Если бы, проснувшись сегодня, я знала, что вместо очередной ночи в окружении похотливой публики «Атриума» я буду сгорать от выразительного взгляда единственного мужчины, которому хочу всецело себя отдать, то сначала бы я просто не поверила, а затем однозначно потеряла бы от счастья рассудок.
Хотя я его и потеряла, только чуть позже, и вовсе не от счастья.
Сегодня я растворялась под завораживающим прицелом зелёных глаз, в которых впервые пробудилось нечто взаимное, что-то нереальное, но столь долгожданное, что прежде видела лишь во снах.
Этот незнакомый взгляд заставил меня поверить и горько обмануться в том, что Остин наконец-то меня увидел. Но увы, это был всего лишь мираж. Поистине сказочный и столь беспощадно жестокий.
Всю свою жизнь я была девочкой-проблемой. Настоящим человеком-косяком. Мне не вспомнить всех раз, когда я билась, царапалась, спотыкалась, падала и ввязывалась в драки, покрывая своё тело множественными ушибами, глубокими порезами и синяками.
Я в самом деле знакома с огромной палитрой всевозможной боли, и сейчас с уверенностью могу сказать, что ни одна из них не сравнится с той, что сломала меня пополам, когда Остин сказал мне это:
…Ты же знаешь, что я бы никогда ничего с тобой не сделал. Я просто был не в духе, немного крыша поехала, а ты попалась под руку и… в общем… можешь об этом просто забыть? Пожалуйста. Такого больше не повторится. Обещаю…
Его слова отдаются гулким эхом в голове и раз за разом разбиваются об углы сознания, разрушая остатки моей и так искалеченной души.
…Ты же знаешь, что я никогда ничего бы с тобой не сделал…
Я знаю… Конечно, знаю!
Но всё равно его слова, словно вогнали в моё сердце кол с шипами, а затем безжалостно прокрутили за рукоятку. Наверное, лишь с подобной болью я могу сравнить ту беззвучную агонию, что смиренно стерпела этим вечером.
Каждый раз, стоит мне увидеть Остина, во мне начинает происходить упорная борьба. Годами долгое сражение с моим безоговорочно любящим сердцем. И всё ради того, чтобы просто не выдать свой главный секрет – как сильно и бесповоротно я влюблена в того, кто меня по-настоящему не видит и не «чувствует».
Да, не знаю почему, но необъяснимая эмпатия Остина на меня не действует. Со всеми работает, а со мной – нет. Может, я какая-то бракованная, но этот странный факт лишь способствует чёткому исполнению роли, что отведена мне в его жизни.
И, знаете, долгие годы притворства отточили мой навык скрывать от него свои чувства до профессионального уровня, позволяя мне с завидным успехом подавлять и заталкивать любовь к Остину в самый дальний ящик на дне моей души, закованный железными цепями и множеством неприступных замков.
Я так долго молчу, потому что уверена – моя любовь ему не нужна. И сегодня Остин вновь дал мне это понять.
Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как мы легли в кровать. Пять минут? Десять? Час? А может, больше? Но даже умирая от усталости, я всё равно не могу уснуть. Слышу сонное сопение Остина за своей спиной и пытаюсь сдержать трепещущее сердце, что отчаянно рвётся к нему.
Мне никак не найти удобной позы: любое движение по мятой простыни и даже прикосновения к самой себе сейчас отдаются предательской дрожью в самой жаркой и влажной точке внизу живота.
Всеми силами приходится удерживать себя от жизненной потребности прикоснуться к Остину и ощутить, что значит быть любимой им. Вслушиваюсь в ночную тишину, в протяжные завывания ветра за окном, рассматриваю комнату в холодном лунном свете и непрерывно слежу за беспокойным колебанием танцующих теней на стенах, которые с улицы отбрасывают раскидистые ветки деревьев.
Чёрт! Пусть будет проклят этот злосчастный день, у которого нет ни конца ни края. На сколько ещё мне хватит сил терпеть подобное издевательство?
