Александр Шатилов
Пленники чести
– Кто здесь? – настороженно спросил он, прислушиваясь к ночным шорохам. – Я спрашиваю, кто здесь? – грозно повторил он, освещая извилистые ветки кустарника.
Борис сделал несколько шагов вперёд. К несчастью, Александр и Наталья оказались в ловушке, спрятавшись за кустами жасмина, ибо прямо за ними росла живая стена из других кустов, ветви которых так переплелись, что продраться через них было невозможно. Да и любой подозрительный звук привлёк бы внимание Бориса, и их бы обнаружили. Свет фонаря всё приближался к незадачливым искателям приключений. Ещё пара шагов, и слуга увидел бы их, но тот вдруг резко обернулся и крикнул:
– Эй, кто здесь? Стой! Стой!
И он бросился бежать по аллее, а впереди него слышался топот ног беглеца, который как будто прихрамывал, но бежал очень быстро, так что скоро увлёк преследователя за собой вглубь сада.
На этот раз судьба была благосклонна к молодым авантюристам. Поручик, поддерживая Наталью Всеволодовну, быстро зашагал к замку. Двери не были заперты. Пройдя по пустой слабоосвещённой зале, они поднялись наверх, и там расставшись, отправились к своим комнатам, чтобы более не рисковать вызвать подозрения у родственников и слуг. И он, и она хотели удержать в секрете свои чувства, опасаясь, что злая воля может их разлучить навсегда. Если бы им стало известно, что уже многие знали или догадывались о том, что между ними не сааме простые отношения!
Через несколько минут в замок вернулся Борис. Он тяжело дышал, волосы его растрепались, а фонарь погас. Навстречу ему вышла Фрида, тоже тяжело дышавшая, видно было, что она обежала почти весь замок.
– Борисушка, ты Наталью Всеволодовну не встречал? – с надеждой спросила несчастная служанка.
– Какой там, – махнул рукой Борис, – тьма такая, что хоть глаз выколи, одни тени мелькают. Только что мне показалось, что я эту самую Наталью Всеволодовну в саду видел с нашим молодым офицером. Подошёл ближе, глядь – а там и нет никого. Тут у меня за спиной шаги слышу. Повернулся, вижу – убегает кто-то. Думал, догоню, хромоногий какой-то от меня убегал, а не тут-то было! Он такого стрекача задал, что я еле поспевал. Загнал я его, значит, в самый угол, не деться ему никуда, подбегаю – нет его, как сквозь землю провалился!
– Борисушка, миленький, – взмолилась Фрида, – ежели я госпожи Натальи не найду, меня Клара Генриховна взашей выгонит. Помоги голубчик, уж везде искала!
Борис виновато опустил глаза, он очень хотел помочь, но сам понятия не имел, где искать её, хотя ему было приказано внимательно следить за девушкой. Но помочь старой подруге очень хотелось и, как это часто бывает в таких ситуациях, он сказал первое, что пришло в голову:
– А ты посмотри в её комнате, может она там сидит, да романы читает…
– Да уж сто раз смотрела, нет её там, – со слезами ответила горничная.
– А ты ещё раз посмотри, может она уже там, – ответил Борис, и, отвернувшись, пошёл в людскую, размышляя вслух: «Нечисть что ли появилась у нас какая? Предметы сами со столов падают, люди пропадают… Чертовщина какая-то!»
Как это ни странно, Борис оказался прав, Наталья Всеволодовна была у себя в комнате и сидела в кресле с книгой в руках с таким видом, будто весь вечер провела за чтением.
– Барышня, вас срочно хочет видеть ваша тётушка, Клара Генриховна, – произнесла горничная голосом, полным тревоги.
– Хорошо, – тихо произнесла Наталья, – скажите ей, что я скоро приду.
Действительно, через несколько минут в комнату Клары Генриховны вошла бледная, точно призрак, Натали в простом сером платье. Не поднимая глаз, она тихо встала у двери и стала ждать, когда «тётушка» обратится к ней.
Из глубины комнаты раздался твёрдый властный голос, в котором никогда не было ласки, даже в её детские годы.
– Подойди ко мне, дитя моё, – произнесла пожилая леди.
Натали молча послушалась и сделала несколько шагов вперёд.
