Александр Коломийцев
Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму
– Гони! – крикнул он Клэр, вползая на трёх конечностях в рубку.
Его прыжок, возможно, спас их жизни. Пламя нового взрыва достигло пробоины на планетолёте, но вездеход уже промчался сотню метров. Воздух в скафандре восстановился и он отдышался. Сев за боевой пульт, выпустил назад, не считая, несколько ракет, а потом добавил лазером и уже после этого освободился от скафандра. Рука болела и плохо повиновалась. Вокруг раны комбинезон пропитался кровью. Он снял его до пояса и, согнав Клэр, сел в водительское кресло, а ей протянул раненую руку.
– Олег, а Штокман? – затаив дыхание, спросила она.
– Нету его, – он судорожно вздохнул и, преодолевая спазм, перехвативший горло, повторил: – Нет больше Штокмана, Клэр. Никого нет, вдвоём мы остались.
На этот раз их никто не преследовал, а только первые два десятка километров вокруг рвались ракеты. Попасть в вездеход, идущий на скорости в шестьсот километров и постоянно меняющий курс, с закрытых позиций, без наведения было практически невозможно, и Коростылёв только поглядывал на экраны, пока Клэр возилась с его рукой.
– Рана неглубокая, Олег, но рука обморожена, особенно края раны. Наверное, потребуется регенерация тканей.
– Для Битова это семечки, добраться бы только до него. Сейчас можно что-нибудь сделать? – спросил он. – До того как за неё возьмётся Битов, она мне потребуется.
– Конечно, давай перейдём в салон, а то мне неудобно. Сильно болит?
– Побаливает, – ответил он уклончиво. Сверившись с курсом, включил автопилот, и они перешли в салон.
Клэр смазала место вокруг раны какой-то мазью, от которой кожу начало покалывать, и наложила пластырь. Коростылёв поёжился.
– Что, больно? – спросила она, материнскими движениями поглаживая руку, и сострадательно заглядывая в глаза.
– Щекотно, – ответил он и передёрнул плечами.
– Это кровообращение восстанавливается, – она наклонилась и коснулась губами руки возле раны. – Только бы воспаления не было. Но я буду менять пластырь.
Боль постепенно исчезла и Коростылёв, поудобней устроив руку на подлокотнике, сидел с закрытыми глазами. Он не рассказывал Клэр, в каком виде нашёл Штокмана после взрыва, но его окровавленное, обезображенное тело стояло у него перед глазами.
– Не умеем мы воевать, – говорил он зло. – Столько смертей! Всё умеем, захотим, планеты передвигать сможем. А воевать не умеем. Никак не можем понять, что на войне убивают, и чтобы остаться в живых, нужно убивать первому. Надо было сразу – ультиматум и разрушить один, два, три, десять городов. Всё равно где. На востоке, западе, юге, севере. Зато наши были бы живы, и никто бы не погиб.
– И посеяли бы на веки вечные ненависть к Земле и человечеству, – мягко возразила Клэр.
– Тебя не переубедишь. Но Рэм мёртв, Джоз мёртв, Пьер, Юрген…
Действие болеутоляющего закончилось, а эффект мази усилился, руку чувствительно покалывало и он невольно поморщился.
– Что, больно? – Клэр присела перед его креслом и погладила руку.
– Терпимо. За каждого из них, я не знаю, я бы десятки уложил.
– Но как можно оценивать, чья жизнь дороже, чья дешевле?
– Ты так говоришь, будто тебе безразличны и Рэм, и Леклерк, и Али, и Джоз, – сказал он почти сердито. – Тебе главное – контакт. А чего он стоит, этот контакт?
– Ты меня обижаешь, Олег, – Клэр закончила массировать руку и выпрямилась. – Ну, как?
– Почти нормально. Только ослабела и там где рана, ничего не чувствую, – Коростылёв подвигал рукой, несколько раз сжал пальцы в кулак.
– Так и должно быть. Не волнуйся, Битов вылечит. Вот скажи, Олег, только отвечай не сразу, подумай, – Клэр стояла перед ним и внимательно смотрела в глаза. – Вот если бы поставили Рэма и рядом десять инопланетян, всё равно кого, первых попавшихся – солдат, женщин, детей, мужчин и сказали: возьми бластер и убей их, и Рэм будет жить. Ты смог бы это сделать?
