Тори Майрон
В ритме сердца
– Единственное, что мне от тебя нужно – чтобы ты не выдавал меня Остину, – сдержанно выдаю я, ведя плечом назад, пытаясь избежать новых прикосновений Марка.
На короткий момент он загадочно задумывается, прикусывая губу, а я неотрывно смотрю на него и поражаюсь, как парень со столь видной, красивой наружностью может вмещать в себе так много паскудного гнилья?
– И на что ты готова пойти, Никс, чтобы убедить меня этого не делать?
Этот вопрос вместе с алчной подоплёкой, что танцует бликами в его глазах, лишь подтверждает зародившиеся во мне опасения – в обмен на его молчание меня ждёт что-то совсем нехорошее.
– Говори, что ты хочешь, – перехожу сразу к делу, потому как времени тянуть резину у меня нет.
– Отсоси, – бросает он в воздух.
И я тут же им захлёбываюсь.
– Что?
– Что-что? Отсоси мне, чего непонятного?
– Ты издеваешься?
– Издеваюсь? А разве похоже? – на полном серьёзе спрашивает Эндрюз, расстёгивая ремень на своих брюках.
– Марк! Я не…
– Ой вот не надо мне тут своих «не». Мне ли не знать, какие чудеса вы, девки, вытворяете в «Атриуме». Трахаться, может, ты с клиентами и не трахаешься, но от минетов тебе вряд ли удавалось отвертеться. Так что давай, покажи мне, малышка, чему ты там успела научиться, и если у тебя получится меня удивить, я ничего не скажу Остину.
– Ты точно повёрнутый на всю голову, если думаешь, что я буду это делать, – глухо рявкаю я, отодвигаясь от него вплоть до самой двери.
– А почему нет? Я тебе всего лишь член в рот предлагаю засунуть, а не обречь планету на конец света.
– Для меня твой член в рот запихнуть стоит на том же уровне, что самая мерзкая смерть.
– А у меня член стоит на тебя. И как нам теперь быть с этим? – Он придвигается ко мне и вбивает ладони в дверь над моими плечами. – Как по мне, так всё честно. Услуга за услугу. Моё молчание за бесплатный минет профессионалки. Так что можешь приступать к делу, Никс. Покажи, что ты умеешь, если не хочешь расстроить своего любимого брата. Расстегни ширинку и поработай ртом.
Мои нервы вмиг натягиваются, как струна, сердце начинает стучать молотом по рёбрам. От парализующего шока я не могу ни вздохнуть, ни подвигаться. Лишь отчаянно желая отдалиться от него, сильнее вжимаюсь спиной в деревянную поверхность и хлопаю глазами, стоя перед ним точно зашуганная зайка.
Я не буду этого делать! Я не буду сосать! Не буду! Он мне противен! Меня тошнит от него. Да и даже если бы не тошнило – никогда бы не стала ублажать кого-то ради услуг, одолжений, денег… Ни за что!
– Ну хорошо, так и быть, помогу – сам расстегну, – снисходительно выдыхает он, опуская руки к молнии на брюках.
Нет! Нет! Нет!
Он с ума сошёл?! Он же сейчас снимет с себя трусы! Нет!
Но пока я в отрицании мотаю головой, Марк уже справляется с ширинкой. Ещё немного, и я морально готовлюсь увидеть его обнажённый, вновь готовый к приключениям член, как вдруг он останавливается и начинает громко ржать.
– Твоё лицо – это нечто бесценное, – выдаёт он сквозь смех.
Я торопею ещё сильнее, глядя, как этот придурок чуть ли не давится своим беспричинным весельем, словно самый натуральный псих.
– Ты больной? – дрогнувшим голосом спрашиваю я, не понимая, как воспринимать его непредсказуемое поведение.
– А то ты не знала, – отвечает он и неожиданно застёгивает ширинку, а вслед за ней и ремень. – Постебаться над тобой – сплошное удовольствие, но я не настолько больной, чтобы из-за одного минета лишаться денег.
– Чего? – вконец недоумеваю я. – О чём ты вообще говоришь? Каких ещё денег?
– А вот таких. Моему папаше кто-то доложил о нашем небольшом инциденте с твоим клиентом, и потому тот пригрозил мне лишением всех средств, если я ещё хоть что-то вытворю на этом приёме.
