Линда Летэр
Дым осенних костров
Выйдя к садам, Наль замер, пораженный грандиозным зрелищем.
– Это же целый город, – прошептал он.
Прямая, как стрела, аллея тянулась к горизонту. От нее разветвлялись исчезающие в живых изгородях дорожки. Вдалеке ночное небо отражалось в воде канала. Фонтаны не работали, зато острое зрение позволило оценить окружающие Латону статуи. Иных людей скульптор изобразил в самый момент превращения в лягушек. Веявшие от искаженных фигур отчаяние и противоестественный ужас заставили холодок пробежать по спине. Было в этом нечто от озерных тварей Сумрачного Леса.
Деревья и кусты в виде совершенно правильных шаров и пирамид манили дальше. У себя дома Наль представить такого не мог. Скорее линии и завитки мебели, лепнина, детали отделки, колонн, карнизов и арок в Сокрытых Королевствах повторяли естественные изгибы ветвей, корней, лепестков и листьев, растительные узоры переплетались с телами лесных зверей и птиц, с волосами вырезанных в камне утонченных ликов. Огранка камней, которую наблюдал он в мидгардских украшениях, была до безупречности симметрична, предсказуема и безжизненна. Без загадки, без отсылки к самоцветам, сидящим в гнездах древних пещер, бегущим по скалам драгоценными жилами. Эльнарай могли так, но не желали.
Впрочем, было в этом насилии над природой нечто притягательное, словно он попал в иной мир с волшебными растениями. И все они, даже лишенные своего облика, по-своему жили. Он чувствовал их незнакомое дыхание, слабый пульс углов и линий, как покалывание крошечных иголочек на коже. Как вспомнить, растут ли в лаэльнэторнской оранжерее туберозы? Быть может, незаметно уговорить одну прямо сейчас расцвести? Проходя мимо выстриженного шаром куста, Наль невольно протянул руку, чтобы погладить его, как необыкновенное животное. Рассаженные геометрическими узорами клумбы, статуи отвлекали на себя внимание. Он почти забыл, что идет под руку с герцогиней де Монтерон.
– Сюда, – пропела герцогиня, увлекая юношу в зеленый лабиринт одного из боскетов, к фонтану. – Присядем.
Слабые веяния напоенного южными ароматами, ночного теплого воздуха пробегали по волосам, по листве искаженных растений. Герцогиня еще не успела отдышаться после танцев. Видимо, люди устают быстрее, чем он представлял. Или виной всему неудобный перетянутый корсет.
– Вам не дурно, мадам? – осведомился он на всякий случай. – Вернуться и выпьете воды?
– Ах нет, не стоит. Здесь так хорошо.
Излишне открытые плечи и декольте с жемчужной нитью белели в темноте. Фигуры человеческих женщин пышнее, чем у эльнайри, но зачем же всячески подчеркивать это? Быть может, люди так стремятся показать свое тело, потому что спешат жить?
– Я вижу, вы в восторге от наших садов, барон Чьярнфьорд?
– Они великолепны. Но… природа. – Отход от заученных учтивых формул тотчас лишил его возможности свободно выразить мысль. – Изменение. Не узнать. Очень… – Юноша призвал на помощь жестикуляцию, пытаясь донести мысль: жесткие рамки, правила. – Необычно. Парк, который город.
– Естественность дика и нелепа, – заметила де Монтерон, обмахиваясь расписным веером. На шелке были изображены в кокетливых позах полуобнаженные фигуры среди колонн, цветочных ваз и фонтанов.
– Отчего же?
– Все, что вы видите, результат отступления от естества, месье барон. Человечество не зря поднялось над невежеством и звериными повадками. Природу нужно подчинять, иначе она возьмет верх, дикая и необузданная. Вместо красоты, разума и порядка наступит хаос. Нужно облагораживать все, с чем мы сталкиваемся.
Он понимал больше, чем мог сказать, а интуиция дополняла пробелы. Местами помогало знание вестерийского, альбионского и германского, даже общего языка эльнарай, на котором он объяснялся в Аркаллоне. Чтобы смягчить собственный ответ, он сердечно прижал ладонь к груди.
