Линда Летэр
Дым осенних костров
Редкие фонари едва разгоняли вокруг себя глубокую промерзшую тьму. Улицы были пустынны. Громко скрипел под сапогами снег. К утру его наметет еще локтей на восемь. В воздухе вспыхивали, колеблясь, мельчайшие частицы льда. Все по-прежнему, кроме небесного знамения, что, верно, заставляло волков громче выть в Лесу в недоумении, выпавшем на их короткий век. Сквозь снегопад он увидел высокую фигурку в рысьем плаще. Гибкой тенью скользила она меж сугробов, и возможно, кто-то другой не узнал бы ее – при столь жестоком морозе даже норду не обойтись надолго без капюшона.
Он поспешил навстречу. Сбросив перчатки, оба засмеялись. Наль сжал ее прохладные тонкие пальцы в своих сильных, огрубевших от работы, но таких же белых узких ладонях. У обоих на пальцах переливались рубиново-сапфировыми искрами обручальные кольца, и влюбленные не могли удержаться, чтобы не коснуться их друг на друге, убеждаясь, что все это не чудесный сон.
– Не след леди ходить в такой час по городу одной, – прошептал он.
– Я знала, что встречу тебя, – улыбнулась Амаранта. – Слишком долга была разлука. Или тебе не спится из-за хвостатой звезды?
– Нет; но я думаю, пол-Исналора не спит из-за нее.
– Как жестоко с ее стороны, – тихонько рассмеялась Амаранта, кладя голову ему на плечо. – Разве мало ей тех неприятностей, о которых она явилась возвестить?
Оба замолкли, разглядывая безмолвно сияющую чужим, холодным ярким светом комету в бездонной черноте неба. Пар от дыхания завихрялся перед ними, превращаясь в мельчайшие ледяные кристаллы. Ресницы и обрамляющие лица влюбленных волосы покрылись инеем.
– Что если, – заговорила девушка, – однажды хвостатая звезда упадет на землю?
– Снова пойдет Огненный Дождь, – предположил Наль.
Амаранта поежилась.
– Что же станет тогда вместо нас? А если она упадет в море, воды вскипят и выйдут из берегов…
– От ужаса иль от холода ты дрожишь? – рассмеялся Наль, разворачивая ее к себе. – Будем жить так, чтобы хвостатая звезда обошла нас стороной! Пристало ли нам думать об этом теперь, когда сердца наши говорят о другом?
Он поднес к лицу ее руку, на которой жарко вспыхнуло выкованное им кольцо. Губы его были холодными, но дыхание горячим; оно согревало пальцы, а от поцелуев становилось тепло в груди.
– Ты прав, – улыбнулась Амаранта. – Мой зимний день… Сердцу моему было неспокойно. Она явилась после твоего отъезда.
Он широко улыбнулся в ответ:
– И вот я здесь.
Снег падал все гуще, а с ним опускалась на заиндевевшие улицы особая, дивная глубокая тишина. Лишь доносился временами с востока далекий волчий вой. Девушка склонила набок прелестную головку:
– Помнишь венец принцессы Бертоланды на балу в Лаэльдрине?
Наль кивнул. Он всегда обращал внимание на оружие и украшения, отмечал материалы, детали, технику изготовления. В нем говорил не только эстетический, но и профессиональный интерес.
Глаза Амаранты заблестели:
– Ты выкуешь мне такой же к свадьбе? Придется, конечно, немного упростить узор… И сократить число камней. Быть может, заменить адаманты на жемчуг? Или пусть все же будет горный хрусталь?
Она увлеклась, рисуя в воображении детали и, осекшись, замолкла. Слегка запрокинув голову назад, Наль наблюдал за ней из-под длинных ресниц. Губы его были приоткрыты в позабавленной улыбке. Глаза смеялись.
– Я выкую тебе венец из звезд, – проговорил он наконец.
16. Договор
Весна принесла нордам свойственное пробуждению природы оживление и приятные хлопоты. Готовились к празднику новолетия. Каждый стремился провести как можно больше времени под открытым небом, ловя долгожданные согревающие солнечные лучи. Обильные ручьи талого снега наводняли равнины, звонкими потоками бежали по склонам. Самые отчаянные юноши и девушки отправлялись в лес, чтобы вплести первоцветы в венки на дверях своих домов.
