной воли.
– Что же теперь? – прошептал Вилл, обессиленно закрывая глаза, но тут же открыл их и впился взглядом в Элизабет: – Мы ведь должны быть вместе!
– Мы были вместе, и однажды опять будем вместе, но уже здесь. Я буду ждать тебя, Вилл. Если ты позовешь, приду в снах, как сейчас, как прежде. Но ты старайся не звать меня часто, чтобы не впасть в миражи. Пока ты принадлежишь другому миру, где меня больше нет, тебе надо жить его заботами, а не снами. Смирись, родной! Ничего не исправить.
Он молча смотрел на нее, и она увидела, как по его скулам потекли редкие тяжелые слезы. Элизабет замерла при виде этих слез, обернулась и крикнула вдаль громким, звенящим от напряжения голосом:
– Пожалуйста, Златокудрая! Хотя бы минуту! Я умоляю!
Невидимая преграда внезапно исчезла, и Элизабет бросилась в объятия Вилла. Он крепко прижал ее к груди, лихорадочно осыпая поцелуями ее голову, лицо, руки, гладившее его по лицу и плечам.
– Лиз, радость моя, счастье мое, прости меня!
– За что, Вилл? Ты дарил мне всю свою душу, а я, глупая, ждала слов! Единственный мой, любимый, ненаглядный! Я буду ждать тебя. Только не торопись! Теперь я знаю: ты не вправе намеренно сокращать Путь. Береги сына! Все, тебе пора! Нельзя так долго находиться на грани миров. Нет, подожди! Поцелуй меня еще раз, напоследок, до новой встречи!
Он прильнул к ее губам, целуя Элизабет жарко, страстно, нежно, не в силах оторваться, и в этом поцелуе она растаяла, растворилась в солнечном сиянии, а потом погасло и оно.
****
– Я же просил! Зачем вы ему рассказали? – сердито, с болью в голосе спросил Эдрик, не сводивший глаз с Вилла и удерживавший его в постели, придавив ладонью плечо.
Вилл спал, но беспокойно, метался по постели и шептал имя Элизабет.
– Все вышло случайно, – вздохнула Эллен, стоя за спиной Эдрика. – Я напоила его сонным отваром, и вот он спит. Боюсь думать о том, как он проснется!
– Не бойся, у лорда Уильяма сильная воля. Он справится, – отрезал Эдрик, но тут же покачал головой и с горьким удивлением сказал: – Впервые в жизни вижу, чтобы он плакал. Сколько тычков и выговоров он от меня получил, но чтобы слезы – никогда. Эллен, едва он проснется, сразу заговори о сыне. Пусть думает о живом, а не о погибшей!
Но когда Вилл проснулся, Эллен вообще побоялась заговорить с ним. Она увидела совершенно иного Вилла: с лицом очень спокойным и жестким, словно его вырубили из камня, с глазами, в которых горел ровный беспощадный огонь.
В свой двадцать второй день рождения наконец вырвался из забытья Робин, чем вызвал бурную радость в сильно пополнившемся лагере Статли. Слабый, как новорожденный младенец, он едва мог шевелиться, но его сознание было абсолютно ясным. Узнав от Джона, что Гай Гисборн все-таки предал селение огню, Робин потемнел лицом.
– Как же вы допустили это, Джон? – еле слышно спросил он.
Джон растерянно пожал широкими плечами.
– Мы не знали, что делать, – признался он.
– А ты чего ждал? – позже со всей беспощадностью сказал Робину Эдрик. – Твои люди остались без командира – без тебя. Почему вы с Виллом не только ввязались в сражение, но еще и оттянули на себя едва ли не большую часть ратников, приведенных Гисборном? Пожалели остальных? Не хотели, чтобы кто-то погиб? Войны без жертв не бывает, лорд Робин! Твоим делом было командовать, а не сражаться, прикрывая своих людей собой. Ты дал им в руки оружие – вот и пусть бы воевали. Почему тот же Гай Гисборн не вышел с мечом против тебя, а предпочел командовать ратниками? Ты можешь сотню раз повторить мне, что он смалодушничал, зная, что не выстоит против тебя, и я не стану спорить. Но в результате своего добился он, а не ты.
Как ни горько было Робину слушать отповедь Эдрика, он понимал: наставник прав. Другой новостью, кроме гибели Локсли, стало для него известие о смерти Элизабет и малютки Эйслинн. Об этом Робину шепотом рассказала Эллен, когда он, тоже заметив перемены в брате, спросил ее, что случилось с Виллом. Представив себе душевную боль, которую испытывал Вилл, Робин едва не окаменел.
– Она же должна была спрятаться в лесу! Почему Элизабет вернулась?
– Об этом никто не знает, – ответила Эллен. – Наверное, только Дэнис сможет что-нибудь прояснить.
Когда она говорила эти слова, Робин вдруг поймал странный взгляд Кэтрин, заметил, как резко побледнела жена Джона и тут же отвернулась, скрывая лицо.
****
Убедившись, что Робин медленно, но неуклонно выздоравливает, Вилл изъявил желание навестить сына. Эдрик с большим сомнением посмотрел на него. Пусть Вилл уже на ногах, но уверен ли он, что выдержит дорогу верхом?
– Справлюсь! – усмехнулся Вилл, и они с Эдриком отправились в Маласэт.
Эдрик, проводя большую часть времени в лесу рядом с воспитанниками, иногда возвращался домой убедиться, что с Тиль и Дэнисом, за которыми приглядывала женщина, живущая по соседству, все в порядке. Но было одно обстоятельство, о котором Эдрик умолчал, решив, что Виллу достаточно испытаний. Он никак не мог забыть слезы, катившиеся из-под ресниц Вилла, когда он во сне шептал имя жены, слезы, поразившие Эдрика до глубины души. О том, что он утаил от Вилла, Эдрик хотел рассказать по дороге, но, заметив, как Вилл иной раз крепко стискивает зубы, понял, что верховая езда стоит ему немалых усилий, и решил повременить до Маласэта.
Только когда они добрались до места и шли через двор к дому, Эдрик счел нужным предупредить:
– Лорд Уильям, твой сын не разговаривает.
Вилл замедлил шаг и с удивлением посмотрел на Эдрика. Наставник был мрачен, как грозовая туча.
– Что значит не разговаривает? Его нельзя было заставить закрыть рот ни на минуту!
– А теперь молчит. Все слышит и понимает, но молчит, только плачет. Ни я, ни Тиль не услышали от лорда Дэниса ни словечка. Твои друзья говорили, что он молчал уже в Шервуде, как они ни пытались растормошить его.
Вилл с тяжелым сердцем вошел в дом и сразу отыскал взглядом сына. Дэнис сидел на полу вместе с Тиль, которая пыталась занять внимание мальчика лошадкой, когда-то подаренной Барбарой. Но Дэнис не смотрел на игрушку, упрямо уставившись прямо перед собой. Услышав шаги, он обернулся, увидел Вилла, и его янтарные глаза просияли.
– Отец! – закричал он и, вскочив на ноги, бросился к Виллу.
Тот поймал сына в объятия и, целуя, крепко прижал к груди. Дэнис обвил руками шею Вилла и прильнул к нему. Услышав его голос, Эдрик и Тиль одновременно перекрестились и облегченно вздохнули.
– Ты жив, ты выздоровел! – шептал Дэнис, гладя Вилла по лицу, и, вспомнив о чем-то, настороженно замер: – А крестный? Что с ним?!
