Александр Шатилов
Пленники чести
Александр и Наталья спешились, привязав лошадей к высокой липе, росшей неподалёку от входа. Усадьба выглядела совершенно необитаемой, окна чернели, точно опустевшие глазницы древнего черепа. Казалось, здесь собираются неприкаянные души со всей округи. Обшарпанные двери были плотно закрыты и производили впечатление, будто ни один живой человек давным-давно не входила в них. Оглядев ещё раз заросший парк и пустой двор, молодые люди осторожно поднялись по ступеням террасы и приблизились к входу в особняк.
– Да, не такой я помню эту усадьбу, – произнёс Александр. – В далёком детстве мне случалось бывать здесь. Тогда парк выглядел лишь немного запущенным, хотя фонтаны уже никто не включал.
– Сейчас это место напоминает кладбище, и если бы не размеры, то дом нельзя было бы отличить от склепа, – произнесла Наталья, стараясь скрыть волнение.
Сердце её билось от страха, ведь и в самом деле она не ожидала увидеть имение Коршунова именно таким. Что-то сверхъестественное обитало в этом месте, что-то сильно пугало её.
– Если вам нехорошо здесь, мы можем уйти, – тихо сказал Александр.
Наталья опустила голову, но затем подняла на молодого человека свои ясные глаза и с небывалой твёрдостью и решительностью сказала:
– Нет, я должна узнать правду о том, кем мне приходился Иван Андреевич. Я не успокоюсь, пока не получу хотя бы один ответ на те вопросы, с которыми пришла сюда! К тому же вы рядом, а значит мне нечего бояться.
И она улыбнулась Александру, так искренне и нежно, что сердце в его груди снова подскочило и радостно забилось. Хотя он и желал как можно скорее увезти любимую подальше от этого мрачного места.
Оглядевшись, они увидели шнурок дверного колокольчика. Александр ухватился за него и позвонил. Никто не ответил и не открыл дверь. Молодые люди стояли перед ней в тягостном ожидании. Затем Александр позвонил ещё раз, и ещё, но и теперь никто не отозвался. Так они стояли минуту, а может пять или десять. Они ждали. Словно неведомая сила заставляла их стоять и терпеливо дожидаться, пока дверь откроют. Но было тихо. Так тихо, что даже если бы травинка шелохнулась где-то вдалеке, то и её шорох был бы услышан. И лишь только Александр и Наталья повернулись, решив, что дальше стоять бессмысленно, дверь, щёлкнув, отварилась, и грубый старушечий голос спросил:
– Кто там?
– Позвольте нам войти, – заговорила Наталья, – это очень важно! Это касается господина Коршунова!
– Уходите, хозяйка больна! – ответил из тёмной щели открытой двери всё тот же голос.
– Но прошу вас, нам очень нужно поговорить с вами или хоть с кем-то из родных Ивана Андреевича! – заговорил Александр Иванович, стараясь удержать дверь открытой.
– Я вам, уже сказала, госпожа больна! Никого пускать нельзя! – упорствовала старуха, не желая впускать незваных гостей.
Она резко потянула дверь на себя, и Александру стоило немалых сил удержать её.
– Вы не понимаете, нам нужно найти доказательства того, что Наталья Всеволодовна состояла в родстве с вашим хозяином! – продолжал поручик, изо всех сил стараясь не дать служанке захлопнуть дверь.
– Впусти их, Ингрид, – раздался в глубине дома слабый женский голос.
Дверь медленно открылась, и Александр Иванович осторожно вошёл со своей спутницей в тёмную залу. Когда глаза привыкли к полумраку, их взорам предстала высокая женщина лет сорока – сорока пяти, со светлыми растрёпанными волосами, в белом домашнем платье со множеством оборок и в белом кружевном чепце. Рядом с ней стояла старая женщина с невыразительным высохшим и сморщенным лицом и собранными в пучок седыми волосами, на ней было старомодное чёрное платье, почти без какой-либо приметной детали. Она казалась древней высохшей мумией, челюсти её хаотично двигались, словно что-то пережёвывая, а жёлтые глаза с подозрением смотрели на молодых людей из-под морщинистых век, давно лишившихся ресниц.
