Ольга Юрьевна Виноградова
Якобинец
Луиза подошла к нему и прижалась головой к его плечу:
– Мне их тоже жаль, честно, Норбер. Но ничего и никого нельзя вернуть…
Норбер уже успел взять себя в руки.
– И еще один важный момент, милая. Взаимная терпимость цивилизованных людей ради исключительной ситуации это максимум. Встречаться постоянно и поддерживать товарищеские отношения мы не станем… Выслушай меня до конца, не торопись возмущаться.
Я не озверевший фанатик, возможно, сами по себе лично они совсем неплохие люди, но кое-кто может использовать факты таких встреч, как доказательство того, что республиканцы и роялисты составляют общий заговор против корсиканца… что даст новый повод для продолжения репрессий…»
– Ну почему мы не можем просто жить, как все другие люди… почему одни трудности и опасности!
В этой комнате не было более якобинца и молодой аристократки, не было различия партий и сословий, идей и принципов, ничего больше не было, что имело бы значение, наедине остались мужчина и женщина.
Она страстно целовала его сухие горячие губы, шептала бессвязные нежности, обнимая и прижимаясь всем телом. Он облизывал ее набухшие соски, влажные ладони скользили по гладкому стройному телу Наконец рука мужчины уверенно скользнула вниз… С нарастающим возбуждением наблюдал Норбер ее изгибающееся в приливе страсти тело, полураскрытые влажные губы…
Долго и мучительно подавляемая страсть вырвалась наружу. Ритм толчков становился всё более бешеным и резким, тишину ночи разорвал мелодичный вздох женщины, смешавшийся со стоном удовлетворенной страсти мужчины…
Через час, не желая, чтобы в комнату заходила горничная, Луиза сама спустилась за фруктами и вином.
Когда она вернулась, то увидела картину, показавшуюся молодой женщине забавной и даже трогательной. Обнаженное тело вытянулось на алом пушистом ковре, на полу близко от камина, рука бессильно откинута, длинные чёрные волосы свешивались прямо на лицо…
«Какой он милый, не понимаю, как кто-то может его ненавидеть и желать ему смерти…»
Не решаясь разбудить, она, не задумываясь, прилегла рядом и стала наблюдать за спящим. Но что за медальон у него на шее?
Луиза осторожно гладила исхудавшее нервное тело, он часто глубоко вздыхал, вздрагивал, потом и вовсе начал проявлять беспокойство, стонать и метаться.
Его мучают кошмары? Что же он пережил за всё это время? Его безжалостно преследовали, угрожали смертью, мучили? Если даже во сне ему нет покоя!
О Боже! .. как неприятно и страшно подумать об этом…Может он вспоминает о тех, кто был арестован и казнен при его непосредственном участии в 93…в 94 году? Но нет, едва ли, он верит, что иначе было нельзя…
Выражение лица спящего сначала счастливое и спокойное, сделалось мрачным и жёстким.
Нет, он же мучается, надо будить! Луиза осторожно потрясла Норбера за плечи. Он застонал, тело напряглось, и резко повернув голову, пробормотал в полусне:
– Что?! Кто-то стучал? Задержи их, я успею скрыться…
Её сердце сжалось от жалости и нежности.
– Милый, тебе плохо?
Норбер открыл глаза, и жёсткий остановившийся взгляд сразу изменился, чёрные глаза потеплели и заискрились любовью, выражение лица смягчилось. Мягким движением он привлёк молодую женщину к себе, она крепко обняла его, прижалась, обхватив за шею, и спрятала лицо у него на груди.
– Мне уже лучше, любимая. Наверное, я не привык чувствовать себя счастливым, а сейчас… сейчас.. я счастлив!» Норбер замолчал и стал целовать её густые золотистые волосы, полузакрытые глаза, влажные губы, – ты всегда хотела, чтобы мы остались наедине, и политика не вставала между нами, такой момент настал, я весь в твоем распоряжении…
– О, тогда думаю, целых три дня мы не будем вылезать из постели!
