Владимир Маркович Гринспон
Девяностые. Север. Повести
7
Только к обеду следующего дня колонна из полуторки и четырех «Студебеккеров», полностью забитых ящиками из схрона, добралась до базы.
Свободных от вахты солдат караульной роты поставили на разгрузку. Проведшие бессонную ночь Трубицын, Федор и их подчиненные получили от генерала благодарность и возможность отдыха до 17–00. Только ефрейтору Кривых было не до сна. Он заполнял всё новые листы ведомости трофеев.
Сам генерал Куличкин развернул на базе хранения, при штабе, филиал командования Тыла Армии. Сюда стекались радиограммы с докладами по решению поставленных задач, о заторах на дорогах, задержках эшелонов, нехватке боеприпасов и других материальных средств. Два раза прилетал майор Ремнев с порученцем из штаба армии. Тот оставлял директивы, забирал письменные доклады и распоряжения. Прибывшие с генералом два офицера почти круглосуточно работали с документами. С главными вопросами обращались к генералу в любое время суток. Армия рвалась к Берлину. И от налаженной службы Тыла зависело многое. Часто из – за дверей штаба слышался ревущий бас генерала, разносившего нерадивого собеседника по рации. Генерал в выражениях не стеснялся. Солдаты одобрительно кивали:
– Во дает! Настоящий генерал. У такого не забалуешь!
* * *
Но сейчас генерал выкроил минуты и отправился к хозяйке усадьбы с визитом. Он узнал, что та заядлая наездница, но всю конюшню ее разорили немцы.
– Я, уважаемая Екатерина Николаевна, вот о чем думаю, – начал генерал после церемонии приветствия.
– Как потомственный Донской казак, родом из станицы Александровской, я понимаю Вашу тоску по лошадкам. И вот что предлагаю. Сейчас расформируется одна из кавалерийских дивизий. Берлин на лошадках не возьмешь, там другие решать будут. Личный состав отправят на Родину эшелонами. Лошадок тоже, грузовым составом. Как там дальше лошадьми распорядятся, я не знаю. Но точно не в кавалерию. Отжила она, матушка, своё. Предлагаю выехать с Вами на станцию, где будет происходить погрузка и выбрать для Вас пару верховых, да пару в упряжку. Я туда собираюсь завтра утром. Это не далеко. Пять километров от Познани. Только седло под себя возьмите.
Княгиня не могла отказаться от такого предложения и поблагодарила генерала от души. Она видела, как статный вояка поглядывает на нее. И это ее и забавляло, и разогревало былые чувства королевы балов.
– Я надеюсь, мой генерал, что Вы задержитесь еще у нас. Я устрою вечер. Мы, наконец, потанцуем?
– Да. Я к Вашим услугам. Всё равно мне ждать представителей командования из Москвы.
Вечером прошло, наконец, награждение. Было развернуто полковое знамя, специально привезенное для церемонии. Весь личный состав свободный от караула выстроен на плацу перед штабом. На специальном столике разложены награды и удостоверения к ним. Уречишкин брал со стола очередную награду, передавал генералу и громко вызывал отличившихся. Генерал жал руку, коротко говорил – Поздравляю, и вручал медаль или орден. Награжденный четко поворачивался к строю и чеканил – Служу Советскому Союзу. Особенно всех заинтересовал Польский «Крест храбрых» К нему прилагался приказ по Войску Польскому исполненный на двух языках. Уречишкин зачитал полностью русский текст:
«За боевую поддержку специального отряда Войска Польского при пленении восьми старших офицеров Вермахта, в том числе трех генералов, обеспечении их доставки в Штаб Войска Польского награждается «Крестом Храбрых» старший лейтенант отдельного саперного батальона 37 танковой дивизии Красной Армии Савельев Федор. Да здравствует нерушимое воинское братство Советского и Польского народа.
Главком Войска Польского Генерал дивизии С. Поплавский».
В завершении генерал обратился к собравшимся с краткой речью.
