Софи Вёрисгофер
Из Лондона в Австралию
Глава XV
Брожение среди туземцев. – Прибытие дикарей с соседнего острова. – За баррикадами. – Нападение. – Спасительный залп. – Осаждены среди гниющих трупов. – Пожар в доме белых. – Неожиданная помощь с родины.
Крик ужаса замер на губах наших друзей, невольная дрожь пробежала в их рядах. «Что это»?
Не было даже времени подумать о бегстве или принять какие-либо меры, даже вглядеться хорошенько в это страшное явление природы. Волна катилась с страшной быстротой, на секунду дом затрещал по всем швам, густой мрак окутал задыхавшихся людей и откуда-то издали донесся жалобный крик животных.
Затем, подобно облаку, масса воды грянулась о земь. Треск падающих и лопающихся деревянных частей, грохот валившейся на пол мебели, все на минуту смешалось. Дико кричали куры и голуби, дико кричали попугаи на вершинах деревьев.
Затем медленно волна отхлынула по плоскому берегу назад в море, оставляя после себя на песке массу обломков; стихия отступала, подобно хищному зверю, который страшным прыжком повалил слабого противника и поволочил его за собой, как покорную добычу. Менее чем в две минуты все страшное явление кончилось.
Асют первый пришел в себя. – Слава Богу! – воскликнул он. – Наш дом устоял!
– Живые угловые столбы, состоящие из дерев на корню, поддержали его, иначе здесь не осталось бы камня на камне.
– А где дикари? – воскликнул Мульграв.
Лейтенант схватился за подзорную трубу, – Они лежат, как мертвые, в разных местах, их порядочно расшвыряло…
– А что с их хижинами? – вздохнул Антон.
– Не пойти ли нам к ним, помочь, утешит, починить…
– Ни в каком случае! – предостерег Туила. – Вас убьют на месте.
– Разве до этого уже дошло?.. Я бы никогда этому не поверил?
Антон отпер дверь и вышел из дому. Купальню смыло и вероятно унесло в море, у курятника сорвало крышу, голубятня была сломана и опрокинута и под ней копошилась еще раздавленная птица. Из свиного, хлева доносилось жалобное хрюканье и Антон поспешил туда на помощь.
Куча развалин представилась его глазам. Две свиньи были убиты, остальные были окровавлены и изранены. Антон должен был подумать о том, чтобы тотчас же заколоть их, чтобы не пропало даром их мясо.
Куда он не обращал взоры, везде было разрушение и разрушение. Здесь гряды овощей были занесены илом и прошлогодней листвой, там посев был уничтожен рухнувшим деревом, в третьем месте молодая плантация бататов сравнена с землей; таро, лук, кусты ягод были выломаны, вымыты из земли, унесены водой.
Если бы до наступления периода дождей нужно было исправить все беды, то нашлось бы для всех дела по горло.
Вышли и другие на двор, а многие пробрались кустами к самой деревне островитян и вернулись с донесением. – «Все опустошено… все обратилось в большую кучу мусора!»
Туила тоже ходил на разведки. – Запирайте ваши двери, – посоветовал он, – и будьте на стороже. Ожидайте наверняка нападения.
Лейтенант кивнул головой. – У нас окна на все стороны, – ответил он.
– Лучше заприте их ставнями. Мои земляки бросают свои копья на большое расстояние.
Фицгеральд ерошил волосы и был в нерешимости. – Будет чересчур жалко, если мы так запремся. Да я и не ожидаю враждебных действий. В случае же чего, наши пушки скажут им несколько добрых слов.
Бойницы были отперты, у каждого окна стал часовой и после этого наши друзья собрались в главной комнате дома. Все чувствовали себя разбитыми. За последние сутки никто из них почти совсем не спал и утомление после сильных впечатлений начинало сказываться.
– Теперь наступают печальные времена, – сказал Антон. – До отчаяния печальные времена. Никогда нельзя уже будешь спокойно работать, никогда не опустишь беззаботно голову на подушки. Вся уверенность пропала.
– Ты думаешь, что катастрофа может разразиться ежеминутно?
– Разумеется!
