Линда Летэр
Дым осенних костров
Многое разом коснулось Наля в эту ночь. Глаза ребенка, такие же, как он видел в зеркале после того, как во двор привезли тело Лонангара. Эльнайри, потерянно комкающая на груди плащ. Она так и не заговорила ни с кем. Растерянность, бессилие, надежда в жестах, на осунувшихся лицах.
Когда сгустившийся перед рассветом туман подкрасили пронизавшие облака холодные малиновые проблески зари, работа подошла к завершению. Протискиваясь сквозь уже собирающихся во дворе Лаэльнэторна растревоженных эльнарай, Наль молча поклонился Вальберу Кетельросу, которого видел впервые после дуэли. Последний опустил взгляд и ответил кивком, задумчивый и печальный. Словно единственное рукопожатие и вправду примирило его с Ядовитым Цветком из враждебного Дома, хотя цена перемирия читалась на гордом лице Вальбера довольно ясно. У лестницы Тироль, держа руки Эльтейи в своих ладонях, наклонился к ней, словно защищая, и в чем-то ласково, проникновенно убеждал. Из-за согнувшего его когда-то величавую осанку горба супруги были практически одного роста. Эльтейя слушала, ловя каждое слово с таким лучистым взглядом, какой может быть лишь у глубоко любящей женщины. Наль поспешно отвернулся. Это нужно просто перетерпеть. Однажды лицезрение чужой любви и ласки перестанет обращаться в пытку. Наверное, так и будет.
Наль был благодарен Тельхару с Меральдом и свалившимся на Фальрунн, как снег на голову, беженцам. Он не знал, что делал бы иначе всю эту ночь и начавшийся день. К утру глаза резало от продолжительного недосыпа и, видимо, соли. Однако, заснуть сейчас он все равно бы не смог, а для небольшого облегчения достаточно было умыться пронзительно леденящей водой Стролскридсэльвен. Вместе со спешно возвратившимися с охоты придворными он был приглашен к скромному завтраку в замке, чтобы после направиться в тронный зал. По сути, это был совет двух королей, наблюдать который допустили всех желающих.
– Ваши Величества Альдар и Нерейя, Ваши Высочества, – торжественно и властно заговорил Ингеральд. – Народ Скерсалора. В этот нелегкий день я рад видеть всех вас в целости и сохранности. Пусть день сияет вам! Добро пожаловать в родовой замок Лаэльнэтеров. Исналор приветствует вас.
В зале стояла напряженная, звенящая тишина.
– Надеюсь, прибытие ваше не омрачилось нашей неподготовленностью. Многим подданным моим уже известны некоторые обстоятельства вашего побега, но мы собрались здесь, чтобы узнать все.
Беженцы ловили каждое слово, но Амаранта несколько раз ощущала на себе растерянный взгляд скерсалорцев, а когда кто-то из лордов и леди, опустив глаза, обменялись короткими неслышными фразами, она прикусила губу, чтобы не рассмеяться, нервно и желчно. Сейчас они были как на витрине, на всеобщем обзоре скерсалорского Двора, лицезревшего невозможное во всех подробностях: Наль у трона короля, она в кресле супруги рядом с принцем Исналора.
Канцлер Сельвер приглашающе наклонил голову:
– Ваше Величество, вам слово.
Болезненная усмешка коснулась тонких губ Альдара. Король без королевства.
– От себя и от лица моей семьи, династии Чьярн-альдов и моего народа я благодарю Ваши Величества и Исналор за теплое гостеприимство и прошу прощения за доставленные хлопоты. Да не погаснет ваш очаг! Давно готовились мы к неизбежному, постепенно вывозили из Скерсалора ценные и дорогие нам вещи, а также те, что могли пролить людям свет на нашу суть. Однако, подобно грядущему концу мира, нашло оно внезапно, в день, когда не ждали, и даже труды Глаз не уберегли королевство от напасти. С седмицу назад, до зари, сторожевые лодки послали на берег сигнал: в нашу сторону движется линейный корабль Норег. Сомнения быть не могло, они распалены гневом и подозрениями в связи с собственной войной. Мы не знали, сколь в этот раз задержат их решимость рифы, и не высадятся ли они в итоге ниже или выше по береговой линии, дабы найти нас по суше. Поднялось смятение, какого не видели, верно, с Огненного Дождя. Самые отчаянные собрались и отчалили на судах. Что с ними сейчас, мы не знаем.
