– Я тебе уже сказала, что мне не нравится, когда мне пудрят мозги и заставляют чувствовать того, чего нет!
– Ох, дикарка, какая же ты всё-таки маленькая врушка, – устало выдыхает он и стирает ладонью капли дождя с лица и волос, создавая на голове лёгкий беспорядок, что делает его ещё более привлекательным.
Хотя куда уж больше, мать его?!
– Я не вру тебе. Ни сейчас, ни тогда ночью! Ты просто не привык принимать отказов, вот и ищешь подвох там, где его нет, – с непоколебимостью в голосе уверяю я, бегло оглядываясь по сторонам в надежде найти спасение в окружающих людях, но из-за дождя как назло вся улица мигом опустела.
– Ты права – я никогда не принимаю отказов, но в другом ты опять ошибаешься – ты врёшь не мне, дикарка. Ты врёшь самой себе. И пока ты не поймёшь и не признаешь это, мы с тобой не сможем сдвинуться с мёртвой точки, – заявляет он с видом знатока чужих душ, начиная меня уже не просто злить, а откровенно бесить сверх всякой меры.
Возможно, он правда вытаскивает из меня всю страсть, что я коплю в себе годами, но в самом деле я испытываю её не к нему. Эти мощные чувства и возбуждение целиком и полностью принадлежат другому.
В этом я уверена на все сто!
– Я не знаю, что ты там себе напридумывал, но у нашей с тобой «мёртвой точки» не будет никакого продолжения. На ней мы всё и закончим! – стараясь игнорировать чёрный взгляд, обещающий блаженство, выдаю твёрдо и решительно, но этим в очередной раз вызываю на губах Адама лишь насмешливую улыбку.
– Мы закончим, когда я так решу, а пока… – мужчина бросает короткий взгляд на наручные часы. – Завтра в полдень будь дома. За тобой заедет водитель, – ни с того ни с сего он врубает режим начальника, прямо-таки повергая меня в шок.
– Что?! Какой ещё водитель?
– Завтра вечером ты сопровождаешь меня на одно мероприятие.
И это, на минуточку, никакое не приглашение, а постановка в известность, будто ему даже не требуется моё согласие.
– Ещё чего? – ошарашенно фыркаю. – Я никуда не поеду!
– У тебя нет выбора. Я выкупил тебя у Эрика на целые сутки, – сообщает он таким небрежным тоном, словно я вещь, а не живой человек.
– Что?! Какого чёрта? Вы оба вконец обнаглели?!
– В чём наглость? Ты сама сказала, что не уйдёшь из клуба, поэтому придётся работать, просто в этот раз на выезде.
– Смена в «Атриуме» начинается только вечером, да и эскорт не входит в мои обязанности, поэтому я никуда не поеду! – категорично заявляю я, еле удерживая себя на трясущихся от возмущения ногах.
– Поедешь, Николина, и это не обсуждается.
– Нет, пошёл к чёрту! Ты не мой начальник и потому не сможешь меня заставить! Так что – ОТВАЛИ!
Мой яростный возглас заглушает резкий шквал ливня, но мы его совершенно не замечаем, ведя противостояние взглядов, полных агрессии и какой-то магии, заставляющей мою и без того тонкую броню неумолимо приближаться к краху.
– Ещё как смогу, только тебе лучше не проверять мои способы, – металл в голосе Адама красноречиво выражает, что его терпение подбирается к нулевой отметке. – Да и я вообще не понимаю, почему должен тебя заставлять? Тебе что, не нужны деньги? Я заплачу больше, чем ты сможешь заработать за целую ночь, танцуя на коленях у десятков клиентов. И не только танцуя, – глухо добавляет он с толикой презрения.
– Я не сплю с клиентами! И с тобой спать не буду, сколько бы ты ни заплатил!
– А я разве предлагаю тебе спать со мной? Можешь даже не мечтать об этом, детка. Речь идёт о походе на торжественный приём. Мне нужна компания, и ты мне её составишь.
Ещё одно безапелляционное предложение, дающее мне понять, что он не отступит, не изменит принятого им решения и не оставит меня в покое, пока не добьётся своего.
