Андрей Жолуд
Последний замысел Хэа
– Ума не приложу, что столько времени делать? – убивался искатель. Он похлопал себя по сумке, с которой ни разу не расставался, которую клал на колени даже когда засыпал – и посмотрел в конец зала. Там, за отдельным столиком, скучал тот самый борец, который собирался в Долину. А за большим осталось двое – он с Бесполезным. После привала путники стали ближе, можно сказать, сдружились, и теперь, оставаясь наедине, часто беседовали. О природе, о географии, новых изобретениях. Рассказывал в основном Терпеливый, а Бесполезный слушал и задавал вопросы. Вопросы были такие, что иногда заводили в тупик, но искатель на то и искатель, чтобы искать. И Терпеливый искал ответ.
Он рассказывал о Прихолмье, о тайнах холмов, о том, как это прекрасно – жить во имя познаний, всегда узнавая новое. Зазывал Бесполезного в гильдию, подводил к нужному шагу, “тихо настаивал”.
– Лучше бы ехали сразу, – продолжил искатель, допивая местный напиток.
– Я никуда не спешу.
– Хорошо, когда никуда не спешишь. Самое лучшее время. Понимаешь это только потом, по прошествии дней и ночей, – Терпеливый нахмурился, как будто о чем-то соображал, и покрутил странный продолговатый предмет на поясе, вторую вещь, с которой не расставался. Бесполезный мог только догадываться, что эта за вещь и каким целям служит.
Мог, но не догадывался.
– Что это? – спросил он в лоб, показывая на предмет.
– Это? – Терпеливый задержал на одно мгновение взгляд и на другое задумался, – это потеряшка, – сказал он вполголоса, – я не знаю её назначения, я… хочу разобраться. Ведь я же искатель?
– Искатель, – Бесполезный кивнул.
Конечно, он знал, что такое потеряшки. Такие предметы находили повсюду, от Заводья до Озёрного края. Пожалуй, в Крае их было больше. Что это за вещи и кто их однажды оставил – оставалось загадкой. Возможно, Обиженный. Или его помощники, служники – в народе ходили легенды, какие они хорошие и как ему помогали. А может, и шкодники – эти уже плохие, и только мешали.
Некоторые потеряшки проявляли себя внезапно, когда им вздумается. Рядом взрывалось яйцо, голову резала боль или, к примеру, человек засыпал, да так, что добудиться его было то же, что оживить мертвеца. После этого потеряшки выбрасывали, или передавали умельцам. Но те пожимали плечами и отдавали обратно.
– Вещь интересная, но опасная, – сказал Бесполезный.
Искатель мигнул:
– Не всегда. Некоторые приносят пользу…
И замолчал.
К ним приближался борец, улыбаясь и прижимая к себе любимую кружку, которая стала его продолжением. Шел ровно, мягко, без лишних зигзагов, хотя после стольких вливаний ходить было трудно.
– Разрешите, – сказал мужчина, изящно склонившись над путниками.
Вблизи он борцом не казался, как, впрочем, и вдалеке. Мягкие, округлые черты лица, переходящие в мягкое и округлое тело.
– Меня зовут Трехглазый, – мужчина поджал свои губы, – вы спрашиваете, почему меня так назвали? Вопрос интересный. Возможно, без всякой причины. Возможно… с причиной. Я, правда, не знаю, – он как-то напрягся, как будто оправдывался, хотя на самом то деле его никто ни о чем не спрашивал, – как остров? – спросил он внезапно, – нашли?
– Остров? – искатель смутился, – почему вы спрашиваете про остров?
– Ну как же ж? – Трехглазый опять поджал губы, словно обиделся, что приходится говорить такие очевидные вещи, – вы искатель? Искатель. На вас желто-бурая мантия. Вы в пути? В пути. Ночью. Значит, за день не успели. Куда могут ехать искатели? Либо к морю – они ищут Остров. Либо в сторону гор – туда, где Обиженный. Вы едите со стороны Длинного Леса, стало быть, с моря. Значит, искали Остров. Логично?
– Логично, – сказал Терпеливый. Натужно.
– Нашли? – борец улыбнулся и протянул свою правую руку.
– Нет, не нашли.
– Жаль, – Трёхглазый убрал руку за спину, и снова нахохлился.
