Александр Шатилов
Пленники чести
Карл Феликсович следовал за ней попятам, боясь упустить из виду. Смешанные чувства вызвала в нём эта неожиданная встреча: с одной стороны он был в ярости от того, что какая-то оборванка смела столь дерзко заговорить с ним, с другой стороны его пленила красота этой девицы. Его мучали сомнения, в самом ли деле она способна помочь ему, и правильно ли посвящать её в свои планы. Впрочем, даже если что-то пойдёт не так, то кто поверит грязной цыганке. Однако и идти за ней становилось как-то страшно. Девушка, хоть и была невысоко роста, двигалась быстро, плавно и грациозно, точно было в ней что-то от дикой кошки, и молодой франт невольно залюбовался ей, в тайне жалея, что это всего лишь цыганка. Встреть он такую красавицу в свете, она непременно бы запала ему в сердце, но это была бродяжка и нищенка, не более того.
Между тем они вышли из леса и продвигались через поле к видневшемуся вдали нагромождению низеньких домиков. Подъехав ближе, Карл Феликсович увидел, что это был постоялый двор с трактиром и множеством хозяйственных пристроек, окружённых покосившимся забором. Во дворе и вокруг него стояли разноцветные кибитки и фургончики, в которых табор и кочевал по всему свету. Где только не побывали эти скрипучие повозки, сколько лошадей впрягалось в них, так много селений и людей они повидали на своём веку! Немного в стороне от трактира в поле пасся табун лошадей, по всей видимости, принадлежавший цыганскому барону. Наконец цыганка подвела Карла Феликсовича к открытым воротам. Вскоре они оказались на широком дворе, на котором стояли несколько кибиток, у хозяйственных построек высились горы дров и сена, которыми обычно расплачивались деревенские мужики, когда всё другое уже было пропито. Между кибитками сновали юркие цыганята, двое взрослых мужчин стояли у самого входа в трактир, представлявший собой двухэтажное покосившееся здание, выкрашенное облупившейся светло-коричневой краской. Карл Феликсович спешился и, оставив лошадь у коновязи, последовал за цыганкой. Девушка сделала какой-то знак мужчинам у входа, и те пропустили её и молодого франта, при этом внимательно оглядев гостя с головы до ног. И вот они, миновав тесные сени, оказались в просторном, хотя и тёмном помещении с низким закопченным потолком и грязными стенами, вымазанными глиной. У дальней стены из сумрака выступала высокая притолока, за которой в окружении бочонков дремал хозяин. По углам и у стен стояли грубо сбитые столы, за которыми на массивных скамьях восседали тёмные силуэты людей. По правде говоря, Карл Феликсович уже не был уверен в том, что это были люди. За сгорбленными бесформенными фигурами вполне могли таиться черти, да и запах в этом помещении стоял тяжёлый и неприятный, напоминавший смрад, что должен быть при входе в пекло.
Цыганка повела его в дальний угол этого мрачного помещения. Хотя все посетители трактира были неподвижны, кто дремал, кто сидел, склоняясь над глиняной кружкой, Карлу Феликсовичу казалось, что за ним кто-то пристально наблюдает. Цыганка, между тем, подвела его к низкой двери, за которой оказалась маленькая комната, а внутри был стол и несколько стульев. Войдя внутрь, она сделала молодому франту знак сесть, и тот покорно повиновался, хотя и не переставал следить за каждым движением девушки.
– Как тебя зовут? – спросил он, не отводя взгляда.
– Обычно кричат, что-то вроде воровки или ведьмы, но ты можешь звать меня Кхаца, – ответила цыганка, снимая в темноте плащ.
Затем она зажгла свечу и поставила её на стол. В тусклом её отблеске Карл Феликсович разглядел длинную юбку со множеством разноцветных оборок, на груди было что-то вроде фартука, а плечи и руки прикрывала цветастая шаль. На шее у девушки висели яркие бусы, поблёскивавшие в отсветах огня, а в распущенные чёрные волосы была вплетена алая лента. В молчании Кхаца села напротив франта и вызывающе взглянула ему в глаза.
– Вот и пришёл ко мне, говори, что за дело, – спросила она.