– Он не мой клиент!
– Да хватит уже врать, Никс, это бессмысленно! Эрик поведал мне, какую крупную сумму Харт за тебя отвалил ему, чтобы он отпустил тебя со смены.
– Ему он, может, что-то и отвалил, но я не получу ни копейки. Я здесь не из-за денег, а по своему собственному желанию, – убеждаю я, сама ещё до конца не веря, что после всех своих сегодняшних сопротивлений произношу подобные слова.
– Ой, да можешь так сильно не распинаться. Меня не волнует, зачем и почему ты здесь. Мне достаточно уже того, что я узнал. И раз ты добровольно сосать отказываешься, принуждать тебя делать это насильно я не собираюсь. Я и так рискую схлопотать по полной от твоего ухажёра, разговаривая тут сейчас с тобой ни о чём, поэтому свали на хрен с дороги и начинай уже готовиться к разгрому, который устроит тебе Остин, – ядовито заявляет Марк и порывается убрать меня со своей дороги, но я не позволяю, приставляя руки к его груди.
– Нет, подожди…
– Что?! Передумала?
– Нет, я не буду делать ничего подобного.
– Тогда говорить нам больше не о чем. Отошла в сторону!
– Да нет, Марк, ну пожалуйста, ты же меня терпеть не можешь, так же как и я тебя. Это у нас взаимное. Проси всё что угодно, кроме секса, минетов и всей этой темы, – миролюбиво прошу я, надеясь всё-таки достучаться до него.
– Правильно подмечено: я тебя терпеть не могу, поэтому сдам тебя Риду со всеми потрохами. И не называй меня нечеловечным. Я дал тебе шанс быстренько всё исправить, но раз нет, так нет! Свободна, – отрезает он.
Но я не собираюсь сдаваться!
– Стой! Подожди! Если тебе плевать на меня, подумай об Остине!
– А что мне о нём думать? Он взрослый мальчик, уж как-то справится с новостью о том, что его сестра – шлюха.
– Я не шлюха! – громко выкрикиваю, тут же ругая себя за это. – Чёрт! Прекрати думать обо мне так! Не шлюха я. И прошу, не говори ему ничего. Ты же знаешь, какой Остин в гневе. Он может натворить всякой ерунды, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Особенно сейчас, когда в моей жизни появился Адам.
– В твоей жизни появился Адам? – вскинув брови, передразнивает меня Марк. – Ничего себе поворот! Ты в самом деле такая дура и веришь, что для него ты не обычная девка на один вечер?
Шумно выдыхаю и, игнорируя неприятный осадок от его слов, заклинаю себя потерпеть ещё немного без ответных огрызаний.
– Сейчас не важно, во что верю я или ты, Марк. Важно то, что у Адама какой-то особенный пункт по поводу мужчин в моей жизни, а точнее, чтобы их вообще не было поблизости со мной. Мне едва удалось убедить его, что Остин мой брат. И до тех пор, пока я не надоем ему, как любая другая «девка на один вечер», будет лучше, чтобы Остин не привлекал к себе его внимание. Понимаешь, о чём я говорю? Если Адаму что-то не понравится в его поведении, боюсь, он может разрушить его начинающуюся карьеру по щелчку пальцев, – вкладываю всю убедительность в голос, ведь в самом деле верю, что Адам вполне способен это сделать. – Тебе же прекрасно известно, как долго и упорно Остин работал все эти годы. Ты хочешь, чтобы все труды твоего лучшего друга попусту исчезли из-за моей лжи и твоего настойчивого желания отомстить мне? – обеспокоенно задаю вопрос я.
И, к счастью, замечаю, как на лице Марка впервые проявляется озадаченное выражение. В стремлении дожать его до конца я торопливо добавляю:
– Проси всё что хочешь, Марк. Я уверена, твоей изобретательности хватит, чтобы насолить мне другим способом, не втягивая в это Остина.
Я наконец разжимаю пальцы на его смокинге и выжидающе смотрю на него снизу вверх, беззвучно молясь, чтобы его мозг, состоящий исключительно из литров алкоголя, наркоты и похотливых мыслей, принял правильное решение. Для меня и самое главное – для Остина.