День весеннего равноденствия Наль встретил у халлькадорской границы. Среди костров и песен, за кружкой яичного ликера, связь с домом ощущалась крепче. Новая радость скрасила наступление весны. Теперь он командовал двумя дюжинами.
Он выработал и полностью отточил собственную технику боя. Отцовского оружия с собой не брал. Бывало, острое желание подталкивало взяться за эфес, который столько зим держали родные крепкие руки, ощутить в оружии силу отца, дающую неисчерпаемую поддержку, однако каждый раз он останавливал себя. При мысли, что однажды на поле боя вещь Лонангара может достаться орку, его охватывал ужас.
Сошли снега, уступив место обильному цветению, а с ним вернулось домой пограничное войско. Быстрый взлет в военной карьере стал предметом разговоров при дворе. Его снова сравнивали с отцом, однако Наль был лишь счастлив удостоиться этой чести. Не за горами день, когда он станет командиром сотни. Теперь он носил на бедрах воинский пояс из усыпанных гранатами, жемчугом, гагатами и бирюзой металлических пластин. Отцовский медальон не снимал и ночью, а на руке всегда был фамильный золотой перстень с крупным, ограненным в форме щита кровавым рубином, выкованный первым придворным ювелиром Исналора, Геленом Фрозенблейдом.
– Нальдерон, – подозвала сына Айслин на следующий день после пира в честь его возвращения. – Мальчик мой, ты глава семьи и должен знать…
– Думаю, я догадываюсь, о чем пойдет речь, мама.
Ни в лице, ни в глазах его не было и тени улыбки, однако голос звучал мягко.
Айслин сомкнула перед собой руки в замок.
– Ты осуждаешь меня?
– Как я могу?
Лицо ее озарилось тихой радостью:
– Тогда, быть может, мы встретимся с Эйверетом?
– Будь спокойна, мама. Я сам с ним поговорю.
* * *
Наль потребовал разговора до исхода седмицы. Приглашая юношу к себе, Эйверет очень волновался, размышляя, как пройдет эта встреча. В памяти ярки были дни, когда он появлялся в доме Фрозенблейдов, и златокудрый малыш весело бежал навстречу, чтобы получить гостинец и поиграть с «Эйлиетом». Не было и нет для него в мире ребенка дороже этого. С тех пор по старой памяти он продолжал обращаться к Налю на «ты». Наль же подрос и подчеркнуто начал называть друга матери на «вы». В данном случае обращение выражало не особое уважение, но отчуждение и холодность.
Слепящее солнце поднялось над Фальрунном, когда Наль приближался к особняку Вьюжных Всадников. На воротах Аэль-арнредаров взвивался на задние ноги единорог, а на сером поле рассыпалось семь снежинок. Калитку отворил слуга, однако Эйверет уже ожидал гостя и сам поспешил к нему по дорожке среди усыпанных белыми цветами, затененных яблонями малиновых кустов. Новая жизнь успела наложить отпечаток на Наля. Движения его дышали опасной, обманчиво ленивой гибкой грацией. В них чувствовалась скрытая угроза. Видя, как небрежной и уверенной походкой молодой Фрозенблейд входит во двор, Эйверет с сожалением отметил, что разговор обещает быть трудным. Гость не делал шагов навстречу, но остановился у ворот, чуть запрокинув голову назад и положив руки на воинский пояс.
– Да не погаснет твой очаг, Нальдерон, – Эйверет открыто улыбнулся.
Наль пожал протянутую руку с подчеркнутой задержкой. Ладонь его была сильной, как кузнечные тиски. Невольно дивясь чуду жизни, Эйверет вспомнил крошечные детские ручки, что цеплялись за него, прося покружить. Теперь эти руки одинаково умело держали кузнечный молот, ювелирный напильник и боевой меч.
Не дождавшись приветственных слов, Эйверет сделал широкий приглашающий жест.
– Прошу, пройдем в дом. Стол уже накрыт, и вино готово.