Да только я усвоила свой суровый урок ещё после нашей первой истории о «просто танце» за десять тысяч долларов, поэтому не куплюсь на подобную глупость, как какой-то светский приём, на который он решил позвать невежественную девчонку.
Мне нужно бежать и прятаться. Опять. И как можно скорее. Об остальном подумаю позже.
Желая оборвать наш разговор прямо на этой ноте, порываюсь сорваться на бег, однако, совершив очередной шаг назад, я обо что-то цепляюсь и начинаю неуклюже валиться назад.
Адам быстро реагирует: хватает меня за лацкан пиджака и плотно припечатывает к себе.
– Отпусти-и-и! – сдавленно скулю и в попытке отстраниться толкаюсь ладонями в его каменную грудь.
– Мне показалось или ты опять хотела сбежать? – низким шёпотом спрашивает Адам, уставившись на мои губы с животным интересом.
– Не показалось! Отпусти меня! – упираюсь твёрже и замахиваюсь рукой для удара, но он удачно её перехватывает.
– А теперь ещё и ударить пыталась? – его голос мрачнеет, пробирая меня до тремора, но я всё равно повторяю попытку другой рукой. Однако и её Адам пресекает с той же лёгкостью, заключая запястье в цепкий захват своих пальцев.
– Ещё раз сделаешь подобное, и я верну тебя в подворотню и трахну прямо среди мусорников так, что ты ни драться, ни даже ходить больше не сможешь, – чеканит он таким тоном, от которого кровь должна была застыть в жилах, но вместо этого вскипает, сжигая весь низ живота.
Чёрт побери! Так не должно быть, это отвратительно и аморально, но я растекаюсь как мороженое в жару от его грозного обещания отыметь меня прямо в вонючем закоулке Энглвуда.
– Одно твоё слово, и я это сделаю, – хищная улыбка трогает чувственные губы, когда Адам властным жестом сжимает мои скулы и приподнимает голову выше к своему лицу, покрытому стекающими дождевыми каплями. – Ты этого хочешь, дикарка?
Мать его, это ужасно, но да! Именно этого я сейчас хочу!
Удерживает меня от громкого, отчаянного «Да!» лишь его голос. Впервые за нашу сегодняшнюю встречу он звучит сдавленно, с тихой нотой мучения. И этот странный факт вынуждает меня застыть и мгновенно прийти в смятение, отмечая в до сих пор непроницаемом лице Адама разительные изменения.
Он закусывает губу, словно от боли, на острых скулах проступают очертания желваков, венка на лбу учащённо пульсирует, а по чернеющей радужке глаз и тяжёлому дыханию мне начинает казаться, будто он испытывает нечто подобное, что и я.
Да только как такое возможно?!
Я не только не владею его мистической силой, но и выгляжу сейчас как жалкая голодранка, которая вряд ли способна вызвать у мужчины даже намёк на столь мощное возбуждение.
Полностью сбитая с толку, я совершаю самую непозволительную ошибку и всматриваюсь в темноту его глаз, стремительно опутывающую меня своими порочными сетями. Буквально сразу чувствую, как спасительная злость угасает, сменяясь бархатной тьмой. Она бесцеремонно ныряет в центр сознания, отрезая всякую возможность продолжать и так неравный бой между разумом и телом.
– Тебе сейчас лучше меня не злить, дикарка. Ты даже не представляешь, что со мной делаешь.
Не понимаю, что Адам имеет в виду, но прерывистая хрипотца в его голосе намекает, будто моя близость для него невыносима.
Вздрагиваю, но больше не сопротивляюсь, когда мужские ладони спускаются к бёдрам, грубо сжимают их и рывком прибивают меня к паху, позволяя ощутить возбуждённый до предела член.
– А-а-ах… – громко всхлипываю от удивления и безнадёжности своего положения. Чувствую, как заливаюсь краской от ощущения близости его дыхания и внушительных размеров желания, что упирается в меня.
Время будто застывает, пока мы неотрывно смотрим друг на друга. Воздух вокруг нас становится плотным, опутанным электрической сетью, в которой в любой момент может произойти короткое замыкание. Я не знаю, о чём думает Адам, но в моей голове затевается жестокая вакханалия: непристойные мысли с ним в главной роли вертятся непроглядным, мутным смерчем, разметая всякую возможность увидеть просвет.
