Андрей Жолуд
Последний замысел Хэа
И посмотрела вокруг.
Зелёного было больше. Разных оттенков, от светло-зелёной листвы и беглянок до темно-зелёных стволов. И между этих стволов, среди их ветвей висели жёлто-оранжевые огоньки. Висели в воздухе. Яркие, словно кусочки солнца, они переливались, а может, крутились, и становились то жёлтыми, то оранжевыми.
А лепестки…
Теперь они стали действительно лепестками. Зелёные, красные, жёлтые. Они всё так же кружились вокруг, особенно там, где висели огоньки, но теперь это был не пепел, не хлопья. Теперь это были бабочки. Точнее, крылья светящихся бабочек.
Мухоморы оказались мухоморами, как ни странно. Белая ножка и красная шляпка, с жёлтыми пятнами.
И между этими мухоморами, между зелёным подлеском скакали прыгунчики. Разных цветов, от голубого до красного.
Буйство красок бросалось в глаза.
Но было что-то ещё…
Стало ярче.
Как будто лампа, горевшая вчетверть накала, разгорелась по полной.
Нет, что-то ещё…
Узоры растений, что покрывали тропинку, стали ещё красивее. Даже толстые нити, похожие на верёвки, натянутые между деревьями, оказались не просто зелёными нитями, а косичками, сплетёнными из нитей поменьше, а приглядевшись, можно было увидеть листочки, которые их покрывали.
И Первая понимала, что это не мир сделался ярче, богаче, цветастее, это она изменилась. Она стала лучше видеть. Да и не только видеть, она стала слышать. То, что казалось немым, вдруг запело. Первая слышала трели, слышала ахи и охи, слышала шёпот. Далёкий, но чёткий. Она стала лучше дышать. Даже лучше, чем в том, верхнем, нижнем, не важно, но в том, своём мире. Воздух был чистый. И вкусный.
Девушка ахнула.
Если и есть где-то сказка, то вот она, рядом.
Окружающее захватило, завлекло её так, что Первая не увидела самого главного, самого значимого изменения – Мутный исчез.
Она оказалась одна.
– Мутный! – крикнула девушка, заметив пропажу, – Мутный!
– Тише, – раздался голос.
– Я тут решил поохотиться, – парень показал свой улов – несколько мелких существ. Размером и цветом как белка, с одним большим глазом на мордочке, плоской и круглой, как блин, с длинными задними лапами, как у озёрных прыгунчиков, и маленькими передними.
– Ты их поймал, всех и сразу? – спросила девушка, приподнимая передние лапки. Каждая такая лапка заканчивалась острым кривым коготком.
– Не всех и не сразу. Вначале поймал одного, потом второго, третьего, – парень стал разводить огонь, – я понял, как их приманить. Начал свистеть – они прискакали. И знаешь, когда я поймал самого первого, остальные стояли и молча смотрели.
– Ты шутишь?
– Нет. Честно.
– Может, они тут непуганы.
– Может.
Одноглазка оказалась нежной. Как кролик. Вкус необычный, как будто с душком, но терпимо.
– Я походил, присмотрелся, – рассказывал Мутный, – такие чудеса. Не читал "Приключений", но знаешь…
Первая фыркнула.
Всё, что её окружало, уже превзошло "Приключения". За исключением Дальнего города. То, что творилось там, превзойти невозможно. Хотя, если так будет и дальше, Дальний поблекнет.
Девушка обглодала косточку и посмотрела на парня. Сытая и довольная:
– Говори.
– Тут в небе висят кристаллы. Ты представляешь. Висят.
– Просто висят? Без опоры?
– Да. Без опоры.
– Ах, вот как? За что они держатся? – Первая говорила обычным будничным голосом. Сытость наполнила тело, и всё казалось обыденным – и кристаллы, и шар, висящий над головой, и этот ковёр из беглянок.
– За воздух… Не знаю. Ну, может, как струйки. Как огоньки.
– Посмотрим?
– Посмотрим. Но после…
Девушка улыбнулась.
В животе разлилось ожидание.
Неужели, чтобы спасти отношения, только это и было нужно – проникнуть в соседний мир и начать его поедать? Такая малость.
– И правда. Висят.
Кристалл был не просто сияющий. Его цвета менялись, от голубого до сине-зелёного. Переливались, перетекали один в другой, отдельными сторонами, разными участками этих сторон. Медленно, как и всё в этом мире.