– Ближе, дитя моё, ближе, – продолжала леди, – вот так, чтобы я могла тебя видеть.
Натали взглянула перед собой: в полумраке на пурпурном высоком кресле сидела Клара Генриховна, глаза её блестели, отражая свет свечей, и казались огненными. Страх сковал девушку, и она виновато опустила голову на грудь.
– Отчего же ты не приходила ко мне? – стараясь казаться заботливой, произнесла госпожа Уилсон. – Я волновалась за тебя.
– Простите, я не знала, что вы хотели меня видеть, – дрожащим голосом сказала Наталья.
– Полно, дитя, полно, ты ведь нарочно избегаешь меня? Ведь так? Скажи, с кем ты была всё это время?
– Я… я… я не понимаю, о чём вы? – старясь не потерять самообладание, заговорила Натали, чувствуя, как кровь приливает к щекам и всё внутри холодеет от ужаса.
– Всё просто, дитя моё, всё очень просто, – продолжала старуха. – Ты была с этим несчастным поручиком, ты пряталась от меня по всему замку, ты не хотела даже видеть меня, меня, ту, которая когда-то дала тебе приют в этом доме…
– Но дядюшка… – возразила Наталья, из последних сил удерживая слёзы, однако госпожа Уилсон перебила её.
– Он умер, как и должен был поступить ещё много лет назад, а ты, неблагодарная девчонка, вместо того, чтобы исполнять волю своей благодетельницы, ведёшь себя как самая непотребная девица! Знай же, что я хочу, чтобы ты вышла замуж за Антона Сергеевича Миндальского!
– Но… но тётушка! – слёзы бежали по щекам девушки, не давая ей сказать ни слова.
– Антон Сергеевич любезно согласился погостить у нас ещё немного, и запомни, что именно он предназначен тебе в мужья. Слышишь? Только он!
Натали закрыла лицо руками и задрожала всем телом. Слышались частые прерывистые всхлипы, от которых, наверно, шевельнулось бы и каменное сердце.
– Не плачь, дитя моё, – успокаивающе произнесла Клара Генриховна, – мне известны все твои печали. Твоя судьба очень похожа на мою. Поверь, так будет лучше для всех, и в первую очередь для тебя.
Тут Натали, не выдержав, упала на колени к ногам госпожи Уилсон, и, обхватив их руками, горько рыдая, произнесла:
– Прошу вас, не делайте этого! Я люблю другого!
Пожилая леди склонилась к бедной девушке. Какая-то злая улыбка исказила на миг морщинистый рот, горящие глаза впились своим взглядом в лицо несчастной. Натали почувствовала, как холодная жилистая рука с длинными острыми ногтями сдавливает её горло, не давая дышать. Она затрепетала от ужаса, не в силах даже шевельнуться. Над ней звучал властный жестокий голос.
– Ты никогда не выйдешь за него замуж. Если ты не станешь женой Миндальского, твоя жизнь превратится в ад, поверь мне, я устрою так, что ты больше не увидишь белого света на этой земле. Я уничтожу всё, что тебе дорого, все возненавидят тебя, ты поняла? А офицерика твоего я отправлю так далеко от тебя, что он никогда не вернётся, слышишь, никогда! Он сгинет где-то на дальней границе, умрёт в сырой крепости, погибнет от пули безымянного врага! И я сделаю так, что умирая, он будет проклинать твоё имя! Он отвернётся от тебя! Отвернётся даже раньше, чем ты думаешь!
В воображении Натальи тут же возникли все те ужасы, о которых ей говорила госпожа Уилсон, все страхи ожили в её душе, и от отчаянья она почти лишилась чувств, упав на ковёр у ног старухи, вдохновлённой своей чудовищной речью. Уже не было сил плакать. Тело больше не слушалось, парализованное отчаянием.
– Ты его даже не знаешь, – уже смягчившись, продолжала жестокая опекунша, – ты веришь ему сейчас, а он предаст тебя, оставит, забудет… – голос старухи звучал торжественно и плавно. – Он такой же мужчина, как и все остальные, ему нужно твоё тело, твоё приданое, но ты сама ему не нужна. Ты никому не нужна, поверь мне! Я давно живу на свете и знаю людей. Делай то, что я тебе скажу, и ты обретёшь счастье, которое ищешь!
