Вера Александровна Чистякова
И это пройдет…
Июль 2013.
– Ты представляешь, мэра нашего посадили, говорят за взятку. Сегодня утром открываю новости. Мать честная, – ужасалась Полина в трубку, накладывая в тарелку суп.
– Думаешь брал? – с сомнением протянула Оля, голос ее был уставший и сонный.
– А кто его знает? Помнишь, все газеты писали, как он гулял по кафе, да орал, куда имел всю Единую Россию. А теперь вот его, незадача вышла. Но он на всю башку отмороженный. Ты как себя чувствуешь? – сменила Поля тему.
– Отвратительно, знаешь, ветрянкой болеть – это не самое приятное занятие. Я вся чешусь, кости ломит, температура прет. А Пашка уехал, он же не болел. Так что приходится справляться самой, -проворчала Оля.
Поля прикусила язык. Она прекрасно знала, с кем сейчас Пашка. Но говорить об этом Оле она не рискнула. Вот уже несколько месяцев брат жил на два города. У него появилась новая девушка, которая работала официанткой в какой-то кафешке. Она подавала пиво, шашлыки и креветок. Брат познакомился с ней, когда после расставания с Олей решил подработать охранником. Он устроился сразу в несколько мест: вышибалой в ночной клуб и в это самое кафе. Девочка на первый взгляд была не фонтан: серая, бескультурная, глупая. Но Пашку к ней притянуло магнитом. Девчонка жила одна, и парень быстренько обосновался у нее. Но месяца через три ему стало не хватать Оли. И он сделал все, чтобы к ней вернуться. Полина несколько раз говорила подруге, что Паша -свинья, рассказывала в подробностях, где и с кем он проводил своё время. Но ничего не помогало. Оля, которая всегда ратовала за честность, доверие и порядочность в отношениях, словно лишилась последнего ума. Она отказывалась принимать правду.
Сейчас зрел очередной виток на расставание, но тут неожиданно Оля заболела ветрянкой, вместо плановой ссоры, Паша просто свинтил на море со своей официанткой. А Оля чесалась и страдала, даже не догадываясь, что ее парень дважды обманщик. Полина прекрасно помнила, как они с братом несколько недель сидели дома, выкрашенные под зелёных леопардов.
– А что про Аню слышно? Она давно не звонила, – вяло спросила Оля.
– На практике, передачу какую-то со своей однокурсницей снимает про север, катается по Кольскому Полуострову, в августе на каникулы собиралась, – коротко ответила Полина. Она знала, что Аня не откровенничала с Олей о своей жизни.
Они с Андреем до сих пор жили вместе. Сначала, его нельзя было оставить одного. Когда их машина вылетела в сугроб, он, вместо того, чтоб вызвать эвакуатор, остановил попутку и попросил дернуть авто. В результате, пока они с водилой смотрели, вязали, подкапывали и тянули, Андрей поскользнулся и упал, да так, что получил сотрясение мозга и перелом лодыжки. Пока он лежал в госпитале, а потом сидел дома в гипсе, Аня ухаживала за ним. По словам девушки они помирились. Но у Ани то и дело проскакивала фраза: «Как только я решу свои финансовые вопросы, мы разведемся». Поля слабо в это верила. Она все больше и больше убеждалась, что подруга не собирается ничего менять. Ей удобно жить вот так. По словам Ани, свадьба Игоря поставила точку в их отношениях окончательно. Сначала ее переполняла обида, потом отвращение, сейчас грусть и сожаление. Аня избегала всех мест, в которых они могли пересечься. Андрей перестал таскать ее с собой на посиделки с коллегами, что ее вполне устраивало. Они жили словно соседи.
– Может съездим куда-нибудь вместе? -предложила Оля.
– Ко мне на дачу, разве что, – отрицательно качая головой, сказала Полина.
– Почему? Костя не побудет с Юлей? – удивилась Оля.
– Я ему ее не оставлю, – недовольно процедила Поля. Ее раздражало Олино непонимание. Ей иногда казалось, что подруга воспринимает ребенка кем-то вроде домашнего животного, которое можно легко передать няне, родителям или друзьям.
– Вы же живете вместе, он ей как отец, – чихнув, сказала Оля.
– Нет и все, – поставила точку в этой теме Полина.
– Ну, как хочешь. Я как только поправлюсь, махну в Питер. Давно там не была, очень по нему соскучилась. Ты помнишь эти набережные? Мосты? А парки!!!!– вдохновленно промурчала Оля.