Как бы я себя не убеждала, но я не бездушный робот, а всего лишь живой человек! Обычная девушка, зверски уставшая день за днём натягивать на себя чужие лживые маски. Я просто хочу быть собой! Хочу быть настоящей! Хотя я даже не уверена, что всё ещё помню, что это значит.
Наплевав на здравый смысл, я медленно, так, чтобы не потревожить сон Остина, поворачиваюсь к нему. Его голова мирно покоится на ладони, а лицо выглядит расслабленным. Даже не помню, когда в последний раз видела его спящим, но это завораживающее зрелище.
Отросшие пряди тёмных волос свободно спадают на лоб, глаза плотно закрыты, лишь легонько подрагивают пушистыми ресницами, а манящие губы так загадочно, словно радуясь чарующим снам, почти незаметно расплываются в самой прекрасной на свете улыбке.
Что же тебе снится, Остин?
Задаюсь безмолвным вопросом и впиваюсь ногтями в порезы ладоней, чтобы удержать себя от прикосновений к его коже, а затем делаю самую большую ошибку из всех, что могла совершить – опускаю свой жадный взгляд с его спящего лица ниже.
Перед сном Остин снял с себя испачканную майку, поэтому мне хватает всего доли секунды, чтобы в красках представить, как провожу руками, а после языком и губами по его спортивной рельефной фигуре.
По широкой линии плеч я неспешно перехожу к крепким рукам, которые теперь даже не приходится напрягать, чтобы проявлять развитые мышцы и силу.
Нежно пройдясь пальцами по всем выпирающим венкам, я перебираюсь на мощную грудь, что в мерном темпе то плавно поднимается, то шумно опускается, обдавая жарким пламенем его глубокого дыхания.
Затем всего на миг я прижимаюсь к сердцу и медленно, словно по ступенькам, спускаюсь вниз по чётким мышцам пресса к чувствительной впадинке твёрдого живота.
И вот я уже на финишной прямой – всё ниже и ниже… Туда, где горячее и ещё твёрже… Туда, куда ещё никогда в своей жизни не добиралась, но ежедневно умираю от невыносимого желания достигнуть цели. Узнать. Почувствовать. Ощутить в себе.
Мне становится невыносимо жарко и не хватает воздуха, будто в груди перекрыли весь кислород. Картинка перед глазами расплывается, а с каждой новой мыслью о страстном сексе с Остином моё голодное тело жалобно стонет и просит.
Нет, не так… Оно с криками умоляет меня сорваться и воплотить всё то, чего так настойчиво и мучительно долго требует всё моё нутро.
Образ «младшей сестры» неизбежно ускользает, и я не сразу понимаю, как оказываюсь к Остину непозволительно близко. Все движения будто делает другая, а я сдаюсь и покорно ей это позволяю.
Опустив голову прямо возле его лица, я плотно прижимаюсь к Остину телом. Небрежно забрасываю руку, «ненароком» обнимая, а вслед за ней также следует нога.
О боги! Мне многого не надо!
Даже столь невинные прикосновения заставляют все части тела превращаться в прах и вновь восставать из пепла.
Я правда пытаюсь расслабиться и не опасаться того, что он подумает, если вдруг проснётся, но у меня не получается. Страх и звенящее волнение смешивают кровь до состояния жидкой лавы, что ежесекундно всё сильнее и сильнее застывает в каждой артерии, сосуде и узловатой вене.
В столь близком к нему положении я застываю, словно гранитная статуя, боясь совершить хотя бы одно неверное движение или даже шумно вздохнуть.
Совсем скоро от неудобной позы тело начинает затекать, но я терплю и не двигаюсь, желая по возможности дольше продлить это мучительное наслаждение.
Я вконец неизлечимая мазохистка – других слов просто нет. Наслаждаюсь и мучаюсь – мучаюсь и наслаждаюсь. И так до тех пор, пока тело окончательно не устаёт и не немеет. Я понимаю, что, как бы мне ни хотелось, но всё же придётся поменять положение и попытаться заснуть.
