Тори Майрон
В ритме сердца
– Ты ещё не знаешь, что такое издевательства, Лина, – глубоко втянув воздух, Адам наконец подходит ко мне ближе. Опускает голову к моему плечу, проделывает губами трепетную линию по изгибу шеи к раковине уха, будоража мой слух своим напряжённым шептанием.
– А точнее не знаешь, как нещадно ты издеваешься надо мной.
– Я?! – неслабо удивляюсь. – Ты ничего не попутал? Я ещё даже ничего не начинала делать.
– А тебе и не нужно ничего делать. Ты уже до невыносимости измучила меня своей строптивостью и импульсивными поступками, поэтому, если не хочешь, чтобы я забыл обо всём и трахнул тебя прямо возле этой колонны, придержи своё желание подразнить меня до момента, когда мы вернёмся домой, где ты сможешь ни в чём себе не отказывать.
Он плавно обводит пальцем контур моих губ, жадно сглатывает, прищурившись, словно от боли. И я преисполняюсь злорадным желанием продолжить вытворять свои невинные шалости.
– А с чего ты решил, что я не хочу, чтобы ты меня трахнул… прямо… возле… этой… колонны? – каждое слово я чередую с мягким поглощением его пальца в свой рот, не разрывая связи между своим томным взором с его похотливым.
– Мать твою, прекрати это! Ты какого чёрта вдруг так осмелела?! – Адам с глухим рыком заключает моё лицо в свою ладонь и смотрит так, будто хочет меня слопать.
И я сейчас серьёзно про слопать говорю. У него такой взгляд, от которого в фильмах ужасах люди с криками уносятся прочь от хищного зверя. Я же наоборот – даже не планирую двигаться с места, точно умалишённая жертва, которая добровольно желает оказаться в его безжалостных лапищах. Прям очень желает. Сильно, глубоко и долго… Но только без всяких просьб.
– Я осмелела, потому что знаю, что ты ничего не сделаешь, – игнорируя его суровый тон, невинно хлопаю ресницами и прикусываю губу, ловя себя на мысли, что выводить Харта из равновесия определённо станет моим новым любимым занятием.
– И позволь поинтересоваться: откуда в тебе такая уверенность, дикарка? Я думал, ты уже успела уяснить, что, если я захочу, меня ничто и никто не остановит.
Поедая меня одержимым взглядом, он спускает руки к моим полушариям и сминает их сквозь лиф в своих ладонях, вытягивая из меня невольные стоны.
– О-о-о, это я уже давно уяснила… Но… В этот раз кое-что тебя всё-таки удержит от своих желаний, – нарочно томлю с продолжением, вновь обхватывая его руками. Но теперь чуть ниже. Врезаюсь пальцами в его ягодицы, прибивая к себе могучее, крепкое, выкованное из налитых силой мышц тело.
– Ммм… – следует мужской болезненный стон, а вслед за ним новая порция отборного мата, от которого я завожусь ещё сильнее, начиная тереться об Адама как изголодавшаяся кошка. – Я не знаю, что на тебя нашло, но ты ведьма, Лина! Долбаная ведьма. Которая даже не знает, что сейчас творит.
– А что я такого творю? Разве не этого ты хотел? Чтобы я дала себе волю, – скольжу языком по его подбородку к губам и хватаю нежную кожу зубами. – И вообще… Не знаю, почему ты постоянно называешь меня ведьмой, но должна признаться, что дикарка мне определённо нравится больше, – мурлычу и вновь плавно направляю руку к центру управления над каждым мужчиной, однако в этот раз мой порыв своевременно пресекается.
– Я сказал – хватит! – одним быстрым движением Харт прерывает мои извивания, прибивая меня к колонне так, что я едва могу набрать воздуха в лёгкие. – Я больше повторять не буду. Если ты сейчас же не придёшь в себя и не опомнишься, где мы находимся, клянусь, я не сдержусь. Оттрахаю тебя. Не церемонясь. Прямо. Здесь. И по хрен мне будет, если нас кто-то увидит, а затем жёстко накажу тебя дома за такое поведение на людях. И уверяю, тогда тебе нужно будет умолять меня втройне упорней, чтобы наказание моё тебе понравилось, – угрозы смешивается с его рваным дыханием, пока Адам продолжает намертво сдавливать меня между собой и колонной.
