Айлин Вульф
Друзья и недруги. Том 1
– Потому что Робин тебя не простит. Судя по твоему рассказу, он долго, очень долго раздумывал над тем, что предложил тебе. А ты не просто отказалась – ты ясно дала понять, что всегда сомневалась в его честности, и нанесла гордости Робина жестокий удар. Поверь, Марти, я тебе очень сочувствую, но у вас с Робином все закончилось, как бы ты ни пыталась вернуть его любовь.
Слова Элизабет показались Мартине настолько несправедливыми, что она задохнулась от обиды и гнева.
– Долго раздумывал над тем, что предложил мне? И что же такого бесценного он предложил, Лиззи?
– Себя, – спокойно ответила Элизабет. – Он тебе предложил себя, Марти. Насколько я его знаю, Робин очень высоко себя оценивает. Потому и долго думал, потому и не станет вновь предлагать тебе то, что ты отвергла: его самого. Забудь его, Марти. Ты очень красивая девушка, а в Локсли много достойных молодых мужчин. Они все так и ели тебя глазами, но издали, пока ты была с Робином. Выбери себе мужа из них, а Робина выкинь из головы.
– Но если он собирался поступить со мной честно, то почему сказал, что с венчанием придется повременить?!
Элизабет ненадолго задумалась.
– Конечно, я не могу ответить вместо него, но думаю, дело в его помолвке.
– Помолвке?! Разве Робин с кем-то помолвлен?
– Да, он был обручен, когда жил в Веардруне, но никогда не видел невесту. Чтобы жениться на тебе, ему надо было вначале расторгнуть помолвку, а для этого объявиться перед отцом своей нареченной, найти слова, которые убедили бы его, что расторжение помолвки пойдет только на благо той, с кем обручили Робина. Согласись, ему понадобилось бы некоторое время. Полагаю, именно это он и собирался объяснить, предоставь ты ему такую возможность.
– Я просила его потом это сделать, но он отказался, – убитым голосом сказала Мартина.
Элизабет развела руками в ответ:
– Его отказ подтверждает мое суждение. Забудь его, Марти. Это единственный совет, который я могу тебе дать.
Мартина низко склонила голову, пряча слезы, выступившие на ее глазах после слов Элизабет, не оставлявших никакой надежды. И вдруг ее осенило: кого она слушает? Жену Вилла, который ее, Мартину, на дух не переносит! Так какого же совета она ждала от Элизабет? Ведь они все только и думают, как бы отвадить ее от Робина!
Нет, она так легко не отступится. Как бы высоко ни ценил себя Робин, он всего лишь мужчина, такой же, как все они. Значит, ему следует увидеть, насколько она желанна другим, а не только ему. Ревность – вот что она должна вызвать в душе Робина. Ревность заставит его самого искать примирения. И Мартина приступила к осуществлению своего замысла.
Больше никто не видел ее грустной. Она улыбалась, смеялась, задорно блестела глазами, не бросив в сторону Робина ни одного взгляда. Каждый вечер она приходила на скошенный луг, где веселилась сельская молодежь, и танцевала без устали. Теперь, когда Робин сторонился Мартины, к ней потянулись другие парни, соперничая друг с другом за внимание красавицы. Не прошло и нескольких дней, как сын мельника Мартин попросил ее выйти за него замуж. Мартину рассмешило его предложение: Мартин и Мартина! Но предложение было ей на руку, и, не ответив Мартину ни согласием, ни отказом, Мартина на следующее утро отправилась в поля, чтобы найти Робина.
Складывавший снопы в скирды Робин издали увидел знакомую фигурку. Пусть он все для себя решил, но его сердце сжалось. Он смотрел, как Мартина идет по меже, подходит все ближе и ближе, и только что не сжал руки за спиной, чтобы не схватить девушку в объятия. Тоска по ней оказалась сильнее, чем он думал. Если она скажет хотя бы слово о примирении, он согласится. Бороться с собой, с собственным сердцем и так было тяжело, а сейчас, когда Мартина в одном шаге от него, стало и вовсе невыносимо. Но пока он так думал, его лицо оставалось совершенно спокойным, и таким же спокойным, вопросительным взглядом он посмотрел на Мартину, вставшую перед ним лицом к лицу.