– А знаешь… – мучительно медленно протягивает он, заставляя меня в нетерпении затаить дыхание. – Так даже будет веселее… Хорошо, я ничего ему не скажу, – соглашается он, а я готова подпрыгнуть до потолка от счастья и облегчения.
– Спасибо, спасибо, Марк!
– Но для этого тебе нужно будет выполнить три вещи, – пресекает мою преждевременную радость Эндрюз, давая понять, что одной устной благодарности этому козлу не хватит.
Но и это не важно! Всё сделаю. Всё!
– Хорошо, я слушаю, что за вещи?
– Первое: с этого момента ты полностью меняешь своё поведение и забываешь о любых драках, грубостях и наездах в мой адрес. Чтоб я больше ни одного плохого слова от тебя не услышал. Ясно?
– Без проблем! – быстро и без колебаний даю согласие.
– Уверена?
– Уверена!
– Точно осилишь стать белой и пушистой? А, малышка Никс? – елейно спрашивает он и в желании уже сейчас проверить мою стойкость начинает усердно тискать мои щёки, словно я плюшевый медведь.
А моя и так никчёмная сдержанность начинает ходить ходуном, как при десятибалльном шторме, но тем не менее я дрожащим голосом кое-как из себя выдавливаю:
– Осилю.
В доказательство этому обещанию освобождаю своё лицо от его мучений и натягиваю на губы самую дружелюбную улыбку, на какую только способна.
– Вот же чёрт! А ведь можешь, когда захочешь! Похоже, это будет реально круто, Никс. Я уже в восторге! – торжественно ликует Марк, пока я прикусываю себе щёки изнутри, чтобы не закричать во весь голос от негодования. – Что ж… Раз с первым пунктом разобрались, тогда перейдём к следующему, что определённо будет доставлять мне ещё больше удовольствия, чем первое, – замолкнув на пару секунд, он хитро смотрит на меня и выдаёт с ненавистной мне ухмылкой: – Теперь ты будешь моей девочкой на побегушках.
– Чего?! Это что ещё значит?
– То и значит. Будешь делать всё, что я тебе скажу.
– Что, например?
– Не знаю… Пока не знаю, но, в принципе, готовься выполнять всё, что захочу. Но можешь не напрягаться так, Никс. Никаких сексуальных предложений ты от меня не услышишь. По крайней мере, пока раздвигаешь ноги для Харта.
– Боишься, что прибьёт?
– Нет, убить он меня не убьёт. Я уверен, что его угрозы – всего лишь блеф, не более, но из-за какой-то бабы переходить дорогу такому человеку, как он, я не собираюсь. Папашка мне ясно дал понять, чем для меня это кончится, поэтому я пас.
Его мрачное предложение пролетает вереницей мурашек по моим позвонкам и, видимо, даже отражается на лице непроизвольной хмуростью.
– Да ты-то можешь не волноваться. Тебе его точно бояться нечего, – насмешливо успокаивает Марк. – Можешь даже поаплодировать себе, Никс. Мужика подцепила что надо! Ходят слухи, что Харт очень щедр с женщинами. Так что, если не будешь дурой и отрубишь свой придурковатый характер, сможешь мигом выбраться не только из «Атриума», но и из своего бомжатника в Энглвуде.
А от этих слов меня окончательно передёргивает. Нужно как можно быстрее закруглять наш разговор. Не хочу больше слушать весь бред, что вылетает из его поганого рта.
– Что третье? – тороплю я, надеясь, что Адам ещё не обнаружил моей пропажи.
– Третье касается Эмилии.
– Эмилии? Забудь её! Я тебя к ней больше на пушечный выстрел не подпущу! – твёрдо бросаю, даже не задумываясь.
– Вот в этом ты ошибаешься, Никс. Ты не только этого не сделаешь, но и ничего не скажешь ей о моём случайном трахе в туалете.
– Какого чёрта, Марк?! – мне кажется, я сейчас взорвусь от его наглости. – Ты хочешь, чтобы я врала ей?!
И вновь его издевательский смех заполняет собой всё пространство комнаты.
– Ну ты реально потешная, Никс. Так искренне оскорбляешься, будто врать – не твоё второе имя. Прекращай это! – театрально отмахивается Эндрюз.
