Линда Летэр
Дым осенних костров
Вместо возмущения Алуин облизнул губы и расхохотался, откидываясь на скамейку и устремляя взгляд в небо. Хотелось смеяться до тех пор, пока от событий минувших полутора недель не останутся в памяти только отрадные моменты. С облегчением к веселью присоединились остальные. Кто-то поднял очередной тост; звеня, столкнулись наполненные кубки и чаши.
Чуть поодаль от всеобщего шума, на перилах спускающейся к площадке лестницы сидела леди Лингарда, негромко перебирая струны лютни. Переплетенная стеблями вереска полураспущенная платиновая коса упала на грудь. Из-под расшитого серебром темно-малинового платья виднелся загнутый кверху носок кожаной туфельки. Лингарда задумчиво напевала вполголоса:
Беспечно жил прелестный юный принц
Нужды, болезней, горя не познал
Пока однажды крылья черных птиц
Не принесли дурную весть – и всю чужую боль внезапно увидал…
Облачка пара образовывались в воздухе при каждом вздохе.
– Ах, довольно! – весело воскликнула, поднимая руку, Амаранта. – Новая игра!..
– Ваше Высочество! – одновременно произнесла леди Нантиль и обреченно замолкла.
– Что такое? – принцесса повернулась к ней.
Нантиль опустила глаза. Ивранна и Бейтирин обменялись улыбками.
– Магистр Университета, – сообщила Ивранна.
Нантиль бросила на нее взгляд с легкой укоризной.
– Магистр? – удивилась Амаранта.
Ивранна кивнула:
– Четыреста двадцать девять зим. Такой высокий, импозантный…
– Болтушка! – одернула ее Валейя Кетельрос. – Кто позволил тебе раскрывать чужие тайны сердца?
– Четыреста двадцать восемь. – Нантиль скрестила руки на груди, но уголки губ ее задорно подрагивали.
Ивранна всплеснула руками:
– Раньше или позже это стало бы известно!
Все заулыбались. Разница в возрасте юной компаньонки принцессы и магистра Университета вызвала невольный интерес. Вдовец? Обладатель разбитого сердца? Одиночка, дождавшийся свою леди?
– Обед в Университете пролетает быстро. Не опоздай! – отпустила Амаранта благодарно просиявшую компаньонку. Вскоре той предстояло перенести неожиданную, принужденную разлуку. Будет ли магистр навещать ее в Эстадрете? – Но теперь Мадалинд недостает пары. Найдется ли здесь кто-нибудь для нашей игры? – С этими словами она направилась к высокой террасе, отделявшей друг от друга две площадки, оставив удивленного супруга и придворных за спиной.
«Фенрейя», – с некоторым сожалением промелькнуло в голове первое имя. Веселая и напористая дочь Дома Снежного Шторма оживляла любую подвижную игру. Пока они были детьми, затем студентами, воспитанниками Двора перехода. И позже. Вплоть до этой осени, где у каждого игры свои.
Поднявшись на террасу, Амаранта увидела, кому принадлежали доносящиеся сквозь взрывы смеха младшего Двора короткие азартные возгласы и звон мечей. Кронпринц Ранальв упражнялся в борьбе с лордом Нальдероном. Противники бились, нанося удары и уклоняясь, наскакивая и отступая, полагаясь на воинские и охотничьи инстинкты не менее, чем на объективные чувства. «Смертельный удар», – механически отметила Амаранта стремительный выпад Наля. В следующий миг кронпринц отыгрался. Девушку невольно передернуло при мысли, как выглядело бы все это, будь оружие заточенным и желай они сразиться всерьез.
Заметив замершую в созерцании принцессу, Ранальв опустил мечи и кивнул сначала ей, потом Налю.
– Передохнем немного, – улыбнулся он и направился к столику, чья чугунная ножка изображала вскинувшегося оленя. Непомерно разросшиеся рога поддерживали столешницу, где на серебряном подносе вокруг дымчато-серого с белыми и голубыми разводами агатового кувшина стояло несколько таких же кубков.
– Еще! Еще! – вкрадчивым баритоном потребовал Ночекрыл, перелетая Ранальву на плечо. Принц шутливо щелкнул его по огромному черному клюву.