– Вы путешествуете в Долину? – спросил искатель, чтобы продолжить беседу, – вы борец?
– И да, и нет, – мужчина вздохнул, – я знаю пару приёмчиков, их показали в Озёрном. И этим приёмчикам я хочу научить местных жителей. Разумеется, за отдельную плату.
– Разумеется, – кивнул Терпеливый.
– А так, я бываю везде – и тут, и там. Путешествую, нахожу, что можно продать, и продаю. Так и живу, – ответил борец.
И замолчал.
"Удивительно, – думал парень, – такое впечатление, что всё это время он пил только воду. Рассуждает здраво, речь правильная… Даже слишком правильная."
– Похвальное у вас ремесло, – одобрил искатель, – покупаете то, что можете продать и продаёте, что могут купить. Не надо возиться с предметами, таскать на себе, как говорят, “на горбу”. Торговать услугами проще и выгоднее.
– Ну… – Трехглазый слегка улыбнулся, как бы сказав – "вот видите”.
И повернулся к Бесполезному:
– Однако, у вас в Длиннолесье удивительные попадаются кадры. Я имею в виду Длинноногого, герцога.
– Почему вы подумали, что я с Длиннолесья?
– Как же ж? Вы разве не с Длиннолесья? Вы въехали с главных ворот, – мужчина изобразил изумление, настолько неподдельное, что Бесполезный смутился. И покраснел, – на Вас нет плаща, значит, вы ни член этой гильдии, – он кивнул на искателя, – Но едите с ними, значит, хотите присоединиться. По пути Вас могли подобрать либо в Длинном, либо в Приморье… Извините, но на жителя Приморья вы не похожи. Те на каждом шагу матеряться и упоминают гарпун. Протащи меня, протащи, типа того. Вы парень из Длиннолесья, обычный сельский парень из Длиннолесья. Я прав?
"Логично" – Бесполезный задумался. Но тут он вспомнил про герцога:
– Длинноногий?
– Что Длинноногий?.. Ах, Длинноногий. Этого я упомянул без причины, так, чтобы спасти разговор. Длинноногий – ваша самая большая достопримечательность. Даже имя соответствующее. Длинноногий в Длинном Лесу. Ха-ха. Извините за каламбур.
– Он придает людей страшной казни, – возразил Терпеливый.
– Ну… – Трехглазый вытянул губы, – люди меняются. Меняются времена, а с ними и люди… С этим предметом поосторожнее, – борец указал на пояс искателя, как Бесполезный понял, на потеряшку, – вдруг выстрелит.
Терпеливый напрягся.
– Ну опять, – мужчина, казалось, расстроился. Как учитель, который в десятый раз объясняет одно и то же простое правило, – оно же блестит, оно необычно, вы проверяете постоянно – на месте оно или нет. … А так, осторожнее. А то, знаете, как бывает – сегодня Вы владеете потеряшкой, а завтра все поменяется, и уже потеряшка владеет… Хммм…
Повисло молчание.
– Белая Россыпь, – сказал Терпеливый. Медленно, будто бы так, между делом.
И посмотрел на Трёхглазого.
– Бывал, – ответил борец. Таким же внимательным взглядом.
"Нет, он всё-таки перепил" – решил Бесполезный. Где это видано, чтобы на Россыпи кто-то жил? Это как побывать на солнце.
Однако искатель смутился.
Он стал поглаживать, или даже почёсывать бороду, и о чем-то задумался.
– Лобастого знаете?
Трехглазый пожал плечами:
– Всех не упомнишь. Вас на холмах становится больше.
– На холмах?
– А как же ж. Прихолмье, стало быть, на холмах.
Искатель открыл было рот, но тут же закрыл.
Лицо собеседника вдруг исказилось, он весь изменился, полез на скамью, вытянул кружку, и завопил:
– Настали времена, когда всё, что происходит в этом маленьком уголке обитаемого мира, имеет значение для всего мироздания! Время и место выбраны не случайно – смотрите, вот они, наши герои, – он вскинул руку в направлении Бесполезного, – Решающая битва начнётся, делайте ваши ставки! К барьеру!!! – крикнул Трехглазый и осушил свою кружку. Залпом. Потом закачался, и, словно подкошенный, рухнул.
– Бедняга, – сказал Терпеливый после молчания и громко вздохнул, – перепил. Ну что ж, приключения продолжаются.
