Владимир Маркович Гринспон
Девяностые. Север. Повести
– Найди одного, без семьи, самого пьяного. Полетит, когда проспится. Посадим кореша.
Во Внуково, например, Влад никогда не обращался в кассу. Там всегда было «глухо». Были такие транзитные кассы. Там сидели тетки в возрасте, всё на своём веку повидавшие, и державшие смену в своих «рукавицах». Добавив к сумме за билет червонец, Влад всегда улетал на остро дефицитный Норильск без задержек. Один раз даже летел из Киева. Вез с собой три знаменитых Киевских торта. Улетел с двумя. Один съели в транзитных кассах.
Ну а в постперестроечный период частная фирма Влада с товарищами снабжала Норильскую авиацию топливом. Завозили в навигацию на год вперед. Тут уж любые билеты были не проблемой. А еще лучше было летать с попутными грузовыми бортами.
* * *
А какие встречи и знакомства случались на воздушных перекрестках…
Влад с начальником наладочного участка летят в родной Ангарский трест. Предстоит сдача экзаменов на ряд специфических технических допусков. Затарились подарками. Всегда в трест везли деликатесы северных рыб. В обратный путь друзья нагружали норильчан дарами своих огородов и тайги. В Красноярске сели в АН-24 до Иркутска. Время было к вечеру. Рассчитывали успеть добраться до Ангарска, там от аэропорта километров 70 на такси, в гостиницу, к отбою.
Лето. Погода прелесть. Но нет. Сидят. Опять почту ждут. Проходит час. Второй! С утра не ели. Решили перекусить, благо с собой такая вкуснота в картонных ящиках. Да и горло промочить есть чем. Расположились в проходе на коробках. Дух по салону пошел сказочный. Стюардесса прибежала с возражениями, мол что это за ресторан!? Получила в подарок две большие копченые рыбехи, махнула рукой и унесла «улов» в кабину. Да еще стаканы вынесла.
Выпили по первой. Закусили. Тут с соседнего ряда подвигается в их сторону статный, высокий полковник в мундире.
– Разрешите, ребята, присоединиться. И достает из своей картонной тары бутылку марочного грузинского коньяка. Вылета ждали еще часа три. Сколько раз рука полковника ныряла в ящик за очередной бутылкой Влад не запомнил. Полковник оказался начальником тыла группы наших войск в Монголии. Летел "в ставку" на совещание. Когда друзья проснулись во время посадки в Иркутске, было уже около двух часов ночи. Полковника встречал боец на УАЗе.
– Ну куда вы, ребята, среди ночи поедете. Айда со мной. В нашу гарнизонную гостиницу. Утром поедете.
Утром друзья уже не застали вояку. Он рано убежал по делам. А запомнился. Настоящий полковник! Немногословный, мудрый в речах и суждениях. Крепкий здоровьем.
* * *
Влад распаковал заботливо разложенные на каждом пассажирском кресле подушку и плед. Решил вздремнуть…
* * *
– Молодой человек! Посадка. Спинку кресла поднимите. К Одессе подлетаем.
Что за чушь! Какая Одесса? Влад вынырнул из глубокого сна…
– Черт возьми! Приснилось! Он гнал от себя это воспоминание почти сорокалетней давности. Так во сне догнало!
* * *
Это было осенью. Где – то в начале восьмидесятых… Влад с начальником управления Александром Николаевичем возвращались из очередной командировки. В Красноярском аэропорту уже часа четыре ждали посадки на Норильск. Норильск был закрыт. Пурга.
Ждали с комфортом. В зале для советских, партийных, профсоюзных и прочих руководителей высокого ранга. Сейчас бы сказали VIP персон. В этом уютном помещении работники фирмы, в которой Влад трудился, частенько находили радушный прием. Хотя масштаб их «конторы» на VIP не тянул. История была любопытная.
Начальником отдела снабжения у них работал Юрий Павлович Вельский. Образования у него не было никакого. 17 летним подростком, в 1945 году, он заканчивал в ускоренном режиме училище связи на Урале. Должен был летать радистом в дальней авиации. Но повоевать не успел. Так и остался на гражданке без определенной специальности. В управлении он несколько лет работал маляром, красил металлические электрошкафы и детали из пульверизатора. Но потом был избран парторгом, заработал приязнь руководства. Вот годам к сорока получил должность главного по снабжению.
