полная версия

Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя

Прежде всего, я принял объекты и, вспомнив незабвенного Давыдова Владимира Николаевича, моего начальника участка на строительстве цеха М8 в Красноярске, подписал с прежним начальником участка Шуриновым, внешность которого была совершенно бесцветной, конъюнктурный обзор, его утвердил главный инженер Шпак Валентин Михайлович. В.М. работал начальником участка на строительстве огромного объекта – СКФ (сушильно-картонная фабрика) и только накануне моего приезда в Братск был назначен главным инженером нашего СМУ; это был высокий спортивного сложения красивый 30-летний мужчина, окончивший гидротехнический факультет и успевший поработать ранее на строительстве Куйбышевской ГЭС; живя в Братске он, по словам коллег, был хорошим баскетболистом и почему-то он мне сразу понравился; по его указанию я вплотную занялся объектом ВОС, на котором работал прораб Гостев Вадим – среднего роста молодой человек, брюнет с несколько мрачным лицом, был близорук, носил очки, не отличался общительностью и приветливостью.

Здесь надо было возводить 5-метровые монолитные подпорные стены по всему протяжённому периметру подземной части огромного здания; объём арматурных работ был солидный и до начала работ на площадку до меня была завезена вся арматура в сетках, каркасах и стержнях – изделия лежали прямо на земле, почти полностью засыпанные снегом; как говорится, «здесь ещё конь не валялся, трава не примята». Арматурщики бригады Гапонцева, когда им нужно было найти конкретные позиции изделий, долго очищали снег, копались в штабелях, не могли разглядеть, размытых талым снегом наименование позиций на фанерных затёртых бирках, нервничали, теряли время; я сказал прорабу, что это не порядок и надо очистить снег, выставить штабели на деревянные подкладки, возобновить бирки и сделать инвентаризацию десятков тонн арматурных сеток и каркасов, чтобы рабочие могли продуктивно трудиться; он обещал выполнить, но в последующие несколько дней ничего не делалось; мне не хотелось на первых порах портить отношения, решил подождать, подумал: «Пусть работает, как работал ранее». Тем временем участок стены длиной 40 м был подготовлен к бетонированию и на внутреннюю сторону опалубки прикреплены электроды прогрева из проволоки диаметром 6 мм; Гостев хотел подавать бетон сразу в 40-метровый участок высокой стены; при этом рабочий должен был стоять на совсем маленькой площадке, прикреплённой к верху приставной лестницы, и с неё разгружать бетон из бадьи; затем глубинным вибратором с гибким шлангом длиной 4,5 м уплотнять бетон; стали мы обсуждать и я, на основе опыта бетонирования высоких стен приёмных бункеров на Берёзовке, высказал своё мнение: во-первых, бетон с 5-метровой высоты подавать без хобота или жёлоба нельзя, т.к. смесь расслоится, вниз упадёт гравий, а сверху раствор, и равномерно перемешенной смеси не будет; во-вторых, 5-метровой длины электроды хорошо греть бетон не будут (большая потеря тока); в третьих, бетонировать надо не всю сразу 40-метровую стену, а разделить её на короткие секции, примерно 6-ти метровой длины; секцию надо оградить деревянной вертикальной перегородкой; укладывать и прогревать бетон лучше в два яруса по высоте – оба по 2,5 м; бетон подавать не сразу в опалубку стены (в этом случае арматуру верхнего яруса придётся позже чистить от налипшего и замёрзшего бетона), а сначала выгружать бетон из бадьи на короткий переставной лоток, установленный на настиле лесов – и рабочие в безопасности, и бетонная смесь будет самотёком сползать непосредственно в опалубку стены; бетонную смесь при такой высоте яруса можно уплотнить качественно; всё это я продумал накануне дома, решив, что хватит моего брака при бетонировании таких же подпорных стен приёмных бункеров на Берёзовке; прораб выслушал меня и ничего не возразил.