– Прошу вас, дорогие мои, проходите! – приветливо воскликнула женщина, приседая в реверансе. – Я крайне рада видеть вас!
– Юлия Святославовна, вам стоит вернуться в постель, – произнесла старуха, взяв хозяйку под руку.
– Соболезную гибели вашего супруга, – нерешительно произнёс Александр Иванович, снимая кивер и склоняя голову.
– Глупости, Ингрид! – произнесла женщина, словно не обращая внимания на слова поручика. – Вот вернётся мой Иван Андреевич, мы все сядем пить чай! Вы какой предпочитаете? – спросила она, обращаясь к поручику его спутнице.
Александр и Наталья с немым ужасом и удивлением посмотрели на старуху, и та горько покачала головой.
– Госпожа не в себе с тех пор, как пропала её единственное дитя, – прошамкала мумия в чёрном платье. – Я её экономка, Ингрид Марич. Я одна смотрю за госпожой.
– Но как же… – начал Александр, собираясь спросить про Коршунова.
– Она знает, – тихо произнесла старуха. – Она сейчас не в себе. Вчера, когда принесли новость о смерти, она чуть не умерла у меня на руках. Конюх и повар, оба они сбежали, когда узнали, что сталось с хозяином. Как трусы! Я осталась одна.
– Примите мои соболезнования, – со слезами на глазах произнесла Наталья.
– Уходите, Юлии Святославовне нужен покой, – сказала Ингрид.
– Прошу, нам нужно взглянуть на кабинет покойного, – заговорил Александр. – Мы ничего не станем брать, обещаю вам! Нам необходимо посмотреть его бумаги! Только взглянуть! У нас есть основания полагать, что Иван Андреевич приходился родственником…
– Пусть посмотрят, Ингрид, – внезапно, словно очнувшись от своего забытья, произнесла хозяйка дома. – Они только посмотрят, и мой Иван Андреевич обрадуется!
Александр Иванович и Наталья Всеволодовна с жалостью смотрели на умалишённую женщину в белом домашнем платье, медленно раскачивавшуюся в такт мелодии, слышимой лишь ею одной.
– Хорошо, только прошу вас, будьте осторожны, – произнесла Ингрид.
В этот момент её хозяйка внезапно обмякла и чуть не упала, но Александр успел подхватить её. Натали замерла от ужаса, а старуха прохрипела:
– Помогите мне донести её.
Поручик поднял женщину на руки и понёс по мрачному коридору. Путь ему освещала шедшая впереди со свечой в руке старая женщина, за ними следовала перепуганная Наталья. Они прошли по тёмной дуге крытой галереи и поднялись в одноэтажный тесный флигель.
– Мы больше не живём в доме, на дрова нет денег. Свечи нынче дороги, да и здесь спокойнее, – прошамкала Ингрид, ведя поручика через запутанный лабиринт комнатушек с распахнутыми дверями.
Наконец они вошли в небольшую комнату с камином. У стены стояла большая кровать с высоким балдахином, на мягкую перину которой Александр и опустил Юлию Святославовну с величайшей осторожностью.
– Иван Андреевич, мой нежный Ваня… – пробормотала несчастная, мотая головой в забытьи.
Александр и Наталья переглянулись. Экономка заботливо укрыла хозяйку и присела рядом с ней на кровать.
– Всё началось после того, как пропала её дочь. Она не смогла этого вынести, – произнесла старуха и указала рукой на портрет в овальной раме, висевший в тёмном углу комнаты.
Молодые люди приблизились к нему и осветили пламенем свечи. С холста на них глядело лицо маленькой девочки в розовом платьице, совсем крошки: большие ясные глаза, светлые волосы, нежная кожа. Она была хороша, и в каждой черте своей походила на мать.
– Она боготворит этот портрет, – произнесла экономка, отходя от постели больной.
– Такая прелестная девочка, – произнесла Наталья, – что с нею стало?