– А может не вставать с этого ковра? Здесь тоже очень удобно…
– Тебя не мешало, бы немного откормить, ты слишком худой, насколько я помню, ты всё время забываешь про ужин!», – и нежно касаясь его щеки, продолжала, – тебя здесь искать не станут, ведь я всё же аристократка, да ещё сидевшая в тюрьме в годы Террора… Кто в здравом уме поверит, что я стану укрывать революционера, якобинца, – и тут же спохватившись, приложила руки к губам, – Боже, как я бестактна, прости, малыш, я совсем не хотела обидеть тебя…
Норбер беззаботно улыбаясь, лишь слабо отмахнулся. На неё невозможно обижаться всерьёз… Но тут же нахмурился, она и не подозревает, как обманывает себя. Клерваль, сволочная ищейка, движимая давней личной ненавистью уже давно вычислил их. Он стал крайне опасен, угрожая Луизе мерзавец был совершенно серьезен, чтобы раздавить его волю, он не остановится перед любой подлостью и жестокостью к беззащитной неповинной женщине..
– Норбер, мне очень любопытен этот медальон…, – она взяла его в руку.
Он понял, Луиза надеялась на приятный романтический сюрприз, думая, что это эмаль с её портретом, ему стало неловко.
Это скорее символ веры, Норбер и при жизни Робеспьера не склонен был относиться к нему чрезмерно критически, а после смерти он и вовсе стал почти святым человеком в его глазах. «Мученик Революции»…
– Извини, это не то, что ты подумала. На этой эмали человек, священная память о котором поддерживала меня все эти годы, не давала покончить с собой после Термидора, спиться, опустить руки и впасть в бездействие, помогла справиться с болью и пустотой, когда ты ушла.. Он был лучше всех нас…
– Но тогда это должно быть…», – выражение её тонкого лица слегка изменилось, она не закончила фразы, – неужели ты всё еще хранишь это?..
– Да, – тон Норбера невольно стал резче, он хотел пресечь любые сколь- нибудь враждебные замечания в адрес Робеспьера, – я буду хранить это, пока жив.
Бессознательно он прижал руку к груди, закрывая медальон, словно защищаясь.
Но она уже знала, что этой темы лучше не касаться, если не можешь разделить его отношения к Робеспьеру. Куаньяр сам решил изменить тему:
– Кого ты еще прятала в этом доме, кроме Метжа и Лапьера? Наши люди очень нуждаются в поддержке, и я рад, что ты не безразлична к их судьбе. И всё же, будь крайне осторожна, бонапартистские ищейки из сюртэ, хоть и отменные мерзавцы, но отнюдь не дураки и должен тебя предупредить, они уже знают о нас, а я скажу это нашим людям, они не смогут более прятаться здесь. А я.. я вроде как остепенился и собираюсь жениться, пусть ищейки знают и об этом, может на время я стану им чуть менее интересен? Так кто еще скрывался здесь?…
– Кого я запомнила? Ригоме Базен, славный молодой человек, с мягкими манерами, и не подумаешь, что якобинец… о, извини, любимый, вырвалось второй раз, только не обижайся, я обязательно привыкну, что теперь у нас есть общие интересы, Менесье, Жюмийяр. Пойми, я никогда не стану республиканкой, тем более якобинского образца, но теперь нас хорошо сможет объединить неприязнь к императору-самозванцу… Ах вот, еще здесь скрывался некий Лано, тоже из твоих товарищей по партии…
– О, милейший Лано! Который в в далеком уже 94-м сказал: «Кто не якобинец, – Норбер прервал себя ради пояснения, – он имел в виду членство в клубе, – тот еще не вполне добродетелен!» Так он в Париже! Я уже думал, что он убит,… как убиты многие другие добрые патриоты после Термидора, как убиты почти все мои друзья, ты уже знаешь, как страшно погибли Пьер и Филипп…
– Мне очень жаль, Норбер..милый.. любые слова сочувствия здесь бессильны…вы были дружны почти с детства…я не знаю, Норбер, удастся ли мне, но я хочу.. честное слово, я хочу понять тебя.. понять вас.. если ты правильно меня понял.. Когда-нибудь, мы выберем время и ты расскажешь мне о всех событиях этих лет так, как ты сам понимаешь их.. А я… я буду слушать, думать и задавать вопросы, если что-то непонятно.. Если мне это по силам, постараюсь максимально приподняться над предубеждениями своего воспитания и своего класса.. если я смогу принять…не сердцем, нет,… хотя бы умом вашу правду…
– Я рад, что ты сама заговорила об этом. Мне следовало позаботиться об этом еще 8 лет назад. Я постараюсь изложить всё искренне, честно, чётко.. Не уклонюсь даже от самых неприятных и сложных моментов.. Tout comprendre с, est tout pardonner? (фр. «кто всё поймёт, тот всё простит?»). Кто знает, так ли это. Не знаю. Но..