– Да, – Бесполезный очнулся, – это был номер.
– В программе о нём ни слова, – продолжил искатель, – впрочем, как выясняется, в программу по ходу действия вносятся изменения.
Новый топтун оказался резвее. Путники это заметили, как только сели в карету.
В дороге потряхивало, чаще и резче, но это значило только одно – колёса катятся быстро.
– Мы доедем до Леса за четверо суток, – пообещала Первая, – там остановимся, но ненадолго. Осмотрим карету – и в путь.
Пассажиры выглядели свежее, раскованнее, и уже все, включая обоих парней, делились впечатлениями.
– Странный человек этот Трехглазый, – сказал Бесполезный, – пил, пил, пока не свалился. Мне показалось, что он прорицатель.
– Ничего удивительного, молодой человек, – объяснил Терпеливый, – в Озёрный край стекаются безумцы. Кто-то становится отшельником, залезает в берлогу, где когда-то дневал шептун, кто-то, как наш выпивоха, скитается. У этих безумных мозги устроены иначе. Вначале они не пьянеют, как будто. А после их сразу срубает. Как на Посту. Все они прорицатели, все провидцы. По-другому мыслят, поэтому нам и кажется, что что-то такое знают, чего не знает никто, – искатель хотел закрыть эту тему, и внимательно посмотрел на парня.
– Странно, к нам не приставал, и даже казался любезным, – заметила Любящая.
– Они такие, – мужчина вздохнул, – давайте уже о другом. Или давайте сыграем.
– Давайте, – проводница достала бумажки, – сейчас нарисую…
Так, в общем, и ехали.
Играли, шутили, рассказывали истории. Но больше молчали. Всё-таки пять человек на камеру – это уже перебор.
Третьи сутки после Поста тянулись долго, как, впрочем, и остальные. Пора было спать, и путники заняли позы, настолько удобные, насколько это позволяло пространство. Пытались заснуть, ворочались, бормотали…
Бесполезный проснулся первым.
И понял – что-то случилось.
Будто затих шум, шедший со всех сторон, постоянный, привычный, которого не замечал. Но вот он исчез, и стало заметно.
Колёса скрипели, карета катилась, путники спали как ни в чем не бывало. Но что-то произошло.
Он начал думать…
И тут появилась догадка. Быстрая, как молния, простая и нелепая одновременно.
Бесполезный аккуратно поднялся с сиденья, стараясь никого не тревожить, и приоткрыл дверь в карету.
На равнине было темно. Странный гул, который затих, возможно, был связан с небом. Во время сезона его не замечаешь, как не замечаешь шум падающей воды, если живёшь рядом с мельницей. Да и потом, всё эти звуки можно было списать на ужасную казнь, к которой его приговорили. Такое не исчезает бесследно.
Но теперь парень понял – гул шёл с небес, они погасли – и стало тихо. И как он слышал животных, как слышал деревья, так же он слышал и небо. Небо волновало не только светом, и, возможно, поэтому даже с завязанными глазами люди чувствовали себя неуютно.
Обо всём этом парень подумал, пока стоял, склонившись над входом и сквозь приоткрытую дверь смотрел на равнину.
Но больше его поразило другое. Сезон пылающих только начался, шёл первый месяц, а небо погасло. Такого быть не могло.
Карета вздрогнула и остановилась.
К двери подошёл Долговязый.
– Добрых, – поздоровался парень.
Мужчина кивнул.
Путники нехотя заворочались, не желая вновь возвращаться в тусклую душную реальность. Но вид открытой кареты разбудил их мгновенно, так, как будит щелчок у самого носа.
– Неужели, – Первая приняла у напарника лампу.
– Подождите, – Терпеливый прокашлялся, – за всю мою жизнь я такого не помню. Хотя нет, однажды похожее было. Небеса погасли чуть раньше. Но чтобы сезон закончился, только начавшись…
– Видимо, люди совсем разозлили Обиженного, – добавила Любящая, – напомню, и день закончился раньше.
– Какой-то несезон сезонов, – скаламбурила Первая.
И тут же фыркнула, осознав самую главную проблему – теперь, в темноту, помноженную на туман, остаётся одно – полагаться на чутьё топтуна, который уже не раз ходил этим маршрутом. Но ходить по маршруту днём, и ходить по маршруту ночью – это не то же самое, хотя топтуны и в темноте не сбивались с дороги.