Такое она не видела. Да, есть в мире камни, разные грани которых светят по-разному, если их повернуть. Но тут кристаллы висели не двигаясь. Казалось, камень живёт, своей особой размеренной жизнью. Ведь и цвета менялись совсем без порядка, весьма хаотично, по воле висящего камня.
Висящего без всякой опоры.
– Я трогал, – ответил Мутный, – пытался сдвинуть.
– Не получилось.
– Не получилось.
– А может не надо трогать и двигать всё, что увидишь? Вдруг это опасно?
– Ты права, – парень вздохнул, – это, наверное, в природе человека – всё трогать и щупать.
– Такие мы, люди.
– Такие… Он за всё это время не сдвинулся. Видишь? – Мутный показал на веточку, торчащую под кристаллом, – воткнул, когда ты спала. Кристалл как висел, так и висит, строго над палкой.
– Может, разочек, ещё, под кристаллом? – девушка в ожидании посмотрела на парня.
Мутный отвёл глаза:
– Сама говорила – опасно. Мир не знакомый. Кристалл… Кто его знает, что за кристалл? Как он подействует? Надо идти, выполнять своё предназначение. Так говорил Рубо.
Первая фыркнула:
– Рубо… Это тот, который и сам то не знал своего предназначения? Ладно, – проводница схватила мешок, – идти так идти. Удовольствия после. Так говорит Мутный.
Кристаллы росли по всему местному лесу. Продолговатые, разных размеров – маленькие, с ладонь, средние. И большие. Эти, высотой с небольшую башенку, висели выше, на высоте в два или три человеческих роста.
И на самых больших кристаллах росли деревья. В прямом смысле слова. Обхватив их своими корнями, вонзившись в их плоть и буквально всосавшись. Деревья эти были особенные, и отличались от обычных росших поблизости тем, что их кроны, казавшиеся более пышными, светились ярче.
Все кристаллы переливались, но не все казались здоровыми. Пару раз им попались мутные и почти поблекшие. Поверхность их почернела, на ней появились неровности, трещины, сколы. В основном это были кристаллы, на которых росли, или судя по лежащим поодаль сгнившим стволам, когда-то росли деревья. Дерево выпило жизнь, и кристалл заболел, заметила Первая.
– Куда мы идём? – задавала она вопрос. Не ожидая ответа, скорее так, размышляя, вслух.
Мутный молчал.
Однажды девушка испугалась, когда на плечо село существо, похожее на загадочного скорпиона из "Приключений". Но голова у него была круглая, как у человека, а лапки длинные и чешуйчатые. И на этих лапках такие же длинные и весьма цепкие пальцы.
Существо противно так стрекотало, как огромный кузнечик, и вращало своими глазами, похожих на два тёмных шарика, вставленных в голову.
– Ааа! – крикнула девушка и крутанулась корпусом.
Где там. Недозверёк-недонасекомое крепко вцепилось в плечо и вертело своим мерзким блестящим хвостом.
Хватать его рукой было противно, а кроме того, и боязно. Слава Обиженному, у Мутного на этот счёт были другие мысли.
– Спасибо, – сказала Первая, у которой неожиданно брызнули слёзы, – оно такое уродливое.
– Мы для них тоже, – философски заметил Мутный, – возможно, оно перепугалось, увидев тебя, потому и вцепилось.
– Спасибо… на добром слове, – Первая зарыдала.
Пришлось её успокаивать.
Заточив прямую и длинную ветку, Мутный изобрёл копьецо. И этим копьецом они добывали пищу.
Девушка предлагала “Милосердие” – кинжал, с которым она никогда не расставались, но тот показался коротким. Широким. Броским. А может, то отговорки, и всему виной честолюбие – так подумала Первая.
Животные и впрямь казались непуганые. Охота приносила удовольствие, и, что не менее важно, ласкала мужское начало. Мутный свистел, скрипел, цокал, издавал всевозможные звуки, пока не находил тот, который приманит зверька. И, если зверёк приходил, пронзал его веткой.
– Ничего личного, – говорил он обычно, наблюдая трепыхающееся тельце, – но нам нужно есть.
Следующим на трапезу попал страж – так прозвала Первая необычное зелёное существо, пока сдирала с него шкурку и чистила “Милосердием” внутренности.