– К чему? – Наль вскинул на него прямой невозмутимый взгляд. – Раз уж мы оба здесь, можно и поговорить.
Чуть замявшись, Эйверет сдержанно кивнул. Молодой Фрозенблейд ясно дал понять, что не станет играть по чужим правилам даже в мелочах. Однако, готовый к любым испытаниям, хозяин дома указал на тропинку, уводящую вглубь сада. Они неторопливо зашагали мимо зацветающих яблонь, вокруг которых порхали белые бабочки.
– Нальдерон, – начал Эйверет. – Я глубоко уважаю твоего отца…
– Однако питаете определенные чувства к моей матери, – перебил Наль, обрывая церемонии.
Оба остановились.
– Мне нечего скрывать; намерения мои чисты, – качнул головой Эйверет. – Я не желаю занять его места…
– Это никогда бы у вас и не вышло.
Какое-то время они молча глядели друг на друга – до дерзости спокойный, пронзительный вызов в глазах Наля скрестился с понимающим, терпеливым взглядом Эверета. Уже двадцать девять зим назад готов он был усыновить этого ребенка, если бы позволила Айслин, и никогда не упрекнул бы, никогда бы не дал ему почувствовать себя чужим.
– Однако я желал бы вновь стать твоим другом.
– Я был слишком мал тогда чтобы понимать, чем продиктована ваша дружба.
– Не говори так, Нальдерон.
Юноша чуть заметно пренебрежительно дернул уголком губ.
– Теперь ты достаточно взрослый, чтобы понимать то, что раньше чувствовал сердцем. Я полюбил тебя совершенно искренне, не имея и мысли, что однажды мы станем семьей. Я глубоко люблю твою мать и всем сердцем желаю сделать ее счастливой.
– Здесь наши желания сходятся. Я знаю, что она готова пойти за вас, и довольно этого. Однако, если окажется, что с вами моя мать несчастна, если вы причините ей боль или не сможете защитить, я перережу вам горло собственными руками.
Невозмутимый голос юного Фрозенблейда полностью соответствовал его непринужденной позе и уверенным жестам.
Эйверет не отвел взгляда.
– Справедливо. Скорее отдам я свою жизнь, чем, позволю Айслин вновь страдать.
Наль рассмеялся, показывая белоснежные зубы, и ударил Эйверета по рукам.
– Отлично! Можете начинать готовиться к помолвке.
17. Огненная саламандра
Теплый, безмятежный вестерийский лес отличался от нордийского как виноградное игристое вино от черничного ликера. Ласково пригревало солнце сквозь раскинувшиеся над головой ветви необъятных древних дубов, над фиалками и колокольчиками порхало множество разноцветных бабочек. Поднимались от земли кустики остролиста и каштана, шелестело упоительно благоухающее разнотравье.
Джерле́т тряхнул гривой блестящих волос цвета воронова крыла. В оливковых глазах загорелся задорный блеск:
– Поскачем наперегонки.
Охотники были наготове, и гончие уже рвались с привязей. Меж деревьями в землях для охоты оставляли достаточно пространства – неумелый конь и чужой всадник быстро не проскачет, эльф пронесется горным ветром.
– Непременно, – усмехнулся Наль.
Они подружились прошлым летом, когда в рядах королевской охраны он сопровождал в дипломатической поездке в Аркалло́н короля Ингеральда. Прошлая весна также оставила в памяти яркий след.
Возвратившись от Эйверета, Наль, не вдаваясь в подробности, сообщил матери, что они достигли примирения, и за будущими супругами выбор даты помолвки. Брови Айслин с кисточками надломились, словно от подступивших слез, но она с сияющими глазами бросилась обнимать сына. Теперь нужно было заставить его пригнуться, чтобы поцеловать в макушку.
– Беги, – улыбнулся он. – Скорее скажи остальным. У нас будет много хлопот.
