Линда Летэр
Дым осенних костров
– Ночекрыл, – негромко обратился Ранальв к главному, – прекрати это, или я выгоню вас на улицу.
– Р-рок! Перелом! – хрипло выкрикнул Ночекрыл, однако каркнул остальным птицам. Все трое бочком отодвинулись от окна, нахохлились и уставились на Наля, поворачивая головы и мигая.
– Ну же, лорд Нальдерон, – ехидно заметил Кетельрос, – оскверните здешний воздух выстрелом из этой дряни? – Губы его скривились в неприязненной ухмылке. Он напряженно сцепил пальцы перед собой. – Быть может, убедите нас в преимуществах вашего оружия, разбив стекло или сбив королевскую птицу?
Один из воронов возмущенно каркнул. За окнами повалил частый крупный снег. Сразу стало темнее.
Электрион рядом с правнуком хранил молчание и только одарил представителя враждующего рода холодным взглядом. Чтобы упрочить собственное положение при дворе, молодому оружейнику придется держать удар, не прибегая к заступлению старших. Наль с улыбкой продемонстрировал стойку перед выстрелом и прицел. Плащ скользнул ему за спину, открывая широкие плечи и сильные тонкие руки кузнеца, перевитые узкими литыми мускулами.
– Пока они доставляют немало хлопот и допускают серьезные осечки, – легко проговорил он, опуская мушкет, – однако, самые мощные пробивают доспех с сотен шагов. Устройство их постоянно совершенствуется, и если мы будем отставать, то за пределами Королевств навлечем на себя все, чего так стремимся избежать: раскрытие, поражение, подчинение и частичное уничтожение. Что станет с выжившими, всем известно по рассказам Глаз.
В зале поднялся беспокойный шум. Как командир трех сотен Наль получил право присутствовать на заседаниях совета, чтобы иметь полное представление о происходящем в королевстве и за его пределами. Он подавал большие надежды и должен был учиться на ходу. По тем же причинам на заседаниях все чаще главенствовал Ранальв. Кронпринца необходимо натаскать на нелегкое ремесло; в совершенстве владеть ситуацией, досконально знать заботы и нужды своей державы, уметь управлять подданными в любых ситуациях. Сейчас он подал знак канцлеру и тот возвысил голос:
– Тишина!
Волнение успокоилось не сразу. Эльфы воздевали руки, перекидывались отрывистыми репликами, бросали восклицания, из которых вновь грозил вспыхнуть бурный спор. Наконец все улеглось. Наль вернул мушкет себе за пояс рядом со Снежным Вихрем и поклонился в сторону Тироля.
– Я поддерживаю ваше предложение, тайр-лорд. Если Двор Перехода отзовется, я согласен обучать воспитанников фехтованию. Слишком много часов проходит впустую между Испытанием Сталью и Испытанием Огнем. Также настоятельно рекомендую подумать над включением огненной стрельбы в Испытание Ветром.
Чуть помедлив, ментор Эльгарт за дальним столом одобрительно кивнул.
– Мы можем обсудить это на следующем совете, – натянуто проговорил лорд Нернфрез.
– Если никто более не имеет добавить… – начал канцлер Сельвер одновременно с лордом Ортальдом. Оба замолчали, скрестив застывшие взгляды. На скулах Сельвера натянулась кожа.
– Говорите, – отчужденно позволил он.
Ортальд сдержанно наклонил голову.
– Предлагаю также вынести на рассмотрение следующего совета положение внутри городов. Сказывается быстрый рост населения за счет беженцев.
– Непременно, – без выражения подтвердил Сельвер.
Канцлер был высок даже для эльфа, сух, как его редкое, своеобразное чувство юмора, и так холоден, что его практически не видели улыбающимся. За своей глухой, длинной темной туникой с высоким воротником – отголоском ушедшей моды и данью должности, он скрывался от окружающего мира. Многих из рода своего он потерял в войнах и эпидемиях, включая отца. В поздней юности принял отчима, но навсегда остался с тем учтиво-прохладен. Однажды Сельвер полюбил девушку с улыбкой, способной растопить лед, но та выбрала другого.