– Я пришла к тебе по делу, – без обиняков начала она. – Твой друг Мартин позвал меня замуж, а я не знаю, как ему ответить.
Если ей и померещился отблеск былой радости в его глазах, то сейчас они приняли абсолютно бесстрастное выражение. Он смотрел на нее так, словно видел впервые и совершенно не понимал, чего она добивается.
– Рад за тебя, но от меня ты чего ждешь? – спросил Робин. – Я не могу дать ответ Мартину вместо тебя.
Он слегка усмехнулся, не сводя с нее глаз, и она поняла, что Робин разгадал ее затею, но не собирается ни отговаривать ее, ни упрашивать отказать Мартину. Его усмешка и проницательный взгляд разозлили Мартину, и она, сверкнув глазами, спросила:
– Так что, мне соглашаться?
Робин смерил ее насмешливым взглядом с головы до ног и, пожав плечами, отвернулся.
– Делай, что хочешь, красавица. Воля твоя!
Сказав это, он склонился над очередным снопом, словно Мартины не было рядом и в помине. Широко открыв глаза, она смотрела на него с неверием и негодованием, но Робин вернулся к работе, не желая замечать ее. И тогда Мартина поняла, что потерпела сокрушительное и окончательное поражение. Все, что ей оставалось, – спасти собственную гордость, причем немедленно, не откладывая.
Она вернулась в селение и разыскала Мартина. Он вместе с Виллом был в кузнице, где Джон чинил металлический обод на каменном жернове. Оборвав разговор Мартина с Виллом на полуслове, Мартина объявила, что принимает предложение, но при одном условии: они должны обвенчаться не позднее завтрашнего дня. Мартин слушал, не веря своему счастью, потом рассмеялся, подхватил ее на руки и закружил в объятиях. Она с трудом подавила порыв вырваться. Вилл и Джон молча наблюдали за ними. Пока Мартин обсуждал с Мартиной, когда ему прийти к ее матери, чтобы объявить о свадьбе, Джон пробурчал себе под нос, но так, чтобы Вилл услышал:
– Разве сложно попросить у Робина прощения, не разбирая, кто виноват? Сказать: давай помиримся, я люблю тебя!
– Сам видишь: прямые пути не для нее. Слишком самолюбива, – ответил Вилл, не спуская глаз с Мартина и Мартины.
Когда Мартина побежала домой нарядиться и переплести косу перед приходом жениха, Вилл, глядя ей вслед, решительно положил ладонь на плечо друга и резко сказал:
– Не делай этого!
Мартин, сияя от счастья, непонимающе посмотрел на Вилла:
– О чем ты?
– Не женись на ней! Догони, скажи, что пошутил.
– Ты что?! – Мартин даже отшатнулся. – Если я так обижу ее, то навсегда потеряю!
– Ты ее и не обретал, – жестко произнес Вилл, словно вразумляя бестолкового ребенка. – Она не любит тебя, просто хочет с твоей помощью отомстить Робину. Все уже поняли, что у них вышла размолвка и она не смогла помириться с ним, как ни старалась. Откажись от нее, Мартин. Ничего, кроме горя, ты с ней не узнаешь.
– Но я люблю ее, – тихо и обреченно ответил Мартин, тряхнул головой и уверенно сказал: – Она поймет, как сильно я ее люблю, и, став моей женой, забудет Робина и полюбит меня.
– Ну-ну! – насмешливо отозвался Вилл, понимая, что все его предупреждения Мартин и слушать не пожелает. – Хотя бы не торопись с венчанием, назначь его через месяц, а лучше – через полгода.