– Сколько душ? – почтительно спросил канцлер Сельвер.
– Четыре с половиной тысячи. – Исналорцы ахнули. – Они взяли с собой и часть скотины. Остальные же спешно покинули свои дома, забрав все, что еще могли, и бежали. Около трех тысяч осталось в лесах и горных укрытиях со скотиной и живностью. Почти три с половинй тысячи направились в Лаэльдрин.
И снова тяжелое молчание. Амаранта представила уютную пропахшую смолой прибрежную таверну со свисающими с потолка рыболовными сетями, в которых запутались морские звезды. Там они с Налем проводили много времени, натанцевавшись в волнах прибоя. Стены увешаны глиняной утварью и вышитыми полотнищами, с которых подмигивают и улыбаются в пустоту треска, палтус, камбала, морские окуни, зубатка. Не слышно больше менестреля, играющего на черепашьей лютне, не вьются у столов, выпрашивая лакомый кусочек, двуликие коты. Запах жареной рыбы и имбирного пирога выветрится еще нескоро, но некому теперь оценить его. Дверь тоскливо хлопает на ветру, а солнце, заглянув этим вечером внутрь через цветные слюдяные стекла, осветит лишь гладко выскобленные доски пола, одинокие столы да обороненную кем-то второпях ленту. Потом пол занесет песком… Девушка с трудом удержалась, чтобы не скрестить руки на груди, невольно защищаясь от болезненных образов. Среди эльнарай наконец раздались сдержанные шепотки, уточнявшие друг у друга, какой корабль считается линейным.
– Шли мы, разбившись на отряды, – продолжил Альдар. Сидящий на спинке его кресла Чернильник понуро нахохлился, чувствуя настрой хозяина. Ночекрыл за плечом кронпринца Ранальва по очереди поворачивал голову к каждому говорящему и временами пушил перья. – Когда наш остановился на закате на ночлег, а два других догнали нас, ощутили мы колебание земли и услышали вдали глухие и низкие звуки, идущие словно из скал.
– Тролли! – ахнул кто-то из исналорцев, прижимая к губам тонкие пальцы.
Альдар кивнул.
– Голоса их приближались, они еще не учуяли нас и говорили громко, но оставаться на месте нельзя было ни мгновения. Благодаря нашим сумеречным братьям преодолели мы и самые темные переходы и кручи, но дабы скорее остыл след, бежать пришлось всю ночь, пока не достигли внушивших утешение Горных ворот… – Следующая фраза далась ему с трудом. – За этот переход потеряли мы лишь пятерых.
– Да обретут они свет, – тяжело молвил Ингеральд.
Все присутствующие скорбным эхом повторили его слова.
Сбившиеся неподалеку в стайку твайлари почтительно поклонились королям, подавленные, изнуренные, потерянные. Из всех непрошенных гостей они – самая большая обуза.
Ингеральд опустил глаза на свои фамильные перстни, один из символов власти на руках, держащих Исналор. Тень, которую он так остро чувствовал над королевством все эти зимы, подобралась вплотную. В душе глубоко отозвалось сказанное и не сказанное Альдаром. Ради народа пришлось делать нелегкий выбор, и тот его сделал. В юности Альдар сам лихо бороздил окрестные моря и снискал славу в битвах со свирепыми морскими разбойниками. Однако неслыханная опасность разделила скерсалорцев, и место его было на суше, с теми, кто пошел через горы. Никто не защитит, не воодушевит и не убережет на борту так, как капитаны кораблей. Вверив им часть подданных, возможно, так или иначе лишился он их навсегда. Капитан сам король на своем судне.