Чувства эльнарай не проходят и не остывают. Верность остается, даже если бессмысленным кажется далее хранить ее. Эльнарай не могут приказать своему сердцу или пойти ему наперекор. Потерявшие любовь находят новую с великим трудом. Другие не желают искать, и остаются одинокими до конца. Айслин смогла полюбить Лонангара, будучи во время дружбы с Эйверетом еще слишком юна. Если бы не оружейник, прежнее чувство окрепло бы, и более не поколебалось. Точно так же, останься Лонангар в живых, Эйверету не было надежды на ее взаимность. След, оставленный первой, юношеской любовью в душе Айслин сделал возможным возвращение к ней, но на то потребовалось почти тридцать зим. Исключения становились объектом всеобщего недоумения из-за своей редкости.
Сельвер уже более полутора веков был вынужден видеть с другим свою любовь при дворе, и скрывал страдание за бесстрастной маской. Этим другим был лорд Ортальд.
– В завершение, – проговорил канцлер, застыв, словно статуя, – слово предоставляется варлорду Оттару.
Поднявшийся повернул изуродованное шрамами на щеках лицо к кронпринцу, и тот слегка кивнул в ответ на поклон. Одетый в черное вместо цветов своего дома, варлорд Оттар не казался особенно высоким и мускулистым, а один глаз его скрывала черная повязка, однако никто в Исналоре не отважился бы сразиться с ним на дуэли, хотя он давно отошел от дел.
– Нас слишком мало, чтобы дать отпор или достойно выжить, и слишком много, чтобы незаметно затеряться среди людей в их государствах. – Так что с численностью у нас н-незадача… – Он дернул головой, и пальцы его отбили по столу короткую неровную дробь. – Незадача.
Это приключилось с Оттаром после ужасающей Битвы Бесчестного Пламени, где враг в первый и последний раз применил другое запрещенное оружие. Десятки эльфов погибли в один миг, а их изуродованные обгоревшие тела запомнились выжившим навечно. Глядя на покалеченных воинов, Наль часто возвращался к мысли: если бы отец выжил? Возможно, он бы тоже подергивался, заикался, хромал, получил ожоги, шрамы или горб – но остался рядом. Один страшный, нелепый случай забрал у Наля отца.
Оттар обвел взглядом зал.
– Все усилия мы должны бросить на поиск решения, какими бы безумными предложения не казались. Многие уже рассматривают Антилию как единственную н-надежду… надежду. – Он горько усмехнулся. – В т-таком случае для нас вновь начинается гонка со временем и людьми.
Никто и не думал улыбаться сбивчивым речам Оттара. Варлорд являлся крупным военачальником, отмеченным особой отвагой, обладающим выдающимися качествами, одержавшим множество побед. В его послужном списке должно числиться исключительное достижение. Звание это встречалось сравнительно редко. У королевства веками могло быть несколько военачальников, но ни одного варлорда.
После гибели Лонангара многие были удивлены решению Его Величества о непомерной награде, выданной словно вслед ушедшему, дабы как-то исправить непоправимое. Помимо полагающихся командиру почестей весь Дом Фрозенблейдов поднялся в статусе. И тогда стали говорить, что король хотел сделать Лонангара варлордом.
– Но это же змея в траве, – почти с отчаянием проговорил лорд Нернфрез.
Оттар не удостоил его вниманием.
– Мы оставим Исналор, но прежде сделаем все возможное для его сохранения. Дела следует решать по м-мере очередности. – Оттар дернул головой. – Орочья сволочь ищет погубить нас в кратчайшие сроки, в то время как люди наткнутся скорее по случайности. Многие лучшие бойцы наши ушли по Снежной Дороге, либо выбыли из строя. Встает вопрос преемственности.
Наль взволнованно поднялся с места, прежде чем осознал, что делает. Оттар повернулся к нему. Кетельрос бросил презрительный взгляд на невоспитанного мальчишку, однако варлорд с некоторым интересом застыл, позволив говорить.