Опять.
Он опять это делает.
Делает то, что, по всей видимости, любит больше всего на свете. Прижимает, придавливает своей аурой, обездвиживает телом, лишает возможности руководить процессом и наглядно показывает, что только он в праве что-то решать и требовать. И он не шутит. Я физически ощущаю всю серьёзность его слов. Он правда думает, что трахнет меня. Как сейчас, так и потом. Правда считает, что я буду его о чём-то умолять. Об удовольствии, о наказании, о чём ещё?
Ох, как же вы знатно обломаетесь, мистер Харт.
– Не трахнешь, Адам! – резко сменив свой игривый тон на суровый, я мощно упираюсь руками в его грудь. – А не трахнешь, потому что сам сказал, что ничего не сделаешь, пока я не попрошу. А я не попрошу. Сейчас не попрошу и продолжу издеваться, ведя себя как вульгарная девка, и клянусь, Харт, что и ночью ни о чём тебя просить как следует не буду, если ты наконец не ответишь – согласен ли ты с моим условием или нет? – выдаю я, вкладывая в свои слова всю имеющуюся во мне непоколебимость.
Продолжая тяжело дышать, Адам безмолвно прожигает меня изумлённо-гневно-убивающим взглядом, заставляя мой вопрос повиснуть в воздухе, заполненным звуками музыкального выступления вместе с грохотом моего неистово колотящегося сердца.
То, что помимо неописуемой ярости так ярко отражается в его горящих глазах, для меня бесценно. Ново. Неизведанно. Но если уж я планирую рискнуть, отдав Адама не только своё тело, но и душу, и соглашусь сражаться с его скверным характером, то я должна знать, что мне не придётся делиться им с оравой других женщин.
К такому я не готова. Абсолютно. И не только потому, что я жуткая собственница, но и потому, что мне будет жалко ни в чём не повинных девиц. Я же их всех поубиваю. И я не утрирую. В самом деле поубиваю. Причём мучительно для них же. Сегодняшней длинноногой жертве просто посчастливилось избежать неминуемой смерти. Следующей же красотке, осмелившейся прикоснуться своими граблями к Адаму, может уже так не повезти. И это поистине пугает меня гораздо больше всех других моих безумных чувств, что зарождает притяжение Адама.
– Если бы ты только знала, как ты мне осточертела, Николина Джеймс, – раздражённо цедит Харт и неожиданно делает полушаг назад, освобождая меня из своего телесного плена. – Ты меня бесишь так неимоверно, что сил моих терпеть тебя больше нет.
Сердце вмиг сдавливает ледяными тисками. От назревающего в голове вопроса горечь стремительными потоками сгущается в эпицентре груди.
– Так, значит… Ты меня отпускаешь? – вполголоса спрашиваю я, отдавая все свои силы на то, чтобы не проявить перед ним тревогу.
– Отпускаю? – криво усмехается и подносит руку к моему лицу, начиная бережно ласкать мою щёку тыльной стороной ладони.
Мужчина с дикой, звериной яростью в глазах прикасается ко мне с такой нежностью, словно я единственное, чем он дорожит в своей жизни.
И вот скажите, как тут не тронуться умом?
– Нет, моя прекрасная дикарка, об этом можешь даже не мечтать. Я же сказал, что никуда тебя не отпущу, а своих решений я никогда не меняю.
– Но ты сказал, что…
– Сказал, что бесишь, – уверенно перебивает Адам моё растерянное блеянье. – Да, всё верно, бесишь так, что руки чешутся придушить тебя, но тем не менее я согласен с твоим условием, – он делает насмешливый акцент на последнем слове.
Я перестаю дышать, до конца не веря, что Адам сказал мне то, что я так ждала от него услышать.
– Но согласен вовсе не потому, что ты какого-то лешего решила, что можешь выставлять мне свои требования, а потому что мне плевать хотелось на других женщин. Ни одна с тобой не сравнится. Такой, как ты, я никогда ещё не встречал… Ты уникальная, Лина, а почему – я и сам понять не могу. И потому-то ты меня и бесишь, ведьма чёртова, раз с момента нашей встречи никто другой мне не нужен. Просто не хочу. Совершенно. И ничего не могу с этим поделать. Только ты мне, мать твою, нужна. И никто больше, – твёрдо заявляет он, придавливая меня своим космическим взглядом. В нём я чётко, без всяких лишних слов и пояснений читаю лишь одно – Адам не врёт. Он в самом деле не врёт. Я ясно вижу это по глазам. Его чернильный мрак – единственное, что всегда отражает всю правду, которую Харт постоянно так рьяно ото всех скрывает.
