Вера Александровна Чистякова
И это пройдет…
– Как вам кажется, а у военных на блокпостах вокруг вашего села есть информация о том, куда направлять потоки беженцев из горных селений, чем их кормить, где обустраивать?
– Нет, конечно. Они в таком же вакууме – выживают подручными средствами. Военные приходят ко мне за тем же самым, что и беженцы: хлеба дай, воды дай, помоги… Подвозят провиант им очень плохо. Мы солдатам хлеб печем на нашей сельской пекарне! Правда, договорились, что муку военные приносят свою – по-другому невозможно…»
– Пап, а получается там ничего нет, людям есть нечего и помощь не пускают? – с ужасом спросила Оля.
– Именно, -ответил отец, -а военных местное население еще и обеспечивать должно, выходит, что у них нет ничего своего! – продолжал распаляться отец, – а вот это тебе нравится: «Допустим, из батальона МВД как-то ночью убежали два солдата – сказали, что на блокпосту произошла драка с «дедами», и они боятся возвращаться. Спасаясь, солдаты пришли в нашу школу, где жили беженцы. Те их напоили чаем, обогрели, а утром – ко мне: «Иса, двое солдатиков у нас. Как быть?» Я велел привести их в администрацию, и десятки людей видели это. Как положено, все случившееся зарегистрировал, написал депешу в отделение Красного Креста, чтобы оттуда в соответствии с международными конвенциями сообщили о случившемся семьям беглецов. Дальше позвал командира СОБРа, который стоит у села, сказал ему: в батальоне – ЧП, вот солдатики, давай расписку, что из моих рук ты их получил живыми и здоровыми, проведи расследование… Так все и обошлось миром.
Кстати, по ночам наш отряд самообороны поквартально патрулирует улицы села. Установлена очередь на дежурства – точно так же, как было в Москве после взрывов.
– Но ведь ночами передвижение запрещено? Не боитесь, что солдаты начнут стрелять по вашим дежурным?
– Я откровенно предупредил командиров, что у нас должны быть свои собственные блокпосты, нам так спокойней – мы хотим уберечься и от боевиков, и от военных, и от возможных провокаций, и от предательств. И сказал так: «Пусть ваши люди не стреляют по ним, а наши не будут стрелять по вашим позициям».
– Подействовало? Неприятных инцидентов не было?
– Ни разу. Когда военные только пришли на наши окраины, той же ночью двое солдат с оружием – село грабить. Я их задержал. Честно говоря, они несли только съестное – хлеб домашний, сыр. Сказали мне: «Мы проголодались». На следующее утро я пошел к их командиру, попросил: «Если вам что-нибудь надо, лучше днем говорите, чтобы ночью с оружием в село никто не заходил». Хотя наши жители в целом терпеливо ждут политической развязки всего происходящего, но не все же в селе разумные люди… Бойцы моего отряда самообороны, конечно, контролируют обстановку, но на кого ночью солдаты нарвутся – неизвестно. Так как они с оружием, кое-кто может убить только из-за него – автомат сейчас продается в Чечне за 300–350 долларов.
– И командир, с которым вы говорили, вас понял?
– Да. Они же взяли мое село не с боем, так почему бы не понять? На местном уровне всегда можно договориться… Я считаю, только высшие генералы типа Шаманова кровожадные. А за солдатиков отвечают ротные и комбаты, и им не хочется терять своих людей.»
Папа отбросил газету:
– Нет, это просто невозможно! – взрываясь окончательно воскликнул он и выскочил из комнаты. Мужчина не понимал, как можно жить в этой стране, где такое скотское отношение к людям, почему супруга боится уехать и изменить жизнь, ведь хуже, чем здесь, вряд ли где-то может быть. Мама Оли встала и вышла за мужем.
Оля подождала несколько минут, потом быстро встала, взяла замятые отцом страницы, расправила их и начала читать:
«– Чего хотят люди в Чири-Юрте? Чьей победы? Какого будущего?
– Люди сейчас в таком отчаянном положении, что хотят одного: чтобы их не убивали. Подумайте сами, ну о чем мечтали в концлагерях?
– О том, чтобы выжить.