Наль разочарованно отложил свое оружие. Похоже, он все еще задыхался при длительных нагрузках. На полпути его задержал приступ сухого кашля, но, повинуясь негласному приказу, приблизился он своей обычной, знакомой походкой. Жестко, непоколебимо прямой и одновременно исполненный текучей, небрежной грации. От него веяло жаром, но не тем задорным теплом, что излучали веселящиеся на соседней площадке эльнарай, а беспокойным, надрывным. И опасностью, которой раньше Амаранта не ощущала.
Они поравнялись у подножия лестницы.
– Еще одно мудрое стратегическое решение? Чего ожидать мне в этот раз? Темницы? Позорного столба?
– Не глумись. Он наказан. Такое не могло скрыться от ведения короля. Вскоре мы удалимся в Эстадрет. – Она не смогла удержать дрогнувшего голоса. – На целый год.
– Мы наказаны оба, – в задумчивости проговорил Наль, обращая взгляд поверх ее плеча. – Точно провинившиеся дети, разведенные по углам.
– Как поживает давешняя твайлари?
– Польщен вниманием. Не припомню, правда, даже ее имени. Должно быть, Та'лайна, Стеренна или Руэль*. Большинство их зовут как-то так.
__________________________
* имена, связанные с обозначением луны и звезд на твайлийском
– Твое здоровье… Я слышала, ты больше не ювелир.
– Да.
– Мне очень жаль. Оно… началось после твоей пропажи. Что это было, Нальдерон?
Взгляд его на мгновение затуманила болезненная тень воспоминаний.
– Я… очутился в Сумрачном лесу. После заката. Не стоит внимания принцессы. – Он повел головой, как нетерпеливый жеребец, показывая, что если разговор исчерпан, он желал бы вернуться к прерванному занятию.
– Я пришла с миром.
– И избрала лучшее время и место.
– Назови ты.
– Я думал, мы все обсудили на празднике Урожайной Луны.
– Не стоит отталкивать протянутую руку. Такая гордость губительна.
– Ты не протянула мне руки во сне. Чудище в твоем обличье.
– Ты весьма любезен.
– Приношу извинения, Ваше Высочество.
– Мы причинили тебе много страданий, я понимаю. Но я надеялась, все будет…
– По-прежнему? – быстро спросил он, метнув на принцессу острый взгляд.
– Нет, конечно! Я надеялась, ты не будешь держать зла.
– Я не держу зла, – холодно сказал он.
– Ты колючий, опять гремишь иглами, вместо того чтобы поговорить открыто.
– О чем говорить?
– Ты слышишь? Нас изгоняют на год, Нальдерон!
– Мне что, пожалеть вас?
Изящные брови принцессы сдвинулись, образуя на матово-белом лбу тонкую морщинку. Наль покачал головой:
– Оба мы оказались неспособны перешагнуть через свою гордость. Не найдем выхода – захлебнемся в ней окончательно.
Стоя на вершине террасы, Алуин наблюдал за разговором бывших влюбленных и пытался сглотнуть застрявший в горле холодный шершавый ком. На несколько мгновений он пожелал как можно скорее оказаться в Эстадрете, при малом Дворе деда Кельдара, подальше от ненавистного кузнеца.
* * *
Поглаживая умные морды белых волков, преданно заглядывавших в глаза, мыслями король Ингеральд был далеко от вольера и от сегодняшнего немилосердного дня, в который ему вскоре предстояло вернуться.
Чтобы следить за речью главы гильдии строителей на совете с Альдаром, пришлось прилагать немалые усилия. Мятное и лавандовое масла едва справлялись с задачей, но пока он король, подданные должны черпать от него уверенность и утешение. Даже если сам он таковых не находил.
Алуин в своем кресле сглатывал злые слезы. Ингеральд ощущал это почти наяву. Амаранта закрылась, точно ледяной броней. Отношения венценосного отца и новоявленной дочери были трудными с самого начала. Углубляющуюся трещину, проходящую через сердце Двора, Ингеральд тоже ощущал, будто на собственном сердце. Как и тяготы народа.