– Воины! От лица командования поздравляю героев с заслуженными наградами. В данный момент вы находитесь на удалении от активных боевых действий. Но наша задача не менее почетна – сохранить для всех людей на Земле достояние человечества, не имеющие цены. Будьте упорны и бдительны. Ура!
Троекратное «Ура» подняло стаю ворон с деревьев.
Генерал пригласил в штаб офицеров, где награжденные обмыли награды. Затем все были отпущены до 12–00 следующего утра. Обязанности по несению караула были возложены роту охраны.
– Ну, Федор! С тебя причитается! Два ордена и «Отвагу» получил. Как отметим? – Уречишкин приобнял его за плечо. Как твоя рана? Не помешает?
– Зажила. Хирург, вражина, а дело знает. Приглашаю всех в шинок на переправу, – как Вы, товарищ майор? – обратился он к Трубицыну?
– Да я не против. Мне уже Уречишкин сто раз намекал. Любопытно.
Федор позвал Гайдамаку.
– Бери мотоцикл и гони, заказывай. Мы с товарищами офицерами через час подъедем. Да чтобы музыка была и с кем танцевать! Ты Агнешку в люльку посади, она этим займется. Да глянь у нас на переправе в погребе, там Афанасий свинку оставлял. Отдай на кухню. Гони.
Он собрал всех своих бойцов с переправы.
– Так, воины! Еще раз поздравляю! Сегодня отсыпайтесь. Завтра ваша очередь в шинок ехать. Свободны.
* * *
Вернулись в расположение утром. По дороге с шутками и смехом вспоминали прошедший вечер. Подтрунивали над тем, кто где и как ночевал.
Трубицын хвалил Федора за отличную «работу с местным населением». Опять звал остаться в СМЕРШ.
– Да не отказывайся ты сразу. Подумай. Война на финише, а у нашей «специальности» она не кончается. Работы на годы.
– Нет, товарищ майор. Я всё же технарь. Мне бы к технике, или строительству поближе. Подучиться бы малость и за работу. Если в армии оставят, по саперной части так и пойду. Да и на гражданке не пропаду. На Родину тянет. На Алтай.
– Ну, смотри, вопрос открыт. Вместо Бийска твоего можешь в Москву, или Ленинград попасть. Мой начальник, что всем СМЕРШем Армии командует рисовал мне картину. А меня возьмет, так моей рекомендации поверит.
Во второй половине дня прибыл генерал с княгиней. При них спецмашиной доставили четырех лошадей. Все пришли полюбоваться.
Видно было, что отбирали лошадок знатоки. Екатерина Николаевна выбрала себе под седло беленькую кобылку с серой гривой и хвостом. По тому, как та прядала ушами, вскидывала изящную головку и перебирала тонкими ногами, нрава она была бойкого, непоседливого. Ей в пару, для верховой езды, привезли гнедого жеребца. Тот был покрупнее и спокойнее напарницы.
Для выезда в коляске прибыли два одинаковых вороных.
Пришлось освободить половину конюшни, отделить ее от склада стенкой. И в освободившейся половине оборудовать денники лошадям. К вечеру награжденные солдаты были отпущены на полуторке в шинок, а офицеры с удовольствием наблюдали первый выезд княгини с генералом. Екатерина Николаевна была одета в мужской жокейский костюм, черные лакированные сапожки. Прическу закрывал английский кепи. А в руке был щогольский маленький хлыст. Седлом она пользовалась мужским, и с первых движений в ней угадывался лихой наездник.
Что уж было говорить о генерале, потомственном казаке! Не смотря на совсем не жокейские габариты, он вскочил в седло на ходу, даже не вставляя ногу в стремя. Пара сделала небольшой кружок перед усадьбой, понеслась по проселку и скрылась за рощей.
Все одобрительно загудели.
– Вот ведь дал Бог выучку, – Гречишкин с завистью смотрел вслед всадникам, – один казак, другая ясновельможная пани, аристократия. Куда нам городским. У меня отец слесарь с Обуховского, мать прачка. Не до скачек.