– Мадам, то не природа, о какой говорю я. Это глубоко больше, чем наши оценки. Для меня она благородна.
– А теперь, – кокетливо склонив головку набок, заговорщическим тоном промолвила герцогиня, – откройте мне вашу тайну.
– Мою тайну? – удивился Наль с самым непринужденным видом, хотя внутри все похолодело. Она все-таки увидела кончики его ушей? Возможно, учитывая столь пристальное внимание. Или он выдал себя чем-то еще?
Герцогиня де Монтерон ждала ответа, поигрывая веером. Безусловно, она хотела понравиться. Упавшие на лицо взбитые темные кудри разметались от небрежного движения, открывая наклеенную у уголка глаза мушку-«убийцу». Изящный поворот головы, движения, тон – все тщательно выверенно, сложно, картинно.
– Хорошо, – великодушно позволила она после небольшой паузы. – Забудьте. Но манеры и изящество говорят громче любых признаний. Я уверена, что под маской барона нас посетила особа королевских кровей.
Юноша просиял, сдерживая вздох облегчения:
– Я приму это как комплимент.
– Вы любите загадки и приключения, месье Чьярнфьорд.
Возможно, лучшее, что оставалось сделать, опоздав в поход на орков, это отдаться приключению и изучить, подобно Глазам, загадки Мидгарда. Расслабившись, он задорно зеркально склонил голову набок, вновь прижимая к груди ладонь:
– Очень!
Устремив прямо на него поблескивающий томный взгляд, де Монтерон опередила следующие слова таинственным, душевным шепотом:
– Ни один мужчина не производил на меня такого впечатления. – Она покачала головой, словно удивляясь самой себе. – Ваши друзья, бесспорно, неотразимы, но вы, вы… обворожительнее Аполлона!
Герцогиня сжала колено Наля, придвигаясь вплотную. Он вздрогнул, поднимая на нее расширенные от изумления глаза. От неожиданности из груди вырвался нервный смешок. В его границы никогда не вторгались подобным образом.
– Да-да! – решительно заявила герцогиня.
Сравнение с Аполлоном не прельщало юношу. Натянуто рассмеявшись, он сделал попытку отодвинуться, но де Монтерон схватила его за руку. Его бросило в жар. Чувство это, однако, было далеко от приятного. Слишком поздно осознал он, какое воздействие оказывает на людей, как переоценил свою мнимую осторожность. Оставшись наедине с эльнором, герцогиня потеряла голову.
– Вы производите впечатление такого чистого, невинного мальчика, – страстно шептала она. – Я научу вас всему…
«Уже научен я всему, что мне будет потребно!», – едва не сорвалось с губ. Сбросить ее руки и бежать, – застучала в голове настойчивая мысль. Не он первым нанес оскорбление. Что же произошло с людьми, что им приходится довольствоваться суррогатом? Захотелось оказаться в карете с задернутыми шторами, вдали от взглядов, значение которых Наль только теперь вполне разгадал. Но он представлен как друг леди Шириэль, лорда Гервальда и Джерлета, и вскоре уедет, а те останутся.
– Мадам… Я не могу… У меня есть невеста!
– Она отблагодарит! – наклоняясь ближе и обдавая волной тяжелых духов, убеждала герцогиня.
Сколько же мужчин познало расположение герцогини де Монтерон? – успел ошеломленно подумать Наль, вжимаясь в спинку скамьи. К отказам она явно не привыкла. Новый нервный смех непрошенным гостем огласил мирное пространство боскета: последняя спасительная соломинка оборвалась с треском векового дерева. Он уедет, и весь гнев герцогини за жестокое унижение обрушится на его новых друзей. Ведь она нарушила все правила местного этикета, перейдя границу допустимого, доверилась в рассчете на взаимность!
Много рассказов выслушал Наль в желтом особняке с гирляндами и картушами. Сколь неописуемого труда стоило добиться королевского покровительства, защищавшего Глаз от явных посягательств на честь со стороны других придворных. Как опасно балансировали эльнарай, избегая скрытых посягательств и порой страшной мести. Любая насмешка, подлог легко лишат их места при дворе, а вместе с тем пострадает безопасность Аркаллона. Перед глазами встал король Гюнтьерн, в виде чрезвычайной милости позволивший Налю уехать, когда окрестности закрыли из угрозы обнаружения. Принц Крисант, великодушно просящий за гостя и называвший его своим тезкой. Дженвиэль, скрывающая за приветливой улыбкой тревогу. Хорошо же отблагодарит он всех за гостеприимство и снисхождение к просьбе, уже окончившейся неудачей!