– Никто этого точно не знает. Хозяин, упокой Господь его светлую душу, тоже помешался после исчезновения дочери. Он словно стал одержим. Только раз я случайно услышала, что её унёс зверь, вырвавшийся из ада. Он утверждал, что сам люцифер прислал за ней оборотня, но в это нельзя поверить. Его горе было велико, настолько, что он и жил только ради мести. Когда мы только приехали сюда, это был настоящий рай. Коршунов привёз Юлию Святославовну сюда, и меня привёз. Я была с ней с рождения, она была мне как родная дочь. Если бы вы знали, как Юлия счастливо жила здесь со своим мужем. Он был порядочным и богатым человеком, но после исчезновения дочери, он запустил имение. Все деньги он отдал прорицателям и колдунам, огромные суммы он тратил на поиски. И вот, одна гадалка нагадала ему, что его дочь стала оборотнем. Это сделало его ещё более странным. Он буквально извёлся, разыскивая её. Когда он уезжал несколько дней назад, то взял с собой обоих слуг. А! Лживые трусы! Сбежали, бросили! – старуха погрозила в сторону высохшим кулаком, точно те двое были прямо перед ней. – Послали их за телом, а они тело бросили! Только видели, как они бежали! Подлецы! И денег больше нет, – Ингрид ещё раз тяжело вздохнула. – Вот и сгинул наш Иван Андреевич. Он явно хотел найти зверя, но нашёл смерть. Бог ему судья, ваша милость, но если бы он мог смириться, он мог бы быть и сейчас с нами. Теперь нам осталось только доживать свой век в нищете. Боюсь, что зимы нам уже не пережить.
Молодые люди с ужасом слушали эти слова, не веря в исчезновение тела Коршунова. Всё это казалось им страшной фантазией больного ума обитателей этого мрачного места.
– Нам очень жаль, – ответил, наконец, Александр за себя и Наталью.
– Да, вы хотели видеть кабинет, – проговорила старуха и сделала знак следовать за ней. – Она долго ещё будет спать, – добавила она, глядя, как Наталья Всеволодовна озиралась на постель больной.
Через пару минут они вернулись в большой дом и стояли у массивных дверей кабинета, покрытых пятнами от сырости и серой пылью. Ингрид отперла их, и молодые люди вошли вслед за ней в тёмное помещение. Откинув портьеры от грязного окна, экономка зажгла пару свечей, осветивших ужасный беспорядок. Всюду лежали стопки книг, там и тут были разбросаны листки бумаги, конверты и письма. Все стены были заставлены стеллажами, на которых в два ряда стояли старинные книги в кожаных переплётах. Посередине комнаты располагался большой письменный стол, заваленный кипами бумаг, за ним у окна стояло высокое кресло, обтянутое потрескавшейся кожей, а на его спинке лежал шерстяной плед. Рядом на полу стояли химические склянки, пробирки и реторты. В углу было нагромождение бутылок со странными жидкостями. Под ногами у Александра и Натальи был толстый персидский ковёр, но света из окна проникало так мало, что нельзя было хорошенько рассмотреть его узор.
– Мне нужно идти готовить ужин, – произнесла старуха. – Сожалею, но предложить вам ничего не могу, у нас нет даже чая. Если вы захотите уйти, я буду на кухне, это прямо по коридору и налево.
Поблагодарив Ингрид, ушедшую тихими шагами, точно тень, молодые люди принялись осматривать кабинет. Они заглядывали в каждую книгу и каждый альбом, всматривались в каждый листок бумаги, валявшийся на полу. Листки обычно оказывались счетами, выписками из книг расходов, долговыми поручительствами, хозяйственными записками или корреспонденцией, посвящённой друзьям Коршунова. Большинство книг касались вопросов теологии, были житиями святых, сборниками легенд и мифов. Часть из них была на латыни, другая и вовсе на незнакомых языках. В некоторых книгах были описания химических опытов, другие содержали знания по медицине или ботанике.