С носом и лапами, напоминавшими ветки, телом, похожим на крупный стручок, узкими красными глазами, начинавшимися у носа и кончавшимися чуть ли не на затылке. И на этот светлый стручок натянут тёмно-зелёный плащ, совсем как у стражей, с многочисленными оборками, складками и изгибами.
Существо-страж
Вкус у него был противный, а после трапезы долго крутило живот. Первая, сидя в подлеске, понимала, что это далеко не последний подобный случай, и сетовала на то, что одноглазок так мало – с тех самых пор, как они попробовали их мясо, зверьки куда-то пропали.
Девушка посмотрела на небо, и вспомнила.
"Навус".
Откуда пришло это слово, и что оно значит? И почему она вспомнила это сейчас?
Загадка…
Загадки плодились, их было много, но девушка верила – самое загадочное ещё впереди.
– Куда мы идём, не знаю, – сказала она, как только вернулась к Мутному, – но хочу тебя познакомить – Навус.
И вскинула руки.
Впереди вырастал новый лес – и лес уходил в небеса, так, будто они поднимались. Хотя идти было легко, и путники не предавали этому значения.
Но однажды, ступив на поляну и поправив заплечный мешок, Мутный сказал:
– Это так.
– Это так?
– Да. Нам всегда будет казаться, что мы внизу. Посмотри, – он обернулся.
Позади поднимались холмы, покрытые лесом.
Девушка посмотрела вперёд.
Впереди поднимались холмы, покрытые лесом.
– Чудеса.
– И что тут чудесного?
– Мы на дне. Хотя поднимались.
– Мир круглый, и маленький, – парень начертил круг, – мы внутри, – он начертил человечков. Мы будем внизу. Всегда. Куда бы ни шли.
– Постой. А как же наш мир? Как же мир "Приключений"?
– Мир "Приключений" не знаю. Возможно, он плоский. А наш, – парень задумался, – наш мир большой. Потому тоже кажется плоским.
– А знаешь, – задумалась девушка, – горы то поднимаются. Высоко-высоко. Даже слишком. У нас точно так же.
– Да нет, это горы. Хотя… Возможно, ты и права.
– Вот видишь, – та засияла, – я тоже бываю смышлёной.
– Вот видишь, я тоже, – подразнил её Мутный и поймал лепесток. Зубами.
Тот трепыхался, но после затих.
Парень взял его тело и принялся изучать.
– Эх, жаль, нет прибора, что был у Пытливого. «Помнишь?» —спросил он у Первой.
Но та лишь поморщилась.
– Ты сделал ужасное, – сказала она.
– Я сделал ужасное, – согласился Мутный. И съел лепесток, чем заставил девушку отвернуться.
Они зашагали дальше.
Несмотря на то, что спины были нагружены, а шли они долго, ноги не уставали. Всё в этом мире казалось лёгким и близким.
Путники перепробовали, наверно, пол леса. Так что с дегустацией можно было завязывать. Можно, но не хотелось.
Впрочем, они уже знали, что тут съедобно. Всё оказалось просто – пищу синих и красных оттенков есть можно, зелёных – нельзя. Это касалось животных, и это касалось растений, среди которых попадались необычные и в то же время очень лакомые плоды.
Мухоморов было много, но мухоморы они не ели. Только понюхали и попробовали сломать. Так и выяснили, что это никакие не мухоморы.
Но внешнее сходство было разительным, и искушать судьбу не хотелось.
– Ты слышишь? – парень остановился.
– Что именно? – девушка слышала. Трели, какие-то вздохи, позёвы, слышала треск, далёкий и редкий, слышала шёпот.
– Шёпот. Он становится ближе.
– Да, – Первая согласилась, – но это, возможно, журчанье. Реки́, водопада.
– Нет. Слишком прерывисто. Слышишь?
Действительно. Шёпот слегка умолкал, а потом становился громче.
– Возможно, там живут паучки, – предположила девушка, – и что-нибудь делают.
– Возможно.
– Странно, что мы до сих пор их не видели.
– Чего же тут странного? Живут они, скорее всего, так же компактно, как люди, в селениях, и далеко не отходят.
– Наверно.
– Смотри, – парень показал куда-то рукой.
Девушка пригляделась.
И увидела.