– Я… я… не хочу… – всхлипывала Наталья, уже не в силах сопротивляться натиску хозяйки Уилсон Холла.
– А теперь встань, дитя моё, – произнесла Клара Генриховна.
Натали послушно встала, и лицо её было ещё бледнее, чем накануне, а на щеках застыли дорожки слёз. Старуха глянула на неё ещё раз, сверкнув огоньками бесчувственных глаз, полных высокомерного презрения.
– Теперь иди, – сухо сказала она, – оставь меня и хорошенько подумай над тем, что я тебе сказала.
Девушка вышла из комнаты, закрыв за собой тяжёлую дверь, точно во сне сделала несколько шагов по коридору, и вдруг всё помутилось перед глазами, завертелось, зашумело, и она упала на чьи-то сильные руки, подхватившие её.
Когда сознание вернулось, Натали решила, что всё ещё бредет: перед ней было лицо Александра Ивановича, который с волнением глядел на неё. Когда же Наталья поняла, что это вправду самый дорогой для неё человек, то она залилась слезами, прижавшись к его плечу, и он заботливо обнимал её за плечи и гладил её тёмные волосы.
– Милый, дорогой мой, знай, я не предам тебя, я всё вытерплю, но не буду женой Миндальского, ничьей не буду, только твоей, – шептала она, всхлипывая и роняя крупные капли слёз с густых чёрных ресниц.
– Не печалься, милая, – утешал её Александр, – я не отдам тебя никому, пусть против нас будет хоть сто Миндальских, я не оставлю тебя, и если надо будет, я готов драться за тебя, хоть с самим дьяволом.
Александру Ивановичу непременно захотелось вызвать старого Миндальского на дуэль, ведь тот представлялся для него самым главным злодеем и источником всех бед на земле, и он даже не подозревал, каково может быть женское коварство. Теперь он чувствовал, что у него хватит мужества вызвать любого на поединок, и он не побоится военного трибунала. Он обязан, просто обязан убить Миндальского, чего бы это ему ни стоило. Однако судьба на этот счёт имела несколько иные планы, и Антона Сергеевича ждала другая, не столь героическая кончина.
Неожиданно прямо на них вышел Павел Егорович, вид у него был обеспокоенный, он казался чем-то встревоженным. Увидев поручика, сжимавшего в объятьях хрупкий девичий стан, он презрительно фыркнул и чуть слышно пробормотал:
– Такой день нынче, а вы тут… – и повернулся, чтобы уйти.
– Простите, Наталье Всеволодовне сделалось дурно, и я не мог оставить её одну, – спокойно произнёс Александр Иванович, не разжимая рук.
– Знаем мы вашу помощь, – прошептал Павел Егорович, но молодой офицер нисколько не смутился. – Скажите-ка лучше, не видали ли вы Виктора Юрьевича? Уж больше часа не могу найти, – сказал он, отводя взгляд в сторону.
– Увы, нет, мы не встречали его с самой охоты, – отозвался поручик.
Павел Егорович постоял ещё немного рядом с ними и пошёл прочь, мысленно обвиняя в грехе молодую пару. Это свойственно всем людям обвинять других и думать о них плохое, по той причине, что мы слишком мало знаем, что происходит на самом деле, и слишком многое додумываем, не утруждаясь ознакомлением с подробностями…
Когда шаги стихли, Александр прошептал на ухо Наталье:
– Я открыл шкатулку, теперь мы знаем, кто виновен в том, что творится в замке.
Ночь безраздельно властвовала над землёй, неведомые твари, шурша и крадучись, разгуливали по парку вокруг замка. Унылые и серые каменные громады валунов на холме, выглядевшие днём безжизненными надгробиями, теперь напоминали восставших чёрных монстров, а ветви кустарников двигались подобно гигантским паучьим лапам. Ветер выл в печных и каминных трубах, царапая и полируя кирпичную кладку, и в его завываниях чудилась не то жалобная мелодия флейты, не то печальная песня, пробиравшая всякого услышавшего её до дрожи. Нечто жуткое и вместе с тем неодолимо притягивающее скрывалось в ночи. И среди этого королевства тревожного покоя на холодном камне сидела фигура, с первого взгляда неотличимая от гротескного изваяния, которыми украшали в старину готические соборы. Фигура была неподвижна, она казалась частью скалы, на которой сидела, и лишь складки тёмного одеяния шелестели на ветру. Внезапно раздался пронзительный, душераздирающий вой, исполненный невыносимой тоски и отчаянья, так что у всякого, кто в ту ночь мог слышать его, сердце облилось кровью.