– Когда речь идет об орках, слабость наша в малочисленности, – начал Наль. – Однако скоро в совершеннолетие вступит Хрустальное поколение. Если готовить его достаточно жестко, войска наши будут способны не просто дать отпор – мы прогоним эту сволочь далеко с наших земель!
– Бросить юнцов на поганые орочьи пики? – нервно поинтересовался Кетельрос.
– У вас имеются какие-то другие предложения?
– Чтобы готовить сильное войско из вчерашних тепличных детей, необходимы серьезные меры, – тихо заметил тайр-лорд Тироль.
Начальник Военной Академии покачал головой и всплеснул руками. «Как же это мы так оплошали!» – говорил весь его язвительный вид.
Подбородок Ранальва чуть заметно напрягся. К Хрустальному, заласканному поколению принадлежал его младший брат Алуин. Сам Ранальв успел принять участие в Последней войне и с трудом мог представить себе, как через то же пройдет беззаботный, изнеженный младший принц.
– Это жестоко, – негромко заметила дипломат из Нернфрезов.
– Более жестоко было бы дать и Хрустальному поколению, и всем нам постепенно вымирать в постоянных, небольших изматывающих стычках, леди Нернфрез. – Наль возвысил голос. – Я вновь призываю здесь присутствующих предложить нечто лучшее. Если нет, мы не можем выбирать. Либо будем сражаться, либо погибнем все.
– Посмотрим, что в наших силах исправить, – сдержанно проговорил Тироль. – Варлорд Оттар, командиры дозоров, глава Военной Академии, начальство Двора Перехода и другие желающие. Я соберу вас до следующего совета, чтобы предоставить на нем возможную тактику действий.
– Полагаю, на сегодня мы закончим, – кивнул Ранальв. – Благодарю всех.
Ночекрыл слетел с жердочки и сел ему на плечо. Совет окончился. Эльфы начали расходиться. Кронпринц отрешенно поглаживал перья ворона, наблюдая за пустеющим залом. За окнами сгустились синие колючие сумерки. Главный егерь и начальник внешних дозоров заспорили в углу. Тироль встал медленно, тяжело опираясь о стол. Продолжительное сидение в одной позе причиняло горбуну скованность движений и тянущие боли в спине. Кетельрос раздраженно отставил свой кубок и задвинул стул. Наль залпом допил остатки остывшего тарглинта. Неторопливо поднявшись, он глубоко поклонился Ранальву. Направляясь к выходу, юноша окинул взглядом свободную от гобеленов внутреннюю стену зала и прикинул стоимость искусной росписи золотой и лазурной краской. Не менее золотого статера, а то и пару серебряных звезд сверху.
Амаранта желала блистательную, пышную свадьбу. Как подобает Первому Дому, а лучше с размахом, немногим уступающим свадьбе Ранальва и тайр-леди Лаэльдрина Линайи. Зароботок королевского оружейника весьма неплох, однако его съедали расходы на вооружение, поднявшиеся цены и планы на будущее. Помимо свадьбы много приходилось откладывать, чтобы обеспечить жизнь в Мидгарде. Путь этот был полон неизвестности. Сменялись как по взмаху ресниц человеческие короли, а вместе с ними теряли свою силу отчеканенные их именами и лицами монеты. Только беспристрастное золото и серебро оставались надежной валютой. Оружейнику и ювелиру не представляло большой сложности переплавить при необходимости золотые статеры и серебряные звезды в безликие, правящие миром слитки. Однако требовалось их столько, что при подсчетах шла кругом голова. Амаранта настояла на записи очевидных расходов на хорошей плотной бумаге, а позже, проходя по пунктам, влюбленные загибали пальцы.
