Линда Летэр
Дым осенних костров
Промелькнул в неистовом кружении кронпринц в изумрудных с серебром одеждах и легкой рысью прыгнул через костер вдоль центра поляны. Следом за ним ментор Эльгарт, Фенрейя состроила Налю забавную гримаску и исчезла среди танцующих вместе с Кейроном. Спокойный средний принц Регинн беседовал с канцлером Сельвером. Бейтирин и Валейя шептались о чем-то, бросая в сторону стола короткие взгляды. Раненная на дуэли нога Вальбера должна уже была позволить веселиться не хуже других, но его нигде не было. Музыка замолкла на мгновение и заиграла вновь.
Наконец Наль увидел Ингеральда и Солайю. Они танцевали нардлек среди высокопоставленных гостей и нордов из свиты. Казалось, в танце король сбросил с себя нескончаемые заботы и тревоги, и обычно сосредоточенное задумчивое лицо озарялось юношеской улыбкой. Так могли выглядеть они с Солайей в день собственной свадьбы – совсем юными, смешливыми, открытыми. Приветствуя их, Наль невольно был настороже, но Ингеральд протянул руку для поцелуя со всем благодушием.
Наль вернулся к столу в недоумении и обменявшись приветствиями с налегающей на «лунное сияние» стайкой придворных, рассеянно положил в рот вымоченную в сладковато-кислой брусничной подливке дольку огненного фрукта.
Это не Ингеральд. Король знает, что Фрозенблейды не бросают слов на ветер, и не стал бы принуждать к веселью. Он отец своим подданным, что исключает заготовленный подлый план. Значит, Алуин. Но чего он ждет?
Наль невольно прислушался к разговору придворных.
– …пожелай мы бежать наперегонки с людьми, до чего докатились бы теперь?
– В изысканиях своих они весьма преуспели…
– …но выводы, которые они делают из них, ужасны!
– …«Альмагест» у них более не в почете, зато полагают, что и другие планеты населены людьми. К нам везут эту прелюбопытнейшую книгу, ее можно прочесть на латыни либо альбионском…
– Как по-вашему, – лорд в рубашке с накладными, треугольником закрывающими тыльную сторону ладони манжетами по старшей моде и в недавно вступившей в моду тунике с вырезом без застежки, обвел прозрачно-голубыми глазами собравшихся, – могут люди обитать и на остальных планетах?
– Не думаю; – леди в белом, отороченном перьями сипухи, пожала плечами, – во всяком случае, Создатель ничего не упоминал о том. Стало быть, оно непринципиально для спасения.
– А если и могли бы, то что же эльнарай?…
– …и орки?
Красивые лица придворных помрачнели.
– Эльнарай, если там прошел Огненный Дождь!
– Но если он прошел не единожды?
Другая леди покачала головой:
– Право, меня весьма смутило бы такое положение! Куда ни посмотри поверх Леса, знай: там люди. За горами – люди. Они нашли других людей в Антилии, но как же ужасающе с теми обошлись! Люди в городах, пустынях, на полях, островах. С юга и запада, востока, и даже с севера. И вознося взгляд к небу, знать, что где-то там тоже люди? Увольте! – засмеялась она.
Все невольно подняли головы. Одновременно с этим поляна наполнилась восторженным гулом: луна взошла над Сумрачным лесом, посеребрив верхушки деревьев. Эльнарай поднимали кубки, наперебой поздравляли друг друга. Громче других слышались восклицания на твайлийском:
– Эйтиэ́! Эйтиэ! Мальтао́ таль'руаль Лаэнна!*
– Люди все время твердят о торжестве разума, высших идеалов, а сами продолжают то же, что и всегда, – поднося кубок к губам, в пустоту заметила леди в белом, когда бурная волна восторга немного поутихла.
Придворные внезапно замолкли и склонились в изысканном поклоне. Обернувшись, Наль последовал их примеру.
– Ваше Высочество, – раздалось со всех сторон.
Амаранта кивнула, обводя собравшихся взглядом. Как же она была хороша! Цветы яблони не могли превзойти эту свежесть и изящество. Первый луч солнца на снегу будто ожил и облекся в осязаемую форму. Зимнее утро явилось на поляну, рассеяв красноватый сумрак костров.