– В жилах наших течет одна северная кровь, – нараспев провозгласил Ингеральд, поднимая взгляд. – Народы наши связаны и родственными узами, что крепче закаленной стали. Братья нам и твайлари, и вестери. Когда вторая за две зимы хвостатая звезда явилась возвестить возможные бедствия, и горные тролли двинулись на Королевства, видя в том знак для себя, Скерсалор радушно принял у себя исналорцев. Если бы даже то было не так. Мы рады протянуть вам руку помощи. Несомненно, это будет нелегко, – чуть тише признал он, – однако мы сделаем все, что в наших силах, и возможно, несколько больше. Возблагодарим Создателя, что бегство ваше не случилось зимой.
Под высокие своды вознесся дружный краткий говор.
– Дабы не испытывать гостеприимства нашего дорого брата по короне, – вступила в разговор королева Нерейя, – мы желаем первыми задать вопрос: на какой срок пребывания в Исналоре можем рассчитывать?
– Пусть прежде говорит народ.
– Дождавшись схода снегов, могли бы мы вернуться на побережье много лиг севернее, дабы отстроить новый дом, – опухшие глаза говорившего устало скользнули по присутствующим. Его дорогие одежды измялись, вышивка на рукаве изорвалась и распустилась. На груди висела покрытая сложной резьбой перламутровая раковина – знак принадлежности к Верховному совету. – Однако люди в свою очередь могут настичь нас еще прежде, чем он будет достроен.
– Нет, – резко повернулся к нему разодетый в пух и прах эльнор. В ухе закачалось крупное золотое кольцо. Одежда его заигрывала с человеческой модой: обильное и объемное кружево манжет, банты, оборки. Слащавой внешностью он напоминал бы Алуина – если бы не устрашающий шрам на половину лица и острый, твердый взгляд василькового глаза. Другой глаз был закрыт черной повязкой. – Этот путь нам теперь заказан. Дом потерян навсегда.
По залу прокатился согласный скорбный шепот, отдельные голоса всхлипнули.
– Своих в беде мы не бросаем, – заверил Ингеральд. – Однако с тяжестью на сердце вынужден напомнить, что у судьбоносных решений есть цена.
– Мы не будем Исналору в тягость! – воскликнул из толпы пылкий молодой голос. – Скот из гор лишь нужно пригнать…
– И разместить, – с иронией добавила советница с прической из свернутых кос и такой же резной раковиной на груди, как у усталого эльнора. Опущенной рукой она гладила вальяжно улегшегося у ее ног снежного барса на цепи – тот не слишком ладил с остальными двумя, запертыми пока в свободном вольере для гончих.
– Если его не учуяли медведи или тролли, – осторожно заметила поддерживаемая под локоть супругом заплаканная хрупкая тайр-леди скерсалорская, и глухо закашлялась.
Альдар чуть кивал каким-то своим мыслям, глядя прямо перед собой. Бледное лицо застыло, словно он принял для себя гнетущее судьбоносное решение.
– Ваше Величество, отряды будут отправлены за оставшимися в горах тотчас же, – отрапортовал начальник внешних исналорских дозоров, взглядом испрашивая одобрения своего короля. Он подал знак, и среди толпы возникло движение. Свободные дозорные начали отделяться от нее, пробираясь к выходу из зала.
– Но это решит лишь часть вопроса, – приподнял бровь королевский советник Радбальд Нернфрез. – Скот и питомцы тоже нуждаются в пище. Я считаю необходимым поднять вопрос о продовольствии немедленно.
– На первое время нужен пещерный медведь! – уверенно воскликнул главный егерь.
– Только один? – воскликнул кто-то, и отовсюду послышались нервические смешки.
– Ваши Величества, позвольте нашим охотникам присоединиться к исналорским в охоте на медведя, – сверкнула глазами главный егерь Скерсалора, худая высокая эльнайри, чьи песочные волосы были заплетены в множество кос, а на шее висели три клыка длиной в ладонь, перемежаемые яшмовыми бусинами.
– Поберегите силы подданных, Ваше Величество Альдар, – мягко возразил тайр-лорд Тироль. – Вскоре они понадобятся в полном объеме, ибо и по всему Исналору не хватит существующего крова на продолжительный период. Обустраиваться придется, соревнуясь в скорости с наступающей зимой.