Мартин покачал головой:
– Нет, Вилл. Я понимаю, что ты мой друг и желаешь мне добра. Но она сказала – завтра, значит, так тому и быть.
– Опасаешься, что, если отложишь венчание, они с Робином за это время помирятся? – понял Вилл и усмехнулся: – Нет, Мартин. На этот раз брат с ней мириться не станет. Он окончательно порвал с Мартиной, только она еще не поверила в это.
– Тогда мне тем более нет нужды тянуть со свадьбой, – сразу повеселев, ответил Мартин.
Придя вечером домой, Вилл с удивлением заметил, что мать и жена устраивают нечто необычное для будничного дня. Стол был накрыт новой скатертью, посуда стояла та, которую Барбара берегла и доставала из сундука только на Рождество и Пасху. Из кухни доносились ароматы, дразнящие обоняние. Когда в трапезную вышла Барбара с большим блюдом, на котором лежал запеченный до золотистой корочки гусь, а потом появилась Элизабет с бараньим боком, обсыпанным истолченным розмарином, Вилл решил, что запутался в календаре.
– Какой сегодня праздник? – уточнил он.
Мать и жена переглянулись, и Элизабет улыбнулась:
– Мы с матушкой пригласили в гости Робина, Эллен и Клэренс. Иди скорее умойся и смени одежду на чистую, пока они не пришли.
– Но в честь чего? – продолжал допытываться Вилл.
Элизабет опустила глаза и тихо сказала:
– Чтобы Робину стало немного легче, Вилл. Ведь уже все селение знает, что Мартина завтра выходит замуж.
Вилл сделал глубокий выдох – с календарем оказалось все в порядке – и рассмеялся.
– Вы обе всерьез считаете, что Робин переживает из-за этой кокетки, да еще настолько, что нуждается в утешении? Ладно Лиз, но ты, матушка?!
– Вилл, делай то, о чем тебя попросила Лиззи, – кратко ответила Барбара.
Вилл пожал плечами и поднялся в спальню. Когда он, умывшись и переодевшись, вернулся в трапезную, там уже были Эллен и Клэренс.
– А Робин не придет, – заявила Клэренс, поймав вопросительный взгляд старшего брата. – Он передает через меня и Эллен извинения госпоже Барбаре и Лиз. Ну и тебе, конечно.
Посчитав церемонии законченными, Клэренс нацелилась на гусиную ножку. Заметив быстрый обмен взглядами Эллен и Элизабет, Вилл подумал, что мог недооценить чувства Робина к Мартине, раз брат предпочел остаться один.
– Лиззи, пожалуй, я проведаю Робина, – решил Вилл. – Надеюсь, вы не станете скучать без меня?
– Совсем не станем! – заверила Клэренс. – Ты всегда смеешься надо мной, говоря, что я много ем. Без тебя я хотя бы хорошо и вкусно пообедаю.
Вилл расхохотался, погладил сестру по голове и, поймав взгляд Элизабет, в котором прочитал понимание и одобрение, отправился к Робину. Он нашел брата наверху, в спальне. Робин сидел на стуле, забросив ноги в сапогах на скамью, на столе перед ним стоял кубок. Поздоровавшись, Вилл взял кубок и понюхал содержимое.
– Виски, – сказал Робин, не ответив на приветствие.
Вилл заметил флягу, в которой обычно хранилось крепкое хмельное зелье, и, взяв ее, тряхнул. Она была опустошена на добрую четверть, и Вилл с удивлением посмотрел на Робина:
– Сколько ты выпил?
– Столько, сколько недостает в этой фляге, – ответил Робин и одним глотком опрокинул в горло то, что оставалось в кубке.
Значит, немало, понял Вилл и бросил на брата очень внимательный взгляд, но ни в глазах Робина, ни в лице не заметил и капли хмеля.
– Ты не против, если я составлю тебе компанию? – спросил он.