– Это ты прекращай! Отстань от неё, пока ещё не поздно.
– Не поздно? – болезненно кривится он, подправляя салфетки в носу. – Если под этим ты имеешь в виду: «пока я её не трахнул», то «поздно» наступило уже вчера. Эта невинная милашка не смогла устоять от моего очередного романтического свидания. Но мне так долго приходилось её уламывать, что одного раза насладиться ею мне мало, поэтому ты ничего ей не скажешь до тех пор, пока я не оторвусь с ней сполна, – довольно заявляет он, доводя меня до адского кипения, которое я не могу выпустить наружу.
– Какой же ты… – Я не заканчиваю новую порцию ругательств, поймав его придирчивый взгляд, напоминающий, что от моего поведения зависит его молчание.
– Да, да, и какой же я? – подначивает он, нацепив на себя самую ангельско-раздражающую улыбку из всех возможных.
Боже, какой же гад!
И зачем ты с ним связалась, Эми? Да ещё и отдала свою девственность, которую в самом деле хранила для одного-единственного-неповторимого. Зачем? Я же предупреждала! Тысячи раз говорила, что от него не стоит ждать любви, верности и нормальных отношений. И вот… Я оказалась не только права, но теперь мне ещё нужно будет покрывать похождения Марка! Невероятно! За что мне всё это?!
Сердце сжимается от отвращения к самой себе и от лютой ненависти к Эндрюзу. Я прямо-таки на куски готова разорвать его, а потом собрать вновь и разорвать ещё раз!
– Ну так что, Аннабель, согласна? Или я говорю всё Остину, а ты потом сама и с ним справляешься, и со всеми проблемами, что организует твой властный клиентик? – напоминает он безрадостную перспективу, что в случае моего отказа сулит мне ещё большей трагедией.
Но согласна ли я помимо добровольного выполнения любой его прихоти ещё и врать своей единственной подруге? Конечно нет! Эми такого не заслуживает! Ни одна девушка такого не заслуживает! Я что-нибудь обязательно придумаю. Я поставлю его на место при первой же возможности и как можно быстрее отгорожу Эми от общения с ним.
Я найду выход! Обязательно найду, но сейчас, чёрт побери, я связана по рукам и ногам верёвками, которыми он управляет. Мне не остаётся ничего другого, как просто проглотить ядовитый ком в горле и смиренно кивнуть в знак согласия.
– Вот и прекрасно, Никс! И не стоит так хмуриться. Наоборот, порадуйся вместе со мной. Нам впервые удалось договориться обо всём мирным путём. Ну, не считая твоего удара, конечно. Но не волнуйся, я не злопамятный, да и с твоим новым отношением я его быстро тебе прощу. Вот увидишь, теперь мы станем лучшими друзьями! – радуется Марк, нахально подмигивая правым глазом, который я выбью ему при первом же удачном случае.
– Раз мы обо всём договорились, тогда пора выбираться отсюда, – сухо произношу я, поворачиваясь к двери. – Я выгляну первая, чтобы убедиться в отсутствии людей. И не вздумай даже заикаться о нашем разговоре хоть с кем-нибудь здесь. Если Адам узнает…
– От меня точно никто ничего не узнает, – перебивает он. – Не в моих интересах, Никс, – заверяет Марк и внезапно шлёпает меня по заду.
– А это ещё что такое было?!
– Ну а что? Пока никто не видит, могу и шлёпнуть разок-другой. И ты сама знаешь, что отказать мне в таких невинных шалостях с твоей стороны будет глупо и чревато последствиями. Так что привыкай, подруженька, – шепчет мне на ухо притворно нежным голосом, а я вновь протяжно выдыхаю, чуть ли не хныча от гнева.
Не желая больше терпеть ни минуты его присутствия, я набираюсь смелости и аккуратно приоткрываю дверь.
И о аллилуйя! Неужели мне хоть в чём-то сегодня везёт?! Поблизости с уборной никого не оказывается. Пользуясь небывалым везением, мы шустро вылетаем из туалета. Марк прямиком направляется обратно в зал для продолжения своего банкета, а я решаю вернуться туда обходным путём, лишь бы поскорее избавиться от его компании.
