Андрей Жолуд
Последний замысел Хэа
– Давайте спать, – рулевая легла, натянув капюшон. Ноги поджала, одну из рук положила под голову, ладонью другой накрыла потеряшку.
– Погасите фонарь, – сказала она, – завтра последний… хррр…
– Звёзды, – Первая смотрела на небо.
Маленькие, не такие яркие, как в пещере. Их было меньше, но эти мерцали. Как в "Приключениях".
"Пойду, пройдусь, – подумала девушка, – пощекочу свои нервы".
Она поднялась, и медленно, чтобы не наступить на кого-то из спящих, вышла наружу.
Россыпь была на месте, но горела ярче, чем на равнине. Гораздо ярче. Да, не было зонтиков, маячков, не пролетали огоньки-твердотелки. Но небо было чарующим. И темнота уже не пугала.
Девушка распростерла руки и прошла пару шагов, стараясь дышать полной грудью.
И тут же остановилась.
Впереди кто-то стоял.
Первая видела силуэт, тёмный силуэт человека.
И слышала дыхание.
– Шкодник, – процедила она сквозь зубы и чуть громче спросила, – кто?
– Тише, – ответил голос, – это я.
– Висмут?
– Первая?
На душе полегчало. Но дышала девушка часто. В предгорьях труднее дышать и успокоить волнение сложно.
– Уфф, – призналась она, – ты меня напугал.
– Извини, – Висмут взял девушку за руку, – ну вот. Это я, не маара, беспокоиться не о чем.
– У вас разве водятся маары? – спросила Первая.
– Нет. Но я бывал на равнине, и знаю.
– Я видела, как она пожирала душу животного, – почти прошептала девушка. От слов, сказанных в темноте, пробежал холодок.
– Наверное, это ужасно.
– Ужасно, – Первая вздрогнула, – лучше не вспоминать.
Висмут опустил свою руку.
– Не отпускай, – сказала она, и взяла её снова, – здесь очень темно и таинственно.
Они стояли и молча смотрели. На небо. А небо смотрело на них.
– Интересно, что это за огоньки? – спросил у девушки парень, – быть может, там города, или леса, которые светятся?
– Я думаю, города, – проводница прижалась, – а в них живут существа, похожие на людей. Или на пестрокрылых.
– Какие они, пестрокрылые? – спросил её Висмут.
Девушка не услышала, она прислушивалась к дыханию. Он дышал так же часто, и так же смотрел на небо.
"Конечно, в такую ночь" – подумала Первая.
И улыбнулась.
– Ты улыбнулась, – заметил Висмут.
– Да, – ответила Первая, – а как ты увидел?
– Не знаю.
Каждая звезда в этом небе светила по-своему. И каждую хотелось назвать.
Малютка, белянка, искорка.
Вокруг Белой Россыпи звёзд было больше, казалось, что это мошки, которых манила летучая мышь. И эти мошки слетелись, не зная, что летят на обед.
Высокие существа с добрыми лучезарными лицами. Что счастливы сами и хотят, чтобы все были счастливы. Кто они? И зачем потеряли теряшки? Теряли потеряшки? Потеряли…
По лицу побежало дыхание, и чьи-то тёплые губы прикоснулись к её губам.
– Не надо, – сказала она, и слегка отстранилась, – я знаю, ты славный парень, но… я уже сделала выбор.
– Не обижайся, – ответил Висмут.
– Ты тоже, – шепнула девушка. И сжала крепкую руку, – не будь у меня никого, я бы с тобой замутила. А так… замутила с Мутным, – Первая фыркнула, понимая, что произнесла каламбур.
– Ты так забавно фырчишь, – сказал парень, – сама научилась, или тебя научили?
– Меня научили,– ответила девушка, – я многим пошла в свою бабушку. Но до бабушки мне далеко. Бабушка была уверенная, она никогда и ни в чем не сомневалась. А я…
В укрытии загорелся свет.
"Как вовремя, – подумала Первая, – а то завела свою песню – а я, а я…"
И направилась к нише.
– Хорошо проводите время, – женщина улыбнулась, – у нас впереди переход. Последний и самый важный.
– Ты говорила, – заметила девушка, – а потом?
– Что – потом?
– Встреча с Создателем?
– Да.
– А как будем с ним… разговаривать? Жестами?