– Вот же дьявол, а ты хороша. Так невинно краснеешь, что не знал бы я, где ты работаешь, подумал бы, что ты впервые ощущаешь мужскую эрекцию, – выдыхает он, едва касаясь тыльной стороной ладони моей влажной, пылающей щеки.
Ему не понять, что к чрезмерному мужскому вниманию, ответному возбуждению и чувственным прикосновениям привыкла только Аннабель. Я же никогда в жизни не испытывала на себе взаимного влечения. Всегда была в тени других и только наблюдала, как Остин раздаёт себя всем вокруг. Всем, кроме той, которая готова душу дьяволу продать, лишь бы получить в ответ его любовь и хотя бы долю того желания, что сейчас источает Адам.
– Отпусти! – умудряюсь сипло повторить как заезженная пластинка.
– Ты сейчас не просишь по-настоящему, – хрипло шепчет он. Одной рукой зарывается в мои мокрые волосы, второй – проводит большим пальцем по линии нижней губы. И, клянусь, заставляет меня испытывать те же прикосновения там, где хочу ощутить его огромную твёрдость.
Адам больше не удерживает меня, я сама от него не отхожу. Просто не могу больше найти в себе сил сделать это. Должно произойти грёбаное чудо или вселенский апокалипсис, чтобы суметь удержать меня от крайней необходимости впиться в его губы.
– Прошу тебя…
– Что ты просишь?
Не сводя с меня глаз, всего на миг он касается родинки и возвращается обратно к губам. Надавливает пальцем, заставляя их раскрыться, слегка смачивает слюной, размазывает по контору. И, судя по зияющим безднам черных глаз, в которых растекается похоть, я понимаю, что в этот момент Адам представляет, как делает нечто подобное совсем другой частью своего тела. Однако не это пугает меня до остановки сердца. А то, что я сама вовсе не против поглотить его член до самого горла, с полной самоотдачей пробуя на вкус.
– Адам… – шелестит мой осипший голос.
Всё, наверное, так выглядит конец! Я не понимаю, что происходит: голова идёт кругом, речь затрудняется, взор застилает туманная дымка, а тело истошно вопит в агонии страсти и требует. Требует его!
– Адам, пожалуйста, – наверное, это всё ещё мямлю я, но это неточно.
– Пожалуйста, что? – он нарочно издевается в миллиметрах от моих губ. – Скажи, что ты хочешь, и я это сделаю, – шепчет, сильнее оттягивая мои влажные волосы.
Зачем он хочет, чтобы я сказала это вслух? Он же и так видит, что со мной делает. Зачем ему эти лишние слова? Он так вынуждает сдаться? Хочет доказать, что все без исключения плывут от его притяжения?
Все, и я тоже.
Ведь я в самом деле сейчас готова наплевать на всё и сказать ему то, что он так хочет услышать.
Мне плевать? Да? Наверное… Или всё-таки нет?
– Отпусти меня, – беззвучно выдыхает мой еле живой разум, а тело негодует. Затрудняет дыхание, ускоряет ритм сердца, болезненно сводит губы от желания почувствовать его поцелуй, а между бёдер… Ох, Чёрт!.. Да там полыхает настоящий пожар, не подлежащий больше никакому контролю и ежесекундно всё сильнее охватывающий каждый дюйм моей кожи.
Всё! Мне всё-таки плевать! Я не могу больше терпеть эту адскую пытку, и руки сами тянутся, чтобы прижать Адама к себе ближе.
– Если это именно то, чего ты хочешь, дикарка, – внезапно произносит он и вот так просто отпускает меня, до жути спокойно делая пару решительных шагов назад.
От резкого и совершенно неожиданного поворота событий мне едва удаётся удержать равновесие на ватных ногах, избежав падения прямо на мокрую землю. Каждая трепещущая клетка моего тела начинает обиженно протестовать, а в душе тут же становится зябко, унизительно и мерзко. Я вся дрожу от перевозбуждения и жадно хватаю ртом воздух, будто мощная стихия только что ударила меня, повалила, закрутила, ободрала об камни и вышвырнула на берег, оставляя умирать.