– Я слышал, что вы цыгане можете помочь в сложном деле, скажем, если нужно избавиться от кого-то, – произнёс Карл Феликсович, собрав предварительно всю волю в кулак.
– Порчу навести хочешь или чтоб из жизни кто-то ушёл? – с улыбкой спросила девушка.
– Скажем так, есть один мерзкий старикашка, его можно и не убивать, главное, чтобы он поскорее убрался отсюда, а вот есть один офицер…– проговорил в полголоса Карл Феликсович.
– Да у тебя, барин, за душою ни гроша! С чего это я стану помогать тебе? – насмешливо заговорила Кхаца, сверля Карла Феликсовича огненным взглядом.
– Ну, положим, я не так уж беден, как ты говоришь, а вот в способностях твоих я пока не уверен, – сказал он, придвигая к цыганке серебряную монету.
Та покрутила её перед огнём свечи, нежно провела по ней пальцами, затем легко взмахнула рукой и монета исчезла, словно по волшебству.
– Дай мне руку, – вдруг сказала цыганка, и, ухватив ладонь Карла Феликсовича, стала долго её рассматривать.
Молодой франт настороженно следил за напряжённым лицом Кхацы. В этот момент оно удивительным образом переменилось, игривость бесёнка исчезла, и на его место пришла сосредоточенность и серьёзность. Взгляд цыганки сделался пугающим, она будто в этот момент стала старше лет на двадцать. В душе у Карла Феликсовича возникло чувство, словно его развернули, расправили всего, вывернули наизнанку и читают все его мысли, как открытую книгу. Он уже не принадлежал себе, и казалось ему, что смотрит он на себя и на цыганку со стороны, как зритель в театре, где на его глазах творилась какая-то мистерия. Цыганка всматривалась в ладонь каких-то пару минут, но несчастному молодому человеку показалось, что прошла вечность. Наконец она положила ладонь Карла Феликсовича на стол, затем на секунду отвернулась, а потом обратила к нему своё прежнее лицо.
– Ничего не выйдет у тебя, барин, – спокойно произнесла она.
– Что ты говоришь? – удивлённо воскликнул молодой франт. – Я всё равно найду способ избавиться от него, с твоей помощью или без!
– Та, о ком ты грезишь, никогда не будет принадлежать тебе! Знаю всё про тебя. Не ту ты выбрал, не тебе она предназначена, – сказала цыганка, прямо глядя на собеседника.
– Замолчи! – шипел Карл Феликсович.
– Рядом судьба твоя, рядом, только не видишь ты её! А этой девице судьба принадлежать самому сатане!
– Замолчи! Я и есть сатана!
– Ты? – Кхаца рассмеялась. – Ты даже на мелкого беса не тянешь! А вот есть лев, и он мог бы отобрать её у сатаны! Знать бы только, что это за лев, сама бы его украла!
– Ей сватают старика фабриканта, а увивается за ней проклятый никчёмный поручик! Поможешь мне от них избавиться, и я тебя озолочу! – и карл Феликсович протянул Кхаце кошелёк с деньгами. – Возьми, здесь двадцать пять монет серебром! Такое за месяц не заработать всему табору! Сделай, как я прошу!
– Не нужны мне твои деньги, – равнодушно ответила она, отодвигая от себя кошелёк. – Знаю, ты убить этого поручика хочешь. Да притом моими руками! Нет, не стану я убивать ради такого как ты!
– Хорошо, не поможешь с этим справиться, так хоть помоги отделаться от старика! Но знай, он должен сам отступиться от Натальи! – тут Карл Феликсович спохватился, не наговорил ли он лишнего, но сказанного было не воротить.
– Ох, и далась же вам всем эта Наталья! – звонко воскликнула Кхаца.
– Дай мне средство! – угрожающе произнёс Карл Феликсович, поднимаясь со своего стула.
– Дам, дам, только не горячись! – произнесла цыганка. – Старик бы и сам уехал, когда пришло время, за ним и так смертный долг висит.
С этими словами цыганка встала и пошла к двери.
– Сиди здесь, – приказала она, – я принесу средство.