Полина очень плохо помнила Санкт-Петербург, она ездила туда один единственный раз, когда ей было 12 лет. Родителей пригласили на годовщину свадьбы какие-то друзья молодости. Они долго решали ехать или нет. А когда собрались окончательно, взяли Полю с собой. Она мало помнила мосты, совсем не видела парков. Но вот «Кунсткамеру, в которую отвел ее отец на следующий день после застолья, она бы с удовольствием забыла. Залы с болонами, в которых навсегда застыли уродливые младенцы, отрезанные органы и прочие анатомические чудеса врезались в память так сильно, что испуг до сих пор жил где-то в глубине Полиной души, хотя ее никак нельзя было назвать робкой девочкой. Полине Питер не понравился. Она не понимала Олиного восхищения, не разделяла Мириного восторга и Аниного меланхоличного вздоха о культурной столице. Для Полины это был город серых домов, бескрайнего камня, дождей, ветров и чудовищного музея.
Если ей куда и хотелось, так это поскорее выбраться на дачу. Второй год подряд лето жарило нещадно. Уже с последних чисел июня столбик термометра замер на отметке + 32, пластиковые окна, которые казались панацеей от городского шума, превратили квартиры в парнички, в которых нечем было дышать. Воздух стоял намертво. Костя жил на пятом этаже старой хрущевки. Крыша, нагревающаяся в течение дня, прожигала квартиру насквозь. Ни в одной комнате не было кондиционера. Костя не считал нужным его покупать. Пока он жил один, то целыми днями пропадал на работе, а в отпуск ездил к матери в Рыбинск. Его квартира больше напоминала келью монаха: шкаф, письменный стол, стул, кровать. Поля, оказавшись у него первый раз, была поражена: как так можно жить? Но он только пожимал плечами. Сейчас, по настоянию Полины в доме появились кастрюли, электрический чайник и прочая мелочовка, делающая дом комфортнее. Но Костя этого не замечал, он с головой погружался в научные работы, часами вычитывал дипломы, изучал формулы. Поля иногда даже боялась оставлять его одного. Однажды, она поставила вариться яйца для салата и попросила Костю выключить их через 15 минут. Будучи уверенной в том, что оно все сделает, девушка спокойно пошла во двор гулять с дочерью. Когда они вернулись, в квартире стояла жуткая вонь. Вода в кастрюле, где варились злополучные яйца давно выкипела. Скорлупа треснула, вокруг плиты витал синий дым, режущий нос запахом горелого белка. Костя же сидел за кухонным столом, уткнувшись в компьютер. Полина в ужасе бросилась к нему:
– Ты что, не чувствуешь запах? -воскликнула она.
– О, Поля, вы еще не ушли что ли? – спросил он, не отрывая глаз от работы.
– Мы уже вернулись, – гаркнула она не своим голосом, выкидывая яйца в помойное ведро, и тоской глядя на черное дно кастрюли.
– Да, ну хорошо, ты не против, что я окно закрыл? Воняет с улицы чем-то мерзким, – произнес он, стуча пальцами по клавиатуре.
Полина не знала, смеяться ей или плакать. Такой удивительный, умный, прекрасный мужчина оказался совершенно неприспособленным к жизни. Нет, он умел сделать все своими руками, был педантичен, аккуратен, если за что-то брался, то обязательно доводил до конца, но дождаться, когда у него будет время на домашние дела, было практически невозможно. Он путал носки, постоянно терял перчатки и зонтики. С тех пор, как Полина переехала к нему, она купила ему 4 зонта. Сейчас, собираясь на дачу, она с ужасом думала о том, как оставить его одного. Они договорились с Костей, что она с дочкой эту неделю поживут там, а на следующей поедут в Рыбинск.
–Поля, Поля, ты вообще меня слышишь? – спросила Оля.
–Да-да, – выныривая из омута своих мыслей, ответила Полина.-Ты поправляйся скорее, а когда Аня приедет, попробуем собраться, я думаю, что Мира тоже подтянется.
***
Длинный бульвар утопал в сиреневой дымке и сладком аромате. Кусты пышно нарядились. Крупные гроздья белых и лиловых цветков склонялись над лавками, осыпая прохожих конфетти из пыльцы. Аня сидела в ожидании Нади. Они должны были пойти на премьеру в театр Северного флота. Там ставили «Грозу». Их преподаватель описывала режиссера образно и ярко, использовала слова: гений, бог, талант. Девушка ожидала, что постановка должна быть эффектной. Ей не терпелось увидеть луч света в темном царстве.
