Айлин Вульф
Друзья и недруги. Том 1
– Я никогда не мог долго на тебя сердиться, – Робин с усилием улыбнулся. – Ни в чем не вини себя. Ты подарила мне замечательного сына.
На последнем слове он едва не оговорился. Барбара прикрыла глаза и еле слышно сказала:
– Тогда поцелуй меня. Пожалуйста!
Робин склонился к ней, прикоснулся губами к виску и едва ощутимо потерся лбом о ее волосы. Барбара шепнула – так, что он один расслышал ее слова:
– Помоги Виллу понять себя. Наш мальчик решил закрыть свое сердце от любви. На самом деле он любит, очень сильно любит Лиз, но не желает в том признаваться ни себе, ни ей. Подскажи ему, чтобы он не прозрел слишком поздно для себя и для нее.
Последний тихий вздох – и ее душа покинула тело. Еще раз приложив губы ко лбу Барбары, Робин медленно выпрямился и встретился взглядом с братом.
– Благодарю тебя, – хрипло сказал Вилл. – Ты подарил ей огромное утешение.
После поминальной службы, стоя над только что забросанной землей могилой, Вилл вспоминал каждое слово Барбары, сказанное Робину, которого она приняла за графа Альрика, и его сердце давил гнет тяжелой, глубокой печали. Четыре кратких месяца, потом две встречи, во время которых не прозвучало ни единого слова любви, – и бесконечная тоска. Вилл высоко поднял голову, не позволив пролиться скупым слезам, и задумчиво произнес:
– Да сохранит меня могущественный Один от любви! Отец как-то в шутку сказал, что сердце воина должно быть крепче брони, чтобы уцелеть от одного лишь взгляда слабой женщины. Сейчас я думаю, в его шутке каждое слово было исполнено смысла. Что таит в себе любовь, кроме тоски и печали?
– Бесконечную неизбывную радость, – тихо ответила Элизабет, незаметно от Вилла смахнув слезы, навернувшиеся на глаза после его горьких слов.
– Радость! – повторил Вилл, когда они уходили с кладбища. – Какую радость, Лиззи? Мать столько лет любила моего отца и столько же провела в одиночестве и печали. Мать Робина, леди Луизу, тоже постигла безответная любовь, пусть она и была рядом с отцом до своего последнего дня. Отец и леди Рианнон, сгоравшие на медленном костре взаимной любви из-за невозможности быть вместе. Робин и Мартина. Брат после той истории наглухо запечатал сердце и ни одной из подруг не позволяет заглянуть в свою душу хотя бы краем глаза. А Мартина до сих пор ищет внимания Робина. Да! Ведь еще есть и Мартин, ее муж! Получив в жены нашу красавицу, он стал так несчастлив, как и врагу не пожелаешь. Пожалуй, из всех, кого я знаю, только Джон обрел счастье с Кэтти. Надолго ли?
– Я очень счастлива с тобой, – возразила Элизабет, старательно глотая вспухший в горле комок.
– Правда, малышка? – улыбнулся Вилл и, бросив на жену внимательный взгляд, ласково провел ладонью по ее щеке. – Тогда почему ты плачешь?
Элизабет хотела отговориться, сказать, что причина слез – смерть Барбары, но Вилл избавил ее от необходимости отвечать. Он мягко сжал ее скулы ладонями и губами собрал все слезы с ресниц Элизабет.
Глава одиннадцатая
Гай вновь появился в Локсли только в августе.
– Я ждал тебя раньше, – заметил Робин, поприветствовав гостя.
– Будь моя воля, я бы и приехал намного раньше, – ответил Гай и проницательно посмотрел на Робина. – Но я нарочно выжидал так долго. Хотел, чтобы ты убедился в том, что я умею держать данное слово.
Он спросил у Робина разрешения пробыть в гостях несколько дней. Гость приехал совершенно один, и Робина насторожило такое небезопасное в пути одиночество Гая.
– Ты отправляешься в дорогу без охраны?
– Нет, конечно! – рассмеялся Гай. – Я оставил своих ратников на постоялом дворе в десятке миль отсюда и приказал ждать моего возвращения.
– И они не удивились, что ты куда-то отправился без них, да еще не на один день?