Однако стоит мне только начать отстраняться, как руки Остина заключают меня в цепкие медвежьи объятия. Он сонно мычит, прислоняясь губами к моему вспотевшему лбу. Одну ладонь кладёт мне на спину, второй зарывается в копну моих спутанных волос и как ни в чём не бывало продолжает пребывать в далёком мире грёз.
А я?
А я вновь умираю и возрождаюсь, чтобы немного сползти вдоль его шеи вниз и уткнуться носом в ямочку ключицы, которая словно была создана именно для меня.
Сколько раз в своих фантазиях я мечтала вот так засыпать в его сильных объятиях, в которых мне нечего бояться и совсем не о чем переживать. Ведь он убережёт и согреет от любой непогоды и уничтожит каждого, кто посмеет мне навредить.
Остин защитит от всего, как всегда это делал, даже не подозревая о том, что самую страшную боль год за годом, сам того не желая, причиняет мне сам.
Самую адскую боль и ни с чем несравнимое счастье, что сейчас заполняет меня до краёв.
В его тесной хватке я наконец расслабляюсь и до безумия быстро, совсем незаметно погружаюсь в долгожданный сон, где всё между нами – настоящая правда, а не мой столь желанный мираж.
Это была самая ужасная ночь в моей жизни!
Нет… Скорее это была самая непростая и мучительная ночь в моей жизни, в которой я изо всех сил пытался разобраться, где сон, а где явь, чтобы случайно не совершить того, о чём потом пожалею.
Всю ночь меня мотало из горячих снов с Ларой в ещё более огненную реальность с Никс, которую я до боли сжимал в объятиях. Держал спящую малышку в своих руках без какого-либо шанса найти в себе силы отстраниться и в то же время боялся сделать хоть одно неверное движение, лишь бы окончательно не сорваться и не натворить дел.
Я ждал наступления утра так, как ещё никогда и ничего не ждал в своей жизни. Только тогда, мучаясь и одновременно упиваясь близостью Никс, я даже не догадывался, что утро встретит меня вовсе не тёплыми лучами солнца за окном и даже не чашкой крепкого кофе.
– Это что ещё такое, Остин?! – звонкий голос Лары мгновенно вырывает меня из сна.
Я заставляю себя открыть глаза и первое, что вижу этим «прекрасным» утром – уничтожающий взгляд янтарных глаз. Лара ошеломлённо пялится на картину, как я намертво прижимаю к себе спящую Никс, чья обнажённая нога обхватывает моё тело.
– Я повторяю: что здесь происходит, Остин?! Как ты мог?! Ты сам решил поставить крест на нас?! Так, я понимаю?! – свирепеет Лара, пробуждая своими криками Никс. Та на удивление быстро реагирует и шустро отстраняется от меня, чуть ли не падая с кровати.
– Лара, что ты тут делаешь?! – встревоженный тем, что она додумалась приехать в Энглвуд одна, я задаю заведомо неверный вопрос. И он предсказуемо опрокидывает на меня новую порцию женского гнева.
– Что я здесь делаю?! Честно? Теперь уже сама не знаю! Простите, я не хотела вам мешать! Можете смело продолжать! – задыхаясь от ярости, Лара торопится выбежать из комнаты, но я резво вскакиваю с постели и подлетаю к ней.
– Лара, успокойся! Это не то, что ты подумала. Я тебе сейчас всё объясню, – пытаюсь прикоснуться к ней, но она грубо отталкивает мои руки.
– Что ты собрался объяснять? По-твоему, я совсем слепая?!
– Девочка моя, успокойся, всё не так, как тебе кажется.
Спросонья мой голос звучит хрипло, оттого и до невозможности жалко. Чувствую себя грёбаным героем сопливой мелодрамы, в которой меня поймали с поличным в постели с любовницей, и теперь мне придётся усердно молить о прощении.
