Юрий Львович Гаврилов
Русские тексты
Набросок плана к циклу «Архитектура»
Василий на горке. Северо-Западная школа
Вознесение в Коломенском
Новодевичий монастырь. Колокольня
Иоанн Предтеча в Толчкове. Школа
Кижи
Пашков дом
Казанский собор
Ф. О. Шехтель
В. Г. Шухов
Дворец Советов
Мавзолей
Вологда
Шатровый стиль
Бове, Преображение в Ордынке
Русская культура
Карамзин Николай Михайлович
(1766–1826)
Несколько слов о категориях дворянского сословия и помещиках в частности
Карамзин родился в дворянской семье среднего достатка и сам был помещиком «средней руки», как выражался Н. В. Гоголь.
Среди русских дворян в то время примерно каждый десятый выслужил своё дворянство чином и никакого поместья и крепостных не имел.
Таков капитан Миронов, отец Маши («Капитанская дочка»), Молчалин («Горе от ума»), таков и Павел Иванович Чичиков, для которого мечта о покупке имения оказалась навязчивой идеей.
Очень богатый помещик начинался с 1000 душ, этому разряду лиц посвящен роман А. Ф. Писемского – «Тысяча душ»; в момент крестьянской реформы 1861 года таковых было менее 10 %.
Помещики, имевшие пятьсот и более душ, были верхней частью среднего класса, а помещики, обладатели 200–400 душ – это золотая середина дворянского сословия, их было около 30 %, и именно они – главные герои и творцы классической русской литературы конца XVIII – первой половины XIX века.
Н. Карамзин, В. А. Жуковский, сын помещика средней руки, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов (у бабки Е.А. Арсеньевой было в Тарханах, где вырос поэт, 600 душ), Н. В. Гоголь (у отца 400 душ) – сплошь выходцы из среднепоместного дворянства.
Наши школьные знакомцы: Чацкий, Ленский, Ларины, Гринев, Манилов, Собакевич – всё помещики средней руки.
Весьма невнятную категорию составляли владельцы 100–150 душ, но, впрочем, как замечает знаток этого вопроса, Н. В. Гоголь: «Надобно сказать, что у нас на Руси если не угнались еще кой в чем другом за иностранцами, то далеко перегнали их в умении обращаться. Пересчитать нельзя всех оттенков и тонкостей нашего обращения … у нас есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим двести душ, будут говорить совсем иначе, нежели с тем, у которого их триста, а с тем, у которого их триста, будут говорить опять не так, как с тем, у которого их пятьсот, а с тем, у которого их пятьсот, опять не так, как с тем, у которого их восемьсот; словом, хоть восходи до миллиона, всё найдутся оттенки».
Н. М. Карамзин не только родился и вырос в среде среднепоместного дворянства, он стал певцом этой части сословия.
Безнравственным «богатым и роскошным людям» Карамзин в своем творчестве противопоставляет «среднее состояние» дворянства, «братское общество провинциальных дворян» – очевидная идеализация поместного дворянского быта.
Любимый герой Карамзина – «сын русского коренного дворянина, ни богатого, ни убогого», выросший в сельской простоте патриархальной дворянской усадьбы.
Жизнь мелкопоместных дворян, про которых коллежская секретарша Коробочка говорила Чичикову: «У кого двадцать душ, у кого – тридцать, а таких, чтобы по сотне, таких нет» (у самой Коробочки 80 душ без малого); такие мелкопоместные помещики вели жизнь простую, но не скудную, вели натуральное хозяйство, кормились со своего именьица.
А если рядом жил очень богатый барин, то они попадали в зависимость от него («Дубровский»), из мелкопоместных был Евгений Васильевич Базаров, а Кирсановы – помещики средней руки.
Доходы помещика с 300–400 крепостных были достаточны, чтобы иметь приличную квартиру в центре столицы, хороший стол, выезд; или годами жить за границей.
Доходы с имения не позволили Николаю Михайловичу служить в гвардии, но были достаточны для начала издательской деятельности и для поездки в 1789–1790 году по Германии, Швейцарии, Франции и Англии.
Масон, издатель, писатель, реформатор языка и литературы
Карамзин прожил как бы две жизни.
В первой он щедро отдал дань модным увлечениям и заблуждениям своего века, вел образ жизни активный и общественный.
Еще в Симбирске вступил в масонскую ложу (1784) «Золотого венца», а в Москве стал членом «Дружеского ученого общества», основатели и виднейшие члены которого, И. Г. Шварц, Н. И. Новиков, Р. А. Кошелев, В. И. Баженов – всё сплошь были масоны.