– Игорь хочет покоя, – прошамкал рот, полный кривых бурых зубов, – Игорь принадлежит хозяину, – снова прохрипел он.
Гротесковое чудище сгорбилось ещё сильнее и завыло с новой силой. Ветер трепал складки балахона, в которые было одето это существо, травы гнулись к холодной земле и сухие ветви с шумом падали вниз. Деревья надрывно скрипели, вторя пронзительному вою. Так выл не человек и не зверь, и ни один из смертных не отважился бы встретиться с ним, знай кто это существо на самом деле. Внезапно Игорь умолк. Ветер кружил шуршащие листья, но и они вскоре затихли, забившись в траву. Откуда-то сверху спустилось нечто тёмное, бесшумно и плавно, и подобный ангелу смерти призрак скользнул над землёй. Высокий господин в чёрном плаще медленно повернулся навстречу своему слуге, что тихо сидел на камне, окутанный тьмой. Два кровавых глаза угольками преисподней сверкнули в ночи. Воздух пропитался холодом могилы, и всякая жизнь бросилась прочь от этого места, влекомая животным ужасом.
– Скоро настанет день кровавой луны, – прозвучал голос, похожий на отголосок загробного эха.
– Игорь служит много лет своему хозяину. У хозяина всегда кровь на луне… – прохрипел горбун на своём камне.
– Ты разве не счастлив, мой упырь? – спросил господин замогильным голосом.
– Игорю сто лет, хозяин, – прошипел слуга, подобострастно вглядываясь блестящими кошачьими глазами в лицо высокого господина.
– Ты разве забыл, что хотел стать бессмертным? Разве не помнишь, как хотел быть неуязвимым? – разгневался чёрный призрак, и глаза во мгле засветились ярче. – Ты можешь обернуться во всякого зверя, ты не чувствуешь боли, ты всемогущ! Я сделал тебя таким! Живая кровь может омолодить тебя и дать великую силу. Служи мне, мой упырь! Скоро я обрету то, чего так долго искал! Мы навсегда останемся такими, и нас не тронет тлен! Кровь, горячая как жизнь, сделает нас вечными!
– Кровь и сейчас на лице господина, – прошептал Игорь, вращая головой и сверкая звериными глазами.
Чёрная тень лишь рассмеялась бесовским смехом, от которого ещё сильнее похолодело всё вокруг.
– Этот глупец убил свою дочь, – произнёс он так, словно эти слова его обрадовали, – оборотень дал ей облик волка, но не свою силу, она была негодной. Я мог бы вернуть ей прежний вид, но зачем? Теперь же и его я превратил в прах, он больше не опасен…
– Волчица, хозяин… – протянул горбун.
Высокий господин откинул полу плаща, и на осеннюю траву легко повалилось мёртвое тело молодой женщины.
– Она примкнула к своим братьям и сёстрам. Они лишь телесные оболочки, готовые заполниться чёрным духом тогда, когда я прикажу.
Тут из облаков выплыла багряная растущая луна, лучи которой осветили белое, точно саван, лицо высокого хозяина, бледные тонкие губы его были обагрены кровью, глаза бешено сверкали адским пламенем. Горбун уже сидел у ног своего господина, жадно разглядывая бездыханное тело, лежавшее на траве.
– Скоро, – вновь заговорил чёрный господин, – Натали подарит нам вечное бессмертие!
И в этот миг облака снова скрыли месяц, и чернильная тьма поглотила всё вокруг, и в ней, точно в омуте, растворились и призрачный вампир, и бывший конюх, и несчастная жертва давешней охоты, чья неупокоенная душа примкнула к сонму других душ, навеки застрявших в зловещем лесу.