Надя показалась в конце бульвара. Она семенила быстро-быстро. Аня улыбнулась. Все вокруг нее были пунктуальны, но только не она. Не было случая, чтобы Аня не опоздала. Стараясь менять себя к лучшему, девушка приехала за полчаса до встречи. Сидя на лавке, она наслаждалась жужжанием шмелей и запахом обожаемых цветов. Было все-таки в Мурманске что-то такое странное, привлекательное. Посетив его однажды, ты уже не сможешь забыть, он останется в сердце большой любовью или глубокой трагедией.
–Привет, я что опоздала? – спросила Надя.
–Вовсе нет, я пришла рано, вот сидела, любовалась красотами, – спокойно ответила Аня.-Ну что, идем?
–Ты уверена? Я ни от кого кроме нашей преподши ничего хорошего про постановки этого театра не слышала, – скептически пробормотала Надя.
–Пошли, пошли. Это же сцена, она многое стерпеть может, – проговорила Аня.
Девушки двинулись на автобусную остановку. Троллейбус ехал медленно, поднимаясь в сопку натужно фырчал, а иногда даже ревел. Кондуктурша, одутловатая, неприятного вида женщина зычно кричала:
–Граждане, передаем за проезд, не то я встану.
Наблюдать за этим было довольно забавно, люди косились на тетку, закатывали глаза и передавали мелочь.
Театр Северного флота находился почти на выезде из города. Он стоял на возвышенности, по обоим его бокам разрослись рябины. Прямоугольное здание украшали колонны. Девушки вошли внутрь. В большом холле было прохладно и пустынно. Преподаватель пригласила девчонок на финальный прогон. Каждый их шаг гулко отдавался под высоким потолком. Они прошли в зал. На красных плюшевых стульях расположилось несколько человек, они молча сидели и ждали начала. Атмосфера висела тягостная и суровая. Надя поморщилась. Они сели около самого края. Аня взглянула на часы -они успели ровно ко времени. Дали три звонка, они звучали глухо и одиноко в пустых коридорах. Аня почувствовала разливающуюся в душе тревогу. Занавес раскрылся.
В тусклом свете софитов страдала Катерина. Она боролась со своей совестью, рядом в диком, почти сумасшедшем танце кружилась Варвара. Со всех сторон начал наползать дым. Сцена окрасилась в изумрудно-зеленый, а потом в кроваво-красный. Со всех сторон усиленные то ли эхом, то ли колонками лились слова: «Главное, чтоб шито-крыто…» Аня испытала невероятный ужас. По проходу шла уродливая бабка, чепец на ее голове дрожал, она тянула к зрителям свои корявые пальцы и бешено вращала глазами, эта сцена больше напоминала «Вия». Да, режиссер был действительно гениален. Темное царство рвалось изо всех углов, заполоняя все вокруг.
***
Воздух покачивался лиловой дымной органзой, пахло горящими торфяниками. Толстые мухи, откровенно ошалевшие от жары, ползали по торчащим из песка арбузным коркам. Волны широкой реки набегали на скромный маленький пляж, раскинувшийся у подножья красной церкви Ионна Златоуста. Это место обладало какой-то особенной магией. С одной стороны древний, выстроенный в 16 веке храм. С другой- изолятор временного содержания и ветхие деревянные лачуги, в которых жили цыгане.
Мира приходила сюда иногда посидеть, послушать шум реки и колокольный звон. Эти звуки успокаивали ее. Она сидела на берегу, наблюдала, как мерно катятся серые волны, напротив по «Стрелке» гуляют люди, любуются поющими фонтанами, смотрится в воду горделивый новострой- Успенский собор. Он Мире не нравился: тяжелый, плохо спроектированный, словно присевший пирог, производил удручающее впечатление своей безосновательной помпезностью и излишней пышностью. Когда девушка училась в художественной школе, их водили делать зарисовки грандиозной стройки, тогда ей казалось, что должно получиться нечто невероятно красивое. Но к завершению работ вид комплекса очень сильно изменился. Звонницу так и не достроили, колокола, которые отлили специально для храма, пришлось разместить на улице за кованым забором. Они висели на специальных поручнях, напоминая неправильные качели. На взгляд Мирославы новый храм изуродовал центр города. Теперь, возвышаясь за вечным огнем, блестя золотыми гигантскими луковицами куполов, он упрощал пейзаж, делал его посредственным и типично монументальным. Такую композицию можно было встретить в любом городе России. Аня окрестила это чудо современной архитектуры фразой: «С нами армия и бог». В общем Мира была с ней согласна. Новострой не выглядел символично или живописно. Мастерам, возводившим его, ни на йоту не удалось передать дух разрушенного большевиками духовного центра.