Эйруин, давно ожидавший этого решения, отложил работу в своем кабинете. С верхнего этажа слышались радостные голоса. Потом все они миновали оставшегося в холле Наля – Айслин и ее служанка, помогавшая Эйруину в ювелирном деле младшая сестра Иделинд и сам он со своей женой Дэллайей, и ушли. Должно быть, к Эйверету. А оттуда вместе – к портному, к менестрелям, на торговую площадь…
Переступив порог дома поздним вечером, Айслин нигде не увидела сына. Он мог уйти на встречу с друзьями, но на душе отчего-то стало неспокойно. Наконец она нашла его на опустевшей кухне. Было темно, если не считать скудных бликов очага. Наль сидел перед ним, откинувшись на стуле, с трубкой Лонангара, и неподвижными глазами смотрел на догорающие дрова.
– Нальдерон… – прошептала Айслин, замерев на пороге. – Огонек. Я не желала…
Второе имя ему могли дать в честь Лайзерена, Рожденного под Хвостатой Звездой. Не дали, хотя эльфы не склонны к суевериям. Однако, оно закрепилось за ним в качестве прозвища столь же естественно, как имя героя Последней войны Деруина, или Дерона, Доблестного.
Наль медленно повернул голову.
– Я полностью принял твой выбор, мама. Вы назначили дату?
– Да; после весеннего равноденствия. – Айслин приблизилась и ласково положила ладонь ему на плечо. – Быть может, есть другой способ… укрепить твою связь с отцом?
Он усмехнулся, повел трубкой:
– Это из-за дурной репутации? Мелочь. Я позабочусь о репутации нашего Дома.
Затянувшись, он выдохнул клубящееся облако сизого дыма. Глухой, сладковато-горький запах табака окутал ее, увлекая в прошлое. Айслин отступила на несколько шагов. Это было жестоко. Возможно, он сам не сознавал того. Она должна была смириться, что – несмотря на все – ее выбор для сына также жесток.
– Не беспокойся. – Он закашлялся. – Если ты будешь счастлива, я тоже буду.
В начале лета состоялась свадьба. Временить, как принято, после помолвки год-другой, не стали – ожидание и так было слишком долгим. На церемонии Наль как глава семьи вывел жениха и невесту к гостям.
К ночи, когда торжество еще было в разгаре и в доме, и в саду, он незаметно для других выскользнул за ворота. На соседней улице ждал слуга с лошадью. Вскоре Наль уже тихо ехал по поросшим лишайниками каменным улицам. Было так светло, что даже человек со своим слабым зрением смог бы явно рассмотреть эти живые узоры на стенах и обочинах. Если хватятся, слуга должен сказать домашним, что господин отправился погулять. Подробности знать необязательно даже самому слуге. Для этого оружие Наля скрывал плащ. В городских воротах юношу остановили.
– Никто не должен покидать Исналор в одиночку, – сообщил страж с рассеченной шрамом бровью. – Ужели не знаете вы о новом положении?
– Я не покидаю его. Это прогулка. Я вернусь на рассвете.
– Мы не можем выпустить вас, лорд, – вмешался страж с заплетенными по обеим сторонам лица тонкими косичками. – И прогулка в одиночку опасна даже для воина. А теперь ночь.
Летняя северная ночь светла, однако все еще лишена живительного прикосновения солнечных лучей. Все понимали необходимость предосторожностей.
Наль упер руки в бедра:
– Я лучший среди моих ровесников и многих старших воинов, командир двух дюжин, превосходно вооружен, а лошадь моя из самых быстрых аэль-арнредарских скакунов. Откройте ворота.
Первый страж опустил глаза на носки своих сапог, чтобы собрать терпение и такт для вежливого ответа, однако их внезапно окликнули сверху.
– Разве это не друг Меральда, из Фрозенблейдов?
Стражи и Наль запрокинули головы.
– Ортлейк, разве пост твой не расположен шагах в сорока отсюда? – в тон ему поинтересовался тот, что с рассеченной бровью.
Эльнор с остреньким носом и перехватывающим волосы на лбу кожаным шнурком просунул голову и плечи меж зубцов стены и перегнулся вниз.
– Покой и уединение на моем посту, куда я вернусь тотчас, – широко улыбнулся он. – Здесь же чувствуется напряжение.
