Айлин Вульф
Друзья и недруги. Том 1
– Прекрати реветь! – приказал он, усаживая Тиль на коня.
– Если бы твоя дочь не отыскала меня, ты так бы и уехал, не сказав мне ни слова? – тихо спросил Робин.
Эдрик тяжело вздохнул, отдал поводья Тиль и повернулся к Робину.
– Нет, милорд. Я непременно спросил бы вашего позволения.
– Ты столько лет был рядом со мной, – тем же негромким голосом говорил Робин, не сводя с Эдрика потемневших глаз, – я помню тебя столько же, сколько помнил отца и мать. Ты учил меня всему, что умеешь сам, сражался рядом со мной в Веардруне, спас от гибели, а теперь решил оставить меня?
Эдрик болезненно поморщился, словно каждое слово Робина вонзалось острым шипом ему в сердце. Но когда он заговорил, его голос был твердым.
– Милорд, в чем я провинился перед вами? Ваш брат – бастард. Если его мать не постыдилась лечь в постель графа Альрика, то почему я должен стыдиться, называя вещи своими именами? Вы приняли решение, с которым я не согласен, не соглашусь никогда! Но мое суждение вам больше не важно. Так зачем я вам нужен?
Клэренс, которая слушала Эдрика, стоя возле Робина, горестно всплеснула руками.
– Да как же ты оставишь нас?! Не уезжай!
Эдрик вздохнул еще тяжелее, подхватил Клэренс на руки и грустно сказал:
– Увы, леди Клэр! Ваш брат и мой лорд стал взрослым и больше не нуждается в моей заботе.
Услышав в его словах явственный упрек, Робин крепко сжал губы. Эдрик поставил Клэренс на ноги и, упрямо глядя мимо Робина, спросил:
– Так что же, ваша светлость? Вы даете мне позволение уехать?
Робин долго молчал, так долго, что Эдрик покосился на него с надеждой. Он ждал, что воспитанник попросит его остаться, но Робин, глубоко вздохнув, сказал:
– Если ты нуждаешься в моем позволении, считай, что ты его получил.
Взгляд Эдрика выразил глубочайшее огорчение, но лицо тут же приняло замкнутое и отчужденное выражение.
– Благодарю вас, – ответил он, вскочил на коня и, вновь посмотрев на Робина, не выдержал: – Одно лишь, лорд Робин! Не оставляйте ратных занятий сами и не позволяйте лорду Виллу. И помните все, что я вам говорил: вы слишком безудержны в атаке! Уделяйте должное внимание защите.
Робин молча покивал головой. Эдрик кольнул шпорами бока лошади, дернул за повод навьюченного коня и медленно выехал со двора на улицу. Робин провожал его долгим взглядом, пока наставник с дочерью не скрылись из виду.
– Это все Вилл! – вывел его из горькой задумчивости возмущенный вопль Клэренс. – Если бы не его упрямство, Эдрик и Тиль не покинули бы нас. За что ты его так любишь? Я ненавижу Вилла!
– Клэр! – голос Робина прозвучал резко, как удар хлыста. Опустив гневные глаза на сестру, Робин сказал: – Вилл тебе такой же брат, как и я. Ты не смеешь говорить в таком тоне и так отзываться о брате!
Клэренс, не выдержав пристального взгляда Робина, опустила глаза, но весь ее вид выражал сплошное упрямство.
– Клэр? – снова прозвучал голос Робина, теперь уже требовательно.
– Все равно я люблю тебя, а не Вилла, – строптиво ответила Клэренс, подняла голову, встретилась с братом глазами и, сдаваясь под безмолвным нажимом Робина, очень нехотя пообещала: – Я не стану впредь дурно отзываться о нем.
– Вот и славно! – рассмеялся Робин, прекратив терзать сестру строгим взглядом.
– Милорд, – услышал он за спиной негромкий голос Эллен, – если хотите, я побуду дома с леди Клэр, а вы возвращайтесь на свадебный обед.
– Ты все это время была здесь? – понял Робин и оглянулся на Эллен.
– Да, лорд Робин. Я вернулась вместе с леди Клэр. Мы обе испугались, не случилось ли чего плохого, – ответила Эллен.
Робин невесело усмехнулся.
