Линда Летэр
Дым осенних костров
26. Долг против долга
Лекарь Халльгар осматривал незадачливого пастуха, упавшего с горного приступка – нет ли перелома руки, разрыва сухожилий, можно ли без опасений вправлять вывих? Бирк не стал дожидаться окончания недолгой процедуры и бросился дальше по коридору, обитому душистыми сосновыми панелями. Воздух в лечебнице был чист и свеж, не застаивались в нем тяжелые запахи болезни. Отрадно и утешительно было вдыхать этот воздух; он помогал настроиться на выздоровление и разгонял вредоносные испарения. Однако сейчас отраду могло принести лишь одно. Паренек влетел в приемную залу, задыхаясь от волнения.
– Магистр Лейтар! Немедля нужна ваша помощь!
Лекарь развернул протянутый клочок бумаги и изменился в лице.
– Я соберу сумку.
Они сорвались со двора лечебницы, подгоняя лошадей. За считанные минуты сборов Бирк совсем приуныл. Лейтар был опытным лекарем, ему уже миновала пятая сотня, и он мог рассчитывать на звание магистра лечебницы. Если он так серьезен и встревожен, дела плохи.
Наль намеренно не вдавался в подробности прошедшей ночи. Прежде всего он желал оградить мать от переживаний, которые ей и так принесет разрыв помолвки. Быть может, еще удастся сохранить нападение линдорма в тайне. Он надеялся на собственную выносливость. Чуть позже можно будет открыть что-то щадящее. Да, он получил повреждение в лесу, но помощь уже оказана, и все идет на поправку. Простодушный Бирк же мог не удержаться и от расстройства проговориться еще кому-то из слуг, а там недалеко и до господ. Хуже встречи с болотным змеем могла быть разве что таковая с пещерным медведем.
Яркое утреннее солнце взошло из-за леса, а лекарь и слуга неслись через благородные кварталы, вызывая за каждой оградой всполошенный лай собак. За плечами Бирка висела вторая тяжелая лекарская сумка, а в груди усиливалась неизвестностью тревога. Что же было в бумаге, что начертал господин Нальдерон?
Лошадей оставили за оградой, привязав к железному кольцу в камне. Беззвучно всхлипывая от отчаяния, Бирк задержал Лейтара у черного хода через кухню – мать собирала к завтраку. Юноша насчитал две минуты. А что если нужно было ослушаться приказа господина, а теперь уже поздно, и никто не знает, а тот лежит наверху бездыханный?
Бирк не мог ослушаться господина.
Слуга и лекарь появились на пороге, преодолев несколько этажей и лестниц, словно лазутчики. Больной с усилием повернул голову на звук. Глаза его запали, слишком мутные, в темных кругах и необычно сухие.
Едва взглянув на раненного, Лейтар отрывисто потребовал развести огонь в очаге и принести кипятка. Бирк выскочил за дверь, сам как ошпаренный, а лекарь уже расставлял на столе склянки, баночки и инструменты.
– Когда это произошло? – он бросил на Наля короткий внимательный взгляд.
– Часа два… четыре до рассвета, – с трудом выговорил тот. Он не знал.
Лейтар поднес к его растрескавшимся губам склянку, придерживая юношу под голову. Настойка с корнем мандрагоры пролилась в ободранное горло.
– Это зубы или когти? – Хотя уже рассвело, и отсюда было достаточно далеко до леса, язык не повернулся назвать болотную тварь по имени.
Лейтар, как большинство лекарей его возраста и младше, не сталкивался с жертвами линдорма лично. Таковые обычно либо успевали уйти без схватки, либо не возвращались. В основном знания о лечении редких случаев передавались через книги и рисунки. Нельзя было допустить ошибки.
– Зубы…
Не дожидаясь окончания ответа, Лейтар принялся обрабатывать края ран. Наль вскинулся, стиснул руками основание кровати. Это не помогло; он протяжно застонал. Лекарь проводил свою работу привычными, быстрыми ловкими движениями, однако драгоценное время было уже упущено, и приоритетом являлся совсем не комфорт больного.