– Продолжайте, – позволила она.
– Мы говорили о Мидгарде, о принцесса, – вновь поклонился эльнор с кроленьими рогами в волосах. – Там появилась мысль, что люди населяют и другие планеты.
Она коротко рассмеялась.
– С меня довольно и их известного количества.
Придворные подхватили этот ободряющий смех. Новая мелодия заиграла под луной, выводимая флейтами. Амаранта внезапно повернулась к тому, кто все это время ожидал возможности оказаться как можно дальше. Ее хрустально-голубые глаза задержались на алых линиях, подчеркивающих белизну неподвижного точеного лица.
– Лорд королевский оружейник не пригласит принцессу на танец?
Короткая пауза была первым ответом. Потом он сдержанно склонил голову и протянул руку ладонью вверх.
– Если того пожелает Ваше Высочество.
Веселившийся со своей свитой младший принц оглянулся в поисках супруги и не сразу поверил глазам. Нахальный кузнец здесь, на балу! Он как ни в чем ни бывало выводил Амаранту в круг танцующих!
Чья-то рука поймала за предплечье. Алуин резко обернулся, готовый оттолкнуть, отшвырнуть возникшее препятствие…
– Куда спешишь? – Средний принц Регинн стоял чуть за его спиной, приблизившись вплотную, будто в чуткой доверительной беседе.
– Отпусти, – прошипел младший.
Регинн разжал пальцы, и в то же время на плечо легла другая, более властная рука. Про нее в Исналоре говорили: сталь под шелковым футляром. Алуин дернулся, но Ранальв держал крепко.
– Отпусти! Что ему нужно, почему не оставит в покое… – красноречивый взгляд сверкнул в сторону танцующих круговой танец. Ранальв отметил малиновое даже в изменчивом свете ухо младшего под растрепавшимися от рывка волосами.
– Чего ты хочешь? Склоки у всех на глазах?
– Это он назло, мне назло, ведь никто из вас не приглашал его, не так ли?
– Остынь.
– Ты еще не мой король!
– Я твой старший брат.
Этому противиться было бесполезно. Юноша с досадой топнул ногой и затих. Со стороны могло показаться, что разговор братьев сплотил их, заставляя держаться рядом так тесно.
– Думаю, им нужно объясниться, – заметил, наклонясь к другому уху Алуина, Регинн.
– Теперь?! С чужой женой?! Время объяснений прошло!
– Правильные слова не всегда приходят вовремя.
– Мне безразлично! У него было вдоволь времени с летнего звездопада!
– Это уже ясно, как следы на снегу, – совсем тихо проговорил кронпринц.
– О, не пытайся играть на чувстве вины. Если бы она любила его, то не оставила бы!
Ранальв только устало качнул головой.
– Ты выставишь себя смешным и сорвешь праздник.
Алуин помолчал, тяжело дыша, а потом вскинул голову и одернул ворот.
– Ты прав, брат. Должен быть другой путь.
Кивок партнеру, поворот в сторону. Поворот к партнеру, рука тянется к руке, едва не соприкасаясь тыльными сторонами ладоней. Поворот спина к спине, так, что ведущие руки остаются вытянутыми вперед по ходу танца. Корпус плавно наклоняется от них, ноги скользят в одной линии, подчиненная за ведущей. Вновь лицом к лицу, продолжается движение по краю поляны. Блики, разгоряченные танцоры, беспроглядная тьма сразу за деревьями.
– Так и будешь молчать? – спросила она после первого круга.
– Мне нечего сказать тебе.
– Совсем?
– Говорят, после отъезда моего при дворе франков чинность, тишина, целомудрие. Впрочем, тебя это, верно, более не интересует.
– Отчего же? – она вздернула подбородок.
– Гораздо ближе обрела ты покровительство монарха, на которое изначально и не рассчитывала – ведь оно замешано на родственных узах.
От столь открытого оскорбления тень пробежала по ее лицу, или то причудливая игра пламени?
– Я не для того шла с тобой танцевать.
– А я думал, чтобы поговорить о Мерлезонском балете.
– Веселишься?
Они разошлись в разные стороны, синхронно развернулись друг к другу, хлопнув в ладоши, и снова сблизились.
– Ты вызвала меня на бал, зачем?