– А я у нас в Одессе коней только на ипподроме видел, – вступил в разговор Яша Гайдамака, – Да еще битюги были, грузы возили. Так то не кони, слоны! А возницы – биндюжники – им под стать. Ох и здоровые. С ними никто не связывался, ни власть, ни бандиты.
– А у нас на Алтае коники местные низкорослые, неказистые, спокойные трудяги. Местные алтайцы без них не могли стада пасти. Лучших лошадок для горных пастбищ не найти, – добавил Федор.
Вернувшись, наездники пошли в усадьбу пить чай. А перед этим княгиня попросила Федора на субботу привезти музыкантов.
– Надеюсь, что нам удастся, наконец, устроить настоящий бал для господ офицеров. Тем более прибудет представитель командования, да с ним ученые, знатоки по искусству. Думаю, будет интересно. Я уже Ясе дала команду найти нескольких достойных панночек для танцев. Я на Вас надеюсь, мой спаситель. Думаю в субботу, послезавтра всё устроить.
И она обворожительно улыбнулась ему и пожала руку.
– Да, конная прогулка явно пошла ей на пользу, – подумал Федор, – да еще в сопровождении бравого генерала! Женщина…
Он разыскал управляющего Збигнева.
– Скажите, уважаемый, не нужна ли какая помощь к суботнему вечеру. Екатерина Николаевна устраивает вечер с танцами. Я музыкантов привезу. Может быть нужна подмога по линии напитков, или еды. Скажите, не стесняйтесь. Хочу, чтобы вечер удался, и мои сослуживцы были признательны хозяйке. Конечно, этот разговор между нами.
– Спасибо пан капитан. Где всё взять я знаю, но нужен транспорт и еще…Он помялся.
– Говорите прямо, – Федор взял его под локоть, – я с удовольствием помогу.
– Туговато с деньгами. Может быть на обмен что – то дадите. Хорошо идут грабли, лопаты, зерно для сева.
– Хорошо, Збышек, обменом займемся позже. А пока вот Вам 500 марок. Если мало, скажите.
– Ох, благодарю пана офицера. Будет и выпить и закуски.
– Да. В субботу с утра Зяблина дам в шоферы и машину.
8
Оперативная сводка за 18 марта 1945 года
В течение 18 марта юго-западнее КЕНИГСБЕРГА наши войска вели бои по уничтожению Восточно-Прусской группы немцев и, сжимая кольцо окружения, заняли более 40 населённых пунктов, в том числе КОРШЕНРУ, ПАТЕРСОРТ, ЛЮДВИГСОРТ, ШВАНИС, РИППЕН, ЛАУКИТТЕН, ПРЕЙСИШ ТИРАУ, ЛЕНХЕФЕН, МАЛЕНДОРФ, РЕФЕЛЬД, ГРЮНЕНФЕЛЬД. В боях за 17 марта в этом районе взято в плен более 800 немецких солдат и офицеров.
Войска 1-го БЕЛОРУССКОГО фронта, сломив сопротивление окружённого гарнизона немцев, 18 марта овладели городом и портом на Балтийском море КОЛЬБЕРГ.
В Чехословакии западнее и юго-западнее города ЗВОЛЕНА наши войска в результате наступательных боёв заняли населённые пункты ОСТРА ЛУКА, ШАШОВСКЕ ПОДГРОДЬЕ, ГОРНЕ ОПАТОВЦЕ, ГЛИНИК на ГРОН, ВИГНЕ.
На других участках фронта – бои местного значения и поиски разведчиков.
За 17 марта на всех фронтах подбито и уничтожено 136 немецких танков и самоходных орудий. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии сбито 26 самолётов противника.
Утром в пятницу прибыл второй за три дня «Дуглас». Первым по трапу спустился полковник в щегольском мундире, статный, лет сорока пяти – пятидесяти, брюнет. На левой кисти у него была надета черная перчатка, обозначавшая протез. С ним прибыли четверо штатских в костюмах, под одинаковыми макинтошами, при галстуках и шляпах. Их встретил майор Трубицын и проводил в штаб к генералу. После представления генерал разрешил прибывшим разместиться и назначил совещание через час.