«Обе гильдии охотников будут работать сообща и дальше выходить за пределы защитных границ…»
«Скот, которому не хватит места, придется забить, не откладывая…»
Когда последние решения были объявлены, отдельные голоса в толпе перешли в недовольный гул. Лорд Нернфрез обвел зал холодным взглядом:
– У несогласных есть выход – просить подданства другого королевства… или присоединиться к Республике!
При этих словах Вальбер и многие другие поморщились или поджали губы. С тех пор, как Республика пришла на помощь Королевствам в Последней войне, крайне натянутые отношения можно было считать наладившимися. Однако в Королевствах до сих пор избегали даже упоминать Республику Вереска. Не из осторожности, конечно, как то было с лесными тварями.
Государство, возникшее из изгнанных эльнарай, не пожелавших или не получивших нового подданства, несогласных с монархией… Сколько раз с ними решались уйти члены семей, близкие и друзья. Вспоминать о таком разделении по живому тяжело, неприятно. Должно быть, чувство это являлось взаимным.
– Это все, что мы можем сделать на сегодня, – возвестил Ингеральд.
Сейчас его прежние и новые подданные покинут тронный зал, смешаются и рассеются по Исналору в попытках выжить.
Король прислонился виском к стене вольера. Недели не прошло с тех пор, а Исналор уже необратимо изменился. Каждый день с Часа Надежды до Золотого Часа, прерываясь лишь на трапезу, принимал он присягу и просителей, скорби, разногласия, перевернутые жизни. Выслушивал нужды и тревоги, разрешал споры. Где было найти достаточно времени и сил на семью?
– Мой король, – негромко окликнул от двери вольера Дэланнар Ларетгвар. – Вас ищут.
Вот и все.
Вздохнув, Ингеральд взъерошил белоснежную шерсть на загривке тянущейся к нему мордой волчицы и встал. Волчица успела лизнуть его в щеку. По крайней мере, он немного побыл в тишине и собрался с мыслями перед предстоящим болезненным поворотом.
* * *
Оставшиеся дни в Фальрунне Амаранта словно нарочно пересекалась во дворе с Нальдероном, а когда тот вынужден был остановиться для поклона, требовала новостей о его работе, положении Исналора, дозорах… Казалось, эти двое затеяли между собой изощренную игру. Оружейник не желал ронять достоинства, прячась и скрываясь, ведь королевская кузница даже после изгнания из Лаэльнэторна оставалась в его полноправном владении. А принцесса, пользуясь своей властью, принуждала его отрываться от дел, держаться выспренной, отчужденно холодной, но учтивой беседы. Алуин видел это, цеплялся за обрывки доносящихся фраз, бессильно ловил взгляды, жесты, и ничего не мог поделать. Ведь он дал слово, что больше не упрекнет свою Амаранту.
Он более не принадлежал ей. Это было правильно и справедливо, но почему-то начало открываться во всей полноте только сейчас. Она могла удерживать его на месте силой приказа, но он не тянулся к ней, наоборот, внутренне стремился избавиться от ее общества, как от нежеланного груза, тяготился даже мимолетной встречей, и это задевало.
– Говорят, экипаж военного корабля Норег дошел до Хёйхагена?
Не лучшие ли источники новостей доступны принцессе, дочери верховного советника? Было особенно больно, так как с отлучением от Двора Наль потерял и почетное, ценное право участия в королевских советах. Но препираться не хотелось.
– Так, Ваше Высочество. Несколько человек от экипажа снарядили на разведку в поисках населения Скерсалора. Они не взяли след благодаря дождям и прогнанному через местность стаду оленей. Хёйхагенские байки о хульдрефолке лишь раздражили их; дальнейшие поиски они сочли тщетными.
– Стало быть, далее не двинутся?
– Что если муженек твой смотрит на нас из окна?
– Я не скрываюсь, – с достоинством ответила Амаранта. – Кроме того, принц занят. Лорд Гленор рассказывал нам про вечно жаркий континент Судра, и принц Алуин увлечен черниль…
– Вот и ехал бы жить туда с птицеежами, камелопардами, олифантами и кокодрилами.
Она сузила хрустально-голубые глаза, но не подала виду, что заметила укол.
– Правда ли чернильный напиток столь ужасен, как говорят иные?
– Я бы не отказался.
– Он бодрит?
