Тори Майрон
В ритме сердца
Я ожидаю увидеть злость в его сверкающем взгляде, задетое эго ещё одного нахального ловеласа или хотя бы крупицу раздражения.
Но нет! Там ничего этого нет!
Он лишь расплывается в такой широкой улыбке, что запросто могла бы посоперничать с самым нещадным светилом.
– Строптивая, – с неким наслаждением шепчет Лиам. – Так и думал… Моя самая любимая разновидность, – добавляет он, ни на секунду не прекращая держать меня в плену своих алчных глаз.
Любимая разновидность?
Я ему что, животное?
Совсем берега попутал?
Ну что же за мужчины такие пошли? Думают, если у них есть деньги, статус и привлекательная внешность, то всё – ничего больше предпринимать не надо, чтобы заполучить внимание женщины? Каждая встречная должна уже накидываться на них с распростёртыми объятиями и безмолвно терпеть их наглые щупальца на своём теле, даже если они ведут себя как моральные уроды?
Фу! Противно! Тошно! Выводит из себя!
Отвечаю: моя хроническая аллергия к красивым, самовлюблённым павлинам только что многократно обострилась!
Мой язык уже собирается высказать ему парочку ласковых, как дверь кабинета вдруг резко открывается, отвлекая меня на весьма недоумённые лица мистера Харта и ещё одного «самовлюблённого павлина».
Моего сверхъестественного павлина, что вмиг захватывает моё сердце и дыхание в свою власть. Павлина, который на безобидную птичку сейчас совсем не похож. Скорее на свирепого тигра, чьи немигающие глаза, состоящие исключительно из ярости и крови будущей цели, смотрят сначала на меня, потом на разбросанные по полу туфли и в самом конце на стоящего передо мной на одном колене Лиама, чья довольная физиономия явно становится последней каплей для того, чтобы сорвать к чертям все сдерживающие Адама поводья.
– Какого хуя?!
Единственное, что глухо срывается с его уст перед тем, как он наносит мощнейший удар по лицу Лиама, и тот навзничь падает на пол.
– Адам! – вскрикиваю я одновременно с низким тоном Роберта.
Но его сын даже не думает оборачиваться в нашу сторону. Он устремляется к лежащему мужчине, что с подбитой до крови губой выглядит крайне растерянным, но никак не побеждённым.
Сейчас на Адаме только рубашка с закатанными по локоть рукавами и расстёгнутыми верхними пуговицами. Это позволяет мне разглядеть, насколько сильно бугрятся его напряжённые мышцы и вздуваются вены на шее и предплечьях.
Он без слов схватывает Лиама за пиджак, отрывает от пола и многоповторно соединяет свой кулак с его челюстью. До тех пор, пока Лиам наконец не оправляется от неожиданного нападения и одним ловким движением подбивает ноги Адама так, что тот с грохотом валится на пол.
– Это что ещё за встреча такая?! – вопрос гостья пропитан злобным недоумением, которое он закрепляет чередой ответных ударов по лицу Адама.
– Остановитесь! – отчаянно кричу я.
Ноги сами порываются подбежать к мужчинам, чтобы прекратить их схватку, но выставленная передо мной рука мистера Харта в совокупности с его стальным взглядом «Даже не думай об этом!» не позволяет мне это сделать.
Мне приходится с ужасом наблюдать за тем, как удары, толчки и захваты сыплются один за другим, бежевый ковёр холла с каждой секундой всё больше покрывается каплями крови, так же, как и повреждённые лица мужчин. Но, чёрт возьми, не могу не отметить, что эти богатые, респектабельные самцы даже драться умудряются, как в голливудских фильмах.
Они не просто машут кулаками в разные стороны, абы попасть, куда получится. Нет. Их удары точные, мощные, выстроенные в боевые комбинации, что нацелены максимально нанести урон противнику, при этом продолжая сохранять оборону.
Никогда не интересовалась боксом (помимо уличных боёв в квартале), но, наблюдая за этой дракой, я понимаю, что мужчины определённо владеют хорошо отработанной техникой в боевых искусствах. Причём оба. И это, хоть и выглядит завораживающе, но лишь сильнее страшит меня. Добром это не кончится! Их нужно остановить, и как можно быстрее!
