Софи Вёрисгофер
Из Лондона в Австралию
Глава XIII
Посланные отшельника. – Борьба с «ночными духами». – Ловля теленка и матки. – Давно неизведанная пища. – Под гостеприимным кровом отшельника. – В долину! – На палубе «Короля Эдуарда».
Все оживились и вскочили, как от электрической искры, растолкали заснувших товарищей и приложив руки ко рту принялись кричать изо всех сил. Выстрела нельзя было дать, так как весь порох отсырел, но зато люди, не переставая, кричали и свистали, и им усердно отвечали издалека туземные трубы из раковин. Туземцы, очевидно, уже знали местонахождение белых людей, ибо звуки их раковин заметно приближались и, наконец, показались высокие прически дикарей, украшенные перьями и раковинами, и толпа туземцев выбежала на площадку, где белые были так близко от неминуемой смерти.
– Добро пожаловать! – кричал им Аскот на их языке.
Они отвечали тем же; все дрожали от холода и тайного страха, словно стадо овец в бурю.
– Пеле! – кричали они, указывая на лаву, – Пеле!
– Да, Бог попустил и ваша Пеле порядочно здесь похозяйничала, детки! – ответил им Мульграв. – Не забудем мы никогда ночки, проведенной в её владениях!.. Вы, кажется, притащили циновок и жердей, ребята? – продолжал он, вглядываясь в ношу дикарей. – Но разве можно вбить, эти жерди в окаменевшую лаву? Это немыслимо.
Дикари, казалось, понимали каждый из жестов, которыми он сопровождал свои слова; они указали на долину, в том направлении, откуда появились. «Там, пониже!» выражали их слова и движения.
Аскот между тем узнал от, туземцев, что они шли на богомолье к страшной богине Пеле и остановились на ночлег у отшельника, от которого узнали о том, что белые ушли на гору. Он то и снабдил их съестными припасами, теплыми вещами и трубой из раковины, приказав розыскать белых, очевидно, заблудившихся в страшной пустыне. Добродушные островитяне с готовностью взялись за это дело.
Таким образом они и явились сюда и достигли намеченной цели. Пеле сама загородила им путь к огненному озеру, в котором она живет, теперь нет возможности принести ей установленные жертвы и оставалось только как можно скорее вернуться в хижину пустынника.
Совсем было упавшие духом, матросы окончательно ободрились. Теперь им было стыдно глядеть на лейтенанта и старого Мульграва, и они наперерыв хлопотали, чтобы как можно скорее двинуться в путь. Резкий ветер почти совершенно высушил одеяла, поэтому ноша их была уже не так тяжела, и хотя все устали до смерти, но теперь уже были в состоянии карабкаться по камням, несмотря на израненные до крови ноги. Все шли вслед за туземцами, полные надежды, что с каждым шагом приближаются к окончательному избавлению от всех напастей.
Уже по прошествии часа ходьбы оказалось возможным разбить палатки из циновок. Каменистая почва была еще и здесь очень твердой, но при помощи ножей и отточенных раковин ее уже можно было копать. Местами здесь уже показывались деревья и кустарник, пролетали большие птицы, и ветер свистал здесь уже не с такой силой.
Туземцы сложили свою ношу на землю, быстро набрали дров и камней, высекли огни и все вскрикнули от радости. Костер!.. Греться!.. Белые радостно протягивали окоченевшие руки к огню и в этом от них не отставали и туземцы. Все окончательно ожили и воспрянули духом. Тут же появился исполинский кусок свинины, совсем зажаренный, ароматный, вкусный… а за ним: овощи, коренья ти, большая бамбуковая фляга с кавой, водка из плодов перечного дерева. Отшельник, оказывается, обо всем подумал. Изголодавшиеся люди в волю наелись и напились, согрелись и теперь могли заснуть.
Палатки из циновок стояли вплоть возле костра, ток теплого гретого воздуха постоянно проходил через них и после всех мучений, пережитых белыми за эти сутки, глаза их сами смыкались. Все быстро заснули, не исключая обоих юношей и Фитцгеральда, у которого теперь с души спало тяжелое бремя.
