Линда Летэр
Дым осенних костров
Из-за него.
Он взял с Эйверета слово, что тот не позволит Айслин страдать, но что чувствует она сейчас, в неизвестности, когда одни члены рода за Дорогой Дружбы, а сын не вернулся из-за моря? При мыслях об Амаранте сердце сжималось, и тоски этой не мог унести и самый свежий соленый бриз. Он вспоминал, как Эйруин играл с ним в кнефтафел и тренировал бою на мечах, как учил кузничному делу Мадальгар, обнимала, смеясь, тетка Иделинд и просила беречь себя, бегали по саду, щебеча тоненькими голосами, маленькие кузины и племянники. Долгие расставания были привычны, но это случилось по его собственной самонадеянности и оказалось слишком бездеятельным. Проведя на южном побережье Юных Земель почти целую луну, он наконец смог отчалить с очередным человеческим судном на мыс Сирен, откуда послал в Исналор почтового ворона. Все возможное время кроме сна Наль проводил на палубе и был почти уверен, что в открытом море их обогнал «Повелитель Волн».
От портовых эльфов мыса Сирен юноша узнал наконец новости, что вызвали новый приступ мигрени. «Повелитель Волн» уже отплыл в Скерсалор без известий об «Изумрудной Заре» или ее экипаже. Основные пути по суше Северных Королевств перекрыты. За лето обстановка обострилась, и самым безопасным и надежным было добираться морем до Скерсалора, а там ожидать возможности двинуться с одним из дозорных отрядов кратким путем через горы. Дожидаясь подходящего корабля, он потерял еще одиннадцать суток. Эльфийские суда не могли ходить слишком часто, привлекая внимание людей.
Отплывали в смятенных чувствах. Негромкие голоса обменивались то тут, то там короткими фразами, и все знали, о чем речь. Эльфы всматривались в хвостатую звезду, что появилась в ночном небе с началом месяца опустошения. С полета предыдущей прошло всего две зимы.
В порту Скерсалора Наль, к своему удивлению, заметил родные лица. Он не знал, радоваться ли тому или печалиться, и сбежал по трапу в глубоком душевном волнении. Не совладав с собой, порывисто прижал Амаранту к себе, и та замерла в его руках – еще лишь невеста, на глазах сотни посторонних.
– «Заря» не пришла, – прошептала она, пряча лицо в его волосах.
– Прости, мое зимнее утро. Я опоздал. Мы хотели планировать нашу свадьбу…
– Не станем пока ничего планировать. Не можем мы спланировать и следующий день. Просто будь рядом.
Он коснулся губами ее лба.
– Да, моя путеводная звезда, зимнее утро. Почему вы здесь?
– Мы отправились в путь, когда вышли последние сроки твоего прибытия. Все твои целы. Мы знали, что не сможем искать тебя по всему Мидгарду, и надеялись, что ты вернешься сюда…
– Я посылал почтового ворона…
– Значит, мы ушли раньше.
Словно очнувшись, немного неловко Амаранта отстранилась от него. Любимые хрустальные глаза расширились, задержавшись на его лице. Протянув руку, она бережно отвела со лба Наля золотистый локон, открывая новый, крупный шрам у виска. Он приложил пальцы к ее губам, останавливая поток вопросов.
– Все прошло. Я с тобой, это главное.
Мадальгару и Сигриэн нелегко было уступить невесте внука и позволить ей первой обнять того, кого они нянчили младенцем по очереди с Айслин, Эйруином и еще живым Лонангаром, разделяли пылкие детские радости и горести, наставляли перед совершеннолетием и с тяжелым сердцем отпускали в первый военный поход. Однако это было правильно, необходимо.
– Поход не удался, – проговорила Сигриэн, дождавшись, чтобы обнять Наля. – Их оказалось еще больше, чем можно было ожидать. Варлорды были достаточно мужественны, чтобы признать поражение и отступить прежде серьезных потерь.
Внутри все похолодело.
– Когда сможем мы выйти в Исналор? – отрывисто спросил Наль.