Наль закусил губу, окидывая стражей у ворот быстрым взглядом. Он мог бы сорвать с пояса одного связку ключей. Он не сомневался, что ему хватит скорости. Однако беспрепятственно отпереть дверь уже никак не выйдет. А если бы и вышло, за ним обязаны выслать погоню, как за беглецом. Ах, какая досада!
– Напряжение почувствуется над твоими ушами, когда начальник смены узнает о твоих не в меру заботливых маневрах, – невольно подхватывая улыбку, качнул головой тот, что с косичками.
Повинуясь порыву, Наль шагнул вперед.
– Призываю вас троих в свидетели, – громко сказал он, поднимая руку. – Даю слово, что буду осторожен. Всю ответственность за выход я беру на себя. Дайте мне пройти.
Стражи переглянулись.
– Ответственности не можете вы с нас снять, ибо не вы возлагали, – возразил второй страж. – Как воин вы должны знать, что означает долг, и какова цена непоправимой ошибки.
Юноше стоило больших усилий не дать воли гневу. В конце концов, окажись он на воротах, бесстрастный отказ выпустить любого одиночку являлся бы и его прямой обязанностью. Внезапная мысль пришла ему в голову. Когда стоящие внизу стражи повернулись к желающим поохотиться твайлари, Наль тихо удалился от ворот и поспешил возвратиться в оживленный Сумеречный квартал, что только проехал на пути к стене. Домой в эту ночь он все равно не вернется.
Вскоре еще четверо конных твайлари остановились у городских ворот. На всех просторные длинные плащи – вынужденная подстраховка, к которой приходилось прибегать всегда, покидая помещение. Цена ошибки была воистину страшна, не успей они скрыться в тени до восхода солнца. Получив разрешение выйти из города, твайлари выехали на луг и повернули к северу. Оказавшись достаточно далеко от стены, трое остановились, закрывая собой четвертого. Развязав тесемки на груди, тот скинул свой плащ, и сидевший позади него, крепко прильнув к его спине и спрятав голову под будто бы неряшливо пузырившимся капюшоном, Наль соскользнул с коня. Он поменялся с девушкой, ехавшей на его лошади, и протянул каждому участнику авантюры по два кроленя – символическая благодарность ценой в кувшин хорошего вина.
– Вы говорили, что не станете отлучаться далеко, лорд, – окликнула его девушка, когда Наль взял курс далее на север. Лица и волосы твайлари призрачно белели на фоне леса.
– Не стану, – заверил он. – Здесь довольно близко.
Ночь дышала сыростью, прохладными запахами хвои, земли и цветения. Наль отмечал знакомые места, деревья, поросшие мхом валуны. Он действительно взял самую быструю лошадь из конюшни – подарок Эйверета Айслин и Налю в день помолвки, а рядом со Снежным Вихрем на бедре у него висел железный меч. «Кровь троллей не содержит железа, – объясняли преподаватели в Университете и Академии, – потому элемент этот совершенно чужд им и способен успешно побороть.»
Позади остались деревня Лимр и огоньки Эстадрета. Сумрачный лес оборвался и отступил вправо. Перед всадником открылась убегающая к горизонту равнина. Он повел лошадь тихим шагом. Горный хребет по левую руку вздымался, как спина исполинского спящего животного. Где-то вдали за деревьями скрывалось озеро, от которого тянулись призрачные вуали тумана. Белесые клочья его выползали на равнину и из леса, клубясь над землей.
Проехав еще немного, Наль спешился. Ему показалось вдруг, что далеко-далеко, среди горных уступов сверкнули враждебным желтым светом круглые огоньки – глаза наблюдавших за ним троллей. Он двигался совершенно бесшумно. Оставил лошадь бродить неподалеку, а сам уселся прямо на землю, положил перед собой оба меча и опустил руки ладонями вниз, чтобы касаться покрытой мшистыми кочками и лишайниками скалы. Это было опасно, безрассудно, но он не мог и не желал находиться нигде более в эту ночь. Именно здесь чувствовал он покой и утешение. Чуткое ухо ловило шорохи мягких пушистых лап, вздохи леса, взмах крыльев охотящейся совы. Если понадобится, он готов защищаться. Но пока вокруг было мирно. Наль поднял лицо к небу и позволил себе на мгновение закрыть глаза.