И она исчезла за маленькой дверью, а молодой франт остался в раздумье сидеть за столом. Пламя свечи изредка подрагивало, становясь то выше, то меньше. Мысли теснили голову, хотя из слов цыганки Карл Феликсович почти ничего не понял. О той ли девушке говорила она? И почему эта оборванка не приняла денег? Всё казалось странным и подозрительным. Молодой человек был уверен, что вокруг творится сплошная чертовщина, и ему хотелось поскорее вернуться в замок. Наконец он решил, что эта бродячая колдунья просто сумасшедшая, и отсюда все её странное жесты и непонятный разговор. Глупо было полагаться на столь ненадёжное средство, как цыганская магия. Но тут дверь неожиданно открылась, заставив Карла Феликсовича вздрогнуть. В комнату, легко шурша юбкой, вошла Кхаца.
– Вот средство, – сказала она и протянула небольшой флакончик, украшенный затейливой гравировкой. – Это для твоего старика. Подлей ему в напиток, и он больше не будет тебе опасен.
– Это яд? – неуверенно произнёс молодой человек, беря флакончик в руку.
– Нет! – рассмеялась Кхаца. – На этого яд даже не стоит тратить!
– Что же тогда это?
– Он просто начнёт видеть свои грехи, – произнесла цыганка и потянулась за плащом.
Карл Феликсович встал и в нерешительности прошёлся по комнате. Затем достал из кошелька монету и положил её на стол.
– Бери, – сказал он, – если и в самом деле сработает, ещё принесу.
– Можешь не трудиться, барин, я честная цыганка, и много мне не надо. Только даже это не поможет тебе добыть твоей зазнобы.
С этими словами цыганка вышла из комнаты, а внезапный порыв неизвестно откуда взявшегося ветра задул свечу. Ещё минуту Карл Феликсович приходил в себя, затем, повертев в руках флакон, быстро сунул его в карман. Тут что-то важное всплыло в его сознании, и он мигом выбежал из комнаты. Кхацы в питейном помещении не было. Стремглав выбежав на двор, молодой человек сначала был ослеплён светом дня, но привыкнув немного к нему и осмотревшись, понял, что цыганки не оказалось и там, словно она исчезла, как исчезает призрак или бес.
– Проклятая ведьма, – вырвалось у него.
Но ничего поделать было уже нельзя. В кармане лежал флакон, оставшийся единственным доказательством его встречи с цыганкой. Полный злости и негодования, он направился к коновязи, где оставил лошадь. Подойдя ближе, он увидел высокого черноусого цыгана, накинувшего овчинный тулупчик поверх красной косоворотки. Цыган стоял рядом с его лошадью и поглаживал её гриву, что-то приговаривая на своём языке.
– Ты ещё кто такой? – яростно прикрикнул на него Карл Феликсович.
– Я Гожо, барин, – ответил цыган, продолжая гладить лошадь. – А лошадка хорошая у вас. Продайте её мне, я цену такой любую выплачу. За такую любую работу готов выполнить. На всё пойду!
– Ты что, дурак, а как же назад поеду! – вскричал Карл Феликсович, но тут же в его голове родился новый план, как отомстить своему сопернику.
– Послушай, – обратился он вдруг к цыгану, – то, что ты не очень хорошо подумал, я прощаю, даже больше того, могу тебе помочь. По этой дороге прошли недавно две такие лошади, что тебе и не снились! За каждую из них можно получить состояние, но краше всех конь, на котором ехал один армейский поручик. Такой юнец-офицер. Так вот, старина, я дам тебе десять серебряных монет, если ты убьёшь его. Коня можешь взять себе. Но запомни, с ним барышня, её трогать нельзя. Ни волоска с её головы не должно упасть! Сделаешь?
– Э, барин, работа плохая, – протянул цыган.
– Двадцать серебряных и конь, только пырни офицеришку ножом в грудь, и дело с концом! – прохрипел Карл Феликсович, позвякивая кошельком перед глазами цыгана.
– Э, барин, да вы щедрый господин! – ухмыльнулся цыган, и Карл Феликсович, вглядевшись в его лицо, увидел, как в глазах цыгана заиграл огонёк жадности. – Всё исполню, как вы сказали.
– Скоро ли уедете? – спросил его франт.