Беззаботное лицо Гая на миг выковалось в жесткую высокомерную маску.
– Моя дружина выполняет мои приказы безоговорочно. Удивление – опасная роскошь для каждого из них, и мои ратники знают об этом.
Вилл, узнав о приезде Гая, из благих побуждений не стал скрашивать брату вечер своим обществом. Скрепя сердце и признав за Гаем умение держать однажды данное слово, Вилл твердо решил хранить покой и безопасность Робина, а своим присутствием он непременно спровоцировал бы Гая на ссору, в которую Робин неизбежно ввязался бы. Поэтому друзья Робина и Вилла, обычно собиравшиеся по вечерам у Робина, в день приезда Гая переместились к Виллу, и Робин с Гаем ужинали вдвоем, не считая Эллен, прислуживавшей им за столом.
Пересев после ужина к камину с кубками вина, Робин и Гай долго разговаривали. Вернее, больше говорил Гай, а Робин слушал, иной раз задавал вопросы, направлявшие беседу на интересовавшие его темы, и думал над тем, что услышал. Но больше всего он думал о самом Гае.
Не то чтобы он не любил его прежде, пока их отцы были живы и еще не впали в лютую вражду. Робин оставался безразличным к Гаю Гисборну, хотя и видел, что тот неустанно пытается сблизиться, ищет дружбы с ним. Но для дружбы у них было мало общего. К тому же Робин замечал, что Гай пытается с ним соперничать в чем бы то ни было: в умении владеть мечом, в верховой езде, в книжных науках. Последнее особенно мало удавалось Гаю. Он не любил книги, не имел способности к языкам, которая отличала Робина, воспринимавшего любую иноземную речь на слух, как птица-пересмешник. Вилл, в отличие от Робина, не тяготел ни к медицине, ни к музыке и посвятил изучению языков ровно столько времени, чтобы знать их, как должно сыну графа. Но различия в склонностях братьев не мешали крепкой дружбе, зародившейся между ними едва ли не с первых дней появления Вилла в Веардруне. Братьев роднила не только отцовская кровь – они были родными в самой своей сути. Кроме Вилла, у Робина были и другие друзья: Реджинальд Невилл, Артур – сын графа Лестера. Но никто из друзей не претендовал на все внимание Робина, не пытался разделять с ним всех его занятий, а Гай отличался именно этим. Всем своим видом он выказывал нетерпимость, если кто-то пытался вступить в его разговор с Робином, принять участие в том, чем они занимались, будь то ратная тренировка или верховая прогулка. Именно это свойство безмерно раздражало Робина. Он принадлежал только себе, Гай же словно пытался связать его, чтобы удерживать рядом с собой.
Теперь к навязчивости добавилась жестокость, думал Робин, вспоминая рассказ Эдрика о сожженных домах должников. Но Робин не торопился расспрашивать Гая, правда ли, что дома подожгли по его приказу. Всему свое время. Он лишь спросил, как Гаю жилось под опекой сэра Рейнолда, и тот охотно рассказывал, наслаждаясь вниманием Робина, которым тем вечером ни с кем не пришлось делиться.
– Не могу сказать, что плохо, не скажу, что хорошо. Сэр Рейнолд, вернувшись из захваченного Веардруна, сразу же забрал меня в Ноттингем, объявил, что я стал его подопечным, и надолго забыл обо мне. Когда же вспоминал, я всегда чувствовал себя помехой в его жизни. Он не держал меня впроголодь, но и досыта я не ел. Обучение чему-либо – об этом пришлось заботиться самому. Его жена леди Бланш жалела меня, давала деньги, чтобы я мог расплатиться с учителями, и помогала находить их. Чтобы не чувствовать себя пустым местом и лишним человеком в Ноттингемском замке, я приналег на ратное дело. Занимался каждый день по многу часов, доводя себя иной раз до изнеможения. Вот так я рос под его опекой – сорной травой, которую не замечают, топчут, а она все равно тянется к солнцу, пробивается и растет. Чуть больше года назад я пришел к сэру Рейнолду сказать, что в его опеке надо мной нет необходимости. Он даже не сразу узнал меня, – рассмеялся Гай, подставляя под кувшин Эллен опустевший кубок. – Вот тогда он пожалел, что не уделял мне должного времени!