– Будь на связи, детка! – слышу за своей спиной бесящее до трясучки прощание Эндрюза и ускоряю темп, чтобы не видеть его больше, предотвратив тем самым своё внутреннее извержение вулкана.
Но мучаться от злости мне предстоит ещё совсем недолго. Мой организм автоматически теряет способность испытывать хоть что-то, когда в пространстве безлюдного холла до моего слуха долетает эхо грозного низкого голоса, который я ни с кем и никогда не спутаю:
– А теперь скажи мне правду: какого чёрта ты всё это делаешь?!
Глава 15
Николина
Страх мгновенно пронзает всё тело тысячей иголочек и так же быстро отпускает, когда я осознаю, что приглушённый голос Адама исходит из одной из закрытых дверей холла, а его донельзя сердитый баритон адресован вовсе не мне, а отцу, с которым он по-прежнему ведёт крайне накалённую беседу.
И вот сейчас честно-честно: не имею я дурной привычки совать нос в чужие дела и уж тем более подслушивать чьи-то разговоры, но в этот раз, не на шутку заинтересовавшись мужским разговором, я тихо подбираюсь к нужной комнате и прислоняю ухо к двери.
– Я тебе уже всё сказал, Адам. Мне нечего добавить. Камилла теперь часть нашей семьи, – твёрдо чеканит мистер Харт.
– Какой семьи, Роберт? Ты бредишь?! – не уступает ему в строгости сын. – Наше с тобой общение всегда ограничивалось работой, а другой член твоей ни с того ни с сего выдуманной семьи оставил этот дом ещё много лет назад, забыв о тебе как о страшном сне. Разве я ошибаюсь?
Слышатся несколько мерных шагов из одной стороны комнаты в другую, а за ними монотонный ответ Роберта:
– Не ошибаешься.
– И это ни о чём тебе не говорит?
– С Миллой всё будет иначе.
– Иначе? В том-то и дело, что ничего не будет иначе. Её ждёт то же самое. Тебе же самому прекрасно известно, что ты херовый родитель. Тебе никогда не нужны были дети. И не пытайся опять убедить меня, что какая-то сиротка за пару месяцев перевернула весь твой мир настолько, что ты решил добровольно приютить её. В эту чушь я не поверю!
– Я не жду от тебя ни понимания, ни одобрения, – сухо, даже с некоторой усталостью отвечает мистер Харт.
– Когда оно тебе вообще было нужно? – фыркает сын и, по всей видимости, затягивается сигаретой. – Скажи правду – ты всё-таки её трахаешь, а всё это удочерение не что иное, как прикрытие для прессы?
– Нет, Адам. Я же сказал, что она моя дочь. Я прекрасно понимаю, почему ты не веришь моим словам, но я в самом деле хочу попытаться хоть немного искупить свои грехи.
– Тебе жизни не хватит, чтобы сделать это.
– Знаю, но надеюсь, что мне хватит времени сгладить хотя бы часть из них. И потому я хочу извини…
– Ой, убереги меня от своих извинений, Роберт, – грубо отрезает Адам. – Мне хватило твоей насквозь фальшивой речи перед гостями. Покрасовался перед народом – и славно. Мне же ничего не нужно, кроме правды. Что бы ты мне ни говорил, ничто не сможет изменить моё мнение – эта девчонка всего лишь ещё один рабочий инструмент для достижения определённой цели. Только какой, Роберт? Что ты задумал в этот раз?
– Я вижу, что никакие мои доводы сейчас не смогут убедить тебя в том, что я изменился.
– Ты прав: никакие. Я знаю, что ты врёшь. Вот и всё! Люди не меняются так резко, а такой человек, как ты, так подавно. Для тебя женщины всегда были не важнее мебели в этом кабинете. Я бы мог ещё хоть немного поверить в неудержимую вспышку страсти на закате лет, но в родительскую любовь – ни за что!
– Сейчас нет смысла об этом говорить, но со временем ты обязательно поверишь, Адам, – люди меняются. И как показывает мой опыт, они способны стать теми, кем говорили, что никогда не станут. Это происходит не по своему желанию, а вопреки. Незаметно даже для самих себя. Просто иногда в жизни появляется тот, кто позволяет ощутить нечто новое, в корне отличающееся от всего, чего ты придерживался на протяжении всей жизни. И для изменений не обязательно должны пройти годы. Иногда хватает пары месяцев, недель, а то и дней, чтобы понять, что ты больше никогда не будешь прежним. Не потому что не хочешь вернуть всё на круги своя, а потому что это тебе больше неподвластно.