– Ещё дней пять будем стоять, – ответил тот.
– Никто ничего не должен знать, вот половина денег, остальное потом, – произнёс Карл Феликсович, садясь верхом. – Проговоришься – голову сниму!
С этими словами он умчался с постоялого двора, а цыган довольный собой, принялся пересчитывать монеты, поглаживая рукоятку ножа, который он носил за поясом.
Глава X.
Тем временем в замке Уилсон Холла и не подозревали об отлучке сразу нескольких человек. Анна Юрьевна и Виктор Юрьевич терпеливо ждали каждый в своей комнате, когда же влюблённые наговорятся. Первой не смогла усидеть на месте от скуки Анна Юрьевна. Девушке было жутко любопытно, о чём говорят молодые люди, которым она устроила свидание тайком от слуг и госпожи Уилсон. Она ходила из угла в угол, не находя себе места и прислушиваясь к тому, что творилось за дверью. Наконец она вплотную приложила ухо к замочной скважине, но и так ничего не услышала. И тут у неё сердце забилось сильнее, ибо в памяти всплыло бессмертное произведение Шекспира, повествующее о любви двух отпрысков знатных семей города Вероны, Ромео и Джульетте. Решив, что Александр Иванович и Наталья Всеволодовна убили себя, лишь бы быть вместе, Анна, проклиная свою наивность и решение помочь влюблённым, стремглав ворвалась в проходную комнату, ожидая увидеть два хладных тела, но комната оказалась пуста. Вне себя от изумления, она бросилась в следующую комнату, где находился её брат. Виктор же крайне изумился, увидев взволнованное лицо сестры, ворвавшейся стремительней урагана.
– Где они? – воскликнула Анна Юрьевна, обходя комнату.
– Я думал, они ушли с тобой! – удивился Виктор.
– Они исчезли! – в ужасе проговорила Анна Юрьевна и посмотрела на брата круглыми от удивления глазами.
– Не может быть! Ты точно их не могла упустить? – спросил Виктор, заходя в соседние покои и заглядывая за каждое кресло.
– Я могла бы дать руку на отсечение, что они не проходили мимо меня! – обиженно произнесла Анна Юрьевна и тоже оглядела помещение, словно надеясь отыскать пропавших влюблённых хоть и на потолке.
– Они не могли уйти через окно! – воскликнул Виктор. – Под нами не менее пяти метров высоты, а дальше крутой склон холма!
– Ну не могли же они испариться! – сказала ему сестра, вглядываясь в далёкий пейзаж за стеклом.
– Возможно, им известно об этом замке гораздо больше, чем нам, – задумчиво произнёс Виктор, затем, посмотрев на нахмуренные брови сестры, пояснил: – В этом замке, скорее всего, есть тайные коридоры. Не исключено, что один из этих коридоров нашли наши друзья. Другого оправдания их исчезновению быть, на мой взгляд, не может.
– Ты, в самом деле, веришь в это? – с сомнением в голосе произнесла Анна.
– Другого объяснения у меня пока нет, – ответил Виктор, подходя к картине, висевшей напротив окна. – И мне кажется, я уже нашёл дверь!
– Не глупи, это просто роспись по шёлку! – воскликнула Анна. – Если тайная дверь и существует, она находится за этим камином!
Тут брат и сестра начали осматривать каждый свою находку, но тайная дверь никак не обнаруживала себя, пока Анна не нажала на декоративную резную фигурку, украшавшую каминный портал. Тут же дверца, замаскированная под картину открылась, и Виктор с Анной увидели тёмный коридор, уходивший далеко вперёд и вниз.
– Если они куда-то и могли деться, то точно сюда, – произнесла Анна.
– В таком случае мы должны следовать за ними! – ответил Виктор, взяв со столика канделябр с несколькими свечами.
И они, как и Наталья с Александром часом ранее, отправились в устрашающий мрак потайного коридора. Следы на пыльном полу подсказывали им, что они двигаются в правильном направлении, и вскоре они вышли в небольшом холле, пройдя через ту же самую дверь, что и молодые влюблённые.
– И куда теперь они делись? – растерянно спросила Анна.