Дед покачал головой:
– Неизвестно. Горы кишат троллями. Они видят в хвостатой звезде некий знак для себя. – Губы изогнулись в подобии ироничной улыбки. – Не с тем врагом мы готовились встретиться.
* * *
Морские норды были словно пропитаны солью. Бледная кожа их имела серо-жемчужный отлив. С возрастом глаза у многих выцветали от солнечных бликов волн, хотя на сырых и ветреных западных склонах Полуночного Хребта солнце являлось не слишком частым гостем. Они были менее разговорчивы, чем их континентальные сородичи, любили непогоду, щедро добавляли в пищу водоросли и носили украшения из ракушек.
Нашествие троллей вынудило эльфов в окрестностях всего Полуночного Хребта остаться там, где их застигло. Сообщения между королевствами осуществлялись через воронью почту. Каждое было само за себя в этой напасти; все силы направлялись на оборону и выживание. Единственным утешением явился разрыв соглашений между троллями и орками: не имеющие защиты городских стен кочевники не решались воспользоваться положением и подступиться к бедствующим эльфам, чтобы не быть затоптанными в гневе своими бывшими союзниками.
«Значит, это было не зря», – повторял про себя Наль, вспоминая командира Лаэллета. Тот случай в горах заложил трещину в доверии со стороны обоих врагов эльнарай. Тролли более не верили оркам на слово, а последние не желали и не могли предоставить достаточно подтверждений обещаниям. Многократные попытки возобновить прежние связи потерпели неудачу. Лаэллет погиб не зря.
Невозможность перемещения торговых караванов начинала сказываться на населении. Муку, сладости, часть фруктов и тканей завозили в основном из южной части Королевств. Внезапные нападения троллей на пасущиеся на горных лугах стада угрожали лишить молока и мяса. Тролли обладали способностью сливаться при желании со скалами, становясь незаметными даже для чутких, внимательных эльфов. Предварить их приближение удавалось лишь в лесу или на равнине.
Скерсалор жил в основном рыбным промыслом. Амаранта и Фрозенблейды получили приют в королевском замке, однако влюбленные часто сбегали в рыбацкую деревушку с небольшими, жмущимися друг к другу домиками, пропахшей китовым жиром и жареной рыбой таверной и длинным, скрытым зазубренным частоколом узких острых скал пляжем. Они сидели на берегу, жадно дыша насыщенным йодом морским воздухом, рассматривали принесенные волнами водоросли, собирали в отлив причудливые раковины.
В любое время суток, когда душа рвалась на простор, Наль и Амаранта с юношеским восторгом бегали, скинув обувь, по беспокойной линии прибоя. Соленый ветер трепал волосы, приводя их в беспорядок, брызги насыщали мельчайшими белыми кристаллами. Смех сливался с шумом волн, губы делались солеными, а влюбленные танцевали, не желая вспоминать, что морская пена – это останки погибших сирен, тритонов и морского народа. Набегавшись, натанцевавшись и накупавшись в холодных северных водах, эльфы наблюдали, как отплывают и возвращаются рыболовные лодки, а рыбаки, отрывисто покрикивая, выгружают улов, окруженные вьющимися вокруг двуликими котами. Слушали рассказы о морских змеях и других чудищах, что могут выбираться на сушу по ночам. Иногда в бухту заходили большие суда, и моряки спускали на берег пойманные далеко в открытом море туши исполинских кракенов, которых люди боялись и не умели ловить.
Несколько раз влюбленным удавалось выкроить себе место на таком корабле и увидеть море Кракена во всем его суровом бескрайнем великолепии, однако часто Амаранта оставалась одна во дворце, а Наль и Мадальгар присоединялись к сражающимся с троллями скерсалорским дозорным. Они возвращались усталыми, в зловеще темнеющей зеленой крови, а порой отсутствовали неделями. Судя по обнаруживаемым в горах останкам, столкновения троллей с людьми тоже участились.
Ночами эльфам снилась хвостатая звезда.