Чего нельзя сказать об Адаме. Он с поразительной лёгкостью возвращает свой первоначально самодовольный вид и стабильное состояние.
Мне вообще начинает казаться, что моё сознание окончательно подверглось его гипнозу и всё ответное желание мужчины было ничем иным, как манящим видением. Сейчас я не понимаю ничего, кроме того, что Адам – само воплощение невозмутимости, а я – сексуально зависимая нимфоманка, которая одержимо блуждает взглядом по мокрой высокой фигуре с красивыми пропорциями и чётко очерченным мышечным рельефом. Чёрт! Его красивое тело и безо всякого магического воздействия, безусловно, околдует любую женщину.
– Мы пришли.
Беспомощно смотрю на Адама, не понимая смысла его слов, пока он не указывает в сторону обшарпанного многоквартирного здания.
Меня выбрасывает наружу из водоворота похоти, когда осознаю, что мы стоим возле моего дома, у подъезда которого припаркован тот самый преследующий меня чёрный автомобиль.
– Ты…знаешь… где я… живу, – утомлённым, вялым голосом блею я.
– Я знаю о тебе всё, дикарка, – сообщает Адам как о чём-то само собой разумеющемся, будто я сама выдала ему всю информацию о себе, а потом благополучно забыла об этом. – Поэтому можешь даже не пытаться от меня скрыться. Я всё равно тебе найду, где бы ты ни была. У тебя нет вариантов: завтра в полдень Томас за тобой заедет, – он кивает в сторону машины, к которой прислонился мужчина со строгим лицом, одетый в чёрную униформу.
– Но я не…
– Хватит! – Адам прерывает меня на полуслове своим глубоким, низким голосом необычного тембра, который я успела прочувствовать на себе уже не раз.
Он отдаётся эхом в голове, бьёт по нервам и пробегает вибрацией по коже, вынуждая повиноваться против своей воли.
– Давай договоримся раз и навсегда. Я говорю – ты выполняешь. Поняла? – Адам продолжает стоять на расстоянии нескольких метров от меня, но я настолько подбита и обезоружена его «очарованием», что всё равно остро ощущаю его неограниченную власть надо мной.
Я не могу ничего возразить, как бы мне того ни хотелось.
Подобное положение вещей не просто не устраивает меня, а приводит в звериное бешенство, однако сейчас даже этой мощной злости до боли мало, чтобы вернуть защитные барьеры и суметь ему противостоять.
– Ты меня поняла? – всё так же грозно повторяет свой вопрос Адам.
– Мне нечего надеть на твой торжественный приём, – бурчу я и до боли прикусываю щеку изнутри, чтобы сдержать порцию рвущихся наружу ругательств. Скрещиваю руки на груди и отвожу взгляд в сторону, не желая видеть победоносное выражение его лица.
– Твоё дело – просто сесть в машину в указанный час, об остальном я позабочусь, – заверяет он стальным голосом, не терпящим возражений, и направляется к автомобилю.
Я неотрывно продолжаю изучать трещины в асфальте, сквозь сгусток путающихся мыслей слушая звуки отдаляющихся шагов.
– Только попробуй завтра не приехать, Николина, – перед тем, как сесть в машину, добавляет Адам тихим, угрожающим голосом. Он начисто стирает желание проверять, что меня ожидает в случае неповиновения.
Адам скрывается за тонированными стёклами автомобиля, который сразу трогается с места и совсем скоро исчезает за поворотом.
Погода резко прекращает бурный поток дождя, а я стою на том же месте, словно приросшая к земле, и безуспешно пытаюсь усмирить внутри себя стихийный бунт гормонов.
Дождь не оставил на мне ни одного сухого места: в драных кедах хлюпает вода, капли струятся по коже, пряди волос прилипают к шее, а холодная мокрая одежда – к телу, но мне так душно и аномально жарко, что даже свежий ветер не помогает мне остыть.
С каждой секундой метры, отделяющие нас с Адамом друг от друга, набирают своё количество, но это ни на грамм не избавляет моё раздразнённое тело от ощущения его присутствия. Даже издалека он терзает меня магическим покалыванием на коже, щекоткой в раскалённых клетках тела, болезненной пульсацией между бёдер и влажной тканью пиджака, которая даже после дождя не потеряла дивный аромат его кожи.