Клэр тяготили высказывания её возлюбленного. Она не верила, что нежный и любящий Олег может желать кому-то смерти. Он стрелял и убивал, но на то была необходимость, иначе бы убили их самих, и, как она чувствовала, в первую очередь он защищал её жизнь, и жизни товарищей. Если бы дело касалось его самого, он бы нашёл способ избегнуть кровопролития. Её коробили рассуждения о хладнокровных убийствах, главным образом, потому что она считала своего Олега неспособным на них. Поэтому она не хотела, чтобы он говорил так, и вынуждала отказаться от высказываемых взглядов.
Коростылёв и без раздумий знал, что не сделал бы этого, но ему не хотелось сознаваться в собственной неправоте, и он упрямо сказал:
– Не знаю.
– А я знаю, что не сделал бы. Просто сознаться не хочешь, что не прав, и ни к чему такие разговоры.
– Прав, не прав. Какое это теперь имеет значение. Мёртвые не воскреснут.
Она вздохнула горестно и спросила:
– Что ты хочешь теперь делать?
– А что нам теперь остаётся делать? С блокпоста свяжемся со звездолётом. Запасной антенны на вездеходе нет. Придётся рисковать. Кто-нибудь прилетит за нами.
– А если там инопланетяне? Они наверняка заняли его.
– А Оскар? А Муся? Ты забыла о нашем друге Оскаре. Робот Оскар! – позвал Коростылёв строгим голосом. – Ну-ка, скажи мне основной закон роботов.
– Основной закон роботов, – немедленно откликнулся Оскар, – защищать жизнь людей, избавлять их от опасности.
– Вот видишь! Чего нам бояться с такими защитниками? – Коростылёв улыбнулся серьёзному тону робота. Робот, взятый им с «Дерзкого» определённо вызывал у него симпатию. Кто там утверждает, что все роботы на одну колодку? Их создатели – ребята с юмором и что-то такое вкладывают в кристаллические мозги своих питомцев. – Ты не волнуйся, мы пустим вперёд Оскара и Мусю, они всё обыщут, а потом мы сами войдём. Знаешь что, давай-ка, подкрепимся, – он поднялся и достал из стенного шкафчика коробку с капсулами.
– Я не хочу есть.
– Мы не будем есть. Мы восстановим силы. Бери свою дозу.
Клэр нехотя взяла две капсулы, сорвала с них упаковку и положила в рот. Мысль о засаде не давала ей покоя.
– А если инопланетяне перехитрят роботов, и будут переходить из одного помещения в другое, когда те будут обыскивать блок.
– Это невозможно, – Коростылёв даже улыбнулся страхам Клэр. – От звёздного робота не спрячешься. Мы с ребятами как-то пробовали от безделья во время дрейфа поиграть с одним таким экземпляром в прятки. Абсолютно бесполезно. Я даже затрудняюсь сказать, сколько у них имеется органов чувств. – Он выглянул в иллюминатор. Большой спутник находился против освещённой солнцем стороны Планеты, и насколько хватало взгляда, за бортом простирались сумеречная безжизненная пустыня. Вездеход мягко покачивался. Коростылёв потянулся и зевнул. – Ты не против, если я сосну часок?
– Поспи, конечно, я не хочу.
– Ну, хорошо. Маршрут заложен, защита включена, но, если что, буди меня. – Он раскинул кресло и, расстегнув застёжки комбинезона, лёг.
Сон тут же принял Коростылёва в свои объятья. Спал он глубоко и без сновидений. Ровно через час проснулся и, открыв глаза, вслушался. Негромко и ровно гудели двигатели, вездеход всё также мирно покачивался. Клэр сидела на подлокотнике и смотрела на него.
– Я тебя разбудила? Прости, – она нагнулась и погладила его по волосам. Движения её были нежными и ласковыми.
– Нет, я же сказал, что час посплю, – он обнял её за талию и попытался привлечь к себе, но она мягко высвободилась.
– Не надо, Олег. Я не могу. У меня внутри всё сжалось, смёрзлось, – она обхватила себя за плечи и закусила губу. Глаза её повлажнели и веки покраснели. – Я чувствую, мы скоро расстанемся.
– Ой, только про розы не говори, – произнёс он с лёгким раздражением.
