Линда Летэр
Дым осенних костров
– Теролай из Университета, с кем познакомился ты на пиру, поведал – наши делают ставки, когда люди наконец обнаружат, что Лазурник планета, а не звезда.
– Воистину тяжек труд ученых эльнарай!
* * *
Тих и загадочен осенний лес. Полон непрекращающихся шорохов, отрывистых, внезапных птичьих трелей. Но ничто не нарушает его покоя. Он еще не спит, но в остро пахнущем палыми листьями воздухе рассыпаны паутинки призрачных грез. Под стылым бледно-голубым небом, пробираясь потайными эльфийскими тропами все глубже, Наль и Джерлет могли уловить за замшелым валуном невнятное бормотание маленького народца, а порой высовывалась из-за него и приземистая фигура, наблюдая за незваными эльнорами. Меж деревьев танцевали стайки прозрачных на свету, тончайших белесых мотыльков. В оттенках ржавчины, багряного, золота, шафрана и киновари отчетливым черным узором проступили обнаженные ветви. Листья сыпались беззвучно.
– Что, наперегонки? – внезапно подначил Наль. Смех, столь непривычный, царапающий горло, прорвался сухим отрывистым всплеском. Пусть сухо, с надрывом, он радуется чему-то в задумчивом осеннем лесу. Словно на краткий миг зажглись от костров черничника искорки в глазах, вернулись угасшие желания. Смех звучит, звенит среди черных голых стволов и колючих еловых лап, взвиваются под копытами коня палые листья. Ветер. Скорость. Верный Каскад, что мчит и кружит, играя. Новые существа появляются в дуплах деревьев, выглядывают из-за пней, гнилых коряг, вылезают из нор, недовольно глядя вслед нарушителям спокойствия. Зато перебегающие в вышине по ветвям белки провожают друзей задорным цоканьем. Очень быстро он сорвался в кашель, но успел издать высокий и пронзительно-чистый мелодичный клич – запоздалое приветствие этой чарующей поре.
А потом, как всегда, внезапно, пришла поздняя осень. Ледяные дожди хлестали днем и ночью, сокрушая высохшие головки оставшихся цветов, срывая последние листья и размывая дороги. Стролскридсэльвен потемнела, вздыбилась и вышла из берегов. За краткий срок лишь голые деревья и темные, усеянные шипами и кроваво-красными плодами ветви шиповника смотрели в серое небо, где завихрялись рваные облака. Затем пришел туман. Тихо выполз он из горных ущелий, окружавших Исналор коварных пропастей, и протек в город. Зловещая тишина нависла над крышами. Он поглощал все голоса и звуки, особо громкие же доносились искаженно и глухо, как из другого мира. Видимость снизилась до половины вытянутой руки. Прохожие вынуждены были двигаться медленно по сырым мостовым, чтобы не налететь друг на друга или неожиданное препятствие. Даже днем большинство носили с собой тускло и призрачно светящиеся сквозь мглу фонари.
– Скверно, – качали головой исналорцы, выходя за порог. – Похоже, туман пришел из самого Оврага Вздохов!
Если застыть ненадолго в тумане, можно было расслышать неясные шепотки, горестные вздохи, сумбурное далекое бормотание.
Овраг Вздохов лежал к северо-востоку от королевства, отделенный широкой лесной полосой. Невольно попадавшие в его окрестности должны были держать предельную осторожность, а смельчаки, шутники и исследователи старались не ходить к нему по одиночке.
Северные Королевства часто страдали от погодных условий: плотные серые стены дождя, густые и яростные снежные метели, туманы и вся долгая зимняя ночь безжалостно испытывали их на прочность.
Туман медленно, но неотвратимо заползал в дома через мельчайшие щели. От него не защищен был ни величественный королевский замок, ни добротные особняки знати, ни жилища простонародья. Из стен трудно стало прогнать сырой холод, и каждый звук в них сопровождался глухим усиленным эхом.
В особняке Фрозенблейдов, как и везде, готовились к приходу зимы. Стены часто используемых комнат завесили гобеленами. Сняли с главной двери венок из осенних листьев и ягод и заменили на хвойный. Тонкая, легкая летняя одежда и обувь улеглась на дно кованых сундуков. Ледник с кейол-саэллона особенно усердно заполнялся соленьями, копченой и сушеной снедью.
Джерлет храбрился, уверяя, что после изменившей мир Тьмы Морозной вестери холодом не напугать, и прятал руки в рукава. Наль за беседами продолжал, как бессмысленную обязанность, разрабатывать пальцы. Что-то странное начал он все чаще ощущать в кистях рук. Под кожей будто ползали насекомые. Магистр Лейтар сказал, это хороший знак.