Прежде всего безопасное путешествие до Мидгарда, защищенными от голода, холода, зноя и бездорожья. На этом всегда делал акцент Наль, представляя невесту на милости условий долгого похода. Возможно, придется проделать немалый путь по суше или морю. Чтобы заручиться уважением мидгардского двора и покровительством монарха не обойтись без достойных нарядов, украшений. Необходимо купить землю, поместье или хотя бы приличествующий особняк, нанять и содержать слуг, устраивать балы и приемы. Возможно, хотя бы часть слуг удастся взять с собой, что означало покровительство им и на протяжении скитаний. Выбор мидгардского двора мог оказаться неудачным; также короли гибнут, их свергают, и тогда все придется начинать сначала. Верхом неразумия стало бы слишком полагаться на финансовую помощь при переезде или бегстве. Приблизительно каждые десять зим прибежище необходимо менять в любом случае, как собственное человеческое имя и историю, чтобы избежать нездорового интереса и не угодить в итоге на костер. А ведь уже через десять зим после свадьбы мог появиться на свет малыш.
Конечно, Нернфрезы не откажутся поддержать Амаранту, однако, в случае падения Исналора им самим понадобятся все возможные сбережения. Наль должен доказать, что способен полностью обеспечить семью.
– Не станем торопить ни свадьбу, ни отъезд, – повторяла Амаранта временами. – Делай все, что должно для королевства, и когда придет хотя бы мимолетная уверенность в нашей безопасности, выстроится действительно крепкая опора, истинным ликованием будет брачное торжество. Золото же поддержит нас при любом дворе Мидгарда.
Много ресурсов Фрозенблейдов и Нернфрезов уходило на пиры, обойтись без которых не мог ни один уважающий себя Дом. Приходилось брать больше заказов, а иногда охотиться самостоятельно, чтобы не покупать дичь. Разница в достатке Первых и Вторых Домов не пугала, однако до смерти Лонангара Дом Фрозенблейдов был Третьим. Что-то еще нуждалось в доработке.
Наль вдохновенно улыбнулся. Пришли трудные времена, однако он сделает все, чтобы невеста почувствовала себя комфортно в своем новом доме. А лазурная роспись превосходно будет смотреться на потолке их спальни.
У дверей Агатового зала его встретил насмешливый взгляд. Немыслимые в Северных Королевствах, слегка раскосые карие глаза оттеняли кожу золотистого оттенка и более темные волосы, как поток летнего меда.
– Лорд Кетельрос не в восторге от твоего появления в совете, – констатировал семиродный кузен Кейрон.
Заклятые друзья обменялись язвительными улыбками.
– Ему придется потесниться, так что пусть привыкает, – пожал плечами Наль.
– Привыкнуть к тебе можно, добыв в лавке травника хорошее противоядие. Что-нибудь от несносного гонора.
Длинноскулое лицо Кейрона часто принимало надменное выражение, а быть может, то была игра воображения, обманутого разрезом вытянутых глаз.
– Видимо, у нас с тобой это в крови, – фыркнул Наль.
Придворный менестрель всплеснул руками:
– Чему дивиться; оба мы в седьмом поколении потомки Лайзерена, Рожденного под Хвостатой Звездой!
Тусклые масляные светильники в коридоре горели через два. Только острое зрение эльфов позволяло им не натыкаться на стены и друг на друга. Несколько придворных оглянулись на кузенов, хотя те обменивались любезностями самым изысканным тоном и не громче, чем того требовал придворный этикет.
Своей необычной внешностью Кейрон не соответствовал стандартам красоты Северных Королевств. Слишком теплый оттенок кожи естественен для вестери и истеров, но только не норда, цвет волос не изумлял бы разве что жителей Республики, а что это за глаза, в которых не увидишь ни одного оттенка неба? С другой стороны, было в его неправильности что-то манящее, загадочное. Он притягивал невольные взгляды везде, где бы ни находился.
Наль остановился у стены под причудливым кованым светильником. За округлыми переплетениями бронзовой арматуры и слюдяным стеклом дрожал бледно-оранжевый шар света.
– Отрадно только, что в следующем поколении родство между нашими линиями сделается слишком далеким, чтобы наблюдать его.
Кейрон кивнул:
– Дети наши могли бы заключить брак.
Наль поежился:
– Только без моего благословения.
– И я не пожелал бы такого тестя или свекра своему ребенку.