– Это не совсем так. Туила говорить, что сколько он запомнит; ничего подобного никогда не бывало.
– Но разве он может на этом основания поручиться, что завтра, или сию же минуту не повторится такая же волна? Что вы вообще думаете об этом, сэр?.. Не было ли это явление следствием землетрясения.
– По всей вероятности. Вероятно вся сила подземного толчка сосредоточилась в каком-нибудь одном пункте на две моря, легко-подвижная была была подброшена к верху и затем обрушилась на берег. Мы можем сказать лишь одно, что отделались счастливо, ибо если бы в такое колебание пришла твердая земля на берегу острова, то наш легонький дом был бы разрушен до основания.
Антон вздыхал: – Все это ужасно! – твердил он.
– Да, нет ничего хуже, мой милый. Но теперь надо немного заснуть, а там уж увидим, что предпринять. При дневном свете все вещи представляются далеко не в таком мрачном виде, как ночью.
Все молчали. Общее уныние было так велико, что никому и говорить не хотелось; поэтому в ту ночь напуганные люди почти и не спали, но лежали на своих постелях, стараясь восстановить хоть до некоторой степени утраченное равновесие души.
На утро все вышли по обыкновению на работу, но при этом кругом были расставлены часовые. По общему решению следовало не показывать никаких признаков страха или недоверия, но тем не менее были приняты все меры предосторожности, ничего не было упущено из вида, чтобы предупредить угрожающую опасность.
Теперь из лесу доносился свежий ветер, река журчала с прежней силой и в воздухе устанавливалась приятная теплота. Мало-помалу страх наших друзей начинал рассееваться.
Антон высвободил кур из полуразрушенной клетки, дал им корму и прибрал обломки, наваленные в курятнике. Один из лучших петухов лежал на земле с оторванной головой, масса цыплят и яиц была перебита, много кур раздавлено.
Бедные, пленные куры… Антон готов был плакать. На свободе они спаслись бы.
Высвободив нескольких голубей, уцелевших в своей тюрьме, Антон перешел к свиньям. Кровь!.. Мясничество!.. Актону именно сегодня была тяжела роль сельского хозяина.
Убитых животных бросили в яму и забросали землей, опустошенный огород оставили пока в покое… кто знает, что будет завтра?.. Подобные минуты неуверенности в будущем, тоскливого ожидания, бывают ужасно тяжелы. они парализуют всю душевную деятельность, а где её нет, там жизнь становится мученьем.
Когда дом был прибран, белые осмотрели крышу, задали корма своему скоту и снова молча сели в кружок. Они не решались прикоснуться к своей фисгармонии. – Этим можно вызвать гнев туземцев, – заметил Фитцгеральд.
– Где это пропадает Туила? – спросил кто-то из матросов. – Скоро уж ночь на дворе.
– Он, вероятно, появится к нам не раньше, как стемнеет.
– Уж не убили ли его эти бешеные язычники.
– Еще жертва! Это было бы ужасно!
Мульграв думал об умершем мальчике и грустно качал головой. Скоро ли пройдет это тяжелое время испытаний?
– Завтра посолим мясо обеих свиней, – сказал Антон. – Тогда, считая еще и прочие наши запасы, у нас хватит припасов почти на шесть месяцев. А до тех пор многое должно решиться.
– То есть, ты думаешь, что до тех пор за нами придет военное судно?
Антон пожал плечами, но не ответил ни слова.
Когда наступила ночь, послышался условленный сигнал Туилы и его тотчас же впустили.
– Ну! – обратился к нему лейтенант. – Как обстоять дела? За весь день мы не видели ни одного из твоих земляков.
Туила озабоченно кивнул головой. – Жен и детей отослали как можно дальше в лес. Они, кажется, хотят построить свои хижины в более безопасном месте.
– Это умно. А мужчины?
– Одни из них остались при женщинах.
Фитцгеральд все время всматривался в лицо дикаря. – Туила, спросил он, – ты что-то от нас скрываешь. Говори все, что знаешь… что случилось?