Похоже, массаж с упражнениями дал и другой, побочный результат. Тончайший шрам на безымянном пальце, следствие неосторожных детских игр, исчез полностью. Самый тщательный осмотр под полуденным солнцем ничего не обнаружил – белая кожа в том месте стала совершенно гладкой и однотонной. Быть может, это означало окончание детства.
В кузнице Налю начинало нравиться. Он работал, как когда-то его отец и дед, Электрион, Руидгер Ворон, Рейдар Доблестный и многие до них, а замковые прачки, помощницы по кухне и высокородные эльнайри останавливались, проходя через замковый двор, чтобы полюбоваться на королевского оружейника. Смеялись проходящие мимо эльнарай, помощники и подмастерье, и лорд Нальдерон тоже смеялся.
Мелкие же, ювелирные движения продолжали вызывать горькое недоверие. Долго не желал юноша возвращаться к ювелирному делу, но наконец сорвался. Работа эта, сидящая яшмовая лиса на малахитовом осколке, спорилась будто бы немного легче и вышла справнее, чем фигурки, что пытался он вырезать в кейол саэллон. Правда, их оценила Дирфинна, заметив однажды на столе среди инструментов, пустых кубков, тарелок и разбросанных карт Дивных Кристаллов, в которые Наль, Деор, Джерлет и Фенрейя играли утром того же дня. Меральд теперь часто отсутствовал – изменения в городе требовали усиленного внимания дозорных.
– Ой, рысь! А слук! Кузен Наль, можно мне слука? Я не потеряю, точно-точно!
Такой позор оставил он на всеобщем обозрении по чистой случайности.
– Смотри. – Усадив малышку к себе на колени, Наль склонился к поделкам. – Крылья у слука выгравированы кривыми, неточными линиями. Будто рука не слушалась мастера. – «Будто», – мысленно передразнил он себя. – Ноги плохо вытесаны, там оставлено много изначального материала, а силуэт их обрисовывается только с внешней стороны.
– Угу…
Нагломорд вспрыгнул на стол, скептически понюхал остывающий завар цикория. Фыркнул и ткнулся носом в пустую тарелку, в слука, а потом попытался устроиться внутри кольца рук Наля, между Дирфинной и поделками. Малышка засмеялась и выставила навстречу ладошку, а Наль поднял локоть, преграждая путь.
– По той же причине рога кроленя похожи скорее на лосиные. – Дирфинна захихикала. Наль водил по поделкам ногтем, показывая изъяны. Подходило время учить маленькую продолжительницу ремесла Фрозенблейдов основам. Под локоть пытался подлезть Нагломорд. – Настоящего лося, я имею в виду. Совсем негодная работа. Про ноги ворона даже не знаю, что сказать. Рысь не столь приземиста и неаккуратно вытесана, как остальные, но на голове у нее много шероховатых, так же скверно проработанных и слабо намеченных деталей. Кисточки на ушах не вышли. Пестроту яшмы можно было использовать для повторения окраса шкуры, но лучший кусок откололся и пропал зря. Скоро ты будешь делать подобные, но надеюсь, гораздо искуснее. Как папа и тетя Иделинд.
– Я учусь, кузен Наль! – заверила Дирфинна. Она развернулась и погладила его по волосам. – И ты научишься вновь! Не грусти! – Уловив в уголках его рта подобие горькой улыбки, она просияла. – А рысь очень-очень милая! Просто пушистая, готовится к зиме. И все остальные мне нравятся!
Он улыбнулся, теперь явственно:
– Можешь взять. Насовсем. Только помни, что на них нельзя равняться.
Девчушка крепко обняла его за шею, схватила полученные подарки и с радостным щебетом выбежала в коридор. Нагломорд разлегся на картах Дивных Кристаллов и, положив хвост в тарелку, громко замурчал.
«Но что будет дальше?» – спрашивал Наль себя, рассеянно перебирая в сумерках холодные фигурки кнефтафела, глядя на занесенный снежной порошей сад. Делает ли он достаточно, достиг ли своего предела? Страх обнаружения веет над Королевствами как никогда, а дозорные лишились одного из своих командиров. Он не поспевал за прежней жизнью, гнался за ней, сбивая ноги, и одновременно не представлял, что однажды вернет ее. Не то тяжелый сон, не то такая же явь. Но теперь глубоко в душе медленно зрел ответ.
Так он покрывал рукоять кинжала золотой амальгамой в мастерской гильдии кузнецов, и медленно нагревая, ждал, пока ртуть прогорит, и останется на поверхности чистое покрытие из золота. Былое переплавится. А что выйдет в итоге – туда Наль старался не заглядывать.
Теснота в груди. Он глубоко вздыхает и отчетливо осознает вдруг, что больше не носит повязок. Только края заживающих ран черными швами стягивают кожу.