– Почему вы стоите и спокойно смотрите на всё это?! – встревоженно обращаюсь я к Роберту, не выдерживая происходящей на моих глазах нешуточной драки.
– Сами разберутся, – устало отвечает он.
Мистер Харт тоже ненормальный, что ли?! Как можно оставаться столь бесстрастным, когда на твоих глазах творится такое месиво?!
– Сами?! – сокрушаюсь, хватаясь за голову. – Да они же друг друга убьют!
И следующий меткий удар Адама по рёбрам Лиама, от которого тот то ли рычит, то ли стонет, лишь подтверждает мои ужасающие мысли.
– Сделайте же что-нибудь! Нужно позвать охранников, чтобы их разняли! – предлагаю один из наилучших вариантов решения этой чертовщины, но мистер Харт вновь пресекает мой порыв побежать на поиски помощи недобрым взглядом.
– Я же вроде сказал, что они разберутся сами. С первого раза до вас не доходит, мисс…? – его тёмные глаза давят на меня таким испытующим напором, что я будто начинаю уменьшаться в размерах.
– Николина… Просто Николина, сэр, – сдавленно представляюсь я, стараясь выдержать его цепкий взор.
– Просто Николина?
Может, всему виной эмоциональное перенапряжение, но мне слышатся ироничные ноты в его вечно бесцветном голосе.
– В корне не соглашусь с тобой, Николина. Простой девушке не удалось бы всего за один вечер склонить к своим ногам обоих моих сыновей, – ленивая усмешка венчает его заявление, что пробивает меня до самых костей сильнейшим шоком.
Что, простите?!
Обоих сыновей?!
Обоих сыновей?!!!
Так у Адама есть брат?! Но почему тогда он сказал мне обратное?
Я возвращаю потрясённый взгляд на дерущихся мужчин, и в моей голове за долю секунды всё раскладывается по своим полкам.
Вот почему Лиам мне показался столь близко знакомым. Я не видела его в телевизоре, интернете или на городских рекламных щитах. Нет же! Сейчас его поразительное сходство с Адамом видно невооружённым глазом. Я вообще не понимаю, как сразу не смогла этого осознать!
Рост, телосложение, те же чёрные волосы, острые, правильные черты лица… Чёрт! Даже губы индентичны с теми, что так жадно целовали меня этим вечером.
Отличие Лиама от брата заключается в полном отсутствии щетины, более оживлённой мимике, в мужественном облике, в котором хоть и ощущается та же сила и властность, но он не навевает тот благоговейный страх и трепет, как делает это внешность Адама. И самое главное, в глазах – вместо чёрных агатов он обладает сверкающими ледяными кристаллами.
Охренеть!
Ох-ре-неть!!!
Один ходящий по миру Харт – это настоящее бедствие для женской половины человечества, а два – боюсь даже представить, что это значит, и совсем не хочу узнавать, какими мистическими талантами Лиам обладает.
Может, уже сейчас тихо паковать свои вещички и переселяться на другую планету?
– Всё! Довольно! Успокоились оба! – наконец соизволяет вмешаться мистер Харт, видя, как Адам обхватывает брата сзади и сдавливает ему горло.
Каждый дюйм моей кожи покрывается морозом от холодного приказа хозяина дома, Адам же полностью его игнорирует, продолжая душить Лиама.
– Оба? – хрипит голубоглазый брат, продолжая сильно бить Адама локтем, пытаясь вырваться из захвата. – Этот… придурок… сам начал… это.
– Я сказал – хватит! Отпусти его, Адам! – в разы повышает громкость голоса Роберт и, приложив немалые усилия, всё-таки заставляет его отцепиться от Лиама.
Ощутив долгожданную свободу, он начинает жадно глотать ртом воздух. Однако передохнуть Адам брату позволяет не долго. Приподнявшись на ноги, он склоняется над Лиамом и одним стремительным рывком ставит его в вертикальное положение с такой лёгкостью, будто мужчина по своим габаритам не превышает, как минимум, сто килограмм.