– Pardon, madame…
Как командир отряда Наль умел принимать быстрые и неожиданные решения, но совершенно растерялся, пытаясь деликатно отвести все менее деликатные руки. Можно ли было подумать, что угроза явится в таком виде! Мысли метались в голове лихорадочными вспышками. Пока Аркаллон подготовит и направит сюда новых Глаз… Пока те сумеют – или не сумеют проникнуть в высшее общество, вооруженная запрещенным оружием мощь Франкригг будет расширяться, завоевывать, подчинять… Облагораживать на свой лад, все, что попадется на пути. Даже мирная постройка очередного загородного домика отрежет извечно принадлежавшие вестери территории. А если не подготовиться, не переложить новые дороги и не замаскировать старые, ведущие в сердце Сокрытых Королевств… Не сняться с привычных мест заблаговременно, не обеспечить новые поселения, пропитание, ресурсы, если то вообще еще возможно в стремительно сжимающемся мире… Его прошиб холодный пот. Веками Королевства скрывались от людей, уходя все дальше, чтобы однажды глупый юнец обрек их на падение.
Друзей-вестери могут не просто изгнать из дворца, но отравить, подстроить несчастный случай с лошадью. Да мало ли средств! В отчаянии окинув взглядом черные в ночи подстриженные стены боскета, Наль почувствовал забытый предмет во внутреннем кармане потревоженного жюстокора. Сознание пронзил внезапный образ. Огненный фрукт! Леди Шириэль не зря брала его с собой.
– Вы не оставляете мне выбора, – в отчаянии прошептал юноша.
Мадам де Монтерон истолковала все как согласие.
К счастью, успел он обручиться с Амарантой, и поцелуй этот не стал его первым. Герцогиня прижималась к нему так плотно, что достать из-за пазухи небольшой сверток удалось с заминкой. С самым игривым видом, на какой был в тот миг способен, Наль откусил дольку огненного фрукта. Надеясь, что сока в ней достаточно, и предваряя удивленный вопрос, он заставил себя самому податься навстречу новому поцелую.
– Что это? – странно заулыбалась де Монтерон, глядя то на Наля, то на огненный фрукт. Пальцы ее сами потянулись к свертку.
Юноша выдавил из себя улыбку. Все, что он теперь скажет, будет принято с доверием. Сок огненного фрукта действует мгновенно. Осталось лишь рассчитать порцию, чтобы первое воздействие не рассеялось слишком быстро. Он немного виновато протянул на развернутом платке оставшиеся дольки с ярко-бордовой мякотью.
– Меня угостили этим на пути сюда. Говорят, оно приносит блаженство.
Уроки школы и Университета путались в памяти. На какой порции остановиться, чтобы герцогиня не пыталась более преследовать его, но и не погрузилась в мир грез безоглядно? На лице ее уже появилось мечтательное, зачарованное выражение.
– Какой чудной персик, – протянула де Монтерон. – Он пьянит… Этот парк полон чудес, вы видите, милый барон?
– Вино, – вкрадчиво подсказал Наль. – Вино пьянит.
Завороженно глядя на него, она медленно кивнула.
– Возможно, вы выпили много вина? – презирая себя, спросил он.
– Да, пожалуй, – согласилась герцогиня, призывно протягивая к нему руки.
Он увернулся.
– Будем смотреть на астры… Штерн… – Слова этого он не выучил, но оно должно было соответствовать чему-то из других мидгардских языков.
– Les etoiles?
– О да! Иначе зачем бы мы оказались здесь? – От волнения Наль перешел на германский. – На родине моей в это время совсем не видно звезд. Ночи так светлы. Мы празднуем самую короткую ночь года, а солнце светит из-за гор. Вы можете наблюдать, чего я не мог.