Женщина посмотрела на девушку и на мгновенье задумалась.
– Хороший вопрос, – сказала она, поднимая коробочку с компасом, – предположения?
Висмут стоял в стороне и будто о чём-то думал.
Девушка сделала вдох.
Девушка сделала выдох.
– Возможно, переведут пестрокрылые, – сказала она, – они же уже общались.
– Возможно, – рулевая открыла прибор, – а может, так, как с хранителями. Ты ведь не знаешь, как мы общаемся с хранителями?
– Как?
– Они читают образы, которые возникают у нас в голове, и отправляют такие же.
– Но я же слышала, как они говорят.
– Говорят то они говорят, – Любящая проверила стрелку и покрутила колёсико, – но вся их речь – это просто эмоции. Мимика плюс интонация.
Проводница задумалась.
– Ну, допустим, – продолжила женщина, – ты размышляешь о яблоке. И в голове у тебя “яблоко”.
Первая кивнула:
– Допустим.
– При этом ты можешь хотеть, чтобы яблоко тебе передали. Можешь просто желать условное яблоко, которого нет, но которое хочется. Можешь думать о яблоке сгнившем и морщиться. Можешь что-то с ним сравнивать. Можешь предлагать собеседнику. Можешь видеть, как яблоко падает с дерева. Можешь отвечать на вопрос. И в каждом из случаев твоя интонация отличается. И мимика тоже, – Любящая посмотрела на девушку, надеясь, что та понимает.
– Всё это мы говорим по-разному и по-разному морщим лицо, – ответила та.
– Именно.
– А хранители чирикают.
– Цокают. Булькают. Хрюкают. И даже шипят.
Первая вспомнила встречу, когда впервые спустилась в пещеру. Она услышала звуки, которые издавали эти создания. Но образы… она не видела образов. Никаких. Возможно, хранители не хотели, чтобы она их увидела, а может, и посылали, но она не сумела принять.
– Арраэхон, – девушка посмотрела на Любящую.
– Арраэхон, – повторила та, – это у них вроде приветствия. Или так – междометия. Типа "эй!" – рулевая повесила компас.
Мутный протёр глаза.
– Как всегда, ты проснулся последним, – заметила Первая, – и пропустил самое интересное, – она продолжила шепотом.
– Что пропустил? – парень в ответ проморгался и посмотрел на подругу.
– Мы говорили о том, как будем общаться с Ээфом.
– с Ээ… С Обиженным?
– С Обиженным.
– Как-нибудь договоримся.
Первая посмотрела на парня:
– Иногда ты бываешь скучным, – шепнула она.
– Расскажу я вам историю, – Любящая остановилась и снова сверилась с компасом.
Под светом маленьких мерцающих огоньков, которые Первая, следуя своим любимым "Приключениям", называла звёздами, идти было легче. Белая россыпь светила ярче и слегка освещала их путь. А может, на третий день их похода зрение Первой привыкло, и темнота не казалась кромешной. “Нет, – подумала девушка, – всё-таки это Россыпь. И звёзды.”
– Ты же просила молчать, – сказала она.
– Нуу… путь тут прямой, свернуть мы не можем. Трёхглазый прав… Если вообще существует Трёхглазый. Мне почему-то кажется, никакого Трёхглазого нет, а то, что мы видели – плод нашего общего помешательства.
– Даже в харчевне?
– Даже в харчевне. Уже тогда мы стали немного того. Хотя, возможно, всё это случилось на Острове. А в карете вы заразились. От нас.
Первая фыркнула.
Чем ближе они подходили к Обители, тем раскованнее становилась их рулевая. И тем безумнее звучало всё, что она говорила.
– Я пошутила, – женщина словно подслушала мысли, – Но. Правда бывает невероятной.
– Историю, – напомнила Первая.
Любящая вздохнула и снова пошла вперёд. Начинался подъем.
– Осторожно, – предупредила она, – на камешках можно легко оступиться. Полетите кубарем вниз и будем с вами играть… Как это у вас называется?
– В бруму, которая потерялась.
– В бруму. У нас по-другому. "Поймай копателя". Этих копателей в пещере только и слышно по стуку когтей о камни. Видеть не видно, но слышно.
– Вы что же, на них охотитесь? – спросил у Любящей Мутный.