– Разве что людей. – Наль рассеянно вертел в пальцах кузнечные щипцы. Кожа у него под ногтями явственно синела, а пролегшие под глазами темные круги не изгонял даже прозрачно-холодный солнечный день.
– Ты не выдал меня тогда… на поляне. Почему?
– Это не моя тайна.
– Из-за нее ты пострадал. Прости.
– Муженек твой тоже не слишком откровенен с тобой?
– Я вижу, у всех у нас свои тайны, – начала Амаранта осторожно, – но не думала, что они будут у вас… – она сделала паузу, приглашая его продолжить.
Тот дернул уголком губ.
– У нас двоих от тебя? Отчего же?
– Это так?
– Хорошо было в пятьдесят зим, да? Чистая, незапятнанная юность, безграничное доверие, все понятно, и кажется, так будет всегда. Просто не впутывайте больше меня в свои игры.
– Он не хотел, он просто слишком уязвлен, и не понимал, что делает!
– Принц исналорский недееспособен?
– Ты слишком жесток, – прошептала она. – Мне так плохо…
– Тебе – плохо? – уточнил он.
– Да! Каждый раз, когда вижу тебя таким, вижу, что с тобой сотворила болезнь, вспоминаю, что случилось на охоте…
– А ты думала разбить сердце, не поранив рук?
Амаранта потрясенно отступила.
– Однажды ты сделала свой выбор, – ужасающе спокойно и холодно проговорил он. – Живи теперь с ним всю жизнь.
Проводы были тяжелыми. После суда Алуин держался с Ингеральдом как чужой. Амаранта что-то решила для себя тогда. Возможно, признала другую вину, за которую так и не была призвана к ответу.
– Я понимаю вас, отец, – тихо сказала она, приседая, не подняв взгляда.
И вот, минуя Ингеральда, Алуин подошел к матери, чтобы та напутственно коснулась его лба и груди. Солайя растерянно взглянула на сына, но не стала возражать. Напряженная и особенно бледная Амаранта приблизилась к Ингеральду, теперь не отводя хрустально-голубых глаз.
– Да будет осиян ваш путь, дочь, – глухо проговорил король.
Алуин негромко, но отчетливо издевательски хмыкнул. Смазливое кукольное личико приобрело упрямое, капризное выражение. Руки у обоих родителей пришлось все же поцеловать, то была неотъемлемая часть прощания.
Уже во дворе Ингеральд шагнул к сыну и хотел обнять его, но тот сделал вид, что не замечает жеста в упор. Вся прислуга и многие придворные собрались здесь для проводов. Где-то в рядах должен быть и кузнец, но Алуин не желал даже случайно столкнуться с ним взглядами. Малая семья тайр-лорда Трессера выглядела подавленно, и он не знал, что еще сказать им. Младший принц обнял Солайю (та поцеловала его в волосы и порывисто прижала к себе прежде, чем отпустить), опечаленного Тироля, кого-то еще из родных и друзей, и оседлал Бархата. Красивый гордый конь тряхнул головой, начал перебирать ногами на месте, чувствуя настрой всадника.
Амаранта прощалась с Нернфрезами. Меж бровей Радбальда углубилась складка, и разгладить ее не смогла даже мужественная улыбка дочери. Губы Клодесинды подрагивали, когда она сжала ладони Амаранты в своих. Причина изгнания младшего принца осталась Нернфрезам до конца неизвестной, однако девушка была почти уверена, что мать жалеет о несостоявшемся низкородном зяте. Бейтирин со своими уже попрощалась. Хотя свите принцессы дозволялось изредка навещать Фальрунн в течение года, ведь они лишь сопровождали разделившую с мужем изгнание госпожу, на ресницах первой компаньонки дрожат слезы. Бусинка возмущенно возится в изящной утепленной клетке. За изгнанниками последует целый обоз с их вещами и питомцами. Тряхнув заплетенной в косички белоснежной гривой, Вьюга охотно последовала за Бархатом.
Сердце сжалось, как если бы расставание сулило вечность. Промелькнули на периферии зрения хозяйственные постройки, проплыло мимо здание кузницы.