Туземец глубоко вздохнул. Видимо, он – с трудом мог говорить. – Случилось нечто очень скверное, – произнес он наконец. – Нечто ужасное. О, я бы хотел умереть, умереть… пока это не случилось…
Он судорожно всхлипнул и воскликнул затем: – Они уехали отсюда на лодках… шесть человек… и я знаю, куда они направились. Они поехали к врагам на тот остров, к тем, кто уже так часто нападал на нас. Их король, Ша-Ран, теперь будет выбран также и у нас… я это знаю. Они повезли ему плащ из перьев, и вернутся сюда с ним и с его воинами.
Фитцгеральд испугался. – Сюда? – повторил он. – Чтобы напасть на нас.
– Да! Да!.. Ах, если бы жив был Ту-Opa! Он был мудр, он был очень мудр, он бы у вас научился, как строить дома, собирать съестные припасы, он возвысил бы свои народ над всеми другими племенами.
Продолжительная пауза последовала за этим взрывом негодования. Во всяком случае это была неприятная, очень неприятная весть. Предстояла борьба, может быть со всеми ужасами осады, и как раз теперь, когда освобождение, быть может, уже так близко.
– Туила, – спросил Аскот, – ваши соседи разве очень злы?
– О, ужасно злы, ужасно. Они не носят никакого платья и не терпят, чтобы чья-нибудь ладья причаливала к их берегу. Ша-Ран старик с страшными глазами… он даже убил своего отца и свою мать, когда они стали ему в тягость!
– Боже, какой ужас!
Туила делал усилия, чтобы овладеть собой. – Если вы будете уезжать отсюда, – спросил он неожиданно, – возьмете ли меня с собой, чужеземцы? Под властью Ша-Рана я жить не могу.
Лейтенант старался утешить его. – Если по милости Божией за нами явится сюда судно, то мы не будем вправе располагать местами на его палубе, – объяснил он дикарю, – но по нашей просьбе капитан, конечно, поможет тебе, особенно в виду того, что ты оказал нам столько дружеских услуг… Но, подумай, Туила, ведь среди белых тебе придется работать, согласишься ли ты на это?
Дикарь только головой кивнул. – Я уже теперь не так глуп, как был прежде! – ответил он.
Наши друзья знали это и теперь особенно сожалели о преждевременной смерти Ту-Оры, который, очевидно, был единомышленником Туилы. Оба эти человека, соединившись вместе, могли бы бы избавить свои народ от многих лет рабства и невежества.
Но теперь, конечно, нужно было посвятить все свое внимание злобе дня. Лейтенант Фитцгеральд расспросил Туилу, в каком виде следует ожидать нападения соседей-островитян, в виде ли обыкновенной открытой атаки или же они имеют обыкновение подкрадываться незаметно.
Туила покачал головой. – Они сперва исполнят свою воинскую пляску. Будут кричать и трубить в раковины, бить в большой барабан.
Белые переглянулись. – Ну в таком случае это пол-горя.
– Сколько приблизительно воинов можно ожидать с соседнего острова? – спросил лейтенант. – И как скоро они могут прибыть?
– О… дней через десять. Ша-Ран повелевает пятью тысячами храбрых воинов.
Английский офицер вздохнул. Какая кровавая бойня может произойти здесь! Ведь, каждый выстрел из пушки будет укладывать целые ряды голых дикарей.
– Посмотрим, что придется предпринять, – сказал вполголоса унтер-офицер. – Во всяком случае хорошо бы запастись провиантом и водой. Затем нужно приготовить боевые припасы для ружей и пушек.
– Да. Следует также сделать запас свежих фруктов, яиц и корня ти. Теперь нечего и думать о возобновлении огорода.
– Да! это было бы совершенно лишнее. Как знать, где мы будем через несколько месяцев. Вероятно, дикари попытаются поджечь нашу крышу.
– Ну, это не опасно, ибо она покрыта известкой, а деревья на корню не так-то легко загорятся.
– Дай-то Бог, – вздохнул Антон.