* * *
Где-то за деревней Лимр, опустевшими пастбищами и седыми от инея зданиями Эстадрета, в садовом лабиринте малого замка династии Лаэльнэтеров звенел хрустальный смех. Ловко увернувшись от чьего-то снежка, Амаранта бросила свой и спряталась за поворотом. Сразу стало очень тихо. Снег беззвучно осыпался с ближайшей живой ограды. Бледно переливались очертания ледяных фигур. Здесь эльнайри словно была ограждена от всего мира. Задумчиво улыбнувшись, направилась она глубже в лабиринт, удаляясь от веселья свиты. Возможно, Алуин будет искать ее, но ведь она рядом, и с радостью упадет в раскрытые объятия.
Все это веселье не имело бы нездорового надрыва, не пытайся изгнанники заглушить им тот факт, что нет никому дороги ни на один бал, ни на один праздник. Даже встретить зимнее солнцестояние вместе со всеми отказано им. Гости или пленники?
Как облачко закрывает солнечный свет озеру, которое тотчас перестает искриться и сиять, тонкого лица Амаранты коснулась тень вины. Что-то нехорошее случилось между Алуином и Налем перед отъездом. Не послужила ли она сама тому и развернувшимся следом роковым событиям? Она чувствовала, что невинный каприз, веление явиться на праздник Урожайной Луны, обернулось жестокой ошибкой. Ни тот, ни другой не открыли ей своей тайны, но Алуин должен знать, что Наль невиновен.
Воспоминания королевской охоты преследовали ее временами и заставляли вздрагивать. Конская плеть, кровавые полосы на белой спине, столько жгучей ненависти в глазах проявившего неожиданную жестокость Алуина и презрительно-насмешливого Наля… Никогда она не видела таким ни одного, ни другого. Но Алуин должен простить ее, ведь он так беззаветно ее любит. А она его. Тем не менее, решимость гасла, стоило девушке поднять глаза на мужа и представить, что сейчас придется признаться. Обстановка и так накалена изгнанием, опасностью извне. Поймет ли склонный к горячности юный супруг? Ведь она призвала Наля, будучи замужем, оставив прошлую жизнь позади. А главное, утаила это.
Нет-нет, просто не придала значения.
Амаранта уже шла через сердце заснеженного лабиринта. Путь приходилось прокладывать почти по колено в снегу, но задумавшаяся девушка не замечала. Она непременно расскажет – когда все успокоится. Ничто больше не побеспокоит их с Алуином. Наль останется в прошлом.
Так говорила она себе не раз, но все равно вспоминала его смеющиеся глаза, золотые волосы, острые скулы и жесткие ладони. На стенах замка портреты Лонангара с обличением смотрели ей вслед.
* * *
Сон Наля был крепким и беспокойным. Он вновь был маленьким эльфенком и стоял, взобравшись на стул, над открытым гробом отца. Воздух в леднике завихрялся паром дыхания, на стенах мерцала изморозь. Можно было подумать, что отец глубоко заснул, если бы не крестоорбразно сложенные на груди руки и мертвенный, восковой цвет кожи. Бровь пересекал тонкий шрам. На щеке и подбородке виднелись две глубокие бескровные ссадины, что уже никогда не заживут. Рядом с Лонангаром Наль испытывал острую леденящую тоску и одновременно странное, призрачное утешение. Отец больше не ответит ему, но он здесь, и с ним можно говорить. Он должен слышать.
Где-то рядом шумела вода, и сквозь сон взрослый Наль отметил: не Стролскридсэльвен, другая река.
«Папа, ты рассердился на меня?»
«Нет, маленький. Тебе нужно учиться подниматься самому, без всякой помощи. Даже если больно, даже если страшно».
«Почему?»
«Ты вырастешь и станешь смелым и сильным воином».
«Как ты?»
«Да».
Шум реки все ближе, и вмешивался в него какой-то мерный, угрожающий рокот.
«Прости меня, отец. Я не смог».
Наль заметался в постели, не просыпаясь. На лице его отразилось страдание.
Запах полыни, гари и тления. В предрассветной тьме мелькают факелы, высвечивая показавшуюся из-под снега жухлую коричневую траву. Весна. Дым от костра стелется на ветру. Сапоги ускоряют шаг.
Осень. Изнанка мира.
«Я пойду с тобой, отец!»
Плещется у края бездонного обрыва густая опаловая дымка.
«Почему?! Тогда оставайся ты!! …Что же мне делать?»
Огненная стена взметнулась до небес, что словно раскололись от небывалого грохота. В воздухе повисла мелкая пыльная серая крошка. А за ней неясные очертания огромных, странных квадратных зданий…
Наль резко открыл глаза и судорожно вздохнул. Эхо все еще отдавалось в ушах. Он лежал в кромешной тьме в своей постели. Дивные белые узоры заплели окно.