Робин понял, что Гай имел в виду. Он воочию представил встречу постаревшего сэра Рейнолда и молодого, крепкого, полного сил будто неожиданно вскормленного волка – Гая Гисборна. Куда сэру Рейнолду было тягаться с Гаем, если тот решил вырваться из-под его опеки! И все же Робину показалось странным, что шериф так легко уступил воспитаннику, которого прежде едва замечал. И не просто уступил, а сделал своей правой рукой в делах Ноттингемшира! Последующие слова Гая разрешили сомнения Робина.
– Конечно, он воспротивился, стал говорить, что я слишком молод, чтобы самостоятельно управлять собственным имуществом. Но у меня в рукаве был припрятан сюрприз для него. Он ведь был опекуном не только над моими землями, но и над всем, что по праву принадлежит тебе. А это огромное богатство, изрядные доходы, пополнявшие его сундуки, пусть большая часть серебра и уходила королю.
– И в чем заключался сюрприз? – спросил Робин, пригубливая кубок.
– В том, что он до сих пор не знает, где находится его подопечная – леди Эдит Рочестер. Когда король, наведавшись в Ноттингем, потребовал, чтобы ему представили наследницу Рочестеров, сэру Рейнолду пришлось выдать за твою сестру собственную дочь, благо девочка того же возраста. Мне достаточно было раскрыть обман сэра Рейнолда, чтобы он лишился не только опеки над твоими владениями, но и собственной головы.
– Именно этим ты и пригрозил ему? – усмехнулся Робин.
– Разумеется. А ты бы не воспользовался такой возможностью добиться своего, если другого способа попросту не было? – ответил Гай, глядя Робину в глаза с легкой тенью вызова.
– На твоем месте воспользовался бы, – спокойно ответил Робин, и Гай с облегчением откинулся на высокую спинку стула.
Слушавшая их разговор из кухни Эллен чуть прикусила губу, размышляя, правду ли сказал Робин. Она знала, что он никогда не лжет, и все же усомнилась в его словах. В то же время, считая шантаж дурным делом, она, с другой стороны, искренно посочувствовала Гаю Гисборну, узнав о его не очень счастливых юношеских годах. К тому же сэр Рейнолд был врагом Робина, а в борьбе с врагом надо ли церемониться в выборе средств?
Пока Эллен пыталась нащупать нравственную опору, Робин негромко добавил:
– Только, Гай, я бы все открыл королю в тот момент, когда Генрих был в Ноттингеме и ему показывали мою мнимую сестру, а не стал бы ждать.
Гай бросил на Робина острый, очень внимательный взгляд и вдруг расхохотался:
– Так меня в те дни услали из Ноттингема, чтобы я сам не попался Генриху на глаза и не оказался в королевских воспитанниках. Как бы я открыл ему обман? Я и узнал-то о его высочайшем визите много позже, со слов самого сэра Рейнолда, который посчитал, что счастливо выкрутился!
Робин принял объяснение и посчитал свой упрек несправедливым. И все же шантаж, к которому прибегнул Гай, ему не понравился. Но прежде чем он успел сказать об этом, Эллен поставила рядом с камином новый кувшин, полный вина, и спросила:
– Могу я идти домой? Кровати вам и сэру Гаю я уже застелила. На дворе сумерки, скоро стемнеет.
– Да, иди, – ответил Робин, бросив взгляд в окно. – С тем, чтобы наполнить опустевшие кубки, мы справимся сами.
– Она не ночует в твоем доме? – спросил Гай, когда за Эллен закрылась дверь.
– Нет, чтобы не бросать тень на свое доброе имя, – сдержанно ответил Робин. – Деревня есть деревня. Пошли бы ненужные толки.
– Разве она девица? – удивился Гай. – По ее годам не скажешь. Сельские девушки обычно идут под венец, будучи куда моложе горожанок!
– Она вдова, – кратко сказал Робин и перевел разговор на другую тему.
Когда они уже собрались расходиться по спальням, Гай спросил:
– Скажи, неужели все твои вечера проходят в одиночестве?