Чёрт бы его побрал! Адам оставил мне свой пиджак, и я не уверена, что смогу сегодня от него отстраниться. Я вообще не знаю, что мне теперь делать?! Где искать спасение? Что за лекарство сможет излечить меня от мистического возбуждения? Да и существует ли такое лекарство в природе? Или только Адам теперь сможет мне помочь?
Искренне надеюсь, что этот наглец не единственный способ облегчения моих мучений, потому что, если это так, то я в полной жопе!
Закон Мерфи гласит: «Всё, что может пойти не так, пойдёт не так».
И именно в день, когда мне назначена одна из самых важных встреч, от которой зависит дальнейший успех моей карьеры, с самого утра всё должно было пойти наперекосяк. Хотя нет, всё пошло не так ещё со вчерашнего вечера, когда мой сосед по комнате Кевин вернулся в общежитие в невменяемом состоянии с тошнотворным запахом перегара и вдребезги «разбитым» сердцем.
Мало мне было впитывать его душераздирающие эмоции, так он ещё всю ночь выносил мне мозг своим пьяным лепетом о том, какая конченая сука его бывшая девушка.
Сумев усыпить неугомонного Кевина лишь под самое утро, я еле живой мгновенно отрубился и, не расслышав будильник, проспал на целых два часа. И естественно, когда мне приходится спешить, всей Вселенной необходимо ополчиться против, возводя на моём пути всевозможные преграды.
От недосыпа моя голова раскалывалась так, будто это я вчера напился до безобразия. Из рук всё падало, пока я торопливо собирал необходимые вещи в поездку. Известие о том, что до самого вечера в общежитии не будет воды, вынудило меня бежать в ближайший спортзал, чтобы принять душ и привести себя в порядок. Вслед за этим мой постоянный заказчик, который должен был выплатить деньги за очередную хакерскую подработку, пришёл позже назначенного времени. И в завершении чей-то неверно припаркованный автомобиль перекрыл мне выезд со стоянки студенческого кампуса, заставив потерять ещё минут сорок на поиски безмозглого водителя.
Я уже давно должен был выехать из Рокфорда и быть в пути на долгожданную встречу, но вместо этого до сих пор лавирую в городском потоке машин, наплевав на все ограничения скорости и сильный ливень. Он нещадно барабанит по лобовому стеклу, значительно усложняя дорогу до Энглвуда, где мне нужно срочно встретиться с Мэгги, чтобы передать ей деньги на оплату жилья и просто повседневные траты.
Говорю же: не день, а настоящее стихийное бедствие. И это чётко выражается даже в штормовой погоде. Мне становится страшно представлять, что по такому сценарию этого сумасшедшего дня меня может ожидать на собеседовании. Если я вообще на него вовремя успею.
Мне даже не удаётся порадоваться такой мелочи, как внезапно стихнувший дождь. Стоит мне подъехать к дому, напряжение во мне взлетает до небес, и на сей раз оно никак не связано с волнением перед грядущей деловой встречей.
За секунду внутри меня образуется немыслимая гамма чужих отрицательных эмоций. Их так много и все они настолько мощные, что я даже не способен сделать акцент на одной определённой.
Гнев, раздражение и болезненная похоть – эти три бури сильнее всех остальных заставляют пульсирующую боль в висках разрывать мне голову, а кровь превращают в магму, будто внутри меня ежесекундно взрываются сотни огненных гранат.
По богатому опыту проникновения в ощущения других людей я мог бы с уверенностью сказать, что подобный шквал эмоций принадлежит как минимум целой футбольной команде, но, кроме беседующей неподалёку от моего подъезда пары, я больше никого поблизости не наблюдаю.
И сильнее мной овладевает недоумение не тогда, когда я понимаю, что весь спектр негативных чувств принадлежит всего одному солидному мужчине, который мерно приближается к престижному автомобилю и уезжает, оставляя до нитки промокшую собеседницу одну, а то, что эту застывшую на месте девушку я прекрасно знаю.
– Никс?!
Она подпрыгивает от испуга, когда я подхожу к ней из-за спины.
