Александр Коломийцев
Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму
Часть 3. Возвращение
Глава 1
1
Вода была тёмной, он еле-еле мог различить её зеленоватый оттенок. Тёмной и почему-то густой. Это от взбаламученного ила, догадался он. Ил цепко держал поножья скафандра, не давая оторваться от дна. Вверху солнце и вода там прозрачная и чистая. Вязкий, липкий ил облепил ноги выше колен до середины бёдер, он извивался всем телом, пытаясь выдернуть его и вернуть свободу, но в изнеможении прекращал свои попытки, чтобы начать их снова. Всё-таки это ему удалось. Он освободил ноги из цепкого плена и по-лягушачьи поплыл вверх. Но вскоре силы иссякли. Вода всё также была густой как патока. Она обволакивала руки, не позволяя взмахнуть, как следует, хватала за ноги, тянула вниз. Со второй попытки он почти достиг чистой воды, оставалось сделать всего пару хороших гребков, но силы опять покинули его, он безвольно опустился на дно и окунулся в давящую муть. На третий раз солнечные блики, как весёлые зайчики, играли у него над головой, оставалось протянуть руку и ухватить какого-нибудь шалунишку за короткий хвостик. Зайчики добрые, они бы помогли всплыть, но ему опять не хватило сил, а зайчики не умеют нырять, они скачут только по поверхности. И его опять засасывала эта противная муть.
Как он попал в воду? Наверное, балбес-робот забросил его сюда. Ведь он велел убить себя, если придут инопланетяне, а робот забросил его в воду. Вот глупый! Нет, робот не глупый, он же дышит, значит, он в скафандре. А в воде робот спрятал его от инопланетян. Ему теперь надо только всплыть. Но где же он – его заботливый нянь? И откуда здесь появилась вода? Он понял. На Спутнике стоит космический холод, поэтому вода такая густая, чем глубже, тем гуще. На Земле, наоборот, там, на морозе вода замерзает, на дне жидкая, а у инопланетян всё по-другому. У них вверху вода жидкая, а внизу от холода густая. Но ведь на Луне нет воды, и он никогда не встречал на спутниках воду. Значит, здесь есть вода, её надо будет отобрать для исследований, но это потом, когда он всплывёт. Но где же робот? Робот тяжёлый, он железный, его, наверное, засосал ил. Но он его обязательно найдёт, только бы вот выбраться наверх. Милый, милый Оскар! Если бы ты был рядом, ты бы уже давно помог мне!
– Командир, он скоро очнётся. Вы просили предупредить, – Алла тихо вошла в рубку и стояла, опёршись плечом о панель компьютера, и грустно смотрела на Командира.
Тот шёл в бесконечном маршруте по рубке. Звездолёт в автоматическом режиме впитывал в себя энергию, а Командир нёс бессменную вахту. Временами подходил к компьютеру, вызывал на дисплей память и просматривал записи о поиске, временами просто ходил, склонив голову, и разговаривал, то с Фуше, то с Леклерком. С Фуше больше спорил, порой путался, где говорит Фуше, а где он сам. Тогда он пугался за свой рассудок и тестировал себя у монитора. Нет, он переживал зря, мысль работала чётко и ясно.
Работы было невпроворот, но он не мог сейчас заниматься ею и сделал только самое необходимое – послал сообщение на Землю и подготовил расчёт прыжка. Ему требовалось придти в себя после всего происшедшего. Случалось, исчезали звездолеты, поиск это всё ещё риск. Случалось, гибли люди – космос таит в себе сюрпризы, розами осыпают в Зале Встреч, но вначале надо продраться сквозь шипы. Возвращение командира на Землю без экипажа это нонсенс. Такого он не припомнит за всю жизнь. И такое приключилось именно с ним. Где он допустил просчёт? Он не оправдывался перед собой и ни в чём не обвинял. Он анализировал. Имелась ещё одна причина его бессменной вахты. Система рядом, досягаема для обычных кораблей. В коконе запасы энергии не пополнишь и нужно быть начеку. После прыжка они будут в безопасности от инопланетян, тогда он, наконец, выспится и примется за дело.
– Как он? Мы с тобой как рассорившиеся супруги, – невесело усмехнулся Командир. – Да. Нет. Хорошо. Нормально. Так, что же он?