– Эстадрет и Лимр еще не задействованы, ваше превосходительство, – заметил один из младших советников. – Лишних мест давно нет, но в то же время в доброй тесноте, случись так быть, переживем и зиму.
– Надеюсь, мы не забыли, – Тироль кротко улыбнулся, пряча под ресницами печаль, – что со дня на день ожидаем прибытия вестерийских торговых караванов, и не менее одного твайлийского? Постоялым дворам не вместить наплыва эльнарай.
– Разумеется, мы не забыли, – сдержанно вступил Вальбер, словно сбрасывая с себя невеселую задумчивость, из-за которой до сих пор не мог молвить и слова. – Притом в лечебнице не место здоровым, а Двор Перехода, возможно, и так примет в этот месяц долгой ночи больше воспитанников, чем ожидал. Задача гильдии строителей – решить, где ставить новые дома, а где обойтись надстройками. – У дверей в тронный зал возникло новое волнение – верхушка гильдии приняла слова как призыв к действию. – Однако, это возвращает нас к вопросу продовольствия.
– Ваши Величества, господа, – возвысила голос глава гильдии земледельцев, загорелая до глубокого золотистого оттенка эльнайри в расшитом грушами платье. Ее было практически не видно из толпы, и один из строителей, что-то тихо уточнив у нее, как пушинку подхватил на руки и посадил к себе на плечо. Эльнайри невольно рассмеялась, но веселье было коротким. Она всплеснула руками, стараясь не задеть строителя по голове: – Урожай-то собран. Разве нам уговорить растения принести еще плода. Сделаем, да много не выйдет, не то в будущем году случится истощение.
Лица скерсалорцев вновь омрачились. Брали все возможное, но свой урожай пришлось им в основном бросить в опустевшем королевстве.
– По крайней мере, – заметил Вальбер, обращаясь к скерсалорцам в целом, – вы успели прямо на ярмарку. – Любое ободряющее слово не было сейчас лишним.
– Полагаю, к данному моменту мы вкратце обсудили вопросы первостепенной важности и услышали народ, – Ингеральд почтительно кивнул королеве Нерейе. – Ваше Величество… – его пытливый взгляд остановился на Альдаре. Тот встретил его со спокойным обреченным достоинством.
– Да, я понимаю, – сказал Альдар. – Каждое решение имеет свою цену.
– Я предлагаю вам остаться насовсем. Сколько попустит Создатель простоять Исналору, я предоставлю вам снедь и кров. По мере того, как скерсалорцы войдут в русло здешней жизни, ныне пошатнувшийся баланс будет восстановлен – не без труда.
Альдар бледно улыбнулся. Нерейя сжала его руку, как перед шагом за Горные ворота прошлой ночью.
– Надеюсь, мой дорогой брат по короне осознает последствия такого решения в полной мере, – продолжил Ингеральд. – Он останется королем своих подданных и вершителем внутренних дел общины по своему усмотрению. Однако в спорных случаях исналорское право будет преобладать над скерсалорским. Скерсалорская община с ее королевской семьей перейдет под власть Исналора, и так возобладает слово исналорского короля. Все скерсалорцы будут работать сообразно своим умениям и возможностям на благо нового дома. Также они обязуются защищать Исналор наряду с его нынешними подданными.
Беженцы растерянно переглядывались, кусали губы. Остальные были не менее взволнованны. Разодетый эльнор с повязкой на глазу стиснул зубы, уставившись на огромное полотнище с гербом Исналора, покрывающее стену за троном. Положение фактически делало Ингеральда верховным королем Исналора над Альдаром и его подданными. Речь шла о слиянии двух королевств, и присутствующие скерсалорцы вдруг остро ощутили, что их собратьев в Лаэльдрине ожидает тот же вопрос, а это означает распад некогда единого дома. Догадываются ли ушедшие морем, к чему вернутся, если вернутся?
– Я благодарю моего дорогого брата за великодушное предложение, – твердо в оглушающей тишине проговорил Альдар, – и принимаю его здесь и сейчас.
Зал вздохнул.
– Решено! – хрипло каркнул Чернильник, взмахнув крыльями.
Вальбер окинул смятенных эльнарай оценивающим взглядом:
– Предлагаю провести присягу немедленно.