– А как же? У этих копателей тёплая шкура. Не хуже остролапов. И когти такие твёрдые, будто ножи, и даже не тупятся.
– А души?
– Нет. Души у них безобидные. Хотя … не знаю. В тёмной пещере всего не увидишь. Тем более маару.
– Историю.
– Сейчас будет круче, – Любящая будто не слышала, – двое с мешками! – позвала она.
– Эй, – отозвался Кобальт. Порядком подзапыхавшийся.
– Возьмитесь за руки. И вы, ребята, тоже возьмитесь.
Путники взялись за руки и, почти что бочком, стали подниматься по склону.
– А вот и история, – продолжила рулевая, – вы её вряд ли слышали. Кобальт и Висмут, конечно же, помнят. Все горожане помнят… Это всё ночь, – вздохнула она, – ночь на Острове чем-то напоминает предгорья, вот я и вспомнила. Там так же холодно и такие же огонёчки над головой. У вас на равнине тепло, поэтому и туман. А на Острове земля остывает, как только погаснет солнце. У моря, конечно, теплее, но ветер дует не с моря. Зато нет тумана и ясно. Почти что всегда.
Первые ночи островитянам было тяжело, особенно в самую первую, которая описана в “Дневнике”. Нетронутые жили в домах, похожих на крепости, их осаждали сожжённые. Когда сожжённые уходили, они искали съестное. Вслепую. Грелись и снова искали. Мёрзли, голодали, боролись. Пять долгих лет. Кто-то впадал в отчаяние, не выдерживал. Мастерил какое-нибудь судёнышко и уплывал. А после не возвращался… Так вот, – продолжила Любящая, – есть история про одного такого уплывшего. Только он плыл не к равнине, в обратную сторону. Оттуда не возвращались. С равнины – да, оттуда вернулся корабль.
Человека этого давно уже похоронили, считали погибшим. А он взял – и вернулся. Худой, дрожащий, с круглыми, как монеты, глазами. И начал рассказывать.
Говорит, занесло его в море. Так, что уже много суток не видел земли. Небеса погасли, стало темно. А он плыл и плыл. Плыл и плыл. И всё на Белую Россыпь. Об одном только думал – лишь бы она горела. А то придут облака, и совсем потеряется. Будет кружить по большому-большому морю.
Отчаялся наш человек, с голоду чуть не подох.
И вот однажды вдруг видит – плывёт. Что-то. Тихо-тихо, почти незаметно. Он пригляделся – корабль. Но странный. Большой и широкий. В ширину почти такой, как в длину. И сделан будто бы не из дерева, а из какого-то странного материала. Ну или дерева, но необычного. Скользкого такого, блестящего. А по периметру корабля свет, тусклый и жёлтый. Такие как будто шарики.
И вот представьте.
Ночь. Темнота кромешная, не видно собственных рук. Кругом море. Судно качает на волнах. И вдруг появляется нечто. Совершенно необъяснимое. На корабль похожее только потому что плывёт. Сбоку висит вроде лестница, но без перил и ступенек, с наростами. Пришвартовал он суденышко, и по этим наростам поднялся. А на палубе – никого. Вообще. Всё чисто, как будто корабль только спустили на воду. Ну, стал он ходить, заглядывать. После того, как плывёшь в темноте, когда тебя ещё и качает, а снизу море, из которого может что-нибудь вынырнуть, заглянешь куда угодно.
И увидел двери. Эти двери тоже были странные – широкие, низкие, закрытые крышкой, с необычной такой ручкой. Тянешь на себя эту ручку, и отводишь дверь в сторону.
И вот там, внутри, он обнаружил. Что-то. Вернее, кого-то. Но это были не люди. За дверью стояли непонятные существа без голов и без рук. А вместо ног у них такие длинные присоски. И тело почти квадратное, а в середине шланг. Ну типа толстой кишки. А по бокам шланги поменьше. Человек сразу понял, что это не механизмы и не машины, а существа. Только стояли они и не двигались, словно статуи. Как будто мертвы, а будто и нет. Возможно, замерли, как только его увидели. И когда наш скиталец об этом подумал, когда понял, что, скорее всего, так оно и есть, его охватил ужас, он повернулся назад, убежал, и ни разу не обернулся. Спустился, сел в лодку, отчалил и стал плыть обратно. Пока не доплыл.