– Вам бы самому подлечиться. Давайте я вас проверю.
– Проверишь, проверишь, – ворчливо отозвался он. – Вот долетим до Земли, там, на год этих проверок хватит. Ты мне лучше про Коростылёва расскажи. То разгонялись, то тормозили, потом ты куда-то удалилась, я так толком и не знаю.
– Состояние улучшается, но ещё довольно скверное. На руке рана давно зажила, только рубец остался, из плеча я пулю вынула, рана уже затянулась, подживает окончательно. В спине пуля закапсулировалась. Её я боюсь трогать. Я провела сканирование и компьютерную томографию, – Алла подумала и заговорила так, чтобы Командир, не знакомый с медицинскими терминами, мог понять её, – пуля сидит между отростками позвонков и давит на сегмент. Позвонки не нарушены, смещений сегментов внутрь нет, нарушений мозга не зафиксировано. Когда очнётся, ему надо будет соблюдать покой, во всяком случае, избегать нагрузок и резких движений. Можно будет наложить иммобилизующий пластырь на всякий случай, так я думаю.
Командир кивнул.
– Ты правильно поступаешь, на Земле пулю вынут. А само состояние? От этих ран он бы не был так долго в беспамятстве. Хотя потеря крови…
– Да, крови он потерял много. Плюс недостаток кислорода, плюс облучение. Робот хотя и прикрыл его, из предчувствия, что ли, но дозу он всё равно получил. И кислород – робот, наверное, закрыл пробоины не сразу, хотя винить его за это нельзя, но определённое время кислорода Коростылёву не хватало.
– Робот завалил его камнями не из-за предчувствия, – вставил Командир, – а замаскировал от инопланетян, иначе ему бы пришлось убить Коростылёва, так он мне объяснил.
– Ну и ещё, в красной коробочке, которая лежала у него в кармане, не хватает трёх капсул концентратора. Он их, наверное, глотал одну за другой, когда спускался вниз. Реакция организма неизбежна, вы же знаете. Её усилил последовавший за приёмом концентратора недостаток кислорода. И на всё это наложился психологический стресс, – Алла горестно вздохнула, потёрла большим и указательным пальцами виски, её вздох не укрылся от Командира. – Я сделала энцефалограмму, работа головного мозга у него в норме. Хотела ещё прослушать верхнее подсознание, оно бы многое могло подсказать, но побоялась, – честно призналась она.
– Чем ты его сейчас лечишь?
– Ничем особенным, только лёгкие препараты для восстановления сил, успокоительные, ну, и болеутоляющее.
– Ты всё делаешь правильно, Алла, он выживет. – Девушка шмыгнула носом, Командир прижал её голову к своему плечу и почувствовал, как намокла лёгкая ткань комбинезона. – Мы знаешь, что сделаем? Ты запиши всё на кубик, и я отправлю сообщение на Землю, на каком-нибудь маяке нас будет ждать решение специалистов. Сейчас мы сходим к нему, а потом вместе пообедаем.
Ему всё-таки удалось всплыть. Последний взмах и его вынесло на поверхность. Он открыл глаза. Солнечные блики куда-то исчезли, вместо них он увидел склонившихся над ним Командира и Аллу Додсон. Вначале вместо лиц были размытые белые пятна. Он прищурился и постепенно, будто кто-то наводил фокус, пятна приобрели очертания и превратились в человеческие лица.
– Здорово, Олег! – сказал Командир и взял его руку. – Где ты так долго пропадал?
Коростылёв чуть заметно улыбнулся.
– Где я? На звездолёте?
– Конечно, где ж тебе ещё быть? Как ты себя чувствуешь?
– Слабовато, – сознался Коростылёв. – Мы летим? Где все?
– Слишком много вопросов, не всё сразу, Олег, – Командир, наклонившись, похлопал его по открытому плечу. – Поправляйся. Мы в дрейфе, набираем энергию. Как только ты подымешься, мы в твою честь в кают-компании устроим праздничный обед и посадим тебя на Олимп, – он весело подмигнул и вышел.
Его всё ещё не покидали опасения о мести инопланетян и, проведав больного, он заторопился в рубку.
Место ушедшего Командира сразу же заняла Алла.
