Линда Летэр
Дым осенних костров
Об руку сошли молодожены с лестницы и направились сквозь толпу придворных во главу самого длинного стола. За ними следовали Ингеральд с Солайей и Радбальд с Клодесиндой. Вокруг мелькали лица и наряды. В глазах Амаранты рябило. Ей хотелось плакать и смеяться. Со всех сторон звучали поздравления.
– … ответов нет, это тень на все три Дома, – донесся до нее среди музыки и гула оживленных голосов обрывок чьей-то фразы.
Она споткнулась. Неверный шажок был столь мал, что заметил его один Алуин, и помог не оступиться, удержав под локоть. «Хороший знак», – сказала она себе. Супруг никогда не даст ей упасть. Всё новые гости расступались, кланяясь. Через центр зала предстояло пройти между двух шеренг исналорской военной знати. Самые доблестные и верные короне воины застыли неподвижно, как гордые статуи. Перед молодоженами все, как один, выхватили из ножен мечи и подняли их над проходом, символически образуя защитный шатер.
Под сводами из остро отточенной стали сердце Амаранты забилось еще сильнее. Продолжение военной присяги: служба королю до последнего вздоха подразумевает верность всей династии. Верность новой принцессе.
Она не станет смотреть на Наля.
Уже поравнявшись с ним, неожиданно для себя бросила на бывшего жениха короткий взгляд. Сколько раз успела она забыть о нем в очаровании торжества? Вблизи стало заметно, что он все еще не оправился от болезни – или то была иная болезнь? Кожа напряженно натянута на бледных скулах, а на дне погасших, запавших глазах таился тщательно сдерживаемый лихорадочный блеск. Амаранта поспешно отвернулась.
Как главные на торжестве, молодожены заняли принадлежащее королевской чете место во главе стола. По правую и левую руку от них расположились Ингеральд с Солайей и родители Амаранты. Далее, насколько хватало места – в тщательно продуманном порядке избранные придворные и члены королевской семьи. В примыкающем зале накрыто для остальных гостей и низшей знати. Впрочем, сейчас все столпились здесь, чтобы увидеть церемонию, а теперь стоя ожидали позволения короля начать пир. Ингеральд поднял окованный серебром и золотом хрустальный кубок. Медленно, проникновенно оглядел своих подданных. Музыка стихла.
– Сегодня, – начал он, – знаменательный день для меня и Ее Величества, династии Лаэльнэтеров и всего Исналора. Мы обретаем дочь, вы принцессу. Сегодня отделяется от нас младшая семья. И в то же время крепче становятся узы, связывающие нас друг с другом и с народом. В ближних наших наша сила и утешение, это касается каждого. Пока мы вместе, мы непобедимы. Пусть будет так. За принца Алуина и принцессу Амаранту!
Придворные эхом повторили его последние слова. Поднялись кубки с тарглинтом. Вновь заиграла музыка. Новый титул кружил голову Амаранты. Сияя, она обводила взглядом своих подданных, и внезапно голоса стали гулкими и далекими, а внутри похолодело. Она встретилась глазами с Налем и уже не могла освободиться, наблюдая, как медленно поднес он кубок к губам и не отрывая от нее взгляда, осушил вино до дна.
Алуин ласково коснулся ее пальцев. Амаранта вздрогнула, словно спало наваждение. Ингеральд опустился в кресло, подавая знак придворным. Зал наполнился слугами. При виде счастливого лица принца к Амаранте вернулось рассеявшееся было очарование момента. Он нежно сжал ее руку под столом, и в том пожатии было восторженное обещание брачной ночи.
Столы ломились от яств, словно трудные времена отступили перед общим ликованием. На серебряных блюдах в виде ладей, морских раковин и листьев лежали фаршированные яблоки с дичью и птицей, запеченные куропатки под соусом из ежевики, свежие яблоки с голубым сыром, открытые и закрытые пироги с грибами, зеленью, чесноком, орехами, ягодами и хвойной подливкой, жареное острое мясо в меду, печеная, соленая и копченая рыба, икра, оленина под соусом из клюквы и маринованным луком. Веерами были разложены сыры с черникой, брусникой и морошкой, сладковатый мягкий коричневый козий сыр на тонких жареных хлебцах. Сгрудились в хрустальных вазочках фаршированные яйца, соленые и жареные грибы с орехами. На самом огромном блюде, для поддержания которого потребовалось семеро слуг, внесли тушеное мясо пещерного медведя в маринаде и овощах.