Подойдя к столу, Наталья стала перебирать лежавшие на нём в беспорядке бумаги. Среди них она наткнулась на очень старую книгу, написанную на пергаменте. В середину этого тяжёлого тома была вложена закладка. Женское любопытство толкнуло её открыть книгу на месте этой закладки. На одной странице была начерчена загадочная схема, изображавшая круг и вписанную в него пентаграмму со множеством странных символов, на другой был начертан латинскими буква загадочный текст. И хотя она прежде читала старинные латинские изречения, этих слов разобрать не получалось.
– Александр Иванович, – позвала она, – взгляните, такого я прежде не видела.
Поручик подошёл к ней и взглянул на книгу. Вместе они стали перелистывать страницу за страницей, с которых смотрели загадочные знаки с таинственными надписями, там и тут пестрели гравюры, изображавшие жутких крылатых и рогатых монстров. Книга словно заворожила их, от неё буквально нельзя было отвести взгляд. Лица Натальи и Александра были так близко, что горячее дыхание обжигало им щёки. Казалось, они перестали быть двумя отдельными людьми и стали одним целым. Книга, увлекшая их, уже казалась чем-то далёким, а причудливые схемы и надписи слились в один сумрачный поток.
– Это книга ведьм, – произнесла Наталья, оставаясь неподвижной и не меняя выражения лица. – Я слышала о ней когда-то, но говорили, что её не существует. Говорили, что она способна сводить людей с ума, может вызывать духов и влиять на судьбу. Это злая книга, никто не должен её читать.
Александр взял девушку за руку и пристально посмотрел ей в глаза.
– Что это? – вдруг произнёс он и вынул из книги лист бумаги, заложенный между страницами.
На листе была сделана надпись со множеством пометок и исправлений:
«Он пьёт кровь, черпая свою силу в силе живых. Он приходит в ночи и уходит в ночь. Он само воплощение сатаны на земле. Когда он возьмёт в жёны ту, что предназначена ему пророчеством, и выпьет жизнь и свет её, и наполнит её душу тьмой, то станет неуязвим, и мрак покроет мир своей тенью. В ночь кровавой луны он сможет поднять тела мёртвых и повелевать ими. Ни железо, ни огонь, ни вода не причинят ему вред, лишь свет дня сможет ослабить его силу, и тогда оружие добра победит его».
– Похоже на старинное предсказание, – произнесла Наталья, – но неужели это о том, чьё завещание мы тогда нашли в тайной библиотеке?
– Возможно, – ответил Александр Иванович. – Этот некто и в самом деле опасен. Даже если он никогда и не встретится нам, нужно знать способ, как его победить. Это чудовище повинно в гибели вашего дядюшки и служанки Марты.
– Но неужели победить его можно только с помощью неведомого оружия добра или магии, и только при свете дня? – произнесла Наталья.
Александр отошёл немного в сторону и приподнял край ковра. Под ним мелом на дощатом полу была начерчена пентаграмма, в точности повторявшая ту, что молодые люди видели в книге. Рядом виднелись застывшие капли свечного воска.
– Очевидно, господин Коршунов, отыскивая ответ на этот вопрос, проводил здесь какие-то ритуалы или вызыванию духов, – произнёс поручик. – Не удивительно, что в округе происходит столько страшных событий и люди видят призраков. Их звали столько раз, что они не могли не откликнуться. Возможно, именно потому что он хотел узнать, как можно победить духа зла, которого он винил в исчезновении своей дочери, он сел тогда с нами за стол во время проведения спиритического сеанса.
– Его свеча погасла раньше времени, – произнесла Наталья, вспомнив ту ночь, когда Евгения Петровна Серженич вызывала духа её покойного дядюшки.
– И потом его не стало, – с грустью произнёс Александр Иванович.
Ещё немного продолжив поиски, молодые люди решили, что ничего нового найти не удастся. Ни одной бумаги, в которой бы говорилось хоть слово о происхождении или родных Ивана Андреевича отыскать так и не удалось. В холле большие часы пробили половину пятого. Пора была уходить. Молодые люди чувствовали, что в замке из-за их исчезновения поднялся переполох. И кто знал, на что могла пойти разгневанная Клара Генриховна.