Сквозь легкую дымку сияла Белая Россыпь – вечный ориентир проводников, небольшое светлое пятно, напоминавшее распростёршую крылья летучую мышь. Как, собственно, его и называли в Заводье.
Надо держаться Россыпи на случай, если топтун вдруг заблудится, а других ориентиров не будет. Впрочем, до Долины остались сутки, мимо Леса они не проедут.
И всё-таки было тревожно. "Выскочил нежданчик, выскочат и другие" – говорила, бывало, бабушка, заметая листву. Эх, бабушка, бабушка, как тебя не хватает, с твоей-то уверенностью.
Первая вспомнила, как они её хоронили. Она, мама, папа, другие родственники, друзья и подруги (все, кого называли ближайшими) отправились в Большое Приморье – ритуальный центр человечества. Сюда свозили покойников, здесь с ними прощались и отдавали последние почести.
Прощание проходило так. Тело клали на лодку с глубоким килем и небольшим парусом и обкладывали всевозможными дарами, в основном тем, что человек любил в этой жизни. Или тем, что любили другие, и поэтому отрывали от сердца. Этим они показывали, что погибший забирает с собой не только себя, но и частичку других. После лодку толкали, и она начинала плыть. Медленно, но постоянно, всё отдаляясь и отдаляясь, пока не исчезнет, теряясь в дымке.
Возможно, тело тонуло, возможно, его прибивало, к какому-то берегу, хотя и это не факт – ветра дуют с суши, так что возможно и третье – оно до сих пор крутится в море. Одинокое и неупокоённое. Первая вздрогнула.
Стражи говорят, что человек уплывает на Остров. Условный. В этом мире Острова нет. Но в загробной жизни всё иносказательное становится настоящим, и Остров уже существует. Так говорят стражи.
Постичь смысл обряда может не каждый, для этого надо стараться. Например, оставить всё нужное дома и отправиться на Озёра. Там выбрать себе землянку, или берлогу, из которой ушёл шептун, и прожить целую ночь, вылезая лишь в межсезонье. Или, допустим, пообщаться с умными стражами. Первый путь долог и труден, второй более прост, поэтому чаще всего выбирают второй. На Озёра уходят только самые твердолобые.
Первая очнулась от мыслей.
– Сохрани нас Обиженный, – прошептала она.
– Мы дети твои, – ответила Любящая.
Путники вышли.
Где-то в тумане, в тумане не разберешь – далеко или близко (скорее всё-таки близко, иначе они бы не видели) то тут то там горели огоньки. Возможно, головки маячков, возможно, стайка острокрылов. Эти маленькие ангелы всегда зажигают крылья, когда собираются вместе.
Кроме горящей лампы, тех огоньков и Россыпи, равнина была темна.
Но дышать стало легче. Сезон пылающих отступил, и, если они не свернут, это, возможно, к лучшему.
– Дозорные сходят с ума, – сказал Веселёхонький.
– Ага, – ответила девушка, – придумывают себе работу. Верстать новый календарь. Как говорила моя бабушка: "Был бездельником, стал дозорным – пошёл на повышение".
– Самая лёгкая и ненужная работа, – добавила Любящая, – Что они делают? Считают сутки?
Первая фыркнула.
Было забавно наблюдать, как одна ненужная гильдия ругает другую.
– Поехали, – сказала она, и путники сели в карету.
Ставни решили не закрывать, лампу не погасили.
"Надеюсь, что небо зажжётся" – подумала девушка, понимая, что что-то предполагать неразумно, можно только надеяться.
– Волноваться не стоит, – сказала она, – даже если уйдём с маршрута, Лес не пропустим.
– Да и бояться нечего, – сказал Терпеливый, – чудовищ во тьме не бывает. Это у нас в голове чудовища.
– А как же чёрные ангелы? – спросил Веселёхонький. Причем последнее слово буквально выдохнул, как выдыхают колечко в курилке.
Наступило молчание.
– Существование чёрных ангелов не доказано, – Терпеливый сказал это спокойно, без пафоса.