– Боже, Остин!.. – её голос заметно дрожит, как, впрочем, и всё тело.
– Никс, что случилось? С тобой всё в порядке?
Она стоит полностью мокрая, обхватывает руками своё хрупкое тельце, бегло осматривая меня встревоженным взглядом.
– Да… Да, всё хорошо…Ты просто застал меня врасплох, – прерывисто отвечает она, глядя на меня мутными глазами.
Долго не думая, я накрываю лицо Никс ладонями. Её влажная кожа поражает неожиданно сильным жаром.
– Я же вижу, что нехорошо. Ты вся горишь, – провожу рукой по раскалённому лбу, стирая с него то ли испарину, то ли дождевую влагу. – Кто это был? Он тебе что-то сделал?
Бросаю короткий взгляд в сторону перекрёстка, куда минуту назад уехал незнакомый богач. Подобные экземпляры вообще невозможно встретить в этой части Рокфорда, что заставляет меня ещё сильнее озадачиться.
– Ты о ком? – растерянно спрашивает она.
– О том, с кем ты разговаривала. Кто он и что с тобой сделал?
Убираю с её щёк прилипшие пряди, ещё раз отмечая, что с ней что-то не так.
– Я не знаю, кто это был. Наверное, банкир или какой-нибудь бизнесмен. Он просто заблудился и спрашивал, где находится нужная ему улица. Со мной всё в порядке, честно, просто дай мне минуту… – сдавленно проговаривает Николина, касаясь моих рук своими дрожащими пальцами.
– Он кричал на тебя? Или запугивал?
Мой вопрос заставляет её в недоумении нахмурить брови.
– Почему он должен был это делать? Нет, просто спросил, как выбраться из Энглвуда, и уехал.
– Тут что-то не так, Никс. Ты мне врёшь?
– Вру? Почему ты так говоришь, Остин? Зачем мне врать о каком-то незнакомце?
– Не знаю. Ты мне скажи. Его праведный гнев с возбуждением я ощутил ещё на расстоянии, а потом тебя встретил какую-то взбудораженную и трясущуюся от страха.
Отстраняю от неё свои руки и вглядываюсь в родные черты лица, пытаясь уловить какой-либо намёк на то, что она говорит неправду.
Никс несколько секунд изучает меня в ответ, не просто внимательно, а так, словно видит впервые, а затем прикрывает глаза и, набрав полную грудь воздуха, устало выдыхает, буквально сразу возвращая своё привычное, естественное состояние.
Что за чёрт? Как она это делает?
– Это не он меня, как ты выразился, взбудоражил. Мне просто пришлось бежать со всех ног несколько кварталов до дома, чтобы поскорее укрыться от бури. А горю я потому, что ещё не успела отдышаться и прийти в себя, – её тело прекращает дрожать, а голос возвращает обычную звучность. – С мужчиной случайно столкнулась около подъезда, поэтому даже не спрашивай по поводу его настроения. Не имею и малейшего понятия, кто так здорово разозлил этого богатея и уж тем более… эм… возбудил. Я однозначно не могла вызвать у него подобную реакцию, – вяло усмехается Никс, указывая на свой слегка растрёпанный вид и мокрую спортивную одежду, что облепляет все изгибы её прекрасного тела.
Я до сих пор остаюсь крайне озадачен, однако стоит мне только скользнуть оценивающим взглядом по Никс, как мой член в штанах непроизвольно оживает, мгновенно реагируя на воспоминания о той мучительной ночи, когда я чуть было не сошёл с ума от её близости.
Вот же чёрт! Я так надеялся, что в тот вечер моё непреодолимое желание к ней был единичный, из ряда вон выходящий случай, которому поспособствовало моё неуравновешенное состояние. Но сейчас я вижу Никс в её обычном виде, и моё воображение быстро разыгрывается, в красках представляя её, лежащую подо мной полностью раздетой, готовой, влажной…
– Не говори так, ты очень сексуальная, – невольно срывается с моего языка до того, как успеваю подумать.
В нашем общении с Никс никогда не было места неловкости и смущению, но, мать вашу, сейчас под её немигающим взором я теряюсь как мальчишка, который впервые в жизни говорит приятные слова понравившейся девчонке.