Существо размером с саммаку. Голубого и серого цвета, тело покрыто прыщами, а, может быть, ямками. Но удивительнее всего казались конечности и голова. Конечностей у животного было три, длинных, уродливых, и поставлены они были… Обиженный их знает, как они были поставлены. Или одна нога справа, две слева, или наоборот, или все посередине. Впрочем, ещё был хвост, поднятый кверху, похожий на четвёртую лапу, растущую из спины. А голова… Головой эти твари напоминали хранителей. Овальная, сморщенная, с черными бусинами глаз. Вылезай она из яйца, сходство бы было разительным. За исключением ног.
– Уродец, – сказала девушка, – потерял свою лапку.
– Я так не думаю, – Мутный показал на другого. Тот выходил из подлеска, на тех же трёх лапах, и с любопытством разглядывал путников.
Как и первый.
– Я попытаюсь их приманить, – парень стал цокать, свистеть, сжимал, разжимал свои губы, скрипел, стрекотал… Бесполезно. Животные не приближались.
Они продолжали смотреть, так, как он бы смотрел на них. Если бы они вытворяли, то же.
Мутный взял свою палку.
Но не успел он её поднять, как охота закончилась. Животные убежали, достаточно резво. И как-то бочком. При этом казалось, что тела этих странных существ земли не касались, а лишь проплывали чуть выше, слегка помогая лапами.
– Они какие-то умные, – парень казался подавленным.
– Ладно, хватит оправдываться, – девушка приблизилась к Мутному и взяла его голову в руки, – ты мой добытчик. Не получилось, сладенький? Не получилось, миленький? Ну, ты не расстраивайся. Не расстраивайся…
Всё закончилось как обычно.
У них последнее время всё только так и заканчивалось.
– Интересно, – Мутный лежал, заложив за голову руки.
Небо рождало загадки.
Почему это вблизи у поверхности оно светлое, а выше, около шара, тёмное? Если мир – это полость, и на обратной стороне леса, то эти леса тоже должны светиться, хотя бы чуть-чуть.
Но шар. Этот шар, нависший над ними. Его прожилки были похожи на вены чудовищного исполина, который силится разорвать свои путы, силится, но не может. Путы же крутятся, путы вихрятся, сжимая тело.
Первая лежала рядом.
Но думала она о другом.
Ей нравился этот мир. Мир, который подарил новые, небывалые ощущения. Сказочный мир. Чужой. В лучшем смысле. Чужой мир хорош хотя бы тем, что не надо искать что-то укромное, чтобы уединиться. Сам мир – одно большое укромное место.
– Интересно, там кто-то бывал? – спросил Мутный у девушки.
– Ты имеешь в виду Навус?
– Навус, так Навус, – парень смотрел не мигая. Ему хотелось лучше разглядеть движение вихрей, как будто, поняв их движение, он проникнет в их тайну, – где ты нашла это слово?
– Сама не знаю. Может, из снов. А может, придумала.
– Мне сны не снятся.
– Всем снятся. Но все забывают. Кто-то сразу, кто-то потом. "Сны – это жизнь внутри жизни" – говорила бабушка.
– Ты на неё похожа?
– Папа говорит – нет. Говорит, я ни на кого не похожа. Одна. Такая. Знаешь, как папа звал меня в детстве?
Мутный не знал.
– Стрикляточка.
– Ну… Это имя тебе подходит. Ты много гудишь.
– Ах, негодник, – Первая притворилась рассерженной.
– Расскажи что-нибудь из "Приключений", – попросил парень, – я знаю, там тоже был шар. Типа… Навуса.
– Ну, шар, и не шар, и не всегда только шар. Иногда половинка.
– Ах, да. Любящая рассказывала.
– Но в "Приключениях" месяц был полный. И, бывало, горел очень ярко, так, что было светло. И по ночам можно было читать. Без лампы.
– А ночи там были короткие.
– Да, очень короткие. И вот, в одну из ночей Листик увидел город. Освещённый так, что ему показалось, что это не город, а море огня. Такой огромный, что уходил за холмы и за холмами терялся.
– Дальний город.
– Да. Так назвал его Листик. В этом городе у каждой вещи была душа. Души фонарей зажигали фонари по ночам, души повозок двигали повозки, души мельниц мололи муку. Как все, получали деньги и отдыхали после работы.