– Адам, прекрати! Ты уже выпустил лишний пар! Достаточно! Он ничего не сделал! – грохочет громовой голос мистера Харта, когда сын мощно прибивает брата к стене, продолжая удерживать его за ворот.
– И не сделает! – Адам бьёт Лиама убийственным взглядом, и тот отвечает ему тем же, даже несмотря на заметную нехватку кислорода.
– Ты какого хрена так озверел?! – рычит голубоглазый.
И, чёрт возьми, теперь он выглядит не менее устрашающе, чем его брат. От того расслабленного, беззаботного мужчины, что застукал меня у двери кабинета, не осталось и следа.
Ну и семейка… Камилле точно придётся несладко.
– Не знаю, какого чёрта ты сюда явился спустя столько лет, но, если посмеешь ещё хоть раз приблизиться к ней, я своими же руками тебя угроблю. Понял? – обманчиво спокойно произносит Адам прямо в ожесточённое лицо брата.
Лиам от нескрываемого удивления вскидывает брови, переводя вопросительный взгляд к моей скромной подрагивающей персоне.
И когда к нему добавляется ещё и суровый мистера Харта, и расчленяющий меня на миллионы кусочков взор Адама, мне кажется, все функции моего организма затормаживают свою деятельность от тройной ударной дозы мужской энергетики. Мощной, подобно урагану, что горы сдвигает. Подавляющей как физически, так и морально. И пугающей до одури как своим внешним видом, так и тем, что кроется за их крупными, величественными, наполненными силой телами.
Вот это я, пипец, знатно попала! Столь неизведанных глубин в жопе я ещё никогда не достигала. А ведь я всего этого могла бы избежать, если бы просто удержала своё любопытство и вернулась обратно в зал, спокойно дожидаясь там Адама.
Но нет же! Нет! Зачем мне это?!
Просто и спокойно – это не про меня.
Идиотка безмозглая – ни отнять, ни добавить.
– Да… – задумчиво протягивает Лиам, не разрывая со мной зрительного контакта. – За твоей красотой определённо скрывается что-то колоссальное, раз ты действуешь столь… необычно на моего вечно сдержанного братца.
Я пугаюсь ещё сильнее, если это вообще возможно, когда на губах Лиама постепенно возвращается лукавая улыбка, а небесные глаза становятся на пару тонов ярче от поселившегося в них любопытства. Он хочет добавить что-то ещё, но не успевает – Адам вновь сильно его встряхивает.
– Небольшая поправка: тебе не только запрещается к ней подходить, но и смотреть в её сторону – тоже! – зло выпаливает он, мощно прибивая Лиама к стене, вмиг стирая с его лица всю весёлость.
– Да ты совсем с катушек слетел?! – практически кричит Лиам, так же впиваясь пальцами в рубашку брата. – Руки от меня свои убрал!
– Адам, да приди же ты в себя наконец! – не на шутку возмущается отец, пытаясь с силой оттащить Адама назад, но тот продолжает стоять неподвижным шкафом. – Хватит!
– Адам, пожалуйста, – не понимаю, откуда набираюсь смелости подать голос, чтобы попытаться успокоить его, но Адам мигом меня затыкает:
– Рот закрыла! И в машину пошла! Сейчас же!
– Но я хочу…
– Я сказал – свалила в машину! – его приказной рокочущий возглас сотрясает весь воздух и меня вместе с ним.
Терпеть не могу, когда он так разговаривает со мной. В самом деле ненавижу. В такие моменты хочется вспылить и ответить грубостью, но в этот раз понимаю, что это я – именно та, что облажалась по полной. Возмущаться и дерзить не имею никаких прав.
– А я предупреждал, что любопытство приводит к проблемам, – будто нарочно обостряет ситуацию Лиам, хитро подмигивая мне, за что я зарабатываю ещё один уничтожающий взгляд Адама, от которого мои ноги намертво прирастают к полу.
– С тобой я разберусь позже, – зловеще обещает он мне и вновь прожигает своей тьмой брата, залепляя ему новый удар под дых.