– Какая глупость, – замявшись, с долей грусти усмехается Никс, и над нами вновь повисает напряжённое молчание, прямо как в прошлый раз вечером у меня в квартире.
Знала бы она, что за глупости сейчас мелькают в моей голове. И вовсе не в той, что находится на моих плечах.
После расставания с Ларой я ещё глубже погрузился в работу и учёбу, желая наглухо отгородить себя как от грустных мыслей о ней, так и от сумасшедших фантазий о Никс. Они рисовались перед внутренним взором каждый раз, стоило мне в конце очередного изнурительного дня рухнуть в постель.
Но как бы мне ни хотелось повернуть время вспять, предотвратив нашу встречу на кухне, я не могу и дальше отрицать, что она необъяснимым образом что-то круто изменила между нами. По крайней мере, для меня так точно.
Собираюсь с мыслями, пытаясь вспомнить всё, что хотел сказать Никс ещё тем утром, когда она тайком покинула квартиру, даже не попрощавшись, однако меня внезапно цепляет другой, крайне волнующий вопрос.
– Что на тебе надето? – с откровенным недоумением спрашиваю я, осматривая чёрный мужской пиджак, в котором утопает её миниатюрная фигурка.
– Это? – она бегло опускает свой взгляд на себя, и от меня не ускользает излишнее волнение, вернувшееся к её голосу. – Это пиджак.
– Сам вижу – не слепой, – мрачно произношу я.
И до конца не понимаю, что меня сейчас выводит из себя больше – то, что Никс всё-таки от меня что-то скрывает, или новость, что в её жизни появился какой-то мужик?
– Это его пиджак?
– Ты о ком? – прикидывается дурочкой, чем раздражает меня ещё сильнее.
– Не делай вид, что не понимаешь, о ком я говорю, Николина. Этот пиджак принадлежит якобы незнакомому мужчине, который по случайности заблудился в Энглвуде?
Моя суровость заметно пугает её, но я ничего не могу с собой поделать. Мы никогда не врали друг другу, и я в самом деле не понимаю, почему она делает это сейчас?
– Остин, ты чего? – удивляется она. – Я же сказала, что не знаю его.
– Тогда чей он? – резко хватаю за край длинного рукава.
– Марка, – тут же бросает Никс, вызывая во мне безрадостную усмешку.
– Ну да, конечно. Придумай что-нибудь правдоподобней.
– Я ничего не придумываю.
– Ты в самом деле хочешь, чтобы я поверил в бред, будто этот пиджак принадлежит Марку? Человеку, который равносильно на дух не переносит как тебя, так и официальную одежду? Я не понимаю, почему ты мне врёшь? У тебя кто-то появился, и ты не хочешь, чтобы я об этом узнал?
– Что за чушь ты несёшь? Никто у меня не появился, а даже если бы и так, то с чего бы мне от тебя это скрывать?
– Может, потому что он какой-то мафиози или преступный барон? – выдаю лишь на первый взгляд глупые предположения. Однако стоит вспомнить респектабельный внешний вид мужчины, его мрачный облик и разрушительные эмоции, как этот вариант уже не кажется столь нелепым.
– То, что он испытывал, было чем-то ненормальным.
– А что он испытывал? – на сей раз голос Никс переполнен откровенным любопытством.
– Я уже сказал – что.
– Но почему ты называешь это ненормальным?
– Потому что я никогда не ощущал, чтобы всего один человек источал злость с возбуждением, как группа людей, занимающихся жёсткой оргией.
Мне, конечно, не приходилось впитывать эмоции во время данного процесса, но, думаю, именно это сравнение лучше всего подходит для точного описания смерча, что извергался из мужчины.
Никс замолкает, словно обдумывает что-то, отражая на лице не только безмерное удивление, но и неописуемый страх.
– Значит, это точно он тебя напугал, – уверенно заключаю я.
– Нет. Я же сказала, что он ничего не сделал.
– Не ври мне!
– Я не вру, Остин!
– Мать твою, Никс, скажи всё как есть! Во что ты опять ввязалась? – срываюсь на сердитый возглас.
– Да ни во что я не ввязывалась! Не выдумывай небылицы и прекрати опять разговаривать со мной как с провинившимся ребёнком.