Тогда ему, конечно, никто не поверил. Возможно, человек просто сошёл с ума, и это не удивительно. Один в тёмном море, почти без еды, вот и привиделось. Или приснилось. Но рассказ записали. Эта история считалась фантазией, как "Приключения Листика".
– Приключения Листика" – фантазия? – удивилась Первая, – то есть всех этих скорпионов, драконов и призраков не существует?
– Теперь нет, – ответила Любящая, – теперь так не скажешь. Если есть маара, могут быть призраки. Или дракон. Чем наш Ээф не дракон? Скорпионы… да какой только нечисти нет в этом мире. А раньше – да, раньше "Приключения" считали сказкой. Как и рассказ вернувшегося. Но время прошло, и всё изменилось. Люди увидели столько, что любые чудеса больше не кажутся чудесами. А то, к чему мы идём, так и вовсе за гранью. Встречаться с Создателем – это же надо придумать.
Женщина замолчала.
– Я думаю, то, что ты рассказала – правда, – Первая перевела дыхание, – если все моря этого мира внутренние, то по ту сторону моря должно что-то быть.
– Ты сказала, с равнины вернулся корабль? – задал вопрос Мутный, – в "Дневнике" же написано "не вернулся".
– Нет, вернулся. Но днём, а не ночью, – ответила женщина, – во времена "Приключений" Остров находился не здесь. И за морем вместо равнины лежала страна. Её называли Солнечная.
– Читала, – ответила Первая. Слова давались с трудом, и она решила их экономить.
– Да, Листик там тоже бывал, – Любящая, в отличии от остальных, запыхавшейся не казалась, – большинство кораблей поплыло в эту страну. Многие потонули. В мире, где мы живём, всё по-другому, любое судно держится хуже. Может, это связано с тем, что всё стало легче. В дневнике есть подобный момент, девочка про это рассказывает. Но есть и другие намёки, что когда-то всё весило больше. Я спрашивала Хвостня, он разбирается, и Хвостень говорил про остойчивость. Корабли стали легче, и остойчивость сразу упала. Ночью море спокойнее, и плыть уже можно. Но днём подымаются волны. Да ещё бивнебои. Принимают за парусников, и таранят. Те корабли, что всё же добрались, обнаружили, что попали они не туда. Пища здесь не съедобна. Но страна в целом тёплая и красивая, жить, значит, можно. Но для этого нужно много чего завести. Растения, животных, инструменты. Собрали самых смелых, и эти смелые поплыли обратно. Приплыли, загрузились, и всё. И уплыли. А те, что остались на Острове, подумали, что уплывшие затонули.
– Последний корабль, – сказал Мутный, – они обещали вернуться.
– Да, – ответила Любящая, – этот корабль уплыл ночью. С ним уплыли прикрытые – будущие проводники. Есть описания тех, кто отправился, и есть описания первых проводников. Эти описания совпадают.
– Извини, – ответила Первая. Скорее, съязвила.
– Тебе то чего извиняться, – Любящая и не заметила иронию, – тебя же там не было.
Наступило очередное молчание. Оно было наполнено старательным пыхтением, как будто на Играх Возвращения участники из последних сил добирались до финиша.
– Может, люди живут и по ту сторону Острова? – сказала на выдохе Первая.
– Вряд ли. Тот берег дальше. Туда бы они не доплыли. Да и хранители ничего не рассказывали. А хранители знают всё.
– Поэтому они и называют себя хранителями?
– Поэтому. Они хранят знания.
– Пестрокрылые называли их так же.
– Они сами себя так называют. А ещё, кажется, избранными.
– Как долго, – девушка дышала с трудом. Легкие работали будто кузнечные меха – раздувались, сдувались…
– Мы уже близко, – Любящая, казалось, не уставала, она становилась бодрее и энергичнее. С каждым шагом женщина приближалась к своей самой заветной, да что там заветной – единственной цели, – еще немного сударыня, – сказала она, – скоро мы оставим провожатых и дальше пойдем втроем. Обратно идти будет легче… Если, конечно, вернёмся.
Проводница нахмурилась. Потеряться в предгорьях в тёмное межсезонье – это почти приговор.