– За охотничий отряд Крейяна Сокола! – вставая с полным кубком в вытянутой руке воскликнул главный лесничий при виде блюда. Со всех сторон последовали его примеру, раздался восхищенный гул. Выследить и добыть пещерного медведя точно в срок ко дню свадьбы, не раньше и не позже – что за бесстрашие и дерзость, что за непревзойденные охотничьи навыки! Несколько охотников-аристократов, присутствовавших в зале, ответили боевым кличем нордов:
– Сквозь лед и пламя! – и поклонились королевской чете и молодоженам.
Многие в зале засмеялись.
Самые дразнящие обоняние ароматы не смогли пробудить аппетита Наля. В тарелке его одиноко лежал кусочек запеченой в соленом тесте зайчатины и несколько грибов. Более интересовали его соседствующие с яствами напитки. Ярко-желтый яичный ликер напоминал о беспечном летнем тепле, иссиня-черный, как грозовая туча, черничный – о лесной прохладе. Был здесь ликер из морошки, оранжевый, как осеннее закатное солнце, и малиновый, как озаряемые закатом облака; медовое, красное, белое вино, огненно-рубиновый горячий тарглинт, полупрозрачные вина из ягод и напоминающее жидкий опал «лунное сияние». Оружейник не собирался отказываться ни от одного.
Фрозенблейды, Фенрейя, Меральд и Деор могли сколько угодно одаривать его предупреждающими взглядами. Наль повернулся к сидящему справа главе гильдии охотников:
– За успешную охоту и за всех, кто не дает нам умереть с голоду, ни в закоулках Норы, ни на этом пиру. Особенно за Оррина. Вы передадите, что сегодня я пью в его честь? – Веселый, ироничный тост противоречил глухому безжизненному голосу.
– Оррин из рода Горных Оленей? – вежливо уточнил глава гильдии.
С каменным стуком встретились тонкие ониксовые кубки, и Наль осушил свой разом. Он чувствовал взгляды, устремленные на него со всех концов зала. Большего внимания удостоились лишь молодожены. Оно не смущало, но ранило. «Как поведет себя оставленный жених? – словно говорили все эти глаза. – Как справится с новым испытанием?»
Он должен справиться, но не оправдывать чьих-либо ожиданий.
Следующий тост Наль поднял с сидящей слева леди Тресфлед. Обернувшись на музыкантов, увидел, как Кейрон саркастически приподнял бровь, безупречно выводя ясную жизнерадостную мелодию. Казалось, на краю зрения порхают в такт ей полупрозрачные бабочки в искрах бесшумных водопадов, шевелятся на ветру ветви, качаются летние цветы, мелькают удивительные звери и птицы. «Мой семиродный братец решил надраться в дым? – говорило лицо менестреля, невпопад с возвышенными словами баллады. – Любопытно. Только не укради у меня слишком много внимания». Наль сухо, отрывисто рассмеялся и отсалютовал ему полным черничного ликера кубком.
Когда Кейрон начинал петь, небрежная, надменная невозмутимость его исчезала полностью, если того требовало исполнение. Любые движения души подчинялись сильному, волнующему голосу менестреля: скорбь и плач, насмешка, радость, надежда, ирония, кротость… Дивный талант необходим, чтобы сделаться королевским менестрелем, ведь красиво петь умеет каждый. Кейрон владел своим голосом как искуснейший мастер. С завораживающей легкостью брал он как глубокие, низкие, пробирающие до костей, так и высокие, кристально-чистые ноты, подобные звону хрустальных струн на ветру. Шепот сменялся силой, волновал душу трепет, перелив и гортанное эхо. В музыку вплетался звон усыпанных драгоценными камнями и инкрустированных перламутром столовых приборов в виде ветвей, стеблей, цветов и вытянутых тел зверей, птиц и рыб.