– Папа, ты рассердился на меня?
– Нет, маленький. Ты вырастешь и станешь смелым и сильным воином.
– Как ты? Я хочу стать, как ты.
В Фальрунн он вернулся на рассвете.
* * *
Те же обстоятельства, что вынуждали усилить осторожность и не покидать города без защиты, требовали учащенного общения между дворами Королевств. Укреплялись дипломатические отношения, обновлялись договоры о взаимопомощи и своевременном оповещении об опасности, разрабатывались совместные планы действий на всевозможные случаи. Король Ингеральд предпринял большое путешествие накануне месяца полуночного солнца. Время, когда безопаснее и легче всего пересекать горы. Амаранта присутствовала в свите, Наль в личной королевской охране. Для влюбленных это была первая встреча с Мидгардом, полная опасностей, но необыкновенно увлекательная. Долго двигались на запад известными одним эльфам дорогами и тропами в прибрежное королевство Скерсалор. Человеческие поселения на севере западной кромки Мидгарда были весьма редки, однако со всеми предосторожностями пришлось миновать и несколько деревень.
Скерсалор прятался в глубокой, неприступной бухте с изрезанными краями и до поры держался, маскируя свой небольшой торгово-пассажирский флот под человеческие рыболовные и торговые суда. Величественный парусник с высокими мачтами и огромной гальюнной фигурой в виде единорога с извивающимся рыбьим хвостом привел Наля и Амаранту в неописуемый восторг. Детище капитана Тефара и гордость Скерсалора, «Изумрудная Заря», казалась им явлением из сказки. Перегнувшись через борт, они наперебой делились впечатлениями, жадно вдыхая запах соли, смолы и водорослей. При виде открывшегося глазам бескрайнего великолепия моря Кракена, под треплющим волосы порывистым ветром, что, несомненно, прилетел из самого Океана Ветров, хотелось плакать и смеяться, словно не было на земле большего счастья.
Проплыли скрытый далеко в изгибах крупного фьорда, вновь переименованный по человеческой прихоти Ни́дарос*, о чем сообщил один из матросов. По морю Кракена достигли Юных Земель, а оттуда, пополнив запасы, побережья Франкригг. До заката младшие эльфы с нетерпением выглядывали в порт и пытались сохранять внешнюю невозмутимость, как бы по делу проходя в плаще с поднятым капюшоном по палубе и ныряя назад в каюту.
____________________
* до первого тысячелетия от Р. Х. место называлось торжищем («каупанген») на реке Нид. После его переименовали в Нидарос, по расположению в устье реки, затем в торжище в Тронхейме по названию лена (использовалось наряду с Нидаросом), а затем кратко в Тронхейм
– Что люди сделали бы, если узнали, что это наш корабль стоит в их порту? – пробормотал Дероальт, уступая место у иллюминатора, откуда можно было видеть кусок порта.
– Взяли бы штурмом. Завалили бы цветами и подарками. Сделали бы нас развлечением. Поклялись бы в покровительстве. Поглазели и прошли бы мимо. Что угодно. – Наль наблюдал за моряками, грузившими бочки на соседнее судно. Пальцы его с силой впились в раму иллюминатора, но он не замечал этого.
Дероальт принялся в восьмой раз проверять снаряжение и костюм.
– Тебе безразлично?
– Рассказы предпочитаю я лишь пока не смогу узнать сам.
– Хочешь спросить?
Наль дернул уголком рта.
– Однажды все равно придется с ними встретиться. Как думаешь, они совсем не чувствуют нас, или отмахиваются от чутья, как от избыточного содержимого их заплечных мешков?
– Все мои знакомые, долго общавшиеся с людьми, отмечали, что рано или поздно люди признавались им в странном чувстве. Люди искали разное объяснение этому, но были довольно единодушны… Ультар, сойдешь с нами на берег? – Последние слова были обращены к матросу, в чьей каюте юные охранники Ингеральда нашли подходящий пункт наблюдения.
– Чего я там не видел! – Ультар широко улыбнулся, потягиваясь в своем гамаке, и заложил руки за голову. – Все человеческие порты одинаковы по-своему. Наши по-своему. – По манере нордов побережья он слегка заглатывал окончания. – Лучше отплывем с закатом дальше в море, будем купаться и кормить дельфинов.