Робин в ответ молча поднялся, достал еще один кубок, поставил перед Виллом и наполнил до половины. Попивая обжигающий напиток мелкими глотками, Вилл беспечным тоном заговорил о том, какой замечательный ужин приготовили Барбара и Элизабет, как они сожалели, что Робин не смог прийти, но вдруг наткнулся на тяжелый насмешливый взгляд брата и осекся.
– Не ходи вокруг да около, – посоветовал Робин. – Я всегда уважал твою прямоту. Зачем ты пришел?
– Уговорить тебя пойти со мной, – честно ответил Вилл.
– Я настолько жалок, что вызываю сочувствие у твоей матери и Лиз? – хмыкнул Робин и, минуту подумав, отрицательно покачал головой: – Нет, Вилли. Я сейчас не расположен быть приятным гостем за праздничным столом. Да и праздника у меня сегодня нет.
Не в силах больше смотреть на его каменно-неподвижное лицо, Вилл задал вопрос в лоб:
– Ты любишь ее?
Робин долго молчал, потом нехотя пожал плечами и сказал:
– Наверное.
– Тогда почему позволяешь ей выйти замуж за Мартина? Сходи к нему прямо сейчас, поговори, объясни все как есть. Пусть он отступится от нее. Все равно, женившись на Мартине, он не увидит счастья!
– Так и я его с ней не обрел, – усмехнулся Робин – Если любовь заключается в поединках – чья гордость сильнее, а теперь еще и в тоске и сердечной боли, то да, я люблю Мартину. Но я не желаю такой любви, Вилл. Мне, знаешь ли, хочется любить так, чтобы испытывать радость, а не постоянные сомнения или муку, как сейчас. Пока мы с тобой разговаривали, я только и думал о том, чтобы сходить к Мартину. Но вот ты предложил это, и я понял: нет, не пойду. Она сделала свой выбор, а я свой.
Вилл не нашел слов, которые могли бы умерить мрачную печаль Робина, поэтому снова наполнил кубки. Сидя напротив друг друга, братья не говоря ни слова пили виски, но молчание не было тяжелым. Просто Робин не нуждался ни в чьих словах, он сам сказал брату все, что хотел, и тот прекрасно понимал это.
Когда кубки вновь опустели, Вилл поднялся из-за стола и пошел к сундуку, на котором оставил стремительно пустеющую флягу. В это мгновение послышался тихий скрип двери, и на пороге появилась Мартина – простоволосая, босая, в ночной сорочке, поверх которой она набросила шерстяную накидку. Ее лицо покраснело, словно Мартина долго плакала. Так, наверное, и было: по ее щекам и сейчас струились слезы.
Не заметив Вилла, который остался стоять возле сундука, Мартина молча смотрела на Робина, комкая на груди накидку. Он медленно поднялся, встал перед ней и изогнул бровь.
– Чем я обязан столь позднему визиту, да еще невесты моего друга, с которым она завтра венчается?
Не сводя глаз с Робина, Мартина опустилась перед ним на колени, обвила руками его ноги и, запрокинув голову, сказала хриплым от слез голосом:
– Робин!..
– Встань! К чему так унижаться? – Он рывком подхватил Мартину под локоть и заставил ее подняться. – Теперь говори.
Она приоткрыла рот, как вдруг заметила Вилла. Вместо слов из ее горла вырвалось сдавленное рыдание, и Вилл, впервые пожалев Мартину, шагнул к двери. Властно поднятая рука Робина заставила его остановиться.
– Говори при моем брате, – предложил Робин, не спуская с Мартины неулыбчивых глаз. – Едва ли ты собиралась сказать нечто предосудительное, что Виллу нельзя услышать.
Мартина умоляюще посмотрела на Вилла – он остался неподвижным, потом на Робина. Он насмешливо заломил бровь, и Мартина ожесточенно сказала:
– Я уже легла спать, когда вспомнила, что забыла пригласить тебя на свадьбу, вот и пришла исправить это упущение.