«Давай сбежим, Наль, найдем самый достойный человеческий двор и останемся при нем! Мы будем под защитой влиятельного и мудрого монарха, нами будут восхищаться, нам будут покровительствовать!»
Прощальные крики донеслись вслед.
Выезжая из ворот, Алуин беспокойно заерзал в седле. Вспомнилось вдруг, как царственный отец играл с ним и заботливо склонялся над кроваткой, тепло смеялся, усаживал вечерами к себе на колени, расспрашивал обо всех значимых для сынишки событиях в течение дня. Он видел перед собой нынешнего Ингеральда, усталое, скованное подавленным горем лицо.
Таково было их прощание. В следующий раз он увидит отца через год.
Гордость не позволила оглянуться.
За воротами их верхом встретил тайр-лорд Фальстан с лихорадочным блеском в глазах. Для него отлучение от Двора означало изгнание из дома, ведь фальруннские Лаэльнэтеры проживали исключительно в родовом замке. Сейчас его приютили друзья.
– И зачем я поверил тебе тогда! – он хлопнул Алуина по плечу и сунул что-то ему в руки. – Держи. Полюбуйся на себя на досуге. Да будет твой путь и все такое. – Кивнув Амаранте, Фальстан развернул коня.
Потянулись особняки, обнесенные могучими оградами. Из-за ворот раздавался лай собак. Листья деревьев в садах сильно облетели, и взгляд цеплялся за каждое желто-рыжее пятно среди угрюмых ветвей.
Месяц обнажения.
По крайней мере, он успел отнести в лечебницу эльнору с больной ногой слоеных пирожных и вестерийского печенья с тертыми орехами. Это, правда, лишь вызвало еще больше незаслуженных благодарностей, а ведь принц так пытался успокоить ноющую совесть!
И луны не прошло с тех пор, как проехали молодожены через Исналор на второй день свадьбы, с весельем, пышностью, музыкой, звоном монет и колокольчиков. Три седмицы спустя той же дорогой едут изгнанники, и причина горечью витает в морозном воздухе. Вот бы проехать самыми узкими, еще просыпающимися в утреннем тумане пустынными улочками, чтобы попадаться на глаза как можно меньшему количеству эльнарай… Но пробираться закоулками тоже ниже достоинства. Оставалось терпеть удивленные взгляды.
«Это хорошо, это даже хорошо», – пытался убедить себя Алуин. Главное, целый год они с Амарантой проведут вместе, не потревоженные, предоставленные друг другу, и она забудет несносного кузнеца. Быть может, следовало поблагодарить за такой подарок Ингеральда?
Разноголосый шум приближался впереди, и повернув, изгнанники застали стройку. Здесь возводилось сразу несколько домов. Трудились и новые, и прежние фальруннцы – все, кроме твайлари, которых, вероятно, ожидала ночная смена. Над площадкой стоял пар от дыхания эльнарай и лошадей. Телеги, леса, бревна, подъемные механизмы, каменные блоки – все это преграждало путь. Строители перекликались, спорили, где-то тянули песню, стучали молотки и кирки.
От строителей отделился норд в короткой рабочей тунике, запыленных каменной крошкой штанах и сапогах. На статус аристократа указывала дорогая вышивка воротника. Волосы стянуты в хвост, голова перехвачена ярким шелковым платком.
– Ваши Высочества. – Он поклонился до земли. – Прошу простить меня. Здесь вам не проехать.
Пришлось возвращаться и выводить шествие на Березовый ручей, к Северным Воротам. Теперь увидеть отца и мать не получится, даже если очень захотеть. Алуин сморгнул и бледно улыбнулся Амаранте.
Приближаясь к деревне Лимр, он открыл наконец вытянутый кожаный футляр и увидел прощальный дар Фальстана. Это был застывший в прозрачном воске нарцисс, с желтой серединой и белоснежными атласными лепестками.
* * *
Она уехала. Темнота и тишина – все, что нужно ему сейчас. Одиночество. Никому не отвечать, никого не видеть. Пусть останется только Дар.
– Позвольте я принесу вам что-нибудь, господин, – настаивает Бирк. – Заварки с мелиссой или лавандой, или теплого молока с медом. А может, золотой корень? Цикорий? Зверобой?