– Говорят, ты зарекся бывать при дворе, а принцессе не пристало бегать за своими подданными.
– И принцесса выбрала встречу на глазах у всех?
– Пусть видят, что я не таюсь и не боюсь слухов.
– Стратегический ход, – похвалил он. – Второй вслед за вашей скоропостижной свадьбой. Неплохо. Но ты продумала все возможные последствия?
– Ты ходишь по тонкому льду.
– Всю мою жизнь.
Она сменила привычный аромат земляники и тонкий переменчивый шлейф луговых трав на благоухание цветущей яблони. Ноздри предательски подрагивали, пытаясь уловить знакомые нотки, заставлявшие сердце сладостно сжиматься, связанные с самыми сокровенными моментами в памяти, а когда он уловил, возненавидел себя и эту память.
– Однажды лед может подломиться.
Как близка она была к правде! Лед уже давно трещит: стычка с Алуином казалась завершением далекой, еще не окончательно загубленной жизни.
– Это угроза?
– Чего ты хочешь?
– А ты?
– Примириться. Не желаю, чтобы между нами оставалось недосказанное и долги.
Он случайно задел ее пальцы своими и отдернул руку, как от раскаленного металла. Когда-то столь желанное прикосновение обратилось в пытку.
– Мне ничего не нужно. Я отказался от притязаний на виру и любую компенсацию. Вопрос исчерпан.
– В тебе говорит обида.
– Ты это так называешь?
Что-то показалось из-под расстегнутого манжета сорочки и невольно привлекло внимание Амаранты. Расшитый белыми и сиреневыми цветами шелковый платок.
– Редкая ткань.
– Это подарила мне одна твайлайри.
– Какая… твайлайри?
– Страшно? – поддразнил он.
Лицо Амаранты окаменело.
– Чего мне бояться?
– Понимаю. Перешагнув определенную черту, вместе с осколком чистоты оставляешь за ней и часть страхов.
С холодным кивком они шагнули каждый влево от себя и поменяли партнеров. Теперь Наль танцевал с наставницей Флориэт, а Амаранта с придворным лжецом Свальдаром. Кивок партнеру, поворот в сторону. Поворот к партнеру, рука тянется к руке… Вновь сошлись прежние пары. Глаза в глаза, выставленная перед собой ладонь едва не касается встречной ладони.
– Отрадно, что Фрозенблейды обошлись без свадебного подарка: уверена, там был бы яд.
– Свойственно скорее прежнему франкскому двору.
Обход вокруг этой созданной двумя ладонями невидимой оси.
– Ты бы пришелся у них кстати.
– Я подарил бы тебе птицеежа.
44. Королевская охота
Глубокая ночь приняла в свои черные, тяжелые объятия с сырыми ароматами осеннего леса. В груди было тесно. Образ, что он бережно носил в своей душе, в своем сердце, что с каждой зимой становился ближе – померк. И когда он протянул руку, чтобы прикоснуться к нему, тот разрушился, внезапно и бесповоротно.
Отчужденно проходя мимо стайки эльнарай, что с нарастающей живостью обсуждали вероятность проживания людей на Кровавой планете, он остро переживал пустоту, гложущую изнутри. Как будто дали подержать заведомо чужой подарок. Насильно положили в руки, а потом вырвали вместе с очередным куском сердца.
В поле зрения внезапно оказалась Валейя Кетельрос, уже без Бейтирин, немного нерешительная и потерянная. Возможно, стоило справиться о здоровье лорда Вальбера, но для нее это прозвучало бы скорее ехидно. Следующим встречным оказался сам Алуин; точно только выбежал из кузницы и овладел собой достаточно, чтобы страх и унижение сменились гневом и ненавистью. Оба застыли, скрестив взгляды.
– Я готов, Ваше Высочество, ответить по закону.
Алуин не отметил ни поклона, ни этих слов. Изничтожающий взгляд его был всего красноречивее. И еще отчетливо уловил Наль глубокое презрение, прежде чем принц надменно отвернулся.
Уже на краю поляны он заметил Кейрона и Фенрейю. Те пытались танцевать, вопреки музыке, сложный торжественный сналорн, но больше хохотали.
