Алена Дмитриевна Реброва
Пути неисповедимых
Домик в лесу
Остаток дня был похож на ночной кошмар… хотя я бы все отдал, чтобы так оно и было. Я даже в тайне щипал себя за самые чувствительные места, чтобы проснуться и не видеть всего этого. Не видеть, как Бэйр, моя дорогая Бэйр сходит с ума от горя и от кувырков памяти одновременно, не видеть влажные комья лесной почвы, вырывающиеся у меня из-под лап, не видеть тела брата, белого и твердого, как воск.
Когда я закончил рыть могилу, Риита велела мне кинуть туда Арланда и закопать. Когда об этом услышала Бэйр, с ней случился настоящий припадок сумасшествия: она цеплялась за труп, обнимала его и никого к нему не подпускала, даже чуть не ранила меня заклинанием. В итоге Риита пошла на хитрость, и, когда Бэйр немного успокоилась, она позвала ее к себе на кухню и стала с ней говорить очень ласковым голосом. Тогда Бэйр совсем переменилась, кажется, она начала вспоминать свою мать. Она опять заплакала, на этот раз не от горя, а от отчаяния: наверное, ее память совершенно смешалась, и она перестала что-либо понимать. Когда Риита обняла ее и прижала к груди, как дочку, Бэйр обняла ее в ответ и с тех пор уже никогда не называла ее «ты» или «Риита», а только мама.
Пока они отвлеклись, я вернулся в комнату, осторожно взял тело Арланда и унес его в лес, к могиле.
Сложно описать, что я чувствовал, когда забрасывал комьями земли труп брата.
Даже не сказать уже этого глупого «извини, мне жаль, что я так ненавидел тебя и что мы так и не поладили, что ты никогда не был мне старшим братом, хотя я мечтал о тебе, когда таскался за тобой по подземельям и библиотекам»… Да, когда я бегал за странным мальчиком, который пытался исследовать подземелья, я никогда не думал, что в свое время буквально вырою ему могилу.
Как легко я бросался своими «убить» еще несколько часов назад… мог ли я его убить? Теперь я понимал, что все это стало непоправимой ошибкой.
Нельзя сказать, что после смерти Арланда я полюбил его больше или вдруг возникла какая-то симпатия. Скорее я просто понял, что ненавижу его не до такой степени, что хочу видеть мертвым… покусанным, с синяком под глазом и запуганным до смерти, возможно, но точно не мертвым.
Если бы труп, чье лицо я забрасывал землей в последнюю очередь, вдруг мигнул бы мне, а потом обозвал бы слепым идиотом, который не смог отличить живого от мертвого, я бы с радостью выкопал его обратно, обнял, расцеловал бы и попытался бы все исправить… в надежде на это я даже специально всматривался в мертвое лицо. Но так ничего и не заметил.
Когда могила была полностью закопана, я отправился глубже в лес, надеясь найти немного цветов. Так ничего и не обнаружив, я вернулся обратно и только тогда, когда взглянул на полосу взрытой земли длинной в человеческий рост, окончательно понял, что случилось и почему.
Не то что бы я раньше этого не понимал, скорее просто не чувствовал, смотрел на это так, как будто все было не со мной и я сам был не я. Теперь же шок прошел, и мне стало невыносимо горько, до боли в груди. Оттуда что-то оторвали, стало пусто. И этой пустоты было не заполнить, ушедшего было не вернуть, даже если поймать вора.
Я плакал, сидя возле могилы, пока душа и тела не обессилили, а потом вернулся в домик ведьмы, где мне подали ужин. Хотя я и набегался за день, еда в меня не лезла.
Бэйр тоже ничего не ела. Она заметила, что тело Арланда исчезло, и впала в какую-то апатию: она ни с кем не разговаривала и ни на кого не смотрела, вскоре молча ушла в другую комнату, где мы потом обнаружили ее спящей с заплаканным лицом и в обнимку с изодранной, испачканной в некоторых местах кровью рясой.
Риита велела мне перенести Бэйр с кровати на широкую лавку возле печи на кухне, а самому лечь рядом. Сама же ведьма ночью куда-то ушла, запретив занимать свою кровать.
Перенеся Бэйр на лавку, я улегся рядом, обняв подругу и почти полностью закрыв ее собой. В эту жуткую ночь мне не хотелось оставаться одному и ее оставлять в одиночестве тоже не хотелось.
Наутро Риита уже вернулась и приготовила нам завтрак. Бэйр немного поела, но по-прежнему не разговаривала и выглядела нездоровой. После завтрака она велела мне заняться лошадьми, сделать для них навес и ограду, раз уж мы тут задержимся.
Строить я умел, но в поместье Сеймуров были отличные заточенные инструменты, а здесь… хоть в бобра превращайся, чтобы палки грызть.
Такая работа не была утомительна, но она занимала голову и мышцы. Когда надо было навесу удерживать тяжеленные бревна и как-то закреплять из друг на друге без гвоздей, мне было не до того, чтобы думать о чем-то, вслушиваться в свои чувства и разбираться в горе.
Как я понял, когда вернулся с работ, Бэйр тоже не сидела без дела. Она вместе с матерью сначала собирала какие-то травы и подготавливала их к сушке, потом заготавливала на зиму коренья и кое-какие ягоды, убирала дом, готовила еду, еще Риита не давала ей опомниться тем, что уматывала какими-то важными ведьмовскими разговорами.
За ужином Бэйр ни разу на меня не посмотрела, если она и говорила, то только с матерью, и то немного. Она держалась, но, когда легла спать, снова расплакалась. Я ушел от нее спать зверем на улицу: я знал, что скорее сам разревусь, чем смогу успокоить ее.
На второй день я продолжил строить загон, в обед прогулялся и нашел кобылу Арланда, перепуганную, голодную и немного покусанную, но зато живую. Если Черт и Гриша могли сообразить, что от дома в лесу лучше не отходить, то Донна совершенно ничего не соображала и ей загон как-раз был очень кстати.
Когда я закончил со стройкой, Риита нашла мне другую тяжелую работу по дому. Поначалу я возмущался, но спорить с ведьмой было бесполезно, ее «За что я тебя кормлю!?» стало железным аргументом в этом, а потом и в других поручениях, по которым она гоняла меня с утра до ночи все время, что мы провели втроем.
Когда припасы подошли к концу, она послала меня в ближайшую деревню – в семи часах полета, и велела основательно закупиться продуктами. Деньги мне были выданы из кошеля Арланда, а вместе с ними небольшая сумка, которая, как оказалось, бела бездонной, то есть сколько ни клади, в весе и размере она не прибавит. Став орлом, я без особого труда смог унести все немногочисленные покупки для нас и для лошадей.
Полет в деревню и обратно занял весь день, вернулся я поздней ночью, когда Бэйр уже спала. Риита, ждавшая меня, быстро разобрала сумку в своем погребе, а потом с неожиданной заботой усадила меня за стол, подала ужин, стала поить травяным отваром и задавать вопросы, хотя раньше даже не пыталась быть со мной дружелюбной.
Она расспрашивала меня о моей судьбе, жизни, умениях… со мной еще никто так не разговаривал, как она. Казалось, ей была интересна каждая мелочь, ко всем моим словам и переживаниям Риита относилась очень серьезно, и я рассказал ей все, что она хотела знать. Она рассказала и о себе.
Ее неторопливая речь была наполнена насмешками над всем вокруг, она часто прерывалась искренним, но тихим смехом – Риита боялась разбудить спящую дочь. Я получил возможность гораздо лучше узнать ведьму и, как это ни странно, за какие-то часы проникся к ней большой симпатией. Ее рассказы о приключениях, которые она пережила за огромную жизнь, заворожили меня так же, как дневники известных путешественников, копии которых хранились в библиотеке Сеймуров. Так же я узнал от Рииты многое о детстве Бэйр, о ее отце и взрослении… я узнал много странного о подруге.
Оказывается, Бэйр терпеть не могла штанов, даже зимой носила только юбки с шерстяными чулками. Ее волосы всегда были уложены в самые разные прически из кос, они никогда не лохматились. В детстве Бэйр обожала теплое козье молоко с медовыми пряниками, она не любила читать и вообще ей претило все научное, и еще она лазала по деревьям, как белка. Она всегда была очень молчалива, за день едва ли произносила с десяток слов, но зато она постоянно что-то пела… то, что Бэйр пела, и то, что на самом деле у нее красивый голос, как говорила Риита, стало для меня большим открытием. За все время нашего знакомства Бэйр ни разу не пела, даже мелодии никакие не напевала, казалось, она от музыки дальше, чем я от фехтования, а тут выяснилось, что она просто жила своим голосом!
Слушая рассказы Рииты, я иначе стал смотреть на спящую у печки ведьму. Я понимал, что сейчас в этом небольшом теплом теле уже не та душа, но все же почему-то мне казалось, что это не так важно, что сердце у нее то же, и оно все так же тяготеет к прежним радостям.
Когда я спросил Рииту, почему она решила мне все это рассказать, она пожала плечами и ответила, что любой матери приятно поговорить о своем ребенке с кем-то, кто сможет этого ребенка оценить по достоинствам. Я на это ответил, что и без того ценю Бэйр выше собственной жизни… жизни, которой без нее у меня бы не было. На это ведьма только хмыкнула и рассказала мне о том, что Бэйр сказала бы о моих словах три года назад и что она вообще думала о мужчинах. Я на это искренне удивился и стал перечислять Риите, сколько мужчин было у Бэйр… с каждым новым лесная ведьма все больше округляла глаза, а когда я стал рассказывать о Кудеяре, Рэмоле и Истэке, она и вовсе поперхнулась отваром.
Разговор наш кончился тем, что Риита ласково потрепала меня по плечу и отправила спать на печку.
На следующий день Бэйр проснулась раньше всех, в копне ее черных волос мелькали косички. Она по-прежнему не говорила, но выглядела уже не такой убитой. Накрыв на стол завтрак, она уселась возле единственного окна и стала листать свою любимую потрепанную тетрадку. Так она просидела, наверное, несколько часов.
Риита долго не вставала, и когда мы пошли ее проведать, оказалось, что она не может подняться с кровати.
Что стало с Бэйр! Ее опять затрясло, на глазах выступили слезы, она бросилась к постели матери, обняв больную, прижалась головой к ее груди и неразборчиво что-то забормотала. Ведьма на это только ласково, но криво улыбнулась, погладила дочь по голове и сказала, что ничего страшного не происходит, что все нормально.
На закате дня Риита умерла.
Я вырыл ей могилу в месте, которое она сама указала. На этот раз я был спокоен, происходящее не казалось мне чем-то неестественным, как будто так оно все и должно было быть… надеюсь, копать могилы близким людям не войдет у меня в привычку.
Бэйр восприняла внезапную смерть матери так же тяжело, как и смерть Арланда. Она долго плакала, не принимала никаких утешений, а когда через несколько дней успокоилась, стала только еще более замкнутой.
После смерти Рииты мы жили в доме так, как будто она все еще была с нами: бегали по не отданным поручениям, готовились к весне. Мы работали сообща, но при этом за день иной раз и пятью фразами не обменивались. Иногда даже складывалось такое впечатление, что Бэйр стало все равно на меня, все равно, что я делаю, здоров ли, есть я или меня и вовсе нет. Когда я пытался с ней заговорить, она поначалу отвечала односложными предложениями, но потом переставала слушать, что я говорю, и как нарочно начинала заниматься чем-то своим.
Неизменный затягивающий быт разбавлялся прогулками до могил. Бэйр и я ходили туда каждый, ведьма укладывала новые цветы, которые по долгу искала в этом сухом лесу.
Проводя время за этими беспрестанно сменяющими друг друга ритуалами, Бэйр совершенно перестала напоминать себя. Она скрылась за старой памятью, как за скорлупой, иногда я даже сомневался в том, помнит ли она меня и то, как мы познакомились, помнит ли, что происходило до того, как мы попали в эту избушку посреди леса. Когда я пытался заговорить с ней про Дейка или Кудеяра, она уходила от разговора: уходила на улицу, в лес, где я не решался преследовать ее.
Из всего, что нас с ней соединяло, ведьма интересовалась только своим домом и зельями, развлекалась, мастеря талисманы-обереги из перьев и костей животных, иногда пряла, иногда выходила в лес, чтобы подкормить зверей.
Раньше я не замечал за Бэйр особой любви к животным, но теперь мне стало даже обидно: она постоянно возилась с какими-нибудь воронами или одноглазым котом. Особенно обидно было то, что она стала подкармливать сов, а одной сипухе даже сделала у нас на чердаке удобный насест! Совы неприятные, вонючие, скучные, равнодушные, охотились на меня, когда я был крысой… а их она все равно любила больше.
Конечно, Бэйр не пренебрегала мной, кормила, стирала мою одежду, иногда помогала мне расчесываться, но все равно не было прежнего участия, хотя я старался во всем ей угодить, обрадовать, обратить на себя внимание. Я пытался поднять ей настроение, напек как-то медовых пряников и притащил из деревни кувшин козьего молока, даже сшил ей новую рубашку: слетал в город, купил ткани и ниток, вышил на вещице красивые узоры и оберегающие знаки, которые нашел в одной из ее тетрадей… Бэйр порадовалась, обняла меня, но больше ничего. Носила эту рубашку так же, как и остальные, даже полы в ней мыла. Пряники мне пришлось есть самому, иначе они бы засохли или бы ведьма скормила их оленям, которые повадились заглядывать к нам по утрам.
Сложно было не обижаться на такое безразличие, но я держался. Кроме меня у Бэйр больше никого не было и, хотела она того или нет, я, несмотря ни на что, должен был остаться и заботиться о ней. Что я и делал по мере возможностей.
Так прошла весна. За это время сильно потеплело, поднимаясь птицей высоко в небо, я чувствовал, как солнце опаляет крылья.
Подолгу оставаться на улице стало тяжело, я больше времени начал проводить в тенистом доме. Хотя я прочел все свои книги, а купить новых не было возможности, мне было, чем заняться. Я играл на флейте, развлекая себя и ведьму, иногда готовил что-нибудь очень вкусное, пользуясь немногими доступными мне ингредиентами. Иногда мы с Бэйр вместе играли в карты или в другие игры, которые она придумала (память к ней вернулась не до конца, потому она нашла новое применение гадальным камням своей матери).
Дни потекли беззаботнее, тише, я постепенно начал привыкать к поведению ведьмы и к новому дому. Я надеялся, что все успокоилось, и до лета мы проживем относительно беззаботно, но за несколько дней до его начала ведьма стала странно вести себя. Она не выходила на улицу, ничего не делала, только сидела на лавке и, не отрываясь, плела какие-то талисманы. Кажется, если бы не было меня, она даже не ела бы!
На мои вопросы она отвечала туманно, ничего толком не говоря. Я понял только то, что она начала чувствовать на улице что-то страшное. Ее так пугали эти ощущения, что она даже не пошла к могилам в наш обычный день. Испугавшись за нее, я тоже решил не идти в этот раз и остался с ней.
Я измерил Бэйр температуру: выяснилось, что она была выше обычного. Против ее воли я перетащил ведьму от сквозящего окна, у которого она сидела последние дни, на кровать, там укутал в плед и пошел делать укрепляющий отвар. Чтобы она не капризничала и не вылезала из пледа, я дал ей ее недоплетенные талисманы.
Вечером, когда стемнело, на улице разыгралась страшная гроза с оглушающим громом, ливнем и молниями.
Когда над поместьем Сеймуров бушевали грозы такой силы, Сарабанда говорила «никак мертвые боги снова воюют». Эта гроза была как раз такая.
Бэйр, оставив талисманы, ушла с кровати и легла на печку вместе с пледом, пытаясь уснуть. Я же устроился у окна, мне хотелось понаблюдать за буйством стихии. Тяжелые черные тучи почти полностью закрывали небо, но на время, всего на несколько минут, одно рваное облако обнажило неописуемый красоты идеально ровный диск луны.
– Ты еще долго будешь там сидеть? – проворчала Бэйр примерно в третьем часу ночи.
– А что такое? Я мешаю тебе спать? – обеспокоенно спросил я, повернувшись к ней.
– Нет. Но эта гроза в полнолуние не простое буйство природы. Отошел бы ты от окна.
– А что же это такое, если не гроза? – с любопытством спросил я.
– Малиновый торт, конечно, – буркнула ведьма и устало отвернулась от меня. У нее была ужасная слабость.
– Ты опять шутишь, – довольно отметил я, отходя от окна и вставая на лавку, чтобы видеть место, где спала Бэйр.
– А что мне остается, если ты все равно ничего не поймешь? – проворчала она снова. Ведьма легла на спину и уставилась в потолок блестящими глазами с отсутствующим взглядом. Она совсем разболелась.
– Чего же я не пойму? – спрашиваю, поправляя плед на ней. – Хочешь еще отвара?
– Мне не поможет отвар, – ответила Бэйр сухим и тихим безразличным голосом. – Мне просто нужно подождать, пока это кончится…
– Что кончится?
– Эта жуткая ночь, – она скользнула по мне изможденным невидящим взглядом. – Полнолуние, гроза… я слышу, как снаружи воют мертвые. Знаешь, Арланд… он… он был очень сильным… Он жил с этими голосами… И сейчас… сейчас я их тоже слышу… и его самого слышу… – она судорожно вздохнула и зажмурила глаза. Я увидел, как из-под сжатых век просочилась блестящая слеза. – Он так мучается…
– Бэйр…
Не зная, что сказать, я забрался на печку и обнял подругу, прижал ее к своей груди и погладил по голове.
– Прислушайся, может, и ты их услышишь… Может, сегодня их все слышат?…
Я внимательно прислушался к звукам, доносящимся с улицы.
Ливень, сбивающий сухие листья с деревьев и плотными струями размывающий почву, ветер, воющий где-то в нашей трубе… вот, раздался треск молнии, а за ним почти сразу буйные раскаты грома.
Я изо всех сил напрягал слух, даже закрыл глаза, чтобы полностью отдаться звукам вокруг. Когда начался гром, я старался не пропустить ни одной его ноты… и тогда я в самом деле услышал! Жуткий многоголосный вой, звенящий металлом.
В страхе распахнув глаза, я первым делом уставился в окно, в котором заметил размытые черты перекошенного белого лица с ужасными горящими глазами…
Я заверещал, как кошка, которой хвост придавили, и ринулся под одеяло к Бэйр.
– Ты чего!? – удивленно спросила она, приподняв одеяло.
– Там!… В окне!… – тихо завыл я, указывая на окно дрожащим пальцем. – Там мертвые!
– Они не могут там быть, они на изнанке, глупый. Я их слышала только потому, что была в полутрансе, – объяснила она, почему-то сразу успокоившись. – Давай, выметайся из моей постели…
– Нет уж, теперь я отсюда не уйду, пока не станет светло! – помотал головой я. В ушах все еще стояли адские хоровые пения, от которого кровь стыла.
– Лео, не дури…
Тут снаружи вновь раздался неистовый вой и в дверь как будто заколотили огромным железным молотом.
На этот раз Бэйр подскочила и вскрикнула вместе со мной.
– Вот, что я и говорил! – воскликнул я, вцепляясь в плечи подруги. – Они пришли за нами!
– Что за чертовщина!?… – пробормотала ведьма, не понимающе покосившись в сторону коридора.
Вновь раздался вой, вновь застучали в нашу дверь.
– Мы ведь не пойдем открывать?… – уточнил я, чувствуя непреодолимое желание превратиться в мышь и спрятаться где-нибудь за печкой. Останавливало меня только то, что я не мог бросить Бэйр, которая в мышей превращаться не умеет. Ну и вредный одноглазый кот, который меня тут же сожрет.
– Нет… – помотала головой ведьма, с которой мигом слетела вся таинственность. Сейчас она была напугана не меньше меня. – Не пойдем!…
Мы укрылись одним одеялом и сидели так, вздрагивая после каждого завывания. Мы с ужасом переживали это нашествие мертвецов, которые, к счастью, не могли пробраться внутрь, но зато беспрестанно стучали в окна и стены, пока гроза не закончилась под утро. Только тогда мы с Бэйр с облегчением опустились на лавку и, измотанные страхом, уснули.
Но мы ошиблись, когда подумали, что все кошмары полнолуния кончились с рассветом. Проснулся я от дикого визга, в котором сразу же узнал голос Бэйр. Не успев продрать глаза толком, я бросился в сени, откуда доносился крик, но остановился, не добежав до входной двери.
В проеме лежало грязное исцарапанное тело.
– Он лежал тут, когда я открыла!… – истерично воскликнула Бэйр, отпрыгивая от мертвеца ко мне. – Я не понимаю… Мать не говорила мне, что в такие ночи мертвые не только зовут к себе, но и сами в гости приходят!
– А ты уверена, что это мертвец? – спросил я, разглядывая грязную спину пришельца, лежащего лицом в размокшей от дождя земле. – Может, это просто заблудившийся путник?
– Не знаю… но, по-моему, заблудившиеся путники не должны быть голыми, да? – Бэйр неуверенно посмотрела на меня.
Видимо, потрясения этой ночи здорово ее расшевелили: она смотрелась совсем прежней! Даже выражение лица перестало быть апатичным, глаза широко раскрылись и загорелись живым огоньком от избытка чувств.
– Давай потыкаем в него палкой? Если задергается, значит живой, если нет, то мы его сожжем, – предложил я.
– Я принесу кочергу!
– Может веник? Он длиннее! – удивился я.
– В случае чего, дадим ему ей по голове! – крикнула Бэйр уже из кухни.
Вскоре она вернулась и, стоя в метре от тела, опасливо потянулась к нему кочергой… но в последний момент передумала и дала кочергу мне.
Я подошел поближе к пришельцу и осторожно покарябал железкой вдоль его позвоночника.
– Аууу… – тихо позвал я. – Ты живой?…
На мои движения тело никак не отреагировало, тогда я тихонько постучал кочергой по ребрам… вот тогда существо взвыло жутким голосом и подскочило, но тут же опять упало в грязь со стоном боли!
Мы с Бэйр тоже заорали и отпрыгнули в глубь дома, чтобы быть подальше от странного типа.
Тело повалилось на бок и застонало, скручиваясь в клубок.
– Ему больно… – тихо сказа Бэйр. По ее взгляду я понял, что раз кому-то больно, то пусть он хоть трижды оживший труп, ведьма его без помощи не оставит.
Собравшись с духом, она медленно подошла к телу и наклонилась над ним, дотронулась рукой до грязного плеча.
– Пссс… ты кто такой? Что с тобой случилось? – ласково спросила она.
Но существо только простонало что-то и перевернулось на спину… чувство, которое я испытал, увидев это лицо, я не забуду до самой смерти!
– Арланд!.... – взвыла Бэйр, кидаясь к непонятно откуда взявшемуся ожившему мертвецу. – Лео, быстро помоги мне втащить его в дом! Он весь ледяной, как… труп!…
– Может, он и есть труп?… – спросил я, ужаснувшись своим словам. – То есть… не подействовала ли на него эта ночка?…
– У него сердце бьется! – радостно воскликнула Бэйр, прижимаясь ухом к груди Арланда, который от этого только тихо завыл.
Без лишних слов я втащил братца в дом и отнес на кровать. К нему тут же подбежала Бэйр и стала укутывать в одеяло, ее лицо сияло решительностью и радостью.
– Это чудо, – шептала она. – Как это возможно?… Хотя какая разница?… Лео, немедленно приготовь ему ванну, притащи воды и полотенец!
Я побежал исполнять поручение. Притащил в комнату кадку, где можно было мыться, если сидеть, согнув колени, и следующие полчаса беспрестанно бегал с ведрами от нее к колодцу, пока воды не набралось достаточно. Тогда Бэйр нагрела ее до густого пара, и мы вместе окунули туда почти бесчувственное тело. Она сама принялась мыть пришельца, разговаривая с ним. Я только успевал вычерпывать грязную и приносить чистую воду.
Постепенно Арланд стал приходить в себя. Бессмысленные мычания сменились слабыми стонами, а потом он и вовсе замолчал, видимо, начал себя контролировать. Просто сидел с закрытыми глазами и очень напряженным лицом, позволяя нам делать, все что нужно.
Пока я носил воду, в моей голове вертелись самые разные мысли. Со смертью брата я уже почти смерился, хотя и думал о нем все это время, каждый день думал, что было бы, если бы он вошел в дом живой и здоровый, как будто ничего не произошло… Но сейчас, когда он не просто вошел, а приполз обратно, да еще и в таком виде, я испытал больше тревогу, чем радость.
Как может труп, почти три месяца назад оказавшийся в сырой земле без спасительного гроба, приползти назад с бьющимся сердцем? Допустим, вопрос о воскрешении отпадает, объяснений может быть множество, но как он нашел дорогу к дому!? Он же не мог видеть, куда я нес его хоронить, он уже был мертв! Да и тот ли это вообще Арланд? Что-то в нем такое есть… от чего его и не узнаешь. И причина не только в исчезновении татуировок: его кожа была грязной от земли, но без единой черной полосы. Было что-то еще.
Вымыв пришельца, Бэйр одела его в одну из старых ночных рубашек своей матери и повела на кухню, где стала готовить сытный завтрак. Я же принялся вычерпывать бадью, заглядывая между заходами на кухню.
Закончив выливать воду, я вернулся в дом, где застал до жути странную картину: Бэйр едва успевала носиться от погреба к печке, а потом к Арланду, который с видом оголодавшего упыря пожирал все, что попадалось ему на глаза.
– Да эта саранча сожрет все наши припасы! – возмутился я, глядя на существо, поедающее маринованные помидоры с таким остервенением, как будто это были куски зажаренного в приправах мяса.
– Пусть ест, ему полезно, – не терпящим возражений тоном ответила ведьма. – Я приготовила тебе яичницу со вчерашним заячьим мясом и укропом, как ты любишь. Садись, сейчас дам.
Усевшись напротив Арланда, я стал пристально за ним наблюдать. Он заметил мой настороженный взгляд, но не обратил никакого внимания. Казалось, его занимала только еда.
– И с чего ты взяла, что ему полезно столько есть? Он же был мертвый, у него пищеварительная система наверняка расстроена… я ему потом клизму делать не стану!
– Дурак, – недовольно бросила мне Бэйр.
– Я… не был… мертв… – прогудел с набитым ртом Арланд.
Мы с ведьмой замерли и уставились на него.
– Оно разговаривает! – поражаюсь.
– Что ты сказал? – Бэйр тут же подлетела к нему, толкнув мне тарелку с яичницей.
– Я не был мертв, – ответил Арланд, скользнув по ней хмурым взглядом.
– То есть… мы похоронили тебя заживо!?
– Не знаю. Выходит, так, – пожал он дрожащими плечами. Постепенно он начинал говорить все лучше. – Я почти ничего не помню… но это было ужасно. Демонтин не зря советовал мне не засыпать под водой… под землей то же самое.
Он закрыл глаза и склонил голову, переводя дух. Но речь, видимо, возвращала в нем человеческое, и он заставил себя говорить.
– Сначала ты задыхаешься за несколько минут, теряешь сознание, демонические силы через некоторое время восстанавливают легкие и делают их сильнее, после чего тело нуждается в меньшем количестве воздуха… Ты просыпаешься вновь и задыхаешься уже за полчаса, потом, когда опять все восстановилось, задыхаешься дольше и снова теряешь сознание… и так до бесконечности, при этом ты мучаешься зверским голодом и постоянно чувствуешь, как давят на тело пласты земли… возможно, у меня сломано несколько ребер и вывихнута левая нога: сейчас не скажу, боли не чувствую… когда я засыпал, на меня наползали черви и прочие, кое где они прогрызли кожу… Если бы дождь не размыл землю, я бы ни за что не смог выбраться из этого ада.
– Боги… какой кошмар! – Бэйр закрыла глаза от ужаса. – Но ты ведь был мертв! – воскликнул она. – Тело даже начало остывать!… Мы и подумать не могли!…
– И не подумали, закопали меня заживо, как подохшую собаку! Я даже не буду спрашивать, кто из вас двоих так спешил, что и трех положенных дней не подождал! – нахмурился Арланд и вперил в меня злобный взгляд своих черных глаз.
– У этого дома была хозяйка, лесная ведьма, мать Бэйр. Ты умер на ее кровати, и она не пожелала, чтобы ты и дальше там оставался. Она настояла на том, чтобы я тебя побыстрее закопал, – затараторил я, всматриваясь в него. Черные глаза впали, их окружали почти черные веки, острые скули натягивали бледную в рябых ранках кожу, белые волосы потускнели и заметно поредели.
Нет, невозможно было узнать в этом существе прежнего Арланда.
– Ты меня в землю зарыл заживо, а говоришь о какой-то кровати! – зарычал он, сжимая истерзанными о землю пальцами столешницу. Я попытался дотронуться до его плеча, сам не зная, зачем, но он, заметив этот жест, лишь ощерился.
– Арланд! То, что произошло, это чудовищно, но виноватых тут нет! – воскликнула Бэйр, силой поворачивая его лицо к себе. Он осатанел за доли секунды и готов был броситься на меня, но ее голос остановил его. – Никто, даже ты, не знал, что демоны во времена этих «перестроек» внутри впадают в клиническую смерть!… Ты даже представить себе не можешь, как мы переживали… я чуть с ума не сошла, когда ты… умер у меня на руках!…
– А мне каково было!?… – ответил Арланд, пытаясь оттолкнуть от себя Бэйр костлявой рукой с изуродованными пальцами. Но как только он коснулся ее, ушла прежняя резкость движений. Как будто сдавшись, он закрыл глаза и, схватив ведьму, прижал ее к себе, зарывшись лицом в ее волосы, сжав ее худое тело руками. То, что сейчас удерживало его тело живым, голодно потянулось к ее теплу.
– Тебе надо в кровать, – сказала Бэйр, отстраняясь от Арланда, который вцепился в нее, как клещ. – Сон пойдет тебе только на пользу.
– Конечно, – кивнул тот и нехотя поднялся.
Бэйр отвела его в спальню и пробыла с ним какое-то время. Я не слышал их голосов и так и не понял, что там происходило.
Пока они были там, я закончил завтрак и стал убираться.
– Все, он уснул, – сказала ведьма, вернувшись ко мне и усевшись за стол, напротив своей тарелки. – Он так слаб… не понимаю, как он держится… это же не тело, это настоящий скелет, обтянутый кожей! А сколько нарывов, сколько гноящихся ранок? Что у него с пальцами!? Пока он пытался вырваться, он выдрал себе почти все ногти!… – она перечисляла это, чуть не плача. – Что с ним стало, боги… это мы во всем виноваты! Как мы могли?… Надо было подумать, надо было понять, догадаться… На какие жуткие муки мы его обрекли своей глупостью!
– Ты думаешь, это правда, что он сказал? – с сомнением спросил я, продолжая отмывать тарелки.
– От него несет демоном в разы сильнее, чем раньше, – ответила Бэйр с дрожью в голосе. – Но это он, он жив, он должен поправиться…
– А если не он? Если это воскресшая нечисть? Что тогда?
– Что ты хочешь сказать!? – воскликнула ведьма, возмущенно посмотрев на меня.
– Я не знаю, что с ним и почему он вылез, и ты не знаешь, – уверенно ответил я, избегая ее взгляда. Конечно, ей хочется верить, что все обошлось, а мне когда-то хотелось, чтобы Арланда с нами не было, и от того этот разговор был каким-то неправильным. Но я чувствовал, что должен поделиться своими опасениями. – Меня пугает это возвращение, но еще больше меня пугает то, что ты его не боишься… Ты действительно думаешь, что он безобиден?
– Я не знаю, что думать, Лео, – призналась ведьма, садясь на лавку у печки и обнимая колени. Она уткнулась лицо в подол и сдавленно, едва слышно произнесла: – Но если мы снова его потеряем… если он снова погибнет… я этого не допущу!
– Бэйр, одумайся, что ты говоришь! – воскликнул я, отставляя посуду. – Это может быть демон, который вытянул мертвое тело из могилы неизвестно ради каких целей!