Упоминание этих существ, мифических или реальных, вселяло ужас. Они появлялись в самое тёмное время, когда пылающие гасли, а на равнину спускался туман. Летали чёрные тихо, приземлялись неслышно, но самое страшное – они забирали людей. Быстро, и так же бесшумно, так, что похищенный не успевал даже крикнуть. Ни крови, ни следов какой-то борьбы. Не было ничего. Загадка…
И возникал вопрос – а если не было ничего, так, может быть, ничего и не было? Может, и нет чёрных ангелов, ангелов смерти, как их называли особенно впечатлительные? Может, человек убежал, может, убился. Потому и исчез. Ночью многие бывают того. А ты испугался, оставшись один, а после дорисовал. Точнее, не ты, а тот, кто сидит в голове.
Всё это вкрадце объяснил Терпеливый, добавив, что точного описания чёрного ангела не существует, очевидцы путаются в показаниях. Многие видят тени, а тень в темноте, это…
– Но путники исчезают, – возразила Первая, – не просто умирают, они исчезают.
– Вы задаете правильные вопросы, как и ваш молодой человек, – искатель осёкся.
Девушка вскинула брови.
Бесполезный открыл было рот, но снова закрыл.
– Извините, – улыбнулся мужчина, – по поводу исчезновений. Люди могут исчезать по разным причинам. Потеряться ночью, в межсезонье, нетрудно. Кругом туман, по Белой Россыпи ориентироваться сложно, если никогда этого не делал, к тому же нужна карта. Да и туман бывает густой и настолько высокий, что даже скрывает Россыпь. И что? Ты блуждаешь, теряешься, умираешь. Кто будет искать твоё тело несколько лет, тем более ночью? А там его и собаки погрызут, и земля покроет. В любом случае, сложно что-то найти на равнине. Равнина огромна. Да и потом, вряд ли ангелы съедают людей целиком. Что-то должно остаться. И где это что-то?
– Людей они просто уносят, так говорила бабушка.
– Вы часто упоминаете бабушку.
– Да, бабушка знала многое. И многому меня научила.
– Храните память, это всё, что у нас остаётся. В остатке, – искатель вздохнул, – я многих людей потерял. В том числе и тех, от которых всему научился.
– Прошлую ночь я часто путешествовала с бабушкой, и это она сделала меня проводницей.
– Мы Вам доверяем, – ответила Любящая, – мы верим, что Вы проведете даже несмотря на возникшие обстоятельства.
– Вам надо ему доверять, тому, кто везёт карету, – проводница кивнула вперёд.
И наступило молчание.
Каждый думал о предстоящей дороге, о природе, которая преподносит сюрпризы, и каждый ждал Леса.
Лес не показался на следующие сутки.
Прошли ещё сутки, а всё осталось как прежде. Та же равнина, тёмная, непонятная. Тот же туман.
– Возможно, топтун ещё раньше ушёл с маршрута, – Первая не заметила, как произнесла это вслух, – он шёл слишком резво. Может, он объезжал…
– Что объезжал? – Любящая очнулась от мыслей.
Проводница пожала плечами:
– У топтунов свои секреты. И свои страхи.
– Он боится, – сказал Бесполезный, – он жалуется не на дорогу, он просто боится. Точнее, боялся.
Девушка поглядела на парня.
– Молодой человек знает, о чём говорит, – ответил искатель.
“Ну да, – думала девушка, – возможно, он знает”. Она ещё не совсем доверяла Бесполезному, но Терпеливый вызывал у неё уважение. "Что будем делать?" – хотела она спросить.
Но вовремя остановилась. Она здесь хозяйка, и только она решает, что делать. “Тебе должны доверять, – говорила ей бабушка, – если доверия нет, жди беды”
Эх, бабушка, бабушка.
Проводница вздохнула.
Потом постучала вознице.
– Посидим у костра, отдохнём, – объяснила она сидящим, – надо развеяться.
– Смотрите, озеро, – Любящая показала на маленькие желтые огоньки, – мы у самого берега.
– Это совсем небольшое озеро, – ответила девушка, – на карте таких нет.
Путники подошли к самой кромке.
Стояло безветрие, поверхность воды была гладкой, и слабо подсвечивалась – это резвились огнетелки, верткие, похожие на рыбок существа, внутри которых горел огонёк. Над водой стоял туман, лёгкий, словно душа, он почти не шевелился, чем только усиливал волшебство.