Только ни любовницы, ни причины, за что нужно извиняться, нет. Не так ли?
– Никакая я тебе не девочка, и не смей трогать меня, Остин! Не после неё! – Лара бросает брезгливый взгляд на Никс, а она тут же прикрывается пледом и протирает сонные глаза.
Если бы я мог «считать» её, уверен, что ощутил бы каплю злорадства к сложившейся ситуации. Николина редко находила общий язык с кем-то из моих девушек. Они же вообще все поголовно её недолюбливали, но лично меня данный факт всегда мало волновал. Мне и так постоянно не хватает времени даже на такие простые вещи, как полноценный сон и сбалансированные приёмы пищи. Тратить драгоценные минуты на банальные девчачьи разборки я не хочу и не могу.
– Лара, прекрати кричать. Что значит «после неё»? Это же Никс. Она мне как сестра. Что ты себе там надумала? – пытаюсь ментально прорваться сквозь плотную пелену ярости Лары, но меня тут же отшвыривает прочь, лишая возможности добраться до её здравого смысла.
– Какая она тебе сестра?! Прекрати уже врать мне. Не после того, что я сейчас увидела!
– Да что ты видела?! Мы просто спали, Лара. Просто спали и всё! – выпаливаю я, ощущая неприятный спазм в районе сердца. Будто я только что произнёс наглую ложь.
– Видела я, как вы просто спали! – её свирепый взгляд вновь изучает смятые простыни, на которых всё ещё лежит Никс, продолжая хранить тактичное молчание. – Так брат с сестрой точно не спят! Боже, да меня сейчас стошнит от вас!
– Тебе нужно успокоиться, и ты поймёшь, что не права.
– Я ещё и не права? Какая же ты скотина, Остин! Имей хотя бы смелость признаться.
– Да в чём признаваться? Ничего не было! Ты бы меня ещё к Мэгги приревновала.
После этих слов я неосознанно оборачиваюсь к Никс, не до конца понимая, что именно хочу найти в её холодном взгляде, но предельно ясно вижу одно – она тоже злится. И мне остаётся лишь догадываться, что Никс не рада начинать своё утро с подобного извержения вулкана так же, как и я.
– Успокойся, и пойдём поговорим, – возвращаю своё внимание к негодующей брюнетке, желая поскорее остановить бессмысленную истерику, но Лара, похоже, только начала разогреваться.
– Забудь, Остин! Нам с тобой больше не о чем говорить! Этого я тебе точно не прощу! – кричит она и отбивается от моих попыток схватить её и вывести из комнаты, нанося по груди и лицу весьма ощутимые удары. – Я всегда догадывалась, что между вами что-то есть! Боже, как я могла этого раньше не видеть?! Как ты посмел, Остин?! За что?! Я ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ! – с её языка слетает новая порция бреда, который обдаёт меня жаром сильнее, чем её последующая хлёсткая пощечина.
– Что ты несёшь?! Быстро угомонись, идиотка! Что на тебя нашло?! – не желая больше терпеть впервые столь неадекватное поведение Лары, всё-таки срываюсь на крик, но она совершенно меня не слышит.
– ОТПУСТИ МЕНЯ! ОТПУСТИ! НЕНАВИЖУ! – орёт мне прямо в ухо как пожарная сирена, когда я плотно сцепляю свои руки вокруг неё.
– Лара! Мать твою, успокойся!
– Нужно было сразу понять, что между вами вовсе не дружба! Не трогай меня, Остин, отпусти! Мне противно! Как ты мог так поступить?! Я же верила тебе! Несмотря на то что всегда чувствовала, что она… Ужас! Я верила как последняя дура…
– Почему как?
Я застываю от тихого бурчания за своей спиной, которое, Никс думала, никто не расслышит.
Вот уж спасибо, Джеймс… Всё-таки не смогла сдержать свой язык за зубами.