Занимаясь на ВОС, где готовились к ответственному бетонированию, я совсем мало уделял внимания работам на других объектах, РОЦ, ДПЦ, СКиЩ, на которых ещё не велись бетонные работы; но боялся, что с их началом могу не справиться, как начальник участка с очень большим объёмом работ, да ещё учитывая сложность взаимоотношений с упрямым Гостевым; пришёл к главному инженеру и высказал свои сомнения (насчёт Гостева, естественно, ни слова). Валентин Михайлович, выслушав меня, сказал: «Анатолий, взялся за гуж, не говори, что не дюж».

Живя в бараке на Щитовых всё-таки я был счастлив, ибо, уезжая из Красноярска, хотел окунуться в самую гущу большой стройки, и теперь в Братске, наконец, я этого достиг; через несколько дней вышел приказ о создании на ВОС отдельного прорабства во главе с Гостевым – у меня на сердце отлегло, поскольку неизвестно было, как могли сложиться наши взаимоотношения; теперь я мог проводить всё время на других объектах; отмечу ради объективности, что Вадим совсем немного времени оставался на ВОС и с приходом главного инженера УС БЛПК Чайковского, был назначен начальником участка в СМУ «Гидроспецстрой», которое возводило причальные объекты; позже он стал главным инженером этого СМУ, затем, как мне рассказали в 1970-х годах, Гостев работал на строительстве Чебоксарской ГЭС, где сделал успешную карьеру, став большим начальником.

IV

В ноябре на РОЦ 4-х кубовым электрическим экскаватором ЭКГ-4, с работой которого я ранее был незнаком, разрабатывался огромный котлован, а в готовой его части уже начиналось возведение фундаментов под каркас здания. Грунт на строительной площадке «алевролит» – разборная скала с примесью глины, и этот мёрзлый грунт даже такие мощные экскаваторы, выпускаемыми Уральским заводом тяжёлого машиностроения (марка УЗТМ известная в мире), не могли разрабатывать без предварительного рыхления мерзлоты взрывом. Здесь я впервые познакомился с организацией работы высокопроизводительного экскаватора и одновременного выполнения большого объёма взрывных работ субподрядной организацией «Гидроспецстрой» (бурение скважин, закладка зарядов, оповещение ракетой, взрывание грунта, оповещение «отбой»). Безопасность (оцепление и отвод рабочих в безопасное место) обеспечивалось нашим общестроительным участком. После рыхления грунта взрывом экскаватор начинал его разработку и погрузку в самосвалы.

Отличие в использовании механизмов и транспорта в Красноярске и Братске заключалось в том, что в Красноярске весь комплекс земляных работ, предусмотренных сметой (разбивка на местности, руководство механизаторами, оплата их труда, сдача работ строителям), выполняли субподрядчики; хорошо или плохо, об этом будет сказано в дальнейшем при описании строительства КРАЗа. В Братске мы сами организовывали работу экскаваторов, бульдозеров, самосвалов, осуществляли контроль качества, учёт и оплату труда. Что здесь положительного: экипаж экскаватора имел живой контакт с прорабом и всегда учитывал замечания и пожелания, особенно в части недокопа или, не дай Бог, перекопа грунта относительно проектной отметки; отмечу, что работая на высокопроизводительном экскаваторе, заработки машинистов и их помощников были очень высокие: в двухсменном экипаже на РОЦ все механизаторы учились заочно в техникумах, а двое окончили институт, но уходить из-за высокого заработка на должность ИТР не соглашались; работать нам с такими образованными людьми было легко, поскольку эти кадровые работники «Братскгэсстроя», хотя часто были недовольны отсутствием достаточного числа самосвалов под погрузкой, но понимали, что на такой большой стройке нехватка автотранспорта – это болезнь; только через полгода при министре Непорожнем проблема была решена и в Братск прибыло 350 новых самосвалов. Бульдозерист, обслуживающий работу экскаватора (зачистка грунта в забое, уход за подъездом для самосвалов, уборка больших негабаритов-кусков мёрзлого грунта и др.) беспрекословно выполнял указания наших ИТР. Старший водитель бригады самосвалов был под контролем молоденькой, но очень добросовестной точковщицы Любы Константиновой, которая учитывала количество рейсов каждого самосвала, т.е. обозначала рейсы точками в своём журнале. Проблему налипавшего к кузову талого грунта, который примерзал к холодному кузову, решали сами шофера с помощью опилок, строители обязаны были заблаговременно завозить их в забой.