– И у нас точно так же. Каждое село теперь – концлагерь. Внутри перемещение более или менее свободное, но за околицу сунуться нельзя. Проход в село с 12 до 16 – таков приказ откуда-то сверху. Чей конкретно, нам не говорят. Если беженцы пришли раньше 12 или позже 16, им лучше не соваться. Я спрашиваю военных: «А почему «нельзя?» Они ничего не отвечают.
– Так в Чири-Юрте какая власть – федеральная или чеченская?
– Чеченская. Я подчиняюсь только своим сельчанам, больше никому. Ни Моздоку, ни Москве, ни Масхадову. Это произошло потому, что мнение чириюртовцев мне дороже всех: когда я умру, они придут на мои похороны, и там не будет ни Кошмана, ни Масхадова, ни Путина.
– В ваших словах есть противоречие: вы же сами говорите, что живете в концлагере – значит, полностью под властью военных?
– Нет, мы просто приспосабливаемся в целях выживания. Офицеры, с которыми село вынуждено жить бок о бок, все прекрасно понимают, что у нас власть только чеченская, что мы их не любим, терпим до поры. Военные знают: реальная наша власть – не они. Иногда офицеры лишь нам говорят, что охраняют нас от боевиков.
– А вы разве так не считаете?
– Я считаю, что боевики – бандиты, а федералы – каратели. Машины из села в село едут – их расстреливают. Автобусы с беженцами – тоже расстреливают! Бойцы шамановской группировки поступают по отношению к мирным жителям по-садистски, а трошевской – нормально себя ведут. Значит, все зависит не от политики, а от чьих-то генеральских настроений.»
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
10.01.20003
Оля задумчиво разглядывала фотографию на развороте, когда мама вернулась в комнату.
– Дай сюда эту гадость? – нервно потребовала мама, отбирая у дочери газету. Она с силой дернула ее из Олиных рук. Тонкая бумага порвалась и порезала девочке палец. Оля ойкнула, но мать этого даже не заметила: «Почему папа так разозлился? Что происходит в этой непонятной Чечне? Почему родители ссорятся из-за этого?»
Мама Оли была не на шутку встревожена. Она волновалась, что этот переезд будет не последним, мужа пригласили читать лекции в США, а если он не вернется? Страх пронзил лоб длинной вертикальной морщиной, которая упиралась в переносицу, прибавляя женщине 10 лет.
– Как погуляла? – натянуто спросила женщина.
– Хорошо, -пытаясь ободрить маму, ответила Оля, – я познакомилась на горке с двумя девочками. Одну зовут Аня, а вторую – Мира. Они учатся во 2 Б. А Аня живет рядом с остановкой в этажке напротив парка.
– Замечательно, – удовлетворенно кивнула мать, продолжая пребывать в своих мыслях.
***
Мира помогала маме на кухне, когда в прихожей раздался скрежет и тяжелый стук. Это папа вернулся с работы. Он вновь был не очень трезв. Ругаясь на все лады, он отогнал черного пса, вертящегося под ногами, прошел на кухню и сел на табурет.
– Денег нет, – изрек он, обращаясь к жене, – и не будет, Бригадир все пропил.
– Вместе с вами? – зло ответила супруга.
Мира выскочила из комнаты, она знала, что сейчас начнется. Каждый раз, когда папа являлся в таком виде домой, они с мамой ссорились. Один раз мама даже выгнала его из дома. В крохотной квартире было не так-то просто найти место, в котором можно спрятаться от этого ужасного ора. Она забралась в кладовку, прихватив розовый Cosmopolitan, устроившись под вешалкой и заткнув уши ватой, раскрыла страничку с модой, девочка просто обожала шить. Всех своих кукол Мира одевала с иголочки. У ее ног пристроился старый черный пес.
Июль 2000 год.