Так проходили часы, наступил вечер, прошла половина ночи, а природа все еще брала свое, когда вдруг послышался топот множества лап, лай и визг, и всюду во мраке засверкали быстрые глазки, забегали проворные тени и целые стаи каких-то животных жадно набросились на остатки жареной свинины.
Первый проснулся Антон. – «Собаки!» – воскликнул он с изумлением.
Проснулись и все остальные товарищи, все с ощущением, что силы их совершенно восстановились; они выскочили из палаток и увидали бесчисленные полчища бурых собак, напоминавших наших волков и хищно скаливших зубы на людей.
Антон, выдернув первую попавшуюся жердь из палатки, бросился с ней на животных, думая разогнать их, как обыкновенных собак, помощью нескольких увесистых ударов, но необдуманность такого намерения тотчас же сказалась. Дикия собаки окружили его со всех сторон, рвали его за платье, за руки, за ноги и не замедлили бы разорвать его на части, если бы остальные товарищи не выручили его.
С появлением их, истинная натура хищников тотчас же обнаружилась, они с воем стали разбегаться, хватая при этом что попало из съестных припасов, не брезгая ни мясом, ни плодами хлебного дерева, ни печеным таро.
Вслед им наши друзья пустили целый град камней и хищная компания исчезла так же быстро, как и появилась, словно провалилась в землю.
– Гора, в которой они живут, – объяснили туземцы, находится немного подальше. Там они постоянно имеют дело с ночными духами.
– Откуда вы это знаете? – спросил их серьезно Аскот.
– Мы слышим их возню. Все ночные духи блуждают по владениям богини Пеле, а она и высылает своих младших богов и вассалов разгонять эти чуждые ей создания. Тут есть «Камогё», бог паров, потом «Тераги таматема», бог искр и огня и «Танхатири», бог грома; они разъезжают все вместе на облаках, и благодаря постоянным войнам, которые они ведут, они совершенно изуродованы.
– Бедняги! – пожалел Аскот. – Какова же их наружность?
– Немногим жрецам удавалось прежде их видеть, но из них теперь никого не осталось в живых. Известно только, что у них по сту глаз, так что они сразу могут видеть все кругом… затем у них страшная сила в когтях, так что они швыряют целыми горами, как обыкновенными камешками.
– Чего не скажете! И эти божества вступают в драку с дикими собаками в их пещерах?
– Да. У них есть еще сестра «Макоре Махахи», сокрушительница лодок, с огненными глазами… Она живет в береговых утесах и если ей не хватает жертвоприношений, то она разбивает наши лодки в дребезги.
– Экая ведьма!.. Я живо представляю себе всю эту семейку и не прочь бы ее повидать.
– О, не говори таких вещей, чужеземец! – испугались туземцы. – Если нам суждено такое несчастье, то мы еще, может быть, и встретим ниже, на поросших травой откосах оврагов, эти страшные существа, служителей Пеле, высылаемых богиней, чтобы убивать всех живых людей, которые им попадутся навстречу. Они имеют звериный образ, с тупыми мордами и кривыми рогами, и с ужасно, злыми глазами.
– Быки! – воскликнул Аскот со смехом. – Те самые быки из старой Англии, которых несколько лет назад высадил здесь капитан Ванкувер. О бедная Пеле, какой же у неё неуклюжий придворный штат!
– Полно, Аскот, ты обижаешь этих темных людей.
– Не мешайте мне, Мармадюк! Пойдемте лучше немножко потревожить этих собак в их пещерах.
Антон и многие другие пошли по ущелью и вскоре приблизились к совершенно конической горе, внутри которой слышалась дикая возня, лай, рев, рычанье, скрежет зубов, прерывавшиеся от времени до времени воем побежденного, вероятно, получавшего порядочную таску, так как он заливался душу раздирающим воплем.
– Это они дерутся из-за мяса, похищенного у нас! – заметил Антон, – жаль, что нельзя пустить заряд в их пещеру.