* * *
Над лесом прошел дождь, земля под толстым слоем мха была тяжелой и влажной. В следах лошадей и путников собиралась вода. С веток срывались крупные холодные капли, когда над деревьями пробегал неприветливый хлесткий ветер. Короткий привал под затянутым плотными серыми облаками низким небом подходил к концу. Члены дозорного скерсалорского отряда и путники под их охраной с трудом развели из сырых веток костер. Дымились небольшие деревянные кружки с заваренными с листьями боярышника, рябины и шиповника. Из провизии был жесткий хлеб с маринованной скумбрией и зернистым темным сыром, острым и немного гнилостным на вкус. Кто-то собрал по дороге бордово-рубиновую россыпь клюквы.
Противостояние с троллями затянулось на три зимы. Отчаявшиеся эльфы устраивали облавы в любые солнечные дни, рубились насмерть, натравляли на троллей пещерных медведей. В отличие от прирученных драконов, поросшие длинной бурой шерстью звери почти в два роста высотой, с когтями длиной в четырнадцать ногтей и чудовищными клыками в угрожающе распахнутых пастях не терпели ничьего вторжения, кроме потенциального корма. Необходима была молниеносная реакция, чтобы вовремя отпрянуть, оказавшись между двух источников верной смерти. Измученные борьбой, осажденные королевства наконец вздохнули свободно – у них оставалась поздняя осень, зима и первая половина весны, чтобы возобновить сообщения, подготовиться к холодам и наступлению орков после схода снегов.
Амаранта то и дело поглядывала в сторону северо-западных холмов, где за тесно растущими темно-зелеными мрачными елями лежала человеческая деревня. Здесь не хотели останавливаться, но лошади устали, а путники продрогли. Девушкой овладело непреодолимое лихорадочное любопытство. Насколько справедливы тяжелые сны, что преследуют ее от Двора Перехода? Услышав о скором продолжении пути, она, поддаваясь внезапному порыву, поднялась, подошла к своей лошади на краю поляны и погладила ее по черной холке. Часть эльфов занялась приготовлениями к отправке. Наль увлеченно беседовал с командиром. Теперь Амаранта оказалась за его спиной. Медленно, словно бы в задумчивости, отступила она в сторону деревьев, кутаясь в походный плащ цвета полыни, потом еще, еще, и наконец побежала.
Деревня показалась за сырыми темными стволами неожиданно быстро. Сердце чаще заколотилось в груди, но не от бега. Она только посмотрит. Она должна посмотреть. Остановившись за широкой елью у самой кромки леса, Амаранта пытливо изучала разбросанные меж невысоких зеленых холмов массивные бревенчатые дома, овчарни, амбары и сараи с поросшими травой крышами. Дыхание сбилось. У ближайшего к лесу дома немолодая женщина развешивала белье. Крепкий русоволосый юноша беседовал с ней, опершись на воткнутые в землю вилы. Одежды их показались Амаранте нелепыми и неказистыми, прически смешными. К ним легко будет подкрасться из-за угла…
Удивляясь самой себе, она заскользила вперед, на мгновение замирая у тоненьких деревцев подлеска. Люди невнимательны и плохо видят. Возможно, они не заметили бы ее, даже подойди она напрямую. Укол совести напомнил о покинутой поляне, но девушка с нетерпением отмахнулась от него. Отряд не уйдет без дочери члена Верховного Совета. Ей же необходимо прояснить для себя болезненный вопрос.
Наль провел несколько лун в городах людей и видел короля франков. Он мог остаться там, если бы пожелал. Быть может, когда Королевства падут, им лучше попытать счастья при дворе какого-нибудь благосклонного человеческого монарха. Что терпимее – слащавый яд интриг и постоянная угроза чести в самом сердце человеческого государства? Или нужда, тяжелая работа и некоторый покой вдали от городов? Что бы она ни узнала, это не займет много времени.
Спрятавшись за домом, Амаранта могла слышать разговор. Только рук женщины не было видно как следует – та стояла вполоборота, и их то и дело скрывало появляющееся из корзины белье. Накинув капюшон, Амаранта обогнула угол дома и подкралась вдоль стены еще ближе. Можно встать прямо за спиной человека, поняла она, и тот не заметит. У нее вырвался беззвучный досадливый вздох: не вывесив всего белья, женщина обтерла красные руки о передник и ушла в дом. Вход располагался с другой стороны и смотрел не на лес, а на деревню. Парень, оставшись в одиночестве, взъерошил волосы широкой ладонью и вдруг, повернув голову, посмотрел прямо на Амаранту. Та замерла, как вспугнутая оленуха. Порыв ветра сбросил с нее капюшон.