Однако, масонская мистика С. И. Плещеева и Р. А. Кошелева, который вовлек в мистицизм императора Александра I, была чужда здравомыслящему Карамзину, и он постепенно отошел от масонов.
Поездка во Францию во время революции 1789 года убедила Николая Михайловича в различии исторических судеб Европы и России.
Вернувшись в Москву, он начинает успешную издательскую деятельность и публикует в своем «Московском журнале» повесть «Бедная Лиза» – этот манифест русского сентиментализма, господствующего направления в западноевропейской культуре, получившее название по «Сентиментальному путешествию» причудливого англичанина Лоренса Стерна.
Сентиментализм, провозгласивший приоритет чувств (сантиментов) над разумом, как нельзя лучше подходил для реформы русского литературного языка.
Карамзин отказывается от тяжеловесных конструкций классицизма, его архаичной лексики; стиль Николая Михайловича – легкий, гальский, изящный, но не без жеманства.
Карамзин выполнил огромную подготовительную работу для А. С. Пушкина, иначе «Евгений Онегин» вызвал бы шок в русском образованном обществе.
Огромной и нетленной заслугой Николая Михайловича является обновление русской литературной лексики; самые обычные обиходные слова не существовали до Николая Михайловича: промышленность, влияние, влюбленность, общественный, человечный, достижимый, подозрительность – ими можно исписать несколько страниц…
Слабой стороной языковых новаций Карамзина было пренебрежение к простонародному языку, а Пушкин говорил: «…не худо нам иногда прислушаться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком…».
Первый этап жизни Николая Михайловича завершался, Карамзин был успешен во всех своих начинаниях, но прежние поприща уже не приносили ему удовлетворения, душа его жаждала подвига, труда непомерного и непосильного.
В новую свою жизнь Карамзин вступал с твердой уверенностью в том, что «…Для нас, Русских с душею, одна Россия самобытна, одна Россия истинно существует; все иное есть только отношение к ней, мысль, привидение. Мыслить, мечтать можем в Германии, Франции, Италии, а дело делать единственно в России…».
Историограф Российской империи
31 октября 1803 года император Александр I даровал Николаю Михайловичу звание историографа с жалованием в 2000 рублей в год (оклад профессора университета).
После смерти Карамзина титул историографа пытались получить М. П. Погодин С. М. Соловьев, но Николай I отверг их притязания.
«Пострижение в историки» означало для Карамзина отказ от любой другой работы.
В 1811 году Николай Михайлович написал «Записку о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях», которая стала идейным ядром «Истории государства Российского».
«Записка» Карамзина – выражение крайнего консерватизма русских верхов, реакция на ужасы французской революции.
В 1816 году Николай Михайлович переехал в Петербург, на даче в Царском Селе (царь поселил его рядом с собой) его часто посещал Пушкин, они спорили, до обид и ссор – и не могли расстаться.
В 1818 вышли восемь томов «Истории», за месяц трехтысячный тираж разошелся – неслыханный успех.
Великосветские дамы учились читать по-русски, чтобы засесть за Карамзина.
«Это было в феврале 1818 года. Первые восемь томов «Русской истории» Карамзина вышли в свет. Я прочел их с жадностью и вниманием. Появление сей книги (как и быть надлежало) наделало много шума и произвело сильное впечатление… Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом», – вспоминал А.С. Пушкин.
Но ему же принадлежит эпиграмма, обидевшая Николая Михайловича:
В его истории изящность, простота
Доказывают нам без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
Начиная неподъемный труд, Карамзин писал:
«Но и простой гражданин должен читать Историю. Она мирит его с несовершенством видимого порядка вещей, как с обыкновенным явлением во всех веках, утешает в государственных бедствиях, свидетельствуя, что и прежде бывали подобные, бывали еще ужаснейшие, и Государство не разрушалось; она питает нравственное чувство и праведным судом своим располагает душу к справедливости, которая утверждает наше благо и согласие общества».
Но, иной раз, глядя на историю, Карамзин видел в ней лишь «случай, неизбежность и слепую судьбу».