– Слышишь, чужеземец? – шептали туземцы. – Слышишь? Это вассалы Пеле дерутся с собаками. И так бывает каждую ночь.
– Могу себе представить!.. Это, конечно, повторяется по поводу всякой добычи. Но желал бы я знать, чем вообще они питаются. Нет ли здесь каких-нибудь остатков, по которым бы можно судить об их пище?
Они с любопытством обошли кругом горы и вскоре наткнулись на складочное место пищи собак. Подобно Рейнеке лису, они складывали останки своих жертв при входе в свои норы; тут были головы змей, остовы крыс, окровавленные перья. Очевидно, эти собаки вели тот же образ жизни, как их родственники, волки, хотя и не брезгали также и растительной пищей, а в качестве домашних прирученных животных в селениях туземцев питались исключительно одним таро. В добычу им попадали мелкие птицы, мыши, ящерицы и больше всего крысы, которых было здесь всюду бесчисленное множество. Серые шубки их мелькали всюду, куда ни взгляни, совершенно так же, как и в туземных деревнях.
– Отвратительные создания! – воскликнул Аскот. – Они не брезгают даже и мясом собственной своей породы.
Он поднял камень и швырнул его изо всей силы в одну из бесчисленных нор.
Моментально все стихло внутри.
Туземцы от страха чуть не попадали на колени: – «Младшие духи! – завопили они в ужасе, – младшие духи! теперь они задушат всех нас».
Они подхватили белых под руки и не взирая на их сопротивление потащили их из ущелья по направлению к лагерю, в то время, как в пещерах горы собаки были, вероятно, перепуганы не менее того, и притаились как мыши в своих норах.
Между тем стало рассветать, циновки и жерди от палаток были увязаны, огонь затушен и все весело двинулись в путь, чтобы скорее добратьея до зеленых долин. Теперь дело шло гораздо быстрее, так как туземцы знали много узких проходов среди скал, благодаря которым можно было значительно сокращать дорогу. Не раз приходилось делать головоломные скачки, или проходить по узкой тропинке над пропастью, но вершины деревьев с каждым шагом становились все ближе и виднее, а в воздухе заметно делалось теплее.
Начали попадаться группы акаций, певчия птицы, цветы… горные вершины, среди которых сверкало и бушевало огненное озеро, все дальше уходили в голубую даль.
– Прощайте навек! – говорили им мысленно все путники.
Они едва не погибли там, сперва от стужи, потом от огня. Но теперь грудь вольно дышала и тем вольнее, чем дальше сзади оставалась дикая местность.
– Еще час ходьбы, – заметил Мульграв, – и будем у отшельника.
Густая мягкая трава покрывала луговину, расстилавшуюся у их ног, и по ней без особых усилий можно было спуститься в долину.
– Споем что-нибудь! – предложил Аскот.
– Что же будем петь?
Но глухой гул не дал путникам запеть. Протяжными раскатами он огласил воздух и туземцы окаменели от страха.
– Ночные духи! Ночные духи!
Они начали срывать с деревьев цветы и бросали их на ближайшие камни с криком: «Пеле!.. Пеле!» Они были вне себя от ужаса, дрожали всеми членами, губы шептали молитвы. Жаль было смотреть на детский страх этих сильных людей.
– А ведь это был рев быков! – воскликнул Антон. – Не желал бы я, чтобы он, повторился еще разок.
– Почему? – спросил его Аскот.
– Потому, что встреча с нами ничего приятного не представляет. Лучше избегнуть их.
– Напротив, может быть нам удалось бы овладеть парой другой телят и таким образом на долго запастись мясом.
– Вот!.. Они опять ревут!..
– Пеле!.. Пеле!..
Островитяне бросились ниц на траву, не помышляя даже о самозащите. Очевидно, пряча лицо в траву, каждый ожидал, что чудовище вот-вот проглотит его.
Унтер-офицер пощупал порох и он оказался совершенно сухим. Тогда он поспешно зарядил свое ружье и занял такое место, чтобы бык не мог подойти к нему неожиданно, незамеченным.