Не знает, успокоить господина каким-нибудь пойлом, или наоборот взбодрить. Гнев поднимается в груди, но Наль не позволяет ему вырваться наружу. Дышит, как научили в Академии, а еще раньше – отец, дед, Эйруин. Закрывает и открывает глаза.
– Благодарю, Бирк. Сделай что-то для себя. Сходи в таверну с друзьями, почитай, ложись спать. – Хлопает его по плечу, а паренек сгибается от неожиданности. Не рассчитал. Тяжела рука оружейника. Особенно сейчас. – Иди, я отпускаю тебя.
Пустота. Тишина. Одиночество.
– Спать, маленький.
Дар послушно укладывается у подушки. Виляет хвостиком несколько раз напоследок и довольно сопит. Пора отучать его от постели. Наль сидит верхом на тяжелом стуле у окна, скрестив запястья на резной спинке. Узкое белое лицо неподвижно и безразлично. Потускневшее золото вьющихся волос покрывает худую спину плащом.
Главное, чтобы мать не узнала, сколько их выпало за это время и выпадает до сих пор.
За стеклом качает ветки порывистый ветер. Охотятся, описывают рваные круги на фоне неба, кожанки. Пустой холодный очаг. Карканье воронов. Где-то за оградой тускло горит оранжевый фонарь. Покои погружены в колкую тьму, только по потолку мечутся чуть заметные тени.
Она безжалостно мучала его последние дни, но с исчезновением ее Фальрунн сделался холодным и чужим. Он вспомнил, как тихо, сдавленно плакал в каком-то закоулке в один из самых мрачных дней этой осени, задыхаясь от боли и предательства, а ночь все длилась, и как наконец будто очнулся, привстал, озираясь и вытирая слезы ладонями. Потом что-то перегорело внутри, и слез больше не было, только жгучая тяжесть и черная пустота.
Нет ее, той. И не было никогда.
За воротами замка его дожидались.
– Лорд Нальдерон, мне очень жаль, – с явным усилием выговорил Герстан, сын Грейнна.
Какое-то время Наль разглядывал его молча, а затем пожал плечами:
– Попробую принять эти извинения. В конце концов, вы были всего лишь орудием.
Когда Герстан побрел прочь, сидящая у стены фигура поднялась на ноги, откидывая подбитый мехом капюшон. Мгновение спустя они стиснули друг друга в объятиях.
– Я везде спрашивал, где найти королевского оружейника, и мне сказали, что еще за работой. – Улыбка Джерлета ослепительно сверкала на фоне оливковой кожи. Освободившись из-под капюшона, блестящие, угольно-черные прямые пряди упали на плечи.
– Откуда ты здесь?
– Прибыл с последним караваном.
– Может, еще и чернильный напиток прихватил?
– А как же! Понял, что если свадьбу ты сыграешь, как задумал, то к торжеству не успеваю, но поздравить никогда не поздно! – Заметив, как проступили желваки на скулах Наля, Джерлет насторожился. – Что?.. Не было свадьбы?
– Была, – ответил друг глухо. – Их Высочества Алуин и Амаранта только удалились в Эстадрет. Навряд ли догонишь с поздравлениями.
* * *
Виры за побои обеспечили Фрозенблейдам пышный пир, первый в эту осень. «Много маленьких ручьев – вот и речка до краев, – бесцветным тоном отшутился Наль на изумленный вопрос, откуда всё, ссыпая из увесистого мешочка на стол золотые статеры и серебряные рыси на семейном совете. – Можно сказать, я их заработал».
Делиться с Джерлетом подробностями своего телесного и душевного состояния было превыше сил. Измученный юноша и сам не мог для себя сформулировать и разложить по полочкам всю перенесенную боль. Она гнездилась в каждом уголке сознания, окутывала воспоминания темными облаками, острыми гранями резала на каждом шагу внешне налаженной повседневной жизни.
– Невовремя я приехал?
– Что ты. Наоборот.
К счастью, друг не требовал отчета, но удивление и немой вопрос, как у близких, эти полторы луны собиравших ответы по крупицам, как у придворных и других жителей Фальрунна, это скрытое, но ощутимое ожидание ответов выбивало Наля из мнимого равновесия. Он несколько раз вспоминал и забывал отправить весть об отмене свадьбы на ту сторону Пролива Сирен. Куда лучше теперь было позаботиться о достойных приглашениях.