Но главными достоинствами Юрия Павловича были неунывающий, веселый нрав, общительность, оптимизм. А, главное, отличная способность в любой момент собрать компанию для веселого застолья. Будь то в кафе или ресторане, хоть у себя дома. Готовил он сам. Отлично. Жена – учительница даже в кухню не заходила.
Так вот, приехав как – то из очередной командировки, Палыч собрал небольшой сабантуй после работы у себя в отделе и поведал коллегам о результатах вояжа. Нет, не об успехах в выбивании дефицита для работы. На этот раз он рассказал о новых, и как оказалось, очень полезных знакомствах.
– Ну, ребята! С какой я дамой «подружился»! Галина, работает зав залом для шишек в Красноярском аэропорту. Бывшая стюардесса! Сейчас заработала хорошее место. Да и возраст уже не для стюардессы, хотя… – он причмокнул сочными губами. Все в смене ей подчиняются. Так что с билетами, или еще чего у нас теперь проблем нет. Кто в командировку поедет, или в отпуск, дайте знать. Я ей позвоню.
Постепенно основная часть командированных из управления Влада прошла через гостеприимные руки Гали. Кто не сильно блюл верность своим «половинам», а тем более холостяки, обзавелись близкими подругами из Галиного окружения. И часто встречая гостей из Норильска, Галина просила ставить самолет на стоянку № 1, в пятидесяти метрах от VIP зала.
А там уже в зависимости от свободного времени. В буфете были наилучшие для той поры напитки. Закуски – сплошной дефицит вплоть до икры любого цвета. Если разыгрывался аппетит посерьезнее, приносили горячее из ресторана. Северяне не экономили.
Итак. Вылет отложили на сутки. Начальник Влада отнюдь не переживал из – за задержки. Он уже давно обнимал, и довольно крепко, одну из Галиных подруг – администратора аэропортовской гостиницы. Влад же, далекий от подвигов Казановы, после нескольких добрых рюмок коньяка, вдруг загрустил по своей маме.
– Вот уже два года в родных местах не был! Мать не видел. А хорошо бы сейчас к ней в Измаил махнуть! Вот бы обрадовалась! Что здесь киснуть, всё равно, раз задуло, то суток на трое. Из Москвы до Одессы, а там вообще час лету…
А Галина, вот добрая душа, возьми и позвони по селектору:
– Девочки, как там московский? В расписании? Один билет для меня оставь. Через сорок минут посадка.
Начальник, выпивший не меньше Влада, вяло махнул рукой:
– Давай. Только не долго! А мы пошли в гостиницу.
Эти подробности Влад вылавливал в горящем мозгу уже выйдя во Внуково, по крупицам. Вот Галя! И чего слушать пьяные бредни! Вспоминал, как девушки проводили его в салон, усадили и настращали стюардессу, чтоб везла как хрусталь. Бережно. Он, конечно, проспал весь полет, и теперь лихорадочно думал, как выбираться из этой ситуации.
В портмоне нашлось шесть рублей с мелочью. Он экономно попил воды из автомата. За одну копейку. Без сиропа. Организм чуть воспрял. Что делать? Билет он, оказывается, взял до Одессы. Рейс в 11 утра. Сейчас два часа ночи. Добираться от Одессы в Измаил не хватит денег. Да и что подумают родители о таком спонтанном визите. Да и вид после VIP зала говорил о многом.
Часа через два размышлений сформировался четкий план – возвращаться. Надо исправлять допущенную ошибку. Сдал в кассе билет до Одессы. Но всё равно на обратную дорогу не хватало. Выпил еще газировки и пошел на регистрацию рейса до Норильска. Там надеялся встретить знакомых, может быть помогут.
На регистрации никого из знакомых не встретил. Приличных, настоящих норильчан тоже не нашлось. Как то мялись, мол, мы вас не знаем… Да и с деньгами туго.
Был еще вариант позвонить в родной Главк. Там бы, конечно, помогли. Но вопросы бы задавали. Ничего страшного, но не удобно.
Наконец, на регистрации следующего норильского рейса ему повезло. Встретил целую делегацию коллег из родственного управления, монтажников тяжелого оборудования, в министерстве были на курсах. Те много не расспрашивали. Отсчитали две сотенные.