Библиография:
Карамзин Н. М. «История Государства Российского», М., 1989 в 12 т. Или любое издание
Карамзин Н. М. «Письма русского путешественника» М., 1988 или любое издание
Карамзин Н. М. Избранные сочинения в 2 т. М.-Л., 1964
Погодин М. Н. Николай Михайлович Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников» ч.1–2, М.,1866
Сиповский В. В. Карамзин Николай Михайлович, автор «Писем русского путешественника», СПб., 1899
Эйдельман Н. Я. Последний летописец, М., 1983
Смирнов А. Ф. Николай Михайлович Карамзин. М., 2008
Платонов С. Ф. Речь о Карамзине. Соч., т.1
Лотман Ю. М. Сотворение Карамзина. М., 1998
Из жизни вождей…
Записки на салфетках
Ленин и дети
Однажды Ленин шел зимой по лесу и встретил волка.
Ленин испугался и залез на елку.
Зощенко узнал об этом и написал рассказ «Ленин на елке».
Поэтому мы и говорим, что Ленин любил детей, а Троцкий – оппортунист.
Троцкий – оппортунист
Ленин с детства питал слабость к паровозам. Как увидит локомотив, так и норовит съездить куда-нибудь в Финляндию и обратно.
Поэтому революция – локомотив истории, а Троцкий – оппортунист.
Как Троцкий отмолчался
Ленин был очень честный, и к тому же прирожденный конспиратор. Однажды он разбил у тети чашку и не сознался.
И Троцкий промолчал. Потому что он был оппортунист. И еще потому, что он ничего об этом не знал и никогда у ленинской тети не был.
Ленин и Горький-буревестник
Ленин и Горький были друзья-соратники. Водой не разольешь. Одно плохо – Горький ни в чем с Лениным не соглашался. А Ленин ему ничего доказать не мог. Только Ленин рот откроет, чтобы объясниться, а Горький уже басит:
– Весь в словах, как рыба в чешуе.
И Ленин тут же терялся. Не знал, хорошо это – в чешуе или хуже некуда.
От смущения у Ленина начинало чесаться подмышками, а Горький хохотал до слез и приговаривал:
– Свою сыпь чеши, а чужую не тронь!
Очень Горького задело, что Ленин его простыни в лондонской гостинице рассматривал и даже щупал. Не было за Горьким греха, оттого он с Лениным и не соглашался ни в чем.
Ленин и ходоки
Ходоки были грязные, вшивые, вонючие, но Ленин их очень любил. Судите сами: Ленину по бедности наливали пустой морковный чай, от которого Ленин, в конце концов, пожелтел и умер, а ходокам подавали лучшие сорта китайского цветочного чая, к чаю – сушки, баранки, цукатные хлебцы, пастилу клюквенную и варенье нескольких сортов.
А ходоки врали, что крестьян грабят, нет ни гвоздей, ни ситцу, ни керосина – Ленин и это терпел и всегда хлопотал, чтобы ходокам дали с собой побольше душистого варенья из алычи и клюквенной пастилы.
А Троцкий ходоков не принимал, он был оппортунист и ел варенье и пастилу сам.
Ленин и печник
Однажды зимой 20-го года Ленин гулял по лесу, встретил мужика и стал расспрашивать его о жизни народа. Мужик был голоден и отвечал грубо. Ленин рассердился на мужика и пошел домой.
На ужин Ленин ел отварного судака, сырники без сметаны и пил морковный чай без лимона и сахара, потому что был аскет.
А мужик добрался до дому, побил жену и завалился спать, чтобы не так сильно есть хотелось.
Наутро у Ленина разболелась голова от угарной печи. Позвали печника. Ленин признал в нем мужика-грубияна. Мужик тоже узнал Ленина и испугался, что его высекут на конюшне. От страха он забыл устройство печи. Но Ленин успокоил мужика, и тот хорошо починил трубу. Ленин поблагодарил печника, пообещал ему новый тулуп и дал записочку в ЧК, где оставалось много всего от расстрелянных.
С тех пор печник не бьет свою жену.
Ленин и Сталин
Ленин очень любил Сталина и называл его «чудесный грузин». Впоследствии выяснилось, что Ленин принимал за Сталина Серго, но и того называл Анастасом.
А Троцкий Сталина ни с кем не путал и очень не любил.
Поэтому мы говорим, что Сталин верный ученик и соратник Ленина, а Троцкий – оппортунист.
Больше всего на свете Ленин любил сидеть со Сталиным на белой скамеечке в Горках. Что и отражено на знаменитой фотографии. Правда, если взять хорошую лупу, то видно, что Ленин и Сталин сидят на разных белых скамейках.
А Троцкий всегда сидел на двух стульях, он был оппортунист и двурушник.