Я готов испепелить Никс одним лишь только взглядом, но желание заклеить девчонке рот пропадает так же быстро, как и появляется. Крики Лары наконец-то угасают, а тело, всего на миг окаменев, неожиданно слабеет, и уже в следующую секунду из её глаз прорываются горькие слёзы.
– Значит, я права… – сдавленно, словно раненый зверь, стонет Лара.
Вот же блять! Да что же такое? Что за хаос творится в её голове?!
Вчерашний день, что ли, был всего лишь генеральной репетицией настоящего стихийного бедствия её горечи и боли, что сейчас сметёт под ноль все мои внутренности?
– Я имела в виду совсем не это… – начинает оправдываться Никс, распаляя до последнего предела теперь уже меня.
– Заткнись, Николина! Больше ни слова! – зло рявкаю я и вывожу из комнаты тонущую в слезах Лару.
До гостиной мне приходится тащить на себе надрывно плачущую девушку, а там усаживаю Лару на потёртый бабушкин диван, испачканный сероватыми разводами.
Всего минуту назад я был готов рвать и метать, ведь никому и никогда не позволял подобных бурных истерик. Однако сейчас, когда Лара сидит передо мной, нервно сжимая ладонями свои острые колени, вся дрожит и не перестаёт по-детски шмыгать носом, мой праведный гнев мгновенно исчезает.
Ещё совсем недавно пунцовое от ярости лицо плавно приобретает оттенок снега. Сегодня на ней нет ни грамма косметики, а вчерашние идеальные локоны спрятаны в высоком пышном хвосте, но так Лара даже прекраснее. Ещё свежее и ранимей.
Я даже жалею, что она прекратила кричать. Я готов терпеть что угодно, кроме её слёз.
– Пожалуйста, успокойся и выслушай меня, – со всей серьёзностью начинаю я, усевшись рядом.
– Я ничего не хочу слышать, Остин. Просто дай мне пару минут успокоиться, и я уйду, – дрожащим голосом просит она, до сих пор не понимая, что я никуда не собираюсь её отпускать в таком состоянии.
– Лара, приди в себя и подумай как следует. Ты же прекрасно знаешь, что у меня с Никс ничего не было. Ни этой ночью, ни когда-либо ещё. Что за сцену ты устроила?
Бросаю на неё взгляд, теперь уже сам ожидая объяснений, но Лара молчит, глядя прямо перед собой, и продолжает мелко подрагивать всем телом.
– После вчерашнего разговора с тобой мне хотелось лезть на стену от тревожных мыслей, поэтому я пришёл сюда, надеясь найти спасения у Мэгги. И, как оказалось, то же сделала и Никс, после того как попала под машину. Вот и всё. Мы просто спали, да и были в квартире не одни, а с бабушкой, – объясняю я, лишь сейчас замечая, что Мэгги дома нет. – Кстати, где она?
– Вышла в магазин. Я встретила её на пороге.
– И ты думаешь, она бы впустила тебя, будь я в постели с другой девушкой?
– Ты и был с другой… – продолжая хлюпать носом, еле слышно бормочет она.
– Лар, ты поняла, что я имею в виду. Я бы никогда не изменил тебе, и уже тем более с Николиной, – вновь язык предательски немеет от сказанных слов.
– Это уже неважно, Остин, – моя любимая брюнетка отчаянно вздыхает, поднимая свой грустный взгляд на меня. В его золотистом блеске сверкает не что иное, как грядущее прощание.
– Ты хочешь сказать, что приехала в такую рань в Энглвуд, чтобы сообщить мне о нашем расставании? – выдвигаю безрадостное предположение я.
– Нет, Остин, я всю ночь не могла уснуть, поглощённая мыслями о том, что ты вчера сказал. Я не могла дождаться наступления утра, чтобы сообщить тебе, что хочу дать нашим отношениям шанс.
Слова Лары должны были дать мне надежду на благоприятный исход, но не дали.