– Хватит? А то без проблем.
Влад поблагодарил коллег. Обещал объяснить ситуацию дома. Взял обратный билет на Красноярск. Даже успел заглянуть в ресторан, поесть горячего. На вопрос официанта о «выпить» так резко замотал головой, что тот чуть опешил, пытался соединить говорящий о многом вид клиента с отказом. Покачал головой и попросил сразу рассчитаться.
Первое, что услышал Влад в Красноярском аэропорту, это объявление о начале посадки на их задержанный рейс до Норильска. Он набрал телефон гостиницы. Начальник удивился, но быстро пришел со своими и Влада вещами.
– Что так быстро? – спросил он.
– Пить надо меньше и пьяных не слушать! – ответил Влад.
Больше они этот случай не упоминали и ни кто о нем не знал. Начальник был порядочным мужиком.
Они благополучно взлетели и через два часа сели. В Хатанге! Норильск опять закрылся. На два дня.
* * *
Полет подходил к концу. Скоро Дубай. Напитки выпиты, обеды съедены, сны – будь они неладны – просмотрены. Скоро посадка. Самолет новейшее чудо техники! Что может случиться. Но перед посадкой всегда немного посасывает под ложечкой.
* * *
В 2001 году Влад с Ниной, уже пенсионеры, первый раз полетели с Америку. Побывали в Нью – Йорке, Майами, Сан – Франциско, Лас Вегасе. Погостили у Нининой родни в Солт – Лейк – Сити. Полтора месяца удивительного путешествия. Возвращались рейсом родного Аэрофлота Лос – Анжелес Москва. 13,5 часов лету. Большой Боинг.
Что – то еще в полете пошло не так. Пустяки, вроде бы. Проблемы с электроникой. Нажимаешь кнопку вызова проводницы, а лампочка загорается совсем в другом месте. Путаются программы на индивидуальном экране. Жмешь на мультимедиа, а появляется карта полета.
А когда уже должны были садиться в Шереметьево, самолет вдруг начал менять курс, кружить, не снижался. Время полета уже вышло. Экипаж бегал по салону. Внизу, на грузовой палубе кто – то колотил кувалдой. Громко.
Наконец, на настойчивые просьбы пассажиров, командир честно рассказал:
– У нас сбой в компьютерном обеспечении. При выпуске шасси не горит сигнал о полном открытии и фиксации шасси. Я не уверен – стали стойки в крепеж, или… Выжигаем топливо на случай аварийной посадки. Стюардессы начали объяснять, как принимать нужную позу при посадке "на брюхо". Командир несколько раз пролетал над вышкой диспетчеров, чтобы они визуально посмотрели – открыты ли шасси. Но стояла осенняя ночь с дождем. Так ему и не смогли сказать, что и как.
Влад, не по наслышке знакомый с электроникой, его управление монтировало и налаживало системы автоматизации, понимал, что сигнал о фиксации скорее всего не горит от общих проблем с бортовым компьютером. Объяснял, как мог это Нине и попутчикам. Но и у самого на душе кошки скребли. Они с Ниной обнялись, сказали друг другу полагающиеся слова. Влад прикрикнул на начавших голосить особо нервных.
– Спокойно! Еще рано кричать. Сядем, тогда пожалуйста.
Они заняли «Сэйф позишн» – согнуться вперед и голову обхватить сверху – и пошли на посадку.
Шасси оказалось в порядке. Выпускали их из самолета прямо на взлетной полосе, окруженной пожарными машинами и каретами скорой помощи. Все с включенными мигалками… Красиво.
* * *
А-380 сел практически без толчков. Плавно. Рейс воспоминаний, как прозвал его Влад, закончился прекрасно.
Лимассол. 2018 г.
Галка
Рассказ
Олег Николаевич спешил. Обычно в это время он спокойно прогуливался по парку вдоль речушки с прудами. Сидел на давно облюбованных скамейках с хорошими видами. Иногда кормил с мостиков, расплодившихся за последние годы на водоемах уток.
Сегодня было не до прогулок. Жена приболела. Он сходил в «Перекресток», взял кое-какой еды и в аптечном киоске Панадол. Возвращаясь, перешел через их речушку Битца по красивому мостику с ажурными перилами, и собирался подниматься по лестнице к выходу из парка. А там, через дорогу, и дом их рядом.