– Довольна, Лина? Эти слова тебе были нужны, чтобы угомониться и прекратить выводить меня из себя? – устало произносит он, продолжая поглощать меня своей тьмой, в ожидании услышать ответ.
А что мне ответить?
Довольна ли я?
Нет. Довольна – это слишком жалкое определение, чтобы описать всё то, что я сейчас испытываю.
С его губ слетело самое заветное для любой девушки обещание. Любой. Но Адам дал его именно мне, зародив сильнейшее желание расплакаться от долгожданного счастья, которое, мне казалось, я никогда не смогу ощутить.
Я не могу издать ни единого звука, сказать ни одного слова, так же как и заплакать тоже не могу. Ведь слёз, как всегда, нет. И потому я просто обнимаю. Не для того, чтобы подразнить Адама или возбудить ещё сильнее. А так цепко, будто весь мир хочу обнять. Крепко-крепко. От всей души. До боли в мышцах. До нехватки кислорода. Прижимаю голову к его груди как маленький ребёнок, мечтая сохранить в памяти каждую малейшую деталь этого мгновения, ведь кто-то наконец выбрал именно меня среди всей огромной кучи неотразимых леди.
Что-то в моём порывистом жесте явно смутило Адама. Лишь спустя несколько секунд он выходит из оцепенения и обвивает меня в ответ своими крепкими объятиями, прижимается губами к моей макушке и начинает поглаживать рукой по волосам, затаскивая мою истерзанную одиночеством душу в пучину нежности, любви и самозабвенной ласки.
Да уж… Как однако всё странно происходит в жизни.
Сколько лет я жаждала этого? Сколько лет желала, чтобы Остин выбрал меня? Заметил. Увидел. Ответил взаимностью. Но он этого так и не сделал даже спустя долгие годы нашей с ним прочной дружбы, в то время как Адаму потребовалась всего пара встреч, чтобы найти во мне нечто необычное, особенное, уникальное.
Возможно, он всё-таки и есть то самое чудо? Возможно, мне было суждено свалиться под его машину, чтобы наконец получить кусочек своего личного женского счастья?
Конечно, я не загадывала властного, бескомпромиссного, самовлюблённого и лишающего здравого смысла чуда, которое привыкло получать от каждой женщины слепого преклонения перед ним, но сейчас это неважно. С этим я как-нибудь разберусь позже, а пока…
Я слышу бойкий стук его сердца под своей щекой, тону с головой в тепле мужских прикосновений, вдыхаю до невозможности приятный запах кожи, спрятанный под терпким ароматом одеколона, и осознаю, что впервые в жизни ощущаю полное умиротворение. Душевную безмятежность. Всецелое счастье, что снизошло на меня настолько неожиданно и случайно, что поверить в его реальность мне до сих пор не хватает сил.
Но ты поверь, Николь! Поверь всем сердцем, что тоже заслуживаешь любви, внимания, заботы. И позволь себе, наконец, насладиться всем этим. Поверь Адаму, его магическим, не лгущим глазам и сказанным словам о том, что сегодня – это только ваше начало, а не твой очередной яркий сон, что как обычно бесследно исчезнет с новым восходом солнца.
Глава 12
Николина
Выбраться из уединённого местечка нам с Адамом помогла ещё одна минующая нас пара гостей, попутно наградившая меня щедрым комплиментом об эффектном выступлении с Брауном. И должна отметить: я была приятно удивлена не расслышать в их учтивых голосах ни капли ехидства или порицания. Это окончательно убедило меня в том, что наш горячий танец с Риком сумел вписаться в допустимые нормы поведения данного мероприятия.
Лишь когда лестные комментарии в мой адрес начали сыпаться практически от каждого вставшего у нас на пути гостя, моё умиротворение и немалая доля гордости за себя сменились прежней тревогой, вызванной одним немаловажным моментом.
– Адам… – крепче сжимаю пальцы на его предплечье, поднимая на него вопрошающий взгляд.