Кроме трудностей с подъемом и неопределенности будущего ещё одно обстоятельство не давало покоя – она находилась между мужчинами, держала обоих за руку, и ни одну не хотела разжать.
Впереди была Обитель. Так им сказала Любящая. Как будто увидела солнце в начале дня. Солнце, которое ждали.
– Посмотри , – говорила она, отдавая прибор.
Девушка надела очки.
И тут же зажмурилась – так было ярко.
Тропа поднималась полого, но постоянно, и терялась в паре километров от путников. Куда она упиралась?
Вполне возможно, в пещеру. Возможно, в пещере спал он – тот самый Ээф, и, возможно, у входа стояли её пестрокрылые (ЕЁ пестрокрылые – да, она так подумала). Во всяком случае, движение было.
Растений прибавилось. Те же фисточки и беглянки, но росли они часто, как будто их специально высаживали. Больше стало крушинок. И даже тянучек, которых до этого не было.
Земля тут светилась. Ярко и празднично.
– Там твои, – Любящая улыбнулась самой беспечной своей улыбкой, которая так не вязалась с её состоянием, возбужденным и сосредоточенным одновременно. "Умеет держаться" – подумала девушка. И улыбнулась в ответ.
– Покушаем, – рулевая взяла часы – небольшой прибор, который носила на том же дорожном поясе, – время ещё позволяет.
Они зашли под скалу, которая, будто хищная птица, нависала над маленькой нишей, и уселись на почву.
– Тут всё так прибрано, – заметила девушка.
– Всё пестрокрылые, – женщина посмотрела на провожатых.
Кобальт расстегнул свой мешок, достаточно поредевший, и путники стали обедать.
На этот раз молча.
Каждый думал о чём-то своём, и все вместе думали о предстоящем.
Любящая, которая обычно начинала и поддерживала разговор, сидела в углу и просто жевала мясо. Напряжённая и в то же время спокойная. Словно боялась пролить, расплескать то, что скопилось внутри. "Два километра, – Первая посмотрела на рулевую, – два километра до дела всей жизни".
И только сейчас осознала, насколько невероятно и запредельно то, что они собираются совершить.
"Дело всей жизни".
Казалось, сейчас небеса запылают, и сразу покроют всё небо, или засветит солнце, ярко, как днём. Ведь не может же это событие проходить в темноте. Разговаривать с Богом, слушать его и просить – это казалось непостижимым. Девушка открыла рот и примерно минуту сидела, пытаясь понять.
– Да, это грандиозно, – женщина вновь прочитала мысли, – мне приятно, что ты осознала.
– Да. Уж, – ответила девушка, – грандиозно – иначе не скажешь.
Мутный чуть двинул бровью.
Парень смотрел на женщину, и видел, как видел не раз, что, даже на пути к своей цели, она держит. Всё то же. Свободной рукой.
– Что дает потеряшка? – спросил он у Любящей, – кроме снов.
Женщина вздрогнула.
– Не знаю, – сказала она, – с ней как-то спокойнее. Как будто тебя укрывает. От боли, проблем, от всего. Как будто кто-то поддерживает. Ты становишься частью большого.
– Чувство сопричастности, – Мутный нахмурился, – так говорил Терпеливый. Он боялся этого чувства. Но не противился. Противиться он не мог.
– Зачем противиться тому, что не делает плохо? – рулевая прикрыла глаза.
Парень пожал плечами.
– Пора, – женщина выпрямилась и стряхнула приставшие крошки. Что-то сказала Висмуту, и парень зарылся в мешок.
Достал сундучок, который они вместе с Кобальтом так осторожно упаковали, и передал его женщине.
– Ребята, – сказала та, принимая вещь так, как будто это самый желанный подарок, – не скучайте. Мы скоро вернёмся. Но, если правда, не знаю, как скоро – аудиенция не расписана.
Она обняла Кобальта, обняла Висмута. То же самое сделал и Мутный. Первая простилась с первым, и немного замешкалась. Но только немного. Объятия Висмута были особыми, так её раньше не обнимали, даже отец.
Она опустила глаза.
Шли втроём. Женщина, Первая, Мутный.
Мутный нёс сундучок, чем был похож на представителя гильдии лекарей ,или знахарей – в разных местах называли по-разному. Сундучок скрипел и раскачивался, и было понятно, что внутри вовсе не инструменты, мензурки и всякие порошки, а что-то другое, что – оставалось догадываться.