Но быстро вернуться домой не получилось. На ближайшей скамейке он увидел, нет, сначала услышал, плач, а потом и девушку, что плакала. Громко, не сдерживаясь, размазывая тушь, слезы и сопли по лицу. Она рыдала, совсем по – детски, не замечая ничего вокруг. Да кругом и не было никого, кроме Олега Николаевича. Пройти мимо он не мог. Девушка, почти девочка, явно младше даже его внука, рыдала так горько, что он решил помочь.
– Ну что тут за ручьи бегут? – шутливо спросил он, присев на край скамейки, – смотри, речку переполнишь, милая. Запруду снесет.
Она только отвернулась от него, махнула рукой, уйди, мол, и не думала останавливаться.
Олег Николаевич достал из кармана пиджака упаковку бумажных салфеток, он всегда ими пользовался – протирал слезившиеся на ветру глаза, вытащил пару и молча протянул девушке.
Та, не переставая всхлипывать, буркнула что – то не разборчивое в ответ, но взяла салфетки. Первым делом она громко высморкалась, и уже второй салфеткой начала вытирать лицо. Звуки плача на время притихли, хотя слезы еще катились по щекам.
– Ну, давай. Начинай, – Олег Николаевич уселся плотнее на скамейке.
– Что начинай? – Сквозь слезы с хрипотцой спросила она.
– Рассказывай, что за беда случилась? Откуда горе такое?
Она резко повернула к нему зареванное лицо.
– Вы бы, дедушка, шли своей дорогой. Это не ваше дело.
И опять отвернулась, согнулась горестно, ладошками охватив щеки. Но плакать перестала. Сидела, насупившись.
Олег Николаевич не спешил. Ждал. Он знал – у молодых всё случается быстро. И страшное, по их мнению, горе, и неожиданное бурное веселье. Помолчали. Она его больше не гнала. И он не уходил. Думал – мало ли что, у девчонки? Уйдешь, а она ошибок понаделает.
– Так от чего девица плачет? – тихо и участливо спросил он, – может дедушка и поможет чем?
– Да вы не поймете! Это только меня касается. Посторонним и знать не надо.
В ее словах стало меньше гнева, больше вопроса, чем утверждения.
– Да я и не посторонний. Вон в том доме, через дорогу живу. Ты, небось, тоже здешняя, Бутовская? Тогда мы соседи. Ни какие не посторонние. Давай посидим. Ты в себя придешь, а то лицо распухло, люди пугаться будут. И расскажи, в чем сыр – бор. Если не военная тайна. Если тайна, то нельзя.
Олег Николаевич говорил без остановки, не особо вникая в суть. Он знал, девочке нужно участие. Оно снимает кажущееся ей огромным, страдание. Переключает внимание. Он не был психотерапевтом. Всю жизнь проработал инженером. Но за свои три четверти века хорошо знал людей. Чувствовал их интуитивно. И редко ошибался.
– А для начала скажи, как звать тебя, а то неудобно. Меня Олегом Николаевичем зовут.
– А я Галка. Галина, но мама зовет Галка. И друзья.
– А не друзья ли тебя до слез довели, Галка?
– Нет. Только один, Антон. Обманул.
– Видать крепко он тебя обманул, раз такие слезы! Тысяч на двадцать, я так считаю!
Он нарочно пошутил про деньги. Знал – тут, конечно, не в этом дело. И угадал. Она ответила с горячностью, с возмущением. И это помогло ей поведать суть.
– Да что Вы! Какие деньги!? Он с Элиной в Переславль уехал. Я знаю, она его давно звала. А обещал со мной быть сегодня. Мне на Фейсбук пришло – Антон Горелов находится в Переславле – Залесском. А мне СМС прислал, что другу машину чинит.
Господи, вот горе, так горе, подумал Олег Николаевич. И успокоился. Но виду не подал.
– А Антон кто? Уж не жених ли твой? Разгоревалась – то чего?
– Что Вы! Какой жених. Рано мне еще об этом думать. Вот будет двадцать, колледж закончу, может тогда. А с Антоном встречались. Он мой парень. Нравился мне. Веселый. А вот оказался вруном. Горько. Я ведь думала, что у нас серьезно. Он мне даже курсовую делать помогал.