– То есть они уставали и не могли работать всё время?
– Не могли. Как и обычные люди, их в Дальнем городе тоже было немало. Но зато фонари горели без масла, в телеги никого не впрягали, а мельницы крутились без ветра. Или воды.
– Это удобно, – заметил Мутный.
– Конечно.
– То есть все в этом городе работали и получали за это деньги?
– Кроме чародеев. Но чародеи тоже не сидели без дела. Они следили за порядком, балансом магии, и магическим источником. Получается, тоже работали.
– И этот источник иссяк?
– Почему ты так думаешь?
– Предполагаю. Если в сказке есть источник, с ним обязательно что-нибудь происходит. Как в сказке об обнаглевшей саммаке.
– Из сказок Длинного Леса, – добавила Первая, и вздохнула, – ну да, источник иссяк. И с городом случилась беда.
– И кто его спас? Листик?
– Откуда ты знаешь?
– Предполагаю. Главный герой обычно спасает.
Первая фыркнула:
– Ты, наверно, читал.
– Нет, не читал.
– Вот нахал. Прямо как этот, Трёхглазый.
– О, ты вспомнила.
– Интересно, где он теперь?
– Где угодно. Это же шкодник. Очарованный.
– Так сказал Висмут.
– Так сказал Висмут.
– Интересно, где он теперь? – проводница вздохнула. И посмотрела на парня.
Тот отвернулся.
– Чего?
– Ничего.
– Ты обиделся.
Мутный молчал.
Девушка развернула к себе его голову, и молча поцеловала.
Шёпот стал ближе.
– Он ближе, – парень поставил мешок.
– Мы всё идём и идём, а он всё ближе и ближе, – после долгого перехода Первая начала уставать. Поэтому с удовольствием рухнула рядом.
– Нет, – Мутный прислушался, – шёпот шептуна.
– Шептуна? – удивилась девушка.
– Да нет, – парень покачал головой, – я не о том. Шептуна здесь нет. Да и не похоже. Не знаю, говорил я тебе? Шептун – он не шепчет. Шептун… как это сказать то правильно… бормочет. А то, что он шепчет, придумали люди. Я о другом. "Шёпот" шептуна очень низкий, как у ангела, когда он клёкает, горлом. Не стрекочет, а именно клёкает. И это клёканье слышно везде, даже там, где ничего больше не слышно. Так и шептун. То есть чем ниже звук, тем дальше слышно.
– Хотя это не шёпот, – поправила девушка.
– Да.
– И большинство людей эти звуки не слышат.
Мутный вздохнул:
– Я тоже не слышал. Слышал деревья. А животных стал слышать только тогда, перед ночью. И знаешь, возможно, не только я. Мне кажется, здесь с нами что-то случилось, мы стали другими. Видим и слышим, что раньше не видели и не слышали.
– И шёпот.
– И шёпот. Ты заметила, какой он гулкий?
– Заметила.
– И знаешь. Он изменился, прямо сейчас. Это как с шептуном. Когда я к нему подходил, звук менялся. А это значит, мы близко.
Первая улыбнулась.
"Как это он умудряется так говорить, что простое становится сложным? – подумала девушка, – сказал бы просто – звук изменился, значит, мы близко. Почему, спросила бы я. Да потому, ответил бы он, что я знаю, я же слухач. И всё."
– Нам скоро спать, – сказала она.
– Пройдём чуть вперёд, – Мутный надел свой мешок, – там вроде поляна.
– Пройдём, – согласилась Первая. Всем своим видом давая понять, что не согласна. Поляна, поляна. В лесу спать удобнее. В лесу не боишься, что этот огромный Навус сейчас упадёт и раздавит.
Но впереди была не просто поляна.
Впереди было озеро.
– О, озеро! Озеро! – девушку охватил восторг.
Она сможет помыться, впервые. Не так, из ручья и частями, а вся, целиком. Полностью. Окунуться, нырнуть.
Первая начала раздеваться.
– Ты со мной? – кричала она, врезаясь в тёплую воду.
Но Мутный уже бежал, следом.
Наверное, это были лучшие минуты, которые они провели. Потом, по прошествии времени, Первая часто возвращалась к этим своим ощущениям. И понимала – да, это и правда были лучшие минуты.
Взявшись за руки, счастливые и удовлетворённые, они выходили на берег.