– А как иначе мне с тобой разговаривать, если я вижу, что ты не можешь мне честно во всём признаться?
– Да в чём мне тебе признаваться? В том, что я полдня провела с Эмилией в поисках нарядов для неё и Марка на какой-то важный приём? В том, что сразу после удачных покупок она решила уехать с ним, а Марк, получив мой отказ на его предложение подвезти меня, пожертвовал своим пиджаком, чтобы я не замёрзла, пока доберусь до дома? В этом я должна была признаться? Ну так пожалуйста – я это только что сделала! – на одном дыхании выпаливает Никс, заставляя меня на несколько секунд задуматься.
– Хорошо, допустим, ты говоришь правду, но здесь всё равно что-то не сходится. Я слишком хорошо знаю Марка, и галантность однозначно не входит в список его достоинств.
– Пффф… Будто они у него вообще имеются, – презрительно фыркает Никс. – Весь этот цирк с хорошими манерами, свиданиями и милыми сообщениями предназначен исключительно для наивной Эмилии.
– Свидания и милые что?
Её слова приводят меня в немалое замешательство, ведь это совершенно не похоже на Эндрюза.
– Не понимаю твоего удивления. Мы говорим о твоём друге или моём? – прищурившись, она пытливо смотрит на меня.
– Я много работаю и практически не вижусь с ним.
– Понятно, – Никс тихо выдыхает и сразу же продолжает: – Но ты всё правильно расслышал. Этот бесстыдный кобель хочет затащить мою Эми в постель и в этот раз с особым усердием подошёл к делу. Боюсь, такими темпами совсем скоро он добьётся своего.
– Тебя это сильно волнует?
– Меня это не просто волнует, а выводит из себя.
– Из-за Марка?
– Конечно, из-за него! Он не может пройти мимо ни одной юбки!
– Ты ревнуешь? – выбрасываю ещё один домысел, что смог бы объяснить её волнение, которое она так тщательно пытается скрыть.
– Что? – Никс замирает в недоумении, глядя на меня округлившимися глазами. – Да вы что сегодня все сговорились, что ли?
– Ты о чём?
– Сначала Эми меня ошарашивает своим вопросом: не нравится ли мне её возлюбленный, а теперь ещё и ты тут какие-то предположения строишь.
– И тем не менее ты не ответила: он тебе нравится?
Не сразу замечаю, как сжимаю кулаки и затаиваю дыхание в ожидании ответа.
Продолжая удерживать молчание, Никс заставляет меня беззвучно отсчитывать частые удары сердца, что ведёт себя сейчас крайне неадекватно, будто норовя пробить мне рёбра изнутри.
– Ты меня поражаешь, Остин! Тут разве нужен какой-то ответ? Ты же знаешь, что я терпеть его не могу с самой первой минуты нашего знакомства, – она начинает нервно посмеиваться от удивления, а я застываю как громом поражённый, любуясь её слабой, но столь ангельской улыбкой.
– До него мне нет никакого дела. Вся ситуация выводит меня из себя только потому, что Эмилия отказывается внимать моим предупреждениям. Марк просто переспит с ней и бросит, а она даже слышать не хочет и слова плохого о своём ненаглядном.
– Мне кажется, тебя не должно это так сильно заботить. Эмилия взрослый человек и вполне способна сама решать, как ей поступать. Если они друг другу нравятся, пусть переспят. Что тут такого? От простого секса никто пока ещё не умирал.
– Что тут такого? Значит, если бы Марк поступил так же со мной, то тебя этот факт нисколько не возмутил бы? – вопросительно изогнув бровь, Никс смотрит на меня в упор, окончательно нарушая моё моральное равновесие.
– Даже не смей говорить мне о таком! Я бы набил этому ублюдку морду! – еле сдерживаю злостный рык от мгновенно вспыхнувшей ярости.
Никс для меня – не просто девушка. Не просто одна из множества, что были в моей жизни. Она особенная. Она – мой друг. Мой самый близкий и родной человек, которым дорожу больше, чем собственной жизнью. Я никому не позволю причинить боль моей маленькой девочке. Ни Марку, ни кому-либо другому. Вообще не хочу, чтобы к ней кто-то прикасался.