На берег сходили небольшими группами под покровом тьмы, дабы не привлекать ненужного внимания. Даже ночью в порту оставалось немало людей. Те эльфы, кому путешествие было в новинку, изнывали от любопытства, стараясь не слишком заметно вертеть головой по сторонам, но увидеть как можно больше. Налю в этом приходилось особенно нелегко: он должен был безоговорочно следить за безопасностью своего короля. Эльнайри держались в круге эльноров, однако соблюдать этот строй было временами затруднительно.
Первое очарование разрушилось быстро. Непристойно одетые женщины мелькали среди хмельных, не стеснявшихся чужих взглядов моряков. Кто-то, едва держась на ногах, справлял нужду прямо на дороге. Как дочь высокого советника и леди при дворе, Амаранта шла чуть позади королевской четы, и краем глаза Наль заметил, как потянулась к ней чья-то бесстыдная рука. Кровь бросилась в лицо; лишь выдержка воина удержала его, чтобы не рвануться к преступнику, выхватывая из-за пояса хлыст. Амаранту загородил собой сам лорд Нернфрез, и судя по всему, негодяй получил урок, который нескоро забудет.
Тем не менее, путешествие через Франкригг заворожило всех. В походных костюмах средней человеческой знати и в плащах с глубокими капюшонами, как у твайлари, кортеж Ингеральда двигался вглубь земель, встречая необъятные и чуждые равнинные города со столь же обширными геометрическими парками, архитектуру громоздящихся колонн, пилястров и скульптур, расцветающие умеренные леса. Выбор одежды должен был облегчить продвижение: достаточно скромный, чтобы не дразнить возможных разбойников, но достаточно статусный, чтобы встретить долю уважения или готовность услужить от людей добропорядочных. Эльфийские карты местности показывали населенные пункты и прибежища для своих, однако карты устаревали, от подозрений или общих происшествий приходилось бежать и образовывать новые укрытия. Не всегда удавалось придерживаться рассчитанного маршрута или времени. В таких случаях приходилось ночевать под открытым небом или полагаться на человеческое гостеприимство.
Когда церемониальная часть приема в столице Аркаллона, Вьельтаэ́ре, была окончена, Наля, Амаранту и остальных младших гостей обступили их местные ровесники, предлагая свою компанию. Джерлет тренировал юных эльфов в военной академии, как старший друг Наля, Деор. Он тоже был постарше, и даже участвовал в нескольких битвах Последней войны. По ней теперь мерили слишком многие события.
Ничтожные десятилетия между Налем и Джерлетом не помешали им подружиться в тот же день, что и было отпраздновано в таверне «Смеющийся Лис». Пока разница в возрасте между совершеннолетними не достигнет трех-четырех веков, она несерьезна. До почтенного возраста шестиста зим особого уважения заслуживают лишь в силу статуса или личных причин. Джерлет дружил с младшим принцем Аркаллона и на следующий же день представил тому своих новых приятелей. Молодежь не упускала меж переговорами и балами ни одной возможности ввязаться в хотя бы небольшое приключение.
Стоя в числе ближайшей охраны за креслом Ингеральда, в Аркаллоне Наль имел возможность наблюдать переговоры двух монархов. Когда разговор переходил с безопасности на торговлю или путешествия, внимание начинало невольно скользить по беломраморному залу с отделанными местным малахитом, порфиром и норским павлиньим камнем арками. С красотой отделки спорили стоящие в мозаичных кадках яркие крупные цветы с растущими одна из другой головками, огромными тычинками и шипами. Здесь белое вино предпочитали красному, и нужно признаться, оно недурно утоляло разыгравшуюся на жаре жажду, особенно смешанное с водой. Совет требовал от участников строгой формы одежды: сорочку с длинными рукавами, тунику со знаками принадлежности к королевству и Дому.
– Как им не жарко? – почти неслышно проронил рядом Фаннар. Вестери в зале, казалось, чувствовали себя совершенно свободно.