Ночной совет был кончен и с следующего же дня началось снабжение дома провиантом. Корова, понятное дело, давно уже перестала давать молоко, но до сей поры ей была дарована жизнь, так как в мясе не было нужды, теперь же она была заколота вместе с её порядочно уже выросшим теленком и таким образом все бочки для солонины были наполнены. Наносили в дом значительные запасы топлива, в песок зарыли тысячи яиц и корней; во все время этих работ, производившихся с лихорадочной поспешностью, четверо часовых день и ночь караулили колонию. Пока было светло, один часовой сидел на вышке на верхушке дерева, и каждый из этого маленького гарнизона не раз втайне представлял себе, какая это была бы радость, если бы вдруг матрос на вышке возвестил о прибытия английского военного судна. Но напрасно было посматривать вверх на вышку, никакого сигнала с неё не было, и вахтенный только уныло качал головой на вопросы, не видать ли паруса.
Так прошло десять дней и на душе у белых становилось все тяжелее. Во всяком случае ясно было, что мирной жизни среди островитян, какой бы оборот ни приняли события, больше не бывать.
В ночь на одиннадцатый день один из матросов, стоявших на часах, заметил, что в кустах ползком пробирается мальчик туземец. Увидав белого, мальчик приложил палец к губам, и пополз к нему еще быстрее. Англичанин немедленно подал условный знак обитателям дома.
Дверь отворилась и на пороге показался лейтенант Фитцгеральд, ожидавший увидать перед собой знакомое лицо Туилы, а вместо того, встретивший двенадцатилетнего мальчугана. Тот без малейшего страха вошел в дом. – Здравствуй, чужеземец! – бойко произнес он, – меня прислал к тебе Туила.
– Иди же, посиди с нами, ласково приглашал его офицер.
– Нет, нет, белый человек, у меня нет времени на это, могут заметить мое отсутствие. Туила под караулом.
– Почему? – с удивлением спросил лейтенант.
– Чтобы он не мог предупредить вас. Но они глупцы, и это им не поможет. Сын Ту-Оры разрушит их планы.
– Не ты ли сын славного Ту-Оры?
– Да, я! – с гордостью ответил мальчик.
– И ты прислан предупредить нас, что враги высадились?
– Да. Там, далеко отсюда, они причалили свои военные ладьи, все с большими парусами… Страшный Ша-Ран тоже с ними.
– A много ли там воинов?
– Туила насчитал шестьдесят лодок, а в каждой сидит по десяти воинов.
Фитцгерадьд с трудом подавил восклицание ужаса. – Как Богу будет угодно! – подумал он. – Мы не хотим этого и только крайность заставит нас принять на себя тяжелую ответственность за кровопролитие. Полагаю, что этого достаточно, чтобы успокоить совесть каждого из нас. – И он прибавил вслух: – Подожди, мальчик, я подарю тебе что-нибудь.
Но мальчик покачал головой: – Сын Ту-Оры не нуждается ни в какой награде за то, что он оказал услугу друзьям своего отца, – сказал он с гордостью. – Ему будет нелегко незаметным пробраться назад в свою деревню и тем больше чести ему!
И с этими словами мальчуган горделиво кивнул головой белым и скрылся в кустах. Тем временем все англичане собрались в дверях дома и слышали весь разговор. Итак враги прибыли! Печальная весть!
– Наполнены ли бочки водой? – шепнул лейтенант.
– Да, все три сэр!
– Хорошо. Переносите же из хлева всех кур и яйца сюда. Придется запереть не только двери, но и окна.
Распоряжение это было выполнено в несколько минут, затем на двери и окнах укрепили заранее приготовленные для этого щиты из досок. Для свободного движения воздуха в стенах заранее было пробуравлено везде кругом множество небольших отверстий.
– Теперь, милости просим пожаловать! – сказал лейтенант.
В эту ночь никто не сомкнул глаз. Все прислушивались к малейшему шороху, вглядывались в ночную темноту, но ничего подозрительного не было ни слышно, ни видно, пока после бесконечно тянувшейся ночи первые лучи солнца не проникли сквозь зеленую листву и не осветили ужасное зрелище. Перед обоими длинными фасадами дома белых, передним и задним, стояли густые толпы диких…
Белые стояли на готове…
Вдруг страшный боевой клич, пронзительный и завывающий, как вой стаи волков, потряс воздух… Загремели барабаны, загудели рога из раковин и забряцали острые копья. Адский гвалт ясно показывал враждебное настроение дикарей, которые дали волю своим худшим страстям.