Она соскочила с кресла и отвернулась. Плечи её тряслись от рыданий. Коростылёва, как ветром сдуло с ложа. Он положил ей руки на плечи и развернул к себе, прижав лицо к груди и запустив руку в мягкие каштановые волосы.
– Ну что ты говоришь, маленькая? Это же сущая чепуха. У тебя просто разыгрались нервы. Не надо было тебе входить в звездолёт.
Всхлипывая и шмыгая носом, Клэр лепетала:
– Нет, я чувствую, чувствую. А ты стал каким-то чужим и жёстким. Мне всё время хочется плакать, а ты смотришь на меня чужим взглядом. И мне ещё хуже.
– Да что ты, – растерянно проговорил Коростылёв, – я тебя люблю и, и люблю. Это обстановка. Мы не были готовы к такому. Никто. Это нас и выбило. Ну, перестань плакать, пожалуйста, а то я тоже заплачу. – Коростылёв и вправду почувствовал, что с глазами делается что-то непонятное, и быстро замигал. – Не плачь, лучше расскажи, что было, пока я спал.
Клэр ещё несколько раз шмыгнула и, утирая слёзы, виновато улыбнулась.
– Шёл дождь…
– Дождь?
– Ну, метеоритный. А ещё пролетел ракетоплан в сторону космодрома.
– Откуда он летел? – Клэр показала градусов тридцать от курса движения. – Понятно. Там у них военная база. Нас, конечно, засекли. В общем-то, теперь уже плевать. – Он прошёл в рубку и, сверившись с курсом, посмотрел на обзорный экран. Впереди уже маячили скалы, в которых прятался Остапчук, когда они сидели в засаде. – Мы приближаемся, – сказал он, возвращаясь в салон, и, чтобы развлечь Клэр, принялся инструктировать роботов: – Ну-ка, Оскар, задачу помнишь? Обыскать всё помещение, заглянуть во все ящики и шкафы, только радиостанцию не вскрывайте.
– Команду помню. Радиостанцию вскрывать не будем. Роботы разбираются в таких вещах.
– Знаешь, Оскар, в чём твой недостаток? – спросил насмешливо Коростылёв. – У тебя начисто отсутствует чувство юмора.
– У роботов нет недостатков. Роботы точно выполняют команду, согласно заложенных в них программ. Юмора в программах нет. Выполнить его не могу.
Коростылёв рассмеялся, и Клэр вступилась за робота.
– Не издевайся над Оскаром, он хороший.
Глава 7
1
Катера безмолвно, словно большие быстрые птицы, скользили в ночной мгле, серебрясь в свете Большого спутника. Серп Малого едва прорисовывался на горизонте. Внизу проплывали огромные пространства, погружённые в черноту, только на обзорном экране можно было разобрать поля, реки, леса. Иногда, видимые даже невооружённым глазом, попадались сияющие огнями лоскутки больших городов. Эфир наполняли непривычные земному уху звуки и мелодии. Мориссон подстроил переводчик. Шли развлекательные программы, сводки погоды, новости. О землянах, событиях на вилле не говорилось ни слова. Меняя волны, непоседливый связист порыскал по эфиру, и пилотская кабина наполнилась другими голосами. Раздавались слова команд, рапортов о передислокации частей, докладов о боевой готовности. Чьи голоса они слышали? Друзей или врагов? История многострадальной планеты делала новый виток. Агенты, державшиеся друг друга, как сиамские близнецы, вошли в пилотскую рубку и слушали эфир. На их непроницаемых лицах трудно было что-либо разобрать.
– Спроси, как их зовут, – сказал Мориссону Мартынов, сидевший за пультом управления без переводчика.
– Одного Оеулем, другого Яаньи, так примерно. Мне их имена на один манер слышатся, – ответил Мориссон и оборвал болтовню. – Тише, Фуше на связи.
– Что там, на корабле? – спрашивали с малютки. – Они передали сообщение?
– Я ещё не получил подтверждения, – доложил Мориссон, – жду с минуты на минуту. Сразу же передам вам.
– Пусть обстановку доложат поподробней. И спроси, есть ли у них связь с десантниками.
Они летели по коридору, сообщённому Мартынову на аэродроме. Радары передавали их друг другу, противовоздушная оборона молчала, военно-воздушные силы хранили нейтралитет. Коридор был важен для малютки, катер летел безбоязненно.
На связь вышел Джагоев.