По реке медленно проплыла туристическая ладья. С недавних пор такие прогулки приобрели невиданную популярность. Экскурсовод, наряженный в исторический костюм, вещал о красотах города, то и дело он поправлял съезжающую на нос шапку и покашливал. Мира однажды записалась на такую поездку, но была весьма разочарована. Молодой человек, исполнявший роль гида, очень мало знал об истории ее любимого города, костюм доставлял ему массу неудобств, он то чесался, то переминался с ноги на ногу. Его речь полнилась словами паразитами. Если бы можно было выйти, то Мира сошла бы на первой остановке, но это было невозможно. Она отбыла экскурсию до конца.
Девушка откинулась назад и положила руки за голову. Над ней простиралось бескрайнее небо. Облака бежали друг с другом на перегонки. Куда они тянутся? Почему принимают такие причудливые формы? Рассказывали ли об этом в школе? Ни на один из этих вопросов Мира не могла ответить. Провожая глазами жадного, разинувшего рот, белого пузатого крокодила, девушка почувствовала, как откуда-то из глубины тела набегает дрёма. Веки потяжелели, ресницы стали цепляться друг за друга. Она не собиралась спать под солнцем, но измотанная тоской душа желала отдыха. Ей было все равно, что она на пляже одна и место совсем не безопасное. Сон опутал ее своими нитями.
Ей казалось, словно она вышла из тела. Обернувшись на себя и посмотрев на раскинувшуюся на песке фигурку, на минуту остановилась, покачала головой и поспешила прочь. Туда, под тень древнего храма, которой смотрел на мир изразцовыми окнами. Ее манило внутрь, казалось, что только в этих стенах можно найти ответы на все волнующие вопросы, а тело этому постоянно мешает. Тихо звенели голоса-колокольчики. Но если прислушаться, то можно было даже расслышать слова: «Богородица дева радуйся. Благодатная Мария, Господь с тобою. Благословена ты в женах…». Лёгкой поступью Мира вошла в храм. Около золоченой купели стоял седобородый батюшка, полы его одеяний развевались под дуновением непонятно откуда взявшегося в церкви ветерка. Свет, прорывающийся через окна под самым куполом, подсвечивал алтарь. Лучи разбегались по расписанным фресками стенам, останавливались у самого входа в храм. Мира смотрела, на небольшую группу людей, ожидающих крещения малыша. Она вглядывалась в прозрачные, укутанные кадильной дымкой силуэты. Они казались ей невероятно знакомыми. Статная девушка с иссиня-черной косой, выбивающейся из-под голубого платка, была похожа на Олю. Устало переступающая с ноги на ногу, явно зря надевшая каблуки, шатенка в зеленом платье напоминала Аню. Девушка в желтом сарафане и белой кофте, прикрывающей плечи, со спины была вылитая Полина. Каждая девушка держала на руках ребенка. Мира грустно вздохнула. Ее не было среди этой счастливой троицы. Она сглотнула ком, моментально возникший в горле. Ей захотелось убежать. Она попятилась, по церкви пронеслось тихое, недовольные попискивания. Оно доносилось из драгоценной чаши. Неужели крестят четверых? В этот момент к батюшке подошла женщина в белом платье. Ее походка, покачивание плечами, наклон головы- все было Мире таким родным. Ей казалось, что она даже чувствует запах духов «Красная Москва». Мама! Это точно была она. Но почему здесь, в церкви? Мирина мама не ходила в храм принципиально. Может что-то изменилось? Малыш настойчиво хныкал, словно звал кого-то. Мира сделала пару шагов навстречу. В этот момент женщина в белом обернулась. Ее лицо осветилось улыбкой, а батюшка ласково проговорил: «Давненько я четверняшек не крестил, счастливая ваша семья, раз Господь такое благословение дал».
Где-то далеко раздался странный гул, словно поезд, мчащийся на полной скорости, решил остановить какой-то сумасшедший, дернувший стоп-кран. Мира вздрогнула и проснулась. Солнце ушло. Оно медленно опускалась за кромку тянущегося на другом берегу реки леса.
Конец первой части.