– Ты, Галка, не плакать должна. Радоваться, что так получилось.
– Это с чего же у меня радость – то? – Она вытаращила от удивления свои зеленые глазищи, – У меня парня уводят, а мне радоваться?
– Да. Повезло тебе, – Олег Николаевич сделал паузу, – повезло, что сейчас правду о нем узнала. А как прошло бы года два, да о свадьбе речь зашла, да еще хуже ты бы от него ребеночка ждала. И тогда бы всё открылось, про его нечестность и предательство. Вот тогда бы горе было. Настоящее. Так что повезло тебе, девушка! Во время ты его раскусила.
Галка посмотрела на Олега Николаевича совсем по – другому. Оценила, видимо, его логику. Задумалась.
И вдруг улыбнулась сквозь еще не совсем просохшие слезы. Улыбка у нее была такая открытая, как у детей. Даже на щеках обозначились ямочки.
– А я, дура, плачу. Из – за кого?! Один он что – ли? Да, красивый, веселый. На него девочки оглядываются. А душа…
Да! Мне точно не такой нужен.
Она прихлопнула ладошкой по коленке.
– Да, дура я и есть. Только с кем я теперь подработку найду? Он обещал.
– Да, он тебе многого наобещал. А что за подработка?
– Мы с Антоном в одно кафе в начале лета устроились. Он на повара учится. Он поварам помогал. Я посуду мыла. Даже официанткой не взяли. Месяц отработали. Хозяин армянин. Толстый, жадный. Стал ко мне приставать. Раз в подсобке еле отбилась. Когда Антону сказала, он пошел скандалить. Арсен – хозяин сказал, что мы не прошли испытательный срок. Дал по пять тысяч и выгнал. Это почти за весь месяц. Теперь Антон хотел в Макдональдс, а я искала по специальности. Но пока ноль.
– Какая у тебя специальность – то, Галка? – Олег Николаевич уже понял, что его план по прекращению вселенского горя сработал, но продолжал беседовать. Ему нравилась эта порывистая девчушка, все мысли и чувства ее были крупно прописаны на ее открытом личике.
– Я педагог, – гордо поведала Галка, – учусь на воспитателя дошкольных заведений.
Олег Иванович быстро поднялся и подал руку девушке.
– Пошли, педагог, я тебе подработку уже нашел. Тут рядом.
– Как же, дедушка, мы же только познакомились, а вы уже…, она замялась, подбирая слова.
– Какая разница, когда познакомились. Иди уже. Там увидишь, прыткая.
Они перешли через дорогу и поднялись на четвертый этаж старого панельного дома в 17 этажей.
Олег Николаевич отпер дверь и прошел в небольшую прихожую.
Вот тебе Галка, тапки. Проходи, – и в комнату, – Валя, ты лежишь?
Из кухни раздались шаркающие шаги. Появилась низенькая, бледная старушка в простеньком халате. Седые волосы были стянуты на затылке в маленький пучок. Она подслеповато прищурила глаза:
– Кто это к нам пожаловал? – тихо промолвила, почти прошептала она.
– Это Галя, мы только что в парке познакомились. Хочет работать на каникулах по специальности.
– Хорошо. Я сейчас чаем займусь, – бабушка повернулась назад, в кухню.
– Нет – нет, ты ступай и ложись. Мы тут сами. Вот Панадол выпей. Температура – то какая?
– Хорошо, Олежек, лягу. Последний раз 38.2 была.
– А мы давай на кухню, – Олег Николаевич взял Галку за отворот на рукаве и потянул в дверной проём, – там тебе всё и доложу. А ты мне про своё житье расскажешь.
Он налил воды в чайник и присел на табуретку. Поглядел на ходики, что громко тикали на стенке. Вот минут через двадцать и работу свою увидишь. Он с загадочным лицом и улыбкой поднял указательный палец вверх.
Чайник вскипел быстро. Олег Николаевич достал их холодильника баночку с темно – красным вареньем.
– Это я Валюше заварю. Брусника сибирская. Должна жар снять.
Он отнес чашку жене, вернулся, сноровисто заварил в чайничке свежей заварки и разлил по чашкам. Потом достал из сумки пачку вафель и придвинул к гостье. Сам достал из сахарницы кусок сахара и пил чай вприкуску.
– Ну, расскажи, Галка, где живешь, с кем? Много ли родни?