Глаза парня округлились и расширились. Разинув рот, он утер лоб рукавом. Столько смешалось на его лице – страх, изумление, недоверие, обожание, восторг. На миг он показался ей лишившимся разума. Эльнайри сделала осторожный шаг назад.
– Постой! – воскликнул парень, переводя дух. – Твое появление – великая честь для нас.
Любопытство пересилило. Она может убежать в любой миг. Но раз уж она здесь, необходимо довести дело до конца. Амаранта кивнула в сторону дома:
– Это твоя мать?
– Да. – Парень выпустил оставшиеся в земле вилы. – Она не будет мешать. Я хоть сейчас пойду за тобой в лес.
Пропустив мимо ушей ненужную фразу, девушка нетерпеливо продолжала:
– Она много работает? Все ли люди здесь живут так, как вы?
– Да весь Хёйха́ген таков – кто получше, кто похуже… – Парень почесал в затылке и внезапно расплылся в улыбке. – Не помешало бы нам и получше жить!
Взгляд его не нравился Амаранте. Было в нем столько жадного восхищения, что становилось не по себе. Она дернула подбородком в сторону, натянутая и настороженная: из-за угла вновь показалась старуха. Такой, по крайней мере, видела ее Амаранта: крепкой, но неуклюжей, медлительной, более морщинистой, чем матереначальница Дома Нернфрезов. Руки красные, натруженные, но даже у эльфийских прачек они гораздо изящнее. В воздухе потянуло тушеной капустой и наваристой бараниной. Сын просиял:
– Гляди, мать, что за дивная гостья почтила нас сегодня! Она пришла из леса.
Благообразное круглое разрумянившееся лицо женщины окаменело от страха. Неловко поклонившись Амаранте, она приблизилась к сыну вплотную, полагая, что пришелица не услышит шепота, и не сводя с той глаз:
– Да у ней под юбкой не иначе, как коровий хвост!
Амаранта вздрогнула. И среди них придется жить. Она уже твердо знала, что придется. Надеяться на сохранение Королевств так же наивно, как ждать, что в зимнем лесу расцветут колокольчики.
– Ага, – улыбнулся парень, тоже не отрывая от Амаранты счастливого взгляда. – Я удовлетворю ее, и она дарует мне удачу в охоте.
Девушка вспыхнула, словно от пощечины. Не восхищение преобладало в его взгляде, но плохо прикрытое, липкое вожделение. Только он ее и пальцем не сможет тронуть. Она легкая, быстрая, как рысь. А если пришлось бы, без труда справилась бы с ним и с помощью оружия.
– Тьфу, срамник! – зашептала его мать. – Когда у тебя руки-ноги иссохнут, до охоты ли будет? А ежели она уведет тебя к своим? Простись с ней повежественнее, да уходи, пока она не украла младенца твоей сестры!
«Не нужны мне ни сын ваш, ни внук», – хотела возразить Амаранта с возмущением, и вздрогнула: кто-то схватил ее сзади за руку. Мгновенно обернувшись, к своему изумлению, она встретилась глазами с Налем. Присутствие людей так захватило ее, что она не замечала более ничего вокруг.
– Ты что? – чуть слышно проронил он, поднимая брови. – Я везде тебя ищу. Я звал тебя.
Парень вновь разинул рот и уронил вилы.
– Ой-ой! – воскликнула его мать, схватившись за щеки. – Хульдрекалл! – Она попятилась.
– Хульдрекалл! – тоненько вскрикнула появившаяся из-за дома бледная и болезненная девочка лет двенадцати. Две тонкие льняные косички ее подпрыгивали от шагов, глаза восторженно заблестели. – А ты говорила, они носатые и страшные!