Натали уже стояла в дверях, когда Александр Иванович, в последний раз осматривая письменный стол, вдруг заметил, что один из ящиков открывается подозрительно тяжело. Приложив небольшое усилие, он вытащил ящик из стола. С виду он казался вполне обыкновенным, однако что-то настораживало поручика, и, наконец, он догадался перевернуть ящик. Дно его состояло из нескольких деревянных панелей. Аккуратно вскрыв одну из них, Александр немало удивился: прямо ему в руки из-за этой панели выпал странный предмет, завёрнутый в бархатную ткань. Этот предмет оказался кинжалом, очень старым, даже древним. Наталья подошла поближе и с любопытством смотрела на находку своего спутника. Кроме кинжала в тайнике оказалась записка, в которой было несколько слов на латыни, однако их значение оставалось тайной. Словно подчиняясь неведомому приказу, молодой человек спрятал кинжал и записку в свою кожаную сумку, а затем осторожно вернул ящик на прежнее место. Никогда бы в других обстоятельствах поручик не посмел присвоить чужое имущество, но в этот раз какая-то сверхъестественная сила подначивала его взять находку с собой, словно в ней была разгадка тайны происходящего в Уилсон Холле.
Натали с удивлением следила за его действиями, однако ничего не говорила, полагая, что всё, что происходит должно произойти. Они медленно вышли из кабинета Коршунова, затворив за собой скрипнувшую дверь. В доме стояла гробовая тишина. В щель между досками, которыми было забито большое окно, проникала узкая полоска тусклого света, и в ней, словно на авансцене, кружились серебристые пылинки, наполнявшие замерший воздух. Что-то тяжёлое, точно само страдание растворилось в этих стенах, пропитав их подобно осенней влаге. Невыносимая тоска ощущалась в каждом предмете, в каждой половице, поскрипывавшей под ногами молодых людей, и даже сам этот скрип был похож на плач. Александр Иванович шёл немного впереди, держа в руке огарок свечи. В тёмном холле он остановился в нерешительности, вспоминая, которая из дверей вела на кухню, где в это время должна была находиться экономка. Не смотря на то, что высохший, точно вырытый из могилы, образ экономки пугал его, поручик хотел проститься с этой самоотверженной и преданной женщиной. Оглядывая полумрак холла, ему вдруг показалось, что в дальнем его конце мелькнула чья-то серая тень. Александр обернулся, но ничего не увидел. Пламя свечи замигало, медленно и неровно, и вдруг кто-то, внезапно выскочив из сумрака, схватил его за ворот распахнутой шинели. От ужаса сдавило грудь, словно из комнаты выкачали весь воздух. Натали громко вскрикнула за спиной Александра, и, точно придя в себя от этого крика, поручик увидел прямо перед собой Юлию Святославовну.
От неожиданности он попятился назад, но та крепко держала его за отвороты шинели. Её лицо было мертвенно бледным, глаза были широко распахнуты, посиневшие как у утопленника губы судорожно двигались без единого звука. Она выглядела совершенно обезумевшей, но в облике её была какая-то необыкновенная решительность.
– Не ходите в Бестиморский лес! Не ходите на гору Копула! Заклинаю вас, не ходите туда! – точно задыхаясь, прохрипела она, хватая Александра за плечи трясущимися руками. – Это место проклято! Проклято! Не ходите туда!
Её бледные исхудавшие руки жадно хватались то за отвороты шинели, то за рукава, то лихорадочно царапали сукно мундира поручика.
– Хорошо, обещаю вам! – воскликнул он, стараясь успокоить обезумевшую женщину. – Но, ради Бога, скажите, что это за проклятье? Как оно может быть связано с Натальей Всеволодовной?
– Не ходите, – прохрипела Юлия Святославовна, и тут же снова обмякла и опустилась на колени у ног Александра, бормоча что-то невнятное.