Фенрейя поравнялась с ними, дыша морозом. В косах ее еще не растаяли снежинки. Похоже, она была на улице без плаща: широкий, вышитый бронзовой нитью ворот платья заиндевел, а тонкая шерстяная ткань на плечах потемнела от влаги. Играла во дворе в снежки или опять упражнялась в борьбе? Третьим Домам не позволялось появляться в замке когда вздумается, однако одаренная, отважная девушка привлекла внимание Их Величеств на Дне совершеннолетия. Фенрейя сделалась леди при королеве, а после свадьбы Ранальва вошла в свиту принцессы Линайи.
– Этот совет был длинен, как рог единорога, – пожаловался Кейрон, когда оба эльнора поцеловали руку Фенрейи. Придворный менестрель находился при таких собраниях для услаждения слуха советников в перерывах между напряженными совещаниями, но в этот раз про него вскоре забыли.
– Я бы с радостью присутствовала там вместо тебя. – Фенрейя повернулась к Налю. – Скоро будет готов мой меч?
– Приходи в будущий эйдирлад. Впрочем, если желаешь внести последние штрихи в оформление деталей, аэллад лучше.
– Почему так долго?
– Пришел заказ набора кинжалов для принца Регинна.
– А что случилось со старым мечом? – поинтересовался Кейрон.
Фенрейя и Наль переглянулись. Девушка чуть заметно повела бровью.
– Он застрял в скале во время схватки с троллем, – улыбнулся Наль.
Менестрель округлил глаза:
– И до сих пор вы не посвятили меня в это приключение? Я воспою его в балладе!
– Красноречие мое более было занято королевским советом.
– Не подавись ядом, когда будешь препираться с лордом Кетельросом о пользе запрещенного оружия, семиродный кузен.
Кейрон намекал на прозвище, перешедшее Налю от Лонангара. Первый голос Исналора умел певуче растягивать слова так, что и любая брань прозвучала бы из его уст как глоток медового вина. Фенрейя склонила голову набок:
– Обычно менестрели чутки, утонченны и кротки, как лань. Ты же напоминаешь норовистого бодливого оленя.
Кейрон обаятельно улыбнулся:
– Зато глаза у меня чисто ланьи.
Она прищурилась, оценивающе разглядывая его; тонкие губы тронула жесткая усмешка.
– Или оленьи. Летом.
Менестрель изысканно поклонился ей и проводил уходящую по коридору девушку взглядом.
У нижнего края парадной лестницы Наль остановился, чувствуя, как лицо невольно озаряет тихий восторг. Амаранта оставила подругу деликатно рассматривать статую в мраморной нише и подбежала к нему, протягивая руки. Он поцеловал обе ее руки и прижал к своей груди.
– Когда мы отправимся к лучшему человеческому двору, то возьмем Бейтирин с собой? – прощебетала девушка.
– У людей все может смениться внезапно, как сход лавины. Я предпочел бы пока сосредоточиться на защите Исналора.
Она на мгновение поникла.
– Ведь ты не желаешь оставить Исналор прямо сейчас? – он недоуменно поднял бровь.
– Нет, мой зимний день. Но я желаю знать, что мы будем в безопасности. Дурные сны продолжают мучить меня; я не узнаю своих рук, так они изуродованы тяжким трудом!
– А мои в крови. За тебя и меня, за наши Дома, Его Величество и Исналор. Или это пустое для тебя?
Амаранта потрясенно замолчала, заглядывая ему в лицо. Давно уже не рассказывал Наль ей о своих кошмарах, но она мгновенно поняла все.
– Прости меня, – прошептала она наконец. – Прости, мой зимний день. Отвага твоя удерживает нас над краем обрыва.
Он успокаивающе сжал ее ладони.
– Я держу тебя крепко. Ты никогда не упадешь.
23. Пир во время чумы
До отъезда дозорного отряда командира Нальдерона оставались последние минуты. Среди всадников-аристократов во дворе замка его не было. Затянулось в пустом выхоложенном зале Лаэльнэторна прощание с невестой. Она гладила его по лицу, а он ловил ее руки и покрывал их нежными поцелуями. В окна хлестал упругий осенний ливень.