Наль потянул Амаранту за руку. Не оглядываясь, они побежали к кромке леса. Позади слышны были все новые крики высыпавших отовсюду людей, однако догонять нежданных гостей никто не посмел. Скрывшись под покровом деревьев, влюбленные не замедлили хода, пока звуки деревни окончательно не стихли.
Амаранта виновато опустила голову. Мало было разлуки, угрозы от орков и троллей. Она всполошила людей.
– Мы должны рассказать командиру дозора, – проронил Наль.
Пробираясь среди мрачных стволов, оба молчали. Посещение деревни произвело на Амаранту тягостное впечатление. Лучше терпеть интриги при дворе. Не каждый же король будет добиваться ее в свои фаворитки? Главное – очаровать и нравиться, а это она умеет. Нужно будет обсудить это с Налем… когда все успокоится. Из-за ее непреодолимого любопытства оба они показались людям, да так явно, что об этом будут говорить, наверное, и спустя века. Зато непоследовательное поведение лесных хранителей наверняка тех порядком озадачило. Девушка почувствовала внезапно, что ее начинает разбирать нервный смех. Она пробовала бороться с ним, но плечи вздрагивали, губы дрожали. Наль повернулся к возлюбленной, недоумевая, не плачет ли она. Та звонко расхохоталась. Вспорхнул с дерева потревоженный ворон. Должно быть, Наль подумал о том же, что и Амаранта. Он прошел молча еще несколько шагов, качнул головой и присоединился к ее веселью.
Смех был необходим среди напряжения и страхов последних зим. Держась за руки и хохоча до слез, они приближались к оставленной стоянке. Следовало торопиться, чтобы пройти дурной участок леса до темноты.
– Хульдрекалл, – фыркнул Наль. – Так меня еще никто не обзывал.
Часть II. 22. Перед бурей
Под сводами Агатового зала стоял ровный гул голосов. Несмотря на внушительные размеры помещения, здесь собралось слишком много эльнарай. Шел Большой совет. Один из Глаз Исналора как раз объяснял принцип действия паровой машины. Некоторые члены совета внимательно слушали доклад, другие более или менее откровенно отвлекались на негромкую беседу с соседом или собственные мысли. В середине главного стола тема вызвала горячий спор.
Световой день был в разгаре, однако для поздней зимы это означало все еще довольно короткий период до наступления сумерек. Часть масляных ламп и светильников, включая огромную люстру над главным столом, пригасили до поры. Оставшиеся бледные блики дрожали на стенах зала и арочных сводах, по которым тянулись дымчато-серые, прозрачно-песочные, грифельные, молочно-белые, туманно-голубые и черные разводы агата. Узкие стрельчатые окна раскрыли, чтобы хоть немного разогнать духоту. Холодный запах сырого снега наполнял помещение. В окна заглядывало скрытое плотными облаками белое небо. По залу гуляли резкие сквозняки.
Во главе огромного овального стола сидел кронпринц Ранальв, сцепив перед собой унизанные перстнями тонкие пальцы. Высокая спинка его кресла была вырезана в виде поднятых крыльев ворона – символа мудрости. По правую руку от принца сидел канцлер Сельве́р, по левую – советник короля лорд Первого Дома Радба́льд Нернфрез. Далее расположились остальные члены Верховного и Нижнего Совета, а не поместившиеся и представители гильдий занимали два стола, поставленные перпендикулярно главному. Король Ингеральд в этот раз отсутствовал.
Представитель Глаз наконец закончил с паровой машиной и возможными последствиями ее использования. После ненадолго возросшего гула обсуждений канцлер предоставил слово главному егерю. Тот поднялся со своего места, поклонился кронпринцу и кивнул остальным. Как у большинства охотников зимой, у него были обветренные ледяным ветром лицо и руки, сухие губы. Тяжелая бледно-пшеничная коса падала через плечо.
– Не вижу причин использовать щадящие обороты, господа, – заговорил егерь. – Мы семь зим находимся в осадном положении. То, что осада эта сосредоточена пока вокруг линии дозоров, а не у самих городских стен, лишь вопрос времени.