– Вот на том берегу, за парком, дом, где Сбербанк знаете? Так мы с мамой за ним живем. У нас дом 1, корпус 2. Маме квартиру там дали после Детского дома. Она у меня подкидыш. Никакой родни нет. Только бывшие детдомовцы в друзьях.
– Так уж сразу и квартиру! Я слышал, что детдомовские годами ждут, все пороги обивают, пока добьются.
– Ну, так у мамы особый случай был. Она уже беременная была. Мне не говорит от кого. Но я подозреваю, что там договор был. Она молчит, почему ей сразу квартиру. Наверное, за молчание про отца моего. Ну что Вы хотите, девчонка 17 лет. Согласилась. Я на нее не давлю, про отца вопросов не задаю. Благодарна, за то, что родила да вырастила. Мы с ней дружно живем.
– Так маме твоей, наверное, и сорока нет? Молодая еще.
– Да. И молодая, и красивая, и ухажеры есть. А замуж не идет. Говорит, сначала тебя выдам, а там посмотрю.
Тут в кухне появился новый персонаж. Из коридора в двери, внизу, почти у пола, сначала показалась маленькая рожица. Видно было, что ребенок со сна. Еще глазки не совсем открылись. Потом появилась девочка, лет двух, или даже младше. Она проковыляла к деду и полезла ему на колени. Одета она была в майку и памперс.
– Вот и Маша наша проснулась, – он принюхался и весело продолжил, – да ты и дела свои успела сделать. Пойдем в ванную, помою тебя.
Галка спрыгнула со стула, подхватила ребенка и направилась в ванную.
– Дедушка посидит. А мы сами управимся. Где ее памперсы чистые?
– Там, в спальне, возле ее кроватки, – Олег Николаевич улыбнулся и уткнулся в чашку.
Появилась Галка с умытой, причесанной и видно было, что довольной малышкой.
– Вот и мы. А внучка у Вас, Олег Николаевич, золото. Не пискнет, не плачет. Больше улыбается. Теперь я понимаю покушать нам надо.
– Да. Там в ковшике кашка для нее есть и молочко в холодильнике. Она у нас сырое пьет. Животик крепкий. Только подогреть, можно под горячей водой бутылочку подержать. Вот только не внучка она нам с Валентиной. Правнучка. А ну, скажи малявка тете, как тебя звать?
– Мафа, – серьезно сказала девочка, потом показала пальчиком на прадеда, – Ежа.
А потом перевела пальчик на Галку, – мама.
Галка почему – то смутилась, а Олег Николаевич рассмеялся.
– Ежа это Олежа, жена так зовет, так и Маня выучила. А мамку свою беспутную она и не видела толком. Та сбежала, когда малой и полугода не было. Так теперь на всех женщин мама говорит.
Он посмотрел, как сноровисто Галка готовится кормить Машу, и продолжил:
– Так вот об этой работе я тебе и говорил. Пойдешь к нам хоть на месяц в няньки? Много не заплатим. Внук оставил денег немного. Можем 25 тысяч платить.
– Пойду. Маша мне понравилась, знаю – подружимся. А внук то где? И почему мать сбежала?
– Внук у нас математик. Уже четыре курса МГУ закончил. Сейчас с командой на Олимпиаду в Томск по своей математике уехал. Через неделю будет. А тут Валентина моя слегла. Хорошо, что тебя встретил. Теперь справимся. Ты давай, покорми, да идите гуляйте. Погода хорошая.
– Хорошо, Олег Николаевич. Но только может быть вам убраться в квартире? Жена же не должна в пыли болеть. Хоть полы быстро пройтись? Покажите, где швабра.
Она докормила девочку, схватила ведро и быстро прошлась по всей квартире.
– Пыль потом протру. После прогулки. Давай, Машуня, оденемся и в парк. А там и в «Перекресток» зайдем. Маме тебя покажу. Вот обрадуется.
На вопросительный взгляд прадеда она пояснила:
– Мама на кассе в «Перекрестке», как раз на смене.
* * *
На следующий день Галка пришла к старикам в восемь. Олег Николаевич был уже на ногах. Брился.
– Ты чего это так рано, Галка? Малая еще спит. Гулять с ней не скоро.