Закатное солнце осветило красноватые стволы высоченных сосен, прошлось по длинным веткам и тонким иголкам, медленно переползло с их кончиков через марлю, прикрывающую от мух открытую створку окна, в маленькую комнату под самой крышей. За день она изрядно накалилась и теперь отдавала тепло почти как печь. В комнате пахло сушеной ромашкой и зверобоем, перегревшейся побелкой и старым, прелым линолеумом. Аня сидела в кресле, отделанном синим дерматином, оно было придвинуто к колченогому столу, покрытому зеленой льняной скатертью, на котором стояли графин с водой, небольшой магнитофончик, банка с козьим молоком и тарелка полная лесных ягод. Из приемника играло «Русское радио». Только что закончился вечерний выпуск новостей. Рассказывали про теракты в каком-то Гудермесе. Аня зачерпнула ложкой чернику: «Как скучно, делать совсем нечего, новости эти. Бррр, кто их только слушает? А название, как из книжки «Легенды и мифы Древней Греции», только там Ахиллес, интересно, что за место?» Но мысли даже не успели оформиться во что-то более вразумительное. Их спугнула песня группы «Секрет». Аня обожала гитарные переборы. Ее папа в свои редкие визиты доставал из-за шкафа гладкую, полированную гитару. Они вместе пели песни из «Бременских музыкантов». Последний раз отец навещал дочку как раз перед самым отъездом. Они даже ходили кататься на катамаранах и ели сладкую вату. Ане было ужасно весело с ним. Отец не был таким строгим и требовательным как мама, он много улыбался и все разрешал, когда папа уехал, она очень жалела, что папа с ней не живет. Сейчас, услышав песню, девочка моментально оживилась. Она болтала ногами в такт музыке и подпевала:
В жарких странах,
Где рассветы в океанах прячут лето,
Твой дышит прибой
Не для меня-
Прощай.
Капитаны
Слышат звёзды,
Их обманам поверить просто
Твой остров чужой не для меня- прощай…4
Но и это занятие ей быстро наскучило, она соскочила на пол, протиснулась между старой с растянутой панцирной сеткой кроватью, которую пытались улучшить с помощью щитов, но это не только не делало ее удобнее, а скорее производило обратный эффект, и колченогим столом к подоконнику.
Раз в год, летом, Аня приезжала в крохотный поселок городского типа, где мама работала в оздоровительном лагере для сирот. Обычно вечера проходили гораздо веселее: устраивались дискотеки и показы фильмов. Именно здесь Аня впервые увидела «Титаник». Взлетая на качелях, она распевала что-то невнятное, но голосом почти точно улавливая интонации Селин Дион. Каким-то чудом на рынке в базарный день Ане удалось упросить маму купить ей белый топик с портретами Роуз и Джека. Единственное, что огорчало девочку, что на ней топ не смотрится так же эффектно, как на девчонках постарше, у которых уже оформились грудь и талия. Сегодня был пересменок, часть сотрудников уехала в город, сопровождая шумные отряды подростков, а Анина мама осталась готовить корпус к новому заезду. Аня маялась бездельем целый день. Утром она рисовала, в обед висела на лазилках с деревенской подружкой Мариной, потом мама смогла выкроить время и сходить с ней на реку. Но сейчас Ане было отчаянно скучно: ее приятель по играм уехал, а местных ребят загоняли домой в 7. К восьми на лавках перед столовой собиралась деревенская шпана и солдатики из спрятавшейся в лесу воинской части. Они пили пиво, грызли семечки, иногда дрались и лазили в окна к отдыхающим девчонкам. Но сейчас, из-за пересменки, никого не было. Только громкий треск кузнечиков аккомпанировал заходящему солнцу.
Опершись животом на облупившийся подоконник, Аня слегка отодвинула марлю и выглянула на улицу. Под окнами их четырехэтажного здания с двумя подъездами прогуливался невысокий мужчина, он был одет в легкую белую рубашку в тонкую полоску, синие, когда-то парадные, но уже изрядно потертые брюки, в руках у него был маленький букетик полевых цветов. Аня хихикнула, она знала, кто этот дядька, и чего он ждет. «Какие странные эти взрослые, – подумала девочка, – все время они придумывают себе сложности и проблемы, неужели нельзя просто так, без всяких глупостей ходить в гости?»
Август 2000 год.