По мерно плывущему голосу мистера Харта, мне представляется, как он говорит об этом, стоя возле окна с устремлённым в ночной сад меланхоличным взглядом.
– Теперь ты ещё и в философы подался? – сын остаётся абсолютно непреклонен в своём скептицизме. – Говори что хочешь. Не поверю я в твою доброту, можешь даже не надеяться. И в то, что люди так меняются – тоже.
– Ещё как поверишь. Гораздо раньше, чем ты думаешь, Адам, – чуть строже отрезает Харт. – И я сейчас говорю вовсе не о себе и Камилле.
– А о ком тогда?
Я плотнее прирастаю ухом к двери, чтобы не прослушать ни единого слова. О том, что делать это недопустимо и крайне нагло с моей стороны, я вообще больше не задумываюсь.
– Я никогда не видел, чтобы ты так смотрел на женщин, как сморишь на свою сегодняшнюю спутницу. Ты с ней сам не свой, и это не только мои наблюдения. Ничего не хочешь рассказать мне об этой девушке, Адам? – спокойным тоном интересуется Роберт.
Моё сердце стремительно ускоряет темп, щёки начинают гореть от смущения, а губы неконтролируемо растягиваются в улыбке.
Молчание. Шаги. Лёгкое шуршание. Звон стекла. Предполагаю, что кто-то из мужчин решает выпить, а затем следует безрадостная усмешка Адама, что заставляет меня перестать дышать в ожидании услышать его ответ.
Но ответа не слышу.
Слышу вопрос.
И не приглушённый толщей деревянной двери, а звучный, чёткий такой, прямо возле своего уха, оставляющий след на коже своим горячим, мятным дыханием:
– Я могу к тебе присоединиться?
БА-БАМ!
Думаю, именно этот звук лучше всего подойдёт для воспроизведения того, что от испуга произошло с моим сердцем!
Во избежание громкого вскрика, я успеваю закрыть свой рот руками, но подпрыгиваю на месте так, что каблук одной из туфель не выдерживает и с характерным хрустом ломается.
Чувствую, что начинаю терять равновесие, и дабы предотвратить ещё и позорного падения перед гостем я цепко хватаюсь за плечи мужчины.
– Аккуратней! – на удивление мягко произносит он и помогает устоять на ногах, придерживая за талию.
– Боже!.. Простите, пожалуйста, – мой голос дрожит, как у самой настоящей трусихи.
Я поднимаю беспокойный взгляд на него и непроизвольно теряюсь.
Незнакомец статен, высок, красив и породист, как многие другие мужчины на этом приёме. Но смущает меня вовсе не его привлекательная, пахнущая богатством и престижем внешность, а тот неоспоримый факт, что он мне кажется до боли знакомым. Прямо-таки очень знакомым, но только я никак не могу сообразить, где могла его видеть?
Он актёр? Телеведущий? Или другая медийная личность? Чёрт! Не вспомню, но он определённо какая-то знаменитость. А я стою перед ним, точно наглая проныра, которую он только что поймал с поличным.
И сколько мне ещё сегодня позориться придётся?
– Я вовсе не хотел тебя отрывать от столь увлекательного занятия, и уж тем более так пугать, но тебе не говорили, что подслушивать чужие разговоры нехорошо? – он осматривает меня ничуть не менее досконально, чем я его.
– Я не подслушивала! – вырывается у меня нелепое отрицание.
– Врать тоже нехорошо, – добавляет он с усмешкой.
А то я не знаю!
Моя ложь и так уже создала мне неизмеримые проблемы, и зачем я вру ещё и сейчас – непонятно. Никакие оправдания мне сейчас не помогут. Он застал меня прямо за процессом. Остаётся лишь надеяться, что мужчина согласится закрыть глаза на моё недопустимое поведение и мирно пойдёт дальше туда, куда шёл.
– Полностью с вами согласна, – в отличие от него, продолжаю сохранять формальное общение. Поджимаю от неловкости губы, впиваясь в него взглядом провинившейся собачки. – Но всё-таки я буду вам неимоверно признательна, если вы сделаете вид, будто не заметили моего праздного женского любопытства.