– Ты дрожишь, – прошептал он, пытаясь согреть хрупкие пальцы своим дыханием.
– Мне страшно, Наль.
– Никому не позволю я причинить тебе зло.
– Во всяком случае, пока ты жив, – вырвалось у нее.
Он недоуменно поднял на нее глаза.
– Война не заканчивается, Нальдерон! Что за дело, как называть ее, когда вновь и вновь воины уходят, чтобы поднять оружие, и не ведают, вернутся ли назад?
– Я вернусь.
– Время наше истекает. Ты ли можешь продлить его?
– Война в мире началась с сотворением ангельских ликов, а прекратится лишь с кончиной мира и Возвращением Света…
Амаранта выдернула руки и отступила.
– Что если прежде мир закончится для нас?! Скоро Королевства падут, Наль! Если мы останемся в живых и не будем порабощены, то обречены скитаться по Мидгарду, прячась, в нищете и бессилии доживая свой век! Сколько еще хвостатых звезд потребуется, чтобы убедить тебя в этом? – Уши ее заалели, по шекам разлился слабый румянец. – Что скажешь, лорд оружейник, достаточно в королевских хранилищах запретного оружия, чтобы остановить людей с их мушкетами и ядрами, когда они придут под наши стены? Готовы воины эльнарай убивать людей, а потом все равно пасть под натиском этой сокрушительной силы?!
– Ты не доверяешь мне? – Наль был потрясен. – Полагаешь, я не смогу защитить тебя, а воины наши падут?..
– Ты не всесилен, Нальдерон! – вскрикнула Амаранта, притопнув ногой. – Ты замечательный, редкостно талантливый командир, но ты не всесилен и не бессмертен! И сколько бы ты ни махал мечом, в конечном итоге ничего не изменится!
Какое-то время он смотрел на нее, словно не веря своим глазам, а потом молча развернулся и вышел. Амаранта несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, сжимая кулаки, и подбежала к окну. Она видела, как внизу во дворе он вскочил на коня, все также, не говоря ни слова, стиснул коленями его бока и метнулся за ворота, а за ним последовало его войско.
* * *
В любом походе командир является для своих воинов прямым представителем короля, олицетворением высшей судебной и исполнительной власти и отцом, невзирая на любую разницу в возрасте. Каждый раз, оглядываясь назад, Наль отмечал, сколь простым и беззаботным являлся его путь совсем недавно. Все они были боевыми товарищами. Он шел с ними плечом к плечу и воевал бок о бок. Теперь на него смотрели три сотни внимательных, преданных глаз. Они обязаны были исполнять его приказы. Он мог послать их на смерть. И нечасто, но такое случалось.
Как же больно было за каждого погибшего воина, за каждого замученного орками в плену, вдали от родных лесов, за скончавшихся позже от полученных травм, и за Лонангара! Чувствам можно было давать волю лишь в минуты столь необходимого отдыха. Когда боль становилась невыносимой, он забивался как можно дальше в своем походном шатре, обхватив голову руками, оглушенный ужасом, не имея сил вместить всех страданий, о которых знал и догадывался. В такие минуты, когда ужас, переполнив душу через край, отхлынет, ему необходимо было увидеть небо. Наль выбирался на воздух, всматривался в край между мирами на востоке, пока не истаивало сковывающее горе. Теплое, ясно-розовое с золотистым свечение являлось как отблеск Небесного Чертога.
Когда небо застилали тучи, приходилось особенно трудно.
Очередная победа…
Он опустился на колено, протянул дрогнувшие пальцы к ближайшему телу, и не сразу почувствовал, что по щекам стекают слезы. Это были его воины, они пошли за ним, они верили ему, сражались под его командованием до последнего вздоха. А теперь они лежали у стены полевого лазарета холодные и бездыханные, и никогда в этой жизни не посмотреть уже в их глаза.
Горький дым костров стелился по земле.
Наль заставил себя встать. Остались живые, и они нуждаются в нем. Командир не может позволить себе быть слабым.
