Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя
XXIII
На М8 началась последовательная сдача отдельных помещений под монтаж оборудования, и это радовало, но работы было ещё непочатый край; уже мною было упомянуто, что до начала возведения корпуса на стройплощадке не были выполнены, как это должно быть по строительной науке, инженерные наружные коммуникации: водопроводы холодной и горячей воды, а также пожарный водопровод, канализация, прокладка электрокабеля и др.; и теперь на финише, всё это надо было быстро делать и заводить трубы в здание через стены подвала; поскольку до моего прихода на объект обратная засыпка стен подвала была выполнена, я считал, что все проектные отверстия для ввода коммуникаций выполнены во время возведения стен подвала; но когда работники «Сантехмонтажа» подвели коммуникации к местам их ввода в подвал, оказалось, что отверстий в стенах нет, их надо проделывать, ужас! В толстых стенах бетон за два года приобрёл большую прочность, и пришлось пробивать отверстия при помощи отбойных молотков; этот строительный брак двухлетней давности исправляли в темпе при трёхсменной работе в зимних условиях; возникла масса проблем: в каждую смену надо было оставлять двух-трёх рабочих с отбойными молотками, которые трудились поочерёдно, греясь у костра; наряд на работу составлялся таким образом, чтобы он максимально стимулировал рабочих, молотки часто глохли на морозе, трое мотористов на компрессоре работали посменно, агрегату тоже был нужен краткий отдых; электрики обязаны были следить за освещением (прожектор) и пр., и пр.; с большим трудом за неделю адскую работу выполнили; да, не сладко приходилось нам отдуваться за грехи прорабов Иванова и Слесарчука.
В декабре, когда уже приблизился финиш, вдруг выяснилось, что не сделана эстакада для газопроводов от действующих цехов завода к М8; как эта большая работа была пропущена, я не знаю; срочно стройбазе треста был заказан сборный железобетон, а нам надо было выполнить фундаменты под колонны; самым трудным оказалось выкопать быстро котлованы в мёрзлом глинистом грунте и мы с Петровичем стали думать; увидели на территории завода разбросанные бесхозные трубы диаметром 800 мм, с немного деформированными концами и кое-где помятые; возникла идея разогревать грунт огнём, но не огнём от костров; не спрашивая ни у кого разрешения, наши рабочие разрезали трубы вдоль на две половины и затем нарезали куски длиной, равной длины стороны котлована, приварили сверху петли, чтобы укладывать трубы краном, положили по четыре полутрубы рёбрами книзу на грунт и подвели к ним форсунки от бака с соляркой, расположенного вверху на подставке; солярка самотёком подавалась к форсункам, а воздух шёл от малого компрессора, который обычно используют отделочники; огонь проходил под полутрубами и разогревал грунт; была организована круглосуточная работа: после восьми часов прогрева грунта, трубы снимали, бульдозер срезал оттаявший слой, трубы снова укладывали, и циклы повторялись, пока не была достигнута проектная глубина. Кто-то может сказать, подумаешь, такая маленькая незначительная придумка и ничего сложного, но это пока сам не сделал подобного, да ещё при остром дефиците времени, на декабрьском морозе и общей нервозной обстановке; мы с Петровичем были более, чем удовлетворены, как говорится: «Мы сделали это!»; стаканные фундаменты забетонировали с применением электропрогрева бетона, стройбаза изготовила ж/б колонны, а к 20 декабря «Стальконструкция» при активном участии её начальника Симакова, к которому я ещё со времени Берёзовки относился с большой симпатией, завершила монтаж эстакады. Интересно, что когда в 1970-х годах я работал в НИИ и просматривал строительные патенты, то увидел запатентованный одним американцем способ отогрева мёрзлого грунта, который мы на М8 применили на 12 лет раньше; правда, американец собрал из разрезанных труб более рациональную замкнутую систему, но нам для этого понадобилось бы время, которого не было; мы продумывали даже для большей эффективности накрыть этот небольшой участок прогрева металлической крышкой, и это было бы продуктивнее, чем у американца, но отказались изготавливать крышку, опять же, из-за нехватки времени; к слову сказать, я уверен, что например норильские строители делали открытия и поважнее, не задумываясь ни о каких патентах, да многие даже не знали этого названия и возможностей, что тут скажешь – закрытая от всего мира была наша страна.
Оставалось немного времени до срока сдачи цеха, как однажды пришёл главный инженер завода Грайвер Борис Михайлович, и стал просить строителей смонтировать на стене цеха под карнизом целый ряд дополнительных (их не было в проекте) газопроводов из винипласта для подачи технологический газов из цехов завода, мотивируя тем, что за время строительства наука не стояла на месте и газы им нужны для улучшения технологии; предстояла большая работа и Абовский категорически отказался делать, при мне разругавшись с заводским начальством; но компромисс всё же нашли: договорились, что монтажники начнут делать, но эта работа никак не повлияет на сдачу объекта по акту без этих трубопроводов; их успешно окончили монтажом в январе, заводчане были довольны.
XXIV
Заканчивался 1961 год. В самом конце декабря механомонтажники передавали заводу под наладку смонтированное оборудование, которое цеховые работники начинали опробовать; всё шло очень быстро и слаженно, руководство цеха, сменные мастера и другие инженеры уже работали на своих местах; с начальником цеха Николаем Ивановичем у меня сложились очень хорошие взаимоотношения; этот коренастый чёрноволосый симпатичный наполовину бурят был умным, доброжелательным, с хорошим юмором человек, и он, как никто из заводчан, понимал какую огромную и важную работу проделали строители, построившие в короткий срок прекрасный цех для уникального производства – всегда это подчёркивал в разговоре с нами; как-то он признался мне: на заводе никто не верил, что вводить цех в эксплуатацию придётся в 1961 году. Однажды, хорошо помню, что это произошло в 101-ом помещении, при опробовании рванули насосы, перекачивающие хлор; людей тут же увезла скорая в больницу, хлор отключили, а на другой день, когда я шёл по цеху, Н.И. предложил мне осмотреть помещение, где была авария, но на это я ему ответил, что в школе и в институте у меня по неорганической химии была пятёрка, я знаю что такое хлор и его влияние на лёгкие – так что разбирайтесь сами, а мы своё дело сделали; в ответ он улыбнулся и дружески похлопал меня по плечу.
Конечно, в работе всё случалось, но к чести моих руководителей, Абовского, Нестеренко, Синегина, они не обращали внимания на мои огрехи, все трое в один из последних дней щедро похвалили меня за то главное, что я сделал. И ещё мне повезло, что Нестеренко и Синегин за всё время никогда не отвлекали меня от работы на объекте, ни к чему не придирались, никогда не вызывали на планёрки и совещания, т.е. давали мне полную свободу действий.
Как-то я осматривал ход работ в бытовом корпусе вместе с Петровичем, где отделка велась с применением высококачественных импортных материалов и сантехнического оборудования и впервые мы, советские люди, имели дело с бидэ, узнав это слово и его назначение; меня также удивило, что и в женском, и в мужском отделениях было много небольших комнат, душевых, коридорчиков между ними; позже Николай Иванович объяснил, что на этом вредном для здоровья производстве работники контактируют с мышьяком, свинцом и подобными ядовитыми материалами и всё сделано так, чтобы это не попало к ним домой: ежедневно перед входом в цех надевалась рабочая одежда, вплоть до нижнего белья, а после работы она сдавалась на обеззараживание, обязательно работник принимал душ, и только после этого надевалась домашняя одежда.
XXV
В цехе полным ходом работала рабочая комиссия по приёмке объекта, строители-отделочники окончили основные объёмы работ, но оставалось исправить изъяны в отделке, возникшие при прокладке электропроводки, а также окончить покраску в труднодоступных местах; Абовский с пачкой экземпляров актов в руках постоянно ходил по цеху с представителями организаций, чьи подписи должны быть в актах; я ходил вместе с ним и при малейших замечаниях этих лиц, тут же срочно принимал меры по устранению недоделок, или по поводу просьб что-либо выполнить дополнительно; к 31 декабря все подписи были собраны, кроме одной – заупрямилась представитель санитарного надзора из-за незавершённости окраски стен и потолков в санузлах и туалетах, находящихся непосредственно в цехе (в бытовом корпусе всё было нормально); эта незавершённость заключалась в том, что масляная краска в замкнутых невентилируемых помещениях до конца не высохла; Абовский никуда меня не отпускал, и в 17 часов мне пришлось присутствовать при финальной сцене. Саннадзор осматривала ранее незавершённые окраской помещения, и, в общем, была довольна, пока в конце осмотра не зашла вместе с нами в один из цеховых санузлов; ко мне замечаний и просьб не было, и я отошёл к дверям; настал критический момент истины; саннадзор, глядя на обильные подтёки непросохшей краски и покачивая головой в стороны, что-то говорила В.П., и хотела уже выходить, но Абовский перекрыл узкий коридорчик своим телом и не выпускал её, обещая сегодня же поставить воздуходувки (их, естественно, у нас не было в помине) и краску высушить; после короткой паузы саннадзор взяла акты и вышла на свободу, В.П. тут же подставил свою кожаную папку и она всё подписала; затем он быстрым шагом (31 декабря!) вышел из цеха, сел в машину и уехал, вероятно, к большому начальству, а я сопроводил молчаливого саннадзора к её машине и попрощался. Для меня это был первый в жизни урок сдачи работ комиссии, который я с успехом использовал в 1965 году на строительстве КРАЗа во время сдачи в эксплуатацию корпусов электролиза.
И здесь я хочу отметить главные черты Владимира Петровича Абовского – серьёзность, увлечённость работой, ответственность и неутомимость; он, как никто, в течение полугода был основным координатором на строительстве цеха М8, сходу решал возникающие сложные проблемы, строго спрашивал с исполнителей любого ранга, ни с кем не держался запанибрата, контролировал общий ход работ – настоящий волевой и энергичный лидер, которого слушались и с мнением которого считались как подчинённые, так и руководители.
31 декабря, естественно, второй смены не было, все спешили домой подготовиться к празднованию Нового года; я зашёл в прорабскую, где собрался маленький коллектив ИТР участка, раздался телефонный звонок и нас всех позвали в бухгалтерию, где каждому под роспись выдали по пять рублей, и мы вернулись на участок; двоих отправили в гастроном за выпивкой и закуской, скромно отметили сдачу цеха и встречу Нового года, поздравили друг друга, поговорили о том, что придя 2 января на работу, надо будет устранить мелкие недоделки и выполнить некоторые официальные просьбы завода, затем все разъехались по домам; в трамвае я почувствовал какую-то опустошённость, как это всегда бывает после снятия нервного напряжения – ни о чём не хотелось думать и что-либо делать, только бы добраться до постели, лечь и забыться; хватило меня лишь на то, чтобы на почте дать две поздравительные новогодние телеграммы – родителям в Ростов и Свете в Иркутск; пришёл домой на Шёлковую – шум, гам, полно гостей, все готовятся к встрече Нового года, ёлка наряжена, столы сдвигаются и накрываются; ребята меня растормошили, куда делись моя усталость и унылое настроение; хотя никогда не рассказывал им о делах на строительстве М8 и не хвалился, но они, работая на трестовских стройках, слышали о длительной напряжённой работе на этом важном объекте; вымылся я и включился в праздничные хлопоты, отметили встречу Нового года хорошо, пили шампанское и хорошее марочное вино:
Меж тем одним ли богачам
Доступны праздничные чаши?
Немудрены пирушки наши,
Но не уступят их пирам.
(Е. Баратынский)
Затем по традиции веселились на улице, где уже народ праздновал вокруг ёлки, позжесмотрели телевизор, танцевали, а ночью в четыре часа отметили ещё по Ростовскому, Харьковскому, Краснодарскому, Московскому времени.
Первого января был день отдыха, небольшое продолжение праздника, а второго начались рабочие будни; как-то сразу не стало беготни, планёрок, шума, споров с субподрядчиками; в течение нескольких недель все вопросы с заказчиком по цеху М8 были сняты, а Форму № 2 я закрывал с хорошим финансовым результатом, это радовало; правильно когда-то говорил Абовский: «В пусковой период не надо думать о выполнении плана и о себестоимости, надо быстрее дело делать; все работы, учтённые и не учтённые, подчищаются, выполнение всегда будет обеспечено автоматически», так у нас и получилось. И хочу особо отметить, что опыт работы при возведении и пуске цеха М 8 стал определяющим в формировании моих взглядов как строителя; в принципе, для меня работа начальником участка на строительстве крупного цеха М8 была пробным камнем, и потом я всю жизнь не то чтобы гордился и вспоминал (всё было и так перед глазами), но и всегда сделанная мною работа была примером в дальнейшем; всё это подтверждало, что я сделал то, чего от меня ожидали; когда-то прочёл у Карамзина в «Истории государства Российского» и примерил на себя и запомнил: «Без веры в себя нельзя быть сильным. Но вера в себя разливается в человеке нескромностью. Уладить это противоречие – одна из труднейших задач жизни и личности».
XXVIII
Прибыли на участок чертежи нового объекта – Водородной станции, – корпус которой располагался параллельно цеху М8; стали изучать чертежи, готовиться к новому строительству и теперь мы уже могли в полной мере использовать богатый опыт, приобретённый на М8, где работы выполнялись под контролем ИТР очень тщательно; свидетельством этого явилось то обстоятельство, что за всё время строительства сложного объекта при мне не был допущен какой-либо брак, и не было необходимости переделок; это способствовало экономии драгоценного времени, особенно в предпусковой период (мучительная пробивка отверстий для ввода коммуникаций в толстых стенах подвала, которые «забыли» сделать неопытные прорабы в начале 1960 г. – не наша вина); в общем-то, положительный опыт возведения корпуса М8, когда все работы выполнялись с хорошим и отличным качеством, стало моей привычкой, принципиальным для меня; однако в дальнейшей работе на других стройках эта привычка имела и отрицательные последствия; повышенные мои высокие требования к качеству выполняемых работ очень часто встречали непонимание у моих коллег и особенно у начальников, которым не повезло в жизни строить такой объект, как М8; что поделаешь, в те времена много делалось быстро и некачественно, как говорил Аркадий Райкин: «Не надо катчества, давай колитчество!».
Последствия многомесячного сумасшедшего напряжения были для некоторых ИТР тяжёлыми; не могу забыть начальника участка «Сибтехмонтажа», 50-летнего болезненного человека, но ответственного, очень толкового и опытного монтажника, иного не поставили на М8; был он вежливым, тактичным, спокойным и скромным трудоголиком, несколько мягким в отношениях со строителями; он постоянно один (помощника у него не было) целый день находился в помещениях, где вёлся монтаж, помогая рабочим, часто звонил из нашей прорабской в своё управление по делам, был измотан, постоянно простужался в своём осеннем испачканном пальто, сильно кашлял, а к середине декабря даже стал покачиваться от усталости; жаловался мне: «На вас работает и помогает весь трест – и это было правдой, – а мне приходится одному с бригадиром крутиться»; мы старались не подводить монтажников сдачей фундаментов под оборудование, и по возможности не мешать им работать; монтажное управление часто «полоскали» на планёрках, ведь они не должны были отставать, поскольку были последними; буквально до 31 декабря, т.е. до сдачи заказчику последнего агрегата, этот начальник участка делал своё дело и как он выдержал напряжения, не знаю; глядя на него, мы боялись, как бы он не свалился прямо в цеху; мы-то были молоды, а ему было трудно; знал я от Синегина, что сразу после Нового года этого начальника участка отправили лечиться в санаторий на курорт, а на смену ему пришёл мастер исправлять недоделки; ко мне тоже приходил профорг из постройкома СУ1 Николай Горяинов, и предлагал путёвку в санаторий, намекая на перенесённую в сентябре болезнь, но я ему ответил: «Николай, спасибо, но знаешь же, что у меня жена-красавица и она должна приехать ко мне, какой может быть санаторий; я уже отхожу, здоров, так что всё в порядке».
В жизни каждого человека есть «звёздный час» или «звёздный период»; на строительстве цеха М8 почти всё удавалось, я закалялся и самоутверждался, работа строителем меня манила, властно входила в «плоть и кровь»; честно признаюсь, что отсчёт моим жизненным производственным, научным и педагогическим успехам начался с этой стройки.
XXIX
Как-то на участок принесли трестовскую газету «Строитель» от 1 января 1962 г., где на первой странице была напечатана статья управляющего Королёва «За новые свершения в четвёртом году семилетки» и в ней я в частности прочёл: «В предновогодние дни на стройках треста особенно ощущался трудовой подъем на цехе М8. Коллектив участка СУ1 работал в 2–3 смены, готовя к сдаче одно помещение за другим. В канун нового года этот цех сдан под наладку технологического оборудования». Далее шёл текст: «За этот год в тресте выросли новые молодые кадры. Среди них инженеры: начальник участка СУ3 т. Климко, прораб т. Рудаков, начальник СУ2 т. Видьманов, начальник СУ5 т. Давыдов, начальник участка СУ1 т. Модылевский. Несмотря на некоторые недостатки и просчеты, последний из них сделал много для быстрейшего пуска цеха М 8». Не скрою, я был рад тому, что упомянут вместе со своими друзьями-коллегами Серёжей Климко и Сашей Рудаковым, порадовался за них, как и все наши ребята в нашей коммуне молодых специалистов на ул. Шёлковой; всё-таки, среди нескольких десятков молодых специалистов треста отметили нас троих, там же были названы имена бригадиров, работавших на нашем участке. Ещё мне было радостно прочесть в газете: «Березовский карьер начинает свою работу и в ближайшие дни обогатительная фабрика начнет выдавать стройкам города свою продукцию»; ведь основные объекты фабрики были с нуля построены нами – Геннадием Ковалёвым и мною, было чем гордиться; не скрою, я ходил, счастливый сделанным, мне казалось, что я выполнил свой долг строителя, который внутренне числил за собой всегда.
Позже, работая в Братске, у меня и моих друзей появилась привычка оставлять в своём архиве разные интересные бумаги, «исторические материалы», в основном, газетные вырезки об успехах строителей и другие публикации; и вот, разбирая архив, я обнаружил эту газету от 01.01.1962, которая лежит передо мной; вероятно, когда-то гордость не позволила её выбросить и оригинал хранил как память. Много лет прошло с той поры, и сейчас многое осмыслено заново – совсем не так, как думал раньше, читаю о себе: «Несмотря на некоторые недостатки и просчеты, последний из них сделал много для быстрейшего пуска цеха М 8»; теперь задумался, какие же конкретно недостатки: наверное, не были выставлены однажды, упомянутые мной, ящики под раствор (замечание Королёва, сделанное грубо-решительным голосом); возможно, не совсем корректно что-то сказал проверяющему Петухову, а он пожаловался управляющему трестом; «забастовка-вымогательство» бригады Степанова, возможно, принёсшая неприятности трестовскому начальству; один день моего прогула по причине задержки в Иркутске при регистрации брака (выговор по тресту). А просчёты, какие? Ни разу, ни Давыдов, ни Нестеренко, ни Синегин на планёрках или в беседах не указывали мне на имевшие место просчёты, а уж Абовский, обязательно заметил бы и, зная его характер, сказал бы прямо в лицо. Никогда не считал себя безгрешным, тем более сейчас, не считаю, но что-то здесь не то; и мою похвальную грамоту в августе подписал Королёв, в сентябре Ленинский райком ВЛКСМ вручил похвальный лист за достигнутые показатели в работе, в декабрьском номере газеты «Строитель» обо мне была опубликованы статья и моя фотография; по мнению руководства, наш участок был лучшим в СУ1 (в те времена это называлось «участок борется за звание коллектива коммунистического труда»). Это признание меня радовало, ведь где-то я прочитал слова: «Человек не может быть счастливым без признания окружающих». Что касается фразы «Несмотря на некоторые недостатки и просчеты…», я думаю: может фамилия моя Королёву не нравилась, не знаю. Дело прошлое, обиды нет. Впереди тогда ещё была вся жизнь.
На строительстве водородной станции
завода п/я121в 1962 году.
В чем счастье?..
В жизненном пути,
Куда твой долг велит, – идти,
Врагов не знать, преград не мерить,
Любить, надеяться и верить.
(А.Н. Майков)
I
Водородная станция предназначена для получения из воды водорода и кислорода в больших количествах; объект этот представляет собой протяжённое одноэтажное промышленное здание с кирпичными стенами, сборными железобетонными конструкциями разного вида балок, надоконных перемычек и плит покрытия. Ввиду большой энергоёмкости технологических процессов в здании располагались двенадцать трансформаторных подстанций. .
Строительство станции началось в январе 1962 г., (т.е. сразу после сдачи цеха М8) с разработки котлованов под фундаменты, проектное расстояние между которыми было шесть метров в осях. Однако, как только экскаватор с клин-бабой начал рыхлить мёрзлый грунт, выяснилась неувязка с проектом: проектировщики института «Гиредмет» не знали, что с самого начала строительства завода в 1939 году на этой территории стояли бараки, под которыми люди выкопали глубокие подвалы; в Красноярске глубина промерзания грунта составляет около трёх метров, а подвал устраивали ещё ниже; теперь пришлось разрабатывать не отдельные небольшой глубины запроектированные котлованы, а общий котлован под всё здание. Экзотика в том, что люди, в т.ч. старые работники завода, приходили посмотреть на эти вскрытые подвалы, которых десятилетиями никто не видел, т.к. они были засыпаны, и вдруг открылась история времён. Комплексной бригаде Семёна Брагилёва пришлось уже возводить не проектные фундаменты стаканного типа, а высокие глубокого заложения столбчатые фундаменты, на которые в дальнейшем должны укладываться рандбалки; теперь работа выполнялась ритмично без особых проблем.
II
Давно мечтал побывать на двух крупнейших в стране стройках – Братской ГЭС и Братском лесопромышленном комплексе (БЛПК), о которых постоянно писали газеты, и говорила вся страна; в начале февраля я отпросился на два дня по личным делам и в субботу полетел в Братск; остановился в единственной сложенной из бруса гостинице, что находилась в посёлке ЛПК, в комнате с геологами, а утром в крепкий мороз, около тридцати градусов, поехал на строительство плотины Братской ГЭС; расстояние до неё около 30 км, автобус маленький газик без отопления и мои ноги замёрзли, поскольку я был ни в унтах или валенках, а в ботинках «прощай молодость» на толстый носок, в которых все мы ходили в те времена в Красноярске; прибыл в посёлок Падун, на автостанции согрелся и поехал на плотину; поднялся по лестницам на самый верх, поговорил с прорабом и бригадиром, которые укладывали бетон в 60-тикубовый блок, обратил внимание на опалубку из бруса, скреплённую болтами; здесь же наверху находилась бригадная, она же и прорабская, будка, очень хорошо обогреваемая электрическим «козлом». Впечатления стройка на меня не произвела; вали кубометры бетона и всё – в общем, «куботурщики»; ведь у нас на промышленных объектах всё гораздо интереснее, сложная работа, которая меняетсяизо дня в день, но механизацию, которой раньше не знал, оценил: консольные краны-гиганты, перевозка бетона МАЗами и КрАЗами, бадьи «Славянка» на три куба – этого у нас в Красноярске не было. Очень понравилась столовая, расположенная на нижнем бьефе у самой Ангары; к ней пришлось спускаться по трём длинным лестницам, но был смысл – меню в столовой отменное: разные супы и борщи, пельмени, овощные салаты, вкусное жаркое и ещё многое, что уже в меня не вмещалось; обилие вкусной еды напомнило мне столовую мартеновского цеха на заводе «Запорожсталь», куда мы, студенты-практиканты, специально приходили издалека, минуя другие столовые.
К вечеру добрался до гостиницы, а утром перед возвращением в Красноярск, решил пойти в Управление строительства БЛПК и узнать, какие конкретно объекты там строят – интересно всё-таки; зашёл в кабинет начальника строительства Исаченко, который принял меня хорошо. Это был высокого роста, красивый мужчина предпенсионного возраста, с сединой, под пиджаком меховая жилетка, белая рубашка, галстук – одет был безукоризненно; на ногах унты, кстати, унты, как я заметил, это обычная зимняя обувь жителей Братска; он тактично и уважительно расспросил меня о работе, какие объекты строил, по какой специальность окончил институт.
В кабинете на стене висел стенд большого размера с планом всего лесопромышленного комплекса; Исаченко стал рассказывать, поясняя кратко технологию каждого завода, и приводил общие параметры строительных объектов; огромная в несколько сот гектаров строительная площадка, на которой одновременно сооружаются заводы с финским и шведским оборудованием, большая ТЭЦ и ещё технологическая ТЭС; количество рабочих должно быть доведено до 14 тысяч; я внимательно осматривал план, начальник не торопил; когда я его поблагодарил, сказал, что ездил на ГЭС и сегодня возвращаюсь в Красноярск, он, вероятно, заметил с каким вниманием я выслушал его рассказ, и сказал: «Возьмите на всякий случай у нас направление на будущее», вызвал начальника отдела кадров и распорядился. С этим направлением, в котором была указана должность начальника участка с окладом 280 рублей, я прибыл домой, не имея ни малейшего намерения уезжать из Красноярска после отработки в сентябре трёхгодичного срока; однако масштаб стройки меня впечатлил, и направление на всякий случай сохранил, но никому о нём никогда не рассказывал.
III
На работе всё шло своим чередом, весь февраль занимались бетонированием фундаментов водородной станции, а также выполняли несложные работы по реконструкции ЦЗЛ, цеху химочистки и других мелких заводских объектов. Однажды на участок сообщили, что в ДК «Строитель» приглашаются ИТР треста для просмотра документального фильма о поездке в США советской делегации во главе с председателем Госстроя СССР Новиковым; до этого в разговорах с коллегами-строителями на самые разные темы, не так, так эдак, мы часто упоминали наиболее эффективную работу зарубежных строителей: механизацию у американцев, скоростное монолитное возведение зданий у румын, лучшую технику у немцев, и нам было крайне интересно посмотреть фильм о строительстве в Америке; в зрительном зале собралось несколько сотен в основном молодых строителей. Красочный фильм был интересным, весьма познавательным, изобиловал эпизодами, снятыми непосредственно на стройках; поразила механовооружённость, универсальный транспорт и автобетономешалки, монтажная оснастка, инвентарные металлические леса, новые эффективные стройматериалы, которых ещё в нашей стране не было; закрытость нашего общества оставляла советских инженеров отчуждёнными от многих технологических достижений в строительстве. Один небольшой эпизод мне особенно врезался в память – был показан процесс установки опор (столбов) ЛЭП на стройке в подготовительный период, т.е. до начала основных работ, как раз именно тем, чем я занимался ранее на стройке в Берёзовке. Автомашина, оборудованная буровой установкой и краном-манипулятором со сменным оборудованием, пробуривала скважину нужного диаметра, кран захватывал опору, лежащую на земле, поворачивал её в вертикальное положение и устанавливал в скважину; всё выполнялось в течение нескольких минут двумя рабочими, включая водителя-моториста. Поразительно! На Берёзовке мои рабочие-зэки вне зоны под конвоем, в составе пяти человек (землекопы и монтажники с верёвками) долбили ломами мёрзлый грунт и копали полутораметровую яму, затем к ней вручную подтаскивали конец опоры, подзывали ещё рабочих, чтобы приподнять опору (длинное бревно) и завести её конец в яму; далее, при помощи дополнительной временной стойки, перекинув через неё верёвку, устанавливали опору в вертикальное положение; я бы с удовольствием «пригласил» американцев в Берёзовку помочь нам. Фильм немного приоткрыл всем глаза, показав нашу действительность и к чему надо стремиться; до 1969 года было ещё далеко, когда все мы узнали из книги Николая Смелякова «Деловая Америка» о ценном для нас американском опыте, в т.ч. в сфере строительства.
Дома мы обсуждали фильм, делились впечатлением; по вечерам иногда смотрели телевизор, когда показывали что-либо интересное; например, получили большое удовольствие от просмотра замечательного фильма «Простая история» (Ульянов, Мордюкова); помню ещё, как по вечерам и, особенно, в выходные дни по Красноярскому ТВ в прямом эфире шли передачи об открытом судебном процессе над большой бандой убийц-грабителей, орудовавшей в посёлках на окраине города (Первомайка и др.); хотя и урывками, но удалось посмотреть эту жуть, что они вытворяли и сколько лишили жизни невинных городских жителей; как-то в середине февраля мы прочли в городе афишу о концертах московского скрипача, лауреата многих конкурсов Соболевского; я с Геной Ковалёвым поехал в ДК «Строитель», где был вечерний концерт; в полупустом зале музыкант, стоя на краю сцены, виртуозно играл классику и слушатели получали огромное удовольствие, благодарили аплодисментами, играл он и на бис; после концерта мы вышли из ДК, было морозно, градусов 25, и ветрено, увидели пустой автобус-газик (тот, в котором водитель со своего места с помощью длинной никелированной ручки закрывает дверь), и выходящего из здания скрипача; он разрешил мне и ещё нескольким зрителям войти в автобус, который ехал в город; автобус без печки, промёрзший, температура та же, что и на улице; водитель и все мы были тепло одеты, а на москвиче лёгкое осеннее пальто, руки в тонких перчатках, и сидел он сгорбившись, всё время отогревая руки своим дыханием; я подумал, как же умудрилась филармония не дать артисту тёплую легковушку, хамство! Ехали молча, я смотрел на Соболевского и представлял себе, о чём он думает: «Какого чёрта поехал я по разнарядке Росконцерта в эту холодную Сибирь, господи, скорей бы добраться до гостиницы «Енисей», выпить горячего чаю и закутаться в постели»; мы смотрели на талантливого артиста и сочувствовали ему.