– Командир принял сообщение. Они там сейчас переваривают его. Велел Фуше сразу же выйти на связь, как появится.
– Как у вас дела? Что наши друзья и недруги? – спросил Мориссон.
– Десантники запечатали выход на плато перед ущельем, правительственные войска наседают, у них там форменное сражение. Связь с ними поддерживаем, у них наш друг Уюнь командует. Его сбросили на парашюте для поддержки связи и корректировки с дивизией. Звездолёт прикрывает корабль зонтиком. Сверху нам никто не страшен. Командир днём для острастки так звезданул по одной вершине, только брызги полетели. Корабль обозначен огнями по регламенту, площадка освещена. Ждём.
Мориссон расшифровал донесение на кодирующей приставке и передал на малютку, где такой приставки не было. Фуше выслушал и велел произвести расчёт времени. На обзорном экране уже вырисовывались горы. До обсерватории оставался час лёта.
– Ты им скажи, пусть передадут Уюню, чтобы десантники обозначили себя зелёными ракетами или огнями. Мы им поможем, – приказал Фуше.
Ориентируясь на радиомаяк корабля, катера сделали разворот и снизились. Впереди земля озарялась вспышками, сквозь которые прорезалась цепочка зелёных огоньков.
– Сергей! – раздался из динамика голос Фуше, – снижаемся до километра, ты долетаешь до плато и развешиваешь иллюминацию, у нас нет таких приборов как у вас. Над плато разворачиваешься и делаешь круг. Сделайте с Нэдом пару залпов по технике, и иди к кораблю. Мы с Фёдором немного порезвимся ещё, надо помочь ребятам.
Плоскогорье, скалы осветились ярким светом. Внизу двигались танки, копошились как муравьи люди. Фуше тронул за рукав Форда и показал на обсерваторию, возле неё накапливался танковый резерв.
– Первым заходом засекаем позиции и танки, вторым – начнём обрабатывать.
Внизу расцвели взрывы от ракетных залпов с катера. От обсерватории до небольшого плато перед ущельем дорога шла между скал и танки противника, не ожидавшие нападения с воздуха, попали в ловушку. Мартынов, выполняя приказ, обстрелял бронетехнику и пошёл на посадку. Форд развернулся над горловиной ущелья и повёл катер над дорогой. Фуше, сея панику, посылал ракету за ракетой.
– Давай, Фёдор, давай, пока не разбежались, – приговаривал он сквозь зубы. – Над обсерваторией набери высоту и спикируй на скопление. Я их верхними ракетами обработаю.
Танки, как напуганные жуки, расползались в разные стороны. Их массивные тела облепили тёмные фигурки пехоты. Фуше, чувствуя подспудную вину перед северянами, за то, что оставляет их в самом начале борьбы, старался помочь им, чем мог и по мере возможности громил конкретного врага.
Форд сделал несколько заходов, и плато возле обсерватории озарилось кострами горящих танков.
– Армен, нас обстреливают, – предупредил он.
– Я чувствую, из-за защиты столько раз промахнулся. Отключи ты её и сам маневрируй. Давай ещё заход, и летим к позициям, ракеты кончаются.
Они дважды атаковали укрепления противника и Фуше, объявил:
– Ну, всё, осталось три бомбы. Ещё заход и идём на посадку.
Это были его последние слова. Взрыв. Вспышка. И катер просыпался на землю огненным дождём.
Мартынов, Виола, Мориссон и приходящий в себя на свежем воздухе Коротич, стояли возле корабля и наблюдали за то появляющимся, то исчезающим из поля зрения катером-малюткой. Мартынов с Мориссоном спорили, где может прятаться гаубичная батарея, обстреливающая позиции десантников. Мориссон доказывал, что за пять километров до обсерватории есть долинка, там она и стоит, Мартынову казалось, что батарея укрылась значительно ближе к ущелью. В само ущелье её снаряды, благодаря скалам, не попадали, только тропу, по которой они выбирались из него, временами засыпало градом камней. Откуда-то, со стороны обсерватории, в малютку летели ракеты, но она ловко увёртывалась от них. Виола шептала: «Хоть бы они кончали эти игры и возвращались. Ведь собьют же!» Мартынов её успокаивал:
– Ракета только взлетает, а катер меняет маневр и курс. Эх, слетать бы да накрыть эту батарею. Как мы её пропустили?