– Ну что ещё? – шумно выдыхает он, словно от безысходности запрокидывая голову назад.
– Ну… просто… я хотела… – торможу, пытаясь найти правильные слова, чтобы не нарушить только что установившуюся между нами идиллию.
– Лина, говори всё сейчас. Дома я тебе этого делать больше не позволю.
– Хорошо, – прикусываю губу от волнения. – Я помню, ты сказал, что можешь разобраться с чем угодно, что я сотворю.
– Ты сделала ещё что-то, о чём я не знаю?
– Нет, нет! Ничего того, что ты уже не видел. Как, впрочем, и все остальные присутствующие здесь люди. И потому… я просто… эм… хотела узнать… ну… – мямлю как двоечница у доски.
– Очень содержательно, мисс Джеймс, продолжайте.
Чёрт, да что такое?! Почему во время вранья или потока опрометчивых высказываний мой язык выполняет свою функцию добросовестно, а как дело доходит до просьбы о помощи, он вечно превращается в вялую, немощную мышцу?
– Блин! В общем, мог бы ты сделать так, чтобы ни одного видео с моим выступлением и снимка, где мы замечены с тобой вдвоём, не опубликовалось в интернете? – спешно проговариваю я и с досадой наблюдаю, как стремительно мрачнеет выражение его лица.
– Ты хочешь, чтобы я стёр все доказательства твоего присутствия на этом вечере?
– Если это возможно.
– И сделать я это должен, потому что всё ещё наивно верю, что ты желаешь скрыть свой маленький секрет от брата?
– По этому поводу ты можешь мне верить, Адам. Он мой брат, – приглушённым, но твёрдым голосом заверяю я. – Если ты по-прежнему сомневаешься в моих словах, можешь хоть всех соседей в моём доме опросить. Каждый скажет, что мы с ним с раннего детства дружим и ничего большего между нами никогда не было и не будет.
– Насчёт этого не волнуйся, Лина, я непременно прикажу это сделать, – сухо обещает Адам, меряя меня испытывающим взором. – Но даже если мы допустим, что я поверил тебе уже сейчас, веской причины, почему тебе необходимо от него что-то скрывать или отчитываться, я всё равно не улавливаю.
– У тебя есть братья или сёстры?
– Нет. При чём тут это?
– А при том, что поэтому ты и не улавливаешь, Адам. Он – моя семья. Ты же ни черта обо мне не знаешь, кроме того, что написано в нарытых на меня бумажках. Он единственный, кого волнует моя жизнь, а отчитываться перед ним я должна по одной простой причине – если бы не мой брат, я сейчас не стояла бы перед тобой, а давно уже лежала бы в могиле, понимаешь? Мы с ним очень близки, и я уверена, что он только порадуется за меня, когда я сообщу ему всё про нас. Но я хочу это сделать лично. Для меня это важно. Очень. Я не могу допустить, чтобы он прочитал что-то в новостях или же выслушал бред от Марка, поэтому мне также нужно…
– Нет! Об этом можешь сразу же забыть, – властно прерывает Харт.
– Но я должна с ним поговорить.
– Нет.
– Адам!
– Нет.
– Он всё расскажет моему брату.
– Нет. Если я сказал, что Эндрюз к тебе больше не подойдёт, значит, так и будет, – твёрдо отрезает он, раздражая мой бунтарный нрав до скрежета зубов.
Меня так и подмывает выкрикнуть ему в ответ: «Не он ко мне подойдёт, я сама это сделаю! И ты никак не сможешь этому помешать!», но рациональная часть меня, к счастью, вовремя меня останавливает.
– Хорошо, – смиренно сдаюсь.
– Хорошо? – Адам откровенно недоумевает, явно уже приготовившись к очередному продолжительному батлу.
– Хорошо.
– Вот так просто?
– Вот так просто.
– Где подвох? – чёрные глаза жгут меня подозрением.
– Да нет никакого подвоха. Ты мне всё равно не позволишь его найти, поэтому к чему вести споры? К тому же… – прислоняюсь к Адаму ближе и провожу ладонями по лацканам пиджака, разглаживая несуществующие складки. – Ты ещё не знаком с моей более сговорчивой стороной. При желании я могу быть очень даже покладистой.