– Как видишь, все только хорошее. Я побуду с сестрой, а вот ты возвращайся. Не каждый день лучшая подруга выходит замуж. Только Виллу не рассказывай, чему была свидетельницей. Не надо и ему портить праздник.
Эллен сделала так, как сказал Робин, и, когда Вилл спросил, где брат, отговорилась тем, что Робин завтра сам все расскажет. Но ей не удалось ввести его в заблуждение даже в малости.
– Что, Эдрик уехал? – спросил Вилл, впившись взглядом в лицо Эллен, и, заметив, как дрогнули ее глаза, понял, что не ошибся. – И Робин сильно расстроен его отъездом!
– Очень сильно, раз не нашел в себе сил вернуться, – ответила Эллен и украдкой посмотрела на Элизабет. – Он не хотел, чтобы и ты огорчался, Вилл. Поэтому не думай об Эдрике, выполни желание брата.
Вилл усмехнулся и в сердцах сказал про себя несколько крепких слов в адрес упрямого наставника.
Оставшись с сестрой вдвоем, Робин вместе с ней поднялся в свою комнату и, сев на кровать, устало привалился к стене. Клэренс немедленно забралась к нему на колени, обвила руками стан брата и прильнула головой к его груди. Робин обнял сестру и положил подбородок на ее белокурую макушку.
– Робин, мне страшно! – прошептала Клэренс, прижимаясь к нему как можно теснее.
– Чего ты боишься, малышка? – ласково спросил Робин, накрыв ладонью ее затылок.
– Отец погиб, теперь Эдрик уехал. Мы остались совсем одни! – горестно вздохнула Клэренс.
Робин ненадолго задумался, как ему ответить сестре, чтобы мир для нее вновь стал безоблачным и ясным, каким и должен быть у детей.
– Однажды родители уходят, Клэр, – тихо сказал он, – как бы мы ни любили их. Таков уж закон природы, и нам его не изменить. Мне тоже жаль, что Эдрик уехал. Но мы еще увидимся с ним, и не один раз, я уверен в этом. И бояться тебе совершенно нечего! Рядом с тобой два старших брата – Вилл и я. Мы сумеем тебя защитить от любой напасти, сестренка.
Девочка долго сидела не шевелясь, и Робин подумал, что она уснула, как Клэренс вдруг шумно засопела и проворчала:
– Вот ты говорил, я не должна сердиться на Вилла. Но если бы он не надумал жениться, Эдрик не рассердился бы на него и на тебя и не уехал от нас. Так как же мне после этого относиться к Виллу с любовью?
В душе Клэренс побаивалась, что любимый брат снова рассердится на нее из-за нелюбимого. Но Робин рассмеялся и усадил ее так, чтобы они могли смотреть друг на друга.
– Скажи, тебе нравится Элизабет? – спросил он.
Обстоятельно подумав, Клэренс важно склонила голову.
– Да, Лиз я люблю. Она красивая, добрая и хорошая.
– Значит, ты не хочешь, чтобы она плакала?
– Конечно нет! – воскликнула Клэренс и посмотрела на Робина с укором: как он только мог подумать, что она желает Элизабет слез?
– А если бы Вилл не женился сегодня на Элизабет, она бы стала плакать так горько, что даже могла умереть, – мягким тоном продолжил Робин. – Эдрик не хотел, чтобы Вилл взял ее в жены. А я, разбирая их спор, должен был выбрать для Элизабет что-то одно: счастье и жизнь или горе и смерть. Как бы ты поступила на моем месте?
– Разумеется, я бы выбрала для нее счастье и жизнь! – уверенно ответила Клэренс.
– Значит, мы с тобой думаем одинаково, – улыбнулся Робин, – поскольку я сделал такой же выбор.
– Да, но тогда почему Эдрик обиделся на тебя? – секунду подумав, спросила Клэренс. – Ведь не может быть, чтобы он хотел для Элизабет горя и смерти! Эдрик добрый, Робин!
– Несомненно, добрый, – подтвердил Робин. – А еще он чтит обычаи – и так сильно, что иной раз не видит за ними людей. Вилл – наш брат, а Элизабет – дочь простого человека, и Эдрику не понравилось, что они станут мужем и женой. Он считает, что Вилл мог жениться только на девушке благородного происхождения. Я его в этом не поддержал, и он на меня рассердился.