– Нет, конечно, – рассмеялся Робин. – Обычно в моем доме полно народу до полуночи, а смех и голоса не умолкают ни на минуту. Но сегодня все мои друзья, зная, что я принимаю гостя, из учтивости решили не докучать мне своим обществом.
– И напрасно! – воскликнул Гай, отчасти воодушевленный вином, отчасти желая узнать о Робине все, что только возможно. – Я не собираюсь строить из себя напыщенного лорда и чураться тех, с кем водишь дружбу ты. Обязательно пригласи их завтра, пусть все будет, как обычно. Надеюсь, я никому не помешаю! Даже твоему брату, который на дух меня не переносит.
Это еще кто кого не переносит! Но Робину самому было интересно посмотреть, как Гай поведет себя в обществе незнатных людей. Поэтому на следующий вечер в его доме собралась привычная для Робина компания, хотя Вилл и пытался отговорить брата.
– Мало ли в чем он тебя уверил? Ему нужен ты и никто другой! Вот увидишь, он начнет воротить лицо и морщить нос, словно от всех пахнет навозом! Да он только со мной сцепится, как пес, в первую же четверть часа!
Попытка Вилла переубедить Робина потерпела неудачу, а сам Вилл, наблюдая за Гаем весь вечер, понял, что недооценил выдержку гостя. Гай был само дружелюбие, с видимым удовольствием подхватывал разговор, заразительно смеялся над шутками, и друзья Робина, чувствовавшие себя поначалу скованно, оттаяли и расслабились.
Не только Вилл был занят неусыпным наблюдением: Гай сам все время наблюдал за Робином. Он не мог взять в толк, как Робин, выше которого по рождению стояла только правящая династия, мог находить удовольствие в общении с простолюдинами. Что общего у него могло быть с двумя верзилами-кузнецами, отцом и сыном? Или с пивоваром и его отпрыском, развлекавшим компанию игрой на лютне? А мельник? А все остальные? Гай проявил снисходительность только к девушкам и молодым женщинам. Среди них были хорошенькие, и даже очень! Особенно та, к которой, похоже, имел какое-то отношение старший Рочестер. Но, во-первых, она была явно беременна, во-вторых, так смотрела на Вилла, словно брат Робина в ее глазах был не меньше чем божеством. Даже священник – казалось бы, особа, заслуживающая уважения, – и тот показался убогим. И среди этих людей Робин, имевший право на графский титул, прожил годы, да еще не чураясь сельских работ? Это было выше понимания Гая.
Он кое-что уловил из разговоров, и то, что понял, понравилось ему еще меньше. Когда гости Робина, к огромному облегчению Гая, наконец разошлись и он остался с хозяином вдвоем, то сразу спросил, надеясь разрешить возникшие у него сомнения:
– Робин, правильно ли я понял, что ты вместе с братом обучил всех мужчин Локсли владеть мечом, да еще и на собственные деньги снабдил их настоящим оружием?!
– Абсолютно правильно, – хладнокровно подтвердил Робин, улыбаясь одними глазами.
Теперь, когда Гай увидел его друзей, провел в их обществе несколько часов, причем так, что никто не смог бы упрекнуть его в высокомерии, заданный вопрос подсказал Робину, что сейчас он, возможно, увидит иную личину Гая Гисборна. И она, оправдав ожидания Робина, приоткрылась.
– Я не понимаю тебя! – с искренним возмущением сказал Гай. – Зачем ты это сделал? Простолюдин не имеет права тянуть к чистой и светлой стали руку, испачканную землей и сажей. Все, чего он достоин из оружия, – лук и стрелы, но не благородный меч!
– Жители Локсли – вольные люди, – спокойно ответил Робин на едва ли не обвинительную речь Гая. – Что плохого в том, что у них есть оружие, а с ним – и сама возможность защитить себя?
– Защитить от кого, Робин?!
– От любого, кто напал бы на них.
– На то есть законная власть, шериф, его слуги и ратники! – упорствовал Гай.
– О да! – рассмеялся Робин. – И как это я забыл о шерифе?
Гай понял, что привел неудачный довод, и растерянно смолк. Внимательно глядя на него, Робин спросил:
– Скажи, будь ты властителем, кем бы ты хотел править? Народом рабов или воинов?