– Ты поспи, Олег, а потом поговорим. Ты поспишь, проснёшься, и я тебя покормлю. Ты хочешь есть?
Коростылёв прислушался к своему организму и кивнул головой. Алла их корабельный кок и поэтому спрашивает его о еде. Конечно, его надо кормить, она нашла себе занятие. Но где же Битов? Почему его нет? Наверное, умаялся с ним и отдыхает, а вместо себя оставил Аллу, она же его помощница. А может, есть ещё раненые? Мысли утомили его, он прикрыл глаза, но испугался, что опять попадёт в затягивающую муть и тут же открыл их.
– А меня не затащит на глубину? – тревожно спросил он.
– Глубину? Какую глубину? – спросила Алла, и Коростылёв понял, что был в бреду.
– Понимаешь, мне всё время казалось, что я нахожусь в воде. В такой тяжёлой и тягучей. А внизу ил, он держал меня за ноги, я всё время хотел всплыть и не мог. Если бы рядом был Оскар, он бы меня давно вытащил. – Мысли его начали путаться. – Оскар! Где Оскар?
Алла провела ладонью по его лбу и сказала, как маленькому:
– Спи, Олег, спи. Теперь всё будет хорошо. Не бойся.
– Я не боюсь. Только ты не убирай руку, – он прижал её ладонь ко лбу. – Вот так. Она у тебя какая-то необычная. От неё тепло и спокойно. Держи её так, а то меня опять утащит, – сонно проговорил Коростылёв и, облегчённо вздохнув, уснул.
Через полчаса запищал переговорник, Алла, уменьшив громкость, поднесла его к уху.
– Я жду тебя обедать, – раздался из него чуть слышный голос Командира.
– Я не могу, – прошептала Алла в самую мембрану, – обедайте без меня. Я потом поем.
– Ты, почему так разговариваешь? Ему что, плохо?
– Нет, он спит. Я посижу с ним, потом объясню.
– Ясно. Сейчас приду.
Через несколько минут Командир появился в каюте с подносом в руках.
– Я тебе поесть принёс, – произнёс он шёпотом.
– Тш-ш, – Алла поднесла палец к губам. Правая рука её покоилась на лбу Коростылёва. – Я не могу убрать руку, он просил.
Командир крякнул, поставил с другой стороны ложа стул и уселся на него с подносом в руках. Он протянул Алле кусок хлеба и проговорил вполголоса:
– Бери в левую руку, а теперь рот открывай, – он протянул ей на вилке кусочек мяса, она запротестовала, но он утихомирил её: – Ну не упрямся, больного разбудишь, и звездолёт сейчас в холостом полёте в коконе летит, быстренько рот открой. Вот сейчас я тебя накормлю-ю, попалась! – Командир злорадно улыбался. – Будешь ещё мне нотации читать.
Он подносил и подносил к её рту кусочки мяса, макароны, ломтики сыра, пока она начала давиться и жалобно не запротестовала:
– Ну, Командир, пожалуйста, я не могу больше!
– То-то же, – произнёс он довольный и протянул ей стакан апельсинового тоника.
2
Следующее пробуждение было более длительное и более осознанное. Он открыл глаза и увидел свою новую няньку. Она сидела рядом в кресле и ждала его возвращения из забытья. Поймав устремлённый на неё осмысленный взгляд, она радостно улыбнулась.
– Тебе уже лучше? – нагнувшись, над ложем, она коснулась лба больного, протянув к нему руку.
Он опять задержал её ладонь на своей голове.
– Ты прирождённая сиделка, Алла. Из твоей руки в меня прямо силы вливаются.
Она засмеялась.
– Силы в тебя вольются из этого, – она встала и принесла стоявшую на столе чашку, дразняще пахнувшего бульона. – Тут одни калории, выпей и сразу почувствуешь себя здоровее.
Коростылёв хитро усмехнулся, взмахнул над чашкой рукой и сжал ладонь в кулак, словно ловил невидимую мошку.
– Хоп! – засмеялся он. – Калория хотела выпрыгнуть.
Он приподнялся на подушке и несколькими глотками вобрал в себя питательную жидкость. Заметив его сожалеющий взгляд, которым он проводил пустую посудину, Алла участливо сказала:
– Потерпи, Олег, надо чтобы твой желудок привык к пище. Ты столько времени жил на пилюлях, а потом на растворах, он просто не справится с нагрузкой.