Оля и Аня сидели на лавочке в парке. Девочки с упоением делились событиями прошедшего лета. Аня как раз рассказывала о своей поездке с мамой в лагерь. То ли от неожиданной скуки, то ли по примеру старших девчонок, с которыми она там познакомилась, Анна завела дневник, в нем она держала свои маленькие тайны, записывала короткие стишки, выдумывала песенки, и теперь с выражением читала неровные строчки: «Скучный вечер, Костик уехал в город, а мама все время работает. К школе надо прочитать кучу книг. Брр. Какая тоска этот «Робинзон Крузо», терпеть не могу такие длинные рассказы. Лечь спать? Нет, не хочется. Да и как можно уснуть, когда под спиной деревяшка?».
Аня захлопнула дневник и посмотрела на Олю:
– Ты знаешь, я страшно не люблю тамошние кровати. Они ужасные! Мама, для того чтобы не проваливаться, кладет под сетку деревянные щиты. Я однажды прыгнула на нее и всю попу отбила! Представляешь? – вскрикнула она.
Оля внимательно слушала подругу, ей нравилось дружить с Аней. Их многое объединяло. Они обе любили читать книги. Занимались в музыкальной школе. У обеих девочек мамы работали врачами, получали крошечные зарплаты и очень старались хорошо воспитать дочек. Мама Ани организовывала оздоровительные мероприятия для подростков, попавших в сложные жизненные обстоятельства. Проще говоря, она работала с детьми сиротами. Оля была уверена, что на свете нет ничего страшнее, чем жить без родителей. Но ей очень хотелось знать, как справляются такие дети. Аня часто рассказывала невероятные вещи. Например, как мальчишки прыгают из окон на дальность, а девчонки купаются без купальников. Были в этих историях пикантные моменты, которые домашним девочкам почерпнуть неоткуда.
Аня продолжала:
– Я в окошко выглянула. Внизу прогуливался дядька, в руках держал маленький букетик полевых цветов. Мне было смешно. Ты знаешь, он часто приходит под окошками постоять. Я долго не знала в чем дело, а оказалось: он по ночам к медсестре одной ходит. А она замужем! – воскликнула Аня, это казалось ей ужасно интригующим фактом, девочка смутно понимала, что к женщине, у которой есть муж, по ночам не должен ходить другой мужчина.
– И что было дальше? – подтолкнула к продолжению рассказа Оля. Она знала, что Аня может пуститься в длинные рассуждения, описания ненужных деталей, но так и не дойти до самого интересного. Оля даже выдохнула, когда подружка захлопнула дневник, это значило, что развязку истории можно узнать быстрее.
– Так и ничего, – хихикнула Аня, – полотенчика-то не висело.
– Какого полотенца? – удивилась Оля, широко открыв рот.
– Да беленького такого, махрового с красной вышивкой, медсестра эта всегда вывешивает его вечером, когда ждет своего ухажера с цветами. А тут не повесила, к ней муж приехал. А он ну такой противный и гадкий. Таких надо еще поискать…– Аня сморщилась, как будто откусила лимон, она вспомнила его холодные ледяные глаза, вытянутое со впалыми щеками лицо. Мерзкую папиросу, которой он пыхтел, сидя на лавке под тополями, наблюдая как отдыхающие режутся в карты и домино. Один раз пепел с его сигареты поджег пух, дым стоял сильнейший. Но главное, Ане казалось, что этот дядька ненавидит все на свете, но особенно детей и животных. Как-то раз Аня бежала по коридору, случайно запнулась о дырку в линолеуме и упала, до крови расшибив коленку. В этот момент он как раз проходил мимо. Падая, Аня случайно его задела. Как же он кричал и ругался, но этим дело не закончилось. Он схватил ее за руку и потащил к маме, чтоб та тоже отругала маленькую девочку. Аня знала, что этот неприятный дядька работал прокурором и ждал очередного повышения. Как-то мельком, еще зимой, сидя у мамы на работе, она вскользь услышала, что он берет взятки, но для нее осталось загадкой, что это такое. Она, как и другие дети, его только боялась.