В Братске была хорошо поставлена геодезическая служба. Объекты были громадные, котлованы глубокие, поэтому традиционная обноска для нанесения осей здания, как это делается на небольших объектах, здесь не могла быть применима. Пришлось устраивать её по периметру огромного котлована на высоте четырёх метров с опорой на прочно установленные столбы. Чтобы разметить на высоко расположенной обноске оси при помощи теодолита, ставилась почти вертикально большая лестница-стремянка с опорой на доску обноски, геодезист, стоя на верхней ступени лестницы, отмечал карандашом расположение оси и вбивал молотком гвоздь, на который позже рабочие закрепляли мерную проволоку, проходящую через весь котлован. Всё бы ничего, но этими геодезистами были девчушки-комсомолки, почему-то все низкорослые, с обожжёнными морозом лицами; они добросовестно выполняли эту сложную и точную работу, от которой зависела правильная разметка многочисленных фундаментов под колонны каркаса здания. В отделе геодезии, который обслуживал десятки объектов огромной стройплощадки, был единственный мужчина – начальник отдела, он в основном занимался камеральной обработкой и выходил на местность только для закрепления пикетов, а также контролировал разбивку углов зданий. Все схемы выполняемых разметок прилагались к акту, который подписывался двумя сторонами. С такой организацией сложных геодезических работ я встретился на строительстве впервые.

Постепенно земляные работы на большом участке котлована были выполнены, и открылся фронт работ для устройства монолитных фундаментов. Снова стоит отметить, что с помощью экскаватора и бульдозера, благодаря большому мастерству механизаторов, удавалось разрабатывать грунт на проектную отметку в основаниях фундаментов с минимальным недобором грунта в 5-7 см, что почти полностью исключало неэффективную ручную доработку грунта в больших объёмах. С открытием значительного фронта бетонных работ на участок были направлены солдаты, комсомольцы-добровольцы, демобилизованные из группы советских войск в Германии и прибывшие в Братск в большом количестве (правда, почти половина из них, не выдержав холодов, разъехались по домам, но те, кто остался, стали хорошими кадровыми рабочими); они не имели строительной специальности и ими пополнили имеющиеся на участке бригады.

Теперь несколько слов о наших бригадирах; Владимир Шепелев – 30-летний мужчина, высокий худощавый, с вечно охрипшим голосом, грамотный, хорошо разбирающийся в чертежах и прекрасный организатор работы бригады, настоящий «кормилец» своих рабочих; он учился заочно в строительном институте, в дальнейшем Володя вырос как специалист и дошёл в карьере до начальника участка, однако с большим трудом и только постепенно, порой мучительно, удалось ему изменить психологию бригадира на ИТР-овскую.

Анатолий Вайналович – дородный молодой украинский парень, оптимистичный, даже весёлый, не боялся никакой трудной работы, отличный плотник; в бригаде работал его родной брат Григорий, совершенно другая натура, как это часто бывает в семьях; в процессе работы обнаружилось, что Анатолий был не лишён иронии и чувства юмора; однажды зимой на участок был направлен в качестве мастера молодой специалист, приехавший из Армении: невысокий, очень худой, смуглый застенчивый юноша, Рафик; он страдал от мороза, который на протяжении всего дня, видимо, одерживал над ним значительные победы, и бедный парень вечно мёрз в своём модном, но совершенно негодным для Сибири пальто; от холода ничего не мог соображать и делать; выйдя из тёплой прорабской, он просто стоял и наблюдал за работой людей; бригадир Вайналович, как-то проходя мимо него с тяжёлой доской на плече, сказал замёрзшему мастеру беззлобно: «Ну что, еб.. сибирский мороз южного человека?»; нам всем было жаль парня, и когда он попросил отпустить его домой в Армению, то без разговоров я завизировал заявление.