Де Монтерон растроганно погладила его по щеке и запрокинула голову. Он хотел назвать Венец, Светоч, Крылатого Коня и Коленопреклоненного, но вспомнил, что даже если мог бы перевести их буквально, у людей созвездия эти называются по-другому.
– Велите мне вернуться во дворец и ждать вас там?
– Ступайте, милый барон. Ждите!
– Но вы желаете еще посмотреть на звезды, мадам?
Не нашедшая пути привычно выгореть в битве, напряженная собранность осталась в мускулах, спадая частой мелкой дрожью.
– На звезды, созерцания которых вы были так жестоко лишены, – мечтательно протянула де Монтерон. – Как можно отказаться от такого! Вы открыли мне важность простых вещей. А ваш далекий край, где свет солнца льется из-за гор в ночи! Как это прекрасно! – Она оглядела темные изгороди с затаенным восторгом.
Пусть герцогиня сама нарушила этикет франкского и закон норского дворов, на душе у Наля было прескверно. Он должен был догадаться. Не замечал очевидного, того не желая, направил по ложному пути. Зато, проведя ночь в грезах о звездах и северном крае, де Монтерон наутро не вспомнит ни отказа, ни неловкого своего положения. Лишь то, что он сказал ей.
Они вышли смотреть на звезды.
Ожесточенно стирая тыльной стороной ладони чужой поцелуй с губ и ругая себя за наивность, Наль пробирался по живому лабиринту к выходу из боскета. Он угадал чье-то присутствие за поворотом. Многие придворные должны искать свежего воздуха и отдыха для глаз среди садов, но что если они увидят мадам де Монтерон?
Из-за деревьев вышел разодетый маркиз, который пристально наблюдал за гостем во дворце и был чрезвычайно любезен. Даже в темноте различил Наль уже знакомый взгляд и попятился. С другой стороны дорожки вышла еще одна высокая фигура в шляпе. В голове промелькнуло внезапно, что встреча эта неслучайна. Возможно, люди даже слышали смех из-за деревьев, сделали определенные выводы, оценив легкий нрав приезжего барона.
И тут юноша понял свою новую ошибку. Сок огненного фрукта на его ладонях, прием, только что спасший из безвыходного положения, сыграл с ним теперь злую шутку. Наль бросился в узкий просвет живой изгороди и побежал.
Подстриженные кусты оказались предательски острыми, оставив себе на память кусочки кружева и несколько прядей золотых волос. Даже растения здесь пытались сделать его своим трофеем. За спиной загрохотали быстрые тяжелые шаги и развеселенные голоса, подначивающие друг друга на соревнование в погоне. Сказка рассеялась. Это была охота, загон ценного зверя. Наль лучше видел в темноте, двигался стремительно и совершенно бесшумно, однако ему пришлось повернуть в сторону, противоположную от дворца. А еще он не знал парка, в котором преследователи, похоже, были завсегдатаями.
До конца эльнарай не могли объяснить, как влияет огненный фрукт на людей. Спасает там, где более ничто не поможет, и довольно. Воздействие ночного фрукта на них самих было несколько иным. Запах огненного фрукта неумолимо влечет людей, ослабляет самообладание. Но попробовать повернуть одно это слабое явление в свою пользу невозможно.
Перекликаясь хриплыми голосами пополам с азартным смехом, преследователи загоняли Наля с двух сторон. Отбросив надежду достичь карет, он сделал петлю и вновь устремился на отдаленный свет дворцовых окон. Припал на миг к земле, вытер ладони о траву. Рука сама потянулась выхватить шпагу. Если бы не страх за друзей, он вызвал бы на дуэль обоих франков, и проучил бы сполна. Никого нельзя подкарауливать в темноте, пусть даже не зная о встрече с запахом огненного фрукта. Взбежав на каменную скамью, Наль перемахнул через стену кустарников и почти налетел на девушку в одежде служанки.
Улучила свободный миг, чтобы полюбоваться красотами для господ?
– Помогите! – прошептал он по-германски, и хотя та не знала языка, в лице ее отразилось мгновенное понимание происходящего. Развязная перекличка бегущих приближалась. Поборов почтительную робость, служанка схватила юношу за руку и потянула за собой вдоль здания, во тьму, подальше от великолепия парка.