Когда все собрались, генерал представил уполномоченного Ставки.
– Офицер для особых поручений при начальнике Генерального Штаба Красной Армии полковник Корнилов Павел Васильевич. С ним группа научных сотрудников от Академии Наук СССР. С ними познакомитесь в рабочем порядке. Предлагаю послушать итоги работы спецгруппы нашей Армии за эти неполные двадцать дней со дня получения Директивы Ставки.
Основной доклад о накоплении ценностей поручили сделать Федору, как участнику сбора «коллекции» с самого начала.
Он кратко доложил сколько, откуда и при каких обстоятельствах было собрано единиц хранения, и положил на стол рукописную ведомость, с перечнем собранного.
– Спасибо, товарищ капитан, – Корнилов взял правой, здоровой рукой довольно увесистую ведомость и покачал ею в воздухе, как бы взвешивая.
– Работа Вашей группы заслуживает похвалы. Я инспектирую уже четвертую армейскую группу, и признаюсь, что здесь вижу наилучшую организацию, как сбора ценностей, так и организацию хранения. Окончательные результаты подведем через два дня, просмотрев и, хотя бы приблизительно, оценив трофеи.
– Несколько слов о правилах допуска к работе с ценностями. Прибывший со мной работник канцелярии выдаст допущенным на территорию складов два документа, первый на вход – выход, разрешение на работы по перемещению, складированию, второй – на право вскрытия тары, работы с предметами, пломбирования тары после осмотра и оценки. Списки военнослужащих для первого допуска прошу представить к 13–00.
А сейчас время, – он широко улыбнулся, – спуститься в «Пещеру Алладина».
После осмотра склада все вернулись в штаб. Слово взял руководитель экспертной группы.
– Разрешите представиться. Амосов Геннадий Иванович. Доктор искусствоведения. Служу в Пушкинском музее. Я предлагаю начать с партии доставленной из Познаньской Цитадели. Думаю, что в такое крупное хранилище нацисты свозили самое ценное. Хотя не исключаю и появления «жемчужин» в любом ящике.
Корнилов подвел итог.
– Прошу оформить допуска. По первому списку человек двенадцать, не более. По второму – группе экспертов и старшему от Вас, товарищ генерал.
Генерал кивнул, – назначаю майора Трубицына. Он командует группой. За Терехиным охрана.
– Тогда, товарищи офицеры, заканчиваем. Все свободны. А мы с товарищем генералом обсудим некоторые, так сказать, специальные вопросы.
После совещания собравшиеся вышли на крыльцо. Закурили. Федор подошел к главному ученому.
– Позвольте, профессор, я вам покажу одну вещицу. Не подумайте, что вскрывал ящики. Ее возле тайника нашли, у немцев один ящик разбился, потеряли. И он положил в руку ученого старую монету, что Стах нашел у их первого схрона.
– Любопытно взглянуть, молодой человек. Только я не профессор, хотя и читаю иногда лекции в университете. Но в штате не состою. А в музее я старший научный сотрудник.
Он достал из кармана складную лупу и рассмотрел монетку.
– Ну, что ж. Образчик весьма редкий, – он подозвал своего коллегу, довольно молодого ученого:
– Взгляните, Павел Сергеевич, я полагаю это Македония, второй век до Нашей Эры?
– Почти точно, Геннадий Иванович. Македония. Но я бы состарил ее на сто – сто пятьдесят лет. Видите, гурта совсем нет, края не обработаны. Во втором веке уже по кругу шел орнамент из мелких шариков. В любом случае ценный экземпляр, а если он в составе коллекции, то и ценность может в разы повыситься. Надо будет проверить. Эксперты пошли вскрывать находки. Офицеры занялись текущими делами.
Через час от конюшни выехали верхом генерал с княгиней, пустились в галоп и скрылись за рощей, а с юга примчался посыльный лейтенант СМЕРШ на мотоцикле и прошел в штаб. Через пять минут он вышел в сопровождении Трубицына. Тот позвал капитана:
– По оперативным данным на стыке нашего Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов возле городка Смигель есть объект по всем признакам по нашей теме. Вот лейтенант доложит.