После горячей пищи им овладела приятная слабость, полуприкрыв глаза, он поболтал со своей бессменной сиделкой и спросил:
– В прошлый раз ты так и не сказала, почему ко мне никто не заходит? Где наш док? Он же должен поинтересоваться, как я себя чувствую после всех его трудов. Где Серёга Мартынов? Позови его.
– Я не могу его позвать, Олег, – ответила она, не тронувшись с места.
– Но почему? – он, улыбаясь, повернул к ней голову на подушке. – Битов запретил? Скажи ему, я почти здоров, а когда меня начнут навещать ребята, совсем выздоровею.
– Я не могу никого позвать, – она наклонила голову и сжала в руках одеяло. – Я не могу никого позвать, понимаешь? – голос её перешёл на шёпот. – Они все погибли, Олег. Погибли на этой проклятой Планете! Проклятая Планета! – повторила она.
Коростылёва уже уносили зыбкие волны забытья. Память окунула его в то чувство торжества и умиротворённости, которое он испытывал полулёжа возле потайного хода и смотрел на нависающую над Спутником сияющую планету. Он улыбнулся словам Аллы, видевшую Планету только на экране, и сказал снисходительно:
– Ты ошибаешься, милая Алла. Она не проклятая. Она… Она сияющая. Да. Сияющая Планета. – Убаюкивающие сознание волны на миг остановились, и он постиг смысл сорвавшейся с уст девушки вести.
Сон слетел с него, он оторвал голову от подушки и, повернувшись к Алле, опёрся на локоть. Она сидела рядом с ним, выпрямившись в кресле, с закрытыми глазами, как маленькая девочка, сложив руки на коленях и закусив губу.
– Ты… Ты сказала… Ты сказала, все погибли? И нас на звездолёте осталось трое?
– Да, Олег, да! – она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Губы её дрожали, тело напряглось, руки, только что спокойно лежавшие, были изо всех сил стиснуты коленями.
Коростылёв судорожно сглотнул и без сил откинулся на подушку. А он ругнул Мартынова, почему тот не проведает его и не похохмит для развлечения. И сразу, и Клэр в предсмертном полубреду умолявшая спасти её и не дать умереть, и Остапчук, в агонии выдиравший от боли волосы с головы, и разорванный взрывом Штокман, встали перед ним. Эти видения не ввергли его в новое беспамятство, как опасались Командир и Алла, а, наоборот, окончательно вернули в реальность.
Они замолчали, не произнося ни слова. Оба думали об одном.
– Как же Командир разогнал звездолёт в одиночку? – спросил Коростылёв недоверчиво.
– Он не в одиночку. Я ему помогала. Ты не думай, если что, я сумею помочь.
Она торопливо начала рассказывать, как выучивала напамять команды, какую кнопку нажимать, какую ручку поворачивать, когда на какой экран смотреть, и что делать, когда там появится какая-то фигура, как она боялась, когда они начали разгонять двигатели. Она все свои команды кричала в голос, чтобы Командир знал и мог вовремя исправить ошибку, как обмерла со страху, когда двигатели набрали полную мощь, и какой-то миг на экранах всё замельтешило и опрокинулось, а она подумала, что подала неправильную команду и сейчас всё взорвётся.
Надо же! А он считал её самой нелепой фигурой на звездолете, и порой даже думал, зачем такое недоразумение, ничего не смыслящее ни в технике, ни в кибернетике взяли в полёт. А пришлось, и сумела, и сделала то, что нужно, ревела со страху, а всё равно делала. До него только сейчас дошло, что это она, маленькая глупышка, которую он даже и не замечал, вынула пулю у него из плеча и вернула из небытия.
Он лежал с закрытыми глазами, вытянувшись всем телом, и слушал. Маленькая смешная докторша говорила, сбиваясь оттого, что она, как ей казалось, неинтересно и неправильно всё рассказывает и Олегу, который из больного и беспомощного превращался в обычного, умного и недосягаемого Коростылёва, скучно и нудно слушать, и от этого путалась ещё больше.