– Один выстрел из пушки освободил бы нас от доброй четверти этих полоумных ревунов, – сказал, покачав головой, лейтенант, – но…
– Подождите стрелять, сэр! Ведь эти люди, словно малые дети: они не имеют понятия о действиях огнестрельного оружия.
– Нет, нет, я и не намерен стрелять. Всего лучше было бы, если бы эти непрошеные гости убрались во свояси, прежде чем мы будем вынуждены нанести им вред.
– Ну, это несбыточная надежда! их король желает овладеть этим островом. Туила так сказал.
– Вот начинается их пляска! – воскликнул Аскот.
– А вот и его величество, Ша-Ран I. Господи, вот образина!
Все смеялись, хотя у каждого мороз подирал по коже. Впереди рядов диких воинов появилась фигура, которая могла бы наполнить ужасом самое храброе сердце. Это был старик, футов шести ростом, с совершенно седыми волосами и седой же длинной бородой, заплетенной в косы, которые он постоянно брал в рот и покусывал. На всем теле его не было ни малейшего лоскута, который можно было бы назвать одеждой; в руках у него было длинное копье, усаженное зубами акулы, да вокруг поясницы была обмотана веревка, на которой висела его тяжелая боевая палица.
Седые волосы развевались длинными всклокоченными космами, все лицо и шея были вымазаны углем до черна, черты лица выражали дикий свирепый нрав. В таком виде и представился белым Ша-Ран, будущий владетельный князь острова, на который их забросила судьба.
Если Ка-Мега, прекрасный, несчастный король, исполнял воинскую пляску с дикой грацией, то его преемник прыгал в роде взбесившегося слона, так что земля стонала под его ногами. Он угрожал дому своим копьем, потрясая им в воздухе, ревел и выл без умолку, как разъяренный зверь.
Сзади него остальные воины исполняли свои дикий, вызывающий танец, и тоже самое происходило и по другую сторону дома. Воздух дрожал от их топота и оглушительного крика.
По команде лейтенанта четверо матросов подошли к орудиям. – Надо быть на готове, – сказал он с стесненным сердцем. – Возможно, что дикари попытаются пробить стены.
– Чем? – спросил Аскот.
Фитцгеральд указал на ряды воинов. – Некоторые уже не пляшут, – заметил он. – Они набирают большие камни.
– И вышибут ими двери.
Жест, который при этом сделал молодой офицер, ясно показывал твердую решимость. – Этого нельзя допустить! – сказал он энергичным тоном.
– И я того же мнения, – заметил Мульграв. – Как только будет пущен первый камень, эти негодяи должны тотчас же получить возмездие!
Теперь военный танец был уже кончен и град стрел осыпал стены дома, не причиняя никому ни малейшего вреда. Кое-где немного отвалилась штукатурка, кое-где отскочили рейки…
Дикари замялись. Ведь через их жалкия, полуоткрытые хижины, стрелы пролетали совершенно свободно, а тут оказалось столь неожиданное препятствие. Что это значит?
Они посовещались между собой, под звуки непрерывного воя их повелителя. Результаты этого совещания не замедлили обнаружиться… дикари подбирали камни и началась форменная бомбардировка ими дома.
Первый же камень с такой силой ударил в дверь, что вышиб из неё доску. Торжествующий крик вырвался у дикарей при этой удаче, и за первым камнем, был пущен второй, еще более тяжелый, Наши друзья спокойно наблюдали за всем происходившим; Тонкая дверь из капитанской каюты, разумеется, могла оказать лишь ничтожное сопротивление, но за ней находилось заграждение из древесных стволов и камни с громом сыпалась на него не причиняя ему особенного вреда. Зеленая кора на дереве размочалилась, но самое дерево отлично выдерживало канонаду.
– Может быть дело еще обойдется без кровопролития! – сказал с облегченным сердцем лейтенант.
Мульграв покачал головой. – Не думаю, сор! Эти люди не уйдут, не получив от нас доброй памятки. Смотрите, колонна приближается!
– Как малые дети, они играют с огнем.