И в это время произошло ещё одно событие, которое добавило красок и оправило эти мгновения в прямо-таки сказочный ореол.
На них слетелись огоньки.
Нет, не те, что летали в лесу, лениво перемещаясь с места на место.
Эти были маленькие, вроде песчинок, и песчинки роем спустились на путников. Спустились, и стали кружиться. Вокруг обнажённых после купания тел, всё ближе и ближе, легонько касаясь, и вызывая чувство какого-то особого щемящего удовольствия. Которое не испытаешь, даже лёжа на самой мягкой постели. “О, мягкой постели”, – подумала Первая.
И заглянула в себя.
Ей показалось, что тело щекотят, пёрышком. Но не снаружи, а изнутри. Прикасаясь к самым чувствительным зонам.
Двигаться, что-то делать – нет, не хотелось. Но Первая была любопытна. Девушка приподняла ладонь и зачерпнула из роя. А после разжала и стала смотреть.
Медленно, словно мелкий, очень мелкий песок, огоньки протекали сквозь пальцы и снова влетали в рой.
– Чудеса, – сказала девушка вслух.
И посмотрела на парня.
Обычно такой равнодушный и даже бесчувственный, Мутный закрыл глаза. И куда-то уплыл.
– Быть может, останемся здесь? – спросил он у Первой. После того, как очнулся.
– А как же предназначение? Как же Рубо, в конце концов?
Парень вздохнул.
Да, был соблазн – забыть обо всём и остаться. Здесь. Навсегда. Среди огоньков, что кружатся роем.
Но девушка была права – надо идти. И она не жалела об этом своём решении. Особенно когда узнала, что это были за огоньки.
Они заснули у озера. Нагие, в обнимку, забыв обо всём.
А проснувшись и удовлетворив свои насущные потребности, оделись и снова пустились в путь.
Который раз в этом мире.
Идти было легко, пока ещё достаточно легко, но всё же не так, как в самом начале.
– Плыли бы по реке, – сказал парень, – тогда бы мы не устали. Идём неизвестно куда неизвестно зачем, поэтому разницы нет.
– И правда, – ответила девушка, – чего это мы?
– А я предлагал.
– Ты предлагал?
– Да, на лодке. Но ты мне сказала "зачем?". Велела причаливать.
– Я велела причаливать?? – девушка остановилась, – да это я предлагала плыть!
И побежала за парнем, потому что тот только прибавил шаг.
– Ты что это вдруг? – спросила она.
Мутный не отвечал. Он рисовал самое подлое состояние, которое только мог рисовать – человека, который знает, что прав, и не хочет тратить усилия на ненужные споры.
Но всё же остановился.
– Послушай, – сказал он Первой, и замер, прислушиваясь, – шёпот левее. Значит, туда.
– Через лес?
– Да. Ты же хочешь узнать, что это за шёпот?
Девушка фыркнула:
– А я об этом не говорила. Это ты обратил внимание.
– Но узнать то ты хочешь?
– Нет, не хочу, – девушка сморщила нос.
– Ха, – сказал Мутный, – ну ладно. Пойдём по тропинке.
– Пойдём.
И они пошли по тропинке.
Всё шли и шли. И казалось, тропинка не кончится. Никогда.
Но она кончилась.
Потому что кончился лес.
– Этот мир удивляет всё больше и больше, – Первая не могла надышаться. Воздух, легкий и влажный одновременно. Теплый, но не удушливый. Как запах равнины после дождя.
И на этой равнине росли цветы. Огромные, с человеческий рост. Или грибы. Или и то и другое. Или не то, не другое. Как странно…
– Как странно, – сказала девушка, – этот мир удивляет всё больше и больше.
– Что же тут странного, – Мутный пощупал стебель. Твёрдый как дерево, – любой мир это мир. А значит, богат и не похож на другие. И любой удивляет.
– И что же? Не удивляться? Смотреть трезвым взглядом? Ты после озера так не считал.
Парень задумался:
– Огонёчки… ну, это что-то вроде местного алкоголя. Они меняют мышление. Воздействуют на восприятие.
– Даа?? – теперь усмехнулась Первая, – а всё, что мы видим, не воздействует на наше восприятие? Да по-моему это и есть восприятие.