Огнетелка
– Когда я была маленькая, – девушка смотрела на огоньки, – мама рассказывала сказку.
– Ну вот, наконец-то мама, – перебил её Терпеливый, – а то до сих пор была бабушка.
Первая улыбнулась:
– Может, вы её знаете. Про огнетелку и плавунца. Огнетелка всё что-то делала, занималась делами. А плавунец лежал на воде. День прошёл. Пришла ночь. Огнетелка зажглась, и уплыла по делам. А плавунец растерялся, опустился на дно и умер.
– Много ненастий делают крепче, а случится одно – и сломает, – объяснил Терпеливый, – такая мораль.
– Осталось понять, много у нас ненастий или одно, – съязвил Веселёхонький.
– Ну… – Терпеливый вздохнул, – ненастий у нас было много, дорога не близкая. Да и не только у нас, – ты это хотел услышать?
Веселёхонький не ответил.
Первая склонила голову набок.
Любящая, обычно такая разговорчивая, спустилась к воде.
Бесполезный сидел на подножке.
Туман, безветрие, тишина. Огоньки, которые блуждали в этом тумане, в этой тишине и безветрии, зонтик, шляпка которого слабо мерцала, добавляя загадочных розовых красок – всё это заставляло молчать.
– Скоро должна появиться река, – чуть слышно сказала Первая, – если мы её не объехали. Доедем до реки, найдём переправу. А найдём переправу – поймём, где находимся.
– Но если мы переправу объехали? – поинтересовалась Любящая.
– В таком случае надо доехать до холмов. А потом повернуть на Россыпь.
– Но как мы заметим, что подымаемся? Холмы не начинаются резко, – спросил Терпеливый.
– Топтун остановится. Он не пойдёт на холмы. Топтуны равнинные животные, и подыматься не любят. Он повернет на Россыпь, и мы доедем до Прихолмья. Минуя Долину.
– Точно? – переспросил искатель.
Проводница вздохнула:
– Давайте достигнем реки. А поедем по берегу – всё равно во что-то упрёмся, – она усмехнулась, понимая, как неуклюже сказала, – карта у нас под рукой, небо затянется – достану прибор. Не потеряемся, – Первая помолчала, и после добавила, – обещаю.
Терпеливый кивнул.
“Как же обстоятельства меняют людей” – думала девушка. Любящая и Веселёхонький, казавшиеся такими жизнерадостными пару суток назад, теперь приуныли, задумались. А Терпеливый, наоборот, приободрился, собрался и стал источником хорошего настроения.
– Нам нужен костёр, – Первая хлопнула по шее, чтобы раздавить твердотелку, а может, и насекомое. Причём в этом случае разница всё же была – на раздавленное насекомое никто бы внимание не обратил, а за твердотелку могли пожурить, те же стражи. Сами ездят на прыгунах, ползунов обдирают, а учат. Интересно, что бы они сказали о многочисленных крушинках, раздавленных по дороге? Или тянучках, из которых варят напитки?
Бесполезный был рядом. Пару раз оба нагибались за одной и той же веткой. Пару раз чуть не стукнулись лбами. Да, одна лампа, далеко не уйдёшь, и всё же…
– Вот чёрные ангелы, – сказал Бесполезный, возможно, желая начать беседу и не зная, с чего начать, – почему же они охотятся на людей? Если едят, значит они незримые. Зримый незримого есть не будет. Если незримые, почему же летают только ночью?
– А я почем знаю? – сухо ответила девушка, – спроси у искателя.
– Он в них не верит.
– А ты спроси.
Бесполезный повторил вопрос, но уже Терпеливому.
– Посмотри на летучую мышь, – искатель глядел на Россыпь, – душа незримая, но темнота для неё – лучшее время. Так и ангелы смерти, если они существуют. В чём я очень, конечно же, сомневаюсь, – Терпеливый задумался.
А парень пошёл на свет.
Веток насобирали мало. Стеблей тянучек, которые высохли, оказалось больше. Горели они не очень, но если разгорятся, то долго не затухали, и их положили на ветки.
– Давайте подумаем об опасностях, – предложила Любящая, обхватив свои ноги и наблюдая, как разгорается пламя, – пускай черных ангелов нет. А дальше? Что нам ещё угрожает?