Возвратившийся Бирк оставил кувшин на столе и хлопотал у очага. Лейтар или не замечал его, или отдавал сухие, отрывистые приказы, и паренек не осмеливался задать мучающий его вопрос: удастся ли вылечить господина? Его пугали следы на теле Наля, огромные, опоясывающие багрово-синие гематомы и прорезающие бок сверху донизу, зияющие раны. По лицу лекаря, замкнутому, холодному, даже суровому, нельзя было прочесть ничего утешительного. Однако тот не терялся, велел заварить резко пахнущий травами настой, подавать чистые ткани и склянки с очищающим снадобьем. Оставалось лишь надеяться.
Лейтар принялся промывать раны. Если бы не настойка мандрагоры, молодой эльф закричал бы в голос. Грязь, ил и омертвевшие ткани скрепились запекшейся кровью, под которой уже распространялось воспаление.
– Как подействовал на вас укус? – вопрос призван был не только пролить свет на обстоятельства, но и хотя бы немного отвлечь больного от процедуры. – Важно все.
Сбивчивый, перемежающийся стонами ответ подтвердил предположения лекаря. Все указывало на яд, а обильное кровотечение, которое Наль не смог остановить, послужило скорее на пользу, выведя большую часть отравы из тела. Впрочем, делать положительные выводы было рано. С ядом вышло слишком много крови. Лицо Наля, посеревшее и заострившееся, стало похоже на безжизненную маску.
Резко пахнущий отвар заварился, и Лейтар подал кружку Налю.
– Дабы не дать распространиться недугу.
Тот, однако, не сумел удержать ее, и Бирк позаботился, чтобы господин выпил все до последней капли.
– Еще… воды, – шевельнул губами Наль. Слуга бросился наполнить кружку из фарфорового кувшина, но Лейтар сделал предупреждающий знак, и пришлось подчиниться.
– Пить, – попросил Наль еле слышно, с трудом повернул голову, но похоже, не заметил ни слуги, ни лекаря. Глаза его заволакивал туман. Бирк виновато опустил голову. Ногти врезались в ладони – он в бессилии сжимал кулаки.
– Дай подействовать лекарству. – Лейтар наконец обратил внимание на чуть не плачущего паренька и снизошел до пояснения. – Это противоядие необходимой концентрации. – Он озадаченно ощупывал лоб Наля, закоченевшие руки. Под тонкой посеревшей кожей пугающе проступила синяя сеточка сосудов. На душе у лекаря было нехорошо. Он прибыл так скоро, как смог, и сделал все необходимое для начала. Однако вид больного и онемение пальцев свидетельствовали о том, что яд распространился по телу – еще бы, минуло несколько часов! – и все зависело теперь от его свойств, количества, и от крепости больного. Знать бы еще, идет ли речь о трупном яде на зубах линдорма, или о чем-то наподобие яда драконов.
Лейтар поднял глаза к потолку.
Слабое движение отвлекло его от мыслей. Громко всхлипнув, Наль приподнялся на локте. Его вырвало.
Губы лекаря побледнели. Метнувшись к своим склянкам, он налил новую порцию снадобья и, приподняв голову почти лишившегося чувств больного, собственноручно начал поить его, давая через перерывы понемногу.
– Еще кувшин, еще воды, – отрывисто велел лекарь, не глядя на Бирка. – Потом уберешь здесь.
* * *
Бирк сделался слугой наследника старшей линии Фрозенблейдов, когда тому минуло тридцать зим. Самому Бирку в ту пору только прокололи уши, и на него стало возможным возлагать ответственную работу. До того он исполнял разнообразные мелкие поручения по дому и помогал старшим слугам. Бирк был в восторге: он не конюший, как отец, и не садовник, как дядя, а почти что компаньон господина, ведь компаньоны, не обремененные иным трудом, полагались лишь Первым Домам и выше.
Наследник лорда Лонангара насмешливо щурился, когда ему напоминали об осторожности и благоразумии. И кому приходилось порой заботиться о напоминаниях – ему, Бирку, младшему, как ни посмотри! Будущий глава семьи Фрозенблейдов любил бросать вызов опасностям, будь то прогулка по темнеющему Сумрачному лесу или игры на ловкость рук с заточенными кинжалами. Не упускал он случая и отточить свой язык в разговорах со сверстниками, но всегда умел постоять за себя и делом, и своих в обиду не давал. Не раз защищал он Бирка от выговора за участие в проделках, в которые сам же его втягивал, а Бирк, как верный слуга, не мог бросить господина, которым уже тогда безмерно восхищался. Не было в Исналоре равных его господину ни в ловкости, ни во владении оружием, ни в смелости, ни в красоте. На него отчаянно хотелось быть похожим – и доказать свою преданность.