– Хорошо. Я согласен. Меня это тоже всё удивляет. Но мы на чужой, совершенно чужой земле, здесь за каждым кустом может таиться опасность, та, про которую мы даже и думать не смеем, что это опасность. Поэтому просто так восхищаться не выход. Надо смотреть на всё трезво.
Парень взял с земли камень, круглый и достаточно крупный, в светящихся серых прожилках. Он бросил этот камень в цветок, снизу вверх, и невольно отпрянул – один из отростков, который казался красивой частью цветка, схватил этот камень, и, повертев, отпустил.
– Вот видишь, – продолжил Мутный с серьёзным задумчивым взглядом, – здесь всё опаснее, чем в лесу. Мне почему-то сразу так показалось. Может, потому что всё здесь цветастее и извилистее. Не знаю, – Мутный пожал плечами.
– Да, скорости здесь не те, – Первая сопоставила медлительность леса с быстротой реакции цветка, – но, возможно, цветок не опасен. Возможно, он просто спасался от камня. Ну, или играл.
– Ключевое слово – возможно. Не забывай, что мы в чужом мире. Даже Белая Россыпь к нам ближе. Не по расстоянию, по родству. В конце концов, с Россыпью мы дышим одним и тем же воздухом.
"Боже, как ты умеешь опошлить прекрасное" – Первая готова была обидеться. Но окружающее сглаживало негативные эмоции, окружающее волновало больше, чем нудность самого близкого человека, и вместо того, чтобы обидеться, девушка улыбнулась.
– Пошли, – предложила она.
– Куда? – Мутный казался растерянным, – тропинка то кончилась.
– Прямо. Или на звук.
– Погоди, – сказал парень и начал смотреть по сторонам, словно что-то выискивал, – надо запомнить место. Чтобы вернуться.
"Вернуться… Хорошее слово" – подумала девушка, помогая искать упавшие ветки. Чтобы потом отыскать это место, Мутный решил устроить шалаш. Хотя, возможно, и зря. Можно пройти этот мир, и ничего не найти, и вернуться обратно, по кругу. Знать бы еще, чего они ищут.
Идти под огромными растениями, похожими на гигантские тянучки, на самой вершине которых растут такие же гигантские цветы. О, это чувство.
Первая представляла себя маленькой твердотелкой, вроде нежданчика. Это ощущение приятно щекотало, и, как ни странно, успокаивало. Если ты маленький, тебя не найдут, ты сможешь спрятаться от любого великана.
Но великанов не попадалось. Цветы росли большие, а вот животные… животные прыгали маленькие. Как и в лесу. До сих пор путники не встретили кого-то крупнее тех самых уродливых трёхлапых недопаучков.
Под ногами начало хлюпать.
– Мы попали в болото, – сказала Первая.
– Давай снимем обувь, – предложил Мутный после того, как хлюпать стало в ботинках.
Вода была тёплая, а покров из беглянок мягкий, и шли они быстро.
– Стой, – произнёс парень, так тихо, что Первая вздрогнула – он что-то увидел.
И пригляделась.
Впереди стояло существо, то самое голубое существо, которое в первые сутки их путешествия так смешно перепрыгнуло через Мутного.
Девушка чувствовала дыхание парня и понимала, что в нём взыграло. Мутный хотел отыграться за ту, самую первую неудачу.
Они приближались.
– Оно? Не оно? – парень пытался понять. Вроде такие же лапы. Но существо было меньше и при этом как будто… не то.
"Какая разница" – хотела сказать девушка, делая вид, что не понимает стараний спутника. В последнее время их отношения стали казаться морем, бушующим в непогоду. После часов самой чувственной близости, на гребне волны, следовали впадины какого-то шкодливого настроения, когда хотелось достать, раззадорить, унизить. Причём с обоих сторон. И да, это было гораздо лучше того мёртвого штиля, что недавно сковал их корабль.
Корабль. Это было прекрасное сравнение. Чувствовать, что под тобою корабль, разрезающий волны чужого моря…
Девушка вскинула брови.
Впереди происходило кое-что странное.
Существо изменялось.
У него появилась шея. Лапы выпрямились и встали друг к другу. Передние конечности, наоборот, стали дальше и переместились на бока, вместо когтей на них выросло пять разновеликих отростков. Голова стала круглой, бугорок под глазами вытянулся, рот стал шире и уже.
– Человек, – ахнула Первая.