– Всё! Прекратили это немедленно! – грозно негодует отец и, чтобы миновать второго раунда их схватки, встревает своим телом между ними. – Я тебе сказал успокоиться, Адам! Опомнись! А ты, Лиам, даже не думай сейчас его провоцировать! – командует Харт-старший, явно больше не желая терпеть ослушания сыновей.
Как, впрочем, и моего тоже.
– А тебе, как вижу, точно несколько раз нужно повторять, чтобы до ума дошло. Быстро. Пошла. Вон. Отсюда.
От его коротких, низких, ледяных выстрелов моё сердце падает куда-то вниз, живот сдавливает от непередаваемого страха. Я вмиг отмираю, преисполняясь желанием спастись бегством от его режущих глаз.
– Прошу прощения, – чужим, надтреснутым голосом бормочу я.
Подбираю свои туфли и прямо босиком спешу скрыться с места своего «невинного» преступления, что в итоге вылилось в рукопашный бой братьев, гнев их отца и грядущей грандиозной стычкой с Адамом, которая, без всяких сомнений, не кончится для меня ничем хорошим.
Ведь давайте сейчас все вместе дружненько признаем: благоприятный финал – это тоже никак не про меня.
Глава 16
Адам
– Она ушла. Теперь тебе легче? – спрашивает Роберт, не отрывая от меня сердитых глаз.
Я же так и продолжаю удерживать за ворот своего недобрата, которого искренне надеялся никогда больше не встречать.
– Это ещё что значит? – бросает Лиам, потрясённо глядя то на меня, то на Роберта.
И я могу его понять.
Он всё детство и юность из кожи вон лез, чтобы вывести меня на драку или хотя бы словесную ругань, но все его попытки каждый раз завершались полным провалом.
Усердно пытаясь перенять отцовскую бесстрастность, я всегда оставался равнодушен ко всем его провокациям, при этом изнемогая от настойчивого желания проломить неугомонному придурку череп.
И вот спустя несколько лет пропадания неизвестно где моему младшему брату удалось «осчастливить» меня своим внезапным приездом именно в тот день, когда моя годами непробиваемая способность держать свои эмоции при себе вовсю трещит по швам.
За все двадцать восемь лет своей жизни я не припомню ни одного столь злополучного дня, как сегодняшний. По ощущениям он похож на целый долбаный месяц, каждую минуту которого эта непокорная, взбалмошная ведьма, будто нарочно ставит себе цель за целью – довести меня до озверения.
И что ж… Ей, блять, это удалось!
После всего, что она мне сегодня устроила, эта дура не смогла выполнить даже столь элементарный приказ, как просто усидеть на месте. Она умудрилась избавиться от идиота охранника, который непременно будет уволен, и оказалась наедине не с кем иным, как с ненавистным мне братом.
Вот Лиам и нарвался на мою животную ярость, что весь вечер непреклонно набирала свои обороты.
Всегда хотел этого, братец? Ну так пожалуйста. Получи, распишись и радуйся!
Да только радости в своём голубоглазом отражении я сейчас не наблюдаю. Только кучу вопросов и справедливый гнев, направленный в мой адрес.
– Что это значит – не твоего ума дело, Лиам, – отвечаю до того, как Роберт решит осведомить объявившегося члена нашей «семьи» о моей неординарной проблеме с дикаркой, о которой я ему поведал только для того, чтобы ещё в самом начале опровергнуть его абсурдные предположения о том, что я в кого-то влюбился. – Единственное, что тебе необходимо уяснить – я уже сказал. Об этой девушке не вспоминаешь, словно и не видел её вовсе, иначе будешь иметь дело со мной, – для закрепления серьёзности своих слов ещё раз от всей души впечатываю его в стену и лишь тогда отпускаю.
Будучи заранее уверенным в импульсивном порыве Лиама атаковать меня в ответ, Роберт намертво преграждает ему собой путь. Однако подобного порыва почему-то не следует, что, если честно, крайне удивляет.