* * *
В тесных помещениях прислуги горели тусклые лампы. Увидев Наля при свете, девушка отчего-то закрыла рот рукой и прослезилась, не сводя с него широко распахнутых глаз. Немолодой мужчина появился из-за прикрытой двери. Девушка что-то отрывисто проговорила ему, обернувшись через плечо. Спохватившись, поклонилась Налю, приседая, а мужчина сделал глубокий поклон.
– Зал, – объяснил Наль, для верности взмахивая кружевными манжетами. – Мне нужно назад. Где все. Чтобы никто не видит.
Пока слуги перешептывались, он позволил себе прислониться к косяку. Схлынувшее после погони волнение осталось неестественной легкостью в теле. Он дышал почти ровно, словно ограничился бодрой прогулкой, однако для здешней погоды и приключений в парке жюстокор слишком жарок. Хотелось смеяться, сесть. Но настороженный лесной зверь внутри более не позволял расслабиться. Похоже, он совсем не знает людей. Разве что эти побоятся навредить господину. Достав надушенный кружевной платок, Наль промокнул лицо от пота и начал обмахиваться. Он все время держал в поле зрения обоих человек и обе двери. Вновь присев, служанка жестом пригласила следовать за ней.
Под обеспокоенными взглядами Наль сделал несколько шагов и резко остановился.
– Зеркало, – сказал он. – Miroir.
В спешно принесенном из смежной комнаты зеркальце отразилось точеное лицо. Помада наполовину стерта и размазана. В глубине настороженных глаз плескалось пережитое потрясение.
– Воды. – Он показал жестами, будто умывается.
Появились таз и кувшин. Наль припал прямо к носику, проливая на полуразвязанный шейный платок и расстегнутый жюстокор. Пересохшее горло требовало больше. Подавляя желание опрокинуть все на себя, он вернул кувшин служанке. Склонился над тазом и подставил сложенные ладони под струю. Придется доверять.
Стук за стеной, шаги!
Наль вскинулся, готовый ко всему.
– Монсеньор, – залепетала девушка, – что вы, что вы! Здесь только слуги.
Юноша медленно выдохнул и заставил себя бегло вымученно улыбнуться. С остатками волнения схлынула и обманчивая легкость. Все однажды случается в первый раз, но лучше бы чему-то совсем не случаться. Скверно. Гадко на душе, и вспомнилась отчего-то та самая битва, после которой каждую ночь он видел на своих руках несмываемую кровь. Пусто, будто все великолепие вокруг оказалось обманом чувств. Герцогиня не вспомнит о его обмане, но сам Наль будет помнить вечно. Под шелком роскошного жюстокора иглой вошло в тело яркое осознание неизбежности столкновения двух миров, теперь такое конкретное, как сок огненного фрукта или порох, запачкавший пальцы.
Старик наблюдал за ним с отеческим участием. Интересно, ровесники они?
Наль приложил мокрые ладони к щекам, ко лбу, охлаждая разгоряченную кожу. Невольно закрыл глаза. Ложь. Ее можно не говорить, просто делать. Что дальше? Кое-как оттерев с лица помаду, он поправил растрепавшиеся волосы, шейный платок, одернул жюстокор и манжеты, кивнул слугам.
– Bien*.
____________________
*Хорошо.
Старик раскрыл дверь, ведущую в такое же полутемное тесное помещение.
– Прошу, монсеньор.
Сказка вернулась. Живое воображение рисовало юноше приключения волшебной страны. Во сне – именно так ощущал он себя, пересекая комнату. Вот и тайный ход. На пороге Наль невольно помедлил, с любопытством разглядывая пышные седые усы старого слуги.
– Они растут у вас прямо из лица, – пробормотал он. К счастью, его не поняли.
Старик почтительно поклонился.
– Venez*, монсеньор, – прошептала девушка.