– Так горячо хотела исправить, что в спешке забыла одеться? – хмыкнул Робин и с подчеркнутой учтивостью добавил: – Что ж, я польщен. Благодарю тебя за приглашение и непременно приду. Что подарить тебе на свадьбу, Марти?
Мартина изо всех сил сжала губы. Она смотрела на Робина взглядом, который мог бы поджечь вязанку хвороста. Частое прерывистое дыхание волновало ее грудь. Виллу показалось, что их взгляды скрестились, как два клинка, и Мартина первая опустила глаза.
– Я подумаю до завтра. Придумаю и скажу тебе.
– Так и поступим, – согласился Робин. – Спокойной тебе ночи.
Проводив взглядом Мартину, которая вышла за порог с высоко поднятой головой и подчеркнуто аккуратно закрыла за собой дверь, Вилл обернулся к брату.
– Напрасно я не ушел, чтобы оставить вас вдвоем!
По губам Робина пробежала жесткая усмешка:
– Это не ты не ушел, это я не дал тебе уйти, и отнюдь не напрасно.
– С какой же целью?
– Я знал, что в твоем присутствии она ничего не скажет, и не ошибся.
– А если бы она пересилила гордость и сказала, зачем приходила?
– Я попал бы в сложное положение. Но ведь она не сказала.
Вилл внимательно посмотрел на брата.
– Не пожалеешь?
– Я и сейчас жалею, – спокойно ответил Робин, – но справлюсь, сумею пережить и эту потерю.
– А ты не считай это потерей, – вдруг сказал Вилл. – Мартина не годится тебе в жены.
– Почему? – Робин повел взглядом в его сторону.
– Потому что она не ровня тебе.
Услышав ответ брата, Робин тяжело усмехнулся:
– Что-то я не помню, чтобы подобное соображение остановило тебя, когда ты решил жениться на Лиз.
– Лиз носила моего сына, и я не мог поступить иначе, – твердо сказал Вилл.
Как ни тяжело было на сердце у Робина, он не смог удержаться от улыбки. Брат так и не хотел признавать, что женился на Элизабет из любви к ней, а не ради того, чтобы выполнить долг.
– Можешь улыбаться, сколько тебе угодно, – рассердился Вилл, – но так оно и было. К тому же кто я, Робин? Незаконнорожденный сын графа, не имеющий права ни на герб, ни на само имя отца. Ты другое дело. Ты граф Хантингтон. Король стареет, его одолевают недуги. Твое время приближается, и если окажется, что ты женат на простолюдинке, новый король едва ли поймет и одобрит твой выбор.
– Я граф, – повторил Робин и глубоко вздохнул, – но разве я не могу выбрать в жены ту, что пришлась мне по сердцу, быть с ней просто счастливым, стать отцом, как ты?
– Нет, не можешь, – спокойно ответил Вилл и, поймав гневный взгляд Робина, обезоруживающе улыбнулся: – А ты что думал, братец? Почему я никогда не желал оказаться на твоем месте, как бы меня в том ни подозревали? Именно потому, что титул графа налагает слишком большую ответственность, сопряжен с чувством вечного долга – перед королем, вассалами, перед равными тебе и теми, кто ниже тебя. Чересчур хлопотно, Робин! А насчет жены – подожди, пока леди Марианна достигнет брачного возраста, предъяви на нее права и веди к алтарю. Она-то будет тебе достойной женой, равной, не менее знатной и родовитой, чем ты сам!
– Представляю, как обрадуется ее отец, когда я, кого несколько лет считали погибшим, вдруг объявлюсь во Фледстане и напомню о давней помолвке! – расхохотался Робин.
Наступило утро. Облачение в нарядное платье, дорога в церковь, венчание – все происходило для Мартины как в тумане. Четко и звучно произнося брачный обет, она слышала собственный голос, словно вместо нее говорил кто-то другой, не она. Только за свадебным столом Мартина немного пришла в себя и увидела среди гостей Робина.