Норбер приподнялся на локте и нежно убрал со лба Луизы вьющуюся прядь ароматных волос,
– "В моей жизни было так много страданий, горя и крови и так ничтожно мало поводов для радости и счастья… поэтому…не сейчас, пожалуйста, не надо об этом сейчас… Je t ,aime..
Якобинец и ищейки Бонапарта
Беда нашла Луизу д Аркур во время прогулки по оживленному центру города…
– Мадам, вы без сомнения, хотели бы увидеть вашего любовника живым?
Из кареты высунулся мрачный тип в чёрном.
Луиза сильно побледнела и прижала руки к груди.
– Что вы хотите этим сказать? Где он.. что с ним?!
За её спиной возникли трое молчаливых субъектов, отступать было некуда.
– Вы поедете с нами…
– Кто вы, что вам нужно?!
– Мадам, только вы можете спасти Куаньяра.. разумеется, если вам не безразлична его жизнь.. только вы можете сделать его менее упрямым…
– Я сделаю всё, что нужно, если это может спасти его…
– Мы в этом не сомневались, мадам.. Мы приехали, прошу вас…
Внутренний двор тюрьмы… Посетители, чаще всего женщины, матери и сёстры, жёны и невесты арестантов… Из зарешеченных окон протягивались худые и страшно изувеченные руки:
– Рабы корсиканца убивают французских патриотов, нас пытают, мы умираем в муках! Умираем без вины! Да здравствует Республика!
Но из окон соседних камер неслось иное:
– Якобинские ублюдки! Будь проклята ваша Республика! Да здравствует король!
За полчаса из нормальной жизни разом попасть в ад или в сумасшедший дом… Луиза не могла себе такого представить. Вот какое страшное нутро скрывало на поверхностный взгляд «мирное благоденствие» повседневной жизни империи!
Вот он, этот «железный порядок» Отца Нации, Гения Века, Избранника Судьбы, о котором наперебой трещали газеты, которым восхищались романтичные дебилы всей Европы!
– Вас к нему проводят…, – в голосе Клерваля фальшивое сочувствие. А за её спиной бросил, обернувшись к Кавуа:
– Она должна увидеть всё как есть.. это должно морально подавить её..
Скорчившись и часто дыша, он лежал на полу у стены, лицо представляло собой кровавую маску, лишь пронзительный женский крик заставил его медленно открыть припухший глаз…
– Норбер!!… Изверги! Убийцы! Как такое возможно?!
Ловким движением, Луиза присела на пол, положила его голову к себе на колени, не боясь измазаться кровью, целовала, заливаясь слезами…
– Девочка… почему ты здесь?!
Её обнимали худые, избитые руки, прижимали к себе, хотя каждое движение заставляло морщиться от боли.
За её спиной самодовольно переглядывались Клерваль и Кавуа..
– Не верю своим глазам.., – комментирует вполголоса Кавуа, – ублюдок серьёзно любит… Это и есть его слабое место.. Всё идёт как нельзя лучше…
Клерваль грубым движением резко поднял её:
– Довольно нежностей, мадам..с вами мы будем говорить отдельно…
Куаньяр вдруг приподнялся, это стоило ему немалых усилий, с разбитых вспухших губ сорвалось глухое рычание:
– Не вздумай прикасаться к ней, тварь!