Как ни уговаривала Наталья Всеволодовна своего спасителя поведать о том, что же было в шкатулке с драконом, он наотрез отказывался, объясняя это тем, что сведения, содержавшиеся в обнаруженных документах, могли очень сильно её напугать. Натали и сама понимала, что сейчас слишком слаба, ведь разговор с Кларой Генриховной лишил её последних сил. Хотя и сердце девушки было не на месте, не только из-за злых слов опекунши, но и из-за недавно открытой тайны, однако усталость давала себя знать. Александр Иванович помог ей добраться до её комнаты и, убедившись, что она крепко заперла дверь изнутри на ключ, сам отправился спать.
Придя к себе, он взглянул в зеркало и остался стоять неподвижно. Бледное лицо его стало ещё более худым, под глазами залегли тёмные зловещие круги. Теперь он сам себе казался призраком, точно молодость и свежесть заснули под тягостным дурманом осени. Всё казалось ему теперь призрачным и жутким, страх накатил на него с такой силой, что ослабевшие руки задрожали, словно в лихорадке. И прежде он боялся, особенно когда во время боевых действий ему приходилось участвовать в вылазках в тыл врага, он хорошо помнил, как всякий раз сердце замирало от ужаса при свисте приближавшейся картечи. Но до такой степени, как сейчас, страх никогда прежде не охватывал его души. Может прежняя храбрость была скорее безрассудством молодого офицера, но теперь он ясно чувствовал, что где-то таится угроза куда страшнее вражеских штыков. От неё не уйти, не скрыться, она придёт за тобой, и ты обречён. Александр Иванович тяжело опустился на пол, всё тело его колебалось, сотрясаемое немым отчаянием, губы дрожали, пальцы хаотично перебирали грубый ворс ковра. Лучик надежды на долгожданное счастье сделался тусклым и слабым. Как мог он пойти против воли самой Клары Генриховны, решившей поправить свои дела, выдав Натали за изверга Миндальского? Несправедливость подчас имеет куда более благопристойный и порядочный вид, чем разумная правда. Разве не осудит его всякий уважаемый член общества, если он решится тайно уехать с Натальей? Разве не почтёт своим долгом любая сердобольная вдовушка или старая дева упрекнуть его избранницу в том, что та отдалась на милость судьбе, призрев все законы добродетели и порядочности? Разве возможно будет выносить этот гнёт и ему, и, тем более, ей? Нет, на это он не мог пойти, да и госпожа Уилсон ни за что бы не оставила их в покое, ославив на весь мир.
И поручику было по-настоящему страшно за свою судьбу и судьбу Натальи Всеволодовны. Особенно испугался он за свою возлюбленную после того как в шкатулке с драконом он обнаружил страшную бумагу. Прочитав от начала до конца, Александр Иванович теперь знал, какой опасности подверглось всё имение Уилсонов. Бумага гласила:
«Magnus Princeps et Domini voluntas.
Я, герцог Валентайн де Копула, господин и повелитель земель Кадаверана, Бистемор и Ламиамор, hic et nunc, в родовом замке Копула шлю вам, жители долин, сёл и деревень своё дьявольское проклятье. Я приду за вами среди ночи, я пожру души ваша, ибо не будет силы той, что сможет мне противиться, когда я восстану. В ночь кровавой луны я, бессмертный дух, воспряв во плоти, сочетаюсь чёрным браком с живой девой света из рода врагов моих, и исчезнет их род, и земли их станут моими, и обрету силу я, каковой не было ни у одного из бессмертных, и воцарится власть тьмы от моря до моря! И восстанут мёртвые из своих могил и поклонятся мне. Да внидет страх в души ваши, да восстанет всякое зло и расплодятся злые духи по всей земле, и власть моя станет безграничной!
Писано в день Всех Святых лета 1666 Anno Domini в замке Копула в княжестве Кадаверана.
Герцог Валентайн де Копула, князь Бистеморский и Ламиаморский руку приложил».