Наль ответил ему недоуменным взглядом, в котором читалось: «Сколько зим ездил ты в Западные Королевства еще до моего рождения?»
«Я все еще не понимаю», – чуть качнув головой, также взглядом заверил тот.
На совете присутствовал младший принц Аркаллона, но в отличие от Алуина, чьему любопытству потакали король Ингеральд и королева Солайя, Крисант уже пришел в возраст, и имел законное право вникать в дела старших. Судя по живым золотистым искоркам в зеленых глазах, мотивом участия Крисанта, однако, было то же любопытство. Он более рассматривал северных гостей, чем внимал переговорам. В серебряном венце его на гладких и блестящих, как лакированное дерево, каштановых волосах сиреневый аметист вспыхивал каждый раз, когда он чуть поворачивал голову к говорящему.
Почти тотчас после поездки поступил вызов к беспокойной границе, где из-за изматывающих орочьих набегов и нескольких столкновений с троллями дозору пришлось провести остаток лета, всю долгую зиму и первые дни весны. Возвратившемуся в начале месяца пробуждения домой Налю необходим был отпуск и смена обстановки. Впереди ожидал военный поход, равного которому по ответственности и масштабу он еще не знал. Забрезжила надежда вернуть царившие по окончании Последней войны мир и спокойствие. Об этом говорили все: в тавернах, на площадях, в дворцовых залах. Слишком многое стояло на кону. Оружейники трудились, не покладая рук. В садах раздавался звон мечей: каждый Дом готов был предоставить воинов для столь решающего дела. Юноша готовился к походу с большим трепетом и старался держать в голове советы о том, как сохранять равновесие между напряженной работой и отдыхом.
Он вызвался ехать в Аркаллон в составе каравана торгового подворья вестери, вынужденных оставаться на месте до весны. Выступили сразу, как сошли обильные снега. По пути к караванам присоединялись торговцы нордов и твайлари. Норды везли изделия из кожи, оленьего рога и кости пещерного медведя, украшения из серебра, янтаря и павлиньего камня, мех песца, рыси, северного кроленя, что гораздо гуще и пушистее других видов, а зимой приобретает особенно ценный оттенок и рисунок, и мех синей двухвостой лисицы. Из продуктов преобладало соленое, копченое и маринованное мясо пещерного медведя, лососи в остром маринаде с ягодами, морошка во всех видах: листья, корни, сушеные ягоды, варенье и морошковый ликер, что в дальних теплых королевствах откроют с приходом новой зимы. А если не дождутся холодов, осенью к вестери отправятся новые, тяжело груженые нордийские караваны, чтобы принести частицу дивной, истинной зимы, и останутся там до тех пор, пока северные дороги по весне не станут проходимы.
Радость путешествия для Наля немного омрачало отсутствие Амаранты. В этот раз она сопровождала королеву Солайю с визитом в Лаэльдрин. По возвращении в Исналор у него с Амарантой будет несколько дней, чтобы начать планировать свадьбу, а потом он уйдет с войском нордов навстречу орде, что по свидетельствам разведчиков попытается после летнего солнцестояния занять берег Тальфарэльвен. Впрочем, скучать в Аркаллоне не приходилось. Большинство гостей, собиравшихся назад, уехали в первую четверть луны, он же еще задержался, чтобы участвовать в долгожданной для младшего королевского двора охоте.
Белоснежной, способной лишь к легкому золотистому загару кожей и светлыми волосами он сильно выделялся среди рыжих или темноволосых вестери. Было у них много зеленоглазых и кареглазых. Синий цвет глаз встречался чуть реже, голубой же могли наследовать только от северного или сумеречного родителя или предка. Кожа их была оливковой или теплых светлых оттенков, словно впитала в себя ласковые солнечные лучи. Язык звучал плавнее и певучее по контрасту с сухим, резким говором нордов. Наль сверкал холодным золотым бликом на балах и гуляниях, и легко вошел в окружение младшего принца Криса́нта, который называл его своим тезкой*. Джерлет немного досадовал, что после охоты другу предстоит уехать, и он снова не познакомит того со своим младшим братом, второе лето гостившем у родственников на восточном краю Королевств.