Не слыша поздравлений, не чувствуя ласкового пожатия ее руки Мартином, она украдкой посмотрела на Робина и неожиданно встретилась с ним глазами. Наверное, он довольно долго смотрел на нее, и в его взгляде больше не было холода, который уже стал для Мартины привычным. Любование, тень былой нежности и печаль, бесконечная печаль – вот что она увидела в его глазах. От сердечной боли сдавило горло, и Мартина только сейчас в полной мере поняла, что она натворила. На нее снизошло озарение: не следовало даже пытаться вызвать у Робина ревность. Надо было просто прийти к нему, сказать, что она любит его, попросить прощения, и, может быть, они бы поладили вновь. Почему она так и не сделала? Потому что ей хотелось, чтобы Робин просил ее о любви как о милости. Глядя на него сейчас, она не могла понять, как ей пришла в голову мысль, что он будет о чем-то просить? Это с его-то гордостью, которую она попыталась сокрушить! Лучше бы разбила себе руку о каменную кладку – было бы не так больно. А еще она не верила ему, не могла поверить, что он, граф, действительно возьмет ее в жены, и теперь расплачивалась с лихвой за любовь, которой не хватило смелости просто поверить тому, кого любишь. Недаром он говорил об Элизабет почти с благоговением. Он ждал такой же любви от Мартины – смелой, безоглядной, самоотверженной. А она, любя его, думала прежде всего о себе. Но ведь мог же он ей рассказать, какой хотел бы видеть ее, чего ждал? То, что слова Робина не изменили бы ее собственной сути, осталось за пределами ее прозрения.
Начались танцы, и, через силу улыбаясь, Мартина прошла первый круг с мужем, потом с Джоном. Решив, что с нее достаточно, она на глазах у всех подошла к Робину.
– Ты окажешь мне честь? – спросила она, глядя ему в глаза.
Робин молча подал ей руку. Ощущая под ладонью теплую и надежную силу его руки, Мартина впервые за день расслабилась. На ее лице появилась уже не притворная, а искренняя, радостная улыбка. Ей хотелось, чтобы хоровод кружился бесконечно и музыка никогда не смолкала. Она не видела, как неотрывно смотрит Мартин на нее и Робина и как по его лицу пробегает невольная судорога, когда он замечает, как его молодая жена льнет в танце к Робину.
– Ты выбрала свадебный дар, который хотела бы от меня получить? – нарушил молчание Робин.
– Да, – кивнула Мартина и сказала, какого подарка ждет от Робина.
Его глаза сузились, в них мелькнул гнев. Уверившись в том, что Мартина совершенно серьезна, Робин решительно вывел новобрачную из круга и передал ее руку молодому супругу.
– Мартин, я от всего сердца желаю тебе счастья, – сказал он и вернулся за стол.
– О чем она тебя попросила, что ты изменился в лице? – спросил его на ухо Вилл.
– Чтобы я воспользовался правом первой ночи, – ответил Робин. – Такой она выбрала дар от меня.
– Бедный Мартин! – усмехнулся Вилл, отыскав взглядом новобрачных. – А ты, брат, должен радоваться, а не грустить. Судя по всему, у Мартины нет ни малейшего представления о чести.
Вилл, несомненно, был прав: поводов для грусти у Мартина было больше, чем у Робина, только он об этом еще не знал. А этим вечером Мартин чувствовал себя на седьмом небе от счастья, тем более что приближался час проводов молодых супругов в спальню. Но выполнения еще и этого свадебного обычая Робин дожидаться не стал.
Эллен вместе с Клэренс ушли со свадьбы раньше, и, придя домой, Робин заглянул в комнату сестры и увидел, что девочка спит. Эллен, должно быть, тоже спала. Поднявшись к себе, Робин прямо в одежде упал на кровать, заломил руки за голову и закрыл глаза, чувствуя внутри полное опустошение.