* * *
Прошло некоторое время с тех пор, как Лейтар терпеливо напоил больного, и тот будто бы задремал. Впрочем, слишком неровным было дыхание, напряженным лицо Наля, однако хмурое лицо Лейтара, напротив, немного разгладилось. Теперь противоядие должно было подействовать – во всяком случае, в той мере, в какой это возможно спустя несколько часов после отравления.
Наль тихо застонал, приходя в себя. Открыл мутные глаза и попросил воды. На сей раз лекарь ответил благосклонно, и Бирк дал господину напиться в волю. Струйки проливались, текли по подбородку. Кружка опустела. Наль вытянулся на постели, глядя в потолок; синие губы дрогнули.
– Каскад…
– Господин? – неуверенно переспросил слуга.
– Каскад, – повторил Наль уже более четко, на лице его отразилось отчаяние. – Где мой конь?
– Не знаю, господин Нальдерон, – озадачился Бирк. – Я не видал его с тех пор, как вы отправились вчера к леди Амаранте…
Наль закрыл глаза, словно их резанул яркий свет.
– Мы поищем его, господин, – убеждал Бирк, – если нужно, снарядим отряд, я сообщу отцу… вот прямо сейчас…
Наль повернул голову к стене. Меж бровями залегла глубокая складка. В своих страданиях он позабыл о верном друге, в последний раз спасшем его от смерти прошлой ночью. Несчастный, обезумевший от страха конь мог сорваться в ущелье, забрести глубоко в горы и стать добычей пещерного медведя или тролля, заблудиться в лесу, переломать тонкие ноги, свалившись в неприметную под валежником яму.
Дверь спальни распахнулась без стука. Бирк чуть не подпрыгнул от неожиданности. Лейтар, похоже, предполагавший дальнейшее развитие событий, невозмутимо поднялся.
– Леди Айслин, – наклонил голову он.
Та окинула встревоженным взглядом превратившуюся в лазарет комнату и, едва кивнув лекарю, бросилась к Налю.
Он внезапно понял, что не сможет скрывать правду.
– Небо и звезды! – дрогнувшим голосом воскликнула мать, услышав о линдорме. – Лучше ли тебе теперь? Магистр Лейтар, что скажете вы, сын мой вне опасности?
– Все это неважно, мама! – в голосе Наля засквозила тщетно сдерживаемая мука. – Моя помолвка с Амарантой расторгнута; она выходит за принца Алуина.
Что испытала Айслин в тот момент, он никогда не узнал. Мог только догадаться, но мать, не давая заглянуть в себя, поспешно наклонилась над ним и обняла за плечи, бережно, но крепко.
– Прости меня, – смог только выговорить Наль, закрывая глаза.
– Мой милый, дорогой мальчик, – шептала Айслин, слегка покачивая его и гладя по голове, как ребенка. – Я не спрошу ничего, если ты того не желаешь. Знай только, как я люблю тебя, и что ты в любое время можешь говорить со мной, спросить совета или просто помолчать рядом. А сейчас самое важное – это твое выздоровление…
Никто не видел ее глаз, устремленных в пространство сквозь стену. Так же бережно она качала его, когда он разбивал коленки, научившись ходить.
Бирк застыл на месте, не веря своим ушам. Леди Амаранта оставила господина? Разве такое возможно? Отвергнуть живого возлюбленного, да еще чтобы обратиться к другому, немыслимо, как не может зимой зацвести в лесу земляничная поляна. Лейтар деликатно покинул покои, когда Айслин обняла сына, а Бирк все стоял, изумленный и огорченный, и не знал, что делать и думать теперь, когда разве что небо не упало на землю.
Наконец мать разжала объятия, заглянула Налю в лицо.
– Спи. Ни о чем не заботься.
Он опустил ресницы.