– Да что ты говоришь? Любопытно, – усмехается и опускает руку на мою поясницу, посылая мельчайшие разряды тока по коже. – И когда же ты добровольно можешь быть покладистой?
– Как когда? Тогда же, когда получаю то, о чём очень-очень сильно прошу, – впиваюсь в него умоляющим взглядом, представляя себя котом в сапогах из мультика «Шрек».
– Умильно хлопать своими красивыми глазками ты называешь «очень-очень сильно просить»? – нахально ухмыляется. – Я надеюсь, ночью ты выберешь более изощрённые методы для достижения своих целей.
– Адам! – слегка толкаю его в грудь. – Ты хоть немного можешь подумать о чём-то другом?
– Честно? Рядом с тобой думать о чём-то другом для меня невозможно.
– Ну хоть попытайся, что ли. Я же с тобой сейчас серьёзно говорю.
– Мне кажется, мы только и делаем, что весь вечер серьёзно разговариваем.
– Но раз у нас сейчас всё равно нет возможности заняться чем-то более изощрённым, может, ты мне ответишь – поможешь ли ты мне или нет?
– Нет, – быстро и коротко бросает он.
– Нет?
– Нет.
– Не поможешь? – как дура переспрашиваю я, хотя вроде и так всё понятно.
– Не помогу.
– Потому что не можешь или потому что не хочешь?
– Ни то, ни другое.
– Тогда что?
– Потому что уже давно всё сделано.
– Что? Уже?! Но… – теряюсь от изумления.
– Я приказал всё уладить сразу же, как закончился твой показательный танец. Все выставленные в сеть публикации давно стёрты, и то же самое произойдёт с каждой следующей. Мне совершенно не нужно, чтобы ты привлекала к себе ещё больше внимания, чем делаешь это сейчас. Достаточно уже того, что тебе удалось ярко отличиться на этом вечере и поразить не только меня, но и всех остальных мужчин в зале, – похолодевшим на несколько градусов голосом произносит Адам, в очередной раз проявляя своё недовольство моей выходкой.
Но меня это больше не волнует. Точнее, нет, не так. Я это обожаю. Пусть негодует сколько угодно. Готова слушать вечно. А ещё смотреть на него, трогать, обнимать и целовать до одурения.
Чёрт, да за то, что он сделал, мне прямо сейчас хочется целиком и полностью усыпать его поцелуями.
– Это было бы в разы лучше любого «спасибо», – томно шепчет Адам. И по внезапно появившейся на его лице улыбке в тандеме с жадным взглядом, обращённым к моим губам, я вдруг осознаю, что последнее своё желание нечаянно произнесла вслух.
– Не сомневаюсь, но так как я пообещала до конца вечера вести себя прилично, я всё-таки просто скажу тебе спасибо. И не только за удаление видео и фото.
– А за что ещё?
– За всё это, Адам, – размашистым жестом руки указываю на красоту, царящую вокруг нас. – Спасибо за весь этот вечер. Мне давно нужно было тебе это сказать, вместо того чтобы большую часть времени вести себя как злобная стерва. Но ты должен знать, что на самом деле я не такая. Ну… точнее, злюсь я, конечно, много и часто, но я не неблагодарная и могу признать, когда бываю в чём-то неправа. А сегодня я была неправа, когда постоянно ругалась с тобой. И за это тоже хочу извиниться. Я никогда ещё не восторгалась и не радовалась всему, что вижу, как сегодня. И я больше чем уверена, что ты даже не осознаёшь, какие изумительные эмоции позволил мне испытать, ведь всё это и есть твоя обычная жизнь. Для тебя это норма. Для меня же это нечто нереальное, чего я даже во снах не мечтала увидеть. Поэтому и говорю тебе спасибо за то, что ты устроил день отдыха у себя дома и заставил меня сюда приехать, даже наперекор моим отказам и спорам. Я неимоверно благодарна тебе и уж точно никогда не смогу забыть этот вечер, – с придыханием заканчиваю свою воодушевлённую речь.
От накатившего смущения потупляю взгляд в пол, пытаясь притормозить разогнавшееся сердце. Оно взлетает точно птица в небеса, когда Адам лёгким касанием пальцев вновь приподнимает моё лицо за подбородок.
– Да, Лина, ты точно не сможешь забыть этот вечер, – гипнотизируя меня своей чарующей улыбкой, он медленно проводит пальцами по моей щеке.