Девушка держала фонарь.
– Что же они во всё лезут? – спросила она, – я имею в виду хранителей.
– Хранители хотят знать, – ответила женщина, – всё. Знать и контролировать. Когда знаешь всё, можешь строить прогнозы. Наверное, так. А если строишь прогнозы, можешь что-то менять – чтобы прогнозы стали желательными.
Первая стала думать.
– Кажется, я понимаю. В их прогнозах что-то пошло не так. И это связано с нами. Вдруг появился Остров, и мы. Вылезло что-то, а что – непонятно. Поэтому они и хотят нас убрать, – девушка сделала жест, – чтобы мы не входили в прогнозы.
– Я бы сказала иначе. Они хотят нам помочь. Наши интересы и интересы хранителей находятся близко.
Первая фыркнула.
– Ваши интересы, – уточнила она.
– Ну, скажем так, – рулевая не стала спорить, – и ещё хотят знать, зачем же Создатель так поступил. Такие ребята. Дотошные. Им хочется видеть причины. Поиск причины они называют "прогнозом наоборот", или "обратным прогнозом"… Ну вот, смотри, – сказала она, чувствуя, что Первая не понимает, – появился Остров. И люди. А почему? Может быть несколько объяснений. И только одно будет правильным. Это как карета будет двигаться по одному только маршруту. Мы знаем, кто управляет, знаем какие планы – и строим прогноз. Но можно думать обратно. Карета могла выехать из Приморья, могла выехать из Длиннолесья. С десятка мест. Но выехала из одного. И мы строим прогноз наоборот – откуда карета выехала.
– Ненужные сложности. "Прогноз наоборот", – девушка усмехнулась.
– Вот они построили свой прогноз. И выяснили, что Остров, а с ним и людей поместил в этот мир Создатель. И построили предположение, что Создатель находится здесь. Вернее, его воплощение. А легенды крылатых предположение подтвердили.
– Что же они сами то не пришли? – спросил Мутный.
– Этого я сказать не могу. Возможно, у них не очень хорошие отношения. Я имею в виду с Создателем.
Парень присвистнул.
– Ну, или они думают, что не очень хорошие, – продолжила Любящая, – Может, Создатель вмешивается, а им это не нравится.
– А у нас какие отношения? – спросила девушка, – никакие, – ответила она на свой же вопрос.
– В легендах твоих пестрокрылых Бог любит нас. Просит принять, как собственных братьев.
Первая фыркнула:
– Странная всё же любовь. Я, конечно, не читала "Дневник", но примерно знаю, о чём там написано. Возможно, он такой же несовершенный, как мы. И тоже иногда ошибается.
– Да, – согласилась Любящая, – совершенно верно. Но ошибки можно исправить…
Кто-то стоял на широкой дороге.
Кто-то смотрел в темный саван небес.
Кто-то сидел, обхватив свои ноги,
В танце костра ожидая чудес.
– Да, не спешит-таки чудо
свершиться, -
Грузный мужчина тоскливо сказал.
Кто-то вздохнул:
– Чуду до́лжно случиться,
Так, между прочим, мудрец прочитал.
Мудрому мудрость дана от природы,
Видит знаменья, знает закон.
Сквозь бесконечные выходы-входы
Словно змея пробирается он.
Искорки прыгали, пламя трещало,
Дым от костра превращался в туман.
А над каретой все так же сияла
Белая Россыпь – ночной талисман.
Где-то за речкой саммаки зевали.
Над головой стрекотал острокрыл.
Шляпки у зонтиков мило мерцали:
"Чудо придет, так мудрец говорил".
Грузному путнику что-то взгрустнулось.
Пламя потухло, костёр догорал.
Вот уже солнце на небе проснулось
И осветило застывший привал.
– Да, неудача. Чудес не бывает.
Люди вздохнули:
– Ошибся мудрец.
Этой побасенки глупый конец
Словно песок между пальцев стекает…
Только добавлю я – чудо свершилось.
Но, несмотря на прекрасную ночь,
Взору людей ничего не открылось.
Если не видишь – сложно помочь.
Это стихотворение Темнобрового Первая знала наизусть. Хорошее было стихотворение, лёгкое, запоминающееся. И главное, в тему. Сейчас точно в тему.