Этим летом он навещал супругу чаще чем обычно, окна их комнаты смотрели на сарайки с кроликами и курами, между ними уютно устроилось небольшое волейбольное поле, окруженное высокими соснами. В этих соснах свили гнезда грачи. Каждое утро, с первыми солнечными лучами птицы начинали громко кричать. Жуткие песни раздражали всех: отдыхающих и работников. И вот утром муж маминой коллеги вышел на улицу с ружьем, без долгих колебаний прицелился и выстрелил несколько раз. Мама запретила Ане играть на поле. Но естественно, что все дети были там. Конечно, Аня видела убитых птиц. Их остекленевшие от ужаса глаза ее очень сильно испугали. Когда она ворвалась к маме в кабинет с дикими криками, та очень сильно рассердилась. Сейчас, вспомнив об этом, Аня втянула голову в плечи, в ушах раздалось громоподобное: «Я тебе где сказала гулять? Ты почему постоянно не слушаешь, что тебе говорят, в кого ты такая бестолковая?» Вечером мама сменила гнев на милость, попыталась объяснить, что другим способой грачей прогнать не получалось, и ничего страшного не произошло. Но Аня никак не могла выбросить из головы пронзительный пустой взгляд и открытый клюв маленького грачонка. Разве это не страшно? Почему люди такие жестокие? Рассказывать об этом Оле, она не решилась. Ане не хотелось пугать подругу. – А ты что делала? – спросила она.
– Я ездила к бабушке. У нас клубники в этом году было видимо-невидимо. Вкусная, – Оля улыбнулась, ее рот наполнился слюной от воспоминания о сладких ягодах. Она обожала клубнику. А еще у бабушки была корова Зорька. Она стояла в небольшом загончике во дворе, жевала ароматное сено и томно мычала. Олю поражали ее огромные темные лиловые глаза. Рога с острыми кончиками поблескивали под солнечными лучами, заползающими в узенькие окошки, каждое утро Оля просыпалась и ела на завтрак клубнику со свежими сливками. Это было волшебно, – а еще я жуков собирала. Фу, до чего же они противные, – Оля сделала страшную гримасу, высунула язык и сморщила нос. Ладно полосатые желто-черные, но вот эти красные личинки, ууу….ненавижу. А еще мне папа велик подарил. Я на нем на пруд гоняла. А Мира когда приедет? – вопрос Оля задала как бы между прочим, но он ее очень сильно волновал. Ей хотелось, чтоб Мира не приезжала как можно дольше, ей нравилось дружить с Аней вдвоем. Они вместе читали книжки, рисовали причудливые картинки, играли в бадминтон. Но с Мирой все было иначе, она очень ревновала, перетягивала внимание на себя.
– Мирка, не раньше 25 августа, родители ее дом строят, так что мы ее еще не скоро увидим, – не замечая облегченного выдоха Оли, ответила Аня,– ты видела, в нашем Доме культуры театральную студию открывают, давай запишемся?
– Да, я с удовольствием, только я же еще в музыкалку хожу. А ты знаешь, что в Москве метро взорвали? – спросила Оля, сама она не очень понимала, что значит взорвать метро, но ей хотелось с кем-то об этом поговорить, мама старалась избегать обсуждения страшных событий, дистанцировалась или игнорировала вопросы, папа уехал в командировку в США. Оля очень по нему скучала. Когда папа был дома, они вместе читали книги. Ее любимой был роман Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней». Папа доставал большой старый глобус с верхней полки
книжного шкафа, брал фломастер, и они с Олей отмечали маршрут главного героя. Сейчас, когда девочка проводила время с мамой, ей было очень одиноко, она чувствовала, что ей не с кем поделиться своими тревогами. Может быть, у Ани дома не отмалчивались?
– Да, кто же не знает, – как-то по-стариковски всплеснула руками Аня. Оле показалось, что этот жест подруга скопировала у своей бабушки, – дедушка ругался, говорит, что менты работать не умеют, все вокруг только воруют и бухают, а мама сказала, что опять никого не найдут, что все это уже было. Год назад, помнишь, дома жилые бахнули, страху мы, конечно, натерпелись. Бабушка спать нормально перестала. А потом у нас в доме пожар случился, в лифте бомж уснул, под ним матрас загорелся. Дым на верхние этажи пошел. Мама думала, что и у нас бомба, – Аня поежилась, она старалась сохранять бодрый голос, но на самом деле очень тогда испугалась. В квартире было сине от дыма, мама в смятении собирала документы и деньги. Бабушка вызывала пожарную бригаду, а дедушка топором открывал пожарную лестницу на балконе. Ане думалось, что это было одно из самых страшных событий ее жизни. Всей семьей они спускались по хлипкой лестнице между балконами, старая, скрипучая, ржавая, она шаталась под каждым касанием ноги, норовя сбросить вниз любого, кто на нее наступит.