– Ты изменила решение, – уверенно делаю вывод я, считывая всё по любимым глазам. – Это из-за Никс? Я же вроде тебе объяснил. И я в самом деле не понимаю, откуда в твоей голове столь бредовые мысли о ней? Разве я хоть раз давал тебе повод усомниться во мне?
– Нет, не давал, но дело не в ней, а точнее, не только в ней, – она презрительно смотрит в сторону моей комнаты и трясёт головой, словно отгоняя от себя неприятные картинки. – Мне давно не нравится то, во что я превращаюсь рядом с тобой, Остин, и сегодняшний инцидент стал для меня последней каплей.
– Ты просто слишком бурно отреагировала.
– Со мной такого никогда не происходило. Ты же знаешь, я не из тех, кто устраивает подобные скандалы. Это не я. И не хочу быть такой. Я слишком долго молчала и копила в себе всё, что меня не устраивало, и вот чем это закончилось. Я так больше не могу. Мне не только не хватает тебя, но я неизбежно теряю себя, а этого я допустить не могу, как бы сильно я тебя ни любила.
Я детально рассматриваю её бледное лицо, чтобы найти в нём хоть какой-то намёк на то, что мне удастся переубедить её. Но его нет. Есть только горькая правда: Лара поистине страдает рядом со мной. И уже давно. А я как слепой эгоист упорно отказывался замечать это и не уделял ей должного внимания.
Лара любит меня, в этом нет сомнений. Это видно в каждом её трепетном взгляде, томной улыбке и ласковом прикосновении. А ещё в горечи стекающих слёз, прерывистом тяжелом дыхании и душевных страданиях, которые я уже долгое время причиняю ей своим небрежным отношением к «нам».
Люблю ли я её так же сильно?..
Возможно.
Ведь как её можно не любить?
Я молча смотрю на Лару, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь её доводящей до безумия красоты, внутри которой живёт нежная, трогательная, добрая и чистая девушка, и понимаю – я не имею права и дальше продолжать её терзать.
Да, наверное, я всё-таки люблю.
Люблю настолько, что могу отпустить её, пока ещё не поздно.
Она молчит и не уходит, но на сей раз не для того, чтобы дать мне возможность её остановить, а просто потому что ей нестерпимо больно и элементарно не хватает сил, чтобы встать, пойти и не оглянуться.
– Лара, – не выдержав давящего молчания, я прислоняюсь к её лбу своим и, закрыв глаза, пытаюсь отрешиться от реальности. Вдыхаю, чувствуя, как искрит в пространстве между нами. Да… так ослепительно искрит, но почему же этого так мало для того, чтобы дарить друг другу счастье?
Я не собираюсь больше извиняться или что-то объяснять. Она всё знает. И сделала свой выбор, который мне сейчас остаётся лишь принять. Не потому что хочу, а потому что так надо. Так будет лучше для неё, а может… и для меня.
– Я отвезу тебя домой, – накрыв её влажное лицо ладонями, я отстраняюсь.
– Нет, прошу не надо. Я сама.
– Я не отпущу тебя одну.
– Остин, пожалуйста, лучше вызови мне такси, – нежнее просит Лара с предельным отчаянием в медовых глазах. – Мне так будет легче, чтобы…
Она не находит слов, чтобы закончить предложение. Чёрт… Не хочу, чтобы всё так заканчивалось, но покорно вызываю машину и разлетаюсь на части, слушая, как безумно медленно и в то же время торопливо тикает стрелка на часах, с каждым тихим стуком подводя нас всё ближе к расставанию.
Смиренно следую за Ларой по коридору к входной двери, совершенно не зная, что хочу ей сказать. Никакие слова не смогут передать ей то, как мне жаль, что всё так сложилось.
– Не провожай меня, – даже не просит, а требует она.
– Но, Лара…
– Остин, пожалуйста. Останься здесь, – шумно выдыхает красавица и выставляет руку вперёд, останавливая. – На этом всё.