Поэтому, наверное, она его и вспомнила.
Ведь они приближались. К тому, что казалось чудом. Чудом из чудес…
Девушка оглядела собравшихся.
Представители каждой стаи, в том числе радужнокрылые.
Она искала глазами Луы, но не нашла. Зато заметила Коэ. И прищурилась в молчаливом приветствии.
Коэ ответил тем же.
Все пестрокрылые казались серьёзными и озабоченными. "Не удивительно, – подумала девушка, – я тоже слегка озабочена". Шутка ли – существо, создавшее мир, собирается проснуться. Чтобы беседовать.
Её вновь окатило сознание чего-то большого и важного. И закружилась голова. Как будто в полёте.
Девушка остановилась.
Очнулась она от понимания того, что что-то упустила.
– Свет, – подсказал Мутный, видя её замешательство, – здесь очень светло.
И Первая вдруг поняла, что сумела разглядеть пестрокрылых, даже опустив свой фонарь. Про него она забыла, да и надобности в дополнительном освещении не было. Всё вокруг как будто светилось.
Изнутри.
Вначале она думала – это пещера, свет исходит оттуда. Но Мутный светился сильнее, хотя стоял ещё дальше. Так же светилась и Любящая. Члены стаи горели сильнее. Но в целом светилось всё, даже камни.
– Это чудо, – сказала женщина, – мы не должны светиться.
– Но всё-таки светимся.
– Да.
– Долго нам ждать?
– Мы пришли вовремя. Спасибо Трёхглазому.
– Когда-нибудь ты ему это скажешь, в глаза. Он встретится, и не раз, – Первая помолчала и после добавила, – точно. Я думаю, встретится.
– Очарованный шкодник, – Любящая сама казалась очарованной и говорила вполголоса, чтобы случайно не навредить. Не вспугнуть то, что уже намечалось. Она всё время поглядывала на сундучок, и казалась сосредоточенной и в то же время спокойной. Максимально спокойной и максимально сосредоточенной.
"Как же она владеет собой, как же умеет создавать нужное настроение" – думала девушка. И кусала от зависти губы. "Никогда не завидуй, – говорила ей бабушка, – иначе забудешь себя". Эх, бабушка, бабушка, как же тебя не хватает.
Достойна ли она того, что случится?
Первой казалось, что нет.
Есть люди гораздо более цельные, более уверенные, более добрые и более отзывчивые. А выбрали её, ту, которая ни в чем не уверена. Даже в том, кого любит. Теперь не уверена.
Она вдохнула.
И выдохнула.
Неудивительно, что такие мысли возникли сейчас, перед самым ответственным моментом. Удивительно то, что они возникали и раньше. Возникали, чтобы потухнуть. Она ничегошеньки не делала, чтобы стать лучше. Просто жалела себя – ах я такая-сякая, и всё. И оставалась всё той же капризной девчонкой.
Да. Уж.
Ей захотелось узнать, о чём сейчас думает Мутный. Залезть в его мысли. "Ты, девушка, засунешь свои пальцы в любое тесто" – говорила ей бабушка. Но девушка лезла. Пытаясь понять другого.
Но с Мутным было не так. Понять, о чём же он думал, непросто. Этот человек постоянно от неё ускользал. "Этот человек". Ей стало плохо от собственных рассуждений. Но парень никогда не казался открытым. Он был простым и сложным одновременно. Простым – потому что соглашался и редко противоречил. А сложным – потому что когда соглашался, впечатление было такое, как будто его заставили.
Ещё несколько суток назад она над этим и не задумывалась. Почти не задумывалась. Но последнее время что-то её беспокоило. И девушка знала что.
Мутный смотрел на любимую.
И любимую передёрнуло. Настолько чистым казался ей взгляд.
Они сели рядом.
– Что чувствуешь, – спросила она, – перед встречей?
Мутный пожал плечами:
– Как ни странно, почти ничего.
– А я вот чувствую. Обними.
Парень обхватил её сзади и сильно прижал.
– Теперь и я тоже чувствую, – сказал он негромко.
Первая улыбнулась.
Но это была не улыбка, точнее, улыбка, но улыбка натянутая. Ах нет, не улыбка, скорее, усмешка.