Из её рассказа он понял, что О*Брайен, Керри, Свенсон и Боянов погибли не на Планете, а как-то по-другому, но от объяснений она увильнула. Ладно, как только встанет, сразу же пообщается с памятью компьютера и всё узнает. Не хотят говорить и не надо. В этом он был прав, Командир с Аллой договорились не рассказывать ему, пока он совсем не окрепнет, об обстоятельствах гибели этой четвёрки. Она говорила всё тише и смолкла совсем. Он открыл глаза и погладил её по руке.
– Ты хороший человек, Алла, очень хороший. Спасибо тебе за всё. А теперь иди. Я полежу один и посплю. Вы приходите вдвоём, а может, я и сам встану, – он ободряюще кивнул Алле. – Иди, тебе самой надо отдохнуть. Со мной всё в порядке.
Алла привычно поднялась на самый верх, туда, куда раньше боялась даже заглядывать. Рубка была пуста, фигура Командира виднелась на экране обзора звездолёта. Действуя манипулятором, он, с помощью звёздного робота, устанавливал на стартовой площадке третьего модуля ракету с автоматической следящей станцией. Об этом они вчера говорили. Командир сообщил, что запасы энергии пополнились и можно совершать прыжок, дело за Коростылёвым, сможет ли его организм перенести нагрузки. Вчера Коростылёву было много хуже сегодняшнего, и Алла предложила подождать ещё пару деньков, чтобы не рисковать.
– Нам не к спеху, – согласно ответил Командир, – днём раньше, днём позже, разницы никакой. Мне ещё надо маяк выставить и «сторожа». Как раз на целый день работы.
Операции, которые в обычной обстановке требовали одного, двух часов, он выполнял за полдня с бесконечной беготнёй взад-вперёд.
– Командир, вам помочь? – спросила Алла, обозначив себя на экране.
Командир помахал рукой и поднял к камере голову, она даже разглядела улыбку на его лице.
– Нет, один справлюсь.
– Вы, почему инструкцию нарушаете?
В переговорнике послышался его смех.
– Я их писал, я их и нарушаю, так что, ничего страшного. Если мы выйдем оба наружу, в звездолёте никого не останется, а это будет ещё более грубое нарушение. Ничего, не бойся, никуда я не денусь, – и он показал на шнур, тянущийся от скафандра, и ранец самоспасателя с торчащим соплом двигателя. Он продолжал работать, разговаривая с ней. – Как там наш больной?
– Сегодня значительно лучше, завтра собирается встать. Сердце, дыхание в норме. Работа всех органов наладилась. Теперь – режим, укрепляющее и питание.
– Ясно, – Командир слез с манипулятора и проверил установку аппарата на площадке. – Сейчас я вернусь, и мы запустим эту штуковину, ты даже сможешь нажать на кнопочку.
– Командир, я ему всё рассказала.
– Да? И как он воспринял?
– По-моему, это окончательно вернуло его, он больше не будет исчезать, если не произойдёт какой-нибудь сдвиг от стресса. Но отмалчиваться и дальше, было невозможно, он требовал позвать к нему ребят.
В переговорнике послышался вздох, Командир направил манипулятор в шлюз и исчез с экрана.
Его пальцы забегали по клавиатуре и на экране появились, сменяя друг друга, цифровые характеристики.
– Та-ак, смотри на этот экранчик, – он показал ей зеленоватое окошечко, в котором светилась десятка, сменившаяся девяткой, – как только выскочит ноль, сразу дави на эту кнопку.
На экране, показывавшем Алле Командира, полыхнуло пламя, ракета медленно поползла вверх, и они перешли к другому пульту. Здесь они ничего не трогали, только смотрели на экран, по которому перемещалась светящаяся точка.
– Мы ничего не будем делать? – спросила Алла, ожидавшая, что и здесь Командир начнёт нажимать на какие-нибудь кнопки или двигать рычажки, он покачал головой.
– Её компьютер ведёт.
– А мы?
– Мы следим, – и он принялся объяснять ей про сетку на экране, по которому двигалась светящаяся точка, про колонки цифр, бегущие сверху вниз на другом.