А ночь вступила в свои права, и черные ветви тянулись, норовя коснуться плеч, пока уходил он с праздника тропинкой с потускневшими огоньками, окутанный острым запахом ельника, влажной земли, коры и мхов. Из чащи бледно светились гнилушки. Звуки музыки и голосов остались позади.
Прогнав от себя настойчивое видение Амаранты, скользящее то напротив, то за плечом, Наль словно очнулся. В этой части Леса опасность не грозит, если не совершать глупостей. Но стоило ли идти одному? Губы дрогнули в подобии улыбки. Никому из эльнарай и в голову не пришло бы покинуть торжество до рассвета. Однако он не один. Где-то на другой поляне празднует остальная часть города, а у озера наверняка уже собрались желающие искупаться в лунном отражении.
Впереди, у края тропинки, зашуршало. Ладонь сама легла на эфес железного меча. Тмеры здесь не водятся, но недавние встречи с порождениями Леса заставили уверенность юноши поколебаться. Вдоль позвоночника поползла к затылку волна цепенящего холода. О чем он только думал?
Из кустарника донеслось зудящее невнятное бормотание. Наль немного расслабился, но ладонь с эфеса не убрал. На тропинку между огоньками тем временем выбралось существо высотой локтя в полтора. Оно передвигалось на двух ногах, оканчивающихся подобием ласт, а вытянутая голова переходила в крупный клюв. Маленький народец относительно неопасен, но и с ним лишний раз лучше не сталкиваться. Лишь бы одинокого путника не учуяло нечто другое. Существо, будто услышав эти мысли, повернуло голову. На Наля уставились круглые, белесые и будто безжизненные, как у мертвой рыбы, фосфоресцирующие глаза. Юноша отвел взгляд, так чтобы держать существо в поле зрения, но не поддерживать зрительного контакта.
Достаточно ли в нем сейчас жизни? Пальцы свободной руки медленно сжались и разжались, сухие и ледяные. Похоже, недостаточно. Но он не даст власти страху. Это и его Лес.
* * *
Ее ладонь покоилась в его руке надежно и безмятежно. Теплые губы ласково коснулись пальцев. Амаранта улыбнулась, не открывая глаз.
– Наль…
Рука вздрогнула и отдернулась. Девушка проснулась окончательно и поспешно села на постели.
Глаза Алуина напротив, расширенные, потрясенные. Хватает ртом воздух, будто она ударила его по лицу. Нет, будто пронзила ему грудь кинжалом. Бледным пятном расплываются вокруг предрассветные сумерки.
– Я не думала о нем, – сказала она и услышала, как дрожит собственный голос.
– Ты произнесла это имя, – прошептал Алуин.
– Я произносила это имя тридцать зим! Привычка не истает в одночасье. Ты не догадывался об этом ранее?
Принц оглушенно молчал. Очнулся он только, когда Амаранты уже не было в покоях.
– Ушел с бала посреди ночи? Ты точно не ударился где-то головой?
Наль открыл глаза и болезненно сощурился: ослепил льющийся в окно свет.
– Где?.. – ощупывая затылок, юноша обнаружил, что ничком лежит на собственной постели в одежде. Остатки тяжелого сна развеялись, как чад. Прадед был не так уж неправ: по крайней мере, голова болела.
– Не это имел я в виду, когда предлагал поднять тебя от одра болезни с помощью тарглинта.Над ним, скрестив руки на груди, стоял Тельхар. Под просторным, глубоко надвинутым капюшоном слабо белело узкое лицо с мерцающими холодом глазами.– В двух вещах должно нам особенно хранить себя – в словах и желаниях, – хрипло выговорил Наль.– Огонек слишком прямолинейно истолковал фразу «праздновать Урожайную Луну». – Иделинд подняла с пола пустую бутылку «лунного сияния».
Наль сел на постели и потер лицо.
– Смотри, – Тельхар нагнулся и подхватил еще что-то. – Полюбуйся, как твой хозяин проводит свободное время.
Под носом у Наля оказался пушистый комок.
– Он по крайней мере рад видеть меня, – пробормотал юноша, поглаживая щенка по дымчатой спинке.
– Да, после встречи с лесной тварью вид был бы подпорчен.
Юноша вскинулся, вставая, напугал Дара и успокаивающе прижал его к себе.