Амаранта забыла о решении не смотреть более на середину стола. Теперь она бросала туда взгляды с нарастающим беспокойством. Наль пил слишком много. Много даже по меркам эльнарай, ибо человеку не перепить эльфа, чем народ Сокрытых Королевств иногда вынужден пользоваться. «Как бы не было беды», – понимающе ответил взгляд Солайи. Небо и звезды, королева стала ей второй матерью! Алуин был пьян от счастья и не замечал никого, кроме Амаранты. От Ингеральда же не укрылись ни тревога ее, ни причина. Он успокаивающе кивнул. Забота о торжестве – не дело молодоженов.
Солнце скрылось из высоких витражных окон. Сгустились сумерки в пиршественном зале. Рои светлячков вспыхнули в высоких хрустальных колбах на столах. Слуги зажгли светильники, вправленные в оленьи и лосиные рога свечи на стенах, огромные тяжелые кованые люстры над столами.
На смену первым яствам явились янтарные, ониксовые, гранатовые, нефритовые, аметистовые, хрустальные, деревянные блюда, вазочки и чаши с новыми угощениями. Одних только холодных и горячих сладких пирогов было не перечесть: с пряным морковным с медом и корицей соседствовал молочно-голубой черничный, усыпанный ежевикой и орехами; будто слабо светился на серебряном блюде слоеный пирог, выложенный вымоченными в «лунном сиянии» дольками огненного фрукта; далее стояли имбирный и малиновый, сплетенный в виде корзины… Россыпи свежих ягод как драгоценные камни покоились в чашах рядом со скиром – густым кисломолочным лакомством Северных Королевств. На многоярусных тарелках красовались головокружительно дорогие воздушные пирожные с заварным кремом. Мерцало при свечах миндальное желе на разваренных рыбьих костях, фруктовый и ягодный лед. Яблоки были представлены во всех видах: пироги, мармелад, подливки.
Ради приличия Наль потянулся к вазе с миндальным и медовым печеньем, покрытым цветами из королевской оранжереи. Странное чувство охватывало юношу, будто весь этот пир ненастоящий. Лакомства ощущались во рту пеплом. Красивая картинка чуть плыла вокруг, а звуки время от времени сливались в неясный далекий гул. Казалось, вот-вот морок рассеется, и колонны обратятся в черные во тьме стволы деревьев, светильники в путающиеся в корявых ветвях далекие звезды, и повеет в пустоте затхлым духом болот. Он невольно коснулся ладонью забинтованного бока.
Но вот слуги начали убирать остатки яств со стола. Молодожены переместились в альков в глубине зала, на карминовый бархатный диван под высоким балдахином. Его Величество и кронпринц с супругами заняли места по обе стороны от Алуина и Амаранты. Настало время свадебных подарков, танцев и разговоров.
Первыми подходили члены королевской семьи и Первые Дома, знатные гости из других Северных Королевств, твайлари и вестери, а также несколько высокопоставленных истерских послов, пребывавших уже какое-то время при Дворе. Все, кто успел прибыть в Исналор на неожиданное торжество.
– Ваше Высочество принц Алуин, Ваше Высочество принцесса Амаранта. – Эльнор с изящно вышитой на груди туники и на плаще белой крепостью в щите под Небесными Кострами с достоинством, глубоко поклонился, прикладывая ладонь к груди. – Да не погаснет ваш очаг. Для меня большая честь присутствовать на вашем празднике и передать весточку от моего короля. Его Величество король Лаэльдрина Иверстан V из династии Фрозенстьеров просит вас принять поздравления и этот подарок.
Эльнор подал знак: стоящий позади него слуга с большой корзиной сделал шаг вперед и поднял крышку. Эльнор достал трех с кремовыми подпалинами щенков норской гончей. Подарок, пусть столь дорогой и ценный, казался скорее данью вежливости: ведь собак той же породы держал Ингеральд. Где-то в зале раздались шепотки. Возможно, король Иверстан просто не успел подготовить иного подарка для столь скоропалительной свадьбы?