Бригадир Роговский Саша, невысокого роста черноволосый скромный молодой парень, немногословный, рассудительный и серьёзный, очень внимательно выслушивал сложное задание и спокойно руководил бригадой, целиком состоящей из таких, как он, молодых ребят.

V

Теперь несколько слов об ИТР. Мне повезло, что на участке работал толковый прораб Владимир (Бова) Алексеевич Рыхальский; среднего роста, широкоплечий, физически сильный парень, крепыш, борец – природа наградила его крепким здоровьем; была у него большая чёрная шевелюра, вьющиеся волосы, большие выразительные чёрные глаза и полные губы; речь его была правильной, уважительно относился ко всем, не заискивал ни перед кем, был требователен и справедлив; сразу после знакомства мы стали называть друг друга Володя и Анатолий; не особенно разговорчивый умный прораб спокойно объяснял вычерченные им самим эскизы и давал указания мастерам и бригадирам чётко, не повышая голоса; отличался он трудолюбием и ответственностью в работе, имел критический, инженерный взгляд. Я обратил внимание, особенно когда он был чем-то недоволен, на его немного странный голос, в котором иногда звучали «высокие ноты», фальцет, и это поначалу удивляло многих; он знал об этом, стеснялся своего природного «пунктика»; позже я понял причину: Володя хорошо пел тенором, любил петь, в школе, институте и в Братске участвовал в самодеятельности. Деревенский парень был родом из украинского села Червоное; после окончания факультета строительства ГЭС и речных сооружений Киевского института инженеров водного хозяйства около года по распределению работал в Армении, а затем по направлению Минэнерго СССР приехал в Братск на строительство БЛПК и работал здесь уже около трёх лет; я видел, что в нём определённо была крестьянская закваска, которая мне, воспитанному в городе, нравилась; я знал парней, детство и отрочество которых прошло в деревне, они впитали в себя определённое воспитание, в чём-то хорошее, а чём-то не очень; из бесед, которые мы вели спустя некоторое время, я знал, что огромное влияние на его дальнейшее формирование как личности, оказали институтские годы в благословенном культурном и спортивном Киеве, а работа в непростых условиях и специфическом окружении на стройках Армении выработала твёрдый характер строителя. Практически вся работа с бригадами была на нём, поскольку я решал общие вопросы по внешнему техническому и материальному обеспечению, как это обычно делается начальником участка; конечно, стратегические планы работы лежали на мне, но разрабатывали их вместе; в первое время мы наблюдали друг за другом, мне нравился серьёзный, основательный подход энергичного прораба к решению всех вопросов; сразу заметил его хорошие знания и в работе с чертежами, и в организации технологических процессов; меня радовала его требовательность и вместе с тем уважительное отношение к бригадирам, а также принципиальность и честность при составлении нарядов и оплате труда; я заметил, что все бригадиры и ИТР также с уважением относятся к требовательному, но справедливому прорабу; мне импонировало, что в Володе было сильно развито чувство справедливости: закрывая наряды бригаде, особенно когда объёмов не хватало, и заработок рабочих оказывался меньше, чем ранее, он подробно объяснял бригадиру справедливость и объективность своих решений, которых тому в ответ крыть было нечем, и даже при недовольстве, конфликтов никогда не было.