– Погоди, сейчас Фуше вернётся, – охлаждал его пыл Мориссон. – Может, они сами её раздолбают.
Витте, спустивший по трапу транспортные тележки для погрузки катера, посылал через усилитель из корабля на головы Мартынова и Мориссона всевозможные проклятья, но они отмахивались от него.
– Запас ракет должен кончиться, сейчас вернутся, – сказал Коротич, наблюдая за взмывающей в небо малюткой.
Тревога Виолы, словно внушением передалась окружающим, уже и Мартынов качал головой и осуждающе говорил:
– Не пойму Армена! Рассудительный человек, а вытворяет чёрт-те что! Чего на этой блохе скакать? Надо было оба катера сажать, пассажиров высадить и лететь на большом. Он для этого и предназначен и проку больше было бы. Зря я его послушал.
Четыре пары глаз напряжённо следили за малюткой и видели, как оборвался её полёт. Там, где только что был катер, в небе расцвёл огненный фонтан. Все стояли, как громом поражённые. В первый миг никто не поверил в случившееся. Это лучи восходящего солнца сполохом отразились от сверкающего корпуса! Но малютки не было, а вместо неё падали горящие обломки.
– Что же это? – тонко вскрикнула Виола и вцепилась пальцами в плечо Мартынова.
Мартынов, как во сне, сделал несколько неуверенных шагов и бегом бросился к катеру. Захлопывая за собой дверь, едва не ударил по голове лезшего вслед за ним Мориссона.
– Ты бы лестницу вначале убрал. Без суеты, я с тобой. – Мартынов запротестовал, но Мориссон, не обращая на него внимания, убрал лестницу и захлопнул дверь. – Теперь пошёл!
Едва взлетев, Мартынов начал набор высоты. Руки его автоматически управляли машиной, а мозг напряжённо работал, прокручивая в памяти сведения о способах борьбы с авиацией в войнах двадцатого – двадцать первого столетий. Почему их сбили? Применили самонаводящиеся ракеты, ракеты с фиксацией цели? А на малютке нет ни ракет ложных целей, ни противоракет защиты. Вся защита – автоматически меняющийся курс и скорость. Так что же произошло? Защита не успела сработать, или, или они её отключили, чтобы не мешала? Но им она тоже помешает! Рука его потянулась к кнопке, палец коснулся холодной пластмассы, но остался неподвижным.
– Нэд! – быстро прокричал он. – В начале атаки включи программу ложных целей.
Уроки не пропали зря. «Эх, Армен, Армен, как же ты мог поступить так опрометчиво! Ведь это война! За ошибки платят жизнью», – мелькнуло в голове, и Мартынов на миг похолодел. Ведь он сам об этом подумал только сейчас, а когда летал над позициями с людьми на борту, среди которых была и Виола, начисто забыл обо всех хитроумных ракетах. Так может и Фуше, и Форд тоже, сами вышли на линию огня, ибо знали – земляне воевать не умеют, а кому-то это делать нужно. Втихомолку улететь и бросить на произвол судьбы людей, кладущих для их спасения свои жизни, так земляне не поступают.
Поднявшись на пять километров, Мартынов заложил крутое пике. На экране проступили контуры двух ракетно-зенитных установок. Одна находилась у здания обсерватории, вторая в северной части двора, между ними в небо целилась параболической антенной станция наведения. «Жаль, обсерватория пострадает», – подумал Мартынов. Катер неумолимо нёсся к земле.
– Ну что же ты? – крикнул он Мориссону.
На обеих установках сверкнули вспышки пуска ракет, и катер вильнул по какой-то немыслимой, винтообразной спирали. Мартынову показалось, что он расслышал свист посланных в них снарядов.
– Катер выровняй! – теперь уже Мориссон кричал ему.
Мартынов стиснул штурвал и направил нос катера на несущуюся навстречу обсерваторию. Мориссон пять раз нажал на кнопку пуска и Мартынов ювелирным движением потянул штурвал на себя. Внизу бушевало пламя, рвались ракеты.
Гаубицы стояли там, где предполагал Мориссон. Они сделали два захода, и от них осталась груда искорёженного металла. Дорога к плато была пуста. Мартынов оглянулся на связиста, тот понял его без слов и согласно кивнул. Он опять набрал высоту и Мориссон обрушил на позиции ракетный залп. Выйдя из пике, Мартынов пролетел над окопами обороняющихся десантников. Катер землян приветствовали иллюминацией из осветительных ракет. Мартынов качнул плоскостями.