Все остальные приготовили свои ножи, нарезали веток и тщательно прикрыли ими то место, где беспомощно растянулись островитяне, и стали прислушиваться.
Земля тряслась от топота быков; по всему можно было заключить, что их было большое стадо.
– Бык! – шепнул Антон. – Я вижу его.
– Совсем черный… и с огромной гривой, как у лошади!.. Ради Бога, не стреляйте, мистер Мульграв! Ваша маленькая пуля только раздражит его, но ни в каком случае не убьет его.
Бык внезапно встал, как вкопанный, в некотором отдалении, и сильно вытянув шею, как это свойственно этой породе, замычал изо всей силы. Потом, помотав своей тяжелой неуклюжей головой, он побежал легкой рысью впереди всего стада, которое, фыркая и мыча, понеслось за ним.
Мимо наших друзей пробежало не менее полсотни голов рослого английского рогатого скота. Они бежали не так, как бежит дичь, которую преследуют, но как убегают ручные коровы, когда на месте их пастбища появится, чужой человек. Некоторые даже щипали травку на ходу, а матери с телятами двигались почти шагом.
Очевидно, эти быки еще не усвоили себе тактики диких буйволов, которые помещают своих телят в центре стада, и стали только немного пугливее обыкновенного рогатого скота, и во всех ид движениях обнаруживалась та доверчивость, которой никогда не бывает до отношению к людям у животных, выросших на свободе. Черный бык убежал вихрем, коровы и телята медленно следовали за ним.
– Сэр! – воскликнул Антон, – цельтесь в того пестрого большего теленка, а вы, господин лейтенант, поберегите ваш выстрел, пока он не понадобится, чтобы выручить меня.
– Что ты хочешь делать, мой милый.
– А вот сейчас, увидите, сэр!
Он дал пройти всему стаду, а затем неожиданно бросился поперек дороги совсем еще молоденькому телку, ловко овладел им и моментально уволок его за соседний куст.
– Теперь будьте на готове, сэр, и если корова бросится на меня, цельтесь ей прямо в сердце или между глаз.
– Разумеется, будь покоен, Антон!
Наш друг заранее запасся длинной веревкой из пальмового лыка, которою индейцы скрепляли свои палатки, и он живо крепко привязал к дереву пойманного им теленка. Все это произошло так быстро, что корова заметила похищение своего детища только тогда, когда оно уже было крепко привязано. Рев ужаса огласил поляну, все стадо, не исключая и быка, игравшего роль вожака, приостановилось и, вытянув шеи, принялось тоже реветь. Затем оно бросилось опрометью шагов на пятьдесят в сторону и там опять остановилось, между тем как вожак бешено рыл рогами землю, высоко подбрасывая комья, и с ревом смотрел на людей.
– Теперь стреляйте пестрого теленка, сэр!
– Не лучше ли поберечь пулю, Антон?
– Нет, сэр, нет! Стреляйте!
Унтер-офицер выстрелил и намеченный им почти совсем взрослый зверь грянулся на землю, обливаясь кровью, а все стадо, как один, бросилось стремглав на утек, не исключая и осиротевшей коровы.
– Жаль! – воскликнул Аскот. – Теперь, ты можешь отпустить твоего теленка, Антон.
– Подожди, они еще все вернутся! – засмеялся тот. – И еще не один раз, а много раз!
– Ну, это мы еще посмотрим!
Прошло несколько минут в ожидании. Стадо совершенно скрылось, из виду, но его рев и мычание доносились до охотников; привязанный к дереву теленок жалобно ревел, но других признаков страха не обнаруживал. Напротив, он даже брал из рук траву, которую для него нарвали наши друзья.
Когда несколько человек матросов подняли большего убитого ими теленка и отнесли его в кусты, туземцы в ужасе отскочили от него. – «Ночные духи сейчас снова проснутся, – твердили они, – и пожрут всех нас».
– Нет, милостивые государи мои, – смеялся Аскот, – будет как раз наоборот: мы изжарим ваших ночных духов и скушаем, их. И, если захотите, то мы ис вами поделимся по-братски супом из ночных духов.