Конечно, он тоже наблюдал за мной, как за молодым, одного с ним возраста, начальником участка и, безусловно, всё подмечал. Прорабу вероятно нравилось, что я полностью доверял ему, не был ретивым начальником, спокойно разговаривал со всеми, заботился об обеспечении механизмами (за них по утрам в диспетчерской между начальниками участков нашего СМУ была настоящая борьба, почти драка) и материалами, т.е. был его помощником в работе на самом большом и ответственном участке огромной стройки. Безусловно, он сравнивал меня с прежним своим начальником Шуриновым и сразу оценил, что я за короткое время хорошо изучил все чертежи, принимал решения, посовещавшись с ИТР, не лез в мелочи и зря никому ничего не выговаривал; я стал доверять прорабу, а как известно, доверие рождает доверие; в итоге уже через месяц мы почувствовали, что в производственном отношении мыслим одинаково, а это самое главное для совместной работы; мы, что называется, сработались; исполнителем он был умным и серьёзным, на его плечах лежала большая часть работы непосредственно на возводимых объектах; мы оба мечтали построить сибирский мировой гигант лесохимии («мечта – вечный двигатель свершений») и Володе удалось посвятить этому всю свою жизнь; мы обсуждали проблемы, чтобы сохранить темп работ, и я старался загодя обеспечивать бригады всем необходимым и обустроить участок.

Рыхальский был эмоционален и иногда даже горяч; однажды в январе произошёл характерный случай; мы после работы собрались уходить домой, как вдруг к прорабской подъехал грузовик и шофёр сказал нам: «Синицын распорядился нагрузить ему домой дров»; вероятно, в его доме было печное отопление; дров – негодных для дела остатков деревянной опалубки после её разборки было много, плотники и бетонщики жгли их на костре, чтобы погреться прямо на рабочем месте, и я всегда разрешал рабочим и ИТР, которые жили в избах, увозить домой дрова; а что касалось погрузки дров для нашего куратора от заказчика, который подписывал объёмы выполненных работ (Форма № 2), то мы обеспечивали его дровами вдоволь и даже отправляли их к нему домой на нашей участковой машине – обычное дело на стройке; в данный момент рабочие уехали домой на участковом МАЗе с будкой и только мы, четверо ИТР задержались на участке; Рыхальский первый возмутился наглости нелюбимого и крикливого начальника СМУ и заявил: «Я не нанимался грузить дрова Синицыну!», все его поддержали, машину отправили обратно; так и хочется мне вспомнить справедливые слова Омар Хайяма:

Если труженик, в поте лица своего

Добывающий хлеб, не стяжал ничего –

Почему он ничтожеству кланяться должен

Или даже тому, кто не хуже его?

Не скрою, мне понравилась принципиальность прораба, отдавал должное его смелости, я же не мог бы так выразиться, зная, что через водителя это станет известно моему начальнику. Теперь мы почти всегда вместе с Володей уходили домой, и я почувствовал, что между нами произошло ещё одно сближение, но уже не производственное, а нравственное, как говорится, мы сошлись. Прочёл у Шопенгауэра: «… при своей обособленности человек в состоянии чувствовать временами порядочную радость, выискав в другом какую-нибудь однородную с ним самим черту – хотя бы в самом слабом виде. Ибо каждый может иметь для другого лишь такое значение, какое тот имеет для него. Становится понятным, почему единомышленники так скоро друг с другом сходятся, – их как будто взаимно влечёт какая-то магнитная сила».