Клерваль и Кавуа обменялись понимающим взглядом, пока всё идёт по плану…
– Уведите её.. поговорим отдельно…
Клерваль склонился к Куаньяру:
– Теперь, ты, наконец, понял, «тень Робеспьера», что я мало склонен шутить? Ты у меня признаешься не только в покушении на жизнь императора, но и в чёрной магии и в наведении порчи!.. И в полёте на Луну.. если я этого захочу…Не дорога собственная жизнь? Не будь самоуверенным, якобинец, умереть для такого фанатика идеи, как ты, может и не страшно, но вопрос в том, как умирать…, – Клерваля раздражал огонёк дерзкой непокорности во взгляде своей жертвы, он решил убедить Куаньяра сильными ударами сапог…
– Это… как раз.. я.. понимаю..,– отдышавшись, мрачно отозвался Норбер, сплевывая кровь, на секунды прикрывая от боли глаза, сжавшись в комок и меряя врага тяжёлым ненавидящим взглядом.
Сколько же ты причинил мне зла за эти последние 10 лет…и что бы, не отправить тебя на гильотину до Термидора…Мир был бы немного чище…
– Рад, что хоть в чём-то мы понимаем друг друга! Но есть и другой вариант! И я уверен, именно он будет иметь успех! Ты видишь этот длинный осколок стекла в моей руке? Если ты и далее откажешься говорить,… я воткну его твоей д Аркур… знаешь куда, и сколько раз?! Но нет.. не сразу…она слишком хорошенькая.. сначала я и Кавуа её… оба.., – облизнул губы, – одновременно.. как шлюху…Хоть она и дама из общества, никто не станет искать её здесь.. вы оба исчезнете в этих подвалах… Мало ли народу пропадает в огромном городе…
Ужас и страдание в расширенных зрачках ясно показал Клервалю, что он на верном пути.. но Куаньяр, тяжело и часто дыша, вздрагивая от боли, по-прежнему молчал.
– И сейчас не хочешь ничего сказать, якобинец?!
Это вывело Клерваля из терпения, со всем бешенством он ударил лежащего сапогом в голову. Это вынудило Кавуа сделать товарищу замечание:
– Ну-ну, не очень увлекайся, нельзя, чтобы якобинец сдох раньше времени…Скажет всё.. и тогда он в твоём распоряжении…до последней минуты…
– Ну, а теперь мы пошли общаться с твоей дамой…, она красива, это занятие обещает быть очень приятным…
И услышав тихий стон, остановился на пороге камеры.
– Я не расслышал.. ты хочешь что-то сказать?
От боли и нервного напряжения Норбер потерял сознание и ничего не мог ответить Клервалю. Тот не заметил его состояния и принял его за «фанатичное упрямство»…
Норбера вернули к действительности страшные крики и рыдания молодой женщины, треск рвущейся ткани, раздававшиеся из соседнего помещения. На пороге появился довольный своей выдумкой Клерваль.
С перекошенным от страдания лицом Норбер приподнялся из последних сил:
– Чёртов выродок! Урод! Животное! Я буду говорить! Не прикасайтесь к ней! Она всё равно ничего не знает!
О чём он думал в этот момент? А не всё так просто, ублюдки! Я буду говорить.. но лишь то, что серьезно не повредит товарищам.. или даже дезинформирует вас, сообразив, что я здесь.. наши изменят план.. на такие случаи есть особое указание Буонарроти.. Не смейте касаться её, убью, если не все кости будут переломаны, порву зубами, если останется хотя бы один зуб…С того света достану, если он существует!
– «Я буду говорить.. но сначала приведите её.. я хочу знать, что она цела и нетронута.. отпустите её.. она ничего не знает..я… буду говорить…»
Когда герцогиня д Аркур в сопровождении Клерваля и Кавуа показалась на пороге, Норбер сообразил, что бонапартисты применили известную хитрость.
Очень напугана и бледна, но на лице ни одного синяка и платье совершенно в целости. Над какой несчастной на самом деле они там измывались неизвестно, но она цела…
Но и это дела уже не меняет.. чтобы не ждало его самого, она должна отсюда выйти…
Дуарон был взбешен излишней инициативой подчиненных и по причине, которую им не следовало знать..