– Не знаю, но только нам следует никому не говорить об этих тайных коридорах, а то Клара Генриховна и к нам приставит по надсмотрщику! – ответил Виктор, закрывая за собой дверцу. – Отсюда, и правда, они могли уйти куда угодно.
– Придётся нам найти их пока не поздно, Клара Генриховна придёт в ярость, узнав, что они исчезли, – сказала Анна, отряхивая своё платье от пыли.
Таким образом, приведя себя в порядок, Анна и Виктор Черводольские отправились на поиски друзей, и не подозревая, в какую опасную авантюру те пустились в тайне ото всех.
А тем временем Клара Генриховна, прослушав все письма, которые ей прочитал Альфред, прогуливалась по замку в одиночестве, предаваясь тягостным размышлениям о судьбе её имения, а так же о том, насколько удачно она может выдать замуж всех опекаемых ею девиц. Мысли текли неторопливо и казались чем-то вроде калейдоскопа. Взгляд то бесцельно блуждал по пространству коридора, то останавливался на какой-то картине или падал в окно, за которым качались чёрные стволы вековых деревьев или птицы перелетали от леса к лесу неровной колеблющейся стаей. Но тут в дальнем конце коридора взгляд Клары Генриховны упал на горничную, прикорнувшую на стуле у двери.
– Любезная, – обратилась к ней госпожа Уилсон, – кто дал тебе право спать здесь?
Горничная встрепенулась, и, вскочив на ноги, виновато пролепетала:
– Простите, госпожа.
– Я, кажется, велела тебе присматривать за моей воспитанницей! – властно сказала Клара Генриховна, словно пронизывая насквозь ледяным взглядом несчастную горничную.
– Она здесь, госпожа, за этой дверью, уверяю вас! – жалобно взмолилась та. – Они вместе с госпожой Анной Юрьевной зашли туда часа два назад.
– Вот как? – произнесла старая леди. – Сейчас проверим это.
Она потянула за ручку двери и вошла в тёмные покои. Клара Генриховна склонна была доверять служанке, и изумлению её при виде пустой комнаты не было предела.
– Их здесь нет! – воскликнула она.
– Не может быть, ваша милость! – в ужасе пролепетала горничная, вбежав в комнату.
– Ты меня хотела обмануть, неблагодарная! – вскричала Клара Генриховна, замахнувшись на обмершую от страха служанку. – Ты, Фрида, смеешь ещё так разговаривать со мной!
– Госпожа, простите, госпожа! – воскликнула девушка, залившись слезами. – Поверьте, они, правда, были здесь! Они должно быть здесь, за этой дверью!
Госпожа Уилсон повернулась к дверям в соседние покои, за которыми раздался какой-то шум. Резким шагом она направилась к этим дверям и, распахнув их, застыла на месте. Славно отражение в зеркале напротив неё в дверном проёме стоял Борис с вытаращенными от ужаса глазами, а за его спиной застыл Альфред.
– Госпожа, – пролепетал Борис, – смею вас спросить, нет ли в соседних покоях господина Александра Ивановича?
Эти слова стали последней каплей. Клара Генриховна пришла в ярость.
– Как вы могли их упустить! Вы никчёмные ничтожества! Я выброшу вас на улицу! Где Александр? Где Наталья? Я вас спрашиваю!
Так она кричала, нещадно осыпая пощёчинами слуг.
– Простите, хозяйка! Они с Виктором Юрьевичем здесь были, а потом я вошёл, и их нет! – оправдывался Борис, который и представить не мог, как умудрился он пропустить этих двух господ.
– Вы потеряли четырёх человек! Растяпы! – бушевала Клара Генриховна. – Найдите их, иначе я сниму с вас головы! Да делайте же что-нибудь!
– Простите, госпожа! – заливалась слезами Фрида, окаменев от страха.
– Хватит реветь, как корова! Ищи их, иначе я выгоню тебя, деревенщина!