– Но ведь ты не властитель, Робин, – буркнул Гай, признавая в душе его правоту.
– Нет, конечно, – странно улыбнулся Робин. – Я всего лишь один из воинов.
– Ты граф! – горячо возразил Гай и тут же поправился: – Во всяком случае имеешь все права на графский титул.
– Да, это сильно отличает меня сейчас от остальных жителей Локсли, – уже с откровенной насмешкой ответил Робин.
Гай решил прекратить спор, в котором они все равно не могли прийти к согласию, а ссоры с Робином он не желал. Поэтому он заговорил о другом:
– Женщина с очень светлыми волосами и темными, почти черными глазами, которая явно в тягости, она весь вечер просидела рядом с твоим братом – кто она?
– Жена Вилла, – ответил Робин.
– Из какого она семейства? – полюбопытствовал Гай.
– Из самого простого. Элизабет – дочь йомена.
Гай хотел сказать Робину, что тот очень умно поступил, разрешив брату жениться на простолюдинке. Таким образом, Робин безоговорочно лишил Вилла каких-либо прав на наследство Рочестеров, на которое Вилл мог претендовать как старший, пусть и незаконнорожденный сын графа Хантингтона. Брак с женщиной низкого звания уничтожил для Вилла саму возможность соперничать с Робином. Но по наитию Гай понял, что Робин никогда не простит ему подобного рассуждения. Поэтому он, постаравшись вложить в голос как можно больше сердечности, сказал другое:
– Понимаю Вилла! Очень красивая женщина! Окажись я на его месте, то повел бы ее под венец, махнув рукой на все сословные различия!
Сам-то Гай никогда бы не переступил границу сословий, о чем Робин догадывался, но ему были приятны как лестный отзыв об Элизабет, так и – едва ли не впервые – отсутствие в словах и голосе Гая высокомерия в отношении Вилла.
– А ты? До сих пор не женат и даже ни с кем не помолвлен? – спросил Гай, пытливо взглянув на Робина.
Робин понял, что сэр Рейнолд так же не доверяет Гаю, как и тот шерифу, и Гай ничего не знает о его обручении с дочерью Гилберта Невилла. Возможно, сэр Рейнолд, считая Робина погибшим, попросту забыл об этой помолвке, полагая, что она, в силу смерти Робина, потеряла силу. В любом случае теперь уже Робин сам не понимая почему решил воздержаться от откровенности и умолчать о леди Марианне. Чтобы не лгать прямо, он попросту рассмеялся и развел руками.
– Гай! А как ты думаешь: на ком я здесь мог бы жениться или хотя бы связать себя помолвкой, пребывая в изгнании и безвестности?
Такой ответ был полностью приемлем для Гая, и он с пониманием покивал головой.
Единственным человеком из окружения Робина, кто понравился Гаю, была Эллен. Он приметил ее еще в первый приезд, и тогда и теперь с удовольствием любовался ее миловидным лицом, обрамленным густыми пепельно-русыми волосами, прямыми темными стрелками бровей, большими, чуть удлиненными серо-голубыми глазами, округлым подбородком. Особенно притягательными для его взгляда были ее мягкие чувственные губы. Кожа цвета свежих сливок, стройная шея, высокая полная грудь, тонкий стан, переходивший в крутые бедра, крепкие ноги, угадывавшиеся под подолом платья, – все заставляло его испытывать сильное телесное томление. Гай никак не мог понять, почему Робин, имея под рукой такую красотку, до сих пор не сделал ее своей любовницей. Ведь не аскетом же он жил все эти годы. Но, возможно, его постель грела другая женщина – это дело Робина. Гая же вполне устраивало, что приглянувшаяся ему простолюдинка довольствуется скромным местом служанки в доме своего лорда. От него не укрылись взгляды, которые Эллен украдкой бросала на Робина, но Гай ни разу не заметил, чтобы Робин ответил хотя бы на один такой взгляд. Его обращение с Эллен не выходило за рамки дружелюбной учтивости, и в голосе ни разу не прозвучали особенные нотки, которые могли навести Гая на мысль, что Эллен значит для Робина больше, чем просто служанка.