– Осада! – зловеще каркнул один из королевских воронов на жердочке у окна. Двое других распустили хвосты и беспокойно заходили туда-сюда. Главный егерь бросил на них взгляд и продолжал:
– Охотники рискуют, выходя все дальше за пределы сжимающихся границ за дичью. Мы медленно истощаемся под этим гнетом!
– Гнет, гнет! – выкрикнул другой ворон, и на сей раз все трое заголосили:
– Осада! За дичью! Под гнетом! Кто остановит?
Ранальв повернул голову к окну и хлопнул в ладоши:
– Довольно!
Вороны затихли. Кронпринц снял крышку с маленького фарфорового горшочка и положил на белую ладонь несколько кусочков сырого мяса. Он протянул раскрытую руку над столом; крупные черные птицы слетелись на угощение, подняв ветер крыльями. Канцлер Сельвер сдержанно откинулся на спинку стула. Зашелестели разложенные по столу поверх пергаментных карт бумаги. Кто-то из сидящих рядом поправил растрепавшиеся волосы. Когда вороны вернулись на жердочку, Ранальв обратил ясное сдержанное лицо в зал:
– Насколько сильны признаки истощения к данному времени, и каков прогноз?
После краткого совещания за дальними столами встала женщина с усталыми глазами – представительница торговых гильдий. Должно быть, всю ночь она провела над отчетами, готовясь к совету. На лице ее лежала тень постоянной заботы. Она глубоко поклонилась кронпринцу, приложив ладонь к груди:
– Ваше Высочество… Господа. Хотя все больше предназначенных для торговли продуктов остается на нужды внутри Исналора, количество населения медленно, но верно растет за счет беженцев. В то же время мы все с бо́льшим трудом получаем с юга зерно, специи, вино и шелк.
Майстрет над лекарями закивала:
– А также некоторые лекарственные травы.
– Сокращение хлеба и каш увеличивает нагрузку на охотников. – Представительница торговых гильдий кивнула главному егерю, и тот многозначительно воздел руки.
– Мы слишком прожорливы, – с чуть заметными нотками иронии заметила майстрет.
Ей ответили в основном сдавленные улыбки. Кто-то засмеялся. Большинству было не до смеха.
Несмотря на открытые окна, зал заполняла леденящая духота. Никто не снимал плащей с меховыми воротниками и оторочками – проливающийся через узкие створки воздух был пронзительно промозглым. Дыхание поднималось густыми облачками пара. Слуги разносили в серебряных и хрустальных кувшинах напитки – горячий тарглинт, яичный ликер, заваренную в кипятке еловую хвою.
– Не следует слишком полагаться и на морские сообщения, – продолжала представительница торговых гильдий. – Я говорила с послами Скерсалора. Все мы знаем о растущих мерах предосторожности, к которым прибегают суда, и все же им приходится выходить в море реже прежнего. Каждый раз они рискуют быть арестованными и обвиненными в контрабанде и пиратстве, как экипаж «Изумрудной Зари».
По Агатовому залу прокатился ропот. Все помнили этот подавляющий случай. Слово взял глава гильдии скотоводов:
– Поголовье скота вновь немного восстановилось с осенним приплодом, и мы щадим его, однако до условий, предшествующих явлению хвостатой звезды, далеко. Как только стада выйдут на весенние пастбища, они снова подвергнутся нападениям троллей. Это уже вопрос к дозорам.
Кронпринц на мгновение опустил голову, но когда поднял, открытый взгляд его был все так же сдержан и благ. Создавалось впечатление, что он всегда внимательно и с уважением слушает собеседника. Не следовало, впрочем, обманываться излишней мягкостью Ранальва: в глубине этих больших, безоблачных серо-голубых глаз поблескивала сталь. Любой собеседник не мог не ощущать чести, что оказывал ему этот твердый, изящный юноша среднего роста, исполненный неизъяснимого внутреннего величия. Старшие поколения с отрадой и надеждой смотрели на будущего короля.
Начальник внешних дозоров оперся о стол и хотел что-то ответить, но главный егерь всплеснул руками с места:
– О людях я даже не говорю! Они вгрызаются в леса и бесчинствуют на море. Им постоянно нужно все больше места, меха, металлов и дерева.