На шум выбежала Ингрид, и они все вместе вновь отвели хозяйку дома в её утлую опочивальню. У молодых людей не было и тени сомнения, что произошёл очередной приступ безумия, они и предположить не могли, что рассудок в тот момент вернулся к госпоже Коршуновой, но его проблеск был столь слабым, что его не смогли заметить.
Наталья Всеволодовна с жалостью смотрела на Юлию Святославовну, впавшую в беспамятство на своём ложе. Это женщина всё ещё казалась прекрасной, не смотря на то, что страшное горе навеки исказило черты её лица и забрало её разум. Слёзы подкатили к глазам девушки, когда она представила всю боль и страдание несчастной, лишившейся всего, что было ей дорого на этом свете. Александр тем временем отвёл Ингрид немного в сторону и вложил ей в руку несколько ассигнаций. Старуха подняла на поручика тусклые свои глаза, лишённые ресниц, и в них читалась невообразимая признательность и удивление.
– Возьмите эти деньги, – прошептал он, – их хватит на какое-то время. Прошу вас, не отказывайтесь от моей помощи. Это поможет прожить ещё немного и расплатиться за топливо и свечи. Я непременно пришлю вам ещё, только держитесь.
Старуха молча опустила трясущуюся голову, и казалось, что она дрожала не столько от старости своей и болезни, сколько от плача, для которого уже не осталось слёз.
– Нам пора, – произнёс молодой человек, и, взяв Натали за руку, пошёл с ней по крытой тёмной галерее к выходу.
Угнетённые всем увиденным, они покинули дом Коршуновых через те же большие двери, покрытые паутиной неровных трещин. Свет дня казался серым и холодным. Зелень и бронза одичавшего парка замерли, подобно выцветшей картине. Всё было призрачным и мрачным. Отвязав лошадей, они медленно двинулись прочь, не в силах обернуться на господский дом с забитыми окнами и маленький флигель, в котором остались доживать свой век в бедности и болезни две несчастные женщины.
Оба, и Александр и Наталья были подавлены, казалось, они не только не продвинулись к открытию тайны происхождения Натали, но оказались посреди ещё более запутанной истории. Лошади, ощущая своим животным нутром тяжёлые чувства хозяев, уныло брели по заросшей аллее, унося молодых людей всё дальше и дальше от обители скорби и отчаяния.
Глава XI.
Ветер гнал по небу угрюмые серые тучи, между гранитных глыб, укрытых пледами бурых побегов и изумрудным мхом, с таинственным шорохом метались опавшие листья, походившие на искусно замаскировавшихся гномов, о которых так много говорят Норвежские саги. Ветви огромных дубов скрипели и стонали, точно на них раскачивались невидимые черти. Поневоле в эту сумрачную осеннюю пору взгляду даже закоренелого скептика начинали мерещиться самые разные существа. Вряд ли у кого-то в это время возникло бы желание прогуливаться среди долины, лежавшей у подножия крутого скалистого холма, чьим родителем в своё время стал древний ледник. Среди местных ходила легенда, что холм некогда был великаном, наводившим ужас на жителей этих мест. У его подножия тёк бурный ручей, омывая и обтёсывая пёструю гальку. Говорили, что великан на этом самом месте повстречал принцессу фей, она сидела под раскидистым дубом и напевала прелестную песню. Великану понравилось пение, но лишь только он подошёл к принцессе, как та в испуге хотела бежать, но великан успел схватить её за руку, так что та не смогла ускользнуть от него. Долго великан уговаривал принцессу фей стать его женой, умоляя её всеми богами, но та отвергла его и наложила на себя заклятье, обратившись в звонкий ручей. Великан, поражённый этим поступком, остался неподвижно сидеть у ручья, слушая голос принцессы фей, заключённый в плеске воды, проливая по любимой горькие слёзы и постепенно каменея.