Собрание пришло в движение, глухо зашумело. Обычной присягой было не обойтись.
– Кто-нибудь знает формулу? – бесстрастно вопросил Радбальд Нернфрез.
К трону с кривой улыбкой пробрался сумеречный эльнор. Серебристые волосы перехвачены зеленой лентой, туника из темной парчи, высокие сапоги из зернистой кожи ската.
– Я менял королевство уже трижды, Ваши Величества, – с горькой иронией сообщил тот. – С вашего позволения, лорд Второго Дома Гвенаргант Дер'арьон. Формулу присяги верховному королю выучил я наизусть.
46. Приговор
Они не обмолвились об этом ни словом. Обращались друг ко другу с преувеличенной любезностью, охотно заполняли не тяготившие в иные дни моменты тишины. Скачка сквозь золотящийся на солнце лес, темно-зеленые лапы елей простирают колючие объятия. Принужденные шутки. Играющие блики, паутинки сверкают, куда ни посмотри. Смех настолько фальшив, что в него начинаешь верить. И чем любезнее и непринужденнее казалось общение, тем глубже предмет умолчания прорастал между ними. Чем усерднее делали вид, что случившееся осталось на поляне, что ничего даже не произошло, тем тяжелее и явственнее становился груз. Наваждение это развеяла только пролетевшая с вороном по охотничьему лагерю весть.
С возвращения из Леса не прошло и суток, и Алуин, успевший испугаться и даже устыдиться своей выходки на охоте, с внутренней нерешительностью вступил в небольшие покои, располагавшиеся за неприметной дверцей в дальней стене тронного зала. Оранжевые пятна света отбрасывали на стены оплывшие свечи в потемневших от времени канделябрах. Что изображают причудливые формы и завитки, было не разобрать под сине-зелеными разводами окиси и наслоениями воска. Книжная полка щетинилась резными башенками. Здесь можно было отдохнуть между длинными совещаниями, но Солайя сидела в выдвинутом от стола разгибном кресле, напоминающем одеревеневшие половинки лепестков огромного цветка, сложив на коленях унизанные фамильными драгоценностями руки. Кресло рядом пустовало.
– Отец, мама. Вы звали меня.
Из-за двери в тронный зал еле слышно лились чарующие звуки арфы – Кейрон услаждал слух гостей, пока тем разносили разбавленный тарглинт, заварку из листьев кипрея, шиповника или земляники с малиной, горную воду, обожженный заварной крем, присыпанный свежей рябиной или брусникой, твердый, похожий на мрамор, или мягкий, пронизанный голубой плесенью сыр на тонких деревянных палочках. Всем нужен был перерыв, чтобы вздохнуть, осознать новое положение, подумать о будущем. Король прошелся вдоль обитой светлой сосновой панелью стены, сложив за спиной руки.
– Представь, – начал Ингеральд, – что меня больше нет. – Осадив протестующе замотавшего головой сына властным движением, он продолжал, не повышая голоса. – Ранальв ведет войско против орков, Регинн оберегает границы от нашествия людей. Ты удерживаешь Лаэльнэторн именем нового короля. Как рассадишь присутствующих на возглавляемом тобою Большом совете?
Уголки губ юноши невольно дрогнули при мысли, что он сядет в вырезанное из мореного дуба кресло со спинкой в виде поднятых крыльев ворона и будет выслушивать скучные речи вассалов. Но улыбка быстро пропала. Слишком мрачную картину нарисовал отец. Задачи такого рода не привлекали младшего принца и казались особенно неуместными сейчас. Он ожидал подвоха.
– Ну, – начал он осторожно, – по правую и левую руку я посажу канцлера и самых высокопоставленных советников. Дядя Тироль наверняка останется в городе… – Ингеральд коротко кивнул. – Затем… начальники стражи. Замковой и городской.
– Допустим.
– Далее… – Алуин наморщил обычно столь безоблачное чело, – казначей? Или он идет прежде стражи. Начальники… отрядов.
– Каких?