– Не волнуйся, Роб, я давно уже отучил себя от подобных мордобоев, чего нельзя сказать об Адаме. Ты с каких это пор вместо миролюбивых бесед сразу к нападению переходишь? Лично мне хватило бы простого разговора, а не всего этого, – подправляя ворот окровавленной рубашки, Лиам раздражённо указывает на багровые следы на месте нашей драки. – Если я всё правильно помню, Адам, – это ты всегда был тем, кто трахает чужих девушек. За мной таких грешков не наблюдалось, не так ли? Поэтому можешь так не напрягаться. Образ твоей белокурой красотки уже полностью стёрт из моей памяти, – неприкрытая злоба окрашивает его голос, но тем не менее говорит брат с несвойственной ему сдержанностью.
И это ясно даёт понять, что за годы отсутствия Лиам неслабо прокачал себя не только в физическом, но и в моральном плане.
Он всегда был неконтролируемым и агрессивным парнем, с непредсказуемой манерой поведения и некоторыми психическими расстройствами, но если сейчас сравнивать состояние нас обоих, то все вышеупомянутые пункты можно смело отнести скорее ко мне, чем к моему вечно бунтарному братцу.
И вы определённо хотите узнать: откуда вообще он на хрен появился?
Мда… Я и сам задавался тем же вопросом, когда одним июльским вечером встретил Роберта на пороге нашего дома в компании неопрятного, изрядно побитого и болезненно исхудавшего мальчика, внешне очень похожего на меня, только с голубыми, словно ясное небо, глазами.
Мне было пятнадцать, когда в нашей «семье» появился Лиам Харт – невежественный, крайне буйный и неизвестно откуда появившийся второй сын Роберта от женщины, о которой отец никогда даже словом не обмолвился. Лишь позже для утоления своего любопытства я провёл расследование и узнал, что мать Лиама – обычная мимолётная интрижка отца, у которой обнаружили злокачественную опухоль мозга, что и стало той самой причиной, вынудившей её спустя тринадцать лет молчания сообщить Роберту о существовании сына.
Я же никогда его своим братом не считал и по сей день не считаю, особенно учитывая, что я уже не рассчитывал его хоть когда-нибудь увидеть. Но Вселенная явно решила, что мне было недостаточно выходок дикарки, неадекватной зависимости и похоти, что она во мне вызывает, и сенсационной новости от Роберта. Нет!.. Этому дню нужно было окончательно добить мою пошатнувшуюся сдержанность, бомбанув по ней появлением блудного брата.
– Приятно слышать, что ты изменился, Лиам, и не могу не отметить, что весьма положительно, – благосклонно произносит Роберт, оглядывая его весьма солидный внешний вид, даже несмотря на небольшую помятость после нашей бойни.
– Да уж… – криво усмехается Лиам. – Ты же был уверен, что без твоих денег я уже через месяц приползу обратно домой или же буду рыться по свалкам со всеми остальными бомжами. Вроде бы такими были твои прогнозы на моё будущее? – снисходительно спрашивает он у отца.
– Да. И сейчас я буду несказанно рад признать, что был в корне неправ на твой счёт. Так же, как и рад видеть тебя здесь после всего… Честно признаюсь, я не думал, что спустя столько лет ты откликнешься на моё приглашение.
Приглашение? Так, значит, отец сам пригласил его сюда?! Ничего себе новость!
– Я и не собирался. Хотел выбросить его даже не читая, однако любопытство взяло надо мной вверх, а дальше уже нельзя не признать, что приглашать и удивлять ты умеешь, как никто другой. Разве я мог не приехать, чтобы лично убедиться в том, что длиннющая поэма с извинениями и просьбами зарыть давний топор войны от самого Роберта Харта в самом деле правда, а не чей-то розыгрыш? Ведь в день моего ухода из дома ты чётко мне сказал, что я умер для тебя раз и навсегда, а мы то все знаем, что ты своих решений не меняешь.
– Как видишь, ещё как меняю. И всё, что ты прочёл в моём письме – правда, Лиам. Если нужно будет, я повторю каждое написанное мной слово ещё раз, – твёрдо заявляет отец, словно кипятком меня с головы до ног окатывая.