Сердце Александра Ивановича жалобно билось в груди, предчувствуя, что именно Натали предназначена в супруги неведомому монстру, который почти двести лет назад отдал душу дьяволу и жаждет воскреснуть, погубив при этом сотни неповинных людей. Хотя поручик прежде не верил в потусторонний мир, однако после приезда в замок Уилсон Холла он переменил своё мнение, уж слишком много необъяснимых событий случилось за последние несколько дней. Более того, ходили легенды, что именно замок Копула, заброшенной почти два столетия назад, был некогда самой мощной твердыней в здешних землях. Старики говорили, что замок был проклят, и все дороги к нему давным-давно заросли, так как ни один человек не отваживался приближаться к нему. Однако почему у замка была такая слава, никто говорить не решался, даже старожилы рассказывали, что их деды строго настрого запрещали даже произносить название замка, а имя владельца было предано забвению, отчего напрочь стёрлось со страниц истории, словно люди специально хотели уничтожить саму память о нём. Суеверный страх надёжно запечатал тайну лесистых холмов в долине Уилсон Холла. Не было ни единого человека, способного рассказать, что же творилось на здешних землях в стародавние времена.
Александр Иванович старался вспомнить хоть что-то из истории здешних краёв. Всё, что всплывало в его уме, были жалкие обрывки знаний о том, что некогда владела этими землями могущественная семья магнатов, про которых говорили, что они были очень жестоки, но кто в те времена не был жесток? Постепенно сознание затуманивалось, и мысли путались. Поручик сидел на полу, чувствуя, что силы его покидают. Внезапно ему показалось, что рядом с ним кто-то стоял. Некто был в двух шагах от него в закрытой комнате. Этот некто проник в неё сверхъестественным путём, невидимый, потусторонний гость. Александр чувствовал, что этот пришелец рядом, но сделать ничего не мог. Он лишь издал тихий стон, словно вопрошая, есть ли кто-то в этой комнате, а затем повалился на бок и заснул, словно провалившись в беспросветную густую мглу.
Ранним утром в большой столовой собрались генерал Серженич, господин Симпли, Алексей Николаевич и Павел Егорович. Разговор шёл хоть и не очень оживлённо, но, тем не менее, беседа была приятна джентльменам, так как в это утро солнце, наконец, порадовало окрестности своим блеском. По небу плыла прозрачная дымка, выросшая из густого тумана, поднимавшегося от кромки хмурого леса. Лучики света весело играли на стёклах высоких стрельчатых окон, наполняя комнату игривыми отблесками, переливавшимися на хрустале и позолоте столового серебра. Павел Егорович старался не вспоминать о давешнем инциденте, а остальные прибывали в счастливом неведении. Поэтому разговор шёл преимущественно о том, как приятно сидеть в светлой обеденной зале старинного замка, попивая утренний кофе со свежей выпечкой, и при этом в компании достойных господ. Совершеннейшее благодушие и спокойствие царило в их среде, какое и может быть исключительно в мужской компании. Дамы были в это время заняты утренним туалетом, до общего завтрака оставалось ещё около часа. Время текло неспешно, и казалось, что четыре джентльмена находятся в сладком забытьи. Никто не нарушал спокойного течения их разговора, и это могло бы длиться вечно, но тут в залу вошёл Антон Сергеевич Миндальский.
Он был мрачнее обычного и казался очень решительным. Сухо поприветствовав присутствующих господ, он сел рядом со своим кузеном, затем молча смотрел, как служанка наливала ему кофе в маленькую фарфоровую чашку. С угрюмым видом он сделал несколько глотков, оглядел присутствующих ещё раз и громко заявил, обращаясь к Серженичу, но так, чтобы его слышали все.
– Дорогой мой кузен, – сказал он, делая важное лицо, – я принял ответственное решение, – он помолчал её немного, выдерживая паузу, призванную привлечь внимание окружающих. – Я женюсь!
– Староваты вы, братец, для этого, – со спокойной улыбкой ответил генерал Серженич.
– Счастье к мужчине может прийти в любом возрасте! – ответил Миндальский. – Она богиня, она чудо! Это та женщина, которая мне нужна!
– Помилуйте, Клара Генриховна только что овдовела! – воскликнул Павел Егорович.
– Это не помешает ей дать согласие на мой брак с мадмуазель Натальей Всеволодовной, – с улыбкой произнёс старый фабрикант.
Все тут же устремили на него удивлённый взгляд. Даже господин Симпли, знавший о твёрдом решении Клары Генриховны поженить свою воспитанницу и Миндальского, был явно ошарашен тем, что последний так скоро решился на этот шаг.