Сталин – любимый ученик Ленина
Вообще-то у Ленина любимых учеников не было, а были две любимые ученицы: Инесса Арманд и Анжелика Балабанова. Причем вторая – одна на двоих с Бенито Муссолини.
Такая вот загогулина.
Напутал все Троцкий, известный оппортунист.
А партия никогда не ошибается, поэтому Сталин – любимый ученик Ленина.
Сталин – альпинист
У Сталина было большое сердце и он искренне пожалел Троцкого, узнав о его смерти. «Запутался в своих сетях», – сказал Сталин, хотя правильнее было бы «в чужих ледорубах».
Поэтому мы говорим, что Сталин – альпинист и лучший друг физкультурника.
Ленин и чай
Поистине, роковую роль сыграл в жизни вождя мирового пролетариата морковный чай.
Ленин пристрастился к нему во время ссылки в Шушенское. Скорее всего, причиной этой безумной тяги Ильича к морковному чаю было то, что он ел слишком много мяса, баранины и зайчатины, по пуду в неделю.
Ленин заваривал морковный чай, тер в порошок, нюхал и даже курил тайком в огороде. Надежда Константиновна ловила его за всеми этими позорными занятиями, наказывала, отрешала от ложа, наставила на паях с Иваном Курнатовским рога Ильичу, но все было тщетно – за уши невозможно было оттащить Ленина от сушеной моркови, хотя Сибирь и была набита под завязку лучшими сортами китайских чаев.
В Западной Европе моркови не знают, да и сушить тертую морковь было решительно негде – съемные квартиры, переезды бесконечные, теща.
У Ленина спала отечность, желтизна, он начал кататься на велосипеде с Инессой Арманд и Анжеликой Балабановой.
Но в революционной Москве неожиданно наступил рецидив болезни.
Дело в том, что Дзержинский, будучи иезуитом, в поисках аскезы пристрастился к морковному чаю.
Рыбак рыбака, а извращенец – извращенца…
Тут и Крупская, и Мария Ильинична, и доктор Елизаров, и даже комендант Кремля матрос Мальцев, и сам Семашко оказались бессильны.
Запрутся Ленин с Дзержинским, вроде как по делу: допрашивают или пытают кого, а сами дуют самовар за самоваром, а то нанюхаются, обкурятся до одурения – от людей стыдно.
Постановления Политбюро, резолюции СТО, приказы Троцкого и РВС – как о стену горох.
Феликс Эдмундович начал поскрипывать и позвякивать на ходу, бородка клинышком – и та стала ржавая.
Суровая Софья Сигизмундовна тайком смазывала мужа постным маслом.
А Ленин повредился в уме: повелел все поля в РСФСР засеять морковью, потом разучился говорить и совсем окосел – ходя ходей. Пришлось его запереть в Горках.
Говорят, будто бы незадолго до смерти Ленина, кое-кто видел, как жена Сталина Надежда сушила на противне морковь и перетирала в ступке.
А Ленин опять пожелтел и умер.
Ленин и Каплан
Едва Ленин пришел в себя после покушения, он велел доставить ему Фани Каплан.
– Как же вы, вздорная слепая старуха, дерзнули? – грозно спросил вождь.
Каплан только губами пожевала и ничего не ответила.
– А почему Вы стреляли в темноте? Чтобы смешнее было?
– В темноте сподручнее. Прохладно. А стрелять я и вовсе не умею, – и она опять пожевала губами.
Ей было обидно: в кои-то веки какой-то кавалер взял ее за руку на улице, довел до столба, велел его ждать, а сам не вернулся.
И Ленину было досадно, что аппарат подобрал ему такую террористку: немолодую, некрасивую, плохо одетую, совсем слабовидящую и несчастную.
Матрос Мальков соврал, что своими руками с помощью Демьяна Бедного сжег Каплан в железной бочке,
Ленин спас Фани, долгое время она была инструктором школы НКВД – обучала слепых снайперов, потом следы ее затерялись.
Набросок плана к циклу «Русская культура»
Пушкин, Гоголь, Гончаров, Толстой, Достоевский, Чехов, Горький, Бунин
Зощенко. Платонов, Булгаков, Пастернак
Чайковский, Рахманинов, Шаляпин, советская фортепьянная школа, скрипичная школа
Серебряный век
Последняя плеяда
Менделеев – АБ – Вавилов – ВИИР
Королев – Гагарин
Солженицын – Сахаров
Фольклор: былины, сказки, пословицы и поговорки