Амаранта сжала зубы под застывшей улыбкой. Они вынуждены были поторопиться. Скоро месяц обнажения, и сколько продлятся отрадные солнечные дни, не знает никто. «Будто это единственная причина пересудов, – кольнул внутренний голос. – Привыкай: прав был Его Величество. Шепот и взгляды отныне станут неизменными вашими спутниками».
Однако, когда щенята подняли вытянутые узкие головы, с любопытством осматриваясь, на лицах присутствующих, от молодоженов до гостей, расцвели восхищенные улыбки. Эльнарай переглядывались, отовсюду слышались удивленные и одобрительные возгласы.
В отличие от кошек, собаки Королевств подвергались скрещиванию со своими мидгардскими сородичами, дабы получить наилучшие породы для охоты и защиты, пригодные также в качестве друзей и помощников. Недействующие крылья или две морды являлись бы скорее помехой для большинства возлагаемых на собак задач, и обладающие ими питомцы не подлежали дальнейшему разведению. Вместе с тем редчали и типичные особенности окраса. Однако у подаренных Иверстаном щенков каждый глаз будто состоял из осколков цветной мозаики: голубой и карий, зеленый и карий, зеленый и голубой. Мордочка каждого щенка разделена ровно посередине, как у многих двуликих кошек: одна половина кремовая, другая темно-рыжая или белая.
– Они совершенно здоровы, и прекрасно послужат вам на охоте, – добавил лаэльдринский посол.
– Благодарим короля Иверстана, – промолвил Алуин, переглянувшись с Амарантой. – Эти прекрасные собаки – дань нашей истории, само олицетворение красоты и добрый знак. И я уверен, более таких нет ни у кого в Северных Королевствах, – засмеялся он. – Да не погаснет его очаг!
К алькову приблизилась первая группа истеров, из которых вперед вышел один. Поклон его был строгим и неестественным, словно двигалась на шарнирах деревянная кукла, а выпрямившись, он сложил руки в сложный знак почтения. Остальные истеры поклонились лишь после своего предводителя.
– О лучезарный снежный хэн, лучезарная снежная чань. Узнав о предстоящем великом торжестве, находясь при достойном Дворе Сульгварета, собрали мы дары, что имели с собой на случай приятных странствий, и направились ко Двору нашего лучезарного союзника По Ту Сторону Мира, лучезарного снежного чехванга Ингеральда, да не померкнет над ним Солнечная Колесница, – торжественно и с расстановкой объявил истерский посол. Говорил он на общем языке с сильным акцентом, щелкая, придыхая или шепелявя на глухих звуках. Вместо звонкого и жесткого раскатистого норского «р» он произносил короткое, одноударное, и им же заменял звук «л». Впрочем, порой послу удавалось произносить и «л» – вместо «р», но не там, где положено.
Истер вновь сложно поклонился, сначала Ингеральду и Солайе, затем Ранальву и Линайе, Алуину и Амаранте. На его делегацию с живым любопытством взирало большинство гостей. Расстояния между Восточными и Северными Королевствами были слишком велики, чтобы представители их сделались друг для друга чем-то привычным. Ради брачного пира истеры оделись в свои лучшие, ниспадающие до пола свободные шелковые одежды, расшитые золотыми драконами, цветками рододендрона, длиннохвостыми птицами, усатыми рыбами, огненными конями и лисицами, у которых, в отличие от местных, гораздо больше хвостов. Украшения в угольно-черных, высоких и сложных прическах женщин напоминали живые стебли глицинии.
– Когда мы принесем весть на родину, чехванг Под Рассветными Небесами Шио Наро, солнцеподобный Тэ Дан Тори, присоединится к поздравлениям нашим и пожеланиям долгого пути под солнцем!
«Интересно, – отрешенно подумал Наль, – с какими пожеланиями обращаются они к твайлари, для которых долгий путь под солнцем равносилен смертному приговору?»
– Примите же и эти скромные дары. – Несколько истеров вышли вперед и положили на лакированном подносе к ногам Амаранты и Алуина резную шкатулку из панциря черепахи, нефритовую заколку и эмалированную пряжку для ремня, а рядом рулоны цветных переливающихся тканей. – Вытканы из грив цири́ней, о лучезарные снежные хэн и чань, – с гордостью прибавил посол.