Молодой и здоровый мужчина, Гай давно решил обзавестись любовницей. Вступать в брак он пока не стремился, да и ни одна знатная девица до сих пор не привлекла его ни красотой, ни приданым. К тому же он искренно считал брак несовместимым с любовными утехами. Вечно беременная жена – какая от нее радость в постели? Нельзя забывать и о традициях, которые предписывали супруге знатного лорда благопристойность. Он и сам не стал бы воплощать с женой свои прихоти, а преступи она границу приличий, приструнил бы ее раньше исповедника.
Любовница – иное дело. С ней можно обходиться без церемоний, не то что со знатной дамой. Разумеется, ее нельзя выставлять напоказ, как это делают иные невежи, но держать при себе можно. По мнению Гая, Эллен была достаточно хороша, чтобы стать его любовницей и переехать из убогого селения в его замок. На нее придется потратиться, но она стоит того. Если бы только Робин придерживался обычного поведения знатного лорда! Тогда Гай поговорил бы с ним и увез Эллен с собой уже завтра, не спрашивая, а что же она думает о таком решении ее судьбы. Но Гай прекрасно отдавал себе отчет в том, что Робин может оскорбиться подобным разговором. Отказался же он отправить Эллен в постель гостя в первый приезд Гая. Тоже считает ее равной себе и свободной в своих поступках! Значит, ему нужно получить согласие самой Эллен. Осталось продумать, как его добиться, и Гай решал эту задачу половину ночи. Ему доставляли удовольствие и поиск решения, и предвкушение победы.
Эллен тоже заметила упорный взгляд, который гость то и дело устремлял на нее, неспешно скользя глазами по ее фигуре так, словно раздевал догола. Но она старалась не обращать внимания на взгляды Гая, и более того – не бояться ни этих взглядов, ни его самого.
А бояться следовало, или по крайней мере быть настороже, пока гость пребывал в Локсли и даже если покинул селение. Эту истину Эллен познала на себе, когда утром Гай уехал из Локсли, а она тем же днем, возвращаясь из леса, куда ходила за травами, решила искупаться в лесном озере. Поднявшееся солнце палило знойными лучами, места были безлюдные, и Эллен надумала освежиться озерной водой. Зная, что ее никто не увидит, она отважилась искупаться нагой, не оставив на себе сорочку, как обычно купались сельские девушки.
Она долго плавала, наслаждаясь прохладой, а когда устала и повернула к берегу, увидела Гая. Он сидел на траве, вольготно откинувшись на локоть и вытянув ноги, и не сводил с купальщицы глаз. Эллен вмиг оробела и в придачу заметила, что локтем он приминает ее одежду. Эллен нащупала ногами дно и замерла, не зная, что делать.
– Долго ли ты собираешься стоять там? – улыбнулся Гай.
– Сэр Гай, ради всего святого, позвольте мне выйти из воды и одеться! – взмолилась Эллен, у которой зубы начали постукивать от холода.
Она не могла понять, откуда он взялся. Ведь Эллен собственными глазами видела, как он поутру распростился с Робином.
Гай рассмеялся, но не сдвинулся с места. Он выслеживал Эллен всю первую половину дня, и вдруг она сама предоставила ему такой удачный случай воплотить в жизнь то, что он ночью надумал, причем, как он полагал, к ее же благу.
– Разве я тебе запрещаю? Смотри, ты уже посинела и покрылась пупырышками – так замерзла! Выходи, если не хочешь простудиться до смерти.
– Но моя одежда! Вы сидите рядом с ней!
– И что? Ты и дальше будешь смущаться, как невинная девица? Я могу просидеть здесь до вечера, а вот ты в воде – едва ли!
Устав препираться и озябнув до дрожи, Эллен тихо спросила:
– Сэр Гай, чего вы добиваетесь?
Он улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой:
– А ты сама не понимаешь? Ты не показалась мне глупой.
– Зачем вам понадобилась именно я? – упорствовала Эллен. – Разве мало на свете женщин?
– Много, – с той же улыбкой подтвердил Гай, – но хочу я тебя. Мы здесь одни, и помощи тебе ждать неоткуда. Ты все равно выйдешь на берег: я никуда не спешу! По доброй воле или силой, я получу тебя, а как – решай сама.