Ему не следовало идти на свадьбу, да он и не пошел бы, если бы ночью не получил приглашение из уст самой Мартины, воспринятое им как вызов. Оставлять его без ответа было бы слабостью. Последний поединок между ним и Мартиной состоялся. Робин так и не понял, за кем осталась победа, но себя победителем не чувствовал.
Он мог сотню раз повторять, что Вилл прав и судьба обошлась с ним благосклоннее, чем с Мартином, что Мартина не его женщина, и не потому, что она простого звания. По своей сути она была и останется чуждой ему. Он был слишком самоуверен, когда решил, что справится с ее недостатками и разовьет достоинства. Но все эти знания ничуть не умаляли тоски по ней.
Теплая ладонь осторожно легла на плечо Робина. Он открыл глаза и увидел Эллен.
– Позволь мне сегодня остаться с тобой, – тихо попросила она. – А утром я выпью твой отвар.
Мгновение он молча смотрел на нее, потом обхватил рукой ее плечи, пригнул к себе и поцеловал с такой пронзительной нежностью, что у Эллен оборвалось сердце.
– Соскучилась, Нел? – услышала она его шепот и поняла, что, если ответит иначе, он немедленно отошлет ее, не приняв сочувствия.
И она ответила:
– Да, очень!
Быстрый взгляд его синих глаз, потемневших от желания, – и она не заметила, как они оба освободились от одежды: только соприкосновение с ним, его объятия, поцелуй и тяжесть его тела. Подчиняясь его рукам и губам, она задыхалась, стонала, приникая к нему вновь и вновь и в ответ щедро одаривая ласками, которым научилась от него самого. И, глядя в его глаза, она с болью в сердце понимала, что юноши, так горячо, страстно и беззаветно любимого ею, больше нет. На его место заступил мужчина. Властный над собой, он властвовал и над ней, но и такой – незнакомый, пугающий – был любим ею не меньше, а больше во сто крат.
«Милый мой, милый! – мысленно умоляла Эллен. – Только не вздумай закрыть свое сердце из-за той, что изначально была тебя недостойна!»
К рассвету они ненадолго забылись сном. Она проснулась раньше него и, слыша ровное сонное дыхание Робина, сама еще сонная, стала осыпать его поцелуями. Некоторое время он лежал неподвижно, лишь скользя ладонью по ее волосам, потом с силой подхватил, опрокинул на спину и первые мгновения близости был настойчивым и безразличным, словно ему все равно, кто с ним. Но вот он открыл глаза, на миг замер, а потом опять стал таким нежным, что она едва удержалась от слез.
– Как мне с тобой хорошо, Нелли! – услышала она. – Ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. И никакой любви для этого не надо!
Услышав его признание, Эллен больно прикусила губу. Он сказал то, что думал, и ничего другого она никогда не ждала. Но, не столько желая утешить его, сколько стремясь развеять его заблуждения, она прошептала:
– Робин, ты уверился в том, что познал любовь, но это не так. Твой час еще не настал.
Он посмотрел на нее насмешливым взглядом, но Эллен, не поддавшись, уверенно улыбнулась:
– Если бы ты любил Мартину, она вчера не вышла бы замуж за другого.
Его губы сложились в мрачную усмешку:
– Чего же, по твоему мнению, я не сделал, чтобы этого не случилось?
– Ничего, – с прежней уверенностью ответила Эллен, глядя ему в глаза. – Если бы ты любил ее, она бы сама не вышла замуж и для этого тебе ничего не понадобилось бы делать.
Робин долго смотрел на нее, потом с глубокой снисходительностью сказал:
– Ты говоришь так, словно любила сама.
Если бы не эта снисходительность, она бы сдержалась, но, уязвленная его тоном, Эллен жарко воскликнула:
– Да, мне ведомо, что такое любовь!