Придя домой, Аня учуяла запах солёных огурцов. Девочка догадалась- дедушка вернулся из деревни. Значит и ей бабушка передала гостинец.
– Деда, – закричала Аня, врываясь на кухню.
– Привет, внучка, – ответил он, быстро опуская что-то под стол.
Аня озадаченно на него посмотрела.
– Ты от бабушки уже вернулся, как у нее дела? – настороженно спросила девочка, пытаясь разглядеть, что же дед прячет за ногой.
– Хорошо у нее дела, шлет тебе привет. Куры соседские к нам на участок забрались, гладиолусы подрыли, но цветы к празднику будут, -стараясь улыбнуться, сказал он, – я тебе малинки привез, там под окном стоит в корзинке.
– Деда, случилось что-то? – прямо спросила Аня, чувствуя, что дед от нее что-то скрывает.
– Эх, внуча, ироды они, мужиков заживо утопили, ни одна собака на помощь не пришла, – стукнув кулаком по столу, сказал дед.
– Дедушка, кого утопили? – расстроенно спросила Аня.
– Подлодку нашу «Курск», чтоб им пусто было, бездельникам бессовестным, – горестно закончил дед. Больше ничего из него Ане выудить не удалось.
Когда мама пришла с работы, дед уже спал. Аня сидела за письменным столом и выстригала из цветной бумаги кота. Она хотела перевести его на стеклянную рамку для фото, а потом раскрасить.
– У нас так тихо, ты одна? – с удивлением спросила мама.
– Нет, деда спит уже, он огурцов привез и малины, – повернувшись на маму ответила Аня. Мать сняла белые босоножки на высоком каблуке и одернула полы коричневого сарафана, струящиеся почти до самого пола. Ее слегка вьющиеся каштановые волосы были уложены в мягкий растрепанный пучок. Она подошла к зеркалу и начала аккуратно вынимать шпильки.
– Рано он…– задумчиво проговорила она.
– Мам, а что случилось с подлодкой «Курск»? – наблюдая за матерью, спросила Аня.
В зеркале отразилась озабоченное лицо, подведенные черным карандашом брови тревожно изогнулись.
– Несчастный случай во время военных учений произошел, а почему ты спрашиваешь? – осторожно ответила мама.
– Да дедушка сказал, что их нарочно утопили, – возвращаясь к картинке с котом, ответила Аня.
–У дедушки брат старший подводник был, он погиб давно, – ответила мама после минутной паузы.
– Мам, а дедушка тоже в армии служил? – поинтересовалась девочка.
– Нет, он не служил, у него один глаз видит плохо. Его не взяли, а вот два его брата, те -да, – нехотя ответила мама.
– А почему мы никогда не общаемся с родственниками дедушкиными, я ведь ничего про них не знаю, – накладывая картинку на стекло, спросила Аня.
– Раньше мы к ним каждый год ездили в Крым, пока Советский союз не распался. А потом, после развала в 1991, я вещи хотела детские им отправить, а посылка не дошла, обратно вернулась, и с тех пор ни одного письма. Нет ни адресов, ни телефонов, словно и людей больше нет, – грустно ответила мама.
– А в Союзе хорошо было? – снова поворачиваясь к маме, спросила Аня. – Вот тетя Лариса говорит, что это было ужасное время, полное глупости, пустое и безденежное.
– Ты бы поменьше взрослые разговоры слушала, – недовольно заметила мама. Хорошо было в Союзе, – быстро продолжила она, – определенность была, уверенность в завтрашнем дне, всего хватало, тихо и безопасно, уж лучше, чем сейчас.
– А почему же тогда он распался? – удивилась Аня.
– Не распался, а развалили, все ценное растащили по своим да нашим, а людей просто обманули. Это была настоящая катастрофа, – совсем загрустив, ответила мама.
– А люди не были против? – с непониманием глядя на мать, спросила Аня.
– Были, но когда мнение простых людей хоть что -то определяло? Ты ужинала? – меняя тему, продолжила мама.