Я в наслаждении прикрываю глаза и склоняю голову навстречу его руке.
– Да, не забуду.
– А не забудешь, потому что с этого дня всё, что ты видишь вокруг себя, станет и твоей жизнью тоже, – на выдохе заявляет Адам.
Я распахиваю веки, мгновенно оказываясь схвачена в плен чернильных глаз. Харт окончательно закрепляет свою власть надо мной. Пробирается под кожу и достигает самого центра души, которая смертельно измучена многолетними надеждами и ожиданиями материнской любви, нескончаемыми сражениями с Филиппом, однообразными развратными ночами в компании пьяных мужчин и отчаянными попытками справиться с семейными долгами, чтобы не оказаться выброшенной на улицу одного из самых небезопасных районов в городе.
И теперь всего этого не будет? Всё это в прошлом? Серьёзно? Это правда? Он не шутит?
А все ответы снова кроются в его мистических зрачках.
Я смотрю в них и безоговорочно верю. Верю, что Адам именно тот, кто наконец изменит мою жизнь в лучшую сторону. Он избавит меня от всего дерьма, что окружает меня ежедневно, и, возможно, со своей необычной силой, у него получится убедить маму согласиться на лечение.
Адам ведь в самом деле сможет это сделать, если я попрошу. Ведь так? Большего мне не нужно. Только это. Только бы он смог помочь маме, и тогда я в полной мере буду его боготворить. Не из-за «очарования», а исключительно по собственному желанию. Искренне, страстно и навсегда.
– Лина… ты… – он хочет что-то мне сказать, но как будто не может подобрать нужных слов.
Глупый. В словах нет никакой необходимости. Его сдавленный шёпот и проникновенный взгляд говорят мне о гораздо большем – о том, что он чувствует то же, что и я. Это не может быть ошибкой. Не может. Я нужна ему так же, как и он мне. Я в это верю.
Верю!
– Если бы вы только видели себя моими глазами! – от пристального разглядывания друг друга нас отвлекает восхищённый девичий голос.
– Ох, Милла, это ты! – охаю я, будто выходя из транса.
– Да, это я. Уж простите, что я так пялюсь на вас, но ничего не могу с собой поделать. Это невероятно красиво! Не зря говорят, что можно бесконечно смотреть, как горит огонь.
– Какой ещё огонь? – непонимающе хмурится Адам, но девчонка не отвечает.
Продолжая заворожённо любоваться его сиянием, Камилла подходит к нам сбоку и с некой опаской притрагивается к рукаву Адама, вынуждая меня оцепенеть и крепко стиснуть зубы, чтобы в порыве неревности случайно не отшвырнуть её на несколько метров.
Спокойно, Николь, спокойно!
Это всего лишь подросток. Красивый, невероятно сексуальный и не по годам женственный, но всё-таки подросток, который просто любопытствует.
– Обалдеть! Я всё поражаюсь, как твой «щит» умудряется выдерживать его силу, Ники! – восторгается Камилла. – Всего пара секунд прошло, а вся моя «радуга» уже приобрела огненный оттенок. А тебе хоть бы хны!
– Что ещё за щит и радуга? – вконец недоумевает Адам, озадаченно поглядывая на Миллу. – Ты, что ли, на пару с Робертом рассудка лишилась? О чём ты вообще говоришь? И прекрати меня трогать как экспонат в музее, – строго требует он, отцепляя от себя девичьи пальцы.
– Прости, не удержалась, – радостно блеет она и обращается ко мне: – Ты что, ему ещё ничего не рассказала?
– Нет. И если честно, даже не собиралась рассказывать. Это же твой секрет, как я могу кому-то говорить об этом?
– Говорить о чём? – встревает Адам.
– Секрет секретом, но ему-то можно было сказать. Как-никак он сам необычный. К тому же, ему определённо будет интересно послушать то, что я вижу в вас обоих.
– Может, вы наконец просветите меня, о чём вообще идёт речь? – в его сдержанном вопросе пробивается оттенок раздражения.
Вечно восторженная девчонка приободряется ещё больше, намереваясь повторить Адаму рассказ о своей особенности, но её останавливает низкий мужской голос, доносящийся из всех колонок зала.
Наше внимание мигом переходит на сцену, где стоит величественная фигура мистера Харта.