«Может быть», – послышался в миг пробуждения голос Лонангара. Теперь Наль не мог сказать наверняка, не придумал ли его. За сонные образы зацепилась настойчивая мысль. Значит, может и не быть… Что?
Он поднялся и подошел к окну. Безмолвный сад еле угадывался, утопал в сугробах. Смотрели с чернильно-синего неба острые яркие звезды.
Его семьдесят первая зима.
За дверьми спальни уже ждал с поздравлениями радостный Бирк. Это он оставил в купальне чистую нарядную одежду.
В столовой Наль опустился перед Айслин на одно колено и прижался губами к руке.
– Благодарю тебя, мама, за дарованную жизнь.
Когда он встал, та молча коснулась его лба и груди, и они порывисто обнялись, думая об одном. Затем Наль повернулся к дяде, вновь преклонил колено.
– Благодарю, Эйруин. Ты воспитал меня, как сына.
Эйверет печально улыбнулся, опуская глаза. Этих слов ему так и не довелось услышать. Он справился с собой и принял веселый вид, шагнув вперед и протягивая руку для пожатия:
– Поздравляю с новым годом жизни, Нальдерон.
– Благодарю. Тебе обязан я душевным миром матери.
После завтрака Наль, Айслин и Эйруин во тьме месяца долгой ночи отправились в горы. К усыпальнице Фрозенблейдов, где покоились останки того, кого в этот день всем троим особенно не хватало.
* * *
Год прошел с переломной осени. И тогда, таким же белесым промозглым вечером, на пороге особняка Фрозенблейдов появился королевский вестник. В кабинете было нетоплено: Наль распорядился принести дров и горячего тарглинта. Собирались глухие сумерки. Портрет Лонангара смотрел со стены и зиял черным провалом еще стылый камин. За окном липла к стеклам беспросветная, леденящая серая мгла.
– Тролли свирепствуют в Краю Полуночного Солнца. Против их натиска долго не устоять. – Вестник грел пальцы о кубок дымящегося тарглинта. – Количество пещерных медведей сокращается, остаемся мы. – Он усмехнулся: – Ирония: другие люди наступают на север, и подобно нам, от них уходят саамы… Те и другие беспокоят окрестности все чаще. Возможно, И́льдрефьялл станет первым королевством, что падет с наших северных границ.
– Знаю. – Неулыбчивый собранный Наль коротко кивнул. Золотая прядь скользнула на худое лицо.
Истекал срок его отлучения от Лаэльнэторна, но такие слухи не могли остаться в стенах зала совещаний.
– Для успешного штурма тролльих гор понадобятся норды и твайлари. По-видимому, придется задействовать также штрафной отряд из заключенных всех ближайших королевств. Их совсем мало, на счету каждый воин. – Неловко опустив взгляд, вестник продолжил: – Штрафному нужен заградительный отряд. Вы теперь в добром здравии. Командиром похода назначен лорд Альтон Тайраэльн.
Хозяин кабинета печально усмехнулся. Снежно-Сумеречный Альянс собирает войска.
Сухо потрескивали дрова. Наль задумчиво вертел кубок в пальцах. Вот-вот должен был он вернуться в Лаэльнэторн. К полноценному укладу, замковому блеску, восстановленному статусу, советам с участием короля и кронпринца. Раньше к нему прислушивались. Смелый выход к королю после ранения линдормом многих расположил к молодому Фрозенблейду, а изгнание Их Высочеств негласно поддержало это расположение. Теперь он снова сможет участвовать в жизни Двора, а набравшись необходимых знаний, вновь выйти за ворота Фальрунна с собственным отрядом.
Но кто по-настоящему ждет его там, при Дворе? Зато известно, кто еще вернется…
Командиром назначен другой. Что это – отголоски снятого бесчестья? Недоверие способностям того, кто не бывал в походах целый год? Забота о ценном воине, на которого иначе взвалилось бы слишком много разом?
– Да, – сказал Наль. – Туда мне теперь и дорога.
* * *
Голые ветви застыли в неподвижном, пронизывающем холоде. Черный лес тянулся по правую руку. Хрустела под сапогами промерзшая трава. С бледного неба начали падать густые белые хлопья. Первый снег неслышно укрывал тонким слоем дорогу, скалы и валуны, деревья, траву. Решено было остановиться на привал. Спешились и расседлали коней, собрали еще не намокшего хвороста для костров, подвесили котлы с оленьей похлебкой. Пряный сладковатый дым рассеивался в воздухе, медленно поднимаясь, а с ним улетучивался, растворялся в вышине прошлый год, все события, что никогда не угаснут, никогда не забудутся.
Он лег прямо на снег, запрокинул голову и смотрел, как тот летит.