____________________
* Идемте
Запах огненного фрукта скоро выветрится, и оставшимся в парке преследователям станет стыдно. По крайней мере, Наль надеялся на это, следуя за служанкой к оживленной части дворца. Пусть думают, что напугали наивного мальчика. За такое вряд ли станут мстить. Навстречу попалось еще несколько слуг, но он решительно смотрел перед собой, ни с кем не встречаясь взглядами. Запоздало подумалось, не поставил ли он свою проводницу в двусмысленное положение, но ничего уже было не исправить. Та остановилась, показала вперед.
– Вон туда, туда и туда.
С расстояния слышался шум продолжающегося торжества.
– Merci, – прошептал он, но не удержался от смутившего вначале вопроса. – Отчего вы стали так грустны?
Служанка испуганно покачала головой.
– Allez, monseigneur, s'il vous plaît!*
____________________
* Идите, монсеньор, пожалуйста!
– Вы спасти меня, – улыбнулся он и поцеловал ей руку. Он желал отблагодарить и вызвать на лице ее ответную улыбку, однако девушка побледнела и залилась слезами. Наль растерялся. Этикет эльнарай допускал жест по отношению к простоэльфинам в исключительных случаях, каким, несомненно, являлось спасение. Он снова сделал что-то не так?
– Прекрасный, добрый монсеньор, – повторяла девушка сквозь слезы. – Кто вы? Откуда вы?
Кто-то приближался со стороны зала – шаги, шутки придворных. Служанка, должно быть, еще не могла уловить их. Подчиняясь мгновенному порыву, Наль торопливо снял с пальца перстень с мерцающим опалом и протянул ей. Та в испуге замотала головой, попыталась вернуть. Наль вложил перстень в ее ладонь и настойчиво накрыл сверху своей. Убедившись, что девушка не выронит подарка, он бесшумно проскользнул по коридору. Уже потом, в карете, по пути в желтый особняк, подумал, что не узнал даже, как ее зовут.
* * *
Веселье было в разгаре. Спрятавшийся в нише за статуей полуобнаженной наяды Джерлет потягивал красное вино, когда заметил спешащего к нему друга. Вестери затащил его за статую, пока оба не привлекли внимания. Наль всплеснул руками. Одежда его была помята, локоны слегка растрепались, глаза блестели.
– Разве неправильно наклеил я эту муху? С начала приема ко мне липнут все, даже мужчины, будто я… мед!
Джерлет пожал плечами и протянул наполненный бокал.
– Мы находимся при самом распущенном дворе Мидгарда.
– Самом распущенном и самом влиятельном. – Наль бросил оценивающий взгляд в толпу.
Джерлет застыл, задумчиво рассматривая веселящихся придворных.
– Пока они считают нас людьми, мы могли бы иметь здесь огромную власть.
– Это обернулось бы для нас духовной гибелью. – содрогнулся Наль.
Друг кивнул, не отрываясь от созерцания.
– Неиссякаемый, неподдельный восторг на лицах, обожание, желание услужить. За твое расположение соперничают, тебя осыпают почестями… – Он повернулся и посмотрел Налю прямо в глаза. – Страшно сознавать в себе такие движения души?
– Страшно.
– И мне страшно, хотя я появляюсь здесь уже третий год.
– Однако ты все еще цел после отказов всем этим влиятельным людям.
– Цел, – Джерлет нервно засмеялся. – Стараюсь не есть и не пить ничего, не будучи твердо уверен, не прикасаюсь к подаркам голыми руками…
Наль поперхнулся вином.
– Пей, – безмятежно отмахнулся Джерлет. – Это я пронес из нашей кареты. Однако, где тебя так потрепали?
– Мне сделали предложение, от которого было нелегко отказаться… В прямом смысле.
– А листва?
Норд поспешно вынул из волос маленький зеленый лист.
– Тактическое отступление… пришлось убегать в садах.
Джерлет всплеснул руками. Брови его взметнулись вверх.
– Дитя! Или не предупреждали тебя Гервальд и Шириэль!
– Да, но мне казалось… – Наль кратко пересказал случившееся.
Друг, видимо, не решивший, гневаться ему или смеяться, покачал головой и осушил свой бокал.
– Потому я никогда не приведу на подобное мероприятие моего младшего брата. – Он помолчал еще немного, а потом бросил на Наля взгляд и тонко усмехнулся. – Месье. Мушка ваша где-то отклеилась. Впрочем, она бы тебя не спасла.