– Я принял решение. Я должен явиться во дворец и сообщить Его Величеству, что приступлю к работе позже из-за болезни. Затем полностью отдамся лечению.
– Но… Наль… Ты едва дышишь… Невозможно идти сейчас во дворец. Кто угодно может сообщить королю…
Он горько качнул головой.
– Я обесчещен. Если новость о свадьбе пройдет в ближайшие дни, и меня не увидят при дворе, станут говорить, что королевский оружейник бежал от позора, малодушно скрылся – неслыханная трусось, признание вины. Тень падет на весь род.
Он был прав. Айслин замолчала. Она могла говорить, увещевать, плакать, и возможно, сын даже дрогнул бы, примени она все доступные способы настоять на своем. Однако слишком ясно прочла ответ на его лице. Долгие отчаянные уговоры лишили бы его необходимых к выздоровлению сил, а забота о чести рода подкосила бы окончательно. Кроме того, Наль был главой семьи. Он так решил, и никто не мог противоречить его решению. Проглотив слезы, мать кивнула и, поцеловав его в лоб, вышла.
Вернулся Лейтар.
– Что, магистр, – криво усмехнулся молодой эльф, – станете лечить обесчещенного?
– Врачебная присяга обязует лечить в беде любого, лорд Нальдерон, – спокойно проговорил лекарь, – будь то даже чужак… – его скулы дрогнули.
– Или орк, – с невеселой усмешкой закончил Наль. – Превосходно, ибо теперь мне понадобится вся возможная помощь. – Он помолчал, набираясь сил для следующей фразы. – Примерно на час мне необходимо отлучиться во дворец. Дайте самого сильного болеутоляющего, снимающего жар, и того напитка, что даже находящемуся при смерти прибавляет сил. Когда вернусь, лечите, как сочтете нужным; весь я ваш.
– Это безумие, лорд, – покачал головой Лейтар.
– Отчего же; я знаю, что снадобье Обновленной Жизни давало воинам со смертельными ранами повторно выходить в бой, и именно так отстояли Сульгварет, который иначе пал бы под штурмом орочьей сволочи.
– Способны ли вы вообразить себе запрошенную вами лекарственную смесь?
– Еще нет, – в слабом голосе сквознула ирония.
– Все тело ваше испытало сильнейшее потрясение. Быть может, это даже хуже боевых травм.
– Лишь один час, магистр.
– Вы, видно, не близки к врачебному делу, лорд Нальдерон, и вправду не ведаете, сколь опасной затеи требуете от меня. Раны ваши необходимо наблюдать постоянно. Элексир Обновленной Жизни дают лишь в самых безнадежных случаях, когда встать необходимо, несмотря ни на что…
– Это как раз мой случай, – перебил Наль.
– …так безнадежно раненный может подняться для подвига, сразить врагов, а после, быть может, дойти до лечебницы, где получит – обратите внимание – надежду. Однако жизненная сила, наполнившая его тело, не берется из ниоткуда. С сокрушительной безжалостностью выжимается она из всего существа, и может статься, что никакое врачебство не способно уже будет ее восполнить.
Молодой глава семьи прикрыл глаза. Разговор истощил его.
– Я прошу. Деньгами вас не подкупить, сжальтесь же над моим положением, над моей ни в чем неповинной матерью… Весть о свадьбе моей, – его скулы мучительно напряглись, – бывшей невесты прозвучит вот-вот. Если я исчезну, стало быть, вправду не смею смотреть честным эльнарай в глаза… Хотя виновен я лишь тем, что безоговорочно верил…
Непроницаемое лицо Лейтара снова дрогнуло, совсем чуть-чуть. Наль ухватился за эту соломинку.
– Прошу вас, магистр! Мне необходимо защитить Дом.
– Вы вынуждаете меня нарушить врачебную присягу.
– Напротив; выполнить свой долг и облегчить страдания!
– Я должен подумать, лорд, – сказал Лейтар, наполняя кружку. – Пейте лекарство, а я пока взвешу все за и против.
– Думайте скорее, прошу.
Наль бессильно откинулся на подушки.
27. Кольцо
День разгорался за стенами особняка Фрозенблейдов, а приглашенный лекарь у окна предоставленной ему рядом с покоями главы дома комнаты погрузился в нелегкие думы.