– Из прежних занятий моих остались одни осколки. Быть может, теперь и совсем не жить? В страхе перед линдормом, тмерами, троллями навек запереть себя в клетке домашних стен? Кто еще бросится на меня из чащи – Не́зверь Великого Озера?
Тельхар вновь скрестил руки на груди и расставил ноги, как эльнор, готовящийся к сражению. Должно быть, он дошел сюда вслепую – слишком ярким был утренний свет. За многие годы Тельхар и подобные ему горожане запомнили Фальрунн так, что могли найти нужную дорогу с закрытыми глазами.
– Есть у людей такое наказание непослушным детям: их дерут за уши.
– Им это не помогает, – отрешенно отозвался Наль. После праздника Урожайной Луны осталось ощущение, что его использовали и выбросили. – Все равно уши у них круглые, как листья ольхи. Могли бы с тем же успехом водить за ухо, как мы.
– Захотелось ощутить?
– Пока прогулки из Сумеречного квартала хватило.
– Прости за вторжение, Огонек, – осторожно вступила Иделинд, тронув Тельхара за плечо. – Мы надеемся, что беседа твоя с Адабрантом не прошла зря, и уже уходим.
– Пусть попробует пренебречь словами отца; на него найдется управа. – Тельхар стоял спиной к окну, но солнце все равно терзало слишком чувствительные глаза. – К-командир трех сотен… – это было произнесено с силой и желчью.
Прижатый к груди Дар пискнул, поджимая переднюю лапку. Наль нахмурился, поспешно и бережно перехватил питомца поудобнее, чтобы осмотреть. Ушиб? Разве что совсем небольшой. Отека нет…
– Что такое? – испугалась Иделинд.
Заставив гостей расступиться, юноша прошел к огороженному углу Дара с ящиками и миской. Преодолеть загородку самостоятельно щенок не мог. Его сажали и вынимали оттуда по ситуации. Должно быть, он проснулся рядом с беспробудно спавшим хозяином, неумело спрыгнул с кровати, пытаясь найти пищу, но Крупа или Нагломорд оказались более успешны: молоко из миски исчезло.
– Как, небо и звезды, попали вы сюда?
– Было открыто, – мстительно сказал Тельхар.
Бирк, верно, тоже проспал после вчерашних празднеств. Никто не следил за Даром. «Ты мог бегать по всему дому, выпасть через перила верхней галереи». Наль зажмурился. Перед глазами поплыли светящиеся красно-зеленые кольца. Вот чего стоит его забота о существе, зависящем от него целиком и полностью.
– Прости меня, маленький. Я больше не брошу тебя. Все будет хорошо. Ты станешь большим и сильным… – он запнулся, но тут же продолжил, ласково поглаживая щенка. – Да, большим, сильным, здоровым и счастливым. Я больше не предам тебя, и никогда не брошу.
Совесть особенно остро кольнуло понимание, что щенок простит, ибо бесхитростен, доверчив и предан. Дар даже не свяжет ушиб лапки с зацикленностью хозяина на бесплодных переживаниях и уязвленном самолюбии. Не поймет, что это безответственное самолюбие могло стоить ему жизни или сделать калекой. «Ты – не поймешь, а я не забуду».
Оставшись один, Наль вытащил из-под кровати свой сапог с обгрызенным каблуком и долго задумчиво вертел его в руках.
– Он не завидует тебе. – Иделинд коротко взглянула на племянника, пододвигая по столу кувшин брусничного сока. Обещающая облегчение в недолгом похмелье прохладная вяжущая влага преломлялась от рубинового до багрового в хрустальных гранях.
– Знаю. Просто у него на меня отмерено меньше терпения.
– Он впитал рассказы об Эйруине Старшем и Лиэне, будто застал их в живых. Ты имеешь все, чего лишен он, и даже больше, но дело не в зависти. Ему больно, как ты этим всем распоряжаешься.
А еще, в тот же год, когда не стало Лонангара, у Тельхара погиб первенец Тьелвар. Тельхар никогда не говорил с Налем о сыне.
Юноша выдавил из себя лучезарную улыбку и разом осушив кубок, поднялся. Брусничный сок отдавал знакомой горечью.
– Я больше не сорвусь, Деллиннэ́.