– Чтоб мы стали его есть? Ни за что! – в ужасе отшатнулись дикари.
– Антон! – кликнул Аскот. – Потрошить будешь ты. Ты, конечно, знаешь толк в этом деле.
– Тише!.. Стадо возвращается!
– И нам нужно занять оборонительное положение?
– Нет еще!.. Тише!
Действительно, на луговине снова показалась фигуры английского скота. Они подвигались полукругом, с опущенными головами, и подбежали на этот раз гораздо ближе, но лишь затем, чтобы на некотором расстоянии снова остановиться и с громким мычаньем вперить свои глаза в охотников.
Антон уже держал на готове петлю из другой длинной веревки, но по-видимому, считал момент еще не подходящим. – «Пусть сперва побегут прочь»! – шептал он.
И действительно, стадо вдруг повернулось и понеслось в сторону, но теперь уже не скрылось из виду, а снова вернулось и на этот раз придвинулось еще ближе, на расстояние всего каких-нибудь двадцати шагов от прикрытия, за которым стояли наши друзья. Впереди всех оказалась матка, теленок которой был привязан к дереву, оба мычали кто кого сильнее.
– Помогите нам, дневные боги! – вопили островитяне. – Пеле! смилуйся, Пеле! Убери своих ночных духов!
– Полезайте на деревья! – скомандовал им Аскот. – Там вы будете в полной безопасности.
Туземцы последовали этому совету и как кошки полезли на гладкие стволы акации. Их коричневые лица и головные уборы среди зеленой листвы представляли странное зрелище. Без умолку раздавались их молитвы к дневным богам.
Стадо, между тем, повторяло прежние свои маневры и стояло уже вплоть возле самых охотников. Антон замахнулся своим арканом. – Теперь, сэр!.. Если корова, или бык бросятся на меня, то цельтесь в сердце!
– Хорошо, мой милый!
– У меня ружье тоже заряжено! – прибавил Мульграв.
Антон еще раз измерил глазом расстояние, потом вдруг выскочил вперед и накинул петлю на рога коровы, между тем как несколько человек матросов тотчас же схватились за другой конец веревки и соединенными усилиями подтащили корову к дереву, к которому и привязали ее.
Животное отчаянно билось, ревело и дергало за веревку, так что все дерево качалось, а сидевшие на нем дикари вопили от страха. К этому гвалту и бык также присоединил свой страшный рев, и подбросив рогами несколько больших комьев земли, бросился, в бешеном ослеплении, в самую середину охотников.
Рога его с страшной силой вонзились в дерево, между тем как охотники отскочили в стороны. Несколько секунд понадобилось ему на то, чтобы выдернуть свои рога из коры дерева и это послужило ему погибелью. Фитцгеральд и Мульграв выстрелили разом, пули пронизали голову быка, он с ревом повалился на землю, сделал несколько судорожных движений и издох.
– Жаль беднягу! – воскликнул Мульграв. – Едва ли мы будем в состоянии поесть столько мяса!
– Конечно, но он угрожал нашей жизни и больше ничего – не оставалось делать!
– Смотрите, как удирает остальное стадо! – сказал Антон, – Вот теперь оно уж больше не покажется!
Действительно, со смертью вожака всякий порядок кончился, стадо нарушило свой правильный строй в виде полукружия, не было больше остановок, словно по команде; все животные неслись без оглядки, в разные стороны, только и помышляя о том, как бы найти себе безопасное убежище; вскоре топот их стих в отдалении.
Корова, привязанная за рога, дрожала всем телом, но перестала мычать. Теленок уже был возле неё и жадно припал к её полному вымени; он еще предпочитал материнское молоко всякой другой пище. Быть может, не будь здесь теленка, корове удалось бы порвать веревку и скрыться вместе с остальными, теперь же она уже не рвалась, но облизывала свое детище жестким сухим языком.
Антон смеялся с довольным видом: – Теперь у нас есть корова с теленком. Право, это очень ценно. У Александра Селькирка были только ламы.