Глаза Наля приобретали тревожный блеск. Несмотря на некоторое облегчение, принесенное отваром, он испытывал все большее беспокойство по мере того, как солнце все выше поднималось над городом.
– Который час? – нервно спрашивал он у Бирка, чтобы затем на короткое время погрузиться в зыбкую полудрему.
В одно из таких мгновений слуга решил отлучиться. Быть может, тогда господин забудет вопрошать его и заснет. Не дыша, на цыпочках достиг он порога.
– Бирк! – оклик заставил его вздрогнуть. – Помоги мне встать.
– Но господин…
Тусклые глаза Наля гневно сверкнули.
– Ты не понял?
Стискивая зубы, он подтянулся к краю постели.
Испуганно поглядывая на него, Бирк повиновался. Он видел, что господин пришел в состояние, в котором спорить с ним опасно. Бережно, с трудом, страшась навредить, видя, какую муку причиняет малейшее движение, он наконец усадил Наля. Застыв в принужденной позе, тот медленно, тяжело дышал, как после продолжительного подъема на крутую гору.
– Верно, лекаря ждать не приходится. Неси все, что есть у нас успокаивающего жар и боль, и много бинтов. Зови кого желаешь на помощь, только поторопись.
«Да можно ли идти куда-то в таком состоянии!» – хотелось выкрикнуть с отчаянием. Только пользы от увещеваний не будет, одно огорчение. Не смея перечить, Бирк опустил голову и вышел, нос к носу столкнувшись с Лейтаром.
– Что вы делаете, лорд?! Это безумие!
– Спасаю свой род.
– Вы не можете!..
– Кто помешает мне? – хрипло спросил Наль.
Лейтар покачал головой. Связать, запереть, лечить насильно, как лишившегося рассудка? Даже получи лекарь такое право над королевским оружейником, потрясение и гнев убьют того столь же верно, как отказ от лечения. Запавшие глаза Наля беспокойно блестели, будто в лихорадке, на посеревших скулах подрагивали желваки. Его влекло неудержимое, непреклонное стремление, и лишь в исполнении задуманного видел он цель и смысл.
Получасом позже глава младшей семьи Фрозенблейдов, напоенный лекарствами и настойками, туго забинтованный в корпусе, чтобы предельно снизить риск открытия раны и нового кровотечения, покинул особняк. Наль с отстраненным интересом наблюдал, как жизненная сила начинает струиться по венам, парализующая половину тела боль отступает, а движения обретают достаточную твердость. В голове у него прояснилось, словно свежий горный ветер рассеял липкий туман, отогнал тягостное наваждение болот.
Тяжелые, высокие темные башни выплыли из-за крыш особняков знати еще до того, как дорога пошла вверх. Три флага реяли над королевским дворцом. Белоснежный флаг Исналора – сверху зеленые Небесные Костры, под ними на фоне горы олень с широкими ветвистыми рогами, а между рогов у него синяя снежинка. С обоих сторон стоят на задних лапах поджарые волки-щитодержатели. Флаг Фальрунна – бъет на синем поле копытом единорог, на котором вернулся в замок из успешного военного похода первый король, а позади заснеженная зубчатая стена. И флаг династии Лаэльнэтер – три падающих снежинки и белая корона на скошенном зелено-лазурном щите.
Созерцание королевского замка всегда воодушевляло, придавало уверенности, столь же нерушимой, как его мощные стены и гордые изваяния. Замок олицетворял для Наля оплот благородного мудрого правителя, которому испокон веков верой и правдой служат Фрозенблейды, воплощал собой величие Исналора. И никогда ранее – дом разлучника.
– Лорд оружейник! – Один из придворных нотариусов поравнялся с ним на широкой дворцовой лестнице. – Рад видеть вас, но сегодня ли или вчера за обедом у лорда Нернфреза глаза мои изменили мне так жестоко? Вы как будто сделались больны.
– На меня напало… животное, – уклончиво ответил Наль, не желая поднимать лишних вопросов. – Вчера потянуло в леса, но охотничий навык, видимо, уступил место военному. – Предваряя следующий вопрос, он кивнул в сторону приемного зала. – Спешу сообщить Его Величеству, что вынужден приступить к работе лишь по выздоровлении.