В корабле оставался только раненый Богданов. Предутренний ветерок взъерошил волосы, и Мартынов машинально пригладил их. Все расступились перед ними, и они с Мориссоном оказались в центре круга.
– Скорей всего они отключили защиту, и Форд не успел среагировать. Обстреливали с двух установок, – проговорил он, отвечая на немые вопросы. – Откуда они взялись? Когда возвращались сюда, по нам не было выпущено ни одной ракеты.
– Что теперь гадать! Эх-х! – Битов со стоном посмотрел на прочерченное первыми солнечными лучами небо. – Надо решать, что делать дальше?
– По-моему, всё давно решено, – бесстрастно вымолвил Витте. – Летим в Юолию. Марк, сообщи Командиру.
– Погоди, – остановил его Мартынов, – давайте уточним план, а потом уже доложим Командиру. На катере надо дополнить боезапас и энергию. Когда корабль сядет, на катере придётся патрулировать, звездолёт прикроет нас от ракет, но от всякой мелочи придётся отбиваться самим.
– Катер закрепим снаружи, и ты взлетишь перед посадкой, иначе мы потеряем много времени, да и без прикрытия на этот момент останемся, – Витте изучающе посмотрел на Мартынова. – Ты сумеешь отстыковаться?
– Не задавай глупых вопросов, кто бы меня в этот полёт отправил, если бы я не умел обращаться с катером? – огрызнулся Мартынов, недовольный тоном пилота. Он ещё не давал этому надутому Витте права командовать собой и, предупреждая его указания, заговорил сам: – Давайте для пополнения запасов, закатим катер в трюм, а потом уже закрепим для транспортировки. Мы с Нэдом сразу сядем в него и полетим в скафандрах. Ты согласен? – спросил у Мориссона. – По-моему, у нас тобой неплохо до сих пор получалось.
– Теперь уже ты задаёшь глупые вопросы. Не будем терять времени, подкатывай катер к трапу, – ответил Мориссон.
После гибели руководителя в группе наметилось сразу три лидера – Битов, Мартынов и Витте. К полновластию они не стремились, но боевые действия предполагают единоначалие, препирательства не способствуют их проведению. После разработки плана решили положиться на волю Командира.
– Центр представляет собой двухэтажное здание, построенное в виде замкнутого четырёхугольника, – объяснял Яаньи, – вход во внутренний двор под аркой. Вход в здание с внутреннего двора. Второй этаж – лаборатории, вычислительный центр, на первом живёт охрана, и находятся все подсобные помещения. Жилые комнаты для подопытного контингента расположены в подвале. Туда ведёт один вход, чтобы добраться до него нужно пробежать двадцать метров от центральной двери по коридору. Вход в здание постоянно закрыт дверью с кодовыми замками, вход в подвал тоже. Наружный двор охраняется солдатами и электроникой, при малейшей опасности всё пространство моментально простреливается. Для стрельбы используются разрывные пули. То же самое и в самом здании, у всех входных дверей и коридорных поворотов стоят охранники с автоматическим оружием. Захват нужно строить на внезапности и проводить молниеносно, иначе они умертвят всех.
– Какая у них связь с внешним миром? – спросил Битов.
– На втором этаже находится радиостанция, телефонный коммутатор и телеприёмники, там постоянно дежурят.
– Фуше считал, что первым делом нужно вывести из строя связь, – мрачно сказал Хайнелайнен. Последние события заставили его изменить своё поведение. – И перекрыть коридоры двумя группами, – добавил он.
– Где сейчас находятся пленники? – спросил Мартынов. – Это, по-моему, имеет первостепенное значение. В какое время с ними работают?
– Сейчас в Юолии наступает вечер, и пленников возвращают в их помещения. В это время захватить их удобнее, чем днём, когда они будут в лабораториях, – ответил Яаньи и, склонившись над планом, принялся объяснять расположение внутренних помещений и наружных огневых точек.
Витте уточнил размеры здания и покачал головой.
– Корабль придётся сажать перед аркой, во внутренний двор я могу не вписаться. Тебе, Сергей, надо будет сделать облёт и ликвидировать все огневые точки до нашей посадки.
С этим трудно было не согласиться, и Мартынов утвердительно кивнул.