Пора нести семье тепло и свет в этот последний безмятежный для них день осени.
* * *
«Где ты, мое зимнее утро, отрада, первый луч солнца на снегу? Без тебя не мил и целый замок. Не могу потерять тебя вновь. Вернись ко мне, и я никогда более не упрекну тебя».
Беспомощно оглянувшись в пустом темном коридоре, в древнем полузаброшенном уголке Лаэльнэторна, он рывком запустил пальцы в волосы и прижался спиной к холодной каменной стене, уставившись в одну точку.
Он не мог найти Амаранту весь день.
«Победа Кахута», говорили в таких случаях. Кахут, орк по ту сторону залива Сирен, трижды пронзил сердце твайлийского короля Гвендаэля и оставил унизительно умирать в дорожной пыли, захлебываясь собственной кровью. Остатки сраженного горем и натиском сумеречного войска не смогли удержать оборону. Богатые трофеи привезла тогда шалу орда, а Кахут, убивший самого короля, возвратился героем. Каг сделал его своим помощником, шал же вскоре самого назначил кагом и осыпал почестями с дорогими наградами. Не иначе как Кахутом Сразителем, Победившим Серебряного Тхарского Шала велел он величать себя. На плечах вместе с бычьими рогами носил украшения из срезанной у поверженного Гвендаэля пряди волос. Слава победителя дошла даже до твайлари и вестери.
Каково же было смятение и ужас Кахута с его головорезами, когда, несколькими зимами спустя, пошел он в очередной набег, а на закате встретил отряд прекрасных, бледных, как туман, воинов. Во главе сумеречного войска стоял король Гвендаэль. Не вернулся Кахут из того набега. Гвендаэль даже с одним легким прожил долгую и славную жизнь, а сердце у него оказалось с другой стороны.
Алуин глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. Он отвоевал свою любовь у соперника, и что же? Нахальный кузнец отпустил бывшую невесту, но все равно стоял между ними. Если теперь тот желает вернуть ее? И отомстить… Амаранта невиновна в том, что чужим именем пронзила принцу сердце. Это кузнец бросил вызов законному мужу, в насмешку заставил смотреть, как пригласил ее на танец, как танцевал с ней, нарушив собственное слово.
– Видала ли ты принцессу Амаранту? – как можно невозмутимее обратился Алуин сегодня к встреченной на пути Бейтирин, и получив отрицательный ответ, поспешил удалиться от расспросов. Как вор уклонялся он от остальных обитателей замка, ибо стыдно было посмотреть им в глаза. А что ответит он, если это у него спросят, где его супруга?
Лишь бы найти ее! Быть может, он улыбнется, как обычно, своей лукавой, обезоруживающей улыбкой, и размолвка будет забыта?
«Позволь мне все исправить», – мысленно твердил Алуин, наблюдая со двора, как северо-западные окна Лаэльнэторна наливаются зловещим иссиня-багровым отсветом заката. К тому времени исходил он и сад, и дорожки оранжереи, побывал даже в городе, спрятавшись под твайлийским плащом. К Нернфрезам Амаранта не вернется. Его принцесса слишком горда для этого. Оставалось продолжить поиски в неочевидных местах.
«Только вернись, и позволь мне все исправить».
Пламя факела задергалось. Алуин вздрогнул. В прошлый раз он облазал весь Лаэльнэторн сверху донизу перед Днем совершеннолетия. Хотелось унести захватывающие дух башни, резные коридоры и загадочные закоулки, темные подземелья и великолепные залы в свежей памяти с собой в Оленью крепость, за каменной оградой которой скучные однообразные занятия наверняка опостылят уже в первую луну. Он осознал внезапно, что совершенно один, погребен в толще сырых холодных стен, и тьма почти поглотила его, а до ближайшего островка жизни и света еще далеко. Ему почудилось глухое отдаленное шарканье в смежном коридоре.
– Ами?
Звук затих, затем стал отчетливее. Так не двигаются эльнарай.
«Там могут быть крысы, – сказал юноша сам себе. – Просто крысы». Просмоленное навершие издало громкий треск, пламя заметалось, отбрасывая на стены неистово пляшущую искаженную тень. Он подхватил факел и не оглядываясь припустил назад по коридору.