Нотариус понимающе поднял ладони.
– Не стану задерживать вас более. Да не погаснет ваш очаг!
– Пусть день сияет вам, лорд Ортальд.
Два стража у королевских покоев оказались еще немногословнее. Функцию свою они исполняли исправно, не вдаваясь в то, что не касалось их.
Ночью прибыл высший посол, тайр-лорд твайлийского Сел’Этеля. Его Величество держал малый совет. Все могло затянуться надолго, ибо напитки и закуски велели подать прямо в кабинет. Наль представил, как требует срочной аудиенции, и оторвав короля от межгосударственных дел, объявляет о своей ране на боку. Он попросил стража в точности передать краткое сообщение, и когда тот повторил все слово в слово, направился назад, подавляя досаду. По крайней мере, он сделал все, что мог.
На лестнице, где Наль только что встретился с нотариусом, половиной пролета выше, мелькнуло лазурное платье с узорами серебристой нити по струящемуся шелку. Он вздрогнул, увидев Амаранту. Боль, горечь, ненависть и щемящая тоска захлестнули с головой; сердце мучительно заметалось в стесненной бинтами груди. Было в этой буре одно нечто, слишком сильное, чтобы сопротивляться.
Она приблизилась сама. От глаз ее не укрылось болезненное состояние бывшего жениха; она приписала это душевным страданиям.
– Наль… Никогда не желала я так… – Амаранта умолкла и опустила взгляд, собирая все свое мужество. – Прости меня, если сможешь.
Он готов был упасть к ее ногам, рыдать, унижаться, если нужно – хотя до того момента не мог представить себе бóльшего унижения, чем уже пережитое; готов был на коленях умолять одуматься, цепляясь за призрачную надежду – если бы не было слишком поздно. Прошлая ночь поставила точку в прошлой жизни.
– Не стоит. Хорошо, что наконец узнал я твое истинное лицо. Жаль только, память о тебе помогала мне переносить усталость, холод и раны, и с именем твоим на устах я шел в каждый бой. – Он помолчал с мгновение. – А вы будете хорошей парой: низость и предательство всегда идут рука об руку.
Как умело второй раз в жизни топтал он ее гордость, наносил словами удары, словно мечом, разбивал тщательно выстроенную защиту и безжалостно поражал как не находящую себе оправдания совесть, так и остатки нежности к нему, все еще хранящиеся в душе.
– Ты говоришь теперь много жестоких вещей, – звенящим голосом начала Амаранта, – потому что зол, потому что знаешь, что любое унижение сойдет тебе с рук!
Неожиданно для себя его губы дрогнули; их скривил сардонический смех.
– Кому же заказал Алуин свадебные кольца? Глаай-элкерам? Орвалю? Как полагаешь, не будет твое уступать прежнему в качестве?
Амаранта метнула на Наля нерешительный взгляд.
– Быть может, ты желаешь виру за расторжение помолвки?
Он качнул головой.
– Нет. Мне не нужна вира. Пусть Алуин даром забирает то, чего достоин.
Она порывисто сорвала с пальца кольцо и протянула Налю, но тот отдернул руку, и оно со звоном упало на каменный пол. Прежде чем на прекрасном лице бывшей невесты проявилась раздражающая его со вчерашнего дня смесь отчаяния и гнева, он развернулся и, не оглядываясь, сбежал вниз по ступеням. Миновав два пролета, он не видел, как почти одновременно с ним Амаранта топнула ногой и скрылась в одном из ответвлений коридора.
Безысходная скорбь вновь подкатывала к горлу и клокотала в груди юноши. Душа была сплошной открытой раной. Зачем, зачем встретились они сейчас? Удар хлыстом по избитому до полусмерти. Он не видел ничего перед собой и не помнил, как очутился во дворе замка.
Внезапное непреодолимое головокружение отрезвило, заставив остановиться. Какое-то время он тяжело, глубоко дышал, борясь с дурнотой и накатившей слабостью. Раны пощипывало при вдохе. Устремленный в пустоту взгляд встретил тусклый в свете луны блеск черного болота. Нечто светло вспыхнуло в стоящей маслянистой воде.
Наль вздрогнул.