"Всему виной предстоящее, – сказала она своим мыслям, – потом всё вернётся, как было".
Но всё ли вернётся?
Коэ всё-таки подошел.
И протянул руку. По-человечески.
Первая пожала запястье.
– Я рад, – сказал пестрокрылый, – что ты снова с нами.
– И я, – ответила девушка, – я тоже рада, Коэ.
И она действительно была рада. Они стояли в окружении гор, где всё светилось, торжественность момента зашкаливала, а к ней относились так, как будто она королева.
Королева…
Как в "Приключениях Листика". Именно оттуда она и помнила это слово. Королева Солнечной страны. Самая могущественная женщина Заморья. Самая умная, самая красивая и прочее. Девушка склонила голову набок.
Коэ сузил взгляд.
– Это великий момент, – старейшина Синей Стаи говорил тихо, чем только добавлял весомости сказанному, – ты видела картины, ты помнишь.
Первая помнила.
Момент встречи Ээфа, пестрокрылых и загадочных существ, пришедших из неведомого мира, был излюбленной темой местных художников. "Встреча" – так назывался сюжет.
Все картины, что были посвящены этой встрече, тянулись вдоль одной из стен длинной, очень длинной галереи.
Ранние работы выглядели необычно. Тогда люди еще не пришли на равнину, да и Острова, судя по всему, ещё не было. И художники фантазировали. Существ из другого мира они рисовали так, как подсказывало воображение.
На одной из картин это были те же пестрокрылые, даже, скорее, радужнокрылые, в пестрой окраске, но с ушами более длинными, глазами более крупными и ртом, широким, как у саммаки. Другой художник изобразил маленьких веселых ээфов, наверное, полагая, что существа придут из того же самого мира, что и Создатель. Ну или Создатель их создал по своему образу и подобию. Были саммаки, но только большие, и стояли на задних лапах. А одна картина так и вовсе изобразила хранителей. Наверное, были те, что считали хранителей тем самым народом.
На более поздних уже были люди.
Кто-то стоял, опустив свою голову. Кто-то протягивал руки. Ээф то лежал, то поднимал свою шею, то просто летал.
Картины её поразили.
Теперь, перед входом в пещеру, девушка понимала – это случится. И в будущем появятся новые. На которых будет она. И Любящая. И Мутный.
Первая затаила дыхание.
Чтобы потом задышать, часто-часто.
– Я хочу рассказать историю, – сказал Коэ утвердительно.
– Рассказывай, – девушка знала – старейшина спрашивает. Пестрокрылые всегда таким образом задавали вопросы.
– Последний раз Ээф просыпался сорок ночей назад, – Коэ поднял голову, что означало особую значимость всего, что он скажет, – это было днём. "Я покажу вам Остров, – сказал Господь, – нам придётся лететь над равниной". "Как же мы полетим? – спросили слушающие, – мы боимся лететь над равниной". “Не бойтесь, я с вами” – ответил Ээф. И никто не боялся.
Члены всех пяти стай окружили Создателя, сомкнулись кольцом, и летели. Пересекая равнину, наблюдая те земли, откуда ушли. И скоро увидели Остров. Большой, необычный. Увидели города, увидели дороги. Увидели повозки, которые тянули небывалые животные. Увидели самый большой и самый красивый из всех городов, и в центре этого города увидели дом. Великолепный, как Зал Искусств, и огромный, как Зал Гармонии. А вокруг этого дома, посаженные ровно и аккуратно, в несколько рядов, росли высокие пушистые растения.
"Аллеи Дворца Стратега" – вспомнила девушка.
– В этом городе жили существа. Много существ, – продолжал Коэ, – мы летели высоко, всё казалось маленьким. Но дом большим. Даже сверху. "Это и есть тот народ, о котором ты говорил?" – спросили слушающие. "Да, – Ээф выдохнул, – любите их, как любите братьев ваших. Примите их, когда наступит тот час, о котором я говорил. Но не сейчас. Время ещё не пришло". "Когда же оно придёт?". И создатель сказал: "Я вернусь к этому времени. Приходите сами и приводите тех, кто пришел из другого мира, чтобы помочь".
Коэ замолчал.
– Спасибо, Коэ, что всё рассказал, – ответила девушка, – это так вдохновляюще. Непонятно одно – что же нам следует делать? В чём заключается помощь?