Народной фантазии свойственно создавать романтические истории, чтобы очеловечить дикую природу и сделать её ближе к себе. Правда, если смотреть на холм со стороны деревни, когда лучи заходящего солнце освещают каменные вершины, поросшие сосняком и густым подлеском из намертво сросшихся терновых кустов, он и правда похож на огромную фигуру человека, печально сидящего у звонких потоков прозрачной воды. Впрочем, у местных есть не только такие легенды, но и леденящие кровь истории о пропадавших в этих местах детях, о найденных среди скал коровах, чьи туши неведомая сила раздирала надвое, и о путниках, которые, не вняв предостережениям, пускались ночью в путь, а утром их находили совершенно обезумевшими, и многие из них так и не смогли оправиться от ночного кошмара. Однако никто с точностью так и не мог сказать, что же было причиной всех этих жутких событий. Собиратели легенд иногда за кружкой эля в трактире делились всевозможными историями и высказывали предположения, что это гнев и печаль окаменевшего великана выходят наружу и оттого и случаются необъяснимые и чудовищные происшествия.
Этот же осенний день, клонившийся к закату, не внушал путнику никакой романтики, скорее заставляя вспомнить о кошмарных слухах и поторопиться домой. Чьи-то маленькие ножки, обутые в дешёвые башмачки, звонко стукали о камни угрюмого холма. Ребёнку явно хотелось забраться на самую макушку застывшего великана и посмотреть сверху на долину и домики фермеров, выстроившиеся в линию у кромки леса. Цыганёнок, ловкий как кошка, взбирался по крутому склону. Он был похож на дикого проворного зверька. Ему было безумно любопытно, что лежит там – за краем этого холма. Он легко пролезал между стволами сосен, росших практически вплотную друг к другу, вёртко пробирался сквозь кустарник и энергично взбирался на самый верх. Внизу он заметил двух всадников, медленно ехавших по просёлочной дороге, крупы их лошадей мелькали за каменной изгородью, сложенной ещё лет двести назад. Зоркие глаза мальчика смогли рассмотреть, что один из всадников походил на военного, а с ним ехала красивая барышня. Впрочем, эти двое нисколько его не заинтересовали, и он продолжил своё опасное восхождение. Камни сыпались вниз из-под его ног, и чтобы не упасть, он то и дело хватался за голые ветки густых кустов.
Тем временем Александр Иванович и Наталья Всеволодовна (а именно их и заметил мальчик) ехали как раз вдоль холма и уже приближались к переправе через ручей. Внезапно в кустах раздался треск, точно через них продиралась стая собак. С громким стуком в воду полетели камни и куски сухих веток. Лошади фыркнули и попятились в сторону от неожиданности. Молодые люди с тревогой посмотрели наверх, но ничего увидеть им так и не удалось.
– Джанко! – неожиданно разрезал тишину громкий женский крик. – Джанко! На помощь! Джанко упал!
– Скорее, надо помочь! – выкрикнул Александр, поворачивая своего Вихря.
– Будь осторожен! – крикнула Наталья ему вслед.
Ориентируясь по голосу неведомой женщины, звавшей откуда-то из-за высокого выступа, поручик направился на шум, взобрался на пологое подножие и увидел, как на отвесной скале, прижавшись всем телом к склону, висел маленький мальчик. Он с трудом держался маленькими ручками за изогнутый грубый корень сосны, торчавший между камнями. Медлить было нельзя.
– Спаси его, барин! – крикнула какая-то женщина, бросаясь к Александру и указывая на висящего над пропастью мальчика.
– Держи коня! – крикнул Александр, спрыгивая на песчаный склон холма.
Мальчик медленно соскальзывал вниз и отчаянно кричал, зовя на помощь. Поручик с невиданной ловкостью быстро взбирался на холм, песок и камни сыпались у него из-под ног, руки скользили, в глаза летала пыль, колючий кустарник цеплялся за полы шинели и царапал в кровь оголённые руки. На небольшом уступе Александр осмотрелся, переводя дух. С вершины мальчика было уже не достать, он висел на корне слишком далеко от кромки крутой вершины холма. Медленно поручик стал пробираться к тому месту, над которым завис несчастный ребёнок. Из-под ног Александра продолжали сыпаться камни. Шаг, ещё один, и вдруг нога соскользнула, и поручик сам повис над бурлящим потоком, на дне которого ждали свою жертву острые камни. Преодолевая боль и страх сорваться, Александр Иванович оттолкнулся от песчаного выступа и смог ухватиться за шершавый валун, вмурованный в отвесную стену холма. Увидев это Наталья, следившая за ним с замиранием сердца, закрыла лицо руками и горячо взмолилась Господу, умоляя его сохранить жизнь возлюбленному. Тем временем, Александр медленно продвигался вдоль склона, хватаясь за каждый выступ.