21. Деревня
Девятнадцатого дня жаркого месяца «Изумрудная Заря» не пришла. Напрасно Наль ожидал ее в порту и в следующие дни. Теперь он низко надвигал на лоб украшенную пером широкополую шляпу и стремился не задерживаться на виду у людей дольше, чем того требовала необходимость. Обед заказывал в снятую комнату гостиницы, никогда не останавливался в общем зале. Перед отъездом из Парижа пришлось занять денег у Джерлета, но попросить необходимую сумму целиком не позволила гордость. Со скромными даже для людей гостиничными порциями Наль был постоянно голоден. Измотанный ожиданием и неизвестностью, юноша кружил с приходом сумерек по торговой площади, окруженный морем мелькающих жизней, чужой, инородный для этой земли и ее обитателей. Теперь только он обратил внимание на герб Гавани-пристанища, которую люди именовали «Гаванью благодати».
– Саламандра, – прошептал юноша, разглядывая расположенную под тремя геральдическими лилиями ящерицу в языках пламени. – Она преследует меня.
Опустившись на медленно остывающий каменный парапет на краю торговой площади, Наль подсунул под себя руки и вытянул ноги, наблюдая из-под шляпы, как сгущается ночная темнота. Только выплывали из густой сырой теплой мглы редкие фигуры, да слышались то здесь, то там, негромкие сдержанные или звучные подвыпившие голоса, цокот копыт. С тишиной обострялись душевные муки. По пути из дворца франков Наль заснул прямо в карете, как обыкновенный мальчишка, на чью долю на мгновение выпало держать на плечах безопасность целого королевства. Но другое королевство не удержал – родной Исналор. Он нарушил присягу, данную королю. Он праздно шатается по улицам, пока норское войско идет навстречу орочьей орде. И что-либо изменить он не властен. Блестящий командир сотни Исналора отбивается теперь от падших женщин, что, завидев его в преддверии порта, еще долго кричат вслед.
Торговка присела рядом – загорелое лицо и морщинки в углах глаз и губ, темное длинное платье, чепец. Пока Наль раздумывал, уйти ли от греха подальше, та протянула ему яблоко. Эльнор удивленно воззрился на него, усмехнулся, вспоминая недавнее вынужденное приключение. И вот теперь угощение ни с того ни с сего предлагают ему. Зачем?
– Бери-бери, – торговка словно прочла мысли Наля. – Наши яблоки для вас не опасны.
Он сумел не измениться в лице, разве только глаза расширились и вспыхнули изумлением. Но люди плохо видят в темноте.
– Пардон, мадам?
– Ой полно, – махнула та на него свободной рукой, – я тебя тут уж который день вижу. Ходишь как неприкаянный, от людей шарахаешься. Чай корабль-то твой уплыл, вот и не можешь вернуться в свой Тир На Ног*? – Она ткнула яблоко Налю. – Голодаешь небось, от нас-то прячась. Вон худой какой. Ешь, бедолажный.
Это слово – malchanceux – Наль услышал от моряков, обсуждавших упавшего с мачты товарища. Приятно было почерпнуть из портовых разговоров нечто пристойное.
____________________
* В кельтской мифологии остров вечной юности и блаженства, где нет болезней и страданий, населен Племенами богини Дану.
– Я не…
Солгать невозможно, да и бессмысленно! Но каковы представления ее и откуда усвоены? Возможно, он мог бы объяснить, что не принадлежит к тем сущностям, что воруют из колыбелей детей, оставляя своих странных сморщенных подменышей, пугают и портят скот, мешают хозяйству, злонамеренно путают пряжу, зачаровывают людей и лишают тех рассудка, совращают или уводят к себе…
Однажды он уже зачаровал, и не самым безобидным образом, если последнее вообще возможно. Пусть совратить пытались его, камень с души за вынужденную самозащиту так и не упал.
Торговка встала.
– Знаю. Иначе и не подошла бы к тебе.
Потуже затянув на плечах шаль, она пошла к телеге, возле которой возился мужчина с засученными рукавами. Оба покинули площадь под скрип колес и тихий стук копыт. Наль долго смотрел на яблоко в своей руке, а потом тряхнул головой и с хрустом откусил половину.