– А разве Эдрик не прав? – спросила Клэренс, внимательно глядя на брата и выстраивая в голове основы мироздания из его слов Робина и собственного осмысления того, что он говорил. – Ведь лорды не женятся на девушках низкого звания, а знатные леди не выходят замуж за простолюдинов.
– Эдрик прав, но он забыл, что из любого правила бывают исключения, – терпеливо объяснял Робин. – Благородство не только в имени, которое ты получил по праву рождения, но и в чистоте души, щедрости сердца и твердости духа. Хорошо, когда свойства человека и имя совпадают. Вот как было с нашим отцом. А что делать, если суть человека благородна, а имя нет?
– Что? – жадно спросила Клэренс, доверчиво глядя на Робина.
– Тогда надо смотреть на суть, а не на имя.
– Почему?
– Потому что она определяет все поступки. Те, кто убил нашего отца, принадлежат к знати, но разве их можно назвать благородными?
Клэренс яростно помотала головой, отрицая саму возможность признать хоть каплю благородства в тех, кто лишил ее горячо любимого отца.
– Ну вот ты сама и ответила на свои вопросы, – рассмеялся Робин.
– Но почему Эдрик считает иначе?! – теперь уже с удивлением спросила Клэренс. – Он же любил нашего отца, ненавидит его убийц, значит, должен думать так же, как ты.
– Мы с Эдриком по-разному смотрим на мир, – с грустью ответил Робин, – и никто из людей не думает одинаково, Клэр. Но я признаю за Эдриком право думать иначе, а он за мной такого же права признать не желает.
– Почему? – с упорством допытывалась Клэренс.
– Когда-нибудь сама его спросишь об этом. Я не могу тебе ответить за него, потому что я не он.
Удовольствовавшись полученными объяснениями, Клэренс снова прильнула к Робину и незаметно для себя уснула. Убедившись, что сестра крепко спит, он взял ее на руки, отнес в спальню, которую прежде Клэренс делила с Тиль, и уложил в постель. Чувствуя себя очень уставшим, Робин и сам лег спать.
Эллен вернулась, когда новобрачных проводили в спальню. В доме было темно и тихо. Она заглянула в комнату Клэренс, увидела, что девочка спит, свернувшись клубком под одеялом, и поднялась в свою спальню, как вдруг услышала из-за двери комнаты Робина громкий голос. Удивленная, что у него кто-то есть в такой поздний час, даже подумав, не вернулся ли Эдрик, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
В комнате никого не было, кроме Робина, который лежал на кровати и во сне что-то быстро и горячо говорил на незнакомом Эллен языке. Она несколько раз услышала имя Эдрика. Оборвав себя на полуслове, Робин скрипнул зубами и заметался по постели. Эллен на цыпочках вошла в комнату, поставила на стол подсвечник с горящей свечой и, дождавшись, когда Робин затихнет, осторожно присела на край кровати, не сводя глаз с его лица. Оно было влажным от пота, и даже волосы надо лбом взмокли и слиплись.
Эллен долго смотрела на него, и ее сердце сжалось от сострадания. Он был не просто расстроен отъездом Эдрика, а переживал разрыв так глубоко, что и во сне пытался убедить наставника в своей правоте. Эллен внезапно рассердилась на Эдрика, сочтя его поступок жестоким. Она же видела, Эдрик и сам не хотел уезжать, но жаждал, чтобы именно Робин попросил его остаться, а когда не дождался, не смог переломить гордость. Кому от этого стало лучше? Эллен была уверена, что Эдрик наказал не только Робина, но и себя самого.
Робин вновь что-то зашептал, и Эллен, очнувшись от мыслей об Эдрике, подумала о самом Робине. Она впервые поняла, как на самом деле нелегко давалась ему жизнь в Локсли. Все очень быстро свыклись с тем, что молодой граф Хантингтон живет в селении как простой йомен. Свыклись и почти забыли о его прежнем высоком положении. Легкость Робина в обращении, его дружелюбие, улыбка, не исчезавшая с лица, всех ввели в заблуждение. Скорее всего, Робин сам к этому стремился и всячески способствовал тому, чтобы жители Локсли не видели грани, отделявшей их от него. Но сам-то он ничего не забыл: ни гибели отца, ни утраты владений, ни жестокого разочарования в короле, закрывшего глаза на расправу со всем родом Рочестеров. Не забыл, но никому не позволял увидеть, что происходит в его душе. Подивившись его стальной выдержке, сочувствуя его утратам, Эллен ласковым движением отбросила волосы со лба Робина.