– Товарищ капитан, – лейтенант даже вскинул ладонь к козырьку, – там есть полузаброшенный полустанок. В тупике стоят два товарных вагона. Опломбированы. Местные мальчишки полезли поживиться чем – то и нарвались на растяжку. Заминированы вагоны грамотно. Даже на подходе растяжки. Надо саперов. Я двоих караульных оставил.
Трубицын приказал Федору с четырьмя саперами и оборудованием следовать на полуторке за посыльным. Взять носимую рацию. Если наш груз, вызывать транспорт и людей.
Добрались за час. Возле путей, у будки стрелочника толпилось с десяток местных крестьян. Федор позвал Тараса помочь разобраться. Мужики объяснили, что русские уже месяц, как прошли с боями на Запад, а их округ пока не разминировали. Вот мальчишка подорвался, позавчера молодуха пошла в поле за коровой, сама живая, а скотина тоже на мину попала. Когда власть придет, да мины уберут? Сеять надо!
Федор успокоил селян. Сказал, что в Познани уже есть отряды по разминированию. Скоро к ним приедут. Спросил, когда эти вагоны здесь появились. Вперед вышел низенький мужичек в засаленной телогрейке. Сказал, что был здесь стрелочником. Эти вагоны немцы загнали в тупик еще до русского наступления. Поставили охрану – сплошь «СС». Поляков прогнали. Сказали – Запретная зона. А когда вдруг мимо прошли первые русские танки, так разбежались.
Местных вежливо, но настойчиво попросили уйти за стрелку. После этого начали осмотр территории. Нашли еще четыре растяжки с гранатами вокруг в радиусе пятдесяти метров от вагонов.
Гайдамака и Кривых взяли в руки миноискатели. Подошли к вагонам. Приборы запищали.
– Здесь везде металл. И рельсы? и колесные пары. Если и есть мины, то их не определишь, – Гайдамака вытер пот со лба и задумался.
Федор распорядился:
– Вы пройдитесь вдоль путей, может быть под рельсы фугасы поставили на случай если вагоны прицепят к паровозу. А мы с Тарасом посмотрим, как в вагоны попасть. Двери – то точно заминированы.
На выходе за стрелкой точно оказались две противотанковые мины. Ставили в спешке, найти было не трудно. В вагон решили проникать через крышу. Там ловушки маловероятны.
Зяблин и Билык взяли топоры и монтировку и взобрались на крышу. Они быстро справились с дощатой кровлей накрытой жестью. Проделали люк, чтобы свободно пролез человек. Капитан взял фонарь и полез сам. Сначала осветил внутренность вагона. По стенам полки. Под ними и на них знакомые зеленые ящики, а в торце навалом большие мешки. Посредине свободный проход. Каких – то струн или проволочек для скрытых ловушек сверху видно не было. Федор на всякий случай закрепил сверху канат и конец спустил в люк. Стал медленно спускаться, освещая всё вокруг и внизу. Когда уже хотел ступать на пол вагона, всё – таки разглядел тонкую проволоку, что шла поперек вагона на высоте пяти сантиметров. В метре от нее он заметил еще одну, и еще. Весь пол в растяжках. Осторожно ступая, капитан находил гранату очередной растяжки. Вставлял чеку и загибал усики. Через пол – часа работа была закончена. Дольше всего он провозился с двумя растяжками на откатной двери. Там была закреплена противотанковая мина, а детонатором служила противотанковая граната. Он вылез через пролом в крыше и спустился к запертым, но уже безопасным дверям.
– Почему же немцы не взорвали вагоны, когда драпали? – Высказал капитан занимавший его вопрос.
– Так надеялись вернуться, а потом и возможности не было, ноги уносили, – весело ответил Кривых:
– Открывать, товарищ капитан? Тут замок не сложный, так открою.
Рассмотрели груз. На ящиках были одинаковые трафареты.
«Verwaltung des Lagers Kulmhof. Reisgau Posen.