* * *
Всего несколько шагов от невысокой церкви Нотр Дам де Грас с арочными окнами и наборными колоннами, и он попадал в порт. Чужой говор сделался почти привычным, как запах затхлого сырого гниения, рыбы и пота, перемежаемые бранью резкие крики, ветер с моря и скачущие блики на волнах. Рыбаки сетовали на снижение уловов трески, купцы обсуждали дела Ост-Индской компании, а моряки – собственные набранные в тавернах долги, единственным путем выплатить которые представлялось отправиться в земли, где свирепствовала малярия, и доставить оттуда рабов на заморские плантации. Иногда в порту встречались люди с эбонитовой кожей и черными глазами, как невольные, так и свободные, ожившие иллюстрации из книг про далекие полумифические берега. Среди мачт витало леденящее эхо стонов и лязга цепей, но никто из людей, похоже, не слышал его. Матросы со свистом или бранью грузили на корабли металлы, ткани, зерновые и оружие. С пристающих в порту из Антилии кораблей разгружали сахар, специи, хлопок и зерна для чернильного напитка.
Никто из портовых эльнарай не знал, что могло случиться с «Зарей», поговаривали лишь, что у берегов Антилии, куда лежал ее путь прежде возвращения в Скерсалор, совсем неспокойно. Отчаявшись, вместе с другими эльфами Наль отыскал подходящее человеческое судно, и двадцать первого дня они отчалили в направлении Северных Королевств. Единственную радость дарили красоты путешествия. Придерживая украшенную пером широкополую шляпу, юноша всматривался в жемчужно-розовую зарю на границе миров, что плавилась в золоте садящегося за край солнца. Дни ослепляли яркостью лучей и лазурью пенящихся волн, ночью корабль со всех сторон поглощала тьма, рассекаемая узкой дрожащей лунной дорожкой. Где-то в необозримой дали лежал в загадочной дымке берег Антилии.
– Можно ли исправить непоправимое? – спросил Наль, с тоской следя за спускающимся красным солнцем. Волны окрасились в искрящийся багрянец.
– Зависит от степени непоправимости. – Прожженный солнцем и ромом боцман даже вынул изо рта трубку. Он с любопытством оглядел юношу: – Полюбившуюся девицу выдают за другого? Или она уже замужем?
Палуба мерно раскачивалась. Где-то за спиной раздавался пронзительный скрип.
– Я принес присягу моему господину, которому обязан слишком многим. А когда настало время исполнить долг, даже не был рядом. Другие делают это за меня.
Боцман задумчиво потер тронутую сединой черную бородку.
– Что сделано, то сделано, парень. Разве что ты найдешь способ отплатить своему господину вдвойне.
– Вдвойне…
Из-за неудачного ветра и спорных решений капитана путь до Юных Земель занял едва ли не в три раза дольше положенного. На побережье Альбиона пришлось совершить пересадку. Он девять суток ждал отправления корабля, а накануне отплытия с ним во второй раз в жизни случилась мигрень, столь сильная, что он перепутал день с ночью, и явился на место, опоздав на сутки.
В Юных Землях ходили тревожные слухи. Помимо дипломатических делегаций путешествия между Королевствами стали редки, и он не смог добиться ни от кого подробных и проверенных вестей о пропущенном походе на орду за Дорогой Дружбы. Проживая неподалеку от порта, в маленькой эльнарайской гостинице, маскирующейся под ночлежку рыбаков, торговцев и их семей, Наль не мог уклоняться от гнетущих мыслей. Морской воздух и чудный вид на другой берег Галльского пролива в ясные дни были ему единственным утешением. Окончился ли уже поход? Был ли он успешным, и каких потерь стоил? Все ли Фрозенблейды вернулись домой? Море плескалось о белые меловые скалы, шелестел ветер в лугах клевера. Ответа не было. Желая заняться делом, он помогал владельцам гостиницы добывать провизию для постояльцев. Пять дней в седмицу на столе была свежая рыба. Перебирая снасти покрывшимися золотистым загаром руками, он размышлял, кто из Фрозенблейдов отправился в поход вместо него.