Некоторые представители остальных трех народов эльнарай поспешили скрыть улыбки или бегло многозначительно переглянулись, однако, к счастью, делегация смотрела только на королевский альков, где никто не позволил и мускулу дрогнуть на своем лице.
Истерам нельзя дарить мех любых лисиц, для них это животное неприкосновенно. Правда, и теплая местность позволяет им гораздо менее полагаться на меха. Норды же могли использовать гривы единорогов для дорогих лент, шнуров или бахромы, но поднять на дивное и прекрасное цельбоносное существо руку с целью набрать достаточно грив для целых тканей было за пределами понимания, как и употребление в пищу драконьих яиц, считающихся в Восточных Королевствах лакомством. С другой стороны, восточные однорогие олени – не то же, что северный единорог. Истеры считали этот вопрос давно решенным.
– Благодарим вас и чехванга Под Рассветными Небесами Шио Наро, солнцеподобного Тэ Дан Тори за этот щедрый дар, – чуть быстрее положенного проговорил Алуин, которого столь долгие церемонные речи утомили. – Да не погаснет его очаг. Надеюсь, вам по душе наше торжество.
Вся делегация истеров вновь поклонилась, соблюдая последовательность и строгость движений.
– Мы впечатлены блеском и озарены радостью лучезарного Снежного Двора! – заверил посол.
Молодожены кивнули в ответ, принц сделал рукой великодушный жест:
– Наслаждайтесь.
Потом подходили все желающие поздравить или поднести подарок, от аристократа до простоэльфина. Остальные уже занимали позиции для первого танца. Под ногами эльфов шныряли генеты, кошки, ручные лисы обитателей замка.
Отец Кейрона Кольфар, как окрестили его в Исналоре, приблизился к делегации истеров тотчас, как те оставили свои подарки и поздравления. Он жил в Исналоре скоро сотню зим, однако тоска по Тай Энь Чу и родному языку временами пробуждалась в нем в этом холодном суровом краю. Послы с любопытством разглядывали одноплеменника в норских одеждах изумрудно-алых цветов дома его северной жены, отмечали металлические бусины в угольно-черных волосах, которые он все же собирал по родному обычаю в замысловатый высокий хвост. Изумляли послов шрамы, покрывающие руки Кольфара, как рваные бледные перчатки. Что могло оставить столь странные следы?
Едва ли не более захватывающим зрелищем, чем свадьба, стал для истеров Кейрон. Они стояли так близко от музыкантов, как только позволял такт, и разглядывали его, словно невиданного зверя. У юноши были их глаза, а в скулах угадывались восточные, загадочные мотивы, но сочетание этих черт с волосами цвета густого меда поражало их. Только хорошо знавшие придворного менестреля могли отметить, что неприятно ему столь бесцеремонное внимание. Обращаясь к Кольфару, снедаемые любопытством послы едва не указывали на его сына жестами.
Воспитание предписывало восточным эльфам подходить к вопросам через витиеватые фразы, всевозможные проявления вежливости и наводящие рассказы, в отличие от нордов, порой обескураживающих прямотой и своих западных или сумеречных собратьев. Беседа обещала стать долгой. Даже если Кольфар не пожелает вспоминать, как получил здесь свои шрамы. Нечленораздельным птичьим щебетом звучал для остальных увлеченный говор истеров.
Как многие, Наль остался сидеть, пока со столов не пропали все блюда и бутыли. Айслин на своем месте беспокойно крошила в тарелку медовый пряник в виде оленя. К ней склонился Эйверет, и юноша отвернулся в зал, прикидывая, когда будет прилично покинуть пир. В голове шумело, но это приносило весьма слабое облегчение.
Среди танцующих показался тайр-лорд Тироль. Тот просто не видел остальных, ведь с ним была его Эльтейя. Каждый раз, когда сгорбленные плечи его поникали от немощи и уныния, она вновь давала ему почувствовать себя красивым, любимым и желанным. Канцлер Сельвер застыл у стены, позабыв о кубке тарглинта в руке. Он старался и не мог не замечать среди гостей ту, что потерял, не обретя.