Кто-то стоял перед ним, протягивая вперед руку с раскрытой ладонью.
– Вот, возьми. Хотя, думаю, ты не случайно его выронил.
Наль медленно поднял глаза. Его окружал замковый двор.
– Когда успел ты заболеть? – озадаченно протянул Меральд. – Мы с Деором приходили к тебе вчера; ты еще не вернулся от Амаранты. Но сегодня, я вижу, вы в ссоре…
Он качнул головой.
– Это не ссора. Расторжение помолвки.
Меральд потрясенно отступил на шаг. Глубокое изумление, почти ужас в глазах цвета рассветного неба вдруг показалось Налю таким наивным, словно сам он прожил уже семь веков и познал слишком многое.
– Неужели… дружба с принцем?..
– Да. Сомнения придворных оказались верны.
Друг все качал головой, сокрушенный известием, словно отрицание могло что-то изменить, а потом порывисто, крепко обнял Наля. Тот непроизвольно дернулся, хотя не почувствовал боли, скорее покалывание в корпусе.
– Да ты ранен! – понял окончательно ошеломленный Меральд. – Как, когда? Небо и звезды, не она же в ссоре пронзила тебя кинжалом?!
– Как сказать, – невесело улыбнулся Наль.
Меральд все еще пытался осмыслить услышанное. По-лисьему вытянутые с внешних уголков чистые глаза растерянно моргали. От изумления нос друга будто еще больше удлинился, уголки губ опустились. У него был такой оглушенный вид, что Наль едва не рассмеялся. Вычленив из потока вопросов главное, Меральд всплеснул руками:
– Но что делаешь ты здесь, когда должен находиться в постели под присмотром лекаря?
– Это я и собираюсь теперь.
– Пойдем. – Друг осторожно взял его под локоть. – Я провожу тебя.
Наль был глубоко благодарен за твердую руку, что дала опору не только телу, и за то, что всю дорогу Меральд молчал. Заслышав впереди шум Стролскридсэльвен, Наль повернулся и выжал из себя слабую улыбку:
– Я хотел бы… побыть один.
– Друг мой… Ты неважно выглядишь. Думаю, лучше довести тебя до дома.
– Уже недалеко. Я справлюсь; иди на дежурство. Заглянете с Деором к нам вечером.
Пристально посмотрев в глаза Наля, Меральд наклонил голову. Тот сжал его правую руку на уровне груди, но левой обнять не смог, просто привалился плечом к плечу. Меральд бережно похлопал его по спине и хотел еще что-то сказать, но не стал. Проводив друга взглядом, Наль вышел на берег. Жжение в ранах понемногу возвращалось. Он стоял сейчас, где когда-то стояли в закатных лучах незаходящего солнца Лонангар и Айслин, юные и полные надежд, охваченные чем-то, еще не имевшем названия, неизведанным, окрыляющим.
Он разжал левую ладонь и посмотрел на обручальное кольцо Амаранты. То самое, что она сорвала с себя в сердцах, что упало на безразличный каменный пол, никем не желанное, сделавшееся бессмысленным и ничего не стоящим, как попираемый ногами мусор. Конец разговора нечаянно увидел Меральд. Поднял брошенное и поспешил за удаляющимися шагами, желая уберечь друга от горячности, о которой тот мог потом пожалеть…
Обручальные кольца Наль выковал сам, создав настоящие шедевры из золота и метеоритного серебра. Сердце подсказало ему, как запечатлеть изящество, силу и нежность в металл, передав в нем изгибы перевитых друг с другом стеблей. Вернее, золотого цветка и серебряной ветви. Работа была очень тонкая, стебли и объемные крошечные листики казались живыми. Завитки обрамляли вправленные в них лепестки рубина и сапфира. И она носила его, когда Алуин добивался ее расположения, вел соблазнительные речи? Представлять это было невыносимо. Кольцо жгло ладонь, как яд болотного змея.
Река в этом месте была сравнительно узкой. Достаточно узкой, а за внешним ее каменистым берегом недалеко до обрыва. Еще далее внизу – бескрайнее зеленое море Сумрачного леса. Бок начинала оплетать еще смутная дергающая боль. Сделалось жарко. Кольцо словно само оказалось в правой руке. Широко размахнувшись, Наль бросил его в пропасть за рекой. Сверкнули на солнце серебряные и золотые блики, вспыхнул кроваво-красным рубин. Описав длинную дугу, символ вечной любви и верности в последний раз отразил луч света и канул в глубокую темную зелень среди остроконечных верхушек елей.