– Разбойники в такое время не ездят, – сказал Терпеливый, – они боятся. В пылающие возможно, но ближе к Лесу.
Была одна банда прикрытых. Управлял ей хромой мужичонка с черной повязкой на глаз, бывший воин. Дороги перекрывали, шмонали проезжающие кареты. Всё то у них получалось, везде то они успевали, в том числе и удрать. Маршруты меняли вовремя, нигде не задерживались. Пытались эту банду накрыть, да бестолку. Уходили, и снова за дело.
И вот однажды устроили они засаду, по дороге, что идёт с Длиннолесья в Малое Приморье. Сидели и ждали. Да вот незадача – ехал дорогой самый известный воин, да не один – возвращался с другими воинами. С тех самых мест, где получил своё имя. С той самой победы, за которую получил. Звали человека Заговорённый. "Стоять! – закричали разбойники, – кто такие, откуда?" И ну шмонать. "Вы не знаете? – удивились проводники, – это известные воины, едут с победой. Не трогайте их, плохо будет". Струхнули разбойники, хотели уже уходить. Да мужичонка отговорил. "Спокойно, – сказал он товарищам, – чего вы боитесь? Посмотрите на небеса, вы же прикрытые, они нет. Шмонайте, глаза не откроют." Обступили разбойники первую карету, велели вылезать. Обшмонали одного, обшмонали второго. Подошли к третьему. "Это герой, – говорят проводники, не трогайте. Мастер меча, всё такое…" Остановились разбойники. Не знают, что делать – и обшмонать боязно, и уйти жалко. Но не растерялся наш мужичонка. Подошёл так вразвалочку, насвистывая, и только хотел запустить свою руку, глядь – а руки то и нет. Взвыл не своим он голосом, отступил от мастера, и бежать. А тот развернулся, и рубанул того, что стоял сзади. Ровно так рубанул, сверху донизу. Так две половинки и упали, с гулким таким звуком. Услышали воины, что что-то происходит, и напали на тех, кто был рядом. Завыли разбойники, раненые, целые, и разбежались. Да с той поры об этой банде не слышали.
– Даа, – Первая фыркнула, – весьма познавательно. Особенно в тёмное время.
– Это он так с завязанными глазами? – спросил Веселёхонький, о чём-то соображая.
– Давайте расскажем что-то весёлое, – предложила девушка.
– Давайте, – Веселёхонький оживился, – я знаю одну историю. Увидел зонтик, и вспомнил.
– Рассказывай, – ответили путники. И посмотрели на Долговязого. Тот умудрился поймать кролика, которого и заметить то в такой темноте было сложно, и теперь гордо держал за уши.
– Горячий кусок мяса поднимает настроение не хуже, чем хороший рассказ, – заметил Терпеливый.
– Да. Уж, – Первая улыбнулась, вспомнив, какую "вдохновляющую" историю тот рассказал.
– Так вот, – продолжал Веселёхонький, – в общине Прихолмья есть брат. Он постоянно что-то придумывает. И вот однажды решил полетать. Смотрел как летают зонтики, и решил. В самом конце дня зонтики становятся крупными, настолько, что могут поднять человека. Поймать зонтик, привязать корзину, чтобы потом в неё сесть, у него получилось. А как управлять? Брат думал, думал, потом собрал твердотелок (долго собирал, для этого смастерил специальный сачок), поместил их в сеточку, сеточку привязал к веточке, и начал приманивать зонтик. В какую сторону манит, туда тот летит. И так это ловко у него получалось. Летает брат, радуется. Увлёкся, что не подумал о важном – а как же спускаться. А как подумал, то растерялся. Кричал, руками размахивал, уговаривал (зонтик!), просил опуститься, обещал, что сразу же отдаст все твердотелки, и те, что поймал, и те, что поймает в будущем. Да где там. Летал он, летал, пока не врезался в дерево. Оттуда его и сняли.
Путники заулыбались, представив человека, летящего под зонтиком.
– Такая вот история, – закончил Веселёхонький, – эксперимент нужно готовить тщательно.
– Загадка в том, как эти зонтики летают. У них только маленькие крылышки по бокам, – заметила Любящая.
– Ой, ладно, – сказал Терпеливый, – это известно. В шляпках воздух, но теплый, почти горячий.
– Все равно подъёмной силы не хватит, – возразила искательница.