Сильные пальцы молниеносно поймали ее запястье и намертво прижали к кровати. Ресницы Робина взметнулись, открыв темную синь глаз.
– Кто здесь? – резко спросил он хриплым со сна голосом.
– Это я, милорд! – поспешила успокоить его Эллен, невольно морщась от боли.
– Эллен? Что ты здесь делаешь? – заметив, как кривятся ее губы, Робин бросил взгляд на ее запястье и разжал пальцы. – Извини!
– Пустое! – улыбнулась Эллен, подув на горевшую огнем руку. – Вы разговаривали во сне. Я услышала ваш голос и подумала, что вам что-нибудь надо.
Робин безмолвным кивком принял ее объяснения и, взяв ее руку в свою, поднес к глазам.
– Синяки останутся, – вздохнул он. – Еще раз извини.
Осторожно высвободив руку, она посмотрела на скомканную постель и сказала:
– Поднимитесь, милорд. Я поменяю простыню – эта вымокла от пота насквозь.
Робин рывком встал с кровати, одновременно замотав простыню вокруг бедер. Подойдя к столу, он налил в кубок воды и стал жадно пить большими глотками. Эллен тем временем перестелила постель.
– Все готово.
Не оборачиваясь, Робин молча кивнул. Она подошла к столу, чтобы забрать подсвечник, и в глаза ей бросился узкий короткий шрам на его плече. След, оставшийся от раны, которую она сама и лечила. Эллен осторожно дотронулась до шрама и тихо спросила:
– Уже совсем не болит, милорд?
Молчание, тяжесть и тепло его ладони, которая легла поверх ее руки и прижала ее к его плечу, сгустившаяся темнота в пристальных, слегка прищуренных глазах, в глубине которых отражался дрожащий огонек свечи. Так они стояли, глядя друг другу в лицо, пока Робин не отнял ладонь.
– Полагаю, тебе надо уйти, – услышала Эллен его ровный и слишком спокойный голос, – и чем быстрее, тем лучше.
– Почему? – не поняла она.
По его губам скользнула невыразимо притягательная улыбка.
– Потому что у меня слишком давно не было женщины и тебе небезопасно оставаться со мной наедине.
Услышав откровенное признание, Эллен судорожно глотнула и осмелилась вновь заглянуть Робину в глаза. Ее обожгло темным глубинным пламенем, полыхнувшим в его глазах. Вспомнив о том, что когда-то была замужем и как можно даровать мужчине исцеление от душевных ран, – а она хотела избавить его хотя бы от частицы боли, гнездившейся в его сердце, – Эллен решилась.
– Тогда почему вы меня гоните, милорд? Я вдова, мой муж умер почти два года назад. Мы могли бы утешить друг друга.
Он замер, его глаза прищурились еще больше.
– Ты действительно хотела бы этого?
Эллен отважно кивнула, не сводя с него глаз. Робин улыбнулся, в его глазах заиграли золотые искорки. Обняв ее, он притянул Эллен к себе и, прикасаясь губами к ее губам, прошептал:
– Тогда останься со мной.
Его шепот заворожил ее, темная синева глаз затягивала, словно омут. Эллен не заметила, как быстро и ловко он освободил ее от одежды, расплел косу и разбросал волосы по плечам. Отстранив ее от себя, но продолжая держать в объятиях, Робин окинул Эллен быстрым внимательным взглядом и тихо сказал:
– Ты красивая, Нелли! Очень красивая!
– О милорд! – смущенно прошептала Эллен, краснея под его пристальным взглядом.
Она никогда не считала себя красавицей, но сейчас уверилась в обратном, видя свое отражение в глазах Робина. Он рассмеялся, заметив ее смущение, и, чтобы она чувствовала себя с ним на равных, сбросил с себя простыню, представ перед ней в совершенной наготе.
– Вы тоже очень красивы! – прошептала Эллен, украдкой окинув взглядом его великолепно сложенное тело.
– Назови меня по имени! – потребовал он, мягко сжав ладонями ее скулы, и заставил Эллен смотреть ему прямо в глаза.
– Робин, – послушно повторила она, вновь зачарованная синевой его глаз.