– Помилуйте, но я был уверен, что вы выберете в спутницы жизни госпожу Уилсон, – проговорил Павел Егорович, всё ещё не веря в то, что услышал.
– О, эта прекрасная дама сама уговаривала меня не лишать покровительства её юную падчерицу, – сказал Антон Сергеевич, – она будет для меня утешением и отрадой!
– Так и поделом этой строптивице, – злорадно прошептал Алексей Николаевич, потирая пухлые ладошки.
– Но она так юна, – удивлённо проговорил генерал Серженич, – а вы, кузен, ей годитесь в отцы! Разве будет она счастлива с вами?
– Счастье супруги – это счастие её мужа! – проговорил Алексей Николаевич.
– Вот именно, любезный, – подхватил господин Миндальский, – я буду счастлив с ней, она избавит меня от жутких страхов и терзаний, которые мучают меня в этом замке.
– Помилуйте, замок прекрасен! Особенно замечательна здешняя кухня, – возразил господин Симпли. – В этом рае для гурмана я бы только и жил! Надеюсь, вы отпразднуете свадьбу здесь!
– Нет, ни в коем случае, – захрипел Миндальский, словно вспомнив о чём-то особенно невыносимом для него. – Где угодно, лишь бы не здесь! Мы уедем, как только Клара Генриховна одобрит наш брак! Натали поможет мне забыть и это место, и моё несчастье!
В это время в дверях появился Карл Феликсович. Даже обрывка фразы хватило, чтобы он понял, о чём идёт речь. Тем не менее, скрывая глубочайшую ненависть и презрение к своему пожилому сопернику, он решил действовать так, словно ничего задевающего его чувства не происходит. Напустив на себя равнодушный и скучающий вид, он поздоровался с присутствующими и сел рядом с господином Миндальским.
– Изволите просить госпожу Уилсон о руке Натальи Всеволодовны? – учтиво поинтересовался он, лукаво взглянув в лицо старого фабриканта.
– Да, сударь, – скорчив гримасу радости, произнёс тот.
– Но, вы же не оскорбите память ушедшего от нас столь недавно супруга дражайшей Клары Генриховны? – сердобольно произнёс Карл Феликсович, делая скорбное лицо.
– И в самом деле, это было бы совсем неприличным, когда даже завещание покойного не оглашено, – вступил в разговор Павел Егорович.
Тут Антон Сергеевич мысленно помянул недобрым словом нотариуса, о внезапном отъезде которого так сокрушалась в недавней беседе Клара Генриховна. Мечты покинуть ненавистный замок, где по ночам его мучили кошмары, отодвигались во времени на неопределённый срок. Вожделенная дева с ангельским голосом могла стать его не раньше, чем он вступит с ней в брак, а этого надо было столько ждать. И, тем не менее, мысль о том, что он породнится с самой госпожой Уилсон, в высшей степени благородной и уважаемой дамой, придала ему терпеливости.
– Я не враг приличий, и мне ли не знать, как следует соблюдать богом заведённый порядок, – заявил он, стараясь выглядеть благородно, но лицо его стало угрюмым и жёлчным.
– Отложите ваше сватовство до более подходящих времён, – проговорил Карл Феликсович. – К чему спешить, ведь вы так полны сил!
Сам же молодой человек, хоть и выглядел спокойным, тем не менее, лихорадочно изыскивал в уме способ заставить Миндальского отказаться от Натали, но это казалось ему всё менее возможным.
Неожиданно всех отвлёк какой-то шум, доносившийся со стороны парадного входа в замок. Из окна, между тем, ничего нельзя было разглядеть, слышались только ругательства привратника и двух слуг и громкие женские крики, которые невозможно было разобрать. Минут пять продолжалась невидимая потасовка, затем всё стихло.
Когда же все обернулись к двери, то увидели высокую статную фигуру хозяйки Уилсон Холла. Джентльмены встали и поклонились Кларе Генриховне, приветствуя её и желая доброго утра. На это она ответила лишь лёгким наклоном головы и прошла к высокому креслу, стоявшему во главе стола. За ней прошли, так же учтиво поздоровавшись со всеми, Анна и Виктор Черводольские. Вид у них был подавленный, словно присутствие опекунши причиняло обоим страдания.