– Уж не думаешь ли ты, что мы, под твоим руководством, отроем здесь образцовую ферму с молочным хозяйством?.. А кто возьмется доить эту дикую скотину?
– Я сам возьмусь за это, сэр, будьте покойны. Теленка мы заколем, лишь только прибудем на место.
Он подкинул пленнице корму, в виде охапки травы, и незаметно укоротил ее привязь. Корова позволяла уже похлопать себя по спине, не норовила боднуть рогом, но глядела все еще дико и беспокойно.
Теперь освежевали быка и теленка и тут же на месте сварили великолепный суп. Дикия собаки уничтожили у наших путников все их припасы, а до хижины отшельника было еще не близко. Хотя соли у них не оказалось, тем не менее все белые нашли это варево превосходным. Туземцы не могли и смотреть на него без содрогания и даже ни за что не хотели поближе взглянуть на убитых животных.
Часы казались минутами за всеми этими занятиями; Антон все время хлопотал с своей коровой, похлопывал и поглаживал ее, говорил с нею вполголоса, и когда пришлось двинуться дальше, то она довольно спокойно последовала за ним, конечно, на веревке. Ее вел один из матросов; к рогам был привязан крепкий сук, кроме того, туго натянутая веревка шла от головы её к передней ноге и таким образом, ни убежать, ни бодаться, она уже была не в состоянии. Но при малейшем мычании теленка, она со всех ног бросалась к нему.
Бык оказался страшно жирным и с него сняли столько мяса и сала, сколько могли унести с собой матросы. Дальнейший путь шли не торопясь. Одеяла и циновки давно уже были скинуты с плеч, в воздухе становилось все теплее. По обрывам и оврагам карабкались и паслись дикия козы, голуби ворковали в вершинах деревьев, дикия куры и певчия птицы перепархивали с ветки на ветку.
Наконец, вот и выход из горных ущелий. Там внизу среди пальм и апельсиновых дерев стоит хижина отшельника.
Невольно все взоры еще раз обратились к дальним вершинам горы. Какие ужасные часы были проведены там, после того как наши друзья прошли этой самой дорогой, но только не с горы, а на гору.
– Бог милостиво избавил нас от смерти, – сказал лейтенант. – Только теперь можно понять, как велика была опасность.
– Но она миновала… и слава Богу!
– Аскот! – крикнул Антон.
– Что такое?
– Слушай, будь опять нашим проводником.
– Говори, что тебе нужно, милейший мой.
– Как вы думаете, сэр, – спросил Антон, – удобно ли без всяких предупреждений привести к хижине того старика корову с теленком? Ведь, по всей вероятности и он считает этих животных ночными духами. Не лучше ли попросить у него предварительно разрешения привести их к нему?
– Разумеется, мой милый, – кивнул головой Фитцгеральд. – Твое замечание делает честь твоей деликатности.
Сказано – сделано и несколько человек побежали вперед в качестве послов, а в ответ на это посольство навстречу к нашим друзьям вышел сам пустынник.
Он шел, опираясь на одного из туземцев, и не говоря ни слова, радостно блестя глазами, возложил руки на головы наших друзей, как только они приблизились к нему. Все поняли этот жест и были им растроганы. Старик радовался, что дерзкие белые люди счастливо избежали страшной участи, он высказывал это жестами и словами, значение которых Аскот на половину понимал, на половину угадывал. Затем Аскот спросил его, позволит ли он ввести в свою ограду корову с её теленком.
– Это тоже творения дневных богов, – спокойно усмехнулся отшельник, – животные, которые никоим образом не могут влиять на нашу участь.
Чтобы окончательно успокоит островитян, он даже погладил корову по голове, позволил напоить ее и теленка из своих сосудов и все это побудило островитян смотреть на животных несколько благоразумнее. Затем решено было, чтобы на возвратном пути белых в морю, все эти дикари провожали бы их по лесу, но предварительно все пожелали провести сутки, в доме пустынника и отдохнуть здесь от всех пережитых страхов.
Порох совершенно высох, запасов мяса было достаточно, и все с надеждой глядели на будущее.