– Не зря хвостатая звезда явилась дважды за две зимы! – глухо отозвалась майстрет над лекарями, откидывая прядь тронутых сединой волос с моложавого лица, покрытого следами гранитовой оспы.
В этот раз ее поддержали единодушно.
– Мало того, – качнул головой скерсалорский посол с блеклыми глазами и жемчужно-сероватой кожей. – На Острове Льда вновь открылись Ворота в преисподнюю. Гора извергает тучи пепла, уже погубившего часть суши и моря. Пепел этот долетает и до побережья Скерсалора.
Кто-то ахнул. Большинство исналорцев не было в курсе новостей с Острова Льда. За столами немедленно поднялось волнение.
– Прошлой осенью земля тряслась в Крайних Землях, а затем на юге наших королевств, – добавил молодой огненно-рыжий зеленоглазый посол. Он все еще сильно рисковал, путешествуя с такой внешностью через удаленные уголки Мидгарда.
То тут, то там за столами зазвучали слова о конце времен. Кронпринц Ранальв, до того внимательно следивший за ходом разговора, вскинул украшенные тяжелыми фамильными перстнями узкие ладони, и зал мгновенно затих. Ранальв выпрямился в кресле. Изумруд в ажурном серебряном венце его ярко вспыхнул, поймав блик факелов. Правитель не просто повелевает своим народом, но заботится о нем, как отец. Сейчас задачей будущего короля было не допустить среди своих подданных паники и утешить их, подавляя закрадывающееся в собственную душу отчаяние.
– Не забудем, что все мы ходим под Солнцем Правды. Создатель держит концы земли в Своих руках. – Голос кронпринца звучал негромко и почти кротко, но наполнял собой весь зал. – И мы просим милости, а непрерывные мольбы людей поднимаются к самому Небесному Престолу. Если беззакония мира все же приближают конец, так тому быть. Однако, когда огненные горы не несли разрушений? Земля бывает неспокойна в самых неожиданных местах. Вспомним край Юных Земель век назад. Тряслись меловые утесы Галльского пролива. Сошел оползень. В Лондоне были жертвы. Двумя веками ранее подобное произошло на том же месте. Тогда пострадала башня Кентерберийского собора. Не обрушили мира ни Тьма морозная, ни Кровавое поветрие. О чем же свидетельствовали хвостатые звезды, увидим лишь со временем.
Старшие советники с канцлером едва заметно одобрительно переглянулись; лица их просветлели. Будущий король показал великолепную подготовку через осведомленность и памятование хроник, повествующих даже о границах самых дальних пределов Северных Королевств.
– В конце концов, – Ранальв обвел своих подданных ясным взглядом, – у родоначальников наших было более всего причин видеть в Огненном Дожде конец времен. Однако это оказалось новым началом.
Эльфы задумчиво закивали.
– Не станем же спешить с выводами. Феникс возрождается из пепла. – Кронпринц поднял свой окованный серебром и золотом хрустальный кубок, в котором рубиновым огнем искрился тарглинт. В ответ со всех сторон начали подниматься чаши. Подданные единодушно поддержали своего будущего монарха. Тот осушил пряное вино до дна и кивнул в знак продолжения совета.
– Люди действительно заполонили собою практически все дотоле свободные уголки Мидгарда, но им мало, – заметил, хмуря брови, лорд Нернфрез. – Даже их бесконечные войны более не ослабляют, но лишь подпитывают процесс. Они диктуют свои изменчивые порядки и стремятся полностью подчинить себе море и сушу с их обитателями. – За невозмутимым холодным обликом лорда мелькнуло нечто непривычное – неуверенность? Тревога? Сановитый отец Амаранты источал высокомерие, в определенных случаях переходящее в чопорность. Он двигался неторопливо и поджимал губы, когда думал, прежде чем ответить. Хотя он был еще совсем не стар, меж бровей его заложилась заметная складка. У него был твердый раздвоенный подбородок и глубоко посаженные синие глаза. Тонкий шрам от орочьего ятагана тянулся через весь лоб. Нернфрез вскинул голову, оглядывая соратников в кратком душевном порыве. – Скоро нам придется вводить на Дне совершеннолетия фехтование на шпагах вместо боя на мечах!