– Как изволили почивать, сударыня? – спросил генерал Серженич, подходя к госпоже Уилсон и целуя ей руку.
– Покорнейше благодарю, господин генерал, – медленно отвечала она, бросая на него холодный взгляд, – заботы о поместье и благополучии моих родных требуют много сил, так что сон мой беспокоен по причине слишком большого числа вольностей, которые позволяет себе молодое поколение.
– Мадам, вы слишком много печётесь о судьбе ваших племянников и тех, опеку над кем, судьба возложила на ваши плечи, – произнёс Серженич, – позвольте молодым людям жить и наслаждаться своей жизнью. Поверьте, даже нам, старикам, не всегда удаётся предугадать, что будет верным для юношей, а что нет. И свои шишки им придётся набить, не без этого, сударыня.
– Я дала слово своему супругу, что буду радеть лишь о благополучии и процветании нашей фамилии, – холодно ответила Клара Генриховна, переводя взгляд на Альфреда, вошедшего в столовую и ожидавшего поручений у дальнего окна.
– Голубчик, – обратилась к нему хозяйка, – что там был за шум?
– Не извольте беспокоиться, госпожа, слуги прогнали со двора цыганскую бродяжку, – ответил тот.
– Неужели здесь цыгане? – ужаснулся господин Симпли, не любивший цыган более всего на свете.
– Табор встал далеко, на землях нашего соседа, – залепетал дворецкий, словно оправдываясь, – по всей видимости, эта оборванка забрела к нам случайно…
– Проследите, чтобы больше здесь не было никаких нищих и бродяг, – сказала госпожа Уилсон, – я не хочу, чтобы они нам докучали ни своим убогим видом, ни жалобными россказнями. Они должны работать, как все порядочные люди.
– Признаюсь, цыгане меня нисколько не смущают, – произнёс генерал Серженич.
– Цыгане, бродяги, хлопоты! – воскликнул Алексей Николаевич. – У нас скоро будет свадьба, а вы про всякую непотребную чушь говорите!
Тут же все с недоумением посмотрели на него, так как никто не ожидал такой резкой смены темы разговора. И Алексей Николаевич наверняка бы снискал порицание всего общества, но тут его спас сам виновник грядущего торжества – господин Миндальский.
– Да, господа, я женюсь! – произнёс он победным голосом!
– Вот оно что? – оживившись, произнесла Клара Генриховна.
– Да, сударыня! – продолжал Миндальский. – Как только вы будите признаны полноправной опекуншей милейшей моему сердцу Натальи Всеволодовны, я осмелюсь просить вас отдать мне её в законные жёны!
– Я польщена вашим вниманием к моей девочке и искренне рада вашему выбору, – с радушной улыбкой ответила она.
– Ещё не доели поминальных угощений, а уже готовятся к свадьбе, – тихо в своём углу заключил Павел Егорович.
– Мы все будем безмерно счастливы присутствовать при вашем бракосочетании, – громко заявил господин Симпли.
В это время Анна и Виктор поморщились, представив красавицу Наталью Всеволодовну с этим дряхлым стариком. Особенно дурно при этом разговоре стало Анне, так как она была уверена, что её ждёт не менее богатый, но и не менее уродливый кавалер.
Глава IX.
Александр Иванович открыл глаза. Утро наполнило светом его комнату, за окном нежно и мелодично щебетала пташка. Он улыбнулся и с интересом осмотрелся вокруг, но тут неожиданно вздрогнул и сделался абсолютно неподвижен. Он ясно помнил, что вчера сон одолел его, когда он тщетно пытался подняться с пола навстречу неизвестному субъекту, тайно проникшему в его комнату. Но рядом никого не было, а он лежал в разобранной постели, а мундир исправно висел рядом на спинке стула. Некто заботливо раздел его и перенёс на кровать. Поручик поднялся и сделал несколько шагов по комнате, силы вернулись к нему, хотя, посмотревшись в зеркало, он увидел, что худоба и бледность по-прежнему присутствуют на его молодом лице. Взглянув на часы, он поспешно оделся и пошёл к завтраку, так как было уже без четверти девять.