* * *
Она не думала о нем. Она вообще ни о чем тогда не думала. Просто утро было жемчужно-шелковым, и весь мир казался лежащим в теплых, надежных ладонях.
Подол зацепился за куст колючей малины, но она не придала значения треску рвущейся ткани. Весной этот ручей разливается бурно и широко. Она решила тогда замедлить шаг, поискать глазами упавшее дерево для переправы. Сильные руки подхватили внезапно, он легко перенес ее на тот берег. Только на самой середине ручья ей показалось на миг, что каменистое дно слишком скользкое, и сейчас они оба окажутся в клокочущей ледяной воде, в синяках и ссадинах. Она невольно вздрогнула, жалея то ли себя и его, то ли платье, обхватила руками за шею, прильнула крепче… и услышала над ухом, ощутила в его груди мягкий бархатистый смех.
– Я держу тебя; помнишь? Ты никогда не упадешь.
Теперь должны быть новые события, новые воспоминания. Вместо того прошлое и настоящее смешивались, как волнующие запахи осеннего леса.
«Ты непременно полюбишь меня, – убеждал Алуин на скамье в королевской оранжерее. – Меня все любят, и отец с матерью, и братья, друзья, учителя и Двор». И она полюбила его. Но почему он требует от нее больше, чем она способна в настоящий момент отдать?
Стража не узнала в закутанной в старый выцветший плащ с капюшоном фигурке с корзиной грибов принцессу. Алуин медленно поднялся ей навстречу с пола, где сидел, прислонившись к двери в их покои – осунувшийся, измученный, будто это он дотемна скитался по Сумрачному Лесу.
– Еще раз на меня так посмотришь… я уйду.
– Куда? – хрипло спросил Алуин.
– Ты хотел сказать: «К кому?» – она невесело улыбнулась. – Не нужен мне будет никто более. Другого расставания я не перенесу.
– Вернись ко мне, – прошептал он пересохшими губами, – мое зимнее утро. И я никогда не упрекну тебя.
Встретились протянутые руки.
Он очень боялся, что Амаранта вновь назовет его ненавистным именем, и хотя та уверяла, что просто быть вместе уже величайшая радость, в ту ночь он познал совершенно чуждый доселе опыт собственного бессилия.
* * *
Дни становились все короче, а ночи темней. Небо было высоким, бледно-голубым. В прозрачном воздухе витала грибная сырость, разлился запах опадающей листвы, впитавшей гарь костров. Последние яблоки падали в садах.
– Кажется, обошлось, – прошептал Наль, подхватив щенка на руки и уткнувшись лицом в пушистый бок. – Обошлось, Дар! Все же Алуин сын своего отца. Он не стал выносить грязный снег на свет. Этот наш конфликт останется между нами.
Пронизанный лучами солнца Лес стоял, замерев в ожидании долгого сна. Леденящее дыхание зимы начало ощущаться с гор, и поутру все поверхности покрывались кристаллами инея. Тот понемногу таял, когда солнце поднималось достаточно высоко, и тянулся к нему из долин вуалями пара.
Шел месяц обнажения.
Королевский двор жаждал занятий. В любой миг могли оборваться пронзительно-щемящие, звонкие ноты несущейся над землей золотой песни, и эльнарай не желали терять ни единого из этих прозрачных дней поздней осени. Перед равноденствием готовилась большая охота. Его Величество Ингеральд III подарил подданным веселую прогулку верхом и возможность запастись дичью к наступлению бездорожья. Возглавлял кавалькаду сам король с супругой, следом ехали принцы и свита. Ларетгвары вели настороженно принюхивающихся собак.
– Надеюсь, охота будет успешной, – заметил Радбальд Нернфрез ближайшим спутникам. – Королевские кладовые истощены.
Канцлер Сельвер молча наклонил голову, а лорд Иорхейд Эйторнбренн фыркнул, натягивая поводья:
– Еще бы! Каша с рыбой в течение двух седмиц не слишком вдохновляет.
– Вот и ели бы разносолы у себя дома! – рассмеялась с другой стороны леди Уилтьерна.
Алуин тронул бока своего коня и проехал вперед. Принцы поравнялись на покатом лугу, прежде чем ступить в Лес.
– Ты позвал его, Альв? На одну охоту со мной? Я отказываюсь в это верить.