– Да, да, но эти дети слишком опасны! Попадись мы им в руки, ни один из нас не остался бы в живых. Всех нас принесут в жертву их богам.
– Ну, пусть-ка доберутся до нас! Когда они убедятся, что наша дверь устоит от всех их нападении, то…
– Мармадюк! – крикнул Аскот. – Мармадюк! Связь между заграждением и притолокой двери расшатывается!
Офицер в испуге бросился к этому месту. Действительно, самый щит из свежих, упругих стволов успешно выдерживал канонаду каменьями, но притолока оказалась далеко не такой прочной, гвозди на половину вышли из дерева и щит грозил неминуемым падением.
Нападающие между тем напирали все энергичнее. Голые фигуры их, большею частью среднего роста, с курчавыми волосами, размалеванные разными красками, подбегали к самым стенам дома и с небольшего расстояния швыряли в дверь тяжелые камни, тотчас же поспешно отбегая к главным массам осаждающих.
Наконец, с треском рухнула дверь и с нею щит… вход был открыт.
Дьявольский крик торжества приветствовал эту победу. Дикари запрыгали, как полоумные, корчили страшные гримасы и кривлялись на разные лады. Затем был набран новый запас камней и новая штурмующая колонна образовалась перед домом.
– Сэр! сэр! Ради Бога прикажите стрелять! – кричал унтер-офицер. – Минута настала!
В кустах показалась стройная фигура мальчика, которого присылал Туила в прошлую ночь в качестве вестника несчастья. Сын Ту-Оры постучал в окно и когда Фитцгеральд подошел к нему, то маленький дикарь шепнул: – Надо стрелять, чужеземец… стреляй, стреляй! Туила велел сказать тебе, чтобы ты стрелял. Иначе Ша-Ран всех вас принесет в жертву богам.
Смелый мальчик едва успел скрыться, как новый град камней ураганом ворвался в открытую дверь и матросы ответили на него с своей стороны бешенным криком. – Сэр! – крикнул один из них, особенно недовольный ходом обороны, – сэр, неужели английские солдаты должны погибать из-за того, что вы боитесь застрелить горсть этих негодяев?
Лейтенант, бледный как смерть, только взглянул на него. – Ты, кажется, хочешь, чтоб я предал тебя военному суду?
– Сэр, сэр! – воскликнул умоляющим голосом унтер-офицер. – Ради Бога, время не ждет!
Фитцгеральд отвернулся. – В таком случае… пли! – скомандовал он полузадавленным голосом.
Мульграв все время находившийся при орудии, которое было наведено на самую густую толпу дикарей, только этого и ждал… выстрел грохнул… и его опустошительное действие среди туземцев, не имевших понятия об огне белых, не замедлило обнаружиться. Несчастные как раз бежали в этот момент прямо против дула наведенной на них пушки, не стараясь пользоваться никаким прикрытием, не считая этого даже нужным и потому они налетели на страшный выстрел, даже не заметив, что им предстоит встретится с отпором.
Зрелище было ужасное. По крайней мере двадцать человек повалилось замертво, или убитых на повал, изувеченными и обезображенными. У одного оторвало руку, у другого ногу, были также трупы с оторванными головами и разорванным животом…
Уцелевшие дикари стали как вкопанные, каждый в том положении, в каком его застигла катастрофа. Они не понимали, что такое случилось, но ужасное, захватывающее зрелище на минуту сковало их члены параличем, они ничего подобного не ожидали и тщетно старались объяснить себе случившееся.
– Бог белых людей! – наконец, пронеслось шепотом из уст в уста. – Бог белых! Он бьется на их стороне!
– Бежим, иначе все мы погибли!
– Да, да!.. бежим!
Ша-Ран испустил дикий рев. – Наши боги сильнее! – воскликнул он. – Их много против одного. Мы должны одолеть их!
– Дверь дома по-прежнему открыта… войдем и перебьем чужеземцев!
– Не ходите! Не делайте этого! Иначе мы все погибли!
– За мной! – кричал Ша-Ран. – За мной!