Он неожиданно легко подхватил ее на руки и отнес на кровать. Она была уверена, что он сейчас же удовлетворит свое желание: ведь его воздержание длилось больше года. Поэтому, когда Робин лег рядом с ней, Эллен поспешно вытянулась на постели, раздвинула ноги, прикрыла глаза и замерла в ожидании. Но ничего не произошло. Услышав негромкий смешок, Эллен открыла глаза и столкнулась с откровенно смеющимся взглядом Робина.
– Нелли, а что это ты сейчас такое сделала? – с неподдельным интересом спросил он, не пряча улыбки. – Мы должны вначале совершить жертвоприношение?
Эллен залилась густым румянцем, и Робин, не дав ей смутиться до слез, обнял ее и заставил лечь на бок лицом к нему. Кончики его пальцев заскользили по ее лбу.
– Скажи-ка мне правду: ты действительно была замужем?
– Да, – насупилась Эллен, – целую половину года.
– Огромный срок для замужества! – рассмеялся Робин. – Как молод был твой покойный муж? Твой сверстник или взрослый мужчина?
– Скорее пожилой, чем взрослый, – ответила Эллен, не понимая смысла его вопросов. – Ему шло к шестидесяти, когда он утонул.
Она подумала, что теперь он спросит о причине, по которой она в четырнадцать лет вышла замуж за человека вчетверо старше нее, и приготовилась рассказать всю историю своего брака. Но Робин не стал больше ни о чем спрашивать. Улыбнувшись, он поцеловал Эллен в висок, в краешек рта и шепнул:
– Я узнал, что хотел узнать, и теперь все понял.
– Что же? – спросила Эллен.
Он не ответил, рассмеялся легким негромким смехом и привлек ее к себе. Казалось, он начисто позабыл о собственных желаниях и целовал ее неспешно и нежно. Его руки скользили по ее телу, сначала едва прикасаясь, потом настойчивее, пробуждая в ней неведомые до сих пор ощущения, стирая из памяти воспоминания о том, как это происходило с мужем. Она сама не заметила, как начала поддаваться его ладоням, льнуть к нему, отвечая на поцелуи жарче и жарче. Ее глаза неотрывно смотрели в его глаза – очень внимательные, потемневшие до синевы вечернего неба, чуть затененные длинными, черными как смоль ресницами.
– Нет, Нелли! – прошептал он, когда она хотела закрыть глаза, и Эллен не посмела ослушаться. – Твой взгляд подсказывает мне, что я должен делать.
Она не знала, что он видит в ее глазах, но совсем скоро уже не просто льнула к нему, а изгибалась всем телом, лишь бы чувствовать тепло его кожи каждой частичкой своего существа.
– Я больше не могу! – вырвался из ее груди тихий жалобный стон. – Пожалуйста! Прошу тебя!
По его губам пробежала улыбка, пленившая ее сердце, и он с той же нежностью, с которой ласкал Эллен, обнял ее и накрыл собой. С ее губ слетел возглас неподдельного облегчения, она тесно приникла к нему и обвила руками его плечи.
– Тихо, Нелли, тихо, – прошептал Робин. – Не торопи меня, не то я утрачу власть над собой.
– Это плохо? – одними губами спросила Эллен.
– Для меня – нет, – ответил он, проводя кончиком языка по вдруг пересохшим губам. – Но женщина должна первой получать утешение.
Его размеренные глубокие движения зародили внутри ее тела подобие волн, набегавших на берег: сначала едва ощутимых, а потом становившихся все сильнее и сильнее. Она не слышала, как стала отзываться на них тихими стонами. То, что он творил с ней, было одновременно и сладостно, и невыносимо. И вот уже ее бедра взлетали навстречу ему, раскрываясь так, чтобы принять его полностью. Эллен выгнулась, часто дыша, застонала громче, вскрикнула. Он поймал губами ее возглас и только тогда дал себе волю. Его руки сковали ее стальным кольцом, накрепко прижав всю ее к его телу. Несколько резких, порывистых движений, и он замер. Она услышала сдавленный рык, прокатившийся по его горлу. А потом его тело обмякло, и он стал клониться над ней, пока не упал головой в ее волосы, разметавшиеся по постели.