Фитцгеральд пытался определит, сколько людей счастливо избегнули рук охотников за невольниками и с изумленеим узнал, что из всего населения на острове уцелело лишь около двух десятков людей. Всех остальных забрали в плен перуанцы, перебившие при этом не малое число жен и детей.
– Для нас это, пожалуй, лучше, – заметил лейтенант, – так как нам придется, вероятно, много недель провести на берегу, прежде нежели какой-нибудь другой из кораблей экспедиции явится на выручку фрегата; таким образом при курьезных законах «табу» туземцев, чем бы мы стали питаться, раз что нам не позволяли бы обирать все деревья, какие попадутся на глаза?
– У нас есть теленок! – ответил на это Антон. – Можно будет настрелять свиней и кур. – Я умею варить таро вместо овощей, буду поджаривать плоды и приготовлять муку. По дороге наберем орехов для освещения. Здесь в ущельях растет много лозы.
– А зачем тебе лоза, господин сельский хозяин?
– Плести корзины. Я с сегодняшнего же дня займусь этим.
– Уж не думаешь ли ты, что нам придется строиться на берегу моря?
– Разумеется. Нам нужны дом и хлев, мы их воздвигнем из веток, переплетенных травой и пальмовыми листьями. Только я не умею делать дверей и окон.
– Это мы достанем из капитанской каюты. Ах, если бы узнать поскорее, какие известия нам оставлены у капитана на столе.
– Во всяком случае – дурные! Разумеется, капитан Ловелл намеревается вернуться и захватить нас, но удастся ли ему это выполнить, – то другой вопрос!
– И ничего мы не узнаем, где он теперь находится со всем остальным экипажем!
– Невозможно угадать! Не будем же над этим ломать головы, дети мои! Это совершенно напрасный труд!
Антон вздохнул, но промолчал; когда все наелись и легли отдохнуть, он направился в ущелье за лозой.
Дома, на берегу Швентина в Маленте, росли старые толстые ивы; они окружали всю усадьбу его отца и потому он еще дома коротко познакомился с искусством плести корзины; вскоре под его руководством весь отряд занялся этим делом. Первая изготовленная корзина была подарена отшельнику, а затем были изготовлены многие другие, в которых и предполагалось нести орехи и плоды.
– Не было ли на палубе «Короля Эдуарда» большего запаса сельскохозяйственных орудий? – спросил Антон. – Мне кажется, что я видел что-то в этом роде.
– Да, конечно! – ответил унтер-офицер. – Целый трюм был ими набит. Мы, разумеется, найдем там все необходимое.
– Если только дикари не раскрали всего.
– Если… если!.. Ты умеешь ставить эту загвоздку каждой радости, каждой надежде. Я же предпочитаю верить, что все лопаты, грабли и скребки стоят себе по местам, а жалобные песни всегда успеем распевать.
Во время этой тирады Аскот усердно трудился над зашиванием большой прорехи в своем кафтане при помощи длинных шипов терна, но это дело никак у него не клеилось и в заключение нетерпеливый юноша с сердцем отшвырнул в сторону всю свою работу.
– Антон, может быть ты и портняжить горазд? – воскликнул он.
– Ну-ка, давай сюда, что у тебя там такое?
Наш предусмотрительный друг захватил с собой с корабля иголку и нитки и хотя игла от сырости сильно заржавела, а нитки покрылись плесенью, тем не менее шить ими было еще можно. У каждого из путников были большие или меньшие повреждения в одежде и за починкой их день прошел незаметно.
– Когда мы можем надеяться добраться до берега? – спросил Антон…
– Дня за три, если выйдем завтра в полдень и будем хорошо идти.
– Ах, когда, бы поскорее!
– Не настрелять ли нам еще несколько коз?
Унтер-офицер покачал головой. – Лучше поберечь заряды, – заметил он. – Да кроме того, мясо коз не особенно-то вкусно.
– Ну, в таком случае не надо. Правда, что нам нужно беречь заряды, как зеницу ока.