– Я обо всем расскажу лорду Робину! – сказала Эллен, прибегнув к этой угрозе как к последнему спасению.
Но Гай, не сводя с нее насмешливых глаз, покачал головой:
– Не думаю, что расскажешь. Он разгневается на меня, а у него нет возможности дать выход гневу. Если же даст, мы с ним впадем во вражду, а она не на пользу именно ему, а не мне. Хватит спорить! Выходи.
Он перестал улыбаться и требовательно протянул в ее сторону руку. Чувствуя себя зверем, загнанным в западню, Эллен медленно вышла из воды. По его прищуренным глазам она поняла, что он не торопясь, ни упуская ни одной мелочи, разглядывает ее. И, судя по выражению его лица, он был более чем доволен тем, что открылось его глазам. Она еще надеялась, отчаянно надеялась, что кто-нибудь каким-то чудом окажется поблизости и спасет ее. Но Гай уже поймал ее за руку, с силой потянул к себе, заставив упасть на колени. В следующее мгновение она вдруг увидела перед лицом собственную сорочку, которую он подал ей.
– А платье? – спросила Эллен, в одно мгновение облачившись в сорочку.
– С ним подождем, – с улыбкой ответил Гай и снова взял Эллен за руку. – Я хочу поговорить с тобой, а если отдам платье, ты тут же убежишь.
Он еще раз окинул долгим пристальным взглядом Эллен, дрожавшую в облепившей ее, насквозь промокшей сорочке, и неожиданно ласковым, но очень хозяйским жестом отвел прядь густых светло-русых волос от ее лица.
– Прости, что я испугал тебя, – услышала она. – Конечно, я не учинил бы над тобой насилия. Знатная дама или простолюдинка – любая из женщин делит со мной ложе по доброй воле, и только так, Эллен.
– Тогда позвольте мне взять платье! – осмелилась попросить Эллен, но Гай властно сжал ее запястье.
– Не раньше, чем я договорю. Расскажи о себе. Во сколько лет ты вышла замуж, когда овдовела, есть ли у тебя ухажер с честными намерениями?
Эллен очень кратко ответила на вопросы, но и такие немногословные ответы полностью удовлетворили любопытство Гая. Он самую малость расслабился и сказал:
– Коль так, я спокойно могу перейти к делу, ради которого искал тебя, – и, встретив вопросительный взгляд Эллен, охотно пояснил: – Ты очень хороша собой, у тебя красивое имя. Ты мне понравилась, Эллен. Я предлагаю тебе уехать со мной.
– Куда?! – только и смогла вымолвить ошеломленная Эллен, не заметив, как он бросил короткий вспыхнувший взгляд на ее грудь, которая под мокрой тканью сорочки казалась полностью обнаженной.
– В мой замок, а когда я пребываю в Ноттингеме, сопровождать меня там. Кто ты в Локсли? Просто служанка. Примешь мое предложение, и у тебя появятся собственные слуги. Тебе даже не придется самой расчесывать волосы – твои великолепные, густые, светлые волосы! Ты станешь одеваться в шелка, в ткани из тонкой шерсти и даже в бархат. У тебя будут украшения из серебра и золота с драгоценными камнями, собственные покои в моем замке, уютные, просторные и роскошно убранные! Твоим занятием останется рукоделие, и то если ты пожелаешь им заниматься. А если ты понесешь от меня, ни тебе, ни нашему дитя никогда и ни в чем не придется нуждаться.
– Вы предлагаете мне стать вашей девкой? – придя в себя, усмехнулась Эллен.
– Любовницей, – уточнил Гай, не смутившись ее усмешкой. – Ты ведь понимаешь, что моей законной супругой тебе никогда не стать.
– Но однажды вы вступите в брак, и что тогда? – спросила она не столько, чтобы узнать его намерения, сколько из привычки к словесным поединкам, к которым приучил ее Робин.
Это было ошибкой, как и то, что она слишком близко сидела возле Гая. Она не заметила своей ошибки, но Гай заметил. Осторожно, чтобы не спугнуть Эллен, он обнял ее и, склонив лицо к ее лицу, тихо шепнул:
– Для тебя ничего изменится. Ты будешь по-прежнему окружена уважением и почетом. Если моя супруга попытается возразить, ее протест станет первым и последним.