Он потрясал своим длинным копьем и с дикой яростью бросился вперед, в сопровождении многих из своих приближенных, между тем как остальные инстинктивно пытались спрятаться за деревьями избежать неприятельского огня. Когда передние ряды колонны дикарей снова подошли поближе, Мульграв дал второй выстрел, и снова ядро проложило широкую брешь в толпе осаждающих. Высоко кверху брызнула кровь, воздух огласился криками и стонами умирающих и раненых.
Ша-Ран и теперь остался цел и невредим, и еще. неистовее потрясал своим копьем. – Вперед, вперед! Не подавайтесь! – кричал он.
Но на этот раз никто уже его не слушал. Островитяне разбежались во все стороны, ничто не могло бы их остановить, никакие угрозы на них не действовали… и в несколько секунд кругом не осталось ни души.
Ша-Ран стиснул кулаки, заревел от злобы, начал изрыгать проклятия на белых, но все было напрасно, он должен был отступить.
– Наши друзья переглянулись. – Неужели мы одержали окончательную победу?
– Ну, сегодня, по крайней мере, эти негодяи не вернутся! – сказал Антон.
Лейтенант содрогнулся. – А все эти раненые? Эти трупы! Неужели мы не окажем помощи хотя бы тем, которые еще дышат?
– Может быть они сами подберут их, сэр?
Фитцгеральд покачал головой. – Ну, значит, ты совсем не знаешь этих язычников, мой милый. Раз дело коснется их шкуры, они даже самых близких людей готовы бросить на произвол судьбы.
– Это будет ужаснейшее из всех бед, – заметил Аскот. – Куда не взглянешь – лежит убитый… каждый звук, который до нас долетает – это стон раненого или умирающего.
– А тут еще такая жара! – напомнил Антон. – Страшная вещь!
Мульграв посмотрел на него и лицо его затуманилось. – Дай Бог, чтобы эта мысль не пришла в голову дикарям! – сказал он. – Если трупы останутся без погребения хотя бы два дня… то мы будем вынуждены бежать отсюда без оглядки.
– И вы думаете, что на это и будет рассчитывать Ша-Ран?
– Очень возможно.
– Смотрите, – шепнул Аекот, – раненые пытаются уползти.
Зрелище было ужасное. Люди об одной руке, с простреленным телом, обливаясь кровью тащились в кусты, чтобы укрыться от палящих лучей солнца, или же из опасения пушечных ядер белых людей. Они помогали один другому, падали и снова поднимались; другие, будучи не в силах подняться, ползли.
Один туземец был ранен в живот и при каждом его движении кровь начинала бить из раны и окрашивала кругом него мох в темно-пурпурный цвет. Несчастный делал попытки присесть, но каждый раз, обессилев, падал навзничь, глаза его закрывались, руки судорожно хватались за траву, грудь страшно хрипела. Как долго будет продолжаться эта мука, пока не придет смерть-избавительница?
У другого несчастливца весь лоб был в крови, левая рука, страшно раздробленная, беспомощно висела… он остановился перед раненым в живот и молча смотрел на него. Был ли это брат, или сын?
Потом он нагнулся и осмотрел рану, затем выпрямился и бросил взгляд на поле битвы. Немного поодаль лежала боевая палица.
Он направился к ней неверными шагами, поднял ее и возвратился к умирающему.
Аскот вскрикнул. – Боже мой! неужели он добьет несчастного?
Мульграв провел рукой по лбу. – У дикарей свои законы!
Туземец приложил руку к сердцу раненого, лежавшего теперь без сознания. Да, он еще жив, еще терпит несказанные мучения.
Тогда дикарь взмахнул дубиной и нанес умиравшему такой удар по голове, что кровь и мозг брызнули далеко во все стороны, и череп обратился в бесформенную, окровавленную массу. Он бросил дубину и, шатаясь, скрылся в кустарнике.
– Ужасно! – шептал Фитцгеральд.
– Я насчитал всего двадцать девять убитых, Мармадюк! Невозможно, чтобы они так и лежали у нас под окнами.
– Не думаешь ли ты, что мы могли бы их похоронить, Аскот?
– По крайней мере, бросать в море, Мармадюв! Да и река могла бы унести с собой тела….