Его глаза сузились, замерли, впились в ее лицо, и она пожалела о неосторожно вырвавшихся словах. Когда он едва заметно поморщился от досады, освободил ее от тяжести своего тела и лег рядом, она поняла, что пожалела не зря. Закрыв глаза, он долго молчал, потом тихо и очень печально сказал:
– Я не хотел этого. Мне очень жаль, Нелли, поверь.
– Так уж повелось испокон веков: мы любим тех, кому безразличны, а сами не замечаем тех, кто любит нас, – попыталась пошутить Эллен.
– Мне действительно жаль, – повторил Робин.
Понимая, что от ее ответа сейчас будет зависеть все, – если не для него, то для нее, Эллен перевернулась на бок, положила ладонь Робину на лицо и, когда он в ответ на ее прикосновение открыл глаза, твердо произнесла:
– Тебе не о чем жалеть. Ты всегда был добрым ко мне и, не любя меня, дарил мне себя с такой щедростью, о которой не смеет мечтать женщина, даже если жаждет от мужчины ответной любви.
Он посмотрел на нее из-под ресниц и с грустью подумал о том, что Эллен – единственная из женщин, не считая Элизабет, к кому он испытывал уважение. Открытие, что Эллен любит его, и обрадовало Робина, и огорчило. Ее признание глубоко его тронуло, но пользоваться ее любовью Робин не хотел, а дать ей больше, чем давал до сих пор, не мог. Заметив, как изменился его взгляд, Эллен поняла: еще мгновение, и он примет решение, которое станет необратимым. Сжав запястье Робина со страстной силой, она поспешила сказать раньше, чем хотя бы одно слово сорвется с его губ:
– Прошу тебя: не отказывайся от меня! Я никогда и ничего от тебя не потребую. Считай, что я просто твой друг.
Робин улыбнулся, провел ладонью по щеке Эллен и сказал:
– С друзьями не делят постель, Нелли, так, как разделяли ее мы с тобой и сегодня, и прежде. Говоришь, ничего не потребуешь от меня? Но ведь ты уже требуешь: не отказываться от тебя. Тебе будет больно, а я не хочу причинять тебе боль. Именно тебе!
Она обреченно опустила глаза, не зная, какую горечь и безнадежность выражало в это мгновение ее лицо. И, видя, как она страдает, Робин пожалел ее и уступил:
– Хорошо, Нелли, будь по-твоему. Я не отказываюсь от тебя, но прошу помнить: ты свободна оставить меня в любой день и час, не испытывая при этом ни малейшего сожаления. Договорились?
Эллен почувствовала себя так, словно ее в последний момент отвели от края бездны, в которую она едва не упала. Несмело улыбнувшись, она заглянула в глаза Робина и чуть заметно кивнула. Он молча поцеловал ей руку и закрыл глаза. Погружаясь в сон, Робин вспомнил Мартину и подумал, что он, пожалуй, оказался более счастливым, чем она.
С тех пор он не то что не любил, но даже не влюблялся. Ни Вилл, ни Эллен, ни Элизабет, которые были особенно близки Робину, ни его друзья, ни остальные жители Локсли ни разу не подметили, чтобы он вновь увлекся какой-нибудь девушкой. Он стал покидать Локсли, и по его редким обмолвкам Эллен поняла, что у него появились подружки в других селениях, где его знали просто как Робина из Локсли – зажиточного йомена и только. Иногда он приходил по ночам к Эллен, но не так часто, как до истории с Мартиной. Всегда присущее ему обаяние вдруг обрело почти волшебную силу, и девушки, едва завидев Робина, не знакомые с ним, провожали его долгими мечтательными взглядами. Любая была бы рада стать его подружкой, и он охотно принимал благосклонность, но, как и опасалась Эллен, сердце держал наглухо закрытым для нежных чувств.
Мартина после свадьбы перебралась к мужу в дом возле мельницы, стоявшей поодаль от селения. И если Мартин был частым гостем в Локсли, то его молодая жена появлялась здесь очень редко, предпочитая уединение и избегая прежних подруг и знакомых.