– Да-да, – поддержал Веселёхонький, – ведь те же струйки и долгоносики летают без всяких там крыльев. И воздуха.
– Это загадка, – Терпеливый чесал свою бороду.
– Вы говорите интересные вещи, – заметила Первая, – возможно, пользы от вас всё-таки больше.
Она улыбнулась.
– Да, сударыня, – искатель словно и не заметил подкол, – ведь что из этого следует? Если сделать большой шар и наполнить горячим воздухом, мы полетим.
– Природа всегда даёт нам подсказки, – отозвался вдруг Бесполезный, – люди смотрели на брум и придумали колесо, смотрели на парусник – и придумали корабли.
– А вот крылья как у ангелов не придумали, – добавила Первая.
– Пробовали, – Любящая помешала костёр, – но тут уж подъемной силы точно не хватит. Нужны огромные крылья, или не такие огромные, но молотить ими нужно как стриклы.
– Жаль.
Долговязый уже насадил угощенье на вертел, и путники вдыхали ароматный ни с чем не сравнимый запах жареного мяса. Особенно ночью, особенно если в пути.
– У вас талант, – заметил Терпеливый, глядя на проводника, – вы, наверное, хороший охотник?
– Да, – ответила Первая. Она всегда отвечала за своего напарника, – у нас на Посту, если Долговязый уходит на охоту, делают ставки.
– Приятно вот так посидеть, ночью, да ещё у костра, – Любящая оглядела каждого из собравшихся, – но давайте вернёмся к опасностям. Чёрные ангелы, разбойники, – что ещё может появиться из темноты?
Первая фыркнула.
– У нас говорят, – продолжила женщина, – не так страшен враг, которого знаешь в лицо.
– У вас – это где? – спросила девушка.
– Не важно, – ответила Любящая, – такая поговорка подходит всем. И всегда.
– Ну что же, – сказал Терпеливый, – есть дикие собаки. Ночами они сбиваются в стаи и бродят. Но не так далеко от Леса.
– Может быть, Лес не далеко, – предположил Веселёхонький.
Терпеливый пожал плечами:
– Кто знает. Возможно, не далеко. Но собаки на группу путников не нападут. Беспокоиться не о чем. Вот если мы попадём в долину сонхватов, – сказал он задумчиво.
– Это немного не здесь, в стороне, – успокоила Первая, – а одинокие сонхваты за пределы долины в это время заходят редко.
– Совершенно согласен. К тому же с нами топтун. Зримую душу они предпочтут скорее, чем человека.
– Моя бабушка тоже так думала. С ней был прыгун – четырёхдневка. Но они предпочли мою бабушку.
Путники засмеялись.
Из плодов сонхватов, которые те откладывали в землю, получали замечательное масло. Им смазывали всё, что скрипело, но главное – его использовали в лампах. Оно горело долго и почти не коптило.
Плоды появлялись днём, но в самом его конце, почти в сумерки. Обычно отправлялись двое, ведь если ты уснёшь, то останешься совершенно беспомощен. Сонхваты тебя не тронут, но обстоятельства могут покалечить. Бабушка поехала одна, но, слава Обиженному, она взяла с собой плащеносца. Когда он вернулся на Пост, стало понятно, что что-то случилось.
Сонхваты едят только зримых, ночами, днём им хватает солнца. Днём это просто растение, безобидное во всех смыслах слова. Только перед самым началом сумерек, после плодоношения, сонхваты становятся хищными. Они выдирают корни, припорашивают свои плоды и начинают бродить. В основном по долине, которая так и называется – долина сонхватов.
Хищные растения оберегают потомство, которое будет лежать целую ночь, и прорастёт по её окончании. Но им надо есть, и механизм для этого они придумали замечательный. Жертву, что подошла слишком близко, растения усыпляют, и, пока она спит, высасывают внутренности. Делают это сонхваты довольно кропотливо, ведь времени много, жертва мертва, и можно уже не спешить. Корявые лапы медленно погружаются в тело и так же медленно его пожирают, а может, и выпивают. Мнения, как они это делают, в общем расходятся, ни у кого нет желания наблюдать, что случилось. Во всяком случае, по окончании трапезы от жертвы остаётся лишь оболочка, словно пустой бурдюк, из которого вытек напиток.