Через несколько минут все слуги, включая поваров, привратников, конюхов и егеря Макара разыскивали беглецов. Прочие господа и дамы были встревожены тем, что слуги метались по замку как угорелые, не обращая внимания на их просьбы и приказы. Казалось, что происходит что-то ужасное, ибо лица у всех выражали крайнее беспокойство. Сама же госпожа Уилсон сидела в гостиной, тяжело оперев голову на руку. Ярости её не было предела. Никто и никогда прежде не смел осушаться её приказа, поэтому сейчас было жизненно важно восстановить свой авторитет как хозяйки, чьи слова не пустой звук.
– Мой муж, да упокоит Господь его душу, разбаловал вас! Он испортил вас своим мягкосердечием и вседозволенностью! Даже Анна и Виктор стали вести себя неподобающим образом в этом порочном доме! Хотелось бы мне сейчас видеть этих двоих!
Но как только Клара Генриховна произнесла эти слова, в гостиную чинно, парой, как ни в чём не бывало, вошли брат и сестра Черводольские.
– Где вы были, молодые люди? – властно и твёрдо произнесла пожилая леди, бросая на брата и сестру взгляд полный холодной ярости.
Стальные глаза пожилой леди метали молнии гнева, прежде редко кто видел её такой.
– Ах, тётушка, – произнёс Виктор, – мы с Анной Юрьевной чудесно провели время в компании наших друзей, Натали и Александра Ивановича. Однако прошу вас, объясните, что творится в замке? Отчего случился такой переполох?
– Это я вас, мои дорогие, хочу спросить об этом! Куда делись Наталья и этот негодяй, поручик?
– О, прошу вас, смягчитесь, тетушка! – заговорила Анна. – Мы разошлись с ними по нашим комнатам ещё полчаса тому назад. Что могло случиться с ними?
– Вот как? – удивлённо спросила госпожа Уилсон. – Однако слуги говорили совсем другое! Борис, Фрида! – позвала она. – Правда ли, что из покоев, до которых вы сопровождали господ, никто не выходил?
– Точно так, госпожа, – закивали Борис и Фрида.
– Но этого не может быть, иначе как бы мы здесь оказались, – произнёс Виктор, покраснев, а Анна при его словах опустила глаза.
Госпожа Уилсон испытующе смотрела на них, и под этим взглядом невозможно было что-то скрывать. Казалось, Анна сейчас всё расскажет, не выдержав стыда, но тут положение неожиданно спас Борис, внезапно выкрикнувший:
– Это всё нечистая сила, Хозяйка!
Всё были ошарашены. На минуту воцарилось молчание, поскольку на призрака никто бы в иных обстоятельствах не решился возложить ответственность.
– Если это нечистая сила, то где же Александр и Наталья? – спросила госпожа Уилсон, посмотрев на слугу с презрительной усмешкой.
– Ей Богу, госпожа! – взмолился Борис. – Эти призраки вазы двигали! Они одну разбили! А ещё по замку чёрный человек ходит! Он нам с Фридой внушение сделал, вот мы и не видели, как господа вышли!
Клара Генриховна опустила голову, прикрыв глаза рукой, пугающие слухи могли оказаться правдой, её замок и всё поместье были прокляты, но верить в это она по-прежнему отказывалась. Перепуганный вид Бориса и его несвязная речь больше походили на помешательство. Но не сошли же с ума сразу двое слуг?
– Если всё так, то спрашиваю ещё раз, где Наталья и Александр? – сердито произнесла Клара Генриховна, желая разобраться в произошедшем.
– Позвольте мне рассказать, где они, – внезапно раздался голос Карла Феликсовича.
Все обернулись и увидели его стоящим в дверях, чисто выбритым, с блестящими напомаженными чёрными усами и в начищенном безупречном темно-коричневом фраке. Госпожа Уилсон с изумлением посмотрела на племянника, и все остальные устремили на него свои взоры.
– Мы слушаем, – покровительственным тоном произнесла пожилая леди.
– По счастливой случайности я, совершая верховую прогулку, имел удовольствие видеть их, направлявшимися в сторону соседнего имения. Они были верхом и при этом вели непринуждённую беседу, – хитро прищурившись, проговорил Карл Феликсович.
– Они сбежали! – воскликнула Клара Генриховна, и неизвестно, что бы с ней произошло, не успокой её всё тот же Карл Феликсович.