Мастерами работали молодые ребята, и среди них был неплохой мастер Витя Новопашин, маленького роста, внешность его не особенно примечательна, довольно подвижный, энергичный, почему-то любил работать в вечернюю и ночную смену, вероятно, ему это было удобно по семейным обстоятельствам, а мы такой выбор только приветствовали; но это не главное, был у него некий пунктик – любил подробно описывать свою смену в журнале; рабочих немного, скучно, сиди в прорабской, грейся и пиши; в сменном журнале он пространно и «художественно» описывал произошедшие события, в которых лишь 10% составляла техническая суть, а другие подробности излагались вольным стилем; при этом никаких знаков препинания, в т.ч. точек между предложениями, не было, зато в конце он ставил свою размашистую подпись; читая утром такие записи этого, по выражению Рыхальского, «большого оригинала», мы смеялись, поднималось утреннее настроение; у меня в архиве, к сожалению, сохранилась всего лишь одна короткая запись: « А… Б…! Бетона принято на ДПЦ 3,2 куба диспетчер сообщил, что выделена всего одна машина на два участка от этого нам не стало легче роль Любы Константиновой по доставке бетона и прочее я до сих пор не могу понять и оправдать. 9.10. 1963.». Ещё работал у нас мастер Владимир, фамилии не помню, семейный 30-летний мужчина; позже он поехал в Тольятти на строительство автозавода по выпуску «Жигулей», куда съезжались строители от нас и со всех концов страны, привлечённые слухами о небывало высоких заработках, по сравнению с обычными, т.е. за «длинным рублём»; но не прошло и года, как этот мастер, который там работал простым плотником, вернулся в Братск и рассказал о причине своего возвращения. Завод в Тольятти строили под руководством итальянцев из Милана, оплата труда была повременная и месячный оклад рабочих доходил да 800 рублей, т.е. в три раз больше, чем получали наши советские рабочие; но существовала на стройке система штрафов за разные провинности, их фиксировала многочисленные итальянские специальные сотрудники-наблюдатели; наши рабочие, получив первый раз листочки с указанием месячной зарплаты удивились, что она оказалась очень маленькой; обратились в бухгалтерию, где ознакомились с большим перечнем довольно серьёзных штрафов за, например, утерю инструмента, порчу лопат, опоздания и неположенные перекуры, неубранное рабочее место и т.д. и т.п.; но самые большие штрафы были за утерю и порчу имущества; тогда рабочие стали воровать инструмент и приспособления у рабочих других бригад, взламывать по ночам ящики и кладовки, чтобы отчитаться за сохранность; начались волнения, дошло до массовых драк; премьер А.Н.Косыгин, который вёл переговоры в Италии и был главным инициатором строительства завода по выпуску «Жигулей», посетил стройку и когда ему доложили о безобразиях, он отменил договор об участии итальянцев в организации строительных работ и всё вернулось на круги своя: сдельные заработки сравнялись с общесоюзными и были даже меньше (в Братске был поясной коэффициент 1,4), и многие рабочие вернулись на свои прежние стройки. В конце хочу заметить, что ИТР нашего участка и бригадиры были дружны, ведь когда члены команды проникаются духом товарищества – успех обеспечен, а для меня самое ценное – это люди, которые меня окружают; я без надобности не вмешивался в дела подчинённых, предоставив им свободу действий; конечно, находясь в Братске, я не вычеркнул из памяти никого, с кем общался ранее в Красноярске.

VI

Но вернусь непосредственно к событиям на стройке. Постепенно на РОЦ, не дожидаясь полного окончания земляных работ, в готовой части котлована широким фронтом развернулось бетонирование столбчатых фундаментов с большим объёмом опалубочных и арматурных работ; я добился, чтобы на объекте установили высокую мачту с лампой «Солнце», позволяющей успешно работать в тёмное время суток, поскольку мы перешли на скользящий график для всех видов работ (работа людей и механизмов в три смены, включая субботу и воскресенье); поскольку экскаваторная разработка грунта в значительной по объёму части котлована всё ещё продолжалась, рыхлить мёрзлый грунт приходилось взрывами; однажды взрывники «Гидроспецстроя» бурили скважины и я по подсказке опытного Рыхальского, предупредил их прораба, чтобы они точно соблюдали расстояние между скважинами, ибо после взрыва могли остаться крупные «негабариты» мёрзлого грунта; кроме того я потребовал взрывать грунт не массовым зарядом, а только последовательными зарядами, однако большой соблазн выполнить работу побыстрее привёл к печальным результатам; несмотря на предупреждение, взрыв они произвели мощным массовым зарядом, и в итоге была сломана опалубка фундаментов, уничтожена лампа «Солнце», разрушена сложная обноска, проломлена крыша бригадных будок и нашей прорабской, а когда экскаватор начал работать, то обнаружились негабариты мёрзлого грунта громадных размеров, и стало ясно, что расстояние между скважинами было гораздо больше положенного; эти негабариты затрудняли работу экскаватора, и нашему бульдозеру приходилось много раз толкать их далеко в сторону, чтобы не мешали вывозить грунт и устраивать фундаменты; разрыхлить негабариты накладными зарядами, т.е. исправить свой брак, взрывники отказались; тогда я решил во что бы то ни стало удержать с взрывников деньги и компенсировать нанесённый ими ущерб нашему участку; поручил Рыхальскому, который после сигнала отбоя (зелёная ракета) кинулся с кулаками на прораба взрывников, составить опись убытков и расценить; это для него было делом новым, но поскольку все были возмущены действием хулиганов, Володя скрупулёзно всё подсчитал и мы составили акт, подписали его ответственными лицами, в т.ч. руководством профсоюза, но прораб взрывников отказался подписывать; когда же он в конце месяца пришёл ко мне визировать Форму № 2, я общую сумму оплаты уменьшил на величину нанесённого нам убытка и приложил копию нашего акта. Ну и что? Начальство нашего СМУ приняло работу без меня и подписало все бумаги, а наши убытки были списаны на производство; так мы узнали, что взрывники в Братскгэсстрое были неприкасаемыми.

VII

Шли недели и месяцы моей жизни в Братске на Щитовых, и однажды я обратился к Медведеву Виктору Андреевичу, который в ноябре стал главным инженером УС БЛПК, с вопросом о жилье, поскольку должна была приехать Света из Иркутска; в конце рабочего дня момент для разговора был не подходящим, ибо улыбающийся украинец сказал: «Анатолий, сейчас мне некогда, сегодня вечеринка, моя жена с детьми уехала из Братска к матери, будут классные женщины с такими «колэсами», так что потом поговорим», но на другой день он обратился более доброжелательно: «Идите к заму по жилью, я ему уже позвонил», и пожал мне руку (Притча Соломона: «Радость человеку в ответе уст его, и как хорошо слово вовремя!»); к 1 декабря я получил комнату в построенном новом бараке на окраине Щитового посёлка.

Барак с общим коридором посередине был поделён на отсеки и в каждом находились четыре комнаты, отапливаемыми электронагревателями; уборная на улице в 15 м от крыльца; на складе СМУ я выписал и перевёз незамысловатую мебель; после мытарств в прежнем бараке с клопами я был в этой «квартире» довольно чувствителен к новому для меня удовольствию своего уютного уголка, где можно было спокойно поработать с чертежами и отдохнуть; обустроившись на новом месте, я сообщил Свете, и она, будучи уже в положении, сразу приехала ко мне; мы готовили еду на электроплитке, хорошо наладили быт: купили классную радиолу и по вечерам слушали радио и пластинки, которые я привёз из Красноярска; часто, щадя моё самолюбие, Света соглашалась, чтобы я посидел вечером над чертежами; иногда посещали мы кино в клубе посёлка, а по выходным ходили в центр – посёлок ЛПК (4км), к знакомым или ездили за продуктами в Гидростроитель с заездом в Осиновку, где в «Ангарстрое» было лучшее снабжение; 31 декабря отметили встречу нового 1963-го года.

VIII

Наступил январь с его крепкими морозами; на РОЦ ритмично в три смены шло бетонирование фундаментов с выдержкой бетона методом электропрогрева; рабочие, бывшие солдаты, быстро научились грамотно укладывать и уплотнять вибратором бетон, а также – организовывать прогрев, контроль за которым осуществляли температурщицы и электрики, работавшие также в три смены под руководством мастера; каждые два часа электрик на несколько минут отключал ток, и производились замеры температуры бетона в вертикальных скважинах, делались они по разработанной заранее схеме в ещё свежеуложенным бетоне; после каждого замера заполнялся сменный температурный журнал. И вот однажды среди ночи в нашу квартиру постучался сменный диспетчер СМУ (телефонной связи не было), разбудил нас и сообщил о том, что по приказу свыше на всех объектах стройки отменена укладка бетона из-за резкого понижения температуры до 45 градусов, а на РОЦ рабочие продолжают бетонировать и никого не хотят слушать; сменного мастера на объекте диспетчер не нашёл, некому приказать рабочим остановить бетонирование; мы поехали на участок, я велел рабочим прекратить укладку бетона, а сам пошёл в прорабскую, дверь которой была заперта; с помощью топора открыли дверь и обнаружили спящего на столе мастера Надю, а температурщицу нашли спящей в будке электриков; пришлось мне быстро организовывать прогрев бетона в трёх фундаментах, но выяснилось, что уложенный в опалубку бетон при такой низкой температуре уже замёрз, и электроды прогрева невозможно установить; велел всем после работы остаться на участке и уехал домой досыпать; утром в присутствии ИТР, электриков и температурщиков устроили «разбор полётов»; посмотрели температурный журнал с липовыми данными, взяли объяснительные, написал я докладную начальнику СМУ, чтобы наказали виновных; мастер Надя вскоре уволилась и переехала на стройку в Среднюю Азию; с бетонщиками провели беседу и объяснили технологию зимнего бетонирования, хотя нам было понятно их желание как можно больше уложить бетона, хорошо заработать, чтобы скорее купить гражданскую, одежду, обувь…, а не солдатскую,

Новой для меня была в БГС система приёмки опалубки и арматуры до начала бетонирования, заимствованная из практики США и Канады; там помимо контроля со стороны мастера и прораба существовал контроль представителя техинспекции, т.е. специального отдела, и у нас он был создан при УСБЛПК; до начала укладки бетона мы посылали участковую машину-будку за сотрудником этого отдела, который на объекте сверял размеры опалубки и арматуры в натуре с чертежами, осматривал крепления и, если всё в порядке, расписывался в журнале бетонных работ; если нет, то недостатки или тут же исправлялись или укладка бетона переносилась на другой день; сначала, когда эту систему ввели, мне казалось, что всё это лишняя морока, но когда я узнал об огромном браке, сделанном до меня на ДПЦ, то понял необходимость такого контроля (можно также вспомнить разрушение взрывом огромных выполненных с браком фундаментов на АГК в Ачинске или в Волгодонске на строительстве Атоммаша, где брак в количестве более 40 кубов высокомарочного бетона долбили мощным бетоноломом, смонтированном на тракторе «Беларусь»). Принятая в Братскгэсстрое прогрессивная система позволяла не допускать брак.

На другом участковом объекте СКиЩ нами выполнялись массивные фундаменты под высокие и объёмные железобетонные силосы для хранения коры и щепы; бетонирование шло при очень низкой температуре воздуха, 36 – 38 градусов, бетон здесь прогревали методом периферийного электропрогрева с помощью электродов, крепившихся гвоздями к щитам опалубки; риск заморозить бетон на таком морозе всегда бывает, но чтобы его исключить нами были приняты все необходимые меры: точно по расчёту поставлено должное количество трансформаторов прогрева, завезены опилки для утепления верхней поверхности фундаментов, укладывали бетонную смесь беспрерывно, чтобы массивный фундамент был завершён полностью и сразу начался прогрев; на всей стройке, пожалуй, только мы брали бетон в такой мороз, поэтому появились недоброжелатели, которые предвещали большой брак; в этой обстановке нам пришлось особо следить за технологией и не отключать ток двое суток (вместо одних); после полного остывания бетона и распалубки специалисты стройлаборатории, в их числе и Маргарита Рыхальская, проверили молотком Кашкарова прочность бетона и удостоверились в правильно выполненном прогреве.