3
Проснулся Коростылёв злой, угрюмый и здоровый, если не брать во внимание небольшую слабость. Первым делом он огляделся, в каюте больше никого не было. Против ложа, у стены, стояли аппараты со змеящимися кабелями, прозрачными масками, экранами, вчера на все эти хитроумные лекарские приспособления он не обратил внимания. С другой стороны находились ещё два пустующих ложа. Он опустил на гладкий тёплый пол ноги и встал, коленки задрожали и, чтобы не упасть, ему пришлось ухватиться за спинку кресла. Постояв несколько минут, он двинулся для пробы в обход по каюте. Ноги перестали дрожать, и следующие шаги получились вполне уверенными. Это с непривычки, а не от слабости, подумал он. Сколько же я провалялся? Дня три, неделю? Судя по тому, что звездолёт вышел из системы, и накапливает энергию, никак не меньше недели.
На стенах каюты, расстилались пышные летние луга. Понятно. Зелёный цвет полезен для глаз. Он походил от двери до стены, кажется всё в порядке, спина всё-таки ноет, но это не беда, как-нибудь перетерпит. Для начала неплохо бы вымыться. Он огляделся. На полке лежало чистое новое бельё и серебристый комбинезон с оранжевой полосой. Он развернул его и приложил к себе, как раз его размер. Надевать чистый комбинезон на немытое тело не хотелось и, подхватив всё подмышку, он, как был в одних трусах, вышел из каюты. Оказавшись в коридоре, ведущим к левому лифту, Коростылёв вспомнил, что в медотсеке есть своя моечная и не надо таскаться по всему звездолету. Вернувшись назад, он посмотрел на план отсека и, найдя на нём брызжущий распылитель, опять пошёл к лифту – моечная находилась рядом с ним. Кроме душевых и ванн, здесь была ещё и сауна. Отрегулировав автомат, он сел на скамейку. Кабинка наполнилась горячим воздухом с горьковатым привкусом дубовой коры. Больше пяти минут Коростылёв не выдержал. Как огнём жгло молодую кожу на ранах.
Причёсываясь после душа, он оглядел себя в зеркало. Собственный вид не понравился ему. Какие-то злые, нехорошие глаза. Кожа на скулах натянута и шелушится, лоб хмурый и насупленный. Ещё эта кудлатая бородёнка. Отогнув перпендикулярно большой палец, он приложил раскрытую ладонь к бороде. А что? Если подправить – получится вполне ничего. Не ассирийская, как у Леклерка, русая и без завитушек. На досуге надо будет поэкспериментировать.
Коростылёв прошёл по длинному коридору, украшенному тёмными лесами, забавными зверушками, плодом чьей-то неуемной фантазии, вошёл в кабину центрального лифта и поднялся на палубу главной рубки. Дверь легко скользнула в сторону, и он оказался в главном зале звездолёта. Фигуры Командира и Додсон, сиротливо сидевших у пультов в разных концах, казались маленькими в непривычной пустоте. Коростылёв подошёл к командирскому креслу.
– Рад видеть тебя, Олег! – приветливо сказал Командир, вместе с креслом повернувшийся к нему и протягивающий навстречу руку.
– Моя помощь нужна? – спросил Коростылёв.
Он пожал протянутую руку и, отсалютовав подарившей ему радостную улыбку Алле, повернулся к Командиру.
Как же тот изменился! В первое своё пробуждение Коростылёв не заметил этого, а сейчас, в ярко освещённой рубке, перемены, происшедшие с Командиром, бросались в глаза. Ёжик на голове из посеребрённого стал каким-то сивым и неухоженным. Щёки ввалились и едва видные раньше морщинки сверху вниз бороздили их, под глазами синели припухлости. Кожа на лице одрябла и обвисла, а само лицо выглядело каким-то костистым. Только глаза остались прежними, но и в них затаилась усталость.
– Да, нет, – ответил Командир. – Мы вдвоём справляемся. Дрейф кончился, готовимся к прыжку. Ты мне вот что скажи, друг мой, как твоё самочувствие.
Коростылёв поморщился.
– Надеюсь, в этом звездолёте меня в последний раз спрашивают о самочувствии. Здоров я. Могу приступить к работе.
– Угу. Ну что ж, раз здоров, это прекрасно. Замечание твоё учтём, правда, Алла?
Коростылёв увидел, как они едва заметно перемигнулись. Он едва зубами не заскрипел.
– Какие-нибудь исследования на Планете проводились? – спросил он, хмурясь.