Фитцгеральд пожал плечами. – Подумай, как далеко до воды! Прежде чем мы пройдем полдороги, дикари засыпят нас копьями и стрелами.
– Отчего все же не попробовать? – воскликнул Аскот. – Пусти меня вперед.
Лейтенант удержал его. – Ни в каком случае, Аскот. Пока еще это преждевременно, а рано или поздно Туила пришлет нам весточку, которая, быть может, и укажет нам, что делать. – Он взял подзорную трубу и, посмотрев во все стороны, прибавил: – Нигде ни одного дикаря. Наверно, они держат совет.
– Вероятно, в таком случае, наши проводники дадут им теперь подробное описание нашего огнестрельного оружия, его силы и действия, и это побудит их как можно скорее убраться во свояси.
Унтер-офицер покачал головой. – Дикари храбры и лукавы. Я боюсь…
– Чего, сэр?
– Что они оставят, здесь эти трупы, чтобы этим принудить нас сдаться.
Матросы переглянулись. – Кто бы мог предвидеть такой оборот, – вздохнул Антон. – Я так уверен был в победе.
– А я – нет, – энергично вмешался лейтенант. – Во всякой борьбе с дикарями могут встретиться положения, которых нельзя предусмотреть, поэтому я и колебался до последней минуты, как вы видели…
Наступила пауза, после которой Антон сказал вполголоса. – Сэр, не забаррикадировать ли нам снова нашу дверь?
– Разумеется. Надо, чтобы поочередно все выспались, надо приготовит обед. Ах, на сердце у меня так тяжко!..
Все чувствовали то же самое. Все взгляды то и дело невольно устремлялись на неподвижные трупы возле дома и нельзя было не заметить страшную перемену, которая в них происходила у всех на. глазах с необычайной; быстротой. За несколько часов лица стали серо-пепельными, ввалились, носы заострились, глаза глубоко запали в свои орбиты. Крысы и насекомые, которых никто не тревожил, уже деятельно хлопотали над своей добычей.
Подан был сытный обед, но никто почти не прикоснулся к нему. В закупоренном кругом доме было жарко и атмосфера становилась невыносимо тяжелой.
Все молчали, никто не работал, страшная перспектива пугала каждого. Одному Богу известно, чем это все может кончиться.
В доме и снаружи его у самой двери лежали громадные камни, которыми дверь была выбита. Англичане подобрали их, и ими же подкрепили свое заграждение входа. Сзади их деревянного щита выросла таким образом широкая стенка из камней, тяжелых обрубков дерева и мешков с песком, так что теперь дверь безусловно выдержала бы новую атаку.
Окончив эту работу, Аскот заиграл хорал, но его товарищи лишь мысленно повторяли за ним слова гимна, на губах у них замирал каждый звук.
Так прошел весь день. Иногда кто-нибудь бросал камнем в крыс, осаждавших не прибранные трупы туземцев, они разбегались, но уже в следующий момент возвращались обратно и с прежней алчностью принимались за свое пиршество.
Туземцы скрылись бесследно, все кругом, казалось, успокоилось и заснуло, и если бы не страшная картина, которую представляло собой поле сражения, то можно бы подумать, что это самый мирный, благодатный уголок на свете. Тихо шелестил листьями ночной ветерок, тихо журчала река… ничто не нарушало тишины тропической ночи.
А от Туилы все не было ни слуху, ни духу… Он, положим, под арестом, но сын Ту-Оры, наверно, охотно исполнил бы всякое его поручение, касающееся белых.
– Мальчик хитер и дерзок! – заметил Аскот.
– Если в эту ночь он не явится, то из этого можно будет заключить, что наш дом со всех сторон окружен цепью островитян. Он просто не в силах пробраться через нее.
– Уж не думает ли Ша-Ран взять нас голодом?
– Ну, в этом-то он ошибется. Но трупы… трупы, которыми мы окружены – вот где наша погибель.
– Вы думаете, что они до такой степени испортят воздух?..
– Да, и этого мы не вынесем! Будь у наших дверей один труп – с этим еще можно было бы мириться… но двадцать девять! Этого никто не выдержит, поверьте мне!