– Которые… за пределами… Начальник внешних дозоров! – нашелся Алуин. Отец продолжал смотреть на него с ожиданием. Юноша пытался вспомнить все существующие важные должности разом. – Еще послы.
– А куда посадишь ты королевского оружейника?
Убедившись в самых своих нехороших предчувствиях, Алуин прикусил язык.
– Куда-нибудь на задворье, – нарочито скучающим голосом произнес он. – Где ему и положено быть. В дальний конец стола.
– Объясни свое решение.
– Это мастеровой, ремесленник, хотя бы и высокого статуса. Где-то наравне с королевским конюшим и главным егерем, которым едва ли место на советах. Присутствие его, верно, оправдано с тем, чтобы составить картину происходящего и позаботиться о вооружении, но в таком случае слушать можно издалека.
– Ошибка, – проникновенно заметил Ингеральд. Краткое слово – fel – прозвучало ровно и бархатно, но в этих нотках неуловимо разлился леденящий холод и звон стали.
Младший принц пожал плечами. Ему было очень неуютно.
– Королевский конюший заведует всеми лошадьми замка. Охота, путешествия, война – все передвижения зависят от него. Королевский оружейник, – Ингеральд пронизывал принца ясным льдистым взглядом, – является ключевой фигурой в обороне замка, отвечает за снаряжение его обитателей, принимает стратегические решения. На нем держится все, что пожинаем мы во времена мира и к чему прибегаем в войне. Он должен сидеть на почетных местах вместе с начальниками и советниками, не дальше середины главного стола.
Алуин нервно и нетерпеливо дернул плечом.
– К чему эти намеки, отец? Скажи прямо.
Ингеральд медленно опустился в свободное кресло и соединил перед собой кончики тонких пальцев.
– Дошло до меня, что в свите твоей появился палач. Или это ты сам палач.
Сказанное вслух заставило юного принца вздрогнуть. Неважно даже, откуда родителям стало известно. По позвоночнику струйкой потекло цепенящее предчувствие непоправимого падения.
– Но отец! – с отчаянием вскричал он. – Не сам ли ты подал мне пример, а теперь осуждаешь?..
– Что же творится в голове твоей, в твоей душе? – прошептала Солайя. Тихий голос ее впился в сердце юноши ледяной иглой. Несколько мгновений спустя он понял, что вопрос не риторический, но не мог ответить. Королева пытливо вглядывалась в него, сжав извивающиеся корнями и стеблями деревянные подлокотники кресла, словно хотела заглянуть внутрь, а потом отвернулась.
Ожидаемого Алуином гнева не было на лице Ингеральда, лишь глубокая усталость. Тот вновь выпрямился, словно освобождая плечи от налегшей тяжести.
– Король является олицетворением высшей судебной и законодательной власти. Исполнительной, случается, тоже, будучи главнокомандующим на войне. Каковы твои полномочия?
Алуин молчал.
– Я, как король Исналора и отец, один на один наказал тебя за выходку, опалившую две чужих жизни, обесчестившую три Дома, бросившую тень на королевство и повредившую твое собственное будущее! Кем же возомнил себя ты, самолично вынеся приговор и принудив его к осуществлению без суда и следствия, на глазах народа, причиной тому уязвление твоей болезненной гордости? Ты, верно, пока еще так и не понял, какое страшное совершил зло.
Юноша открыл и закрыл рот, не найдя слов. Зло? Он? Такой хорошенький, только начинающий жить, любимый семьей и Двором?
– Или не знаешь ты, что никто не может быть судьей в собственном деле?
– Ubi iudicat, qui accusat, vis, non lex valet*, – нараспев произнесла Солайя. – Это проходил ты, сын, на обучении. Переведи.
____________________
* латынь; крылатое выражение
Он беззвучно зашевелил губами, вспоминая.
– Где судит обвинитель… Но…
– Где судит обвинитель, насилие господствует, не закон, – жестко прервал Ингеральд. – Что сотворил ты на поляне, называется расправой.
– Все было справедливо, – тихо, но упрямо возразил Алуин. – Оружейник нанес мне тяжкое оскорбление, и получил бы плетей на главной площади, встал бы к позорному столбу. Ему бы остригли волосы.