– Собственно говоря, на какой случай? Диких зверей здесь не имеется…
– Но нас может понудить в самозащите нечто похуже диких зверей. Среди обитателей островов Южного океана встречаются весьма опасные племена, которые проводят всю жизнь в войнах и ни мало не признают никаких законов гостеприимства и нравственности.
– Вы опасаетесь, что они могут напасть на нас в один прекрасный день?
– Да, опасаюсь.
– Но каким образом они узнают о нашем существовании на этом острове.
– А как они открыли Александра Селькирка? Этого нельзя предугадать.
– Вы смотрите на вещи слишком мрачно, – сказал неуверенным голосом наш друг, помолчав немного.
– О, нет, мой милый, я надеюсь, что с Божьей помощью все кончится благополучно, но быть на готове все-таки необходимо.
– Надо бы расспросить туземцев, не нападали ли на них какие-нибудь соседния племена!
Аскот кое-как расспросил островитян и ответ получился от них далеко не успокоительного свойства.
– На одном из близлежащих островов действительно живут очень хищные и драчливые люди, – отвечали они, – Они приезжают сюда на своих лодках и грабят все, что ни попадется.
– И часто?
– Иногда частенько, раз за разом… в другой раз – довольно редко.
– Не стоит думать об этом, – заметил лейтенант. – Ведь, пока мы не знаем местопребывания наших товарищей, все эти рассчеты не ведут ни к чему.
Все это понимали, но тем не менее каждому хотелось хоть немного приподнять угол завесы, скрывающей будущее, и заглянуть в него хоть краешком глаза. Чем ближе решение участи, тем сильнее бывает и беспокойство.
Под защитой каменных стен ограды наши друзья выспались на сене, постланном циновками, и встали на другой день лишь когда солнце уже высоко поднялось на небе. Отшельник тем временем предупредительно пожарил им весь их запас мяса и телятины, чтобы подольше сохранить его от порчи; кроме того он наготовил путникам на дорогу овощей и плодов, не забыв также и бамбуковую фляжку с водкой и даже целебную мазь на случай каких-либо поранений. Старик снабдил белых гостей своих всем, что только нашлось в его хозяйстве, а на прощанье благословил каждого в отдельности, конечно, по своему, по-язычески, но так набожно, так сердечно, что никто из молодых людей не позволил себе ни усмешки, никакой шутки.
Из-под циновки сзади жертвенника он достал все священнейшие свои амулеты, красные перья, которыми поддерживалась связь между людьми и божеством. На алтарь он возложил в изобилии всяких яств, обрызгал его и изображение богини Пеле водой и водкой и затем прикоснулся красным пером к каждому из своих гостей.
Белые не понимали его слов, но ясно было, что он поручал их судьбу вечным богам и они усердно молились вместе с ним.
Имя есть звук пустой, не более, как туман, за которым скрывается сияющее небо. Где бы и как бы ни призывал человек властителя вселенной, Он слышит голоса верующих и читает в их сердцах.
После сытного завтрака отряд тронулся в путь. Старец проводил до выхода из ограды эту небольшую кучку полных сил и жизни молодых людей, пожал каждому из них руку, и они, от души поблагодарив его за гостеприимство, беззаботно пошли своей дорогой, однако, не без некоторой грусти.
Никогда больше им уже не видать этого благожелательного старца, который, в своей бескорыстной любви к ближнему, спас всем им жизнь.
– Прощай! Прощай!..
Они махали ему шляпами, сердце ускоренно билось у каждого в груди. Вскоре они пересекли обширную зеленую поляну и вступили в лес.
Из всего пережитого одна картина особенно преследовала белых – это образ бедного Идио. Он был несчастнее всех, жребий его был самым ужасным, будущее – самым безнадежным. Бедный Идио!.. Когда белые в последний раз проходили здесь, он впереди всех, гордо и самоуверенно закинув голову… а теперь?
Его увозили за море, где последний из рода королевского дома будет продан на рынке в рабство, а там посыпятся на него удары бичем за малейшее неповиновение тиранической воле его будущего владельца…
– Бедный Идио!..
– Да охранят его дневные боги!.. – произнес Аскот.