– Да кто ты такой вообще?! – взрываюсь я, чувствуя, как слегка утихшая после драки злость нарастает с новой силой. – Что за роль ты играешь?! Благотворительный фонд, слезливая речь на публику, нелепейшая новость об удочерении какой-то дворняжки, а теперь ещё это – жалкие извинения передо мной и Лиамом, которого ты более шести лет назад выставил из дома как бракованный хлам, лишь потому, что он отказался плясать под твою дудку? – на одном дыхании выпаливаю я, вновь ловя на себе озадаченный взгляд брата.
– Адам, – тяжело вздыхает Роберт. – Ты сейчас не в лучшей кондиции, чтобы продолжать вести разговор на эту тему. Отправляйся домой, реши все проблемы со своим состоянием, и завтра мы с тобой поговорим обо всём на свежую голову.
– Я не собираюсь больше с тобой говорить об этом! Ни завтра, ни когда-либо ещё! В твои игры я давно уже не играю и ввязываться в них вновь не собираюсь! – категорично отрезаю я, переводя острый взор на Лиама. – А ты, надеюсь, изменился не только внешне, но также наконец сдружился со своей полоумной головой и прекрасно понимаешь, что он вновь что-то задумал, что в итоге обойдётся боком всем, кроме него самого.
– Да, задумал! – громогласно подтверждает Роберт. – Но на этот раз не ради себя, а для всеобщего блага. Я просто хочу всё исправить и наладить наши семейные отношения.
Лиам сохраняет невозмутимое выражение лица, лишь задумчиво прищуривается. Я же срываюсь на издевательский смех, что так же быстро стихает.
С меня достаточно! Этот цирк затянулся, а шутки клоуна-отца-благодетеля уже сидят в печёнках. Не собираюсь и минутой дольше быть частью этого абсурда.
– Ну удачи тебе… папа, – ядовито выплёвываю слово, каким в последний раз называл его в прошлой жизни, и то, как мне кажется, не в своей. – Возможно, второй сын и новоиспечённая дочка клюнут на твои запоздалые раскаяния, и ты наладишь с ними мифические «семейные» отношения, но от меня этого не жди. Я уже давно расплатился со всеми своими долгами перед тобой, сверху накинув нехилые проценты, поэтому… я тебе ничего больше не должен, – заканчиваю я и решительным шагом направляюсь к выходу из дома, который никогда домом даже назвать было нельзя. Скорее – главной территорией диктатора, под чьей властью и по правилам которого каждый из нас должен был существовать.
Я повторюсь, сказав, что не люблю вспоминать прошлое, но, наверное, пришла пора хотя бы вкратце рассказать, что за отношения царили в нашей дружной «семейке». И кавычками я постоянно выделяю это слово не просто так, а потому что никакой семьи, которую какого-то чёрта жаждет воссоединить Роберт, нет и никогда даже в помине не было.
Был только он. Его желания. Его правила. Его приказы, которым должны были следовать все и каждый. И я им следовал. Неуклонно и беспрекословно.
Он говорил – я выполнял.
Ведь после того, как он открыл мне всю правду о моей матери, я изменился, поник, сломался… Я не стану рассказывать гадкие подробности об этой женщине. Ни сейчас, ни когда-либо вообще в своей жизни, ибо она не заслуживает даже краткого упоминания о ней. Я лишь скажу, что когда-то отцу пришлось отдать баснословную сумму денег в обмен на сохранение моей жизни, из-за чего он чуть было не потерял «Heart Corp» во время первого взлёта компании на мировом рынке.
И потому я слушался его во всём, с чрезмерным рвением стремясь угодить ему, порадовать, заставить собой гордиться, доказать, что он не зря спас меня, рискнув лишиться всего, над чем трудился, не покладая сил, всю свою молодость.
Долгие годы я прыгал выше своей головы, лишь бы добиться отцовской похвалы и благосклонности. О его любви я даже не грезил, ведь знал своего отца лучше всех остальных.
Он всегда был бесстрастен, суров и скуп на эмоции. У нас никогда не было совместного времяпровождения отца и сына. Единственное, чем он мог заниматься со мной днями напролёт – это подготовкой к моему будущему правлению компанией, которая занимала все его время и мысли.