Некоторое время оба молчали, слыша одинаково учащенное дыхание друг друга. Повернув голову, Робин прикоснулся губами к виску Эллен.
– Я успел позабыть, как это хорошо! Спасибо тебе, Нелли!
– Это я должна благодарить тебя, – ответила Эллен, скользя губами по его руке. – Если ты забыл, то я впервые узнала!
– Об этом я догадался! – усмехнулся Робин и, приоткрыв глаза, посмотрел на нее ласковым насмешливым взглядом. – Предложила себя, потому что пожалела меня? Так, Нелли?
Она смущенно опустила глаза, и Робин не смог сдержать смеха.
– Нелли, впредь никогда и ни в чем не притворяйся. Все равно выдашь себя. Шепни-ка мне на ухо, как обстоят дела с твоим лунным циклом?
– Зачем? – покраснела Эллен, но, подчинившись его взгляду, – а кто бы смог ему воспротивиться? – сделала то, о чем он просил.
Выслушав ответ, Робин на миг помрачнел и досадливо дернул уголком рта.
– Надо было прежде спрашивать, – укорил он сам себя, на секунду задумался и небрежно махнул рукой. – Ладно, все равно не смог бы сдержаться. Завтра приготовлю для тебя отвар, и ты его выпьешь.
– Какой отвар? – спросила Эллен.
Он не ответил, но по его взгляду она и сама догадалась. Не услышав от нее согласия, он выразительно поднял бровь, и Эллен вдруг подумалось, что если она откажется, он способен силой влить ей в горло снадобье.
– Силу применять не буду, – хмыкнул Робин, словно прочитал по лицу Эллен все ее мысли, – но выпить заставлю. Поэтому соглашайся, чтобы мне не ломать твою волю.
Она покорно кивнула, и он улыбнулся ей с лаской, вернувшейся на его лицо и в темную синь глаз.
– Опасаешься зачатия? – спросила Эллен.
– Да, и хочу его избежать, – ответил он, ложась на спину и привлекая Эллен к себе так, чтобы она устроилась головой на его плече. – Право на детей от меня будет иметь только моя жена. Я дал себе слово, что у меня не будет бастардов.
Эллен догадалась, с кем связано это слово, и возразила:
– Вилл должен быть благодарен судьбе за такого отца, как покойный граф Альрик, и такого брата, как ты.
Рука Робина, покойно лежавшая поверх ее груди, налилась силой и окаменела.
– Вилл, – жестко произнес Робин, – никому и ничего не должен. Он сполна натерпелся обид и унижений, иной раз – прямо на моих глазах. Это я неустанно благодарю судьбу за то, что отец однажды заехал по пути в Локсли и столкнулся с Виллом лицом к лицу. Иначе я до сих пор бы не знал, что у меня есть старший брат, и тем более не обрел бы в нем такого товарища, каким стал для меня Вилл. Но ошибку отца я повторять не желаю. К тому же и он часто сожалел, что Вилл вынужден терпеть то, в чем сам не повинен.
Не в силах слышать его резкий голос, который еще совсем недавно был мягким и ласковым, Эллен торопливо погладила Робина по руке, безмолвно извиняясь за допущенный промах. Ответное поглаживание сообщило ей, что он не рассердился.
– Но если бы Вилл, как и ты, родился в законном браке, то именно он стал бы графом, а не ты, поскольку он старше тебя.
Робин едва заметно усмехнулся.
– А ты думаешь, что быть графом легко?
Судя по тому, как он это произнес, Эллен поняла, что нет, графский титул – нелегкое бремя. Запрокинув голову, она заглянула в лицо Робина и осмелилась спросить:
– Как зовут твою будущую супругу?
Поймав его искренно удивленный взгляд, Эллен пояснила:
– Наследников знатных родов часто обручают, пока они еще в колыбели. Вот я и подумала, что и ты с кем-то связан помолвкой.
– А! – Робин расслабился и, прищурившись, задумчиво посмотрел в потолок. – Ты не ошиблась: я и вправду обручен. Марианна, – медленно произнес он, – леди Марианна – так зовут мою невесту.
– Как странно ты говоришь о ней! – удивилась Эллен.
– Странно? – в свой черед удивился Робин. – Что странного ты нашла в моих словах?
– Не в словах – в твоем тоне, – поправила Эллен. – Ты говорил так, словно она совсем безразлична тебе.