– Напротив, тётушка, – спокойно ответил он, – при них не было ни поклажи, ни тёплых вещей, да и ехали они слишком медленно, к тому же бегство вряд ли способствует беседе.
– Они не могли убежать! – вмешался Виктор. – Уверен, что Карл Феликсович просто обознался.
– Хозяйка! – прокричал, вбегая в гостиную, конюх Харитон. – Двух коней нет в конюшни! Увели, госпожа! Прикажите послать за жандармами!
При этих словах Виктор стих и покраснел, а его оппонент принял ещё более важный и торжественный вид.
– Не стоит, Клара Генриховна, – произнёс он. – Я больше чем уверен, что наши беглецы вернутся если не к вечеру, то не позднее следующего утра. Следует лишь немного подождать.
– Подождать! – воскликнула старуха, вскакивая с места. – Но может произойти непоправимое! Что о нас подумают наши гости?
– Они подумают о нас ещё более нелепые вещи, если мы устроим облаву на Наталью Всеволодовну и Александра Ивановича! – вмешался Виктор.
– Ты прав, – смягчилась госпожа Уилсон, осознав невыгодность данного шага. – Покой гостей превыше всего!
Внезапно она показалась всем спокойной и даже добродушной, однако у госпожи Уилсон появился новый план. «Пусть все до поры до времени думают, что всё, что творится, творится по моей доброй воле. Нельзя, чтобы моя власть над воспитанницей хоть сколько-то подверглась сомнению, сегодня вечером или завтра утром огласят завещание, и можно объявить о помолвке. А пока…»
– Запомните все, – заговорила Клара Генриховна, полностью восстановив самообладание, – это простое недоразумение, и даже упоминать о нём я вам всем категорически запрещаю! А с нашими беглецами я поговорю позже.
– Как прикажите, госпожа, – произнесли слуги.
– Да, тётушка, – отозвались все молодые люди.
– Спасибо тебе, Карл, – произнесла Клара Генриховна, – я не забуду твоих добрых дел.
Молодой франт припал к руке властной хозяйки Уилсон Холла.
– Вы все свободны, господа, – добавила она, усаживаясь обратно в кресло. – А вы, – обратилась она к Фриде и Борису, – ждите Александра Ивановича и Наталью Всеволодовну, и как только они прибудут, не отходите от них ни на шаг! Если ещё раз упустите, не сносить вам головы!
Поклонившись, все вышли прочь из гостиной, оставив пожилую леди одну со своими мыслями. Однако, несмотря на то, что буря улеглась, чувствовали все себя, кроме Карла Феликсовича, подавленными и напуганными. Слуги поспешили по своим делам. Виктор взял сестру за руку и быстро увёл её в сторону, бросив злобный взгляд вслед напомаженному черноусому франту.
– Мерзавец! – воскликнул Виктор Юрьевич, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их не могли услышать.
– Но, может он не со зла это сделал? – с мольбой в голосе произнесла Анна Юрьевна.
– Ха! Как же не со зла! Да он завидует им! Он просто их ненавидит! – распалялся Виктор. – И больше всех он ненавидит именно Александра Ивановича! Неужели твоя женская интуиция не в силах тебе этого подсказать?
Увы, Анна и сама видела, что тот, чей образ вошёл в её сердце, любит другую. Как не горько ей это было признать, но Карл Феликсович оказался жалким доносчиком и интриганом. И за что он мог ей так понравиться, Анна сама не знала.
– Он словно нарочно следил за ними! Клянусь, он сам замышляет что-то ужасное! – продолжал Виктор, стараясь излить свой гнев в словах.
– Прошу, оставь это, – со слезами в голосе произнесла Анна и бросилась прочь по коридору.
И как Виктор не пытался её остановить уговорами, искренне не понимая, чем мог обидеть сестру, ему не удалось удержать её. Несчастная девушка бросилась на постель в своей комнате и долга плакала, прижавшись лицом к подушке, обливая её горячими слезами.
Через некоторое время в дверь её комнаты постучал Виктор. Не дождавшись ответа, он осторожно повернул дверную ручку и робко вошёл внутрь. Анна тихо лежала на кровати, словно не замечая его присутствия.