Для Роберта я был скорее не сыном, а неодушевлённым предметом без своих собственных целей, мечтаний, хобби и личного мнения. Он просто год за годом использовал меня по своему усмотрению.
То же самое ожидало и Лиама. Разница лишь в том, что он не считал себя ни в чём обязанным отцу. Наоборот – парень с самого начала максимально сторонился общения с ним, а временами так жутко смотрел на него, будто продумывал в уме план его убийства. Само собой, у него даже в мыслях не было идти по моим стопам и погружаться с головой в «Heart Corp», что в итоге и стало причиной изгнания Лиама из дома и аннулирования его имени в завещании Роберта.
Ведь опять-таки – либо ты живёшь по правилам Роберта Харта, либо валишь на хуй! Что и сделал Лиам.
Лукавить и говорить, что я не обрадовался этой новости, не стану. У нас с Лиамом никакой братской дружбы не завязалось. С его стороны – потому что он был неуправляемым подростком-одиночкой, живущим в каком-то своём выдуманном мире, с моей – пресловутая детская ревность к отцу, и так скудное внимание которого приходилось делить ещё и со вторым взбалмошным братом.
Чёрт!
Говорю же: терпеть не могу вспоминать свою юность. Я словно рассказываю о совсем другом человеке – жалком, слабом, преданном слуге, которым двигало унизительное стремление угодить отцу из-за постоянного внутреннего ощущения, будто своей покорностью и трудолюбием я смогу окупить потраченные им на меня деньги.
И по иронии судьбы – именно это едкое чувство, ни на секунду не прекращающее морально давить на меня, впоследствии послужило тем самым катализатором, что не только позволял мне прогрессивно увеличивать годовой доход компании, но и постепенно превращал меня в точную копию Роберта.
Не знаю, хорошо это или плохо, но то, что жить стало в разы легче – это неоспоримый факт.
Мне больше не нужна ничья благосклонность, забота, любовь… Не нужны родители, семья, дети или жена, что будет встречать меня по вечерам с готовым ужином и подавать войлочные тапочки.
Мне всё это безразлично.
Моя жизнь – это полная свобода от каких-либо привязанностей и забот, легкодоступный секс по контракту с продажными бабами, готовыми ради моего удовольствия на всё, и всецелая самоотдача работе, которая уже давным-давно стала единственным, что имеет для меня хоть какую-то ценность. И меня всё в моей жизни устраивает и нисколько не напрягает.
Теперь я – тот, кто приказывает, требует, ставит условия, руководит и подчиняет. И я не собираюсь это никоим образом менять и никогда больше не позволю кому-либо иметь надо мной хоть каплю власти. Ни отцу, ни тем более женщине. И потому мне как можно скорее нужно избавить себя от пагубного воздействия дикарки, пока она вконец не свела меня с ума.
– Вези нас домой, Томас, – отдаю приказ водителю.
Сажусь в машину и автоматически напрягаюсь, ощущая острое возбуждение, кружащее огненными вихрями в каждой вене.
Не смотрю на неё. Молчу. И делаю это намеренно, желая дать себе несколько минут на то, чтобы до конца успокоиться и справиться с протяжным рёвом восставшего из недр тела монстра, что всё это время был усыплён огромным количеством людей на приёме.
Она же не просто молчит. Я даже движений её не улавливаю. Только мерное дыхание и окутывающее меня бархатное пламя выдаёт её присутствие в салоне автомобиля.
Неужели она наконец по-настоящему испугалась моего наказания? Осталось только узнать, за что именно мне предстоит её наказывать, помимо всех остальных, уже известных мне действий, которыми эта непокорная идиотка умудрилась вывести меня из себя.
– Я тебя внимательно слушаю, – нарушаю тишину сумрачным тоном, продолжая всматриваться в темноту за стеклом.
Хочу услышать заготовленную ею историю, как она оказалась в холле наедине с Лиамом, и попытаться по одному только голосу понять, каково будет соотношение правды и лжи в её объяснениях.