– О это сослагательное наклонение! Мало тебе того бесчестья, что уже причинил ты лорду Нальдерону?
– Он… – с трудом прошептал Алуин, – сам виноват…
– Неужели? – В льдисто-серых глазах Ингеральда заметались почти насмешливые искры. – Тебя пороли в замковых покоях. Однако ни разу не драл тебя дикий зверь, и не бесчестил твое имя испорченный вседозволенностью мальчишка, облеченный над тобой неумеренной властью. Трудно представить, как мог обвиняемый покрыть сотворенное тобою! Чем же заслужил наказание мой оружейник?
Алуин сглотнул, чтобы смочить горло, но во рту тоже пересохло.
– Я не могу сказать.
– Брат твой покровительствует королевскому суду, и ты не знал, куда обратиться?
– Не касается это и Рина. Никого.
– Никто, – повысил голос Ингеральд, – не может быть судьей в собственном деле. Если не дух и разум, уроки лучших преподавателей должны были открыть тебе это.
– Лучшее преподавание было предназначено для Альва и Рина! – выпалил Алуин, чтобы что-то возразить.
– Ты королевская кровь. Все двери были открыты для тебя. Ты мог посвятить себя любому делу – науке, медицине, искусству, праву. Но выбрал то, что выбрал. Можешь ли упрекнуть нас в пристрастии?
– А на что они мне, эти уроки права? – дерзко и запальчиво парировал принц. – Ведь я всего лишь третий сын для престола, даже не запасной!
– Итак, у тебя появились от нас тайны? – Солайя покачала головой. Если не снизить накал, в этих стенах прозвучат слова, которых будет не вернуть назад, годами не загладить нанесенной ими раны. Оставалось отвлечь внимание на себя. – Я надеялась, поиск супруги станет первой и последней.
– Разве не является это признаком взросления?
– Нет, если тайна затрагивает дела твоего отца и Двора. Стена отчуждения растет между нами, Алуин.
Ингеральд поднялся и снова прошелся по комнате. Чуть слышно шелестели шелковые одежды.
– Ты не только поступил низко под Солнцем Правды. Это шаг против Исналора…
– Кузнец – не Исналор!
– Народ – это Исналор. – Мягкой задумчивости как не бывало. По отношению к себе Алуин встречал такое очень нечасто, но сейчас отчетливо почувствовал, что перед ним не только мать, но королева, сильная, властная и непреклонная, как скала. Его королева. – Или в пустых садах и зданиях полагаешь свою надежду?
– Надеюсь, не усыпили тебя в тронном зале благие речи и легкое соглашение? – быстро спросил Ингеральд. – Исналор балансирует на лезвии. Прибывшим придется занимать неудобные, неприглянувшиеся нам места, довольствоваться земельными отбросами. Их король лишился полноты власти, их мир разрушен, а сами они разделены. Прежние подданные, и ранее теснимые беженцами, возьмут на себя нагрузку по устроению новых, вынуждены будут делить с ними свой труд. Готовы мы к перераспределению гильдий? Выйдет ли мастеров с избытком, или возникнет нехватка? Найдутся твайлари, что не пожелают селиться рядом с вестери, памятуя о Горькой войне. Теснота способствует болезням. Возможно, перед лицом надвигающейся зимы нам угрожает голод.
Алуин боролся с желанием уйти в грезы о предстоящем бале осеннего равноденствия, закрыться от гнетущей картины, что так живо рисовал отец. Образы, особенно лелеянные принцем еще с конца ардорн саэллона, истончились и поколебались, словно дымка догорающего костра на ветру. Юноша с нетерпением ожидал прибытия торговых караванов вестери. Он соскучился по золотистому песочному печенью с румяной корочкой, начиненному вымоченными в вине орехами и цукатами, по искусно вылепленным марципановым фигуркам и разнообразным конфетам, дорогим тканям для новых нарядов. Эта осень, разделенная с Амарантой, должна была стать яркой и благодатной, как само счастье. Пытаясь сохранить спокойствие, он безотчетно поднял подбородок тем же привычным движением, как и отец.