– Прости, если чем-то обидел тебя, – произнёс он, приближаясь к сестре. – Я право не знаю, что я сказал, и чем мог тебя оскорбить, но я прошу, прости меня, Анна!
Она поднялась и посмотрела на него блестящими от слёз глазами. Что-то безмерно прекрасное и трогательное было в них в этот момент, и Виктор невольно залюбовался своей сестрой.
– Нет, не ты меня обидел, – произнесла она. – Не обижайся на свою глупенькую сестрёнку, мой добрый дурачок.
И она бросилась к нему на шею, и слёзы по-прежнему текли из её глаз, и её дыхание жгло ему ухо, и самому хотелось плакать. Он обнимал свою сестру, как единственного родного человека, оставшегося у него на этом свете.
Тем временем, Александр Иванович и Наталья Всеволодовна двигались навстречу новым тайнам, ожидавшим их. Они миновали поле и деревню, потом дорога пошла снова через лес, усыпанный бурой листвой, шуршавшей под копытами их лошадей. Ветви сплетались в чёрные кружева, сквозь сеть которых просвечивало светло-серое небо, а маковки самых высоких сосен утопали в призрачной дымке. Молодые люди ехали бок о бок, и им казалось, будто невидимый струнный квартет играет задумчивую мелодию осени. Для них не существовало больше ни тревог, ни страха, только благоговейный трепет перед красотой засыпающей природы, казавшейся особенно прекрасной. И эта задумчивая тишина покоряла их своей безыскусностью и простотой. Они ехали вместе, ветви могучих деревьев сплетались над их головами подобно сводам готического собора. Всё казалось необыкновенным и торжественным, заставляя сердце замирать, как при важнейшем историческом событии. Но нет, не происходило для взора простого прохожего ничего необыкновенного: всё тот же лес, всё те же жёлтые листья, позолотившие густые заросли кустов, всё та же меланхолия осени. Время словно остановилось, чтобы каждый мог насладиться финальными аккордами красочного мира перед наступлением зимних холодов.
Через несколько сот метров, они свернули на неприметную аллею, на углу которой стоял старый деревянный указатель с едва различимыми следами надписей, давным-давно стёртых дождями и снегопадами. Аллея казалась сильно запущенной, словно по этой призрачной дороге никто не ездил чаще, чем пару раз в месяц. Вскоре поручик и его спутница подъехали к покосившемуся домику привратника, выстроенному из красного кирпича и покрытого пожелтевшей штукатуркой, которая много лет назад обвалилась и осыпалась почти со всего фасада, что некогда был украшен стрельчатыми фальшокнами и замысловатыми узорами. Затейливые арки слева и справа от ворот были выложены фигурным кирпичом, выглядывавшим из-за сухих стеблей дикого винограда. Заржавевшие кованые ворота были распахнуты настежь, а на каменных столбах гордо возвышались статуи античных мифических существ, так же безжалостно увитые буйным плющом и диким виноградом, сохранившим кроваво-красную листву. И ещё горы этих листьев лежали у разбитого подножия ограды.
Никто не вышел навстречу молодым людям из дома привратника, и они двинулись дальше по давно не чищеной аллее. Вскоре взору их предстал густой заросший сад, за ни начинался парк, в прежние времена являвший собой прекрасный оазис, украшенный монументальными фонтанами и каскадными клумбами, на которых заботливые руки садовников выращивали самые прекрасные цветы, радовавшие посетителей своей неземной красотой. Теперь в пустых чашах фонтанов росла сорная трава, радуясь упадку поместья, как радуется жестокая чернь, учинив свирепый бунт и разграбив имение хозяина. Прекрасные парковые статуи потеряли всю свою нежную белизну, превратившись в серо-зелёных калек, чьи тела увил плющ, а мощные пьедесталы заросли чертополохом и репейником. Прямо напротив этого призрачного парка уныло возвышался двухэтажный господский дом, соединённый с небольшим одноэтажным флигелем крытой галереей. Большинство окон были заколочены, по жёлтому фасаду шли глубокие чёрные трещины. Колонны, поддерживавшие массивный балкон пышной веранды, покосились и растрескались, дикий виноград оплёл огненным покрывалом декоративные портики и каменные резные перила.