– Так я уже дома все дела поделала. Прибралась, борщ сварила, цветы полила. Чего зря сидеть. Как жена Ваша? Температура держится.
– Да нет. К утру спала. Меньше 36 показывает. Но слаба еще Валентина. Пусть лежит.
– Конечно. А я пока завтрак вам сделаю. Вы что утром любите? Хотите оладушек напеку. Муку я у вас видела, яйца есть, соду найду. Вон яблочки на столе. Пару в тесто потру. И вкусно и полезно.
– Давай, Галка, действуй. Мы – то привыкли утром чайку, да бутерброд. Всю жизнь работали. Утром времени в обрез. А оладушек давно не ел.
Девушка быстро намесила теста и заодно поставила для Маши манную кашку. Через двадцать минут на столе уже стояло блюдо с горой пышных оладьев.
– Сюда бы сметанки, или повидла какого, – суетилась между столом и конфорками Галка.
В кухню вышла бабушка.
– Как вкусно пахнет. Даже мне больной захотелось попробовать.
– Извините, а как к вам по отчеству обращаться? – замялась Галка.
– Отчество у меня Парфеновна, а ты зови баба Валя, как внучок кличет. Так мне приятнее.
– Хорошо, баба Валя, вы идите зубы чистить да умыться, а я чай заварю. Вам теплое надо.
Пока все рассаживались к столу, из спальни, как обычно, молча появилась Маша.
Она сразу пошла к Галке.
– Мама, на ручки.
И вскарабкалась к Галке на колени.
– Не мама, а Галя, – засмущалась девушка, – куда сразу оладью ухватила. А мыться? И для тебя каша варена.
Но Маша уже отгрызла половину оладьи, а другой рукой прихватила следующую.
Все рассмеялись.
– Вот, Галка, придется мне кашу доедать, – Олег Николаевич смеясь, потянулся к ковшику, – как не любил я манку в детстве, так полюбил в старости. А если изюму бросишь горсть – вон в банке на полке – так за деликатес пойдет.
После завтрака, а Машуня уплела больше всех оладушек, ее одели гулять. Галка вымыла посуду, уложила бабу Валю, поставив рядом с ней на тумбочку большую чашку чая с брусникой.
– Вам пить надо почаще. Не забывайте. И температуру меряйте каждый час.
Олег Николаевич собрался с ними. Надо было купить молока, хлеба. Да с Галкой набрать на борщ продуктов, она обещала сварить к обеду.
– Это не долго. Я вам постного сделаю. Без мяса. Попробуете.
Они вместе зашли в «Перекресток». Галка познакомила своего нового знакомого с мамой, миловидной женщиной со скромной прической и почти без макияжа на добром лице.
Они перекинулись парой фраз – благо магазин был почти пустой – понравились друг другу. Мама Галки, Зинаида Ивановна, поблагодарила Олега Николаевича за то, что дал работу дочери, а он поблагодарил за такую хорошую няньку и помощницу.
После этого пошли на детскую площадку, коих было много вокруг. Выбрали с песочницей. Маша пекла куличи, а они расположились на скамейке.
– Я всё стесняюсь спросить, – Галка подняла сумку с продуктами на скамейку, чтобы не пачкалась, – как так получилось, что вы с правнучкой и внуком оказались? Извините, не моё дело, конечно, но если можно.
– Так это и не секрет совсем. Я тебе, девочка, расскажу. Время у нас есть, так начну, пожалуй, с родителей своих. Интересная судьба их. С войны еще. Будешь слушать? А то старики любят поболтать, а молодым может и не интересно?
– Что Вы! Интересно. У нас с мамой и родни нет. Никакой истории. А у Вас много чего за жизнь было. Слушаю.
* * *
– Так вот батька мой из Сибири. В Шушенском, под Красноярском рос. В Ремесленном училище на автослесаря по моторам выучился. В сорок втором был призван на флот. На Балтику. Служил на катерах мотористом, по специальности можно сказать. Только не в теплом гараже, а под обстрелами, среди минных полей и налетов немецких.
Перед призывом, влюбился. Да и она в него не на шутку тоже. Вот свадьбу не успели сыграть. Она в медучилище училась. Их быстро, за год, на медсестер обучили. И тоже на фронт. Попала на санитарный поезд. Раненых тяжелых возила с передовой вглубь страны, на лечение. Всё время в разъездах. Но письмами обменивались. Почта полевая работала хорошо. Два года не виделись. Николай в блокадном Ленинграде, мама моя будущая, Глафира, всё в поездках, раненых выхаживает.