Лорд Вальбе́р Кетельрос невесело усмехнулся. Говоривший быстро повернул в его сторону вспыхнувшее холодным гневом лицо. Вальбер не опустил взгляда.
– Скоро придется нам оставить и День совершеннолетия, и другие традиции, и дома наши, и с поджатым хвостом убежать в вырубаемые леса, чтобы тихо вымереть там по одиночке.
Дипломат из рода Нернфрезов иронично заломила бровь:
– Кто-то предпочтет вымереть среди суеты и ароматов человеческих городов.
Начальник внешних дозоров отпил яичного ликера из кубка, положил подбородок на сплетенные пальцы и опустил глаза на клочок выглядывающей из-под чертежей паровой машины карты окрестностей Исналора. Лоб его пересекла морщинка.
– Отчего же столь мрачно? – заметил третий королевский советник, тайр-лорд Тиро́ль. – Мы можем ввести фехтование не вместо, а вдобавок к бою на мечах.
Кетельрос раздраженно дернулся. Уж кому, а Тиролю с его увечьем было легко рассуждать об увеличении нагрузки на испытуемых. На балах тот вынужден был отдыхать между танцами в кресле, а подъем по дворцовой лестнице стоил ему остановок едва не на каждом пролете. Кетельрос встретил понимающую улыбку, которая рассердила второго советника еще больше.
Тайр-лордТироль часто служил урегулятором конфликтов и действовал на большинство спорщиков обезоруживающе. Глубокие, мягкие и одновременно живые выразительные глаза на красивом кротком лице его сияли тихим светом. Был он строен и подтянут, однако это когда-то статное тело беспощадно искривлял горб. Возглавляя атаку своего отряда в Битве при Забытых Камнях, Тироль первым поднялся на руины занятого орками древнего укрепления и пронзил их кага насквозь, а вслед за тем был сброшен с высоты на каменистую землю. Орки не трогали Тироля, сочтя мертвым. Он выжил, однако осанка начала искривляться. Сохранившему некоторую способность постоять за себя горбуну было все же не место в сражениях. Он обладал умом и опытом, носил титул тайр-лорда в силу происхождения из ветвей королевского рода Лаэльнэтеров, и сделался третьим верховным советником по трагическом завершении военной карьеры.
– Скоро, – раздался от середины главного стола насмешливый юношеский голос, – все мы вынуждены будем перейти на запрещенное оружие, ибо слишком не хочется вымирать с поджатым хвостом в лесу.
Все головы повернулись к говорившему. Лорд Фрозенблейд, королевский оружейник, поднялся со своего места, высокий и ладный, как молодое дерево. Узкое гибкое тело частично скрывал отороченный мехом плащ, однако в каждом движении угадывалась небрежная грация прирожденного воина.
– Вы предлагаете полностью попрать нами же установленный закон, лорд оружейник? – вцепился в него взглядом Кетельрос.
– Предлагаю взглянуть дальше своего носа, лорд королевский советник, – весело ответил Наль, и Кетельрос позеленел от такой наглости.
– Вместо меча, благородного оружия, олицетворяющего собою честь воина, вид искусства и высоту мастерства, отдать предпочтение этому бездушному и безумному чудищу, выплевывающему дым и пламя, способному, как скверная скотина, покалечить собственного владельца?
Фрозенблейд язвительно улыбнулся.
– Уверяю, лорд Вальбер, я более вашего обеспокоен судьбой благородного меча и другого холодного оружия, однако новое время дышит на нас огнем и порохом.
Наль откинул полу плаща и вынул из-за пояса украшенный металлической насечкой мушкет почти в руку длиной. Все голоса смолкли. Большинство присутствующих воззрились на запрещенное оружие как на некую мерзость. Уже привычным ловким движением Наль вскинул мушкет и направил его в окно. Эльфы напряглись. Вороны забеспокоились и пронзительно заверещали, хлопая крыльями.