Резкий порыв ветра ударил юношу в лицо; тот встретил его, широко раскрывая заслезившиеся от неожиданности глаза. Пусть сметет, сорвет прошлое. Пусть охладит разгорающиеся пламенем раны. До самого края земли, границы миров, тянулся перед ним лес, и хотелось улететь, расправить крылья, подняться высоко над всем, что терзает и тянет к земле, над пронизывающей мир скверной. Ветер рвал волосы, трепал полы туники, а Наль стоял, открытый стихиям, остро проживал шум деревьев внизу и движения эфира в вышине, приподняв голову, словно надеясь услышать зов.
Зова не последовало. Ветер утих. На солнце наползло большое и еще по-летнему кучерявое облако. Только рваные края его были пепельно-серыми, осенними, предвещали возможную непогоду. Наль оглянулся, словно выпал из короткого сна. Позади него город, на который не хотелось смотреть, однако юноша ощущал, как по израненному боку расползается усиливающееся дергающее жжение. Действие снадобья Обновленной Жизни заканчивалось. Пора возвращаться в дом, который никогда не станет их с Амарантой домом.
Каждый шаг отдавался под ребрами, когда Наль пробирался сквозь благородные кварталы. Силы испарялись, и шаги казались один тяжелее предыдущего. От навалившейся усталости дышалось труднее, а малейшее движение ребер при вдохе раздирало рану. От попыток совладать с дыханием виски начали наливаться болью.
Нужно поторопиться, – смутно понимал Наль. Должно быть, он потерял счет времени на берегу. Чем дальше шел он, тем явственнее ему казалось, что нога проваливается в холодную болотную жижу, а сырой гнилостный запах витает вокруг. Но вот особняк Фрозенблейдов… Перед глазами расплылись темные пятна. Он пошатнулся, но не упал. Слепо протянул руку, чтобы нащупать дорогу. Бок сверлило обжигающим жаром.
Последнее, что увидел Наль, как от крыльца к нему спешит Эйверет. Земля разверзлась трясиной под ногами, особняк закачался и поплыл вверх и в сторону.
28. Призрак счастья
Принц Алуин был влюблен в Амаранту очень давно даже для такого долгоживущего существа, как он – почти две трети всей его жизни! Сначала это была детская влюбленность, очарование невиданной красотой и немое восхищение. Дети королевской семьи и Первых Домов частично воспитывались вместе. Амаранта играла со старшими принцами, и Алуин видел ее то на главном, то во внутреннем дворе замка, то в оранжерее. Полгода ее подготовки во Дворе Перехода в замке было тускло и скучно. Каким же праздником обернулся тот День совершеннолетия! За время всех испытаний Алуин почти не замечал других. Ночью, вместо того, чтобы лечь, он танцевал по своим покоям, представляя, как будет танцевать с Амарантой, когда сам достигнет возраста. А две ночи спустя, на праздничном балу, стало известно о ее помолвке с внуком королевского оружейника!
Принц отчетливо помнил ощущение болезненной щемящей безысходности, когда увидел, как смотрят друг на друга влюбленные, как горят их глаза, как расцветают улыбки. Оставалось заглушать в себе это юношеское увлечение, но со временем оно лишь укреплялось, перерастало во все более серьезное, сильное чувство. Вместе с этой красотой в душе поднимало голову глухое раздражение. Чем так привязал к себе сердце Амаранты этот заносчивый нахальный кузнец? Чем заслужил ее, сияющую звезду на небосклоне, нежную утреннюю зарю? Да, он хорош собой, умел в своем деле – и только! Можно ли отдавать величайшее сокровище в эти грубые руки, предназначенные держать молот да стучать по кускам стали? А он, Алуин, ничуть не хуже, и притом королевской крови, единственно способный составить партию прекраснейшей из эльнайри. И вообще, не заведено разве, что мастеровые лишь находят и ограняют величайшие сокровища мира, а принадлежать по праву те должны принцам и королям?