– Ах вот оно что! – и Робин от души рассмеялся. – Так ведь я никогда не видел ее, хотя родителей леди Марианны знал хорошо. Нас обручили заочно. К тому же ей в этом феврале минуло только десять лет. Какие же чувства у меня могут быть к девочке, которая немногим старше Клэр и которую я в глаза не видал?
Он повернулся на бок и, поцеловав Эллен, спросил:
– А как вышло, что ты в четырнадцать лет оказалась обвенчанной с мужчиной много старше тебя? Он ведь тебе не то что в отцы – в деды годился!
– Он и был другом моего деда, – усмехнулась Эллен. – Когда мать поняла, что умирает, она испугалась за меня и взяла с него слово позаботиться обо мне. Он ответил, что станет заботиться, если я соглашусь выйти за него замуж. Мать потребовала от меня согласия – и куда мне было деваться?
– Неужели никого больше не было из родни, кто взял бы тебя к себе без таких условий?
– Только тетка – сестра отца, но она далеко живет, и у нее восемь детей. Зачем ей еще один рот? А здесь все же дом и земельный надел, вот мать и решила, что для меня будет лучше остаться в Локсли, пусть и ценой подобного замужества.
– Как же тебе жилось в таком неравном браке?
– Не так уж и плохо. Он относился ко мне если не как к внучке, то как к дочери, – ответила Эллен, но тут же помрачнела. – Если бы не вспоминал по ночам, что я жена, а не дочь.
– Что было не так? – мягко спросил Робин.
Эллен задумалась и тяжко, протяжно вздохнула.
– Противно! И надо было терпеть. Если он что-то замечал, то обижался и вымещал на мне дурное настроение. Я старалась не показывать виду, что мне не нравятся супружеские обязанности, но всякий раз было одно и то же. Он тискал мою грудь, теребил рукой между ног, забирался на меня и делал свое дело. Если мне было больно, я же оказывалась виноватой. Почему сухая? Наверное, завела молодого дружка. Грешно так говорить, Робин, но, когда он утонул, я испытала облегчение – такое, что дала себе слово больше никогда не выходить замуж!
Внимательно выслушав ее горькие признания, Робин сочувственно улыбнулся и поцеловал Эллен в лоб.
– Бедная моя! – прошептал он, а его руки опять заскользили по ее телу. – Теперь мне все окончательно ясно. Тебе ведь только шестнадцать, верно? Ты хотя бы однажды кого-нибудь любила так, как и должно в твоем возрасте?
– Нет, – честно ответила Эллен, и вдруг ее сердце пронзила острая игла озарения.
Утонув в синих глазах Робина, она замерла и подумала то, о чем уже не сказала вслух: «Но, кажется, полюблю!..»
– А ты, Робин, любил? – спросила она.
Его длинные черные ресницы встрепенулись, в темно-синих глазах появилось задумчивое выражение, но ответил Робин легким, почти беззаботным тоном:
– Нет, Нелли. К женщинам, разделявшим со мной ложе, испытывал благодарность, но чтобы хоть одна задела мое сердце… Такого не случилось ни разу. Мне не так повезло, как Виллу с Элизабет.
– Только пока, Робин, – улыбнулась Эллен. – Придет час, и влюбишься. Никто еще не сумел избежать любви.
Робин сделал глубокий вдох, рассмеялся и властно притянул Эллен к себе.
– На том и порешим. Довольно разговоров, Нелли! Я снова хочу тебя.
На этот раз в его объятиях оказалась горячая женщина, пылающая желанием сродни его собственному.
– Твоя кожа пахнет яблоками, – пробормотал Робин, осыпая поцелуями ее грудь, – и сама ты как сочное, спелое яблоко. Прямо-таки истекаешь соком! Ох, Нелли, как бы тебе не пожалеть, что ты не вернулась в свою кровать! Я ведь не дам тебе уснуть до рассвета.
– Это мое самое сокровенное желание, – прошептала Эллен. – У меня рядом с тобой нет сна ни в одном глазу!