Перебор струн арфы, и в сердце будто повернулся кинжал. Разумеется, кузену Кейрону неведомо, как после Дня совершеннолетия только обещавшиеся друг другу Наль и Амаранта бежали по утреннему Фальрунну, держась за руки, задыхаясь от переполнявшего их счастья, и как остались они с сияющими глазами танцевать на небольшой площади и слушать неизвестного менестреля. Баллада эта, «Встреча в Старшем Лесу», имела две основных версии, и именно вторую начал сейчас Кейрон. Здесь рассказывалось о человеческом юноше, который, увлекаемый охотничьим азартом, зашел в самую дальнюю чащу и увидал собиравшую ягоды эльфийскую деву, что красотой и грацией поразила его в самое сердце. Он осмелился выйти из засады и просить ее руки, однако та качает головой и просит сперва выполнить ее задания.
Песню часто исполняли дуэтом. Сейчас Кейрону отвечал нежный, холодный и сильный, как прорезающий скалу горный ручей, голос эльнайри из королевских музыкантов. Песня лилась из уст Кейрона, сопровождаемая звуками арфы, а вместе с арфой трепетали струны души Наля.
– Постой же, прекрасная дева
Твой лик благороден и бел
Глаза твои – ясное небо
Ужель это ты, мой удел?
Пойдем же, пойдем же со мною
Зеленой дорогой лесной
Всю жизнь проведу я с тобою
Ты станешь моею женой
Кейрон не просто пел, он проживал каждое слово, пропуская через свою душу. На следующий день он будет отрешен и выжат, но теперь лицо его дышало вдохновением, а среди танцующих будто тянулись призрачные еловые ветви, двигались две почти незримые фигуры – одна делает шаг вперед с пораженно опущенным в руках луком и с колчаном стрел за плечами, другая ставит на землю плетеную корзину, перекидывает за спину длинную свободную светлую косу.
Эльнайри к нему обернулась
И тихо качает главой
И будто едва улыбнулась
В глазах ее блеск ледяной:
– Приведешь ли мне единорога
Из темной чащи лесной?
Тогда – кто знает? Быть может,
Смогу я пойти за тобой
Он говорит: – Хорошо же
Дебри, реки и горы пройду
Мое сердце мне в этом поможет
Единорога тебе приведу
– Жемчужину ли мне достанешь
Из суровой пучины морской?
Тогда, быть может – кто знает?
Смогу я остаться с тобой
Тот отвечает: – Что же,
Плавать выучусь, в воду войду
И жемчужину в цвет твоей кожи
Для тебя в синем море найду
– Нарвать колокольчиков сможешь
Мне из леса глубокой зимой?
Тогда – кто знает? Быть может,
Стану твоею женой
И он, опечален горько
Качает своей головой:
– Я просьбу бы выполнил, только
В лесу нет цветов зимой
– Как лето зиму не может
В годичном кругу повстречать
Так и любви нашей тоже –
Увы, никогда не бывать
Мне все у вас будет чуждо
Мне придется тебя пережить
На века, а наследника все же
Не смогу я тебе подарить
Он, не желая слушать
Тянет руки к деве лесной
Она же – в голосе стужа:
– Никогда не пойду за тобой!
Пройдут грозы, дожди, снегопады
Буду помнить улыбку твою
Разрушить не смогу той преграды
И едва ли еще полюблю
Спеши же, спеши, если можешь
Меня поскорее забыть
И, кто знает? – сможешь
В этой жизни еще полюбить.
– Лорд оружейник!
Вздрогнув, Наль обернулся. За плечом стоял, расплываясь в широкой улыбке, эльнор из замковой стражи, в руке меч.
– Сумеете показать непревзойденное мастерство Фрозенблейдов, или бреннвин уже слишком помутил вашу голову?
– Ты сам пьян, – одернул его товарищ. – Не буди пещерного медведя…
Наль медленно встал из-за стола и широким жестом вытянул из ножен Снежный Вихрь. Стражник слегка попятился; улыбка начала сползать с его лица. Не успел он скрыться в рядах гостей, как Наль забрал у него второй меч и, пробуя чужое оружие в руке, вышел на середину зала.