Хорошо еще, оба негодяя оказались отнюдь не глупы, оба хорошо помнили, Луиза дама из высшего общества. Её кузен, верный слуга императора и её дядя граф де Бресси, дворянин из числа аристократов нейтральных режиму, из тех, кто не подписал присяги на верность, но и не проявлял враждебности, с ней обращались весьма сдержанно. Её не оскорбляли, тем более не покушались изнасиловать, как того серьезно опасался Норбер. Но угрозы расправы над любимым и женский крик из соседнего помещения морально подавили ее…
Кровавые зверства, которыми грозился Клерваль, предназначались главным образом для ушей Куаньяра, ей он такого не говорил, но сложно сказать, как повернулись бы события, если бы Норбер вздумал изобразить равнодушие к её судьбе? Превратить угрозы в страшную реальность было вполне во власти Клерваля и Кавуа…
– Я сказал схватить и допросить.. я сказал давить психологически в одиночной камере.. но ничего другого я не приказывал!
– Мы решили.. это единственный способ заставить говорить этого фанатика революции.. но удивительно…единственно лишь страх за свою любовницу смог заставить его дать хоть какие-нибудь показания по поводу «адской машины» для императора..
– Он дал исчерпывающие показания?», – Дуарон облизнул разом пересохшие губы. Неужели отец уже в «списках»?! И что будет с дальнейшей карьерой? С жизнью?…Если Клерваль, змееныш всё знает.. донос мог отправиться «куда следует», через его голову…
– Увы, месье, то, что он сказал, дало нам крайне мало, но мы решили, если и далее в том же духе..вопрос времени, он у нас признается даже в наведении порчи…
Вздох облегчения…Умница санкюлот! – Если бы подчиненные могли читать мысли своего начальника, они бы поразились…
– Решать здесь буду я и только я, запомните это оба!», – Дуарон треснул ладонью по столу, – идиоты, д Аркур – женщина из высшего общества и отнюдь не беззащитна, нешуточно исчезновением озабочен её кузен, он может требовать суда и расследования на самом высоком уровне, он верный слуга императора! Теперь мы должны не только освободить её… но и извиниться, сделать всё, чтобы дело не дошло до суда…Делайте всё что хотите, извиняйтесь… но убедите её… максимально вежливо… не подавать жалобу и не предавать огласке эту историю…
– Но кто станет защищать якобинца, месье?.. Он выжмем из него всю нужную информацию, и он исчезнет в этих стенах…
Дуарона нервно передернуло.
– Нет! Куаньяра тоже… следует отпустить.. больше того, если герцогиня не должна даже знать, что я в курсе ситуации.. идиоты.. если что не так.. всю вину повешу на вас..то с этим санкюлотом буду говорить сам..
Ночной визит отца и двух других якобинцев застал Дуарона врасплох.. Крайне суровые условия поставил перед сыном старый Дуарон…
Теперь молодой чиновник старательно изображал сочувствие и возмущение действиями подчиненных, к которым, конечно же, никак непричастен и очень сожалеет:
– Я сам в ужасе от их тупости, примите мои искренние извинения, месье Куаньяр.. Вы свободны.. но вынужден поставить вам одно условие.. не пытайтесь возмущаться и сделать эту.. безусловно, некрасивую историю.. публичной..это мое единственное условие…
Норбер хмуро разглядывал его, сузив глаза. В мыслях проскользнуло с насмешкой откуда-то всплывшее в памяти – «Боятся враги наших старых знамён…»
Помолчав и облизнув разбитые губы, он выразительно склонил голову:
– Хорошо,…но прежде всего, меня беспокоит судьба герцогини д Аркур…
– О чём вы? Она давно уже дома..Этот идиотизм единственно на совести Клерваля и Кавуа.. если допустить, что совесть у них есть..
– Я свободен?
– Безусловно, но завтра.. у меня еще к вам ряд вопросов…
В страхе за судьбу любимого.. да жив ли он еще?! Луиза пришла к д Уарону. Она не знала, что именно он причастен к аресту Куаньяра и считала происшедший эксцесс чудовищным самоуправством полицейских агентов, как и было задумано:
– Несколько удивлен вашим визитом, мадам! Отчего призываете к милосердию вы, дворянка, аристократка, едва не убитая в Аббатстве в сентябре 1792-го, скрывавшаяся в 93-м, арестованная и едва не казненная в 94-м вместе со всей семьей..
Чувство…к этому… якобинцу изменило отношение к ним ко всем? Но никакие чувства не изменят общего положения вещей, мадам… Впрочем.. в чем причина вашего беспокойства, он освобожден буквально часа за три до вашего появления, чем же еще я могу вам помочь? Мадам, этот человек сам для себя главная угроза. Только отказ от активной антиправительственной деятельности и лояльность обеспечат ему и всем подобным безопасное существование..