Abgabestelle Reichsministerium der Finanzen»
И ниже традиционная свастика.
То же самое было и во втором вагоне. Его открыли быстрее.
Федор попросил связать его по рации со штабом. Пригласить майора Трубицына, то есть, товарища Третьего. Тот был в штабе. Состоялся короткий разговор.
– Товарищ Третий, это Пятый. Докладываю. Груз разминирован. Состав груза ящики и мешки. Опломбированы. На трафаретах адрес доставки. Как я понял министерство финансов. Предлагаю проверить характер груза. Может быть, это не наша тематика.
– Пятый, вас понял. Разрешаю вскрыть один ящик и один мешок. Соблюдать предельную секретность. По исполнении доложить. Жду.
Капитан взял монтировку и поднялся в вагон. Поддел крышку ящика. Внутри тот был наполнен одинаковыми брезентовыми мешочками размером с пачку гречки. Каждый был опломбирован отдельной биркой с какими – то цифрами. Он понял, что там обозначен вес, почти одинаковый на каждом, – около 3000 граммов. Федор открыл один. Внутри блеснуло желтым. Он подцепил из мешка горсть каких – то, как ему показалось, камешков. Но на ладони лежали золотые коронки. Зубные протезы! Попадались и мелкие золотые украшения. Он машинально ощупал соседние мешки. То же самое.
– Матерь Божья! – он от неожиданности вспомнил забытого Бога, – Это что же за зверство?!
Капитан тяжело вздохнул и пошел к мешкам. Найденное там окончательно добило его веру в людей. В мешках была кожа. Лоскуты выделанной, мягкой и тонкой кожи, что годится и на модные туфельки, или кошельки…
Они были аккуратно свернуты в свитки и перевязаны шпагатом.
Он развернул несколько свитков, оценивая качество. Но на одном из них вдруг увидел отчетливый вытатуированный номер.
98288
Федор сел на ближайший ящик. В горле клокотал гнев, на глаза накатывались слезы. В голове стучала мысль:
– Мне бы сейчас хоть одного из этих выродков. Да повесить на ближайшем столбе.
Немного успокоившись, он подумал:
– Этого в секрете держать нельзя! Покажу бойцам. И местным. Может быть, последние сомнения в том, что такое фашизм, умрут.
А снаружи его звал Гайдамака:
– Товарищ капитан! Всё ли в порядке? Может помощь нужна? Товарищ капитан, голос подайте! А – то я иду.
– Залезай, – капитан махнул рукой из открытой двери. Сейчас два места выгрузим. Покажу.
Яков запрыгнул в вагон.
– Что это у Вас, товарищ капитан, с лицом. Серое и в зелень пошло. Может отрава какая? Давайте на воздух!
– Ничего, морячек, сейчас поймешь, что за отрава.
Они спустили на землю ящик и мешок. Федор крикнул стоящим за стрелкой мужикам подойти. Подозвал своих бойцов. Зачерпнул горсть золота из мешочка и раскрыл ладонь.
– Это груз из лагеря смерти. Смотрите люди, что эти звери делали. Ведь коронки на зубах это не пленных молодых воинов. Это загубленные старики, ваши, – отцы, матери, деды. А вот сережки. Колечки. Это уже точно убитая девушка, женщина, мать! Как понять всё это!? Какие еще в мире зверства есть!? У меня младший лейтенант спросил, почему лицо позеленело? А вот еще, смотрите!
И он достал из мешка свитки кожи. Посмотрел на недоумевающие, вопросительные выражения на лицах:
– Да! Вы правильно подумали! Смотрите!
И он развернул кусок кожи с номером. Все собравшиеся охнули в один вздох. Самый молодой, лет пятнадцати, польский хлопчик заплакал и забормотал, захлебываясь слезами. Потом сорвался с места и побежал к выходу, в сторону поселка. Трое мужчин побежали за ним.
– Тарас, – Федор махнул рукой ефрейтору подойти, – ты понял, что малец кричал?
– Да. Грозился убить за мать и отца. Побежал и какую – то Броню поминал.