– А про то, что чаще всего именно любопытство приводит к серьёзным проблемам, тебе тоже не известно? – на сей раз он спрашивает более суровым голосом, но при этом продолжает сохранять приветливое выражение лица.
И этот факт немного затрудняет мне задачу с точностью определить – удастся ли с ним договориться или нет?
– Известно, но в моём случае всё, что бы я ни делала, приводит к проблемам, поэтому, если бы вы могли поступить как джентльмен и не выдавать меня хозяевам дома, это позволило бы мне избежать ещё одной совершенно ненужной неприятности, – растягиваю губы в невинной улыбке, не отрывая взгляда от его аквамариновых глаз.
К слову, безумно красивых глаз. У меня самой они синие и временами приобретают оттенок голубого, но с его необычайностью даже не сравнить.
Яркий цвет его радужек схож с чистейшей лазурью моря из рекламы шоколадки «Баунти». Никогда таких не видела. Может, он носит линзы?
– А с чего ты решила, что я джентльмен? – насмешливый тон сопровождается хитрой улыбкой на его губах.
И вновь таких, мать его, знакомых, что от их вида мне становится не по себе даже больше, чем от его вопроса.
Странность какая-то. Я определённо его где-то видела и явно далеко не раз.
– Решила… – нервно сглатываю. – Потому что вы очень похожи на джентльмена.
Пытаюсь справиться с излишним волнением и не отрываю выжидающего взгляда от его лица. То же делает и мужчина. Смотрит пристально, бесконечно долго, не мигая и омывая меня своей бирюзовой синевой океана. Не проходит и минуты, как мне становится совсем неловко. Я уже сама намереваюсь оборвать затянувшееся между нами молчание, как вдруг он обращает своё внимание на мои руки, которыми я продолжаю крепко сжимать его плечи до заломов на ткани пиджака.
– Ой, простите, я не хотела, – хрипло извиняюсь я.
Отпускаю мужчину, но он неожиданно перехватывает запястье и начинает рассматривать мои разбитые костяшки после феноменального удара по Марку.
– Ты что, ещё и подраться умудрилась здесь с кем-то? – в его мелодичной интонации я чётко улавливаю неподдельное удивление.
– Я не врала, когда говорила, что постоянно притягиваю к себе проблемы, – слегка пожимаю плечами и внимательно смотрю, как мужчина, едва ощутимо коснувшись саднящих ран, разворачивает мою ладонь обратной стороной вверх.
– Мне кажется, больше проблем притянул к себе тот, кого ты явно прибила, а затем закопала на заднем дворе этого дома, – снова усмехается он.
А я от стыда мечтаю сквозь землю провалиться – из-за всех этих разборок с Марком я так и не отмыла с пальцев тёмные следы косметики Камиллы. Мои руки сейчас больше напоминают руки чернорабочего, а никак не утончённой леди.
– Разве я похожа на ту, что способна на подобное злодеяние? – превозмогая смущение, по максимуму окрашиваю голос иронией и вытягиваю свою руку из его хватки.
– Вполне.
– Серьёзно? И что меня выдаёт?
– Помимо окровавленных и испачканных землёй рук? – насмешливо изгибает бровь.
– Значит, всё-таки есть что-то помимо этого?
– Конечно.
– Позвольте узнать, что же?
– Твоя внешность.
– Внешность? А что с ней не так?
– С ней всё так. Просто именно такие красивые и на первый взгляд милые девушки, как ты, чаще всего скрывают в себе самых кровожадных дикарок, – уверенно выдаёт мужчина.
И я теряю дар речи, поражаясь, насколько метко он попадает в цель.
Нет, на убийство я, конечно, не способна, даже несмотря на вечное хождение по этой тонкой грани в противостоянии с Филиппом, но про дикарку он подметил – будто в воду глядел.
И моя застывшая реакция мгновенно выдаёт мужчине, насколько его слова близки к истине. Он самодовольно улыбается и, наклонившись к моему лицу ближе, вполголоса произносит:
– Поэтому даю тебе дельный совет – никогда не верь тому, что видишь. За внешностью всегда скрывается нечто большее, и по существующей в мире закономерности это оказывается точной противоположностью того, что показывает человек всем окружающим.