По крайней мере, он вновь способен хотя бы на это. Остается надеяться, что Бирк со всей ответственностью подошел к бинтованию.
Кейрон кивнул своим музыкантам. В числе первых всегда шли танцы с оружием, так велика ли разница, начнутся они чуть позже или раньше?
Вращающийся клинок сверкнул, привлекая сотни взглядов. Инструменты зазвучали громко, по стенам, колоннам и танцующим скользили блики бесчисленных свечей, дрожащих от воздушных потоков.
Наль вскинул мечи, мгновенно ставшие продолжением рук, и пошел по залу стремительной алой метелью. Не слышно было поднявшегося за музыкой взволнованного гула, мелькали, не отпечатываясь в сознании, лица обратившихся в напряженное внимание, стягивающихся к освободившемуся в центре зала кругу гостей. Метались золотые волосы, молнии разноцветных огней пробегали по стали клинков. Большинство присутствующих невольно остановились, любуясь заключенной в движениях отточенной грациозной силой. Однако гости отодвигались, когда он приближался в танце, а самые скептичные уже гадали, удержится ли изрядно выпивший оружейник на ногах до конца.
Он жил вместе с музыкой, дышал в ее ритме. Звуковой фон из флейт с лютней стих, и глухо, с шелестом, в отрывистой напряженной частоте забили барабаны. Наль резко вышел из неистового кружения, замер, тяжело дыша, в десяти с лишним шагах напротив королевского алькова. Руки его, вскинутые над головой и разведенные в стороны, держали мечи остриями вниз, скрещенными перед его лицом. И над этими лезвиями смотрели на молодоженов в упор совершенно трезвые глаза. Он прожег побледневшую Амаранту леденящим взглядом и остановился на Алуине.
Иной не заметил бы, как натянулась кожа на костяшках пальцев короля, как, не шелохнувшись, превратился он в застывшую перед выпуском стрелу. Побелели губы королевы, выпрямился мгновенно готовый на ответное действие кронпринц. Алуин, завороженный немигающим пронзительным взглядом, оцепенел, словно заяц перед танцующим лисом. По обе стороны алькова королевские телохранители положили руки на эфесы собственного оружия.
Все это заняло мгновения. В голове Ингеральда вихрем пронеслись расчеты траекторий. Умелая рука способна метнуть меч за пределы его естественной досягаемости и не потерять в поражающей силе. Малейшее неверное движение, и пиршественный зал превратится в место кровавой расправы. Малейшее движение, и придется выбирать между собственным оружейником и сыном.
При всей глубине трагедии пострадавшего выбор был для Ингеральда очевиден. Усыпанный самоцветами кинжал на поясе Его Величества носился как украшение, но не знал промаха.
Он не собирался дожидаться стражи, хотя знал, что те не замедлят.
Наль чуть склонил голову – один еле заметный кивок королевской чете, другой кронпринцу с супругой, медленно опустил оружие, развернулся и пошел к дверям. Зловещее напряжение рассеялось. Только брошенный на пол чужой клинок заставил всех вздрогнуть от внезапного лязга.
Пробившийся вместе с Фрозенблейдами к краю круга Деор также поспешил к выходу.
– Не ходи, – не оборачиваясь, хрипло предупредил Наль.
За спиной Деора Меральд положил руку ему на плечо. Эйруин, Электрион, Мадальгар, Айслин и другие обменялись тревожными взглядами, но также остались на местах.
Некоторые испытания кажутся невыносимыми, но проживать самые острые их мгновения на виду бывает еще мучительнее.
Младший принц, безотчетно сжимавший в похолодевшей ладони руку Амаранты, не шелохнулся. Хотя за все время не было произнесено ни слова, глаза Наля напоследок вспыхнули так красноречиво, что Алуину показалось – оружейник его проклял.