Остальные стояли молча, склонив не покрытые головы.
Федор вызвал Трубицына.
– Докладывает Пятый. Считаю необходимым транспортировку груза на нашу базу. Сведения о характере груза передавать в эфир считаю не целесообразным. Прошу отправить две единицы транспорта и до восьми человек на погрузку и для охраны.
– Пятый. Вас понял. Машины будут у вас в течение часа. Жду прибытия к 17–00. Конец связи.
Капитан приказал пока выгружать легкие мешки в полуторку. Когда перешли уже ко второму вагону, со стороны поселка появились мужчины и юноша. Они тащили на веревке здоровенного немца. Тот был в мундире, но без погон, с разбитым в кровь лицом. Поляки громко кричали и подгоняли пленного палками.
– Вот, пане, офицеже, – обратился к Федору старший из конвоиров:
– Я мало розумию русского. Сей германец быв в охране вагонок. Они месяц здесь стояли. Ходыв к вдовой Бронеславе. Коли команда побегла от русских, она его сховала в лазне, скраю ограды. Дезертир он. От своих ховался. А малой, сусид ее, пробачыв. Сирота он. Усей родыны лишився. Хотцым эту «СС» на семафор за шею. Хочь как горе загладить.
Бойцы и местные одобрительно зашумели.
– Так его! Зверь, за всё ответит.
– Стоп, братья! – Федор поднял руку:
– По нашим военным законам я обязан пленного доставить в органы. Там будут судить, – он скрипнул зубами и продолжал:
– Сделаем так. Мы его не видели. Вон лесок. Ведите туда. Там и осины, думаю, есть. – Он горько усмехнулся.
– Всем бойцам про это забыть наглухо! Вопросы есть? Ефрейтор Билык, переведите местным.
– Мы вшистко зрозумили, пане офицерже, – закивал поляк:
– Наше дело. Браты! Идзем до лясу.
Прибыли машины с охраной. Погрузились быстро и к вечеру были на базе.
Ознакомившись с содержимым трофеев, генерал приказал объявить общее построение всех военнослужащих, свободных от караула.
Он велел вынести из штаба стол и поставить на него «образцы» захваченных трофеев.
– Товарищи бойцы, мы с Вами читали в газетах и слышали по радио о зверствах фашистов. Но то, что мы увидели сегодня, жуткое и прямое доказательство преступлений этих извергов. Никакое радио, никакие газеты не могут показать того, что мы сегодня увидели своими глазами.
Он поднял на ладони горсть золота, а в другой руке держал кусок кожи.
Вот, что делали эти твари!
Эти свидетельства преступлений фашистских гадов будут всегда жечь нас огнем ненависти. Я отправил радио командованию Фронта с просьбой направить сюда корреспондента. Пусть вся страна узнает о доказательствах фашистских зверств.
Смерть фашистским оккупантам! Победа будет за нами!
Вольно! Разойтись.
Воины разошлись, но стояли группками. Курили, тихо переговаривались. Вспоминали погибших друзей. Прошлые бои, переправы, атаки.
Один солдат из роты охраны со слезами рассказывал, что сам с Украины. А о его родне нет вестей с того времени, как они под немцем оказались.
– Может и их, как этих заморили, да и кожу с живых драли. Мне бы этих «СС» сейчас. Голыми руками бы удушив. Зубамы загрыз.
– А мою вёску усю немец спалиу. Никага не засталося живых, – поддержал его сослуживец белорус:
– Вона в усадьби одзин немчура сховався. Ликар, кажуть. А по мне так вражина и есць! Забрать, да шлепнуть.
Стоявший рядом Гайдамака подскочил к ним.
– Бойцы! Горе страшное. Но и поддаваться нельзя. Немец этот не немец. Чех – славянин. Повинен только, что его заставили эту нечисть лечить. Сам он не воевал. Вот и нашего капитана выходил, осколок достал. Шлепните его в запале. Потом приедет Полевой Трибунал и вас к той же стенке. Вам это надо? Легче будет? Пойдем котловаться. Генерал приказал по сто наркомовских выдать.