– Высеки искру, – говорил Ингеральд, – и улицы вспыхнут. Гильдия кузнецов является одной из самых больших и влиятельных в Исналоре. Если они узнают, как обошелся принц с одним из них, тем более, учитывая, какую власть имеет королевский оружейник…
– Они не узнают. Огласки не будет!
– Твой бесчестный поступок за счет его чести? Опять? Тебе это показалось накатанной дорогой?
– Гордости, отец. Только гордость заставит его молчать.
– Как часто путаем мы эти понятия! И всегда ли их можно разделить? Натура эраай двойственна и противоречива. Но что же лучше – напоказ поступить по чести, не имея благородного намерения в душе, или лишиться чести в глазах окружающих, сохранив ее внутри? И я столкнулся с этим вопросом, а пришел к очевидному: царство, разделившееся само в себе, опустеет.
– О чем ты, отец?
– Открой глаза, – Ингеральд обвел руками вокруг. – Выходка твоя жестока, опасна и недальновидна. Выбор твой расколол Двор. Я позволил это, не осудив и не защитив явным образом ничью сторону, ибо пожалел тебя, и новые напасти не замедлили явиться…
– Что же, и Скерсалор пал из-за меня? – насмешливо передернул плечами юноша, обрывая речь.
Еще два урока, что каждый принц должен был заучить и носить компасом на сердце, сорвались с губ короля, разом как-то отдалившегося, похолодевшего голосом и взглядом:
– Щадящий виновных наказывает невиновных, а без свидетельства нет обвинения. Я желаю, чтобы ты просил прощения у лорда Нальдерона.
– Я твой сын, – прошептал Алуин. – Ты должен защищать меня!
– Ты мой сын, – согласился Ингеральд. – Если понадобится, я буду защищать тебя до последней капли крови. Свою жизнь отдам за твою. Но покрывать тебя больше не стану. Оно не идет на пользу.
– Я не верю, – замотал головой Алуин, отступая, – не верю… ты на его стороне!..
– Ты дитя мое, плоть от плоти, кровь от крови. Но недостоин короны монарх, что ради семейных уз любит неправду.
– Я не мог сказать неправду!!
– Но и правду сказать не можешь. Стало быть, совесть твоя нечиста.
– Отец, я сожалею о содеянном!.. – Алуин в отчаянии сжал кулаки. – Будь у меня возможность повернуть время вспять, я не сделал бы этого вновь! Но он…
– Я не вижу на тебе следов, достойных плети.
– Я не смогу просить его прощения! В конце концов, я принц!
– Умение просить прощения – признак не слабости, но мудрости и силы. Слабому для того не хватает воли, смелости и достоинства. Гордому застит глаза самомнение. Не признающий своих ошибок не научится на них.
– Не могу. – Алуин застыл, опустив кулаки, с судорожно подрагивающей челюстью. «Как перед казнью», – подумал Ингеральд. – Не заставляй меня. Ты требуешь невозможного.
– Видишь разделение, падение и раздор внутри, когда нам наиболее следовало бы сплотиться? В твоих силах усмирить бурю… коли не смог ты удержаться от чужой невесты.
– Она моя жена! Не говори так, отец, ты знаешь, что это невозможно! Я никогда более не смог бы полюбить!
На миг Ингеральд позволил себе закрыть глаза, собирая терпение. «А когда непотребство начало твориться под самым его носом, король деликатно промолчал».
– Думается мне, это прошло бы, если не раньше, то за пару веков. К тому времени набрался бы ты и немного ума.
– Пару веков?!
– Это время сейчас только кажется тебе долгим. Возвращайся в зал – и не покидай его. Постой. – Поманив сына, Ингеральд протянул к нему обе руки ладонями вниз, пальцы согнуты. Опалово-голубые, лазурные, аквамариновые, виридиановые блики заиграли под неровным светом. – Еще один урок. Что это?
– Перстни, – пожал плечами Алуин.
– Это символ власти короля. Знаешь ли, чьи руки их создали? – Юноша поджал губы. – Эйруина Прекрасного и Лайзерена, Рожденного под Хвостатой Звездой…
«Безумного», – подумал принц.
– …Фрозенблейдов. Власть держится на подданных.