37. «Не в ту сторону смотришь»
Фальрунн гулял. Гулял весь Исналор, и оттого становилось еще страшнее. Всеобщее торжество воздвигло между ним и окружающим миром глухую стену отчуждения. Повсюду виделись ему гуляния в День совершеннолетия, когда они впервые танцевали с Амарантой на настоящем балу, когда он просил ее руки, и она дала согласие. Впереди с шипением вращались, рассыпая искры в ночи, потешные огни. Шаги отзывались пульсирующей резью, которой он не замечал в танце, под повязкой растекалась горячая влага.
А звездопад был так ярок в ночь перед его приездом.
Нежданно и жестоко ушла под этим звездопадом Амаранта, вечная любовь.
Прощай.
Он брел среди всеобщего веселья, шума, музыки и песен, оглушенный и потерянный. Свернув в какой-то темный переулок, прижался горячим лбом к остывшей грубой каменной стене и тяжело, глухо завыл без слез.
Казалось бы, болезнь и последние встречи с бывшей невестой выжгли сердце дотла. Отчего же так больно?
* * *
Амаранта открыла глаза и какое-то время осматривала незнакомые покои, боясь дышать, чтобы не спугнуть волшебное великолепие. Высокий сводчатый потолок был выкрашен лазурной краской, а на нем серебрились звезды, меж которых, почти как живые, парили стрекозы и яркие птицы. В убранстве спальни преобладали королевские цвета – синий, зеленый и белый.
Ее цвета.
В щель между расшитыми тонким бело-золотым узором шторами из тяжелого струящегося шелка падал первый предутренний свет. Из стен выступали пилястры зеленоватого мрамора. Малахитовая ткань балдахина над кроватью была усыпана мелкими белыми снежинками и коронами. Матрас и подушки набиты цветами и травами, чей невесомый, чарующий аромат плыл в воздухе, словно над безмятежной летней поляной.
Девушка непроизвольно вскинула руку к голове, на которой покоился вчера адамантовый венец принцессы.
– Тебе нравится? – прошептал Алуин.
Она вздрогнула от неожиданности и засмеялась, поворачиваясь к нему. Ее муж. Ее принц – совсем не в том значении, которое может вложить в эти два слова кто-либо другой. Необычно видеть взлохмаченные волосы, еще затуманенные сном глаза, но обожание в них и восторженно-мечтательная улыбка уже хорошо знакомы и оттого еще более дороги.
– Мое зимнее утро, – прошептал он, – как же томительна была эта разлука!
Часом позже Амаранта в усыпанном жемчугом и малахитами платье из паутинного шелка и ультрамаринового атласа сидела перед зеркалом в собственных дворцовых покоях. Тегана, новая служанка, перевивала ее частично заплетенные волосы адамантовыми нитями. Серебряные подвески крепились к венцу принцессы и ниспадали от висков до плеч, унизанные оправленным в метеоритное серебро голубым жемчугом, а далее тянулись к крупной изумрудной заколке на затылке.
На зеркальном столике стоял агатовый кубок, шалфеевая вода в котором приобретает особенно благоприятные свойства, а на блюдце лежало надкушенное миндальное пирожное. Зеркало обрамляли цветущие ветви белого шиповника. Роса сверкала на лепестках, отражая падающий в покои через витражное окно свет.
Разом у Амаранты появилось много служанок и компаньонок, готовых исполнять любой ее каприз.
– Что за чудное украшение, Ваше Высочество, – говорила Тегана, бережно поправляя подвеску. – Вы прекраснее всех дев Исналора, и лишь столь искусные драгоценности достойны вашей красоты. Впрочем, все исналорские богатства брошены будут к вашим ногам, если пожелаете.
Она слушала и отмечала ржание коней под окном, далекие и неясные с высоты голоса. Приготовления почти завершены для второго дня свадьбы – поездки через все королевство. Исналорцы выйдут на дороги, чтобы с веселыми криками, музыкой, разноцветными лентами и поздравлениями встретить молодоженов. Чтобы посмотреть на свою новую принцессу. А Амаранта и Алуин будут разбрасывать конфеты, завернутые в листья, и монеты, чей звон о мостовую сольется с мелодичным перезвоном колокольчиков. Праздничный кортеж протянется далеко по улицам, беспечная, пышная свита. И тарглинт будет литься рекой. Сам кейол саэллон благоприятствовал этой свадьбе.