* * *
Нескончаемая война действительно занялась еще на заре летописных времен. Происхождение орков затерлось в путаных устных преданиях. Единым для них самих оставалось убеждение, что появились они из пролитой на землю бычьей крови. Племена начали распространяться по степям. Впервые столкнувшись с людьми, орки поняли, что особенны. Они как на подбор рослы, могучи и живут несравненно дольше. Время позволяло накопить значительное преимущество в боевом опыте. Стало быть, им покорится весь мир. Утверждаться за счет людей допускалось для забавы, но славы этим было не снискать. Слишком сильно презирали орки человеческую природу и короткий век. Иные люди давали неожиданный отпор, что становилось для нападающих несмываемым позором. Потому охотнее орки мерились силой друг с другом, наращивали мощь своих племен. Самые сильные шалы собирали из племен орды. Желая захватить новые владения, те пошли на все четыре стороны света. Все это помнил каждый эльф из уроков истории, летописей Эпохи Встреч и Альянсов.
Постепенно направившиеся к западу кочевники вышли из степей и добрались до края земли. От людей они слышали, что есть еще земли и дальше, за морем, и ниже по берегу. И решили вновь разделиться. Часть пошла вдоль берега к теплым плодородным землям. Другой части выпали более холодные края. Были по слухам и там поселения, дичь и равнины, а также металлы – все необходимое для орочьей жизни.
От презираемых людей орки помощи не желали, мореходством не владели, да и втайне не испытывали доверия к столь большому количеству воды. Полагаясь на раздобытые карты, пошли на север, чтобы спуститься затем по другому берегу неведанных земель до самого их края, пока не выйдут на другой берег того же моря. Шалы желали увидеть все просторы, которыми вскоре завладеют, отняв у людей. Войн не развязывали. Просто брали все, что хотели, и шли дальше.
Когда поздняя осень и зима застали орду в пути, орки прокляли коварную землю, доставившую им столько напастей. Степи оказались недосягаемы, ибо не было конца и края ненавистным для кочевников лесам. Непривычный мороз и ужасные знамения в небе лишали ордынцев разума.
«И стала орда та зваться Сизой, ордой Стылой степи. Поредевшей, озлобленной достигла она берега Северных Пределов. Велика была жажда орочья отомстить населявшим Север людям за перенесенные бедствия. Стали орки собирать силы да ожидать подходящего времени. Люди те сами были крепки, отважны да в бою свирепы. Против таких скоро пойти не решались», – гласила летопись. Однако все изменилось в один миг.
На пути рыщущих в поисках наживы ордынцев появился отряд ранее невиданных существ, чуждых, как туманное видение, высоких и хрупких, как тростник на ветру. Дивно прекрасные чужаки не являлись людьми – орки сразу поняли это неким ранее дремавшим чутьем – и были столь изящны, что поначалу их приняли за дев. И еще ощущали орки в чужаках отдаленную связь, словно оба народа не принадлежали к остальному миру. Поняли это на расстоянии и дивные существа. Так волки и собаки чуют сродство и отторжение меж собою.
Снаряжение незнакомцев отличалось в лучшую сторону как от орочьего, так и человеческого. Близость легкой, богатой добычи замутила оркам глаза. С ликующим ревом бросился отряд Сизой орды на пришельцев. Сияющие красотой белые лица исказились неприязнью. Заблестел появляющийся из ножен металл. Тревожными гортанными голосами чужаки перекликались, готовясь дать бой.
Быстро стало понятно, что боевые навыки дивных существ неплохи, однако не готовы они были столкнуться со столь сокрушительной мощью. Красивые тонкие ряды начали сминаться. Орки прорубались сквозь них как дровосеки с тяжелыми топорами сквозь молодую березовую рощу. Почуяв кровь и отметив, что дивные существа – мужчины, орда не захотела более брать пленных. Только добивать. Дивные существа побежали.
Отрезанные от дороги назад чужаки устремились на юг. Легкие ноги несли их быстро, однако мешали свои искалеченные и раненные. Ни одного глупцы не пожелали бросить, чтобы вернее уйти самим. Жестока и отчаянна была та погоня. Орки уже предвкушали победу.