– Человечек, – поправил Мутный.
С крупными ладонями, слишком большими глазами и голубой кожей, в остальном это был вполне правдоподобный ребёнок.
– Оно имитатор, – добавил парень, – вначале превратилось в то дугорукое, теперь в нас.
– Оно копалось в мозгах?
– Не думаю. Просто смотрело. Если бы копалось, еще бы и разговаривало.
– Как Рубо, – вздохнула девушка, – как его не хватает. Рубо бы нам объяснил.
– Что? – парень занервничал, – ну что бы он тут объяснил? Он же здесь не бывал.
– Ты ревнуешь к железке, – Первая фыркнула.
– Я ревную к железке? – парень задумался, – я ревную к железке, – ответил он утвердительно.
Существо оставили в покое. И обошли, аккуратно, по кругу, чтоб не вспугнуть.
Луг казался огромным. Так же как лес. Хранителей не было. Ни строений, ни звуков. Ничего, что бы выдавало присутствие разумного существа.
Да и что бы им дало это присутствие?
Первая уже понимала, что их затея не приведёт. Ни к чему. Был бы Рубо, он бы придумал. Хоть что-то. Нашёл бы хранителей, погрузился в их мысли. А так…
– Ты слышишь? – Мутный остановился, – шёпот стал громче.
– Ой, он давно уже громче, – ответила девушка, – ты говорил, мы близко.
– Ну да, близко. Мы этот шёпот прошли. Он теперь где-то слева. И сзади. Но, возможно, мы сами чуть сдвинулись влево. А может, ни чуть.
– Случайно?
– Не думаю. Мы стремимся туда попасть, и невольно туда поворачиваем.
– Тогда мы сделаем круг и выйдем назад, сами того не понимая, – предположила девушка.
– Всё может быть. Что же делать? – парень задумался. Он посмотрел на Навус, словно в узорах таинственных вихрей скрывался ответ, – давай так. Дойдём до шёпота. Остановимся, и будем идти от него.
Девушка пожала плечами:
– Пожалуй. Но лучше начать после сна.
– А как же. Конечно, – парень приблизился.
И прижал её тело к себе.
– Мутный! – кричала Первая.
Подымаясь всё выше и выше. Цепляясь за сколы, вставая на выступы.
"Только не смотри назад, – твердила себе проводница, – только не смотри".
Лес, луг, всё милое и прекрасное осталось позади. Позади осталось озеро, рой огоньков, кристаллы, висящие в воздухе и растения, похожие на гигантские цветы.
Впереди было мрачно. Впереди было холодно. И, чтобы добраться в эту холодную мрачную местность, нужно взобраться на скалы. Рискуя сорваться, упасть. Каждый миг.
Хотелось спуститься, в тот сказочный красочный мир, яркий и тёплый. Хотелось остановиться и прекратить этот мучительный подъём. Но спускаться было нельзя. Спускаться было рискованно, очень. Спуститься – значит сорваться.
Да и не может она спускаться. Не имеет на это право.
Но девушка поднималась. С трудом, исцарапав в кровь свои руки, в ссадинах и порезах, но выше и выше. И лишь иногда, когда дыхание не выдерживало, останавливалась. Отдышаться, передохнуть, глянуть вверх, где безраздельно царил Навус – огромная Луна этого странного многоликого мира.
– Мутный! – кричала Первая, – Мутный!
И знала, что он не ответит.
Он умирает, он умер, и если она не успеет, то уже никогда не возьмёт его голову в ладони, не прикоснётся к губам. Никогда…
Первая проснулась в поту.
Да, последнее время ей снятся кошмары.
Но почему, почему?
Девушка повернулась на бок, надеясь увидеть лицо. Увидеть и успокоиться.
Но не увидела.
Она повернулась в другую сторону.
– Мутный, – сказала Первая, тихо, но после воскликнула, – Мутный!
Тишина.
И в этой тишине слышался шёпот, громкий, отчётливый. Казалось, стучит в голове. Девушка слышала отдельные странные звуки. "Эо… Хахаэ… Уоаха вихохоххх…"
Первая огляделась.
Всё тот же сказочный луг, всё те же цветы со стволами гигантских тянучек. Всё те же лепестки, порхающие под ними. Всё то же небо, в котором сияет Навус. Всё то же, всё так же, но что-то не так.