– Только не петь! – содрогнулся Кейрон. – Я лучше сам заплачу тебе за возможность без помех сидеть за столом, открывая рот и отрываясь от тарелки лишь по собственному желанию. Перед отъездом Их Высочества, верно, вознамерились наслушаться меня на весь год вперед, благо я не состою в их свите. И это помимо прочих заказов! – Он предупреждающе помахал узкой ладонью. Кончики пальцев были измазаны чернилами – верно, записывал новую мелодию. – Ладно, я помню свое опрометчивое обещание скрасить твои гулянки и исполню балладу-другую – если мне понравится угощение.
– Значит, петь ты обречен, семиродный кузен. Я даже не возьму с тебя платы за участие в славном пиру Фрозенблейдов. Но пока ты в моем доме, не пой о любви.
– Мы были уверены в вашей непорочности, дорогой лорд, – просияла вдова командира Лаэллета леди Миэллин. – Зная, как смело вы явились ко Двору по возвращении из дозора, сомнений не было у многих. Однако после отъезда Их Высочеств, думаю, и сомневающиеся более не устоят на своем. Зовите всех друзей, и пусть Фальрунн наполнится весельем! А мы позаботимся, чтобы оно подольше не стихало!
– Это честь для меня, господин! – изумленно распахнул глаза Оррин. Потоки спешащих в обе стороны через городские ворота эльнарай невольно толкали его, готового подобно остальным охотникам к более долгому и утомительному, чем еще недавно, поиску пропитания. – Я всего лишь делал должное.
– Я тоже. Знай, что дом Фрозенблейдов открыт для тебя в любое время дня и ночи, но с пира хорошо начать.
Общества близких легко было избегать, как скоро оно начинало тяготить опустошенного неизбывной тоской эльнора. Однако Джерлет был гостем, и время, свободное от работы, Наль посвещал ему, а иной раз вестери составлял другу компанию и в кузнице. Забота о Даре, предпраздничные хлопоты – все это делалось вместе, а Деор, Меральд и Фенрейя присоединялись по возможности. Они и поддерживали затухающий разговор. Казалось бы, разлука с другом в несколько зим должна была вылиться в бесконечные увлеченные беседы, но долго говорить до сих пор не давалось ему без труда. И все это не имело отношения к развившемуся после королевской охоты кашлю.
– Ожидаемо, – бормотал магистр Лейтар, прослушивая грудь Наля, – ослабленное здоровье… Я даже удивлен, что этого не случилось ранее. Лекарства и отказ от табака несомненно идут вам на пользу, лорд, но для восстановления сил необходимо чаще питаться.
– Вы приглашены на пир, почтенный магистр. Продолжим рассуждения о здоровье за кубком вестерийского. Вы предпочитаете красное или белое? Может быть, чернильный напиток?
К разгару торжества Наль от души пожалел короля Ингеральда. Весь день встречать гостей, пользоваться вниманием и вести приветливые речи в этот раз показалось более утомительным, чем оружейный труд. К тому же, в переполненном доме он только острее ощутил свое одиночество, оставленность и болезнь.
«Давай же, – словно кричало все вокруг. – Попробуй, покорись, отдайся веселью, как раньше! Мог тогда, сможешь и сейчас». Наль мысленно отворачивался от навязчивых увещеваний. Многие раны без следа исцеляются на телах эльнарай, но не исчезнут страшные шрамы, нанесенные ему линдормом, как никогда не залечится рана в душе.
– Это он? – перехватил Наля на пути к дверям Тельхар, кивая тому за плечо.
– Кто – он?
– Не́зверь Великого Озера?
Юноша желчно усмехнулся, помедлил, выигрывая время. Разумеется, от Фрозенблейдов не утаилось новое нездоровье главы младшей семьи. Да и отметить причину – повреждение спины – не составило труда. И наверняка не только им.
– Как встретились бы мы в окрестностях Фальрунна?
– Кто же тебя знает! Наутро после Урожайной Луны кричал ты о нем так громко, что и окрестностей Великого Озера*, верно, достигало эхо.