Как он сказал, так и сделал: оставил ее в покое перед самым рассветом. Лежа в объятиях Робина, Эллен слушала его ровное, умиротворенное дыхание и чувствовала себя родившейся заново. Рядом с ней был мужчина, за которого она могла отдать жизнь. И раньше бы отдала, как любой из жителей Локсли, но теперь особенно, не раздумывая ни мгновения. Почему? Потому что в близости с ним она впервые познала тайную ипостась своей женской сути? Нет. Потому что он заботился прежде всего о ней и только потом о себе. Ему единственному она поведала о горестях своего брака. Он единственный увидел в ней не только женщину, но и существо, равное ему – мужчине. Вспомнив постигшее ее озарение, Эллен еле слышно вздохнула. Пусть так. Чему быть, тому не миновать.
Она покинула его спальню раньше, чем он поднялся с постели, чтобы Клэренс, проснувшись, не увидела ее выходящей из комнаты брата. Началось обычное утро. Эллен приготовила завтрак, всех накормила, убрала со стола и принялась мыть посуду. Краем глаза она заметила, как Робин буквально ворожит над пучками трав. Его руки молниеносно брали нужный ему пучок, растирали траву, ссыпали смесь в глиняный горшок. А она-то считала себя целительницей! У нее нет и сотой доли сноровки Робина.
Когда отвар настоялся, Робин процедил его и поставил кружку перед Эллен. Она вспомнила ночной разговор и безропотно выпила невыносимо горькое зелье. Она ни в чем не могла перечить ему, лишь бы он снова позвал ее в спальню. Ей отчаянно хотелось вновь оказаться в его постели.
– Теперь приляг, Нелли, – сказал Робин, когда она поставила на стол пустую кружку. – Клэр я отведу к Лиз, чтобы та за ней присмотрела.
– Почему? – растерянно спросила Эллен. – Я справлюсь сама.
– Не справишься, – ответил Робин и тяжело вздохнул. – Никак не могу подобрать иной состав с тем же действием, но без побочных явлений. Через полчаса тебе станет плохо, но ты не пугайся. Три-четыре часа – и все как рукой снимет, а до тех пор тебе лучше лечь в постель.
Она кивнула и, не удержавшись, призналась:
– Как же я рада, что могу учиться у тебя! Мне кажется, ты знаешь столько, сколько я за всю жизнь без твоей помощи не смогу постигнуть.
Робин посмотрел на нее долгим ласковым взглядом и усмехнулся:
– Все мои знания были и остаются к твоим услугам, Нелли. Все, что захочешь узнать, все, о чем не догадываешься. Мне в радость обучать тебя всему, что я знаю сам.
– Я не хочу к Виллу, – недовольно бурчала Клэренс, когда Робин вел ее за руку к дому брата. – Не хочу к нему!
Резко остановившись, Робин сердито посмотрел на сестру:
– Опять за свое, Клэр? Еще раз: Вилл такой же брат тебе, как и я. Если ты будешь вести себя в его присутствии так, как сейчас, я отшлепаю тебя без всякой жалости!
Взвесив в уме серьезность угрозы и поверив в нее, Клэренс склонила упрямую голову.
– Не сердись. Я буду вести себя хорошо. Только ты скорее возвращайся за мной!
– Вот и договорились, – уже иным, подобревшим голосом ответил Робин.
Вилл тоже собирался в поля и, увидев сестру, вопросительно посмотрел на брата.
– Эллен немного приболела, я дал ей лекарство, – ответил Робин, погрешив против последовательности событий, и обратился к Барбаре: – Пусть Клэр побудет у вас до обеда.
– Конечно! – согласилась та.
Элизабет раскинула руки, и Клэренс с радостным смехом бросилась в ее объятия.
– Клэр поможет мне с пряжей, – весело сказала Элизабет. – Правда же, Клэр?
– Охотно помогу, Лиззи! – с готовностью отозвалась Клэренс.
Днем Барбара сама отвела девочку домой. Ею двигало отчасти любопытство – она сердцем чувствовала, что недуг, одолевший Эллен, не из обычных, отчасти желание помочь Эллен, если той до сих пор нехорошо. Но Эллен уже была на ногах и хлопотала по хозяйству. Первую половину дня, как и предупреждал Робин, ей было плохо. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота, а тело покрывалось холодным потом. Но через три часа – она удивилась точности его расчетов – все недомогания прекратились, и к приходу Барбары Эллен чувствовала себя превосходно.
– Сияешь, как новая монетка, – заметила Барбара, внимательно глядя на нее. – А лорд Робин сказал, тебе нездоровится.