– То, что ты задал автоматам, никто не отменял, ни по икс пятой, ни по Планете. Исследовательский этаж к твоим услугам. После прыжка можешь приступать. Через два часа прыжок и ты знаешь инструкцию. Сейчас я вот, что хочу спросить. Ты уж извини, на звездолёте я об этом больше говорить не буду, но ответь. Ты помнишь, сколько пилюль концентратора проглотил?
Коростылёв задумался, припоминая.
– Три.
– А через какие интервалы ты их глотал?
– Первую, вторую… Ну, довольно большой промежуток времени прошёл. А третью – да. Часа два, наверное, прошло после второй. Но мне было совсем плохо, а потом стало лучше.
– Ты же знаешь, Олег, – голос Командира звучал мягко, он пытался убедить Коростылёва, не вызывая в нём обиды и раздражения, – что концентратор можно принимать не более одной штуки в сутки. А ты меньше, чем за сутки принял три. У тебя была большая потеря крови и кислородное голодание. А ты ещё больше усилил в нём потребность. Ты представляешь, какой дубиной огрел свои мозги?
– Если бы я их не огрел, – Коростылёв с усмешкой развёл руками, – навряд ли стоял сейчас здесь.
– Это всё понятно. Я не об этом. Ты должен пощадить свои мозги и дать им отдых. Вот я о чём. Если ты здоров, принимайся за свою работу, но только после прыжка. Инструкцию ты знаешь, – повторил Командир и развернул кресло к пульту, считая разговор оконченным.
Уговоры и сюсюканье для Коростылёва не годились, ему больше подходил несколько жестковатый тон, и Командир решил придерживаться его. Если бы Коростылёву от этого стало легче, он бы носил его на руках, как ребёнка, но тому требовалось мужское обращение, исключавшее всякие причитания.
Инструкция гласила, что все свободные от вахты в главной рубке, то есть практически почти весь экипаж, должны находиться в своих каютах, зафиксироваться в креслах и расслабиться. Внутри звездолёта прыжок был почти не заметен. Временами возникали перегрузки, но только временами, да на обзорных экранах звёзды метались в причудливо неистовом вихре.
– Олег, если хочешь, есть, выпей чашку бульона, но только одну, – Алла продолжала улыбаться и смотреть на него.
– Я бы и от хорошего бифштекса не отказался, – буркнул он, поворачиваясь к выходу.
– Бифштекс будет, но только после прыжка, и то маленький, – Алла на прощанье помахала ему рукой и тоже развернулась к пульту.
Вот оно что! Они опасаются за его мозги. Лифт нёс его вниз, и он разглядывал своё отражение в зеркальной стенке. Тоже, понатолкали этих зеркал куда надо, и куда не надо. Не хотят брать в свою компанию и не нужно. Нашёл же Командир звездолётчицу! Да она авиалеткой-то толком, наверное, управлять не умеет, а туда же – за пультом сидит. Нет, он зря так о ней думает, Алла молодец. Лифт остановился, и Коростылёв вошел в кают-компанию. Есть ему хотелось зверски. Когда проснулся, просто почувствовал голод, а сейчас желудок рвали на части настоящие спазмы. Никогда такого не было. Переход от звёздной пищи к нормальной, всегда малоприятный период, но такого голода он уже давно не испытывал, наверное, со времён Молодёжки.
В кают-компании всё цвело. Маки – целое поле красных маков уходило за горизонт. Розы самых причудливых видов, казалось, свешивают свои бутоны со стены в зал. Уж не ради ли него Алла устроила здесь цветочный фейерверк? К нему подплыла хозяйка, но он отстранил её. В кают-компании, как и в рубке, было непривычно пусто, эта повсеместная, нежилая пустота уже действовала на нервы. Подойдя к окошечку, он прочитал меню. Они не балуют себя разнообразием. Командиру еда, похоже, стала безразличной и Алла не утруждает себя лишними хлопотами. Он нажал на кнопку, через две минуты в окошечке показалась рука манипулятора с дымящейся чашкой бульона. Он ушёл в глубину зала и подозвал хозяйку.
– Чашку кофе, – заказал он, – маленькую порцию.
Запахи, расточаемые бульоном, ещё сильней разожгли аппетит, но, выпив чашку до дна, он ощутил сытость. Кофе показался ему слабым и невкусным.