_______________________________
* Великое Озеро (Storsjön) расположено в нынешнем лене Е́мтланд, северная Швеция
– Дорогой Тельхар. Здесь и поблизости хватает зловредных тварей.
Освободившись от руки прапрадеда, Наль вышел на террасу особняка. Морозно-горький воздух обдал колючей свежестью. Какое-то время юноша потерянно всматривался в протянувшуюся с северо-востока на юго-запад далекую Снежную Дорогу и звезды вокруг. Как оживлена она с приходом осени, когда спускается вечерами непроглядная тьма! Прямо на Дороге лежали, словно обороненные Кем-то непостижимым, Арфа и Арбалет, ехала по ней Колесница, танцевала Дева. Четыре Оленя: Даин, Двалин, Дунейр и Дуратрор паслись у обочины. В преддверии зимы покидал небосвод Лебедь. Где-то на юге, невидимый отсюда, ворочался зловещий Нидхёгг, грызущий основания Земли.
Наль почувствовал, что позади кто-то стоит.
– Лезть в душу не стал бы, но сегодня услышал случайно. – Джерлет по-вестерийски воздел руку с прямыми собранными пальцами. – Что прошел ты в Лесу и потом. Это многое объясняет…
– Попробуй пожалеть меня, и перестанешь быть моим гостем. – Он осекся, задохнувшись. Опять. Это происходит опять. Ожесточение берет верх над разумом, пользуясь его болезнью. Заставляет невольно отталкивать самых дорогих, обнаруживающих свое искреннее участие. В этот раз – нарушить закон гостеприимства столь непростительным образом – угрозой другу, оказавшемуся за тысячи лиг от собственного дома. Он потерял ее, и вследствие как будто задался целью прогнать от себя всех. Но как быть, если любое неосторожное слово – прикосновение к открытой ране? Первый инстинкт – оттолкнуть, отбросить… – Прости. Ты дорогой гость в моем доме, если, конечно, пожелал бы остаться. Я готов к дуэли. Назови условия.
Он стоял перед Джерлетом, вызывающе вскинув подбородок, и ждал. Вестери не спеша рассматривал друга. Наль упрямо закусил губу, но не шелохнулся. Только в глазах тлело отчаяние. Джерлет покачал головой, а затем беспечно раскинул руки навстречу:
– Младший брат мой еще моложе тебя, не в сравнение милее и более кроток. Но небеса рассветные, как же вы похожи иногда!
* * *
– Давно я должен тебе ответную лесную прогулку, – заметил Наль, остановив Каскада на склоне покатого луга, в преддверии золотящихся осин, берез и вечно темных елей.
Сюда они добрались через Фальрунн шагом.
– Ты немного подрастешь, Дар, и я буду брать тебя с собой в Лес, – сказал Наль на прощание щенку.
В городе будто стало даже более шумно, чем прежде. Дело не в ярмарке, напоминал себе юноша, придерживая Каскада, чтобы друг успел полюбоваться суровостью северных красот.
– Дольше всех тебя вспоминала мадам де Монтерон, – рассказывал тем временем Джерлет. – Хотя многие интересовались, отчего не приезжаешь снова, ужели не понравилось тебе у франков? – Наль издал неопределенное междометие и закашлялся. – Однажды она даже призналась мне, что совершила в твоем отношении непростительную ошибку. Это якобы вышло как-то само.
– Ошибка непростительно благоухала на весь лабиринт вместо тубероз.
– Будешь знать, как терять осторожность в Мидгарде.
– Теперь мадам переключилась на других наивных гостей франкского двора?
Джерлет придержал поводья и посмотрел на него, вскинув брови.
– Да ты и вправду наивен, северный друг мой. Минуло лет двадцать! Это значительный срок для человека. Я сам уже дюжину лет как не бываю при их дворе. Сколько цветов отцвело с тех пор! Однако слышал, мадам удалилась от двора в свое поместье, где увлеклась искусством и астрономией. Ведет переписку с выдающимися астрономами, чьих имен я никогда не помню… Тем паче, что они до сих пор не могут отыскать в небе Лазурник*.
_______________________________
*Уран. Официально был открыт в 1781 году. Наиболее раннее задокументированное свидетельство наблюдения в 1690 году.