Но вот перестали от него письма приходить. Раньше по два в месяц было. А тут месяц прошел, нет письма. Глаша уже и матери его в Шушенское написала, нет ли у них весточки? И ответ получила, что нет от сына писем. Но и похоронки, слава Богу, не приносили.
Она стала по встречным эшелонам на всякий случай Колю спрашивать. Нет, говорят, не было Шишкина Николая. Не встречался. Измаялась мама моя будущая. Плакала ночами. По всем встречным эшелонам с ранеными его спрашивала. Нет, говорят. Не было такого.
И вдруг в Казани, они возвращались из Омска за новыми партиями раненых, а на соседнем пути стоял полный санитарный поезд. Как раз вез тяжелых в Красноярск из Ленинграда. Это уже когда блокаду прорвали.
Глаша к коллегам подбежала, так, мол, и так, жениха ищу. Шишкин Николай, моряк. Не видели? Ей говорят – иди в третий вагон. Там горелые. С ожогами. Вроде был моряк.
Нашла она Колю своего. Тяжелый был. Бредил. Правая сторона сильно обгорела. Врач объяснил, что шансы есть, может и выживет. Серединка на половинку. Организм крепкий. Девять из десяти уже бы умерли. А он борется. Уже две операции сделали. Правую ступню ампутировали. Да и руку правую, вернее кисть почти всю пришлось удалять. Два пальца осталось. Осколок из легкого достали. Но главное сепсис. Заражение крови. То лучше, то хуже, но живой.
Глаша к своему Главврачу, начальнику эшелона. Так, мол, и так, жених при смерти. Можно на их поезд переведусь. Уж я его выхожу.
Как там они среди эшелонов договорились, не знаю. Только добилась она перевода. И с Колей своим в Красноярск уехала. Неделю от него не отходила. Два раза ему кровь давала. Переливали из вены в вену. Хорошо группа позволяла. Спасла. А потом и добилась в Красноярском госпитале остаться. До самого конца войны.
Батя мой, когда в себя пришел, да Глашу рядом увидел, подумал, что уже на том свете.
– Ой, простите Олег Николаевич, минуточку, – Галка подбежала к песочнице, – Маша, а ну идем за кустик. Вижу, что пи-пи хочешь. Пора уже проситься.
– Вот успели. Сухая. Дома будет только на горшок. Пора уже, а то на памперсы разоритесь.
– Вот молодец, Галка! Получится из тебя хороший воспитатель. Внимательно к детям относишься, – Олег Николаевич потрепал ее шутливо по прическе, – слушай дальше.
Батя мой сначала горевал сильно. Мол, кому я инвалид такой нужен. Но мама моя эти разговоры сразу пресекла.
– Как ты смеешь так раскисать? Люблю я тебя, и счастлива, что живой. Будет у нас распрекрасная жизнь.
Из госпиталя отца выписали перед самой Победой, в апреле. На ногу смастерили деревянный протез на ремнях. Рука, конечно, была почти без движения. Но постепенно Николай и двумя пальцами научился управляться. Сразу после 9 Мая они расписались. Ему, как инвалиду Войны и орденоносцу дали комнату в бараке на Каче. Был такой район в Красноярске. Бараки по берегам речушки. На свадьбу родня из Шушенского приехала. Там за столом отец и поведал свою последнюю военную историю.
Они тогда за немецкой подлодкой гонялись. Удалось ее обездвижить. Осталось обработать глубинными бомбами место, где она на грунт села. Добили. Но тут два «Юнкерса» фашистских налетели. Одна бомба под кормой рванула. Пробоина была большая. Ясно, катеру не жить. Отец из машинного отделения на палубу выбрался уже раненый. Осколок был в легком. «Юнкерсы» пару раз прошлись по ним из автоматических пушек. Снаряд в бак с бензином попал. Катер запылал. Отец на палубе, как в костре лежал. А спасла его вражеская бомба. Рядом с катером в воде взорвалась. Катер перевернуло и отца выкинуло в воду. Спас жилет не дал утонуть. Подобрали его и других, кто в воде был, на другой катер.