Не могу объяснить, что именно заставляет мою спину покрыться холодным потом, но, клянусь, даже благосклонно улыбаясь, незнакомец больше не кажется мне столь дружелюбным.
– Значит, основываясь на вашем утверждении, вы всё-таки не джентльмен и не сделаете девушке любезное одолжение, сохранив в тайне её маленькую шалость? – возвращаюсь к насущному вопросу и в инстинктивном желании увеличить расстояние между нами делаю небольшой шаг назад, напрочь забывая, что один каблук сломан.
Падать не падаю, но вновь резко ухватиться за мужчину приходится.
– Чёрт! Простите. Мне, наверное, лучше их снять, чтобы не рухнуть на пол и вам одежду больше не пачкать своими грязными руками, – виновато бормочу я.
Опускаю взгляд на туфли и порываюсь наклониться, однако мужчина не позволяет.
– Нет. Стой. Я сам, – приказывает твёрдо, безапелляционно, так, что я даже подумать не успеваю о каких-либо возражениях, как он уже опускается на одно колено и обхватывает мою щиколотку рукой.
Его пальцы аккуратно, без особых трудностей справляются с замысловатой застёжкой, освобождая одну ногу от элегантной обуви. Затем повторяют то же действие со второй, однако на сей раз не отпускают её на пол, а начинают плавными, круговыми движениями массировать мою стопу.
Наверное, он думает, что мне очень приятно, но на деле я ничего не ощущаю. Абсолютно. Не только потому, что моё тело жаждет ощущать на себе руки совсем другого мужчины, но и потому, что я в который раз за вечер в край охреневаю.
Какая-то известная личность, род деятельности которого я вспомнить никак не могу, поймал меня за бессовестным подслушиванием чужого разговора, а теперь как ни в чём не бывало без всяких объяснений и разрешения трогать меня делает массаж ног, словно в этом нет ничего ненормального.
Это прикол, что ли? Может, я правда галлюциногенных грибов наглоталась и всё это мне просто мерещится?
– А теперь назови мне хоть одну причину, почему я должен делать тебе столь любезное одолжение? – многозначительно протягивает он, ощупывая своим аквамариновым взглядом мою ногу вплоть до бедра, что оголено откровенным разрезом платья.
И когда его руки начинают так же медленно подниматься со стопы к икроножной мышце и выше, во мне вмиг вскипает прежняя ярость. А вслед за ней и тошнота от осознания, что этот очередной попавшийся мне на пути наглец, полностью уверенный в своей неотразимости и считающий, что ему всё дозволено, такая же реальность, как и всё происходящее со мной этим вечером.
– Перед тем, как я отвечу на вопрос, могу я кое-что сказать вам, мистер…
– Никаких больше «вам» и «мистеров». Называй меня Лиам, – томно представляется он, а нахлынувшее в его глазах цунами красноречивее любых слов раскрывает мне карты о его дальнейших планах на мои ноги и на меня в целом.
Слов нет – одни эмоции, и те матом. Неужели я умудрилась нарваться на ещё одного нахального козла, что ожидает от меня услугу за своё молчание? Мне, что ли, суждено раз за разом в одно и то же дерьмо наступать?
– Хорошо… Лиам, – его имя выпускаю ласковым полушёпотом. – Смотри… Вот этой рукой, – показываю ему подбитую сторону своей ладони. – Я никого сегодня не убила, но одним ударом практически сломала нос одному мудаку.
– Я же сказал, что ты не так мила, как кажешься. Охотно тебе верю, – усмехается он, продолжая бесцеремонно мацать мою ногу.
– Веришь? – выдыхаю я, наклоняясь к его лицу почти вплотную.
– Верю, – он с неприкрытым интересом смотрит на мои губы и чуть ниже, будто в уме рисуя мою зону декольте без одежды.
– Отлично! Тогда, думаю, тебе будет легко представить, что сделает с твоим лицом моё колено, если ты ещё хоть раз решишь, будто имеешь какое-то право лапать меня без спросу! – шиплю, словно фурия.
Грубо отрываю его руки от себя, чуть ли не вынуждая его свалиться набок, и выпрямляюсь во весь рост.