Мне нечего ответить, не хочу с этим соглашаться. Хочу прикоснуться, прижать к себе, вкусить сладость её кожи и чувственных губ, но вместо этого просто стою и понимаю, что ничего из этого сделать я уже не могу.
Хотя… Какого чёрта?..
Рывком хватаю Лару за шею, вплотную притягивая к себе. Всего одно мимолётное столкновение взглядов, и я до боли впиваюсь в столь желанные губы. Раскрываю языком, жадно наслаждаясь теплотой женского рта, который ещё совсем недавно так надрывно из-за меня кричал.
Я целую отчаянно и страстно, желая надолго оставить о себе воспоминание и в сотый раз эгоистично наплевав на то, что этим делаю лишь больнее нам обоим. Но она не стонет, не просит и не вырывается, а только пылко отвечает в ответ. Как всегда это делала.
И я «твёрдо» уверен, что наш прощальный поцелуй закончился бы незабываемым прощальным сексом, если бы не внезапно появившаяся на пороге Мэгги.
– Голубки, остудите свой пыл, а то моё старое сердце не выдержит подобного напряжения, – добродушно произносит бабушка.
– Не говори ерунды. Никакое оно не старое, Мэгги, оно ещё всех нас переживёт, – с трудом натянув на губы улыбку, неохотно отпускаю Лару и забираю пакеты с продуктами из бабушкиных рук, пропуская её вглубь квартиры.
– Не говори таких глупостей, Остин. Мне бы дожить до правнуков, а дольше не нужно, – она загадочно поглядывает то на меня, то на Лару. – Но вы всё равно не спешите, я могу ещё подождать. Оставьте ваши страсти на потом, а сейчас бегом на кухню. Я чайник поставлю, и все вместе посидим. Давно у меня столько гостей не было, – Мэгги источает превеликую радость, но даже она не утешает меня.
– Спасибо, Мэган, за приглашение, но мне пора, – вежливо отказывается Лара, больше не глядя на меня.
– Как? Ты уже уходишь? Вроде же только что пришла.
– Да, мне нужно идти. Уже давно пора… – и даже не прощаясь, она прячет лицо и выбегает из квартиры, плотно закрывая за собой дверь.
Я молча стою с пакетами в руках не в силах что-либо сказать Мэгги. Но этого и не надо. Она всё сама понимает и тонко чувствует, что сейчас мне совсем не до объяснений.
– Нет ничего, что не может исправить вкуснейший бабушкин пирог, – Мэгги касается моего плеча теплой рукой, и я слабо улыбаюсь. – Всё будет хорошо, мой мальчик. Я накрою на стол, а ты позови на завтрак Николину.
Её имя немного отрезвляет, напоминая, что меня ожидает ещё один сложный разговор, в котором я хочу расставить между нами всё по своим местам. Не хочу больше никаких недомолвок, ошибочных суждений или обид. Вообще не хочу больше никаких «отношений» и новых помех на своём пути.
В груди всё нестерпимо ноет, но с этого момента я буду делать вид, что мне наплевать. Девушки приходят и уходят, редкие из них, такие, как Лара, оставляют глубокие следы, но точно знаю, что у меня есть то, что никогда не исчезнет. Нечто, что всегда будет со мной.
Моя цель и работа. Именно в ней я и буду спасаться, переживать, забываться и продолжать двигаться дальше. Другого варианта нет.
Я открываю дверь в спальню, полный решимости вновь поговорить с Никс о том, что произошло вчера и сегодня, но комната неожиданно встречает меня тоскливой пустотой.
Она ушла. Тихо и совсем незаметно. Точно так же, как прошли тайком мимо меня её поразительные изменения. Проскользнули перед самым носом, а затем по случайности, совсем неожиданно заставили очнуться и увидеть её с другой стороны.
С той, что определенно пугает и будоражит. Вводит смятение и восторгает. Вмиг разрушает годами привычные устои и вынуждает задуматься: что ещё Никс от меня скрывает?