– Помогите! – жалобно стонал мальчик, вися в нескольких метрах над головой поручика.
Сил у него почти не осталось, и он неудержимо соскальзывал вниз.
– Не двигайся! – крикнул ему Александр. – Держись, я уже иду!
Но мальчик продолжал соскальзывать. Он изо всех сил хватался за корень, раскачиваясь на нём, как на верёвке, но становилось только хуже. Корень вот-вот мог оборваться, и тогда мальчику грозила бы смерть. А тем временем поручик начал подниматься к ребёнку, сам рискуя сорваться в пропасть. Наконец он достиг очередного выступа, до несчастного мальчика оставалось не более полутора метров, но это расстояние было сплошной скалой. Не допуская и мысли отчаяния, Александр двинулся вверх, царапая шершавый гранит. Но тут произошло как раз то, чего он больше всего боялся: корень старой сосны не выдержал, и маленький Джанко полетел вниз навстречу своей смерти.
Потом поручик сам не мог объяснить, как всё случилось, он не мог вспомнить, ни что произошло, ни как ему вообще хватило сил удержать мальчика и не упасть вместе с ним. Он помнил только странную вспышку перед глазами, резкий рывок, и вот он уже крепко держал мальца за руку, прижимая его к склону холма. Словно во сне он спускался вниз, держа на руках перепуганного притихшего ребёнка. Наконец они стояли на твёрдой почве, оба испуганные и дрожащие, как в лихорадке. Со стороны деревни к ним мчались несколько всадников. Всё было как в бреду.
К спасителю и спасённому бросились две женщины. Наталья кинулась на шею Александру и крепко прижалась к его груди, не в силах удержать радость от того, что тот остался жив и спас человека. Мальчик же бросился к женщине, которая начала ругать и бранить его на непонятном языке, а мальчик заливался слезами и отвечал ей что-то невнятное. Подъехавшие мужчины остановились, и, соскочив с сёдел, тут же подбежали к ребёнку. Только теперь поручик заметил, что это были цыгане. Один из них, высокий плотный мужчина с густой, чёрнее воронова крыла, бородой и длинными чёрными волосами, тронутыми на висках серебром благородной седины, горячо обнимал мальчика и что-то говорил стоявшей рядом женщине. Но когда поручик взглянул на неё, то очень удивился, ибо перед ним стояла не мать ребёнка, как он думал, а юная девушка, чью голову покрывал капюшон просторного серого плаща. Девушка между тем пристально смотрела на Александра своими огромными глазами, сверкавшими буйным огнём неукротимой цыганской страсти. Двое других мужчин стояли рядом и горячо что-то обсуждали. Но тут поручик словно пришёл в себя, и, взглянув в преданное, испуганное, как у маленькой девочки, лицо Натальи, ещё крепче обнял её, внезапно представив, что мог больше не увидеть своей любимой.
Минуту спустя, она вытирала своим платком грязь с его лица и нежно улыбалась ему, глядя прямо в глаза. Размеренной походкой по хрустящей гальке к ним подошёл тот самый цыган, что недавно обнимал ребёнка.
– Спасибо тебе, барин, – произнёс цыган, крепко пожимая ему руку. – Ты мне сына спас! Единственного сына! Ввек не забуду! Ты мне теперь как родной стал!
– Не стоит благодарности, так поступил бы всякий, – смущённо ответил Александр Иванович, растерянно глядя на цыгана.
Он казался огромным, на плечах его был распахнутый дорогой тулуп, под которым виднелась расстёгнутая чёрная жилетка и атласная фиолетовая рубаха, а на груди на золотой цепочке висел круглый затейливый амулет.