– Небосвод не крутится вокруг тебя, дорогой брат. Мне горько, что все вышло так. Но ты волен держать свою свиту, я свою.
Группа оленей попалась им еще до полудня. Гончие взяли след, и все вспыхнуло оживлением.
Алуин гарцевал впереди. Он красовался перед Амарантой, которая, не участвуя в загоне, ехала тихой рысью в окружении подруг и компаньонок. Он выполнил напоследок изящный сложный пируэт, чтобы получить ее восхищенный взгляд, и сорвался в галоп. Лай собак уводил все глубже в лес.
Меж деревьев мелькнул бурый бок. Загоревшийся возможностью принц бросился следом. Обернувшись на движение справа, он вспыхнул. Параллельно ему, всего шагах в двадцати, скакал кузнец, несомненно, уже преследуя того же оленя. Наль тоже заметил Алуина, но только подстегнул коня. Принц, прикрикнув, последовал его примеру. Впереди раскинулся обширный бурелом. Чтобы не потерять след, он вынужден был направиться в единственный узкий коридор из слегка расступающихся деревьев. Они помчались бок о бок – Бархат Алуина и Каскад Наля. Стволы и ветки неистово замелькали вокруг. Кони уверенно и ловко несли распаленных азартом всадников. Безрассудная скачка и мгновенно возникающие перед глазами препятствия мешали мыслить трезво.
Наль выхватил из колчана стрелу, натянул лук – та ушла мимо и вонзилась в дерево. Он резко свернул и почти пропал из виду. Проводив его взглядом, Алуин продолжил свою гонку. Вскоре ни кузнеца, ни оленя было не различить среди пестрящих горчично-янтарных листьев и темно-зеленых еловых лап. Он погнал Бархата по еще различимым следам.
Образованная очередным буреломом небольшая поляна открылась перед глазами Наля. Самое время дать оленю поверить в отсутствие погони. Юноша остановил Каскада и спрыгнул на пружинящий под сапогами изумрудный мох. Его обнимала торжественная тишина осеннего леса. Только глухо звучали в отдалении крики, лай и гулкий охотничий рог. Изредка подавали голос птицы. Повсюду царили оттенки охры, багрянца, неувядающей хвои. Алыми язычками поднимались листья черничника. Здесь было теплее, чем под деревьями – воздух на открытом месте прогревался солнцем, особенно пахло душистой травой и сухой древесной корой, переспелой брусникой.
Следы вели за бурелом. Выравнивая дыхание и шагая неторопливо, он пересек поляну и ступил за первые деревья на другой стороне. Туша распростерлась у самых его ног. Стрела попала в шею. Такой выстрел решал все очень быстро. Опустившись на колени, Наль убедился, что животное мертво.
– Прости меня, – негромко проговорил он, протягивая руку, чтобы вынуть стрелу.
Легкий шорох за спиной заставил его вскочить и обернуться.
На поляну выехал Алуин. Глаза младшего принца ярко сверкнули.
– Ты подстрелил моего оленя.
– Простите, Ваше Высочество. На нем не было заметно клейма. Я не догадался, что и олень тоже ваш, стоит вам пожелать.
– Ты… ты… – Алуин не знал, как завершить вырвавшуюся фразу. Все обвинения разом клокотали у него в горле.
Негодование – истолковал Наль – за упущенную добычу.
– В честном турнире победу берут усилием, не именем. Я надеялся, Двор Перехода научил вас, что от жизни после не стоит ожидать игры в поддавки – как делала свита из уважения к титулу.
И он еще смеет напоминать о мучениях во Дворе Перехода, будучи сам тому причиной! Принц задохнулся, собирая остатки самообладания.
«Ты пришел ко мне, потому что в одном калека во всем должен быть безуспешен?» – грустно улыбнулся накануне Тироль. «Я… нет! – Алуин покрылся красными пятнами. – Просто отец и Альв стали бы упрекать, если не словом, то взглядом… что они предупреждали…»
– Я ведь мог бы тебя уничтожить, – прошептал он.
– Так сделайте это, Ваше Высочество. Я виновен и готов предстать перед правосудием. Пусть оно рассмотрит дело с обеих сторон, а я сердечно благодарю вас за эти лишние дни мира.