Но она не отвечает. И по-прежнему совсем не шевелится, чем вновь раздувает мою злость. Ей всегда, что ли, нужно повторять дважды?
– Николина, у тебя было время поду… – я оборачиваюсь к ней, и мой резкий голос тут же угасает, как свеча на ветру, а вслед за ним и всё раздражение.
Будто с чувством выполненного долга – выбесить меня до тёмных точек перед глазами, эта сумасбродная, дикая кошка поджала ноги калачиком, руками обхватила колени и, прислонив голову к окну, преспокойно спит, точно маленький, невинный комочек.
Ангелочек, блять… что всю душу из меня сегодня вытрясла, на нервах потанцевала на славу, да чуть в штаны не вынудила кончить практически у всех на виду.
И сейчас эта «ходячая катастрофа» сопит, как ни в чём не бывало, а я даже продолжить злиться на неё не могу, как бы мне того ни хотелось.
Не могу – и хоть об стенку бейся!
Смотрю на её безмятежно спящее личико, подрагивающие пушистые ресницы, слегка поджатые губки, худенькие ручки с разбитыми и измазанными какими-то чернилами кистями, оголённые ножки с изящными щиколотками и босыми ступнями с крошечными пальчиками и улыбаюсь, как последний отморозок.
Сука, знали бы вы, как меня бесит, что мне никак не убрать эту улыбку со своих губ! Так же как и не остановить себя от того, чтобы подсесть к ней ближе и, ни в коем случае не желая потревожить её сон, до невозможности медленно и аккуратно уткнуться носом в её волосы.
И вот же чёрт! Всё становится ещё хреновее. Будь неладен этот чарующий запах её кожи! Он заменяет собой весь кислород в лёгких, полностью подчиняя уже не только моё тело, но и сознание.
Вдыхаю его, как конченый торчок дорожку кокса, и чувствую накрывающее меня лютое помешательство. Найти лучшего определения для моего превращения в слюнявого, романтичного мальчишку у меня просто не получается.
Один только её аромат меня травит, пьянит, разжигает острую потребность постоянно прикасаться к ней, гладить, обнимать, ощущать её сочные губы своими, проникать в неё и бесконечно долго заполнять собой. И самое страшное – теперь я хочу это делать не только жёстко и мощно, не щадя её миниатюрной фигурки, но и нежно, бережно, неторопливо, с душой, так сказать, что, блять, на меня никак не похоже.
А вот дикарка в свою очередь не отличилась от любой другой девушки и мгновенно растаяла от моих приторно-сентиментальных слов о её уникальности. Всего парочка ласковых фраз – и морские глазки наполнились глупой влюблённостью, а в голове уже наверняка вовсю кишат миллионы романтичных грёз и напрасных надежд на мой счёт.
Как же всё-таки бабы любят всю эту любовную чешую, которая никогда в жизни даже в голове моей не зарождалась. Куда уж там, чтобы произносить кому-то подобное вслух. Но сегодня я это сделал. И самое смешное – я ни капли ей не врал. Сказал всё так, как есть, просто без маленького уточнения, что вся её особенность заключается в её способности отражать мою силу. Вот и всё.
Больше! Ничего! Нет! Только это!
И знать о своей власти надо мной ей совершенно не нужно, ведь я обязательно её уничтожу.
Сегодня я начну процесс по борьбе с одержимостью дикаркой, которой я не позволю помимо тела подчинить себе всего меня. Я докажу, что она такая же, как и все мои предыдущие любовницы, которых меняю каждые несколько месяцев. Её ждёт то же самое. Она не исключение.
Я излечусь и спокойно пойду дальше наслаждаться другими женщинами, вспоминая о ней как о простом мучительно-увлекательном приключении.
И как только я даю себе эту клятву, моё проклятье и спасение в одном флаконе тихо мычит что-то невнятное себе под нос, укладывает голову на моё плечо и даже сквозь сон умудряется обнять меня так же, как сделала это возле колонны, когда услышала от меня желанные слова.
Она обнимает меня так отчаянно и крепко, словно я – весь её мир, которым она живёт и дышит.