Между тем, какой странный выбор.. Вы уж извините мою бестактность, но кажется..даже в их среде можно встретить более.. безвредную и добродушную особу.. Позвольте узнать, впрочем, вы в праве на это не отвечать, чем же вас так очаровала эта свирепая личность? Кроме внешности в нем нет ничего привлекательного.. упрямый и жестокий фанатик идеи! А вы.. такая изящная и утонченная женщина с добрым сердцем, как такое возможно, мадам?..
– Вы слишком пристрастны, месье. Норбер совсем не так жесток и бессердечен, как может показаться на поверхностный взгляд. Можете мне не верить, но это.. благородный, очень честный и.. добрый.., да-да, не улыбайтесь так иронически, добрый человек…
Вы правы, нас арестовывали, едва не убили, но именно он спас меня и моих близких в сентябре 92-го и летом 94-го.. и некоторых других людей, только он никогда не станет говорить об этом. Он намного лучше, чем кажется со стороны.. Он органически не способен на подлость, очень суровый.. он всё же никогда не допустил бы зверств, подобных тем, что творили Карье в Нанте или Эбер в стенах Ла-Форс!
– Сударыня, жители департамента Майенн едва ли с вами согласятся, вспоминая гильотинированных и расстрелянных по его приказам в 93-м, можно вспомнить арестованных и казненных при его участии в Париже в 94-м.. Однако, довольно перечислять редкие достоинства этого якобинца..Удивительное дело, и кроме вас всегда находились люди, притом весьма влиятельные…готовые его защищать..
– Мне очень обидно.. все предпочитают видеть его недостатки и еще приписывать ему несуществующие ужасные пороки, а достоинств этого человека увидеть не хочет никто, к нему очень несправедливы.
Д Уарон поднялся.
– Всего доброго, мадам. Если Куаньяр мне понадобится я теперь точно знаю, где его искать…
Конец бонапартистских агентов Клерваля и Кавуа
Месяцем позднее…
Просьба товарища озадачила Лапьера, Норберу понадобилось, чтобы друзья отвлекли на себя внимание полицейских агентов и дали ему шанс, незамеченным, нанести визит Клервалю.
– Что ты задумал? С чего тебе с ним общаться?, – кажется, что Лапьер что-то заподозрил, но отказывался верить возникшей мысли.
– Хочу.. сказать ему пару слов, а вы отвлеките агентов, но так, чтобы наверняка, – Куаньяр был сосредоточен и хмур, – так, чтобы они потеряли меня из виду на это время»…
Побледневшее лицо Клерваля изобразило ужас и замешательство, когда на пороге появился Куаньяр.
А тот решительно зашел, не дожидаясь приглашения, он шел прямо на Клерваля, не сворачивая, хозяин молча отступал, а гость, не останавливаясь, прошел в гостиную.
– Что тебе нужно? – наконец сорвалось с пересохших губ Клерваля, – я готов извиниться.. честное слово, мне жаль…время сейчас такое…мне приказали, зачем ты пришел?»
– За твоей головой!, – Норбер резко распахнул плащ, на боку, на перевязи висела сабля, – ты помнишь, что я обещал тебе после Термидора в тюрьме, и повторил месяц назад!
– Но это бред, ты этого не сделаешь, ты же не убийца, Куаньяр! Даже не думал, что ты примешь всё так остро, для тебя идея и принципы всегда были важнее любых личных чувств и отношений, – в ужасе отшатнулся Клерваль, – на самом деле я никогда и ничего не сделал бы герцогине и не тронул бы её …без приказа Дуарона… и не стал бы ему этого советовать, только не сходи с ума!» Он облизнул пересохшие губы.
– Ты ничего уже не скажешь и никого не тронешь!, – Норбер резким движением выдернул саблю из ножен…
– Я так легко не сдамся, бешеный фанатик! Куаньяр… одумайся.. в 93-м мы были товарищами!
– Шакалы тебе товарищи, выкидыш Термидора!
Клерваль резко метнулся в сторону, на стене висели наградные пистолеты, но сильным молниеносным ударом был повален на ковёр. Короткий взмах…и голубоватая сталь со свистом разрезала воздух…
Квартиру Клерваля он также ухитрился покинуть незамеченным, хотя это было нелегко, помощь друзей оказалась умелой и своевременной…
Но это только первая часть плана…
На следующий день Норбер нашел Лапьера обедающим в их любимом кафе. Тот поднял взгляд от свежей газеты.
– Что нового, Лоран? – тон Куаньяра был отрывистым и в то же время почти умиротворенным.
– Ты знаешь, Клерваль убит в собственной квартире.., – Лоран искоса бросил взгляд из под опущенных ресниц, Норбер понял скрытую мысль, – представь себе, его не застрелили, даже не зарезали… ему отсекли голову, вся гостиная в крови! И ровно ничего не украли..
– Случается, – голос Куаньяра был ровным и слегка бесцветным.
– Он конечно был редкостной скотиной, но умер страшновато…, – Лоран мрачно смотрел на Норбера.
– А что пишут, арестовали того, кто это сделал? Есть подозрения?, – Куаньяр говорил всё это ровно и даже совершенно отстраненно, на взгляд тех, кто мог их слышать. И верно, каким боком его всё это касается?
– Как ни странно даже подозреваемых пока нет..
– Тогда найди тему интереснее Лоран..
Но связный разговор отчего-то не клеился.
Оставшись один, Норбер тщетно пытался сосредоточиться, но событие прошлого дня стояло у него перед глазами против воли. Как самому оценить то, что произошло? О чём он думал?
Поздравь себя, ты убийца? Он мрачно нахмурился и уронил голову на руки. Нет, надо взглянуть на ситуацию под другим углом.. Клерваля следовало устранить еще до Термидора.. после свинской истории с заключенными женщинами…
Что если бы Луиза осталась заложницей в руках бонапартистов? Один Бог знает, каким унижениям и насилиям она могла подвергнуться?! Они считают, если она невеста республиканца, значит непременно в курсе всех его дел, ей могли угрожать групповое изнасилование и пытки… Этим выродкам без разницы, что она женщина, сколько таких, и республиканок и роялисток погибало в это самое время в застенках империи…
Приходилось же ему раньше убивать? При штурме Тюильри в августе 1792 лично, в Майенне и Лавале в 1793, но там, в качестве комиссара Конвента лишь косвенно…
Но нет, был еще один очень тяжёлый эпизод.. В Нанте 1794 года он застрелил насильника, что же беспокоиться сейчас, разве Клерваль не изменник революции, не моральный урод и не шпион корсиканца?.. И чего вдруг так расстроился Лоран, чувствительная душа?
Есть немалая угроза в том, что слова, брошенные Клервалю слышал Кавуа, узнав об убийстве товарища, он сообщит всё д Уарону… Кавуа, движимый личной ненавистью и напуганный смертью Клерваля не оставит в покое всю их группу и не успокоится, пока все они не будут казнены… Эту угрозу следует устранить тоже…
Появление полицейских агентов в холле особняка герцогини д Аркур вызвало замешательство прислуги и ужас самой хозяйки, но не удивило Куаньяра. Он даже узнал главного из них.
– Привет, Мерсон!, – Норбер небрежно развалился в кресле, держа в руке рюмку коньяка.
– Именем императора…, – хмуро начал тот, слегка растерявшийся от невозмутимости Куаньяра, к тому же он тоже узнал его, оба были агентами Общественной Безопасности в далеком уже 1794-м.
– Знаю, знаю..», – махнул рукой Норбер, – выпей со мной и пойдём..
– Я при исполнении…, – Мерсон чувствовал неловкость от присутствия подчиненных.
– Дьявол тебя забери, Мерсон! От одной рюмки с тобой ничего не случится!
Соблазн оказался чрезмерно сильным…
– Мне очень жаль ,Куаньяр, нет, честное слово, но это мой долг…
– «Я не в претензии, Мерсон.. Тем более это задержание, а не арест, верно?…
Снова оказавшись в кабинете д Уарона, Норбер держал себя ровно и спокойно, даже попросил закурить.
– Против вас есть показания Кавуа, он утверждает, что вы угрожали Клервалю… что вы можете сказать по этому поводу? Где вы были в этот вечер?
Норбер отвечал спокойно, он точно знал, шпионы на этот короткий отрезок времени потеряли его из виду.
– В тот вечер я был в кафе Кретьена, только боюсь, что люди, которые могут это подтвердить не вызовут у вас должного доверия, это мои товарищи Лапьер, Дестрем, Тало, Менесье, Юмбар и еще некоторые другие. А потом… нет, я не могу… компрометировать женщину…
– А придется, Куаньяр, придется…
– «Если её имя впоследствии не всплывет нигде. Я надеюсь на вашу порядочность, месье д, Уарон. Это… герцогиня д, Аркур…
Д Уарон от души расхохотался, сделав вид, что слышит это впервые:
– Значит Кавуа прав? Это серьезно? Очень мило! Якобинец и аристократка, революционер и монархистка из семьи верных трону, фантастическая пара! Как такое возможно?
– Я не боюсь заразиться роялизмом. Политические убеждения не сифилис..
– Но продолжайте, что вы скажете по поводу обвинения Кавуа? Он утверждает, что вы угрожали «снять с него голову» и он был обезглавлен, именно обезглавлен, а не застрелен, не зарезан…
Норбер пожал плечами:
– Когда человек в гневе кричит обидчику: «Убью!» это не повод к тому, чтобы заводить на него дело! Клерваль грубо оскорблял меня на почве политических убеждений, и я потерял терпение. У него ко мне давняя ненависть, еще до Термидора он поклялся «закопать» меня живьём, впрочем, это не удалось бы ему, он был мелким хищником, не волк, нет, шакал, падальщик! Мне просто отчаянно не повезло, что моя эмоциональная вспышка и убийство совпали по времени! Или этим воспользовались? Неужели самим фактом своей смерти он все-таки закопает меня?!», – Норбер сделал картинный жест, призванный изобразить отчаяние, и помолчав продолжал со страстью, прижимая руки к груди, – это совершенно не в моих интересах, месье, ведь в ближайшем времени я собираюсь жениться..начать, так сказать, новую жизнь…поймите меня, как мужчина…
– Речь о всё той же госпоже герцогине? Нет… не может быть…, – усмешка д Уарона вышла беззлобной, сцена показалась ему забавной, он всем видом изображал участие, игра Куаньяра видимо вышла вполне убедительной. А тот сообразил, что Кавуа видимо сказал не всё, он сообщил, что он угрожал Клервалю, но про то, почему это случилось, отчего-то не сообщил, да это же прекрасно!
– «Она.., – Норбер не без удивления поднял глаза на д Уарона, – Луиза д Аркур. И что, почему нет?»
– Герцогиня д Аркур, аристократка, вместе с родственниками сидевшая в тюрьме при Терроре, теперь вдруг собралась замуж за якобинца и бывшего комиссара Конвента?! Куда катится мир!, – показное изумление и лёгкая насмешка в тонком лице д Уарона.
Куаньяр смотрел на него укоризненно и хмуро и всем видом изображал жертву несправедливости. Д, Уарон и так все знал, к чему этот театр…
– Вы можете быть свободны, пока свободны, месье Куаньяр, – кивнул ему д Уарон и тут раздался резкий стук в дверь.
Один из агентов влетел в кабинет как вихрь, он был чем-то сильно озабочен:
– Месье д Уарон, по этому делу дурная новость. Кавуа нашли убитым прямо рядом с подъездом собственного дома. Огнестрельное ранение в голову. Свидетелей нет.
Д Уарон и Куаньяр с минуту молча смотрели на этого человека, потом перевели взгляд друг на друга. Взгляд д Уарона был внимательным и испытующим, Норбер выразительно поднял глаза к потолку, изображая тоску, отчаяние и покорность судьбе. Эта игра была остро неприятна и даже унизительна, но жизненно необходима, как никогда.
– Что вы на это скажете теперь, Куаньяр?
– Похоже на то, что какая-то сволочь решила оставить мою невесту вдовой до брака, что ж, личных врагов у меня немало еще с 1793..», – глухо уронил он сквозь зубы, – что я могу сказать, уж этого я точно никак не мог сделать…