– Сэр Гай, почему я? На свете есть много привлекательных женщин! – повторила Эллен, пытаясь отстраниться, но он не позволил, улыбнувшись в ответ.
– И так же много привлекательных мужчин. Кто скажет, почему вдруг двое из них становятся друг другу близки? Эллен, я уже обо всем догадался: ты влюблена в лорда Робина, но ему нет до тебя дела. А вот мне ты нравишься, очень, а теперь, когда я всю тебя разглядел, нравишься сильнее, чем прежде.
Она слишком поздно заметила, как его пальцы невесомо и очень медленно собирают подол ее мокрой сорочки к бедрам, словно Гай боялся сам промокнуть, как он уже расстегнул пряжку пояса и застежки штанов. Одно быстрое сильное движение, и он усадил ее на себя. Почувствовав глубоко внутри себя его плоть, Эллен пришла в ужас. Она попыталась вырваться, но он был начеку и перехватил ее рывок.
– Ну-ну! Что не так? – услышала она у самого уха его шепот. – Ты такая тугая, словно все еще девственна! Обладать тобой – верх удовольствия!
Если бы он был грубым, ее не охватил бы такой нестерпимый стыд, но Гай вел себя неторопливо и нежно, словно смаковал лакомое блюдо.
– Не будь такой напряженной! – шептал он, припав губами к шее Эллен. – Влага внутри тебя подсказывает мне, что тебе не так плохо, как ты пытаешься показать.
Посмотрев в ее испуганные, замершие глаза, он улыбнулся с сознанием собственного превосходства:
– Не веришь? Убедись сама!
Продолжая крепко удерживать Эллен одной рукой, другой он провел вверх по ее бедру, и она вздрогнула от вкрадчивого прикосновения его пальцев.
– Сэр Гай, прошу вас, перестаньте! – взмолилась Эллен, затрепетав от изощренной ласки.
– Перестать? Почему? Тебе же нравится то, что я сейчас делаю, – усмехнулся Гай и, подняв руку к лицу Эллен, теми же пальцами накрыл ее приоткрытые губы. – Чувствуешь, как они влажны? Это сок твоего тела, Эллен. Значит, тебе по нраву то, чем мы занимаемся. Ты и дальше намерена строить из себя скромницу?
Неожиданным резким движением Гай разорвал сорочку Эллен, обнажив ее до пупка. Она вскрикнула, попыталась набросить на плечи спавшую с нее ткань, но он поймал ее руки и тихо рассмеялся:
– Чего уж теперь прикрываться и сгорать от стыда? Не жалей о ней! Я куплю тебе десяток, и не таких, а из лучшего полотна!
Сжав ладонями ее груди, он нырнул лицом в сотворенную им ложбинку.
– Твоя кожа нежнее шелка, свежа от озерной воды, – услышала Эллен, не понимая, как оттолкнуть его, когда он так ласков, утратив обычную надменность, а его губы всосались в ее грудь, уподобившись губам младенца.
Вспомнив сочувствие, которое охватило ее, когда она слушала рассказ Гая о годах, проведенных под равнодушным приглядом сэра Рейнолда, Эллен сейчас вновь испытала схожее чувство и осторожно положила ладони ему на шею, коснулась волос. Он вскинул голову, посмотрел ей в глаза темными ореховыми глазами и жадным поцелуем впился в ее губы. Не понимая, как такое возможно и что это происходит с ней, она ответила на поцелуй, и Гай, глухо вскрикнув, участил движения, с удовлетворением наблюдая, как ее тело наконец-то стало покорным, задвигалось в такт.
Воспользовавшись ее полной расслабленностью, Гай ловко перекатил Эллен на спину, вдавив в песок. Эллен, полностью отдавшись собственным ощущениям, даже не заметила этого. Но и Гай повременил воспользоваться достигнутым преимуществом, заставил себя не спешить. Он хотел накрепко привязать Эллен к себе – пока телом, а для сердца наступит свой час. Он разглядел ее обнаженной, и она оправдала его ожидания, оказалась складной и миловидной, как он и предполагал. Теперь он хотел узнать, насколько она пылкая и чувственная.