Вблизи незнакомого побережья вышли навстречу другие существа, похожие на дивных чужаков, словно братья. Только те, кого гнали орки, были словно вылеплены из снега: безукоризненно белы кожей, с глазами разных оттенков неба и волосами, светлыми, как предутренние лучи холодной зари. Эти же сплошь темноволосы или рыжие, с кожей летних оттенков вплоть до бронзового. Глаза, как древесные листья, или темны, как у самих орков, да все же не было в них и тени сходства. Еще более разъярила орков эта недосягаемая красота.
Глубокое изумление овладело в первые мгновения и зимними, и летними созданиями. Затем те и другие обрушились на преследователей. Отряду орды пришлось отступить. Ладно выстроенная картина мира перевернулась для орков. Земли, что должны были им достаться, могли забрать себе неведомые пришельцы. Мысли эти вселяли в орков ярость и стыд. Как уступили они существам столь худосочным, столь слабым, предназначенным скорее для услаждения глаз и тела? Ибо если то были их мужчины, каковы тогда женщины?
Снятые с убитых одежды, оружие и украшения свидетельствовали о более высоком мастерстве – или лучших ресурсах? Повторить такое ремесленники орды не смогли. Раз одежды чужаков более тонки, но крепки, украшения более искусны, а оружие изящнее, не так быстро зазубривается и выходит из строя, значит добрались те до потаенных благ, предназначенных оркам. И поселилась с тех пор в сердцах орков ненависть к существам, что представляли угрозу их господству и соперничали с ними за земли и ресурсы. Не было более дела до человеческих достижений и сокровищ. Не только орки оказались особенными в этом мире, а новые враги их обладали неслыханным долголетием и богатством. Нелестное открытие это разъедало орды, как ржа железо. Чуждые существа сделались единственной настоящей мишенью. Зависть и непонятная тяга заставляли рыскать в поисках все новых поселений противника.
Тех, кто прятался за городскими стенами, орки, называвшие себя курум-от, сильным народом, почитали за трусливых слабаков. Само название эльнарай в общем орочьем языке – тхар – означало «чуждый, ломкий, неясный». Однако, слово это использовалось редко, уступая откровенно презрительным «изморкам» или «тонкохрустам». И для разных эльнарайских народов нашлись подходящие прозвища. Зимних звали слякотью, лунных поганками за крайнюю бледность, летних искаженцами за обманную схожесть, а восточных, что так далеко проживали от остальных своих братьев, отрезками. Как можно было забираться в глушь столь отвратительных для привыкших к простору кочевников гор и лесов, если не от малодушной готовности терпеть от жизни любые издевки, лишь бы сохранить ее?
Предсказания шаманов вселяли в Стылую орду торжествующую уверенность, подкрепляемую военными успехами и двумя явлениями волосатой звезды. Семь лет оставалось до полного завоевания врага.
* * *
Советы при дворе сделались обыденностью. Наль устало тер висок, оглядывая карты окрестных гор с отмеченными на них рудниками. Как королевскому оружейнику ему было что сказать о поступающих материалах и о чем расспросить главу гильдии шахтеров. Лоб и затылок медленно наливала давящая тяжесть. Если выйти на улицу, станет легче, но до конца совета далеко… Похоже, головная боль посетила и главного казначея. Тот чуть заметно морщился от громких голосов, то и дело опуская глаза на свой отчет. Норский статер долго держался высоко по отношению к твайлийскому флерену, но в виду ненасытной человеческой активности курс его оказался под угрозой.
Сухой кашель заставил членов совета в недоумении обернуться – в этот раз источником его являлся не глава гильдии шахтеров, но командир дозора лорд Нальдерон. Скорее всего, виной тому был табак, ставший для юноши частым спутником в походе и дома. Хотя он легко привык к памятному с детства дыму, раздражавшему при первых затяжках горло, изредка те же ощущения возвращались, и почему-то не всегда во время курения.