Александр Коломийцев
Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму
Глава 7
1
Старший сын Командира, Василий, бороздил окраины Ойкумены пилотом на патруле Спасательной службы. Средний, Орест, второй год обретался научным сотрудником в Юго-Восточном заповеднике и со временем обещал стать светилом в генном программировании или ещё бог весть в какой науке, занимающейся возвращением к жизни саблезубых кошек.
Кому они нужны, эти саблезубые? Однажды, еще, будучи студентом, Орест привёз с собой домой эдакую полосатую страхолюдину, доходившую ему до пояса, это при его росте сто восемьдесят девять сантиметров. Застенчиво улыбаясь, он объяснил отцу, вернувшемуся из поиска, что это не взрослый тигр, а всего лишь детёныш. Затылком ощущая на себе ехидненькие взгляды дочери, глава семьи непроизвольно старался держаться в сторонке от игривого тигрёнка. Улучив минуту, этот детёныш неожиданно спрыгнул с балюстрады и, встав на задние лапы, передние положил Командиру на плечи и, раскрыв клыкастую пасть, выразил готовность вылизать лицо. Командир, с опаской отворачиваясь в сторону, посоветовал сыну посадить своего котёночка на цепь. Домочадцы словно сговорились целый день ждать этого момента, дружно расхохотались. Марина от смеха упала в кресло, дрыгала ногами и хлопала в ладоши, Жаклин отворачивалась, а сам укротитель диких зверей уговаривал тигра не обижать дядю. Василий в тот день приехать не смог и не видел позор своего кумира. Оказывается, это был всего-навсего синтез-кибер, запрограммированный на одно мурлыканье. Даже зубы у него на самый-самый всякий случай, сделаны из мягкого материала.
– Всяких железных роботов и в мыслях ни у кого нет бояться, – возмущался Орест, – кто знает, что в их железную башку может придти? А от этого люди в саблезубых. Саблезубые моя прихоть. Мы хотим воссоздать на Земле уголки с природой, существовавшей, когда человек ещё не совсем превратился в хомо сапиенса, а был человеком прямоходящим и вёл себя прилежно.
Командир удивлённо вскинул брови, оказывается, он совершенно не знал стремлений своего среднего сына. Для него тот всё ещё занимался детскими играми со зверушками, а на самом деле полон серьёзных идей.
– Как же вы собираетесь это сделать? – спросил недоверчиво.
Орест прищурил левый глаз, лицо его тут же сделалось плутовским и лукавым.
– А тут ничего хитрого нет. Берёшь ген, удаляешь из него то, что не нужно и наоборот, добавляешь то, что нужно.
– С тем, что не нужно понятно. Хотя я не очень себе представляю, как это можно сделать. А где вы берёте то, что нужно?
– Хороший вопрос. Ты попал прямо в суть. Тут тоже ничего сложного нет. Моделируем ген, и для его получения программируем и выращиваем целую цепочку мутантов. Постепенно надеемся получить искомое. Но, – Орест на минуту оставил в покое своего четвероного друга, с сожалением развёл руками, – даже если я проживу раза в полтора больше отведённого мне природой ста пятидесятилетнего срока, всё равно я навряд ли увижу настоящую кошечку, – и он потрепал робота по пушистому загривку.
Командир прошёлся по гостиной и остановился у полочек, рассматривая новые миниатюры, появившиеся в его отсутствие, на слова сына он ответил неопределённым хмыканьем.
– Н-да, нескончаемое занятие. Так вы, таким образом, можете спрограммировать и какого-нибудь сверхчеловека? С двумя головами, например, чтобы мозгов было побольше.
Орест, продолжая теребить загривок искусственного тигра, покачал головой:
– Не-ет. Людей мы не программируем. Идеи на этот счёт существуют, и кое-кто занимается теоретизированием, и даже время от времени об этом возникают споры, но общее мнение против. Программирование человека чревато. Человек – творение природы. Если мы начнём сами себя программировать, может начаться цепная реакция, каждый раз впереди будут возникать новые всё более заманчивые цели, и в один прекрасный момент мы можем потерять контроль над процессом, и сами не разные стороны на улице шарахаются. Атавизм! На дворе двадцать девятый век, а они ведут себя, как питекантропы.
– Зачем они вообще нужны, эти саблезубые? – спросил Командир у сына, посмеявшись вместе со всеми над своим испугом.
– А зачем ты в Космос летаешь? – ответил вопросом на вопрос сын. – Места землянам на сотни тысяч лет хватит. – Командир поглядел на прищурившегося сына и кивнул – «я тебя понял». Орест бросил на него настороженный взгляд, опасаясь насмешки, но отец смотрел серьёзно и он продолжал: – Дело не в заметим, как превратимся в каких-нибудь выродков. – Орест начал горячиться, Марина воспользовалась этим и увела за собой тигра. – Воздействию подвергнется подкорка, в некоторой степени верхнее подсознание, но нижнее остаётся в первозданном виде. А как раз в нём и заключается человеческая сущность, или попросту говоря – душа. Произойдёт разрыв между сознанием и подсознанием, человек лишится души и превратится в кибера. Вот это-то и чревато, люди уже совершали ошибки, когда не пытались прогнозировать последствия использования всех без исключения научных открытий. Некоторые считают наоборот, программирование и есть естественный ход событий. Природа исчерпала себя и передаёт в руки человека эволюцию его собственного вида, а те, кто препятствуют этому, нарушают законы природы.
Командир перестал разглядывать миниатюры, а только вертел их в руках.
– Интересно вы живёте. Ты-то сам что думаешь?
– Да я бы не сказал, что мы скучаем, – усмехнулся Орест. – О-о! У нас такие головы есть, всё вверх тормашками поставить могут. Что я считаю? Я считаю, что тезис о программированной эволюции как о естественном процессе, это чистейшей воды схоластика. Тут в ход идут слова, термины и всё такое прочее, а не смысл, который эти слова и термины обозначают.
Сын оканчивал университет, ему оставалось учиться всего год, а он уже не помнил, когда беседовал с ним по душам в последний раз. Ему хотелось побольше поговорить с Орестом, понять его душу, стремления, которых он оказывается, совсем не знал. Средний сын для него всё ещё оставался восторженным мальчуганом, исцарапанным собственными питомцами. Орест откликнулся на призыв отца и Жаклин, уловив их душевное расположение, друг к другу, достала оплетённую цветной соломкой бутыль вина из кавказских виноградников. Налив вино в высокие хрустальные бокалы, подала им. С фужерами в руках, они сели в «уголке для бесед» перед камином под лестницей. Мужчины расположились в креслах наискосок к столику, а Жаклин тихо стояла поодаль у витражно-цветочной стенки-экрана, отгораживающей «уголок» от всей гостиной, и ревниво наблюдала за ними. Марина, ещё не избавившаяся от детских шалостей, уселась верхом на страхолюдину, проехалась по освободившемуся залу, наклонившись вперёд, что-то пошептала на ухо, и они, горделиво поглядывая по сторонам, взобрались по лестнице на галерею. Полюбовавшись на витражи и удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, вспрыгнув на широкие перила, они сиганули вниз. У Командира чуть не вывалился из рук фужер, когда с пронзительным криком древних охотников или просто радостным визгом хулиганки, дочь верхом на тигре на его глазах прыгнула с балюстрады. Что-то в детских мозгах кибера не сработало, всеми четырьмя лапами он, издавая шипение, приземлился на стол, стол накренился, свалился набок, с него со звоном посыпался хрусталь, наездница катапультировалась со своего иноходца и врезалась головой в стену, добавив свою лепту в разгром. С настенных полочек посыпались божки, эмалевые миниатюры, украшавшие гостиную, а она сама уселась на пол, потирая на лбу шишку и раскинув ноги в коротких бархатных штанах до колен. В уголке за камином произошёл лёгкий переполох. Жаклин, в первый момент, вскрикнув от испуга, выразительно смотрела на мужа, Орест, согнувшись пополам в кресле, дико хохотал, Командир не мог найти слов.
– Он не нарочно, – пролепетала Марина, сидя на полу подъехав к продолжавшему лежать тигру, и как ни в чём не бывало колотившему хвостом по посуде, доканчивая учинённый разор.
– Великие боги! Что за девчонка! Ты не ушиблась? – спросила Жаклин, подходя к дочери.
– Были бы мозги, было б сотрясение! – продолжал хохотать Орест.
– У кого ума меньше, у него или у тебя? – недовольно проворчал Командир и отставил фужер на столик. С Мариной, по всей видимости, ничего страшного не случилось, и шутливо-сердитым тоном он сказал сыну: – Робот не доработан. Он не должен подчиняться командам несовершеннолетних амазонок.
– Несовершеннолетние амазонки могут свернуть себе шею и без его участия! – парировал Орест, – Но я передам твои слова синтез-кибернетикам, это их изделие, наш только заказ. Но ведь никто не предполагал, что он попадёт в руки моей сестры.
– Ты хочешь сказать, что этого тигрёнка студенты сделали? – недоверчиво спросил Командир.
– Конечно, – ответил Орест, он уже поочерёдно поднял с пола сестру, стол и, отстранив мать, вместе с хозяйкой собирал с пола осколки.
– Идём, – Жаклин взяла дочь за руку, – раны обработаем. Ты всё-таки думай, когда что-то делаешь.
Через несколько минут Марина спускалась вниз, её лоб украшал оранжевый пластырь, вырезанный в виде снежинки, а глаза плутовски посматривали по сторонам. Отец погрозил пальцем.
– Ну-у, я только внизу кататься буду, – капризно надув губки, сказала она и посмотрела на отца исподлобья, заранее зная, что ей простятся любые проказы.
– Ты в следующий раз предупреждай, такие кадры надо увековечивать! – У Ореста, приводившего в порядок стену, разорённую сестрой, продолжали подрагивать плечи. – Может, повторим? Я камеру приготовлю, – он не выдержал и опять рассмеялся. – Головёнка-то как?
– Я вам повторю! – раздался грозный голос отца и Марина, запрокинув голову, захохотала вслед за братом.
Она подошла к лежавшему в углу тигру и принялась его гладить, приговаривая:
– Ах, ты, моя кисонька, тебя тут совсем заругали. Я тебя пожалею.
Орест вернулся к прерванному разговору, а Марина уже сидела на своём любимце. Сделав два чинных круга по гостиной, пригарцевала к Оресту, тигр устроился у ног повелителя, а сама Марина, примостившись на подлокотнике рядом с братом, принялась взбивать вверх его волосы, мощной гривой спадавшей тому на плечи. Орест только морщился и терпеливо сносил проказы сестры. Командир, продолжая разговаривать, отметил про себя, что Василий такого издевательства ни за что бы не стерпел. Смакуя, он сделал несколько глотков чуть кисловатого вина и, повертев фужер на столе, спросил:
– А не получится так, что возрождённые вами дикие жители Земли, расплодятся и вытеснят с неё человека? И вообще, как они будут уживаться? Не кончится ли эта затея тем, что все эти кошечки, как ты их называешь, начнут вас самих кушать?
Орест засмеялся.
– На Земле хватит места всем. А для того чтобы они нас не кушали, у нас есть ультразвуковые отпугиватели. Если он у человека, ни один зверь ближе десяти метров к нему не подойдёт. Уже испытанное и надёжное средство.
– Вот тебе идея, – Командир осушил фужер и помассировал правой рукой подбородок. – Хоть ты и уверяешь, что на Земле хватит места всем, это далеко не так. Своих питомцев вы ведь не в клетках намереваетесь держать?
– Нет, конечно. Иначе бы не стоило и огород городить.
– Пройдёт время и окажется, что вы мешаете населению Земли. – Орест хотел возразить, но Командир поднял руку, останавливая его. – Уж поверь мне. Обязательно найдутся люди, которые заявят об этом. Не лучше ли заранее вам предусмотреть такой ход событий и подобрать себе какую-нибудь новую планету с климатом достаточно близким земному и там устраивать себе заповедники? Разобьёте планету на зоны в зависимости от климата, рельефа и так далее, это уже ваши проблемы. Люди будут прилетать на эту планету на экскурсии, и никто никому не будет мешать. Организуете центр обслуживания, который займётся экскурсантами, ну и так далее, – он откинулся на спинку кресла и, прищурясь, посмотрел на сына. – Как тебе моя идея?
– А что, резон в этом есть, – Орест неожиданно встал с кресла, Марина, изогнувшись, успела подхватить едва не опрокинутый им бокал и, взяв его в обе руки, поднесла к губам. Орест почесал всей пятернёй затылок, потоптался на пятачке, посмотрел на отца и снова плюхнулся в кресло, едва не повалив на этот раз Марину. – Но это же колоссальный труд, – он развёл руками, – по организации всего этого.
– Я и не говорю, что всё это просто. Для начала обмозгуйте, хотя бы в первом приближении и направьте проект в правительство. Они уже разберутся, что к чему. Ты всё толкуешь: мы, мы, мы. А кто мы?
– Ну-у, – протянул Орест неопределённо, – группа энтузиастов, в общем.
– Ясно! – засмеялся Командир.
– Нет, ты не думай, – загорячился Орест, – что всё это пустая болтовня студентов-фантазёров. В нашем, ну как тебе сказать, – он опять подумал, что его недосягаемый отец начнёт вышучивать заветные мысли, которые он ему только что выложил, и заговорил торопливо и сбивчиво. – Мы ещё не определились. Но у нас есть единомышленники во многих университетах, исследовательских центрах, заповедниках. Только вот плохо, все действуют по своим программам. В Академии эту идею пока ещё всерьёз не воспринимают, – закончил он со вздохом. Он отобрал у сестры почти пустой бокал и, наполнив его доверху, залпом выпил половину.
– Академики, значит, против ваших идей?
– Да. Ребята с Юго-Восточного заповедника уже предлагали им организовать специальный центр на их базе, но получили отказ – генная инженерия уже исчерпала себя. Человек получил от неё всё что хотел. То что мы предлагаем не имеет практического значения, но потребует целую армию научных сил, материальных затрат и вообще, всё это вилами на воде писано, исходного материала недостаточно для начала работ. Но генная инженерия это совсем другое, когда-то людям требовалось выращивать высокопродуктивный скот: коров, свиней и прочих, но мы-то хотим не улучшать породы тигров или крокодилов. Мы хотим восстановить виды, которые не просто вымерли, а которые погубил человек. Конечно, практического значения они не имеют и если так рассуждать, все затраты будут выброшены на ветер. Но сейчас человек может всё, в том числе позволить себе подобные траты. Восстановление видов это движение вперёд в генном программировании и моделировании. Но сейчас этим занимаются студенческие научные секции, а в исследовательских центрах они держатся на уровне побочных работ, – Орест горестно вздохнул.
Командир и не думал высмеивать его. Некоторые слова сына звучали наивно, но это был поиск знания, а такие вещи никогда не оставляли Командира равнодушным. Он воодушевился сам и принялся растолковывать сыну, как лучше запустить в ход его замысел.
– Заинтересуйте кого-нибудь из депутатов Федерации. Для освоения планеты потребуется организация целой службы, а я как понимаю, вы в этом не сильны. Ты прав, на это понадобятся колоссальные затраты энергии, материальных ресурсов и правительство может попытаться от вас отмахнуться, если академики вас не поддерживают, но если этим займётся Верховный Совет, дело примет совершенно иной оборот. Главное не робейте и добивайтесь своего, если вы уверенны в себе. На это уйдёт десяток лет, но и у вас пока что только синтез-кибернетические модели, – он кивнул на не спускавшего с него жёлтых глаз тигра, – если академики вас игнорируют, оставьте их в стороне. Обратитесь в Комитет Совета по науке. Только идите туда подготовленными, обрисуйте картину утраченного, покажите свои разработки, – он улыбнулся. – Приведите с собой это страшилище, только без Марины, конечно, а то она устроит вам встречу за круглым столом. Там есть ребята, которые вас поддержат. Я встречался с ними, знаю. Правительство выделит средства на ваш исследовательский центр и дело сдвинется. Вам в ближайшее время нужно только это. – Командир уже решил, ничего не говоря сыну, переговорить кое с кем из старых знакомых, чтобы молодёжь встретил, по крайней мере, дружественный приём.
Бутыль постепенно пустела и Жаклин поворчала, но отец с сыном в один голос убедили её в том, что пили из уже начатой. Она достала из охладителя новую и подала Оресту. Научно-техническая революция, давая периодические вспышки, переворачивала целые пласты человеческой жизни, установившихся понятий и традиций, но виноделие оставалось самым консервативным ремеслом-искусством. Бутылки закупоривали таким же способом, что и тысячу лет назад, иначе, как утверждали специалисты, люди будут пить не вино, а потреблять заурядный алкогольный напиток. Жаклин, натянув домашнюю блузу сунутыми в её карманы руками, посмотрела, как Орест возится с бутылкой и, позвав с собой хозяйку, чем-то опечаленная ушла на кухню готовить ужин. Командир проводил её недоумённым взглядом. В кои-то веки они разговорились с Орестом, а она недовольна.
Грусть Жаклин объяснялась просто. Её первенец, Василий, уже ушёл вслед за отцом в Космос. Ореста она считала своим, домашним. Сколько раз её душа наполнялась тихим счастьем, когда вот здесь же, в уголке у камина, он, фантазируя, вскакивал с кресла, размахивал руками, и рассказывал ей какой, рай он устроит в будущем для зверей. Стоило отцу уделить ему капельку внимания и поманить за собой, и он уже рвётся туда, в эту холодную чёрную бездну, крадущую у женщин их мужей и сыновей.
В том, что со средним сыном у него не было таких же откровенных отношений, как со старшим, Командир винил только себя. Орест больше тянулся к матери. С ней он заклеивал раны увечным воробышкам и пестовал облезлых котят, которые, вырастая, норовили переловить выздоровевших воробьёв. Командиру хотелось взять за шкирку весь этот неугомонный зверинец и сунуть в аннигилятор, но он терпел его из уважения к чужим желаниям. Жаклин же вместе с сыном нянчилась со всей наводнявшей квартиру живностью. Когда тот подрос и учился в колледже, а потом в университете и перестал таскать в дом пернатых и четвероногих инвалидов во время своих приездов, по-прежнему интересовалась жизнью бессловесных воспитанников. Сообразно отношению родителей к его увлечениям, у Ореста вышло делиться мыслями с матерью, а не отцом. Зверушек он не привозил, но подолгу, со сверканием глаз и размахиванием рук, рассказывал о них матери. Жаклин делала круглые глаза, всплёскивала руками и говорила с неподдельным изумлением на лице: «О-о!» Командир посмеивался над ними, а когда хватился, было уже поздно. Общение с сыном поддерживалось на уровне шуточек и взаимного подтрунивания. Он даже ревновал его к Жаклин, когда после долгого отсутствия возвращался домой, а Орест уединялся с ней в уголке у камина. Но потом он как-то подумал, что Жаклин, наверное, также мучается из-за Василия и тут они с ней квиты.
2
С Василием у него всё складывалось по другому. В детстве Василия, шутя, даже называли папиным хвостиком. Его самозабвенная любовь и обожание отца начались ещё в раннем детстве, когда ему едва исполнилось годика полтора. Жаклин рассказывала, как, вернувшись из Калькутты, забрала сына домой из детского городка, наигравшись с ним, ушла к себе, а он остался на нижнем этаже возиться с игрушками в гостиной.
Устроившись поудобней в кресле, с чашкой кофе в руке, она просматривала по программнику любимые пушкинские рукописи.
– Вдруг слышу – рассказывала она, счастливо и нежно улыбаясь мужу, – по лестнице: топ, топ, потом шлёп и опять топ-топ-топ. Ко мне вбегает, глазёнки светятся, за руку схватил, я даже кофе пролила, за собой тащит и кричит: «Там папа! Там папа!» Думаю всё, с тобой невесть что случилось, и по связи вызывают. Оказывается ты, – Жаклин, смеясь, прикрыла рот рукой, – с грацией тюленя красуешься на экране, смотришь куда-то вбок, зачем-то прячешь руки за спину, и над тобой подшучивает ведущий.
Это происходило вскоре после первого его полёта за пределы Ойкумены. Он всю жизнь привязывал по времени не полёты к событиям, а события к полётам. В тот день в рубрике «Молодые дарования» показывали Звёздный космодром. Командир, тогда ещё вовсе не командир, а начинающий пилот, смущённый от такого вселенского внимания, через слово, запинаясь от того что, пытался на ходу перевести профессионализмы на доступный широкоё публике язык, объяснял устройство рубки звездолёта последней марки и работу пилота во время полёта. Ведущий, вплетая в его косноязычную речь свои комментарии, суть которых сводилась к тому – какой прекрасный и знающий пилот этот Джон Иванов, с улыбкой пояснил, что во время полёта он выглядит вовсе не таким недотёпой, каким кажется сейчас на экране.
Малолетний Иванов из всей передачи понял только, что его папу сильно хвалят за то, что он очень умный и сильный. Блестя вытаращенными от восторженного изумления глазёнками, он беспрестанно дёргал Жаклин за рукав блузы, и показывал пальчиком на экран: «Там папа, папа!» Потом он настолько заинтриговал детский городок рассказами о своём выдающемся папе, что Командиру под натиском настойчивых воспитательниц пришлось, почесав в затылке, вооружиться видеозаписями, и пару раз пообщаться с очень любознательным народцем, доходящим ему до колена.
Потом был необъятный – в нём могли запросто прилуниться одновременно пару планетолётов – Зал Встреч в Звёздном космопорту, наполненной то щемящими звуками Марша звездолётчиков, то Звёздной рапсодии Андреева, охапка красных пионов, пятнами крови рассыпанная по мозаичному полу плачущей от радости Жаклин, и сам Василий. Гордый от свершившегося события и одновременно смущённый исступлёнными поцелуями матери. Командир стоял рядом, и не мешал Жаклин. Когда первый взрыв радости прошёл, Василий подошёл к нему и они, не скрывая улыбок, потрясли друг друга за плечи.
– Ну, как? – спросил Командир, отпуская сына. От прищура у него собирались лучики морщин у глаз, и взгляд от этого становился много добрее.
Поцелуи матери сделали своё дело и растопили напускную сдержанность сына.
– Я видел Космос, – ответил тот кратко и взгляд его растворился во взгляде отца.
Они оба привыкли владеть собой и не позволяли эмоциям выплёскиваться наружу. Примерно такого ответа и ждал Командир от сына. Он кивнул и также кратко сказал:
– Поздравляю!
Всё же эмоции взяли верх и Василий уже не сдержанно, а безудержно и счастливо улыбнулся отцу. Он понял, с чем его поздравил отец. Это было не просто поздравление с возвращением, а поздравление с тем видением, которое открылось ему там, среди немеркнущих звёзд и теперь навсегда поселившееся в душе. При этой встрече сына после первого полёта, Командир пережил одну из самых счастливых минут своей жизни, поняв, что в сыне не только течёт его кровь, но и живёт кусочек души.
Сам Командир чувствовал Космос, как другие чувствуют музыку, природу, поэзию. Он любил долгие часы ночных вахт во время дрейфа, они не казались ему скучными. Оставаясь один в рубке, он включал все экраны, и мог часами сидеть в пилотском кресле, созерцая открывающиеся перед ним картины. Это была не холодная чёрная бездна, коварно расставляющая человеку всевозможные ловушки, вокруг него расстилался радостный сияющий мир, предлагавший открыть свои тайны. В эти минуты душа Командира наполнялась восторгом и устремлялась туда, в горние выси, в которых свободно парил вырвавшийся из паутины монстров Человеческий дух, дух вечного познания и бесконечной любви ко всему сущему.
Из всех детей наибольшее беспокойство Командиру внушала дочь. Два года назад он перевалил полувековой рубеж, но так и не мог разобраться в самом себе. Любит он её больше сыновей, или это так природой заложено, чтобы отцы больше беспокоились о дочерях, чем о сыновьях. Спрашивается, что может случиться в двадцать девятом столетии с человеческим детёнышем, ежесекундно находящимся под неусыпным контролем воспитателей и специальных, сверхчутких детских роботов? Ведь даже Молодёжная армия это всего лишь игра в трудности. Они могут навкалываться до седьмого пота, проголодаться до того, что желудки слипнутся, нажарившись на солнце, высунуть языки до плеч, или, наоборот, наморозить носы, но от всяких случайностей, они застрахованы. Когда он долго не видел Марину, у Командира всегда щемило сердце. О сыновьях он тоже беспокоился, но подспудно думал, что мальчишки есть мальчишки. Ничего страшного, если лишний раз нос расшибут. О дочери он так не думал. Сейчас он ушёл в полёт, который неизвестно, сколько продлится, а Марина отправилась в Молодёжную армию, и у Командира в глубине души шевелился червячок – ни с кем никогда ничего не случается, а с твоей дочерью случится.
Последние полгода перед Молодёжкой она вдруг воспылала неугасимой любовью к диким животным. До сих пор все были уверены в её великом медицинском будущем. Она даже не заведёт собственную семью, чтобы ничто не мешало её службе страждущему человечеству. Но подошло время выбирать место молодёжных испытаний и оказалось, что дикий животный мир Земли без неё никак не обойдётся и ей прямо-таки необходимо испытать себя в общении с ним.
Она выбрала заповедник, где работал Орест, и приложила все силы, чтобы её направили именно туда. И как не без оснований предполагал Командир, вовсе не для того чтобы отсидеться под боком у старшего брата, а творить всякие безрассудства, потому, что этот балбес с самого раннего детства потакает всем её капризам. И чёрт его знает, что у них в этом заповеднике творится. Может, медведи гризли по всей территории верхом на саблезубых тиграх разъезжают, а эта бестолковая девчонка обязательно забудет где-нибудь свой отпугиватель